Текст книги "Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии"

Глава 2
Превращение в буржуа

Аркадий – один из долгожителей российского бизнеса. 1959 года рождения, он начал предпринимательскую деятельность в конце 1980-х и в настоящее время управляет крупной технологической холдинговой компанией. Этого серьезного и вдумчивого человека с густой бородой и в круглых очках, выходца из еврейской интеллигенции, вполне можно принять за академика. Он заботится о своем публичном имидже и прекрасно осознает, какая на Западе репутация у богатых русских. «Сначала мы пытались понять, что нам могут дать такие деньги, какие возможности открывают, – сказал он, намекая на свой прежний демонстративно роскошный образ жизни. – Но сейчас нас перестало это волновать. Мы начали жить по-другому. Стали думать по-другому». Во время интервью миллиардер был одет в рубашку и штаны цвета хаки, напоминавшие рабочую спецодежду. Я знала, что утром незадолго до нашей встречи он вернулся из охотничьей поездки, и подумала, что он просто не успел переодеться.

Через пару недель я встретилась с женой Аркадия в ее офисе. Лариса – изящная голубоглазая женщина с осанкой балерины и каштановыми волосами до плеч. Увидев ее в выцветшей, явно не новой розовой олимпийке, я заподозрила в этом сознательный умысел, поскольку прежде видела Ларису в совершенно другом спортивном образе – в элегантном костюме для верховой езды. Позже друг семьи подтвердил, что супруги всегда очень внимательно относятся к своей одежде, поэтому рабочая униформа Аркадия и поношенная олимпийка Ларисы вряд ли были случайным выбором. Скорее речь идет о тщательно продуманном и почти эпатажном новом стиле, призванном стать противоположностью гламурному шику.

Аркадий и Лариса – законодатели моды. Дача супружеской пары находится в новом загородном комплексе к северу от Москвы, который специально был спроектирован так, чтобы во всех отношениях отличаться от пресловутой Рублевки – московского пригорода, облюбованного российскими нуворишами, где за высокими заборами стоят их грандиозные вычурные дворцы (и где находится резиденция Путина). Загородный дом Аркадия и Ларисы построен из дерева в осовремененном традиционном стиле, напоминающем сегодняшнюю деревянную архитектуру Скандинавии и Швейцарии, но с гораздо большим размахом. Дома в дачном комплексе не огорожены высокими заборами, а прячутся в лесу, который обеспечивает уединенность и скрытость от посторонних глаз. Игровые поля местного гольф-клуба плавно переходят в территорию парусного клуба с десятками катеров, яхт, катамаранов и других плавсредств. «Во всей стране нет ничего подобного, – с гордостью говорил мне Аркадий. – Думаю, даже на Западе мало таких мест». Инженер-строитель по образованию, он отдает должное этому проекту застройки, в разработке которого принимали участие «самые известные» российские и зарубежные архитекторы. «На нас многие мечтают работать», – добавил он. Он объяснил, что пригласил меня сюда, чтобы показать, что его семья имеет мало общего с обычными русскими нуворишами, «лишенными всякого вкуса».

С крахом советского строя в 1991 году российские граждане вдруг оказались в совершенно новом, непривычном для них мире. Многие из их прежних представлений о статусе, профессионализме и респектабельности потеряли актуальность. У тех, кто стремительно разбогател в 1990-х годах, не было устоявшихся образцов для подражания: все, что они имели, – это деньги, подчас нажитые в той или иной мере нечестным путем. Во многих отношениях российские нувориши напоминали чикагское «праздное общество» 1890-х годов, описанное американским экономистом и социологом Торстейном Вебленом. Исследуя феномен так называемого праздного класса, Веблен пришел к выводу, что демонстративное выставление напоказ своего богатства было для этих людей способом заявить о своем только что приобретенном высоком социальном статусе[151]151
  Veblen T. The Theory of the Leisure Class. NY: Dover Publications, 1994 (1899).


