Текст книги "Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире"

Эти компании Грэм называл «окурками»: дешевые и непопулярные бумаги, выброшенные на обочину, как липкий, изжеванный огрызок сигары. Грэм специализировался на обнаружении этих неаппетитных останков, на которые никто больше не обращал внимания.

Бен знал, что некоторые из находок окажутся негодными, но считал бесполезным тратить время на оценку состояния каждой. Он всегда рассматривал компании с точки зрения того, сколько они будут стоить мертвыми. Покупка не выше этой стоимости была его «запасом прочности» – страховкой на случай, если какой-то процент компаний обанкротится. В качестве дополнительной защиты он применял диверсификацию: покупал огромное количество акций крошечными порциями. Диверсификация при этом была экстремальной: некоторые позиции составляли всего тысячу долларов.

Уоррен, который был непоколебимо уверен в собственных суждениях, не видел причин хеджировать ставки и внутренне пожимал плечами по поводу диверсификации. Они с Уолтером собирали цифры из справочников Moody’s и заполняли сотни простых форм, которые в Graham-Newman использовались для принятия решений. Просмотрев список, Уоррен сузил его до горстки акций, заслуживающих еще более пристального изучения, а затем вложил свои деньги в те из них, у которых, как он считал, были наилучшие шансы. У каждого решения были свои альтернативные издержки, так что Уоррену постоянно приходилось выбирать между инвестиционными возможностями, которые были одна лучше другой. Как бы ему ни нравилась GEICO, он принял мучительное решение продать ее после того, как нашел компанию Western Insurance, которая привлекала его еще больше. Ее прибыль составляла 29 долларов на акцию, тогда как торговалась она всего по три доллара.

Это было все равно, что встретить игровой автомат, в котором каждый раз выпадают три вишенки. Если поставить 25 центов и дернуть за рычаг, автомат Western Insurance практически гарантированно выдавал два бакса как минимум[178]178
  На самом деле не вся прибыль выплачивается в виде дивидендов. Различение между распределяемой и нераспределяемой прибылью послужило поводом для ожесточенных академических дебатов о том, с каким дисконтом следует оценивать акции компаний, которые распределяют не всю прибыль. По ряду причин дооценка, назначаемая компаниям, выплачивающим дивиденды, снизилась. Отсылка к «Замороженной корпорации» в главе 46 «Рубикон».


[Закрыть]. Любой человек в здравом уме играл бы на таком автомате до упаду. Это были самые дешевые акции с самым высоким запасом прочности, которые Уоррен когда-либо видел в жизни. Он купил столько, сколько смог, и привлек к сделке своих друзей[179]179
  Интервью с Фредом Стэнбеком.


[Закрыть].

У Уоррена был нюх на все бесплатное или дешевое. Благодаря своей уникальной способности поглощать и анализировать цифры он быстро стал в Graham-Newman любимчиком.

«Я был всего лишь рабочей лошадкой и сидел в офисе. Они купили Union Underwear для Philadelphia and Reading Coal and Iron и создали корпорацию Philadelphia and Reading Corporation[180]180
  Компания Union Underwear была предшественницей Fruit of the Loom.


[Закрыть]. Таким образом, компанию начали трансформировать, делая более диверсифицированной. Я не входил во внутренний круг, но мне было ужасно интересно, и я знал, что там происходит что-то достойное внимания».

Так чутье и внимательность помогли Уоррену ознакомиться с искусством размещения капитала, суть которого была в том, чтобы направить деньги туда, где они принесут наибольшую прибыль. В данном случае компания Graham-Newman использовала деньги от одного бизнеса для покупки другого, более прибыльного. Со временем это могло привести либо к банкротству, либо к процветанию.

Наблюдая за подобными сделками, Уоррен чувствовал, что подсматривает через окно за миром больших финансов. Однако, как он вскоре обнаружил, для обитателя Уолл-стрит Грэм вел себя нетипично. Он всегда мысленно читал стихи или вспоминал Вергилия и был склонен терять вещи в метро. Как и Уоррен, он был равнодушен к тому, как выглядит. Однако, в отличие от Уоррена, ему не нужны были деньги ради денег, трейдинг как соревнование его не занимал. Подбор акций был для него скорее интеллектуальным упражнением.

Уоррена, хоть он и относился к Бену Грэму с благоговением, деньги занимали чрезмерно. Он хотел много накопить и смотрел на это как на соревновательную игру. Усилия, которые он прикладывал, чтобы не расстаться даже с небольшой суммой денег, были настолько очевидны, что казалось, будто деньги владеют им, а не наоборот.

