Текст книги "Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире"
Автор книги: Элис Шредер
Жанр: О бизнесе популярно, Бизнес-Книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
22. Потаенное сокровище
Омаха, 1956 – 1958
«У меня было около 174 тысяч долларов, и я собирался на пенсию. Я снял дом по адресу Андервуд, 5202, в Омахе за 175 долларов в месяц. Мы бы жили на $12 тысяч в год. Мой капитал бы увеличивался», – вспоминает Баффетт.
В те времена людям могло показаться странным, что в возрасте двадцати шести лет Уоррен собирался уйти на пенсию.
С математической точки зрения, он действительно мог бы уйти на пенсию, которую финансировал бы сам за счет собственных средств, и при этом все равно достиг бы цели, став миллионером к тридцати пяти годам[208]208
Миллион долларов в те времена стоил бы около восьми миллионов в 2007 году.
[Закрыть]. С тех пор, как он, имея 9800 долларов, поступил в Колумбийский университет, его капитал рос более чем на 61 % в год. Но ему требовались более агрессивные темпы роста[209]209
Временами он говорил, что хочет стать миллионером к тридцати годам.
[Закрыть]. Поэтому он решил создать партнерство по типу хедж-фонда Newman & Graham – фирмы, родственной Graham-Newman[210]210
Из интервью с Эдом Андерсоном.
[Закрыть]. У него не будет начальника, инвестировать он сможет из дома, вкладывая деньги друзей и родственников в те же акции, которые купил бы для себя. Если с каждого доллара, который он заработает для партнеров, он будет брать четверть в качестве гонорара, а затем реинвестирует эти деньги в партнерство, он станет миллионером гораздо быстрее. Вооруженный методом покупки акций Бена Грэма и хедж-фондом, созданным по образу грэмовского, он имел все основания считать себя богатым человеком.
С его идеей была только одна проблема. Он бы не вынес, если бы партнеры критиковали его за то, что акции падают в цене. Но Уоррен планировал взять в партнерство только семью и друзей – людей, которые, как он был уверен, ему доверяли. 1 мая 1956 года он основал Buffett Associates, Ltd – партнерство из семи человек, смоделированное по образцу Newman & Graham[211]211
Первым хедж-фондом все считают A. W. Jones, но Newman and Graham, по словам Баффетта, появился раньше. Фонд A. W. Jones наиболее известен как первый популяризатор концепции хеджирования рисков в акциях с помощью коротких продаж. Однако структура комиссионных, партнерское соглашение и гибкий подход к инвестированию, то есть все технические признаки классического хедж-фонда, были предложены гораздо раньше, если не другими, то Грэмом.
[Закрыть].
Док Томпсон вложил в него 25 тысяч долларов. Сестра Уоррена Дорис с мужем Труманом Вудом вложили 10 тысяч долларов. Его тетя Элис – 35 тысяч. «Раньше я продавал ценные бумаги другим, но теперь я стал доверенным лицом тех людей, которые были очень для меня важны. Они в меня верили. Ни за что на свете я бы не взял денег у тети Элис, сестры или тестя, если бы думал, что могу их потерять. В тот момент я не думал, что деньги можно потерять со временем».
Четвертым партнером стал сосед Уоррена по комнате в Уортоне, Чак Петерсон, который вложил 5 тысяч долларов. Чак был одним из первых клиентов Уоррена, которому тот «выписывал рецепты» на акции до отъезда в Нью-Йорк. Мать Петерсона, Элизабет, вложила 25 тысяч долларов из денег, которые достались ей в наследство после смерти мужа годом раньше.
Шестой партнер, Дэн Монен, был тихим, коренастым молодым человеком, который в детстве играл с Уорреном: вместе они выкапывали одуванчики на заднем дворе Эрнеста Баффетта. Теперь он стал адвокатом Уоррена и вложил 5 тысяч долларов.
Седьмым партнером в компании был сам Уоррен. Он вложил только 100 долларов. Остальная часть его доли сложится из будущих гонораров, которые он заработает, управляя партнерством. «По сути, я получил финансовый рычаг. Идеи меня переполняли, а капитал – нет». На самом деле, по тем жизненным стандартам, Уоррен был переполнен и капиталом. Но он рассматривал партнерство как машину по умножению денег: вложив в него средства, он не собирался их оттуда изымать. Поэтому те 12 тысяч долларов в год, на которые будет жить его семья, ему нужно было заработать из своих оставшихся денег. Их он инвестировал отдельно.
Он разработал формулу, по которой взимал плату со своих новых партнеров. «При доходности выше 4 %, я забирал половину этого превышения. Если она была ниже этой отметки, я брал на себя четверть разницы. Таким образом, если у фирмы была нулевая прибыль, я терял деньги. Это значило, что мои обязательства по возмещению убытков были неограниченными»[212]212
Первое партнерское соглашение гласило: «Каждому ограниченному партнеру выплачивается 4 % годовых на остаток его капитала по состоянию на 31 декабря предшествующего года, указанного в Федеральной декларации о подоходном налоге, поданной партнерством, применительно к деятельности за указанный год. Указанные процентные выплаты должны быть отнесены к расходам партнерства. Вместо отдельного расчета процентов за период, заканчивающийся 31 декабря 1956 года, каждому ограниченному партнеру выплачивается 2 % от его первоначального вклада в капитал. Указанные платежи должны быть отнесены к расходам на деятельность партнерства за указанный период. Кроме того, каждому из ограниченных партнеров причитается доля в общей чистой прибыли партнерства, то есть в чистой прибыли партнерства с момента его создания до любого определенного момента времени в пропорциях, указанных напротив их соответствующих имен».