[Закрыть]. Такое же демонстративное потребление отличало и богатых русских на протяжении всех 1990-х и в начале 2000-х. Многие жаждали зримых подтверждений своего богатства, выраженных в размере, количестве и дороговизне, которые были недоступны в советские времена[152]152
  Patico J. Consumption and Social Change in a Post-Soviet Middle Class. S., CA: Stanford General, 2008; Graham S. The Wages of Syncretism: Folkloric New Russians and Post-Soviet Popular Culture // Russian Review 62. 2003; Goscilo H. Introduction: A Label Designed to Libel versus Mimetic Modeling and Parthenogenesis // Russian Review 62. 2003; Oushakine S. The Quantity of Style. Imaginary Consumption in the New Russia // Theory, Culture & Society 17. 2000. № 5; Kampfner J. Inside Yeltsin’s Russia: Corruption, Conflict, Capitalism. L.: Cassell, 1994.


[Закрыть].

Но в конце 2000-х годов начался отход от излишеств блеска и гламура. Эту тенденцию мы могли наблюдать в том числе на примере Ксении Собчак, дочери первого постсоветского мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, родившейся в 1981 году. Светская львица и телеведущая, она стала нарицательным персонажем в путинскую эпоху, российским аналогом Пэрис Хилтон (по слухам, российский президент является ее крестным отцом). Сексапильная блондинка, Собчак любила демонстрировать свое полуголое тело, была вовлечена во множество печально известных скандалов и славилась своими капризами, дерзкими заявлениями и экстравагантными выходками[153]153
  Хелена Госсило и Влад Струков не стали писать о Собчак в своей книге, посвященной феномену гламура в современной России, поскольку ее скандальная известность, по их мнению, делает ее слишком уж очевидным случаем. См.: Goscilo H., Strukov V. Celebrity and Glamour in Contemporary Russia: Shocking Chic. L.: Routledge, 2011.


[Закрыть]. Но зимой 2011–2012 годов она стала одним из главных лиц оппозиционного движения и присоединилась к уличным протестам против фальсификации результатов парламентских выборов. Сменила она и предпочтения на личном фронте: в 2011–2012 годах Собчак встречалась с молодым политическим активистом Ильей Яшиным, 1983 года рождения, который резко контрастировал с ее прежними бойфрендами – пожилыми богатыми бизнесменами. В 2018 году она баллотировалась на пост президента страны, набрав 1,68 % голосов. Оставаясь медийной знаменитостью, теперь Собчак больше известна как журналистка и политическая деятельница, а не как королева гламура.

Аналогичную эволюцию мы видим и у Михаила Прохорова, в прошлом самого богатого человека России (в 2021 году – 11-е место в российском Forbes, состояние – 11,4 млрд долларов), владельца баскетбольного клуба Brooklyn Nets из NBA в 2009–2019 годах, воплощавшего стереотипный образ олигарха-плейбоя. Высокий красавец двухметрового роста, Прохоров родился в 1965 году в номенклатурной семье. В 2007 году его имя прогремело в скандальной истории: приехав с друзьями-бизнесменами на новогодние каникулы на французский горнолыжный курорт Куршевель, мекку для богатых русских, Прохоров привез с собой двадцать молодых девушек, причем эти красивые девушки предварительно прошли тщательный отбор[154]154
  О том, почему важно количество красивых девушек, см. Mears A. Very Important People.


[Закрыть]. Когда таможенники обнаружили в багаже его помощника подшивку с фотографиями двадцати молодых женщин (по слухам, наводку им дал один из деловых конкурентов Прохорова, желая нанести ущерб его репутации), французская полиция заподозрила, что женщин привезли для оказания сексуальных услуг. Прохоров был задержан, но никаких обвинений ему так и не предъявили (более того, позже французские власти принесли ему извинения)[155]155
  Ioffe J. The Master and Mikhail // The New Yorker. 2012. 20 февраля. URL: www.newyorker.com/magazine/2012/02/27/the-master-and-mikhail


[Закрыть]. Я встретилась с личным помощником олигарха, который в ходе того инцидента также был арестован и провел несколько дней под стражей. Он уверял, что молодые женщины не были проститутками: «Это умные, образованные девушки, многие – студентки Санкт-Петербургского университета. Им просто предложили провести роскошные каникулы в Альпах, покататься на лыжах, и они согласились. Но им ничего не платили». Впрочем, дорогие подарки, разумеется, были. Например, помощник рассказал мне, что однажды убедил продавца мехового салона временно закрыть магазин для посетителей, чтобы девушки могли спокойно выбрать себе шубы.