Сьюзи знала это как никто другой. Даже среди соседей по многоквартирному дому Уоррен быстро заработал репутацию прижимистого и эксцентричного человека. Только после того, как на работе его пристыдили состоянием его рубашек (Сьюзи всегда гладила только воротник, планку с пуговицами и манжеты), он разрешил ей отдавать их в прачечную[181]181
  Из интервью со Сью Джеймс Стюарт.


[Закрыть]. С местным газетным киоском он договорился, что будет покупать со скидкой журналы недельной давности, предназначенные на выброс. У него не было машины, а когда он одалживал ее у соседа, никогда не заправлял бак. Когда у него, наконец, появился собственный автомобиль, он мыл его только во время дождя, чтобы кузов сам ополаскивался дождевой водой[182]182
  Из интервью с Элизабет Трамбл.


[Закрыть].

В это время в круг общения Баффеттов в основном входили семьи, главы которых интересовались акциями. Периодически их со Сьюзи приглашали в загородный клуб или на ужин с другими молодыми парами с Уолл-стрит. Билл Руан познакомил его с новыми людьми, в том числе с биржевым брокером Генри Брандтом, который походил на растрепанного Джерри Льюиса, но окончил Гарвардскую школу бизнеса с лучшим результатом, и его женой Роксаной. На представителей Уолл-стрит Уоррен производил неизгладимое впечатление. «Более неотесанного человека я не видел», – вспоминает один из них. Но когда он начинал вести речь об акциях, остальные, по словам Роксаны Брандт[183]183
  Из интервью с Роксаной Брандт.


[Закрыть], сидели у его ног зачарованные.

Жены сидели отдельной компанией. Пока Уоррен плел финансовые заклинания, Сьюзи очаровывала жен своими простотой и участием. Она хотела знать все об их детях или планах на них. Она знала, как побудить человека открыться ей. Она спрашивала о каком-то важном жизненном решении, а затем, с задушевным взглядом, произносила: «Не жалеете?» И тогда собеседница начинала изливать самые сокровенные переживания. Познакомившись со Сьюзи полчаса тому назад, она чувствовала, что у нее появилась лучшая подруга, хотя Сьюзи никогда не откровенничала в ответ. Люди любили ее за то, что она интересовалась ими.

Дома Сьюзи со всем обходилась сама: ждала второго ребенка, занималась стиркой, покупками, уборкой и готовкой, кормила, переодевала и ласкала дочку. Также она кормила ужином Уоррена. К его работе она относилась, как к таинству, и понимала, какое почтение он испытывает к мистеру Грэму. Уоррен не делился подробностями своей работы, которые в любом случае ее не интересовали. Все это время она продолжала терпеливо работать над укреплением уверенности мужа в себе и «собирать его воедино», окружая лаской и обучая искусству разбираться в людях. В одном она была непреклонна: он должен поддерживать связь с дочерью. Уоррен был не из тех, кто играет с ребенком в «козу» или берет на себя смену подгузников, но каждый вечер он пел Малышке Сьюзи песни.

«Я все время пел ей детскую песенку “По радуге”. Это работало как гипноз. Я не знаю, было ли ей настолько скучно, или что-то еще, но она засыпала сразу, как только я начинал петь. Я брал ее на руки, и она просто таяла в них».

15 декабря 1954 года у Сьюзи начались схватки. Уоррен приехал домой с работы. Тут же раздался звонок в дверь. Гостем оказался проповедник, который ходил по квартирам. Сьюзи вежливо пригласила его присесть в гостиной. И стала слушать.

Уоррен тоже слушал, думая про себя, что только Сьюзи могла впустить этого человека в дом. Уоррен начал намекать собеседнику, чтобы тот закруглялся. Он уже несколько лет был агностиком и не хотел, чтобы его обращали в веру, а его жена и вовсе рожала. Им нужно было ехать в больницу.

Сьюзи продолжала слушать. «Расскажите еще», – говорила она. Сигналы, которые подавал Уоррен, она игнорировала, считая, очевидно, что быть вежливой с посетителем и дать ему почувствовать, что его понимают, намного важнее, чем поскорее попасть в больницу. Гость, казалось, не обращал внимания на то, что у нее идут схватки. Уоррен сидел беспомощный и раздражался все сильнее, пока проповедник не выдохся.

Но до больницы они добрались вовремя. Рано утром следующего дня на свет появился Говард Грэм Баффетт.

21. На чьей стороне играть

Нью-Йорк, 1954 – 1956

Хоуи был трудным ребенком. Если Малышка Суз была тихой и спокойной, то ее брат напоминал будильник, который невозможно выключить. Родители все ждали, что крики начнут утихать, но они только усиливались. Квартира Баффеттов внезапно стала шумной и тесной.