[Закрыть].
В то время Уоррен уже управлял деньгами Анны Готтшальдт и Кэтрин Элберфельд – матери и тети Фреда Кулкена, его друга по Колумбийскому университету. Когда годом ранее Фред уехал в Европу, он попросил Уоррена присмотреть за некоторой частью их денег. С тех пор Уоррен с предельной осмотрительностью вкладывал их в государственные облигации, получая гораздо более скромное вознаграждение.
Он мог бы пригласить Энн Готтшальдт и Кэтрин Эльберфельд в партнерство, но считал несправедливым повышать их плату. Если бы с инвестициями что-то пошло не так, его тетя, сестра и Док Томпсон никогда бы его не осудили. Насчет остальных он не был уверен.
Быть «фидуциарией» для Уоррена означало, что любая ответственность, которую он возьмет на себя, будет неограниченной. Чтобы изложить основные правила партнерства, он созвал первое официальное собрание Buffett Associates сразу же в день его основания. Уоррен намеревался тщательно определить и ограничить свои обязанности. Одной из них, которую он брать на себя не хотел, была плата за общий ужин. Он велел Чаку передать всем, что каждый платит за себя[213]213
Из интервью с Чаком Петерсоном.
[Закрыть]. На ужине он говорил не только об основных правилах партнерства, но и о фондовом рынке. Партнерство он рассматривал в том числе как преподавательскую практику.
«Я начал с соглашения с инвесторами, которое не потребует особых изменений по мере нашего развития. Оно устроено проще некуда, но результаты дает замечательные. Затем я привел небольшой свод основных правил: что я могу делать; что не могу делать; о чем не знаю, могу ли я это делать или нет; как я буду себя оценивать. Это было довольно коротко. Если вы были со мной не согласны, вам не стоило участвовать, потому что я не хотел, чтобы вы страдали, когда я счастлив, и наоборот»[214]214
Некоторые из этих замечаний были высказаны в 2003 году во время выступления перед студентами Технологического института Джорджии, остальные – в интервью с автором.
[Закрыть].
После того как Уоррен запустил партнерство, Баффетты вернулись на последнее лето в Нью-Йорк. Микки Ньюман теперь был генеральным директором компании Philadelphia & Reading и был полностью загружен. Поскольку обязанности партнера в полной мере не могли выполнять ни он, ни Уоррен, Грэм решил закрыть фирму[215]215
Хартман Л. Батлер-младший, «Час с мистером Грэмом», 6 марта 1976 года. Интервью, вошедшее в книгу: Irving Kahn and Robert Milne, Benjamin Graham: The Father of Financial Analysis. Occasional Paper No. 5, The Financial Analysts Research Foundation, 1977.
[Закрыть]. Уоррен помогал ему сворачивать бизнес. У своего друга Тома Кнаппа он арендовал для семьи деревенский домик на морском побережье Лонг-Айленда.
В течение недели Уоррен экономил, ночуя в городе у своего друга, биржевого брокера Генри Брандта, жена и дети которого также проводили лето на Лонг-Айленде. По выходным он приезжал к семье и работал в крошечной спальне. Соседи говорили Кнаппам, что ни разу его не видели[216]216
Из интервью с Томом Кнаппом.
[Закрыть]. Пока Уоррен работал, Сьюзи, которая боялась воды и никогда не плавала, бродила с детьми по мелководью. Поскольку водопровода в домике не было, питьевую воду Баффетты брали из источника через дорогу.
Это лето принесло Баффеттам две печальные новости. Отец друга детства Уоррена, Боба Рассела, покончил жизнь самоубийством. Затем Энн Готтшальдт и Кэтрин Элберфельд, мать и тетя Фреда Кулкена, сообщили по телефону, что тот погиб в Португалии: его машину занесло на восемьдесят футов, и она врезалась в пробковый дуб[217]217
Tourist Killed Abroad, Portugal-Spain Highway Crash Fatal to Long Island Man, New York Times, 23 июня 1956. Кулкен уехал в путешествие на год. Другой пассажир, Пол Келтинг, был в критическом состоянии.
[Закрыть].