Куршевельский скандал никак не навредил репутации Прохорова. Наоборот, действия французских властей вызвали в рядах российской элиты бурю негодования. Многие восприняли это почти как личное оскорбление и как атаку на свою страну, призвав бойкотировать Куршевель и французские горнолыжные курорты вообще. Несмотря на такую поддержку, Прохоров вскоре радикально изменил свой публичный имидж. Он запустил медиапроект «Сноб», с помощью которого завоевал сердца интеллектуалов из верхнего слоя среднего класса, и в 2012 году выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах (набрал 7,98 % голосов). Созданию нового, более зрелого имиджа в немалой степени способствовала его старшая сестра Ирина Прохорова, основательница ведущего российского интеллектуального журнала «Новое литературное обозрение» и одноименного издательства. Эта красивая и харизматичная женщина (когда я пришла к ней в офис для интервью, она встретила меня без тени макияжа, но с идеальным маникюром) поддерживала предвыборную кампанию Михаила. Ирина является соучредительницей благотворительного фонда Михаила Прохорова, а также некоторое время в первой половине 2010-х руководила созданной им партией «Гражданская платформа». Несмотря на то что Михаилу Прохорову так и не удалось полностью избавиться от прежней репутации плейбоя, серьезные воззрения его сестры на современную Россию придают ему весомости как публичной персоне.

При всей спорности таких фигур, как Собчак и Прохоров, они показательно отражают переход российских буржуа от образа жизни светских тусовщиков к более основательным и сдержанным вкусам, ценностям и интересам, не связанным напрямую с деньгами. Сказанное касается и многих других богатых русских, которые теперь предпочитают имидж утонченных, высококультурных интеллектуалов с изысканными манерами и установками в духе так называемой новой скромности.

«Новая скромность» вовсе не означает более скромного образа жизни. Лариса, жена Аркадия, большая почитательница русской классики XIX века, рассматривает этот новый тренд как стремление к некой человеческой порядочности. Она подробно развивала эту идею, пока мы ехали через лес от их дома в местный ресторан-клуб, разместившийся в стильном деревянном здании на другом конце дачного комплекса: «Что такое скромность? Скромность может выражаться во многих вещах. Я не могу сказать, что живу аскетично». Своими холеными руками, которые, казалось, никогда не знали работы по дому, она уверенно держала руль черного Porsche 911. «На мой взгляд, скромность – это антоним бессердечности, а бессердечие – это худшее, что может быть в человеке».

Культурная всеядность

Тем, кто сегодня приезжает в Россию, по-прежнему бросается в глаза вездесущее демонстративное потребление. В конце концов, нувориши во всех культурах были известны своим стремлением выставлять напоказ новоприобретенное богатство, и в России они по-прежнему на виду. В 2000-х годах ряды нуворишей пополнились выходцами из богатых природными ресурсами российских регионов и бывших советских республик, которые разбогатели благодаря высоким ценам на нефть. Заметно и то, что показное потребление спустилось по социальной лестнице – в полном соответствии с теориями Торстейна Веблена и его современника, немецкого философа и социолога Георга Зиммеля, которые утверждали, что новые модные тренды, вводимые элитой, постепенно передаются на нижние ступени статусной иерархии[156]156
  Simmel G. Die Mode // Philosophische Kultur. 2nd ed. L.: Alfred Kröner Verlag, 1919.


[Закрыть]. Стремящиеся наверх группы российского среднего класса подхватили одержимость брендовой одеждой, дорогими автомобилями и гламурными развлечениями[157]157
  Для детального анализа российского среднего класса см.: Braun B. Moskaus (in)existente Mittelschicht. Eine Ethnographie. K./W./W.: Böhlau Verlag, forthcoming.


[Закрыть]. Из-за своей приметности эти группы по-прежнему находятся в центре общественного внимания и определяют популярные стереотипы.

