Текст книги "Нездоровые женщины. Почему в прошлом врачи не хотели изучать женское тело и что заставило их передумать"

Глава 6
Заразные удовольствия

В1850 году физиолог и невролог Маршалл Холл посетил женщину, которая приехала в Лондон, чтобы излечиться от таинственного заболевания матки. Ей, жене бедного деревенского священника, подруга-аристократка посоветовала обратиться к своему личному врачу, который особенно увлекался неприемлемым для Холла инструментом: влагалищным зеркалом. В статье журнала Lancet невролог с трудом описал происходящее во время возмутительной процедуры, свидетелем которой стал [1]. Врач брал металлические пластины, помещал их в нужное место и раскрывал, а затем внимательно рассматривал вульву, влагалище и шейку матки на предмет язв, повреждений и воспаления. Когда шейка матки женщины была видна, можно было применять лекарственные средства. Врач использовал каустики[14]14
  Каустика в медицине – прижигание тканей раскаленным металлом или едкими веществами.


[Закрыть] для прижигания пораженных тканей, инъекции воды или пищевой соды для устранения инфекции, а также пиявок для избавления от излишков крови.

По мнению Холла, этот жадный до денег «любитель зеркал», вторгнувшись внутрь жены священника своим чудовищным орудием, способствовал развитию «новой прискорбной формы истерии». После многочисленных осмотров и курсов лечения женщина оказалась одержима тем, что происходило у нее ниже пояса. Она стала «капризной и извращенной», а ее речь – «неразборчивой». Холл считал, что ее «маточные органы» были совершенно здоровы, однако разум отравлен.

С помощью зеркала она узнала, что происходило в укромных уголках ее тела, и теперь не могла думать о чем-то другом. Для порядочных жен викторианской Англии даже небольшая осведомленность о своем теле считалась опасной.

Холл поставил диагноз «маточная ипохондрия», который можно сравнить с бешенством матки. Невольной жертвой оказался несчастный муж пациентки, для которого Холл не мог представить «более тяжелого страдания». Чтобы спасти других мужчин, Холл считал необходимым устранить причину болезни: любители зеркал должны были отложить свои инструменты и больше никогда не посягать на скромность пациенток.

С 1830-х годов влагалищное зеркало становилось все более популярным в акушерстве и гинекологии Англии. Инструмент, позволявший врачам заглянуть внутрь тела женщины, был неоценимо полезен в диагностике и лечении различных заболеваний. В прошлом медики полагались на пальпацию живота и только в случае крайней необходимости вводили пальцы во влагалище, прощупывая органы изнутри. Осмотр методом прикосновения врач проводил стоя, практически не глядя в направлении изучаемых гениталий, чтобы не нарушить границы отношений врача и пациентки [2]. Однако зеркало позволило перейти от неловких прикосновений к объективной силе зрения. Теперь врачи могли осмотреть органы, которые были загадочным источником женских страданий.

Несмотря на свою пользу, влагалищное зеркало имело много ярых противников, таких как Холл. Они считали, что оно нарушает рамки приличия, которых гинекологи должны строго придерживаться при лечении женских болезней, ведь позволяют проникать внутрь женского тела и обнажать его запретные части.

Холл был убежден, что использование зеркала превратит женщин в эротических истеричек.

Его взгляды находили отклик у многих членов викторианского гинекологического сообщества. Для них целомудрие женщины было неразрывно связано с ее моральными качествами и здоровьем, поэтому зеркало воспринималось как нарушение строго охраняемых социальных и телесных границ. Стремление сохранить невинность и чистоту часто ценилось выше объективных знаний о женском теле, болезнях и боли. Холл заявил, что после осмотра зеркалом женщина «становится уже не такой нежной и чистой, как прежде» [3].

К счастью, не все врачи считали, что моральные нормы важнее качественной медицинской помощи. Акушер Уильям Джонс осознавал важность нового инструмента для понимания женского тела за пределами «невежества и суеверий» прошлого [4]. Другие врачи оценили его преимущества для лечения «протейоподобных» болезней матки и ее шейки и пришли к выводу, что для постановки диагноза осмотр гораздо эффективнее пальпации. Как мог врач, не видя органы, точно установить причины тазовой боли и менструальных проблем, на которые жалуется пациентка?