Конечно, по звонку будильника вскакивала только Большая Сьюзи. Даже ночные завывания Хоуи не могли отвлечь Уоррена. В своем маленьком кабинете, устроенном в третьей спальне, он мог часами погружаться в размышления.

На работе он был увлечен новым сложным проектом, которому предстояло стать ключевым событием его карьеры. Вскоре после прихода Уоррена в Graham-Newman внезапно подскочила цена на какао: с 5 до более чем 50 центов за фунт. Бруклинская компания Rockwood & Co, производитель шоколада «с ограниченной рентабельностью»[184]184
  Письмо председателя совета директоров Berkshire Hathaway, 1988.


[Закрыть], столкнулась с дилеммой. Ее главным продуктом были шоколадные кусочки Rockwood, которые добавляют в шоколадное печенье. Значительно поднять цены на этот товар компания не могла и поэтому начала терпеть большие убытки. Однако при таких высоких ценах на какао у компании Rockwood был шанс распродать свои какао-бобы со склада и получить прибыль. К несчастью, налог, который пришлось бы при этом уплатить, забрал бы больше половины от прибыли[185]185
  Освобождение от налогов распространялось на ликвидацию запасов, учтенных по методу LIFO. При расчете прибыли для целей налогообложения компания Rockwood использовала систему учета LIFO, учитывая в производственных затратах самые поздние цены на какао-бобы, что минимизировало налоги. Соответственно, на складе какао-бобы учитывались по более ранним ценам. Поэтому при продаже запасов возникла бы большая налогооблагаемая прибыль.


[Закрыть].

Владельцы Rockwood предложили Graham-Newman купить компанию, но Graham-Newman не согласилась на запрашиваемую цену. Тогда они обратились к инвестору Джею Прицкеру, который нашел способ избежать огромных налоговых начислений[186]186
  Прицкер благодаря своей инвестиционной деятельности создал бизнес-конгломерат, но наибольшую известность получил как основатель сети отелей Hyatt.


[Закрыть]. Налоговый кодекс США 1954 года гласил, что если компания сокращает масштабы деятельности, она может не платить налог на «частичную ликвидацию» запасов. Поэтому Притцкер купил контрольный пакет акций Rockwood, решив сохранить компанию как производителя шоколадных кусочков и выйти из бизнеса по производству какао-масла. Три с половиной миллиона фунтов какао-бобов он отнес к бизнесу по производству какао-масла. Именно их предстояло «ликвидировать».

Но Прицкер продавал бобы не за живые деньги, а предложил их другим акционерам в обмен на акции. Он хотел таким образом увеличить свою долю в компании. Чтобы простимулировать их, он предложил выгодные условия: бобы на сумму 36 долларов[187]187
  В начале периода, в который производился обмен, какао-бобы из Аккры, составлявшие половину партии Rockwood в 13 миллионов фунтов, торговались по цене 0,52 доллара за фунт. К концу этого периода цена упала до 0,44 доллара за фунт. В августе 1954 года цена на бобы достигла максимума в 0,73 доллара за фунт, что заставило кондитерские компании уменьшить размер пятицентовых шоколадных батончиков. George Auerbach, Nickel Candy Bar Wins a Reprieve, New York Times, 26 марта 1955; Commodity Cash Prices, New York Times, 4 и 20 октября 1954.


[Закрыть] за акцию, которая торговалась по 34,5 доллара[188]188
  Письмо акционерам Rockwood & Co., 28 сентября 1954.


[Закрыть].

Грэм понял, как заработать на этом предложении. Компания Graham-Newman могла бы купить акции Rockwood и обменять их у Прицкера на какао-бобы, от продажи которых можно будет выручить прибыль в размере 2 доллара на акцию. Это был пример арбитража, при котором две почти одинаковые вещи торгуются по разным ценам. Ловкий трейдер при этом может практически без риска купить одну и продать другую, получив прибыль на разнице между ними. «На Уолл-стрит перефразировали старую пословицу, – писал позже Баффетт. – Дайте человеку рыбу, и он будет сыт весь день. Научите человека арбитражу, и он будет сыт всегда»[189]189
  Из письма председателя совета директоров, приложенного к годовому отчету Berkshire за 1988 год, в котором содержится краткое описание сделки с Rockwood.


[Закрыть]. Прицкер выписал бы фирме Graham-Newman складской сертификат – лист бумаги, на котором написано, что его предъявитель владеет таким-то количеством какао-бобов, и которым можно торговать, как акцией. Продав складской сертификат, Graham-Newman получила бы свои деньги.

– $34 (стоимость акции Rockwood, которую Graham-Newman отдает Прицкеру);

+ $36 (Прицкер выдает Graham-Newman складской сертификат, который она продает);

= $2 (прибыль на каждую акцию Rockwood).