На исходе лета Баффетты строили планы по возвращению в Омаху. Крайняя осмотрительность Уоррена в том, чтобы никого не разочаровать, резко контрастировала с его рискованным решением строить самостоятельную карьеру в инвестициях вне Нью-Йорка. Рынок держался на связях, состоял из людей, которые обедали вместе на бирже и играли каждую неделю в покер. Его двигали советы, слухи, сплетни, передаваемые через личные знакомства, завязанные на обедах с инвесторами, при случайных встречах в гардеробах университетских клубов. Хотя в каждом окружном центре были свои маленькие брокерские фирмы, такие как Buffett-Falk, важными игроками они не считались. В глубинке работали биржевые брокеры – специалисты по выписке рецептов на акции, – а лечение назначали манхэттенские денежные доктора. Бросить все это, решив, что можно, разбогатеть по-настоящему где-то вдалеке от Уолл-стрит и Бродвея, было поистине смелым и авантюрным ходом.
В 1950-х годах это считалось необычайным поступком – выпускнику колледжа стать самозанятым, работая в одиночку, из дома. Обычно бизнесмены поступали на работу в крупную организацию – чем крупнее, тем лучше, – а затем соревновались за самую высокооплачиваемую должность, неуклонно поднимаясь по лестнице успеха, стараясь по дороге не слишком вспотеть и не сломать клюшку для гольфа.
Пусть Сьюзи и не знала о явной рискованности курса, который наметил ее муж, его необычайные качества были ей хорошо известны. Она прилетела в Омаху с Малышкой Сьюзи и Хоуи и поселилась с ними в доме на Андервуд-авеню, который Уоррен снял у Чака Петерсона. Даже само это решение было нестандартным. Большинство молодых американцев в середине 1950-х годов стремились иметь собственный дом. Безысходность Великой депрессии и мрачное военное время, когда приходилось довольствоваться тем, что есть, постепенно стирались из памяти. Американцы забивали дома новыми техническими приспособлениями и устройствами, которые внезапно стали доступны: стиральные машины с сушкой, морозильные камеры, посудомоечные машины, электрические миксеры. У Баффеттов было достаточно денег, чтобы купить это все. Но у Уоррена были другие планы на свой капитал, поэтому жилье они арендовали.
Пока Сьюзи обустраивалась в Омахе, Уоррен завершил дела в Нью-Йорке. Он разослал уведомления в компании, акциями которых владел, чтобы они присылали дивидендные чеки ему в Омаху. Затем он сел в машину и отправился обратно в Небраску, заезжая по дороге в офисы компаний.
Уоррен приехал в Омаху ближе к концу лета и обнаружил, что он нужен дома. Малышка Суз, тихая и робкая, молча смотрела, как неистощимые потребности ее брата поглощают всю энергию матери[218]218
Из интервью со Сьюзи Баффетт-младшей.
[Закрыть]. Но по вечерам ей нужен был отец, потому что она стала бояться засыпать. Когда они переехали в дом на Андервуд-авеню, с ней говорил человек из фирмы-перевозчика, на котором были очки. Теперь она была убеждена, что «человек в очках» затаился прямо возле ее спальни, рядом с кованым балконом, который выходил на гостиную. Уоррену приходилось каждый вечер осматривать балкон и уверять ее, что ложиться спать безопасно.
Разобравшись с «человеком в очках», он спускался на крошечную веранду рядом с их со Сьюзи спальней и приступал к делу: либо занимался делами партнерства, либо готовился к занятиям. Первым, что он сделал по возвращении в Омаху, помимо создания партнерства, было ведение двух курсов во время осеннего семестра в местном Университете: «Инвестиционный анализ только для мужчин» и «Разумное инвестирование». Вскоре он добавил третий курс – «Инвестирование для женщин». Испуганный мальчик, который совсем недавно не мог завязать разговор в классе Дейла Карнеги, испарился. Вместо него появился молодой человек, все еще неуклюжий, но способный произвести незабываемое впечатление. Он без устали перемещался по аудитории, увещевая студентов и безостановочно вываливая на них факты и цифры. Одетый, как обычно, в дешевый костюм, который был на пару размеров больше, чем нужно, он больше походил на молодого сектанта-проповедника, чем на преподавателя колледжа.
Несмотря на свои незаурядные качества, Уоррен был еще очень незрелым. В домашнем хозяйстве он был беспомощен, и для Сьюзи стал третьим ребенком, о котором нужно заботиться. Кроме того, вся их социальная жизнь была обусловлена характером и интересами Уоррена. В Омахе Баффетты жили гораздо тише, чем большинство молодых супружеских пар их класса. Большая часть их светской жизни проходила за ужинами с другими супружескими парами или на редких званых обедах, где Уоррен мог поговорить об акциях. Каждый раз все повторялось: Уоррен развлекал публику рассказом об акциях или игрой на укулеле. Благодаря попечению Сьюзи ему теперь легче, чем раньше, давались реплики на другие темы, но его ум по-прежнему был сосредоточен на деньгах.
Досуг Уоррена оставался всегда одним и тем же. Чаще всего это были соревновательные игры. Со Сьюзи играть в бридж было невыносимо, потому что она всегда уступала соперникам, так что он начал искать других партнеров[219]219
Из интервью с Чарли Мангером.
[Закрыть]. Но он никогда не валялся у бассейна, не любовался звездами и не гулял по лесу. Если бы Уоррен посмотрел на Большую Медведицу, он увидел бы знак доллара.