И все же, хотя сторонники влагалищного зеркала и были гораздо более прогрессивными, они, как и раньше, скептически относились к описаниям, которые пациентки давали своим симптомам. Тот же Джонс говорил о «тщетных» усилиях наивных врачей, которые доверяли «расплывчатой информации», предоставленной женщинами [5]. Такое было вполне типичным для того времени, однако сторонники использования зеркала хотя бы стремились облегчать страдания женщин, а не замалчивать их. Тем не менее оно было элементом власти и контроля, позволяя врачам получить знания, недоступные самим женщинам. В итоге основное преимущество влагалищного зеркала заключалось в том, что оно помогало предотвратить многие причины бесплодия, которое стало главным препятствием на пути к «человеческому счастью» [6]. Ведь главное, что здоровая и плодородная матка делала женщину счастливой и фертильной.

Негативное отношение к влагалищным зеркалам достигло пика 28 мая 1850 года, когда Роберт Ли, профессор акушерства больницы Сент-Джордж, прочитал лекцию на эту горячую тему в Королевском обществе медицины и хирургии для более чем 300 членов общества. Ли признал, что влагалищное зеркало ни в коем случае не было современным изобретением. Он упомянул о некоторых более ранних страшных приспособлениях, например бронзовом трехстворчатом безобразии, найденном археологами в 1818 году при раскопках руин Помпеи, а также не менее пугающей версии XVI века, которая использовалась при лечении язв и разрывов. Однако он ничего не сказал об инновации Мари Гиллен Буавен – французской акушерки, которая опередила Мариона Симса в изобретении двустворчатого зеркала минимум на 20 лет и всего за 25 лет до выступления Ли разработала зеркало типа «утконос», которое чаще всего используется современными гинекологами. На самом деле история влагалищных зеркал не была главной заботой Ли. Больше всего его беспокоила угроза, которую неправильное использование этого инструмента представляло для профессиональной гинекологии.

Уильям Джонс ужаснулся, когда лектор заявил, будто заболевания шейки матки – это следствие чрезмерной диагностики женщин, готовых совать деньги в карманы шарлатанов.

Джонс знал, что осмотр зеркалом позволяет врачам увидеть и вылечить ранние изменения, которые могут привести к развитию серьезных заболеваний. Однако Ли настаивал на том, что случаи настоящей язвы и эрозии шейки матки крайне редки. Кроме того, для него не существовало опухолей, кист, полипов и миом, которые он не смог бы обнаружить пальцами.

Ли считал, что при лечении у молодых незамужних женщин таких «нервных расстройств», как болезненные, обильные, нерегулярные менструации или патологические выделения, влагалищное зеркало было не только бесполезным, но и опасным, поскольку могло «разрушить структуры», то есть разорвать девственную плеву. Холл был согласен с этим утверждением. Ли полагал, что использование зеркала имеет смысл лишь при осмотре замужних бесплодных или бездетных пациенток, поскольку для них это последняя возможность вылечить опасные заболевания. По его мнению, при раке матки зеркало причиняет вред и не должно применяться. Ли слишком ожесточенно доказывал, что влагалищные зеркала бесполезны и вредны, но на самом деле все эти возражения делались из страха, что использование нового инструмента отрицательно скажется на сексуальной нравственности викторианских женщин.

Некоторые гинекологи считали, что зеркало способно открыть ящик Пандоры: якобы, если стимулировать вульву, влагалище или шейку матки женщины зеркалом, в ее теле начнется ураган сексуального желания, которой она не сможет контролировать. Холл пошел еще дальше и заявил, что у большинства женщин формировалась «отвратительная привязанность <…> к практике и врачу» [7]. Сложно поверить, что мужчины вроде Холла полагали, будто гинекологическое зеркало способно возбудить женщину. Сегодня известно, что чувство стыда осложняет гинекологическое обследование у многих женщин. Национальная служба здравоохранения и благотворительные организации помогают развеять слухи о том, что мазки – это нечто стыдное и болезненное, и внушают женщинам, что гинекологический осмотр необходим для заботы о здоровье. Однако женщинам с хронической болью во влагалище и вульве, в том числе страдающим эндометриозом и вульводинией (плохо изученное заболевание, вызывающее жжение, покалывание и сильный дискомфорт в области вульвы), взятие мазка может доставлять невыносимый дискомфорт. При вагинизме, из-за которого мышцы влагалища напрягаются и сокращаются, взятие мазка может стать очень тревожным мероприятием или даже невозможным физически. Также осмотр влагалищным зеркалом может оказаться очень травматичным для женщин, переживших сексуальное насилие.