Однако, если риск «почти» отсутствует, значит, небольшая вероятность риска все же есть. Что если цена на какао-бобы упадет, и складской сертификат будет стоить всего 30 долларов? Вместо того, чтобы заработать два доллара на акцию, компания Graham-Newman потеряет четыре. Чтобы зафиксировать свою прибыль и устранить этот риск, Graham-Newman продавала фьючерсы на какао. Это было хорошей идеей, поскольку цены на какао должны были упасть.

Рынок фьючерсов позволяет покупателям и продавцам договариваться о будущей продаже товара по заранее согласованной цене. За небольшую комиссию компания Graham-Newman могла договориться о продаже своих какао-бобов по установленной цене в течение определенного времени, устраняя тем самым риск падения рыночной цены. Тот, кто был на другой стороне сделки, приобретал этот риск падения цены и занимался спекуляцией[190]190
  На доходности сделки для спекулянта также отражаются его затраты на финансирование. Например, если спекулянт вышел в безубыток по трехмесячному контракту за вычетом своего вознаграждения, то с учетом стоимости финансирования контракт фактически будет убыточным.


[Закрыть]. Если какао-бобы подешевеют, компания Graham-Newman будет защищена от потерь, поскольку спекулянту придется выкупить у Graham-Newman какао-бобы дороже, чем они стоят[191]191
  На фьючерсном рынке разница между спекулянтом и хеджером или «страхователем» заключается главным образом в том, существует ли базовая позиция товара, которую необходимо хеджировать.


[Закрыть]. С точки зрения Graham-Newman, роль спекулянта заключалась в продаже страховки от риска падения цены. Правда, в то время никто не знал, как именно изменятся цены.

Так или иначе, главной целью арбитража было купить как можно больше акций Rockwood и одновременно продать эквивалентное количество фьючерсов.

Компания Graham-Newman поручила провести сделку с Rockwood Уоррену. Он был просто создан для этого: уже несколько лет он занимался арбитражными операциями, покупая конвертируемые привилегированные акции и продавая «в шорт» обыкновенные акции той же компании[192]192
  Из интервью с Томом Кнаппом и Уолтером Шлоссом и самим Уорреном Баффеттом.


[Закрыть]. Несколько недель Уоррен каждый день катался на подземке в Бруклин и обратно, обменивая акции на складские сертификаты в Schroder Trust. Вечерами он обдумывал ситуацию, напевая «По радуге» Малышке Суз и не обращая внимания на вопли Хоуи, которого Большая Сьюзи пыталась накормить из бутылочки.

На первый взгляд, сделка с акциями Rockwood была для Graham-Newman простой операцией: единственными затратами были жетоны на метро, интеллектуальные усилия и время. Но Уоррен увидел потенциал для еще более великолепного «финансового фейерверка», чем Graham-Newman[193]193
  Письмо Уоррена Баффетта Дэвиду Эллиотту, 5 февраля 1955.


[Закрыть]. В отличие от Бена Грэма, он решил не заниматься арбитражем. Поэтому ему не нужно было продавать фьючерсы на какао. Вместо этого он купил 222 акции Rockwood для себя и просто держал их при себе.

Предложение Прицкера Уоррен тщательно обдумал. Когда он разделил все какао-бобы, принадлежавшие компании Rockwood (а не только те, которые Прицкер отнес к производству какао-масла), на количество акций компании, стоимость акции оказалась выше 80 фунтов. У тех, кто не обменял свои акции, они в итоге стоили бы больше в какао-бобах, чем то, что предлагал Прицкер. Более того, все какао-бобы, недополученные теми, кто сдал свои акции, еще больше увеличили бы стоимость каждой акции.

Те, кто удержали акции, должны были выиграть еще и потому, что получат долю в производстве компании, ее оборудовании, клиентской задолженности и в остальном бизнесе, по крайней мере в той его части, которая не прекращала деятельность.

Уоррен перевернул ситуацию, рассмотрев ее с точки зрения Прицкера. Если Прицкер покупает, задался он вопросом, зачем нужно продавать? Проведя расчеты, он понял, что это не имеет смысла, и играть нужно на стороне Прицкера.

Уоррен всегда рассматривал акции как маленькую долю в бизнесе. Чем меньше акций было в обращении, тем больше стоила эта доля. Он рисковал больше, чем при арбитраже, но его ставка была точно рассчитана, и шансы были в его пользу с сильным перевесом. Арбитражную прибыль в два доллара было легко получить, она была безрисковой. Когда цены на какао-бобы упали, фьючерсные контракты защитили Graham-Newman. В числе многих других акционеров компания приняла предложение Прицкера, недополучив много какао-бобов.