Уоррен не вступал в клубы и не заседал в комитетах. Этому препятствовала его нонконформистская жилка. Будучи верным семье, он все же сказал «да» дяде Фреду, когда тот пришел в дом и попросил его вступить в клуб «Ротари». Но когда его пригласили вступить в более значимый клуб «Рыцари Ак-Сар-Бена», который занимался филантропией, бизнесом, взаимным продвижением и общественной деятельностью, он ответил отказом. Начинающий финансовый управляющий, которому нужно было привлекать средства в бизнес, задирал нос перед людьми, которые управляли Омахой. Это была наглая выходка, проявление самоуверенности, и даже высокомерия, которые отгораживали его от людей его круга.
Но Уоррен презирал кулуарные клубные курилки и конформизм ак-сар-бенской толпы. Именно эти люди смотрели свысока на его отца как на «сына бакалейщика». Уоррен наслаждался возможностью отшвырнуть Ак-Сар-Бен и часто язвил по этому поводу. У Сьюзи был свой запас нонконформизма. Еще со школьной скамьи она гордилась своей открытостью, и это во время, когда люди выбирали себе друзей, которые в религиозном, культурном, этническом и экономическом отношениях были такими же, как они сами. Многие из ее друзей, а к тому времени и многие из друзей Уоррена, были евреями. В Омахе, где процветала сегрегация, решение перейти эти социальные границы было смелым и даже вызывающим поступком. Но социальный статус Сьюзи был значим для нее как способ включить своих друзей в высшее общество. Уоррен, противник элитарности, находил эту черту Сьюзи весьма привлекательной. Друзья-евреи, которых он завел в Колумбийском университете и во время работы в Graham-Newman, открыли ему глаза на антисемитизм.
Самый краткий путь к цели Уоррена был связан с привлечением большего количества денег под свое управление. В августе он вернулся в Нью-Йорк, чтобы принять участие в последнем собрании акционеров корпорации Graham-Newman. Казалось, на эти «поминки» пришли все шишки с Уолл-стрит. Инвестор Лу Грин вопрошал: «Почему Грэм и Ньюман не занялись этим самородком? Они здесь тридцать лет работали, создавая этот бизнес. А все, что им нужно было, чтобы управлять делами – мальчишка по имени Уоррен Баффетт. Больше можно было ничего не выдумывать. Но кто будет работать с ним теперь?»[220]220
Из интервью с Эдом Андерсоном.
[Закрыть]
Но рекомендация Грэма принесла Уоррену еще один важный дивиденд. Гомер Додж, давний инвестор Graham-Newman, подошел к Грэму и спросил, что ему делать со своими деньгами теперь, когда Graham-Newman закрывается. Бен ответил: «У меня есть один парень, который с нами работал. Он тебе подойдет».
Баффетт вспоминает: «Одним жарким июльским днем Додж остановился в Омахе по пути на отдых. Он поговорил со мной немного и сказал: “Не могли бы вы заняться моими деньгами?” И я создал для него отдельное партнерство».
Додж передал ему в управление 120 тысяч долларов, и 1 сентября 1956 года был основан фонд Buffett Fund, Ltd[221]221
По словам Тома Кнаппа, Доджа и Баффетта объединяла прижимистость. Даже став впоследствии одним из самых богатых партнеров Баффетта, Гомер Додж выпрашивал бесплатное каноэ у производителя. Он знал разные способы добраться в Нью-Йорк из аэропортов Ла Гуардиа и Кеннеди и совершал сложные поездки на автобусе, метро и пешком, вместо того чтобы взять такси.
[Закрыть]. Это был огромный шаг вперед[222]222
Предположим, Уоррен заработал бы 15 % для партнерства Buffett Associates. Его гонорар составит 5,7 тысячи долларов после того, как каждый из партнеров получит оговоренные 4 %. С деньгами Гомера Доджа он заработал бы в общей сложности 9,08 тысячи долларов гонорара, которые вложил бы обратно в партнерство. В следующем году он получил бы 100 % дохода от этих 9,08 тысячи долларов, плюс еще одну порцию гонораров от управления капиталом. И так далее.
[Закрыть], который превратил Уоррена из бывшего брокера, управлявшего небольшими суммами своей семьи и друзей, в профессионального финансового менеджера.
После основания 1 октября 1956 года третьего партнерства, B-C, соучредителем которого стал бывший компаньон его отца Джон Клири[223]223
Клири участвовал в прибыли, превышающей 4 %, но, если прибыль была ниже 4 %, Баффетт брал на себя всю разницу. Свидетельсво о регистрации ограниченного партнерства B-C Ltd., 1 октября 1956. В 1961 году B-C Ltd. было преобразовано в Underwood Partnership, Ltd.
[Закрыть], Уоррен уже управлял более чем полумиллионом долларов. Он работал дома, в крошечном кабинете, поздно ночью. Читал годовые отчеты, пил Pepsi и ел чипсы, наслаждаясь свободой и одиночеством. Уоррен штудировал справочники Moody's в поисках идей, а днем ходил в библиотеку просмотреть газеты и отраслевые журналы. Он сам вел делопроизводство, бухгалтерию и составлял налоговые декларации. Бухгалтерский аспект работы нравился ему, потому что там были цифры, точность и измеримые результаты.