Хотя в середине XIX века большинство врачей не беспокоились о том, что чувствуют женщины во время медицинских процедур, некоторые хотя бы понимали, насколько пугающим может быть осмотр зеркалом. После лекции Ли доктор Томас Литчфилд рассказал о своей замужней пациентке с «неопределенной маточной проблемой», которая заявила, что она лучше умрет, чем позволит так вторгнуться в свое тело [8]. Однако он решил, что страх вызван скромностью, а не стремлением предотвратить вмешательство в свой организм.

Некоторые врачи пытались свести к минимуму стыд женщины, позволяя мужу или другому члену семьи присутствовать при осмотре.

Другие, включая личного акушера королевы Виктории по имени Чарльз Локок, настаивали на том, что при правильном использовании зеркало «не несет в себе ничего аморального и не угрожает чистоте». Если пациентка лежала на боку, стратегически собрав юбки, эта процедура была не более стыдной, чем осмотр горла [9]. Тем не менее Локока больше волновало сохранение собственной респектабельности, чем чувства пациентки.

Для Ли и Холла приватность осмотра значения не имела. Английская скромность была беззащитна перед инструментом, который ассоциировался с дегенерацией и пороком. Многие сторонники влагалищных зеркал учились в 1830-х годах в Париже, где участвовали в осмотрах проституток в качестве врача и наблюдателя: с 1810 года, когда французское правительство издало законы, регулирующие проституцию, секс-работницам пришлось регулярно посещать специальные диспансеры для влагалищных и ректальных осмотров на предмет сифилиса и гонореи. Если на вульве, шейке матки или во влагалище обнаруживали подозрительные язвы, женщину направляли в венерическое отделение закрытой женской больницы, например Сен-Лазар, которое походило на тюрьму. Пациентка находилась там до выздоровления. Филипп Рикор, который в то время занимал должность главного хирурга Парижской венерологической больницы, называл зеркало «орудием медицинской полиции» [10]. Так для женщин пугающие створки зеркала стали «правительственным пенисом».

Страх, что женская сексуальность может уничтожить ценности среднего класса, стоял за медицинскими идеями о влиянии репродуктивной системы на эмоции и поведение женщины. Холл оказался лишь одним из многих врачей, считавших, что истерия и ее неуправляемая сестра нимфомания (одержимость сексом) представляют ряд эмоциональных и поведенческих симптомов, вызванных чрезмерным возбуждением нервной системы в ответ на скрытое заболевание половых органов. Другими словами, Холл просто по-новому интерпретировал старое уравнение больная матка х слабые нервы = больная женщина. Главным вкладом этого ученого в медицину стала его теория 1833 года о рефлексах, которая объясняла, как нервная система вызывает непроизвольные действия в ответ на стимулы в железах или мышцах. Поэтому он считал, что если женские гениталии или матка стимулировались, нервная система вызывала появление множества неконтролируемых симптомов.

Хирург-офтальмолог Роберт Бруденелл Картер считал, что истерия – это расстройство нервной системы, вызванное чрезмерными эмоциями женщины.

Мужчины, по его мнению, имеют иммунитет к истерии, потому что наделены здравым смыслом и интеллектом. Однако женщины находятся «во власти» [11] чувств, поэтому неспособны к рациональному контролю, необходимому для предотвращения болезней тела и разума. Если к «силам, во власти которых находится женщина», добавлялось «сексуальное желание», у нее неминуемо начиналась истерия. Это объяснялось тем, что моральные законы обязывали женщин скрывать подобные чувства [12], в то время как мужчины могли «искать удовлетворения», чтобы, так сказать, выпустить пар. И Картер не считал, что женщинам можно дать аналогичное право ради сохранения их здоровья. Он был жестким консерватором и полагал, что женский пыл нужно гасить всеми возможными средствами. Например, он заставлял пациенток крутить тяжелое колесо часами, рассказывать свои секреты, ложиться спать рано с короткой свечой, убеждать других в своей беременности, немного заниматься астрономией и полностью отказаться от чтения.

Картер настаивал на том, что любое внимание, уделяемое женщиной своим половым органам, оказывает пагубное воздействие на ее физическое и психическое здоровье.