Удержание акций оказалось блестящим решением. Те, кто играли на арбитраже, как Graham-Newman, получили свои два доллара на акцию. Но акции Rockwood, которые до предложения Прицкера торговались по 15 долларов, после завершения сделки взлетели до 85. При арбитраже на своих 222 акциях Уоррен заработал бы 444 доллара. Сделав точно выверенную ставку, он получил чрезвычайную прибыль – около 13 тысяч долларов[194]194
  На основании информации о компании в промышленном справочнике Moody’s, в 1954 году акции Rockwood торговались между 14,75 и 85 долларами, а в 1955 году – между 76 и 105 долларами. Баффетт держал акции до 1956 года. В начале 1956 года акции Rockwood торговались выше 80 долларов за акцию, согласно годовому отчету Graham-Newman.


[Закрыть].

Работая над сделкой, он также решил познакомиться с Джеем Прицкером. Он решил, что если этот человек достаточно умен, чтобы проворачивать такие сделки, «то дальше он будет работать еще умнее». Он пришел на собрание акционеров, задал несколько вопросов и познакомился с Прицкером[195]195
  В письме Дэвиду Эллиотту от 5 февраля 1955 года Баффетт объясняет, что Rockwood – вторая по величине позиция в его портфеле после Philadelphia & Reading, которую он не раскрыл, и пишет, что Прицкер «в прошлом действовал довольно быстро. Пару лет назад он купил Colson Corp., и после продажи велосипедного подразделения компании Evans Products продал остаток компании по балансовой стоимости F. L. Jacobs. Около года назад он купил Hiller & Hart, сразу же закрыл ее свинобойный бизнес и превратил компанию в продавца недвижимости». Прицкер, пишет он далее, «владеет примерно половиной акций Rockwood, что составляет около 3 миллионов долларов в пересчете на какао-бобы. Я уверен, что он не в восторге от того, что такие деньги вложены в подобные запасы, так что он будет искать возможности быстрого слияния». Для этого заключения он изучил не только цифры, но и самого Джея Прицкера.


[Закрыть]. Уоррену тогда было двадцать пять лет, Прицкеру – тридцать два.

Даже работая с относительно небольшим капиталом в размере менее 100 тысяч долларов, Уоррен понял, что подобный образ мыслей откроет ему целый мир возможностей. Единственными ограничивающими факторами были его деньги, энергия и время. Это был тяжелый труд, но он ему нравился. То, что делал он, было не похоже на инвестирование большинства: люди сидят в офисе и читают результаты чужих исследований. Уоррен же был детективом, который проводил собственные исследования.

В детективной работе он пользовался справочниками Moody’s по промышленности, банкам и финансам, коммунальной сфере. Часто он сам ездил в Moody’s или Standard & Poor’s. «Я был единственным, кто когда-либо там появлялся. Они даже не спрашивали, являюсь ли я их клиентом. Я поднимал архивы сорокалетней давности. Копировальных машин у них не было, поэтому я сидел там и писал свои маленькие заметки: то одну цифру, то другую. У них была библиотека, но в ней нельзя было искать самому. Приходилось делать запросы. Поэтому я называл компании вроде Jersey Mortgage или Bankers Commercial, про которые никто никогда не спрашивал. Они приносили данные по ним, а я сидел и делал заметки. Если нужно было посмотреть документы Комиссии по ценным бумагам и биржам, я шел туда. Это был единственный способ их получить. Если нужная компания находилась поблизости, я мог попытаться встретиться с руководством. Я не назначал встреч заранее. Но я многого добился, действуя таким образом».

Одним из излюбленных источников Уоррена был еженедельник «Розовые страницы», который выходил на розовой бумаге и публиковал информацию об акциях настолько мелких компаний, что они не торговались на фондовой бирже. Другим источником была «Национальная книга котировок», которая выходила раз в полгода и включала акции еще более крохотных компаний, не попадавших даже в «Розовые страницы». Ни одну компанию Уоррен не считал слишком маленькой, и ни одна деталь не оставалась для него невыясненной. «Я процеживал целые тома и находил одну или две смехотворно дешевые компании, в которые мог вложить 10–15 тысяч долларов».

Уоррен никогда не был гордым и считал за честь позаимствовать идеи у Грэма, Прицкера или из любого другого ценного источника. Он называл это «сесть на хвост». Его не волновало, если идея оказывалась слишком банальной. Однажды он воспользовался идеей Грэма, касающейся Union Street Railway[196]196
  Первоначально он купил акции у компании Graham-Newman, когда был биржевым брокером. Из-за незначительной ошибки в ордере они его отозвали. Уоррен удержал их, оставив у себя.