В конце 1956 года Уоррен написал письмо партнерам, в котором изложил результаты деятельности компании. Он сообщил, что общая прибыль составила чуть более 4,5 тысяч долларов, обогнав рынок примерно на 4 %[224]224
Первое письмо Уоррена Баффетта партнерам, 27 декабря 1956.
[Закрыть]. К тому времени адвокат Уоррена, Дэн Монен, присоединился к его личному проекту – покупке акций страховщика из Омахи, компании National American Fire Insurance. В 1919 году недобросовестные агенты продавали акции этой компании фермерам по всей Небраске в обмен на «облигации свободы»[225]225
Во время войны люди, выполняя патриотический долг, покупали «облигации свободы», по которым выплачивались низкие проценты. Когда впоследствии процентные ставки выросли, облигации торговались ниже номинальной стоимости. Агенты предлагали акции владельцам «облигаций свободы» за номинальную стоимость облигаций. Таким образом, держатели облигаций думали, что они получают акции на сумму 100 долларов в обмен на облигацию, продаваемую на рынке, скажем, за 85 долларов, хотя на самом деле акции не стоили почти ничего. По словам Хейдена Ахмансона, который рассказал об этом Баффетту, агенты также обещали некоторым покупателям места в совете директоров.
[Закрыть], выпущенные во время Первой мировой войны. С тех пор сертификаты пылились в ящиках столов, а их владельцы постепенно теряли надежду снова увидеть свои деньги.
О National American Уоррен узнал во время работы в компании Buffett-Falk, просматривая справочник Moody's[226]226
С 1928 по 1954 год справочник под названием Moody’s Manual of Investments выходил ежегодно в пяти томах. Тома были посвящены: государственным ценным бумагам; банкам, страховым компаниям, инвестиционным трастам, недвижимости, финансовым и кредитным компаниям; ценным бумагам промышленных предприятий; железнодорожным ценным бумагам; и ценным бумагам коммунальных предприятий. В 1955 году Moody’s начали публиковать справочник по банкам и финансам (Moody’s Bank and Finance Manual) отдельно.
[Закрыть]. Уильям Ахмансон, выдающийся омахский страховой агент, первоначально был втянут в ее мошенническую деятельность. Но постепенно семья Ахмансонов превратила National American в компанию, ведущую законную деятельность. Теперь его сын, Говард Ахмансон, вел первоклассный страховой бизнес через основанную им в Калифорнии компанию Home Savings of America, которая становилась одной из крупнейших и наиболее успешных сберегательно-кредитных компаний в США[227]227
Баффетт утверждает, что эту версию событий изложил ему Хейден Ахмансон.
[Закрыть].
Обманутые фермеры даже не подозревали, что их заплесневелые бумаги чего-то стоят. Говард Ахмансон спокойно выкупал у них акции по самой низкой цене в течение многих лет. К этому времени Ахмансоны владели 70 % акций компании.
Уоррен восхищался Говардом Ахмансоном: «Никто другой не был так дерзок в управлении капиталом, как Говард. Он был очень проницателен. Раньше люди приходили в Home Savings и выплачивали свои ипотечные закладные лично. Говард стал размещать закладные в отделении, расположенном как можно дальше от места проживания клиентов, так что они совершали выплаты по почте. Благодаря этому его операционные расходы были намного ниже, чем у других».
National American зарабатывала по 29 долларов на акцию, а брат Говарда, Хейден, скупал ее акции примерно по 30 долларов за штуку. Именно такие редкие и наиболее заманчивые дешевые акции Уоррен и разыскивал. Ахмансоны могли покрыть практически все расходы на покупку акций за счет годовой прибыли от них. National American была одной из самых недооцененных компаний, которые Уоррен когда-либо видел.
Идея получить деньги от Хейдена Ахмансона некоторым фермерам нравилась больше, чем хранить бесполезные, как им казалось, сертификаты. Пусть много лет назад они заплатили около 100 долларов за акцию, а теперь получали всего 30, многие из них постепенно убедили себя, что от акций лучше избавиться. Уоррен был настроен решительно.
Тогда Дэн Монен, партнер и представитель Баффетта, отправился в сельскую местность с пачками денег Уоррена, захватив немного своих собственных. Он колесил по штату, заглядывая в окружные суды и банки, и небрежно спрашивал, кто может владеть акциями National American[228]228
Баффетт: «Он был моим партнером по National American Insurance. У Дэна не было больших денег, поэтому он использовал те, которые изначально планировал вложить в партнерство, а также немного занял».
[Закрыть]. Потом он общался с фермерами и предлагал наличные за их сертификаты[229]229
Согласно закону Уильямса, принятому в 1968 году, сегодня этого бы сделать не удалось. Равным образом, и Говард Ахмансон не смог бы выкупить акции по частям. Закон требует, чтобы покупатели делали «тендерное предложение», которое ставит всех продавцов в равное положение по цене и условиям.