А вагинальное зеркало вызывало именно такое внимание, особенно у девушек, стремящихся удовлетворить свои «похотливые желания» [13]. Симптомы, на которые девушки часто жаловались, например вздутие живота, боль в нем, нарушения менструального цикла и «тяжесть в матке», считались ипохондрическим бредом, «возникающим из-за привычки думать и говорить о половых органах». Раньше такие проблемы обычно вызывали сексуальным расстройством и «лечили» замужеством, но теперь женщины стали так зациклены на зеркалах, что от их нравственности не осталось и следа. «Я не раз видел незамужних девушек из среднего класса, которые из-за постоянного использования зеркала морально опустились до проституток, – признался Картер. – Они стремились доставить себе такое же удовольствие, практикуя одиночный порок» [14].

Под одиночным пороком Картер подразумевал мастурбацию. Врачи, считавшие, что чрезмерное сексуальное желание приводит к женским болезням, называли ее самой опасной привычкой, которую только можно вообразить. «Здоровое» сексуальное удовлетворение, по их мнению, можно было получить лишь на супружеском ложе. При этом женщины должны были послушно вступать в половой акт с мужем ради продолжения рода, а не собственного удовольствия. Если она осмеливалась сама наслаждаться процессом, у нее, по мнению врачей того времени, возникали ужасные симптомы, несмотря на отсутствие активного участия и деструктивной склонности к сексуальным излишествам. Теория о рефлексах поддерживала предположения о том, что прикосновения к клитору приводят к нервным расстройствам. Поскольку этот орган с XVI века считался необходимым исключительно для женского сексуального удовольствия, его продолжали патологизировать и считать инструментом разврата.

По словам Сэмюэла Эшвелла, гинеколога из больницы Гая, «сексуальная страсть», вызванная необычайно чувствительным клитором, «подавляла всякое чувство скромности и деликатности» у молодых незамужних девушек [15]. Этот врач лечил многих девушек, «измученных движениями своих пальцев», чья «часть тела» стала воспаленной и изъязвленной. Эшвелл наблюдал такие симптомы, как головная боль, нарушения менструального цикла, потеря памяти, сентиментальные мысли, желание привлечь к себе внимание и приступы истерии. Считалось, что бесконтрольная мастурбация может привести к полномасштабной нимфомании, которая, по мнению Эшвелла, происходила «исключительно от возбужденного, увеличенного и чувствительного клитора» [16].

Сегодня известно, что головка клитора содержит около 8000 нервных окончаний. Ее чувствительность в наполненном кровью состоянии – это биологический факт. Однако в то время, когда сексуальное желание женщины считалось патологией, размер головки клитора и ее чувствительность служили диагностическим доказательством того, что болезнь вызвана самой женщиной. Если головка оказывалась слегка набухшей, Эшвелл рекомендовал покой, холодные ванны, пресную пищу, спринцевание химическими растворами и растительные тоники. Считалось, что все это поможет устранить эротическую лихорадку. В более серьезных случаях следовало попробовать каустики или пиявок.

Если головка клитора во время осмотра была очень большой и «чрезмерно чувствительной», что вызывало желание «механического раздражения», женщине уже нельзя было помочь. В такой ситуации оставалось лишь хирургически удалить орган.

Клиторидэктомия, хирургическое удаление головки клитора, – один из самых шокирующих методов «лечения», применявшихся к женщинам на протяжении истории медицины. Связь такой операции с контролем над женской сексуальностью восходит к Римской империи. Однако для некоторых викторианских гинекологов эта ужасающая практика была не только медицинской, но и моральной необходимостью. В 1858 году Исаак Бейкер Браун, лондонский акушер-гинеколог, преподнес ее как нравственный крестовый поход. Браун был членом Королевского колледжа хирургов и одним из основателей больницы Сент-Мэри в Лондоне, где он работал главным акушером с 1845 года [17]. Несмотря на свою блестящую репутацию, он был просто жадным до славы пуританином, который построил карьеру, калеча женщин. В начале 1850-х годов Браун стал пионером овариэктомии – операции по удалению яичников, пораженных кистами и опухолями. В гинекологическом сообществе эта процедура считалась очень спорной: пациентки часто умирали на операционном столе, и во многих случаях ее проводили женщинам, не имевшим кист, опухолей и заболеваний яичников [18].