[Закрыть]. Собрав некоторую информацию и совершив визит к руководству компании[197]197
  До 2000 года инвесторы и аналитики регулярно разыскивали и получали непубличную информацию, которая приносила им преимущество при торговле акциями. Этот поток информации, дающий возможность одним инвесторам получать выгоду за счет других, считался одной из составляющих эффективной работы рынков капитала и наградой за надлежащее исследование. Уоррен Баффетт и его друзья-инвесторы извлекли значительную выгоду из старого положения вещей. В 1955 году Бена Грэма подробно расспрашивали об этой практике в Конгрессе. Он отметил, что «много информации изо дня в день и из месяца в месяц естественным образом попадает в поле зрения директоров и должностных лиц. Совершенно нереально публиковать каждый день отчет о делах компании. С другой стороны, с практической точки зрения, на должностных лиц или директоров не налагается клятва о сохранении тайны, и они вполне могут поделиться информацией, которая доходит до их сведения ежедневно. Основная проблема в том, что, если это вопрос большой важности, как правило, считается, что информацию следует оперативно донести до всех акционеров, чтобы никто не получил существенных преимуществ. Но есть разные степени важности и срочности, и очень трудно точно определить, какого рода информация должна быть опубликована, а какая будет распространяться по слухам». Кроме того, он добавил, что не до всех инвесторов слухи могут доходить, но «я думаю, что человек с опытом предположит, что некоторые люди знают о компании, акциями которой торгуют, больше, чем он сам, и, возможно, будут торговать на основе этих дополнительных знаний». До 2000 года законодательство фактически способствовало такому положению вещей. Хотя детальное обсуждение инсайдерской торговли выходит за рамки этой книги, теория инсайдерской торговли была обнародована в Правиле Комиссии по ценным бумагам и биржам 10b-5 SEC в 1942 году, но «на Уолл-стрит настолько прочно укоренилась традиция извлекать выгоду из инвестирующей публики», как выразился Джон Брукс в книге The Go-Go Years, что до 1959 года это правило не применялось. Лишь в 1980-х годах некоторые задались вопросом об обязанностях других лиц, помимо самих инсайдеров, по выполнению законов об инсайдерской торговле. Даже тогда, как подтвердил Верховный суд в деле «Диркс против Комиссии по ценным бумагам и биржам США», 463 U.S. 646 (1983), аналитики могли на законных основаниях сообщать своим клиентам информацию такого рода. Также Верховный суд отметил в деле «Чиарелла против Соединенных Штатов», 445 U.S. 222 (1980), что «на фондовых рынках информационное неравенство неизбежно». В какой-то степени подразумевалось, что постепенная утечка инсайдерской информации приносит рынку определенную пользу. Практика связей с общественностью в бизнесе и конференц-звонков тогда развита не была. Однако в делах 1980-х годов Верховный суд определил новую теорию «злоупотребления» инсайдерской информацией, согласно которой внутренняя информация, незаконно присвоенная доверенным лицом, может привести к ответственности в случае, если указанное лицо действовало на основании этой информации. Затем, в значительной степени в ответ на распространение в эпоху «мыльного пузыря» договоренностей аналитиков о консенсусной прибыли компаний и раскрытие «на ушко» определенным аналитикам прогнозов прибыли, в 2000 году в соответствии с Положением о «честном раскрытии информации» или Fair Disclosure Комиссия по ценным бумагам и биржам США расширила теорию злоупотребления, включив в нее аналитиков, которые избирательно получают и распространяют существенную непубличную информацию от руководства компании. С появлением Reg. FD, эпоха «сарафанного радио» в основном закончилась, и началась новая эра тщательно спланированной практики раскрытия информации.


[Закрыть], Уоррен заработал около 20 тысяч долларов всего за несколько недель.

За всю историю семьи Баффеттов никто не зарабатывал 20 тысяч долларов на одной идее. В 1955 году эта сумма превышала в несколько раз среднегодовой заработок. Удвоить свои деньги за несколько недель работы было впечатляющим результатом. Но важнее было то, что ему удалось проделать это без существенного риска.

Со Сьюзи Уоррен не обсуждал подробности арбитражных операций с какао-бобами и покупки акций автобусных компаний. Деньги ее интересовали только с той точки зрения, что их можно на что-то потратить. Ей было известно, что в их маленькую квартирку в Уайт-Плейнз деньги текут рекой, но ей Уоррен выделяет лишь небольшую сумму на ведение хозяйства. Она не отслеживала каждую мелкую трату, пока росла, поэтому семейная жизнь с человеком, который экономил на покупке журналов, договариваясь о скидке с газетным киоском, была для нее чем-то совершенно непривычным. Она изо всех сил старалась справиться с хозяйством сама, но разрыв между тем, что зарабатывал Уоррен, и тем, что он давал жене, казался ошеломляющим.