[Закрыть].
«Я не хотел, чтобы Говард знал об этом, потому что я перебивал его цену. Он брал их по 30 баксов, и мне пришлось предлагать немного больше. Ближе к концу я платил уже по 100 долларов за акцию. Я знал, что предлагая эту цену, я получу все акции».
В итоге Монен собрал 10 % акций National American. Уоррен, оставил их у первоначальных акционеров, но выпустил доверенность, которая давала ему полный контроль над ними.
«Если бы я перевел их на свое имя, это навело бы Говарда на мысль, что я конкурирую с ним. Так что я просто продолжал выкупать акции. Затем я пришел в офис Хейдена и сказал, что хочу перевести их на свое имя»[230]230
Год спустя Баффетт продал акции National American примерно за 125 долларов Дж. М. Каплану, нью-йоркскому бизнесмену, который в 1940-х и 1950-х годах реорганизовал и возглавил компанию Welch’s Grape Juice. Позже он стал известен своей благотворительной деятельностью. В конечном итоге Каплан продал акции Говарду Ахмансону.
[Закрыть].
Летом 1957 года Баффетту позвонил доктор Эдвин Дэвис. К Уоррену его направил один из пациентов, Артур Визенбергер, известный финансовый управляющий. Баффетт был знаком с последним, поскольку тот издавал ежегодник «Инвестиционные компании» – библию закрытых инвестиционных фондов, которые напоминали публично торгуемые взаимные фонды, за одним исключением: они не принимали новых инвесторов. И почти всегда продавались с дисконтом. Визенбергер выступал за их покупку[231]231
Arthur Wiesenberger, Investment Companies. New York: Arthur W. Wiesenberger & Co., выходит ежегодно с 1941 года.
[Закрыть].
Он рекомендовал Баффетта Дэвису в качестве управляющего деньгами. «Я пытался нанять его сам, – сказал Визенбергер, – но мне этого не удалось, потому что он уже создавал партнерство»[232]232
Цитата из Ли Симана. Баффетт подтверждал смысл этого заявления. Интригующий вопрос был в том, кто или что побудило Визенбергера напомнить о Баффетте Дэвису.
[Закрыть]. Он убедил Дэвиса начать инвестировать вместе с Баффеттом.
Вскоре после звонка Уоррен назначил встречу с семьей Дэвисов на воскресный день. «Я пришел к ним домой, сел в гостиной, где мы разговаривали около часа. Я сказал: “Вот как я управляю деньгами. И вот как у меня все налажено”. Мне было, наверное, двадцать шесть лет, а выглядел я примерно на двадцать».
Уоррен изложил свои основные правила. Ему нужен был абсолютный контроль над деньгами, и он никогда ничего не говорил своим партнерам о том, куда и как он их вкладывает. Обычно это становилось камнем преткновения. Но если Бена Грэма устраивало, что люди садятся ему на хвост, Уоррену это не нравилось. Он готов был предоставлять лишь ежегодный отчет о результатах, а деньги можно было внести или изъять только 31 декабря. В остальное время они были бы «заперты» в партнерстве.
«Все это время Эдди не обращал на меня никакого внимания. Дороти Дэвис слушала очень внимательно, задавая хорошие вопросы. Эдди сидел в углу и ничего не делал. Он показался мне очень старым, но ему еще не было семидесяти. Когда мы закончили, Дороти повернулась к Эдди и спросила: “Что ты думаешь?”. Эдди ответил: “Давай дадим ему 100 тысяч долларов”. Я поинтересовался: “Доктор Дэвис, я рад получить эти деньги. Но вы не очень-то обращали на меня внимание, пока я говорил. Как получилось, что вы приняли такое решение?” Он сказал: “Вы напоминаете мне Чарли Мангера”».
Одной из причин, по которой Дэвисы были готовы инвестировать с Уорреном, заключалась в том, что, он «знал об Артуре Визенбергере больше, чем они сами»[233]233
Баффетт, вспоминая разговор с Эдди Дэвисом.
[Закрыть]. Им также понравилось, как он четко и ясно изложил свои условия, так что им сразу стало понятно, на чьей он стороне. Если он выигрывал или проигрывал, то вместе с ними. Как выразилась Дороти Дэвис: «Он умный, яркий, и я могу сказать, что он честный. Мне все нравится в этом молодом человеке».
5 августа 1957 года Уоррен вложил 100 тысяч долларов Дэвисов и их троих детей в партнерство Dacee[234]234
Dacee напоминал Buffett Fund. Баффетту причиталось 25 % от любой прибыли, превышающей пороговую ставку в 4 %. Свидетельство о регистрации ограниченного партнерства, Dacee Ltd., 9 августа 1957.
[Закрыть]. С этим партнерством бизнес Баффетта взлетел еще на одну ступеньку вверх. Теперь он мог держать более крупные позиции в акциях.