Тем не менее одновременно наблюдается и противоположное стремление дистанцироваться от ассоциируемых с парвеню атрибутов. Оно может отражать как начавшийся процесс формирования утонченных вкусов, социального обособления, узаконенного самовосприятия и в конечном итоге – буржуазной идентичности, так и своеобразную озабоченность статусом. Таким образом, среди сегодняшних богатых русских можно встретить как тех, кто продолжает бахвалиться блеском новых денег в духе 1990-х, так и тех, кто, напротив, гипертрофирует свою новую сдержанную культурность. Сказанное особенно верно в отношении не очень уверенных в своем положении представителей новой буржуазии, озабоченных тем, чтобы не выглядеть неотесанными выскочками из низов, в то время как не сомневающиеся в своей принадлежности к высшему классу люди, как правило, спокойно относятся к своим прошлым эксцессам.

Среди статусных групп традиционно распространена мода на «шик бедности» – развлекательное и временное потребление товаров и услуг, которые традиционно ассоциируются с низкой обеспеченностью, а также участие в соответствующей досуговой активности[158]158
  Halnon K. Poor Chic: The Rational Consumption of Poverty // Current Sociology 50. 2002. № 4.


[Закрыть]. Нефтяник Максим, юрист по образованию, родился в семье ученых: его отец был экономистом, мать – химиком. Этот пухлый, круглолицый молодой человек отвергает одни формы демонстрации богатства, но не скрывает своей склонности к другим. Он любит играть в казино, ходить в стриптиз-клубы и потакать своим экстравагантным гастрономическим вкусам.

Но в некоторых отношениях Максим открыто отвергает принятые в его среде нормы, демонстрируя почти вызывающее поведение. Во время ужина в дорогом ресторане этот отец двоих детей (старшему 13 лет) вытащил из бумажника проездной билет московского метрополитена. «Я могу тратить деньги на люксовые отели, но не чураюсь ездить на метро», – объяснил он. По словам Максима, он спускается в метро каждый день: «У меня даже есть месячный проездной. Вот, смотрите! Друзья всегда смеются надо мной из-за этого».

Максим с гордостью говорит, что иногда покупает вещи на дешевых уличных рынках, что также является своего рода инвертированным снобизмом:

Я могу позволить себе рубашки за тысячу долларов, но ношу рубашки за 100 рублей [на момент беседы – чуть больше полутора долларов], потому что для меня нет никакой разницы. Моя жена, конечно, придает одежде чуть больше значения, но тоже без фанатизма. Она любит удобную одежду. Просто удобная одежда – это обычно брендовая и дорогая. Недавно она долго искала себе очки. В конце концов купила Gucci, очень дорогие. Но она взяла их не потому, что они от Gucci, а потому что они действительно ей подошли. Если бы она увидела подходящие очки за 500 рублей, то купила бы их. Она может покупать детям шорты на рынке за 250 рублей или в бутике за 250 долларов… Вот эти джинсы, которые на мне, я, кажется, купил в секонд-хенде.

В России нет гарантии того, что люди, с которыми приходится сталкиваться Максиму, будут обладать достаточной искушенностью или, говоря словами Пьера Бурдьё, достаточным «символическим капиталом»[159]159
  Bourdieu P. Social Space and Symbolic Power // Sociological Theory 7. 1989. № 1.


[Закрыть], которые позволят им распознать – не говоря уже о том, чтобы оценить, – его «новую простоту». Бизнесмен знает об этом, поэтому часто сочетает «простую» одежду с тщательно подобранными аксессуарами и атрибутами роскоши, выступающими привычными маркерами статуса. Обычно в такой роли оказываются обувь, идеально ухоженные руки и часы[160]160
  Oakley P. Ticking Boxes: (Re)Constructing the Wristwatch as a Luxury Object // Luxury: History, Culture, Consumption 2. 2015. № 1.


[Закрыть], но Максим предпочитает часам супердорогой мобильный телефон с золотым корпусом. По его словам, это «единственная побрякушка», которой он дорожит. «Я не люблю дорогие часы, – сказал он. – Но иногда на встречах полезно показать людям телефон, который стоит дороже средней машины. Это помогает оппоненту понять, где его место». Преимущество использования телефона в качестве статусного маркера в том, что его можно либо демонстрировать, либо нет – в зависимости от необходимости.