Уоррен блестяще проявил себя в Graham-Newman и становился все более перспективным сотрудником. Бен Грэм проявлял личный интерес к Уоррену, а также к его дружелюбной и терпеливой жене. Когда родился Хоуи, Грэм подарил им кинокамеру и проектор и даже заглянул в их квартиру, захватив плюшевого медвежонка для маленького Баффетта[198]198
  Более пяти десятилетий спустя Хоуи рассказывает об этом как о своем первом воспоминании. Хотя это может показаться невероятным, в работе Харли и Риз «Истоки автобиографической памяти» (Harley and Reese, Origins of Autobiographical Memory, Чикагский университет, Developmental Psychology, том 35, № 5, 1999) изучают теории формирования детских воспоминаний с самых первых месяцев жизни, с выводом, что такой феномен действительно имеет место. Одно из объяснений сводится к тому, что родители повторяют эти истории своим детям. Подарок от Бена Грэма, вероятно, значимый для Уоррена, Хоуи вполне мог запомнить с младенчества, потому что, по крайней мере, один из родителей способствовал запечатлению этого эпизода в памяти ребенка, рассказывая о нем вновь и вновь.


[Закрыть]. Когда они с женой Эсти приглашали один или два раза Баффеттов на ужин, он заметил, что Уоррен смотрит на Сьюзи с обожанием, и они часто держатся за руки. Но он также видел, что Уоррен не оказывает жене знаков внимания, и что Сьюзи, возможно, понравился бы какой-нибудь романтический жест[199]199
  Из интервью с Берни и Родой Сарнат.


[Закрыть]. Когда Сьюзи с сожалением упомянула, что Уоррен не танцует, Грэм оставил на его рабочем столе подарочный сертификат в танцевальную студию Артура Мюррея в Уайт-Плейнс, где занимался сам Грэм. Немного позже он навел справки в студии и обнаружил, что его протеже так и не воспользовался сертификатом. Он сказал об этом Уоррену и посоветовал все-таки начать. В итоге Уоррен промучился три урока и бросил. Танцевать он так и не научился[200]200
  Эта история также приводится в книге Janet Lowe, Benjamin Graham on Value Investing: Lessons from the Dean of Wall Street. Chicago: Dearborn Financial Publishing, 1994.


[Закрыть].

Но его быстрому восхождению в Graham-Newman это не помешало. Уже после полутора лет работы и Бен Грэм, и Джерри Ньюман, казалось, рассматривали Уоррена как потенциального партнера, что предполагало общение между их семьями. В середине 1955 года даже желчный Ньюман направил Баффеттам приглашение на мероприятие, которое они сочли пикником, в Медоупонд. Сьюзи приехала в одежде, подходящей для поездки на ранчо, обнаружив, что остальные женщины наряжены в платья и жемчуга. Хотя Баффетты чувствовали себя на вечере как две деревенщины, этот промах никак не повлиял на статус «золотого мальчика» Уоррена.

Уолтера Шлосса на подобные мероприятия не приглашали. Он был причислен к поденщикам, которым не суждено дорасти до партнерства. Джерри Ньюман, который редко заботился о том, чтобы проявлять доброту к кому бы то ни было, презирал Шлосса больше других. Поэтому Шлосс, женатый и имеющий двух маленьких детей, решил вырваться на свободу. Ему потребовалось время, чтобы набраться смелости и сказать об этом Грэму[201]201
  Из интервью с Уолтером Шлоссом.


[Закрыть], но уже к концу 1955 года он основал собственное инвестиционное партнерство с первоначальным капиталом в 100 тысяч долларов, собранным группой партнеров, чьи имена, как позже выразился Баффет, «были как будто взяты из списка для переклички на Эллис-Айленд»[202]202
  Письмо Уоррена Баффетта в Hilton Head Group, 3 февраля 1976.


[Закрыть].

Баффетт был уверен, что Шлосс сможет успешно применить методы Грэма, и восхищался тем, что у него хватило духу создать собственную фирму. Хотя он и беспокоился, что начальный капитал «Большого Уолтера» настолько мал, что он не сможет прокормить семью[203]203
  Шлосс основал партнерство с 5000 долларов собственного капитала, что было рискованным и не оставляло ему средств на жизнь. Баффетт попросил Дэна Ковина помочь ему с жильем. Бен Грэм вложил 10 тысяч долларов и попросил о том же некоторых своих друзей. Восемь друзей Шлосса вложили по 5 тысяч долларов. Шлосс брал 25 % от прибыли, «но не более того. Если рынок падал, мы должны были компенсировать убытки, чтобы мои партнеры оставались при своем».