С появлением новых партнеров увеличился приток денег, но также возросло количество сертификатов акций и прибавилось бумажной работы по управлению пятью партнерствами плюс Buffett & Buffett. Уоррену пришлось напрячься, но его это не тяготило. Тем не менее, ему, как всегда, не хватало денег. Рыночная стоимость компаний, которые он изучал, часто составляла от одного до десяти миллионов долларов. Чтобы получить значительную долю в их капитале, ему требовалось до 100 тысяч долларов. Так что ключевым моментом оставалось привлечение еще большего количества денег.
В то время Уоррен, вероятно, лучше кого бы то ни было на Уолл-стрит понимал, насколько огромен потенциал управления деньгами для получения еще больших сумм. Каждый доллар, вложенный в партнерство, приносил ему долю чистой прибыли, которую он зарабатывал для своих партнеров[235]235
Выше планки 4 %-6%. Он сравнивал свои результаты со ставкой по долгосрочным государственным облигациям. Партнерам он говорил, что, если не сможет добиться лучшей доходности, ему не стоит получать гонорар. Различные варианты распределения прибыли отражали соответствующий уровень риска, который брал на себя Уоррен. В тех партнерствах, где его вознаграждение было выше, он также нес неограниченную ответственность за возмещение убытков.
[Закрыть]. Каждый из этих долларов, если его реинвестировать, приносил собственную прибыль[236]236
Баффетт получал 25 % от прибыли партнерства, превышающей 6 %.
[Закрыть]. Чем большей доходности он добивался, тем больше зарабатывал, и тем больше росла его доля в партнерстве.
Талант к инвестированию позволял Баффетту использовать потенциал управления деньгами на полную катушку. Кроме того, несмотря на очевидную неуклюжесть, он был бесспорно успешен в саморекламе. Одно за другим он создал еще два партнерства: Underwood, получив 85 тысяч долларов от Элизабет Петерсон, и Mo-Buff с 70 тысячами долларов от Дэна Монена и его жены Мэри Эллен из денег, которые Монен заработал на акциях National American. Несмотря на то что Уоррен был еще почти невидимкой в мире инвестиций, снежный ком начинал катиться, увеличиваясь в размере.
Набрав обороты, Баффетт понял, что пришло время покинуть дом, где едва хватало места для семьи с двумя маленькими детьми, причем трехлетка становился все более энергичным, а на подходе был третий ребенок. Так Баффетты купили свой первый дом.
Через неделю после переезда на Фарнам-стрит, всего за день до появления партнерства Mo-Buff родился второй сын Баффеттов. Мальчика назвали Питером. С самого начала он был тихим, спокойным ребенком. Но вскоре после его рождения Сьюзи слегла с почечной инфекцией[237]237
Пиелонефрит, иногда провоцируемый беременностью.
[Закрыть]. Ее не так сильно беспокоила болезнь, как стремление оградить от этой проблемы Уоррена.
Но на самом деле все ее внимание было обращено на долгожданный собственный дом. Даже болезнь и уход за новорожденным и двумя маленькими детьми не смогли преодолеть ее стремления украсить жилище. Оправившись, она обставила дом в жизнерадостном современном стиле, купив хромированную и кожаную мебель и развесив на белых стенах огромные, яркие картины. Счет за обстановку на сумму в 15 тысяч долларов составил почти половину стоимости самого дома, что «чуть не убило Уоррена», по словам его приятеля по игре в гольф Боба Биллига[238]238
Цитируется в книге Lowenstein «Buffett…». Биллиг уже умер.
[Закрыть]. Он был равнодушен к визуальной эстетике и видел только этот возмутительный счет.
«Друзья и родственники считали Сьюзи уступчивой, веселой и при этом заботливой матерью. Теперь, когда Баффетты жили ближе к обоим родительским домам, дети проводили больше времени с бабушками и дедушками. У Томпсонов, в полутора кварталах от родительского дома, атмосфера была расслабленной и приятной. Они не переживали, если Хоуи разбивал окно или дети устраивали беспорядок. Дороти Томпсон все понимала: играла в игры, устраивала охоту за пасхальными яйцами и готовила многослойное мороженое. Дока Томпсона дети любили, невзирая на его чрезмерную уверенность в собственной значимости и замашки проповедника. Однажды он усадил Хоуи к себе на колено. «Не пей алкоголь», – повторял он снова и снова. – Это убьет клетки твоего мозга, а у тебя их и так очень мало»[239]239
Из интервью с Хоуи Баффеттом.
[Закрыть].
Когда Хоуи и Сьюзи-младшая ходили к Баффеттам, Лейла тащила их в церковь. По сравнению с Томпсонами Лейла и Говард казались чопорными, застегнутыми на все пуговицы. Говард по-прежнему был пережитком викторианской эпохи.
В своем новом большом доме Уоррен и Сьюзи начали принимать гостей. Но на семейных собраниях, где присутствовала мать Уоррена, он, как только ему удавалось, поднимался наверх, чтобы поработать.
Новый маленький кабинет Баффетта, расположенный справа от хозяйской спальни, Сьюзи оклеила обоями с узором в виде банкнот. В приятном окружении денег он стал скупать дешевые акции с той же скоростью, с какой его пальцы перелистывали справочники Moody's. Это были компании, продающие товары, которые можно было легко оценить: Davenport Hosiery, Meadow River Coal & Land, Westpan Hydrocarbon и Maracaibo Oil Exploration. Деньги он пускал в дело, как только они у него появлялись – на благо партнерств, самого себя и Сьюзи.