Помимо поездок в метро и покупки одежды в секонд-хенде, Максим отправляет своих детей в пионерские лагеря (летние лагеря в советском стиле) и восхищается Сталиным. При этом он поддерживает некоторые либеральные и левые взгляды и открыто защищает права геев. Высокий социальный статус не исключает эклектичности вкусов и культурной «всеядности»[161]161
  Peterson R., Kern R. Changing Highbrow Taste: From Snob to Omnivore // American Sociological Review 61. 1996. № 5.
  Bryson B. Anything but Heavy Metal: Symbolic Exclusion and Musical Dislikes // American Sociological Review 61. 2006. № 5.
  Friedman S., Reeves A. From Aristocratic to Ordinary: Shifting Modes of Elite Distinction // American Journal of Sociology 85. 2020. № 2.


[Закрыть]. Выборочная готовность Максима пользоваться метро или потреблять товары и услуги «для бедных» носит случайный характер, но она тем не менее отражает лежащее в основе такого поведения стремление к отстаиванию своего индивидуализма – пусть даже с некоторым элементом нарочитой «показухи»[162]162
  О схожих противоречивых поведенческих паттернах см.: Mears A. Very Important People.


[Закрыть].

Зримые статусные маркеры: одежда и женщины-трофеи

Изменения в социальном статусе и вкусах нагляднее всего отражаются в одежде. Как писал Зиммель, мода – превосходное средство для выражения индивидуальности и одновременно групповой идентичности[163]163
  Simmel G. Die Mode


[Закрыть].

Россия не исключение: со времен Петра Великого мода для российской элиты была как важнейшим маркером групповой идентичности, так и способом заявить о своей индивидуальности. В XVIII веке бояре брили бороды и носили сшитую немецкими и венгерскими портными одежду, чтобы продемонстрировать не только свое высокое по сравнению с простым народом положение, но и приверженность миссии царя Петра по модернизации и европеизации России. В последующее столетие российская аристократия переняла культуру европейской элиты, но к середине XIX века наступило некоторое разочарование. Усталость от норм comme il faut отразил в своих сочинениях, в частности, Лев Толстой, а вслед за ним, возвращаясь к идеализируемой Жан-Жаком Руссо пасторальной простоте, аристократы начали одеваться в традиционные крестьянские рубахи. Такая мода на «примитивизм в одежде» была призвана прежде всего и главным образом заявить о мировоззренческой позиции. Она была уместной только для самых богатых аристократов[164]164
  Лев Толстой, «Детство. Отрочество. Юность». О негативном отношении российской интеллигенции к Западу см., например: Kelly C. Refining Russia: Advice Literature, Polite Culture, and Gender from Catherine to Yeltsin. O.: Oxford University Press, 2001.


[Закрыть].

Это элитарное направление в культуре и интеллектуальной жизни было названо славянофильством; оно развивалось параллельно с другим аристократическим течением, известным как западничество. Наиболее яркими представителями последнего были писатели Александр Герцен и Иван Тургенев, предпочитавшие французскую моду и французские нравы. Однако вкусы западников и славянофилов не были взаимоисключающими. Богатые славянофилы любили путешествовать по Западной Европе и наслаждаться всем «французским», тогда как западники могли в равной степени идеализировать русский народ и одеваться в народную одежду.

В XX веке главным историческим фактором, сформировавшим особый менталитет в отношении дресс-кода в советском обществе, был относительный дефицит товаров и услуг, включая одежду. Те, кто могли позволить себе хорошо одеваться, старались всегда и везде демонстрировать свое привилегированное положение. Приезжавшие в СССР иностранцы, которые в одних случаях одевались дорого и изысканно, а в других предпочитали непритязательный стиль, вызывали удивление и недоумение: советские люди не могли понять, почему те, кто может позволить себе хорошую одежду, снисходят до простых и даже дешевых вещей. С другой стороны, с точки зрения западного наблюдателя, русские люди были склонны одеваться слишком вычурно и статусно: чем выше было их положение, тем более дорогостоящей и элегантной оказывалась их одежда. В XXI веке ситуация кардинально изменилась. Сегодня зарубежных гостей в Москве легко узнать по «неуместному» внешнему виду, объяснял мне бармен в элитном ночном клубе. Например, русские никогда не придут в такое заведение в костюме – так делают только иностранцы, которые могут направиться сюда прямо с работы, не переодеваясь.