Браун был не единственным гинекологом, проводившим овариэктомии, но точно самым громкоголосым. По его мнению, эта операция не только оправданна, но и милосердна. В 1852–1854 годах несколько женщин умерли от его рук в больнице Сент-Мэри.

М. А. Б., 23-летняя замужняя бездетная женщина с опухолью яичника, истекла кровью. Миссис Д., 37 лет, чей живот распух от кисты, скончалась на четвертый день после операции от «шока и истощения». Элизабет Д., 29-летняя замужняя молодая мать с «водянкой яичников», умерла через четыре недели после операции из-за инфицирования раны и истощения тела [19]. Одной из немногих пациенток, которых Браун вылечил, была его сестра.

В 1858 году парламент принял Закон о медицине. Был создан Генеральный медицинский совет, которому вменялось следить за тем, чтобы медициной занимались только квалифицированные и лицензированные врачи. Ими могли быть лишь мужчины, поскольку женщины по-прежнему не имели права получать медицинское образование. В том же году группа врачей, в которую вошли Эдвард Тилт и Чарльз Локок, основали Лондонское акушерское общество – просветительскую организацию, которая закрепила за акушерством и гинекологией статус профессиональных дисциплин. В связи с возрастающей популярностью опасных операций для лечения женских болезней, а также пугающим повышением уровня материнской и младенческой смертности в Англии и Уэльсе, здоровье и жизнь женщин оказались под угрозой. Поэтому акушерство и гинекология должны были регулироваться и соответствовать высоким стандартам.

Браун обладал высокой квалификацией и смог стать членом Лондонского акушерского общества. Однако стремление проводить неоднозначные операции побудило его покинуть больницу Сент-Мэри в 1858 году и основать собственную. Он открыл Лондонский хирургический дом для леди и уважаемых дам, страдающих излечимыми хирургическими заболеваниями. В своей частной клинике Браун разрабатывал «радикальные методы лечения», причем не заболеваний яичников, а истерических и нервных расстройств, которые, по мнению врачей, были эндемичными среди девушек и женщин среднего класса.

В 1863 году в «дом» Брауна поступила 20-летняя девушка. Последние два года ее менструации были настолько обильными и болезненными, что она не могла спать, была встревоженной и несдержанной, что раздражало ее мать. В поисках утешения девушка искала внимания мужчин. А когда не думала об очередном возлюбленном, много читала. С этим нужно было что-то делать! Браун осмотрел гениталии пациентки и обнаружил «признаки длительного периферического возбуждения». Он пришел к выводу, что девушка сама вызвала у себя болезнь тем, что занималась мастурбацией. Для лечения было необходимо устранить источник искушения.

С момента основания «дома», Браун «вылечил» таким образом множество пациенток. Девушки, незамужние женщины, женщины, отказавшиеся от секса или неспособные забеременеть, женщины, у которых прекратились менструации, – все якобы были подвержены истерическим и нервным заболеваниям, поскольку находились во власти клитора.

Браун смочил платок хлороформом и прижал его к лицу 20-летней пациентки. Убедившись, что она отключилась, отрезал головку ее клитора ножницами, положил на рану кусок льна, сделал перевязку и дал девушке крупинку опиума, чтобы облегчить боль. После этого она месяц восстанавливалась в палате в полной тишине без посетителей и каких бы то ни было развлечений. Ей давали только пресную пищу. Через три месяца менструации нормализовались, она перестала искать мужского внимания, а также стала спокойной и безмятежной. В течение года ее выдали замуж, а через десять месяцев она родила здорового сына. Браун считал клиторидэктомию замечательным успехом [20].

В своей книге «Об излечимости некоторых форм безумия, эпилепсии, каталепсии и истерии у женщин» (1866) Браун определил истерию как болезнь с огромным количеством симптомов, каждый из которых начинается с «раздражения клитора». Конечно, из-за отсутствия представления о настоящем размере этого органа врач был сосредоточен только на видимой головке, и если женщины осмеливались прикасаться к ней, по его мнению, им грозили припадки, паралич, умственная дегенерация, слепота, мании и в итоге смерть. Пациентки вроде той 20-летней девушки упоминаются почти на каждой странице его книги. О них не сказано ничего, кроме возраста, семейного положения и рода деятельности. Нет никаких данных о том, понимали ли они, что должно было произойти во время и после операции. Их чувства и голоса стерты из тщеславных рассказов о лечении и выздоровлении. Однако эти женщины явно имели другие проблемы со здоровьем, такие как аномальные менструальные кровотечения, сильная боль при эндометриозе, заболевания позвоночника, временный паралич при рассеянном склерозе и эпилепсия.