Часто для воплощения идей ему требовалась секретность, и он пользовался услугами умных, готовых к сотрудничеству людей, таких как Дэн Монен, которые могли действовать вместо него. Другим таким доверенным лицом Уоррена был Дэниел Ковин, который работал в небольшой брокерской фирме Hettleman & Co в Нью-Йорке.
Ковин был на девять лет старше Уоррена, но между ними было много общего. Еще подростком Ковин содержал семью, а деньги, полученные в подарок на тринадцатилетие, он вложил в акции[240]240
Из прощальной речи Джойс Ковин, посвященной Ковину.
[Закрыть]. Баффетта привлекло в нем то, что Ковин хорошо торговал и разрабатывал собственные идеи[241]241
В создание этого портрета Ковина внесли вклад Маршалл Вайнберг, Том Кнапп, Эд Андерсон, Сэнди Готтесман, Баффетт и другие.
[Закрыть]. Он также оказал большую услугу Уоррену, когда тот работал в Graham-Newman, одолжив ему на неделю 50 тысяч долларов, чтобы Уоррен мог купить несколько акций взаимного фонда и получить налоговый вычет[242]242
«Он одолжил мне без обеспечения. В целях налогообложения доллар краткосрочных убытков компенсировал два доллара долгосрочной прибыли. Можно было купить взаимный фонд, который собирался выплатить долгосрочные дивиденды на прирост капитала, и погасить его сразу после этого, чтобы компенсировать долгосрочную прибыль на конец года. Я покупал комбинацию долгосрочного прироста капитала и краткосрочного убытка. Они были равны по сумме, но по-разному отражались в налоговой декларации. Тогда все это было законно, но сейчас так делать нельзя. Это, вероятно, сэкономило мне тысячу долларов, это приличная сумма», – говорит Баффетт.
[Закрыть]. Со временем они стали сотрудничать, причем Дэн был старшим партнером: он был опытнее, располагал более значительными средствами для инвестиций, а также делился информацией и идеями.
Однако у Уоррена все еще были проблемы со сбором денег. Но знакомство с Грэмом должно было вновь принести свои плоды.
Однажды к Бену Грэму зашел побеседовать Берни Сарнат, пионер пластической и реконструктивной хирургии. Сарнат спросил Грэма, что ему теперь делать со своими деньгами. «Он сказал: “Купи AT&T”, – вспоминает Сарнат. – А затем вручил мне акции трех закрытых фондов и несколько других компаний. И добавил: “Один из моих бывших студентов занимается инвестированием. Его зовут Уоррен Баффетт”. Он упомянул об этом настолько невзначай, что я даже не уловил намека».
Уоррена Баффетта почти никто не знал. Жена Сарната, Рода, каждый день прогуливалась со своей свояченицей Эсти, которая однажды сказала: «Послушай, Рода, люди постоянно предлагают нам инвестировать в их партнерства. Обычно мы всем отказываем. Но у этого Уоррена Баффетта есть потенциал. Мы инвестируем с ним, и вам тоже стоит это сделать».
Рода ответила: «Эсти, я знаю, что ты считаешь его умным. Но меня больше интересует, честный ли он». Эсти на это сказала: «Абсолютно. Я доверяю ему на сто процентов». В итоге Сарнаты и Эсти Грэм вложили в Mo-Buff 10–15 тысяч долларов.
К партнерствам Уоррена присоединились некоторые студенты его курсов, а также его бывший преподаватель на занятиях по Дейлу Карнеги, Уолли Кинан.
К 1959 году Уоррен стал известен в городе, его начали узнавать в Омахе, как с хорошей, так и с плохой стороны. Люди считали, что для него было наглостью просить у них деньги на инвестиции, не говоря при этом, что именно он будет покупать. «Некоторые в Омахе думали, что я создаю какую-то финансовую пирамиду».
Но теперь его таланты были известны многим, а его партнерами становились все более известные люди. В феврале 1959 года с предложением о собственном партнерстве к нему обратились Каспер Оффатт и его сын Кэп-младший, члены одной из самых известных семей Омахи. Когда Уоррен объяснил, что не раскрывает информацию о том, что покупает, Кэп-старший отказался от партнерства. Но на инвестиции решились Кэп-младший, его брат Джон и Уильям Гленн, один из бизнесменов, недвижимостью которого управлял Чак Петерсон. Они вложили 50 тысяч долларов в седьмое партнерство Уоррена, которое получило название Glenoff.
На заре инвестиционной деятельности, управляя своими первыми партнерствами, Уоррен ни на шаг не отступал от принципов Бена Грэма. Он покупал необычайно дешевые компании, изжеванные сигарные окурки, как их называл Грэм, в которых оставалась только одна бесплатная затяжка.
Это продолжалось, пока Баффетт не встретил Чарли Мангера.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?