Еще в 2009 году российский историк моды Александр Васильев констатировал, что «гламур приказал долго жить»[165]165
  Klingseis K. The Power of Dress in Contemporary Russian Society: On Glamour Discourse and the Everyday Practice of Getting Dressed in Russian Cities // Laboratorium 3. 2011. № 1.


[Закрыть], уступив место новому тренду – так называемой «новой скромности, означающей, что мода становится интеллектуальной». Например, когда нынешние представители новой буржуазии надевают вещи в народном стиле, это является точно таким же публичным заявлением о своих взглядах, как было в XIX веке у славянофилов. Но правила «новой скромности» в моде сегодня гораздо сложнее: во-первых, они требуют избегать чрезмерной броскости (желательно даже, чтобы одежда была чуть менее нарядной, чем считается подходящим для данного повода); во-вторых, они требуют одеваться уместно – то есть соответственно каждому конкретному случаю, что предполагает частую смену одежды. Dressing down вовсе не означает сокращения трат на одежду или более расслабленного отношения к внешнему виду. Наоборот, он требует ежедневного принятия порой очень непростых эстетических решений, которые как нельзя лучше обнаруживают вкус человека и ошибки, которые могут нанести серьезный ущерб публичному имиджу[166]166
  Warde A., Olsen W., Martens L. Consumption and the Problem of Variety: Cultural Omnivorousness, Social Distinction and Dining Out // Sociology 33. 1999. № 1.


[Закрыть].

Хотя сегодня dressing down иногда практикуется самыми преуспевающими женщинами и даже иконами стиля, это в основном мужское явление. Например, на полуофициальных мероприятиях типа частных приемов наряду с гостями в изысканных костюмах теперь нередко можно встретить мужчин, одетых в стиле casual, но при этом в сопровождении молодых женщин модельной внешности в дизайнерских платьях. Так, на вечеринке, предваряющей аукцион, организованный домом Sotheby’s в Барвихе, центральном поселке Рублевки, выбор одежды наглядно отражал статусную иерархию гостей. Небрежнее всего были одеты самые важные гости: состоятельные бизнесмены, известные коллекционеры, владельцы крупных издательств. Эти люди знали, что все присутствующие осведомлены об их высоком статусе. Таким образом, неформальный стиль в одежде был выбран намеренно и служил не только групповым маркером, но и маркером иерархии[167]167
  См.: Knowles C. Serious Money.


[Закрыть].

Dressing down – довольно распространенное явление в привилегированных кругах во многих культурах, и в первую очередь среди английских аристократов. Возьмите, например, торжественное открытие в мае 2013 года художественной выставки, которая была организована под патронажем самого принца Чарльза. Выставка проходила в великолепном загородном особняке, и жена хозяина вышла встречать вертолет с прибывшим принцем, по словам одного из гостей, в «пижамных штанах» и винтажном пиджаке. После этого бывшая модель, на 23 года моложе своего мужа-аристократа, присоединилась к компании своих столь же непритязательно одетых друзей. Их неформальные наряды контрастировали с внешним видом других гостей, которые, за исключением некоторых художников, оделись в соответствии со строгими правилами этикета.

Среди спонсоров выставки, выстроившихся в очередь, чтобы быть представленными августейшему патрону, присутствовал и Александр Лебедев, владелец газет The Independent и London Evening Standard. Бывший российский миллиардер был одет в элегантный, по фигуре, пиджак, жилет, узкий галстук, а также черные облегающие джинсы и белые баскетбольные кроссовки с высокой шнуровкой. Своим стилем casual он как бы транслировал двойное послание: верхняя часть его облика была вполне достойна королевской аудиенции, тогда как общий вид и манера держаться показывали, что это человек, который «сделал себя сам». Другими словами, Александр Лебедев скорее подражал стилю «Я-сам-себе-устанавливаю-правила» Билла Гейтса и Ричарда Брэнсона, нежели стилю «Я-выше-правил-дресс-кода», отличающему английских аристократов.