Об эндометриозе и рассеянном склерозе заговорили гораздо позднее, но эпилепсия в то время была хорошо известна и подвергалась стигматизации. Судороги и потеря сознания веками ассоциировались с лунатизмом, манией и даже одержимостью дьяволом. В XIX веке эпилепсия считалась женской болезнью. Эпилептическая личность была склонна к порочности, насилию, распутству, нимфомании и гипосексуальности (отсутствию интереса к сексу). Эта болезнь считалась неизлечимой и часто диагностировалась у больных, поступивших в английские психиатрические лечебницы. Так и многие пациентки «дома» Брауна были девушками из среднего класса, страдающими эпилепсией. Браун заметил, что большая часть из них мастурбировала, однако это гораздо больше говорит о вреде его лечения и извращенных навязчивых идей, чем о его медицинской компетентности. Тем не менее он решил, что мастурбация – одновременно причина и симптом эпилепсии, заболевания, спровоцированного «душевными эмоциями», к которым женщины имеют «естественную склонность» [21]. Брауну казалось вполне логичным, что «раздражение» бугорка плоти, полного нервов, отнимало энергию, необходимую женскому мозгу для нормальной работы. Эпилепсия, с его точки зрения, настолько ужасная и безнадежная болезнь, что клиторидэктомия – единственная надежда страдалицы.

Заражение было постоянной угрозой в викторианском Лондоне, самом густонаселенном городе мира. Однако общество боялось не только эпидемий тифа или холеры. Непристойное поведение угрожало пуританскому общественному порядку не меньше, чем чума. Поэтому авторы популярных книг о здоровье призывали родителей обращать пристальное внимание на признаки того, что их дочери стали жертвами «коварной инфекции». Например, Браун говорил родителям, что если их дочь мастурбирует, она будет «отвергать социальное влияние домашней жизни». Если девушку не остановить, она потеряет всякую нравственность, будет непригодна для брака и в итоге займется проституцией.

В «Медицинском справочнике и руководстве по браку» приводилось множество историй о мастурбирующих девушках, которым стало настолько плохо, что их изгнали из приличного общества.

Автор заявлял, будто мастурбация не только пагубно влияет на пищеварение, кровообращение, работу мозга, чувства и внешний вид, но и служит симптомом болезни под названием «проституция».

Ускорив вступление дочерей в брак, родители могли искоренить их отвратительную привычку и сократить число «распутных блудниц» на улицах [22]. Вероятно, читателям этого материала, обеспокоенным, что их нервные дочери предадутся разврату, ужасная процедура по отрезанию клитора казалась лишь небольшой жертвой. К тому же Браун настаивал на том, что клиторидэктомия не только улучшит жизнь страдалиц, но и «пойдет на пользу всему человеческому роду» [23]. Он рекомендовал проводить ее как можно раньше, но все же не ранее десяти лет.

Браун был не первым и не единственным, кто практиковал клиторидэктомию. Однако его стремление к славе уважаемым лондонским гинекологам казалось неприемлемым. Чтобы привлечь пациенток в свой «дом», он активно пропагандировал опасности мастурбации и пользу предлагаемого им «лечения», а также позаботился о том, чтобы священники знали о его услугах и направляли к нему женщин с «тяжелыми болезнями» из своего прихода [24]. Акушерскому обществу не нравилось, что в городе дегенерации и порока Браун вводил «грязную тему женской мастурбации» в семейные гостиные [25]. Как бы то ни было, этот хирург не смог достичь своей цели по искоренению мастурбации и сексуальных пороков.