[Закрыть], ни цента своих денег в партнерство Шлосса Баффетт не вложил, как и в Graham-Newman. Для Уоррена Баффетта было бы немыслимо позволить инвестировать свои деньги кому-то другому.

Однако он нашел человека, который заменил Шлосса. С Томом Кнаппом Баффетт познакомился на обеде в Blythe and Company на Уолл-стрит[204]204
  Кнапп был фондовым аналитиком в Van Cleef, Jordan & Wood и инвестиционным консультантом.


[Закрыть]. Кнапп был на десять лет старше Уоррена и переквалифицировался в бизнесмена из химика.

К началу 1956 года Грэму наскучило инвестирование. Его внешние интересы – женщины, античность и изящные искусства – так сильно перетягивали его, что он был уже одной ногой за дверью. Однажды, когда Кнаппа не было на месте, в каморку без окон, где Уоррен корпел над таблицами, секретарша провела молодого человека. Над ним навис Эд Андерсон, который рассказал, что, как и Кнапп, он химик, а не профессиональный инвестор. Он работал в Ливерморской лаборатории Комиссии по атомной энергии в Калифорнии, а в свободное время следил за фондовым рынком. Он прочитал книгу Бена Грэма «Разумный инвестор», в которой приводились многочисленные примеры дешевых акций, таких как Easy Washing Machine, и был очень впечатлен.

Андерсон пришел в офис, потому что подумывал о покупке еще одной акции Graham-Newman, но заметил некоторую странность и хотел о ней спросить. Грэм закупил много акций American Telephone & Telegraph. Это было очень непохоже на Грэма. Эту акцию покупали все, ее изучали и отслеживали, она была оценена справедливо, большого риска с ней не было, но и потенциала тоже. «Что происходит?» – спросил он Уоррена.

Уоррен на секунду задумался. Он был впечатлен тем, что у этого человека, химика, не искушенного в бизнесе, хватило наблюдательности, чтобы понять, что покупка AT&T выбивается из общей картины. Слишком многие люди думали, что бизнес доступен только посвященным, и заниматься им могут люди, прошедшие специальную подготовку. Он сказал Андерсону: «Возможно, сейчас не лучшее время покупать еще одну акцию»[205]205
  Из интервью с Эдом Андерсоном.


[Закрыть]. Они немного поболтали, а затем расстались по-дружески, намереваясь продолжить знакомство.

Наблюдая за торговыми операциями фирмы и держа ухо востро, Уоррен уже догадался, что Грэм собирается закрыть партнерство.

Карьера Бена Грэма подходила к концу. Ему было шестьдесят два года, а рынок взлетел выше пика 1929 года[206]206
  Грэм родился 9 мая 1894 года. Он решил закрыть Graham-Newman, когда ему был шестьдесят один год, но последнее собрание акционеров Graham-Newman состоялось 20 августа 1956 года.


[Закрыть]. Это нервировало Бена. Уже более двадцати лет его доходность превосходила рыночную на 2,5 %[207]207
  Джейсон Цвейг в статье «Уроки величайшего инвестора в истории», опубликованной в журнале Money в июле 2003 года, пишет: «С 1936 по 1956 год его взаимный фонд Graham-Newman приносил среднегодовую доходность более 14,7 % против 12,2 % рыночной. Это один из самых продолжительных и масштабных перевесов в истории Уолл-стрит». Эти цифры не отражают впечатляющей прибыли GEICO, которая была распределена среди акционеров в 1948 году.


[Закрыть]. Он хотел уйти на пенсию и переехать в Калифорнию, чтобы наслаждаться жизнью. Джерри Ньюман тоже уходил на пенсию, но Микки, сын Джерри, собирался остаться. Весной 1956 года Грэм уведомил партнеров о своем уходе. Сначала он предложил Уоррену стать полноценным партнером фирмы. Сделав это, невзирая на возраст и опыт Уоррена, он показал, насколько ценным сотрудником тот стал за столь короткое время.

Уоррен был польщен, но в Graham-Newman он пришел прежде всего, чтобы работать на Бена. Без Бена ему не было смысла там оставаться даже ради того, чтобы его считали интеллектуальным преемником Грэма. Более того, все время, пока он разбирался с автобусами и какао-бобами, он думал: «Мне не нравится в Нью-Йорке. Я практически живу в поезде». А главное, он не создан был быть чьим-то партнером, тем более младшим.

В итоге Уоррен отклонил предложение.