Лебедева сопровождала его жена Елена Перминова, модель, которая моложе мужа на 27 лет. Она тоже умеет одеваться в неформальном стиле и часто становится героиней модных новостей из-за появления на публике в смелых принтах, пижамах, тюрбанах и шарфах. Но на этот раз Перминова надела длинное, очень облегающее платье с глубоким декольте, которое подчеркивало ее стройную фигуру и женственность. Понятно, что и в случае принца Чарльза, и в случае Лебедева молодость и исключительная красота жен служили зримыми маркерами статуса их мужей. Но если неформальный стиль, выбранный супругой хозяина особняка, был призван показать, что она находится «дома», то стиль Перминовой оттенял и акцентировал «крутизну» российского бизнесмена.

Вообще говоря, в постсоветской России акцент на женской физической привлекательности и сексуальности не просто усилился, но был доведен до крайности. Тяжелая экономическая ситуация 1990-х годов привела к ценностному пересмотру личностных взаимоотношений и, как следствие, к превращению женского тела и женской сексуальности в товар[168]168
  См., например: Mears A. Very Important People.


[Закрыть]. Такая меркантилизация была беспрецедентной для российской истории[169]169
  Borenstein E. Overkill: Sex and Violence in Contemporary Russian Popular Culture. I., NY: Cornell University Press, 2008.


[Закрыть]. Этому процессу способствовали и некоторые российские женщины, которые рассматривали отношения через призму «торговли» и пытались заключить «наиболее выгодную сделку», соглашаясь на брак или положение любовницы ради материальных и других выгод[170]170
  Zdravomyslova E., Temkina A. Gendered Citizenship in Soviet and Post-Soviet Societies // Nation and Gender in Contemporary Europe. M.: Manchester University Press, 2005.


[Закрыть]. Один из моих респондентов, бизнесмен и политик Игнат, так прокомментировал эту форму «меркантильных отношений»: вместо того чтобы покупать очередной Mercedes, на который никто не обратит внимания, куда лучше завести потрясающе красивую жену или любовницу, одевать ее в самые дорогие и элегантные наряды haute couture и увешивать драгоценностями.

Впрочем, демонстрация статуса и богатства посредством ярких женщин-спутниц является самым устойчивым феноменом не только для нынешних времен, но и для всей человеческой истории, причем в любых обществах. В конце XIX века Торстейн Веблен, а затем и Вернер Зомбарт предположили, что первым явным атрибутом роскоши служили именно женщины. Если пользоваться терминологией Веблена, то молодые жены и любовницы – это «трофеи», предназначенные не только доставлять чувственные удовольствия, но и зримо демонстрировать успешность мужчины[171]171
  Veblen T., The Theory of the Leisure Class.


[Закрыть]. Владение телом молодой женщины повышает символический статус мужчины, снабжая его аурой мужественности[172]172
  Daloz J. The Sociology of Elite Distinction: From Theoretical to Comparative Perspectives. B.: Palgrave Macmillan, 2009. Также см.: Mears A. Girls as Elite Distinction: The Appropriation of Bodily Capital // Poetics 53. 2015. № 4.


[Закрыть].

Тем не менее сегодня такие характеристики женщин-спутниц, как телесная красота и показная «дороговизна», понемногу перестают быть маркерами высокого социального статуса в России. Бизнесмен Арсений утверждает, что женщины более низкого социального положения, независимо от их красоты, сейчас могут даже поставить под вопрос статус мужчины в обществе: «Здесь, в Москве, мода на то, чтобы жениться на моделях или даже просто выходить с ними в свет, почти исчезла. Теперь она переместилась в провинции и в более низкие социальные слои». По его словам, хотя женщина, разумеется, должна быть привлекательной, теперь она также обязана быть хорошо образованной, культурной и изысканной. Некоторые из респондентов говорили мне, что длительный и стабильный брак, особенно если он был заключен еще до приобретения богатства, сегодня все больше становится важным отличительным и весьма статусным маркером.