Проституция в Лондоне XIX века была так же заметна, как некротические язвы и разрушенные кости больных сифилисом. Когда венерические заболевания стали распространяться среди моряков, всегда часто посещавших секс-работниц, врачи и моралисты поспешили ткнуть пальцем в падших женщин. По словам гинеколога Уильяма Эктона, проституция была «общественной чумой, заражавшей и загрязнявшей каждый квартал» [26]. В то время считалось, что женщины испытывали меньше симптомов венерических заболеваний и реже умирали от них. В Париже, например, многие думали, что секс-работницы только распространяют заболевания, но не заражаются ими сами. Чтобы контролировать распространение болезней среди военных, парламент в 1864 году принял Закон об инфекционных заболеваниях. Полиции нравов было поручено зарегистрировать всех женщин, которые – по слухам или фактически – занимались проституцией. Эти блюстители порядка могли заставить любую женщину пройти унизительное и болезненное обследование с помощью зеркала. «Приспособление, которое они суют в нас, отвратительно, – вспоминала одна падшая женщина. – Они вводят, поворачивают и крутят его, а если ты закричишь, накинут тебе на лицо полотенце» [27]. Если у полиции появлялось хоть малейшее подозрение на венерическое заболевание у обследуемой, ее отправляли в закрытую больницу. Изначально предполагалось, что такие осмотры будут добровольными, но в реальности полиция часто пользовалась полномочиями, чтобы насиловать несовершеннолетних девушек и уязвимых женщин. Тех, кто отказывался от осмотра, отправляли в тюрьму, поэтому редко кто сопротивлялся.

Когда сопротивление Закону об инфекционных заболеваниях стало нарастать, действия Брауна оказались под пристальным вниманием. В 1866 году в «Британском медицинском журнале» появился резко отрицательный отзыв о его книге, авторы которого скептически относились к мотивам Брауна и считали его заявления о безопасности и эффективности клиторидэктомии крайне подозрительными. В следующем году Акушерское общество предложило и вовсе исключить Брауна. Члены общества собрались 3 апреля, чтобы выслушать предложение секретаря Фрэнсиса Сеймура Хейдена и устроить голосование. Хейден начал с того, что подчеркнул важность этичности во время лечения женщин. Он сказал: «На самом деле мы сильнее, а они слабее. <…> Они не могут оспорить то, что мы им говорим, поэтому они, по сути, находятся в нашей власти» [28]. Получая финансовую выгоду от лечения, эффективность которого не была доказана, Браун вел себя как обычный шарлатан. Хейден отказался использовать слово «клиторидэктомия» и заявил, что подвергшиеся этой операции женщины и девушки получили «позорные увечья».

Уильям Тайлер Смит пошел дальше и защитил «женщин, пострадавших в результате этой практики». Он согласился с тем, что жертвы Брауна до конца жизни будут стыдиться последствий процедуры, за которую их мужья или отцы заплатили «100 или 200 гиней». Другие врачи подняли важную тему согласия. Описав, как Браун изуродовал половые губы пациентки раскаленным железом, доктор Олдхем, присутствовавший при операции, заявил, что пациентка «понятия не имела, что с ней делают». «Суть операции никогда не объяснялась, – сказал Олдхэм, – и для ее проведения согласие женщины не требовалось» [29]. Подробности были настолько пугающими, что собравшиеся стали умолять Олдхэма замолчать. В итоге Брауна исключили большинством голосов [30]. Он больше никогда не занимался медициной и в 1873 году умер в результате парализовавшей его серии инсультов.

Тем временем на улицах Лондона продолжала царить паника, связанная с венерическими заболеваниями. Даже если жены из среднего класса заражались сифилисом или гонореей, их мужей никогда не подозревали в переносе заболевания.

Считалось, что мужчины из приличного общества неспособны распространять болезни, передающиеся половым путем, и всем было проще обвинить женщин в подверженности инфекциям. Если замужняя дама заражалась венерическим заболеванием, потому что ее муж бывал там, где не следовало, некоторые врачи прикрывали его и ставили пациентке совсем другой диагноз. Первые феминистки сплотились как раз против несправедливого наказания женщин за распространение венерических заболеваний.

В 1870 году благодаря поддержке Флоренс Найтингейл и Жозефин Батлер (феминистка и социальный реформатор) была основана Женская национальная ассоциация по борьбе с Законом об инфекционных заболеваниях.

Ее цель заключалась в том, чтобы положить конец жестокому противоправному вторжению в женское тело, осуществляемому под предлогом борьбы с болезнями. Батлер считала принудительные осмотры секс-работниц, по сути, медицинским изнасилованием сталью. В письме 1870 года она писала: «Если бы все мужчины-врачи в мире в один голос сказали мне, что эта процедура безболезненна, <…> а две или три проститутки <…> шепнули на ухо с рыданиями и содроганиями, <…> что боль невыносима, <…> я поверила бы проституткам, <…> потому что я женщина. Я знаю, каково это» [31].