Текст книги "Гуннхильд, северная невеста"

 
Ураган с кудрявой гривой,
Грозен Хравн в тяжелом шлеме!
Ходит берсерк в бурой шкуре,
Страх неведом Фрейру брани! –
 

доносилось со стороны конунгова дома приглушенное стенами пение, будто прощальное напутствие.

А потом случилось сразу много всего, и так быстро, что Гуннхильд не успевала осознавать отдельных событий и даже время спустя с трудом смогла восстановить в памяти, что и как происходило.

Вдруг пение смолкло, и одновременно кто-то с визгом вылетел из темноты, вцепился в ее ноги и рванул вниз. От неожиданности и испуга, что сейчас упадет с высоты почти в человеческий рост, куда ее успели поднять, Гуннхильд не сдержала крика; она больно ударилась о бревна, однако веревка выдержала, не дав ей упасть. Кто-то невидимый крепко вцепился ей в щиколотки и подол и рванул еще раз; тут же послышался звук борьбы, цепкие руки исчезли, голос Рагнвальда крикнул снизу: «Тяни давай!» – и Гуннхильд полетела вверх еще быстрее.

Внизу продолжалась возня, женский голос пытался кричать, но женщине как будто зажимали рот; потом дверь конунгова дома распахнулась, Гуннхильд услышала шум множества бегущих ног, вопли, но не могла даже оглядеться. Она уже достигла верха стены, кто-то тянул ее через ограду, побуждая перебраться на другую сторону, торопливо шептал: «Ну давай же, лезь!» – и она лезла, цепляясь подолами, повизгивая от боязни напороться на заостренную верхушку бревна, упасть на ту или другую сторону вниз головой. В темноте казалось, что по обе стороны тына – бездонная пропасть.

Снизу слышался лязг железа и яростные крики, но Гуннхильд уже была по другую сторону стены и спускалась, все так же стоя в петле, только еще быстрее. Земли она не достигла: на полпути ее поймали прямо в воздухе чьи-то руки, дернули вниз. Она куда-то полетела, уже не в силах удержаться от крика, а потом упала животом на что-то твердое. Земли ногами так и не достала.

И тут же понеслась куда-то! Не сразу Гуннхильд сообразила, что лежит поперек лошади перед седлом, а в седле кто-то сидит. Было страшно, неудобно, она висела вниз головой, и казалось, сейчас свалится прямо под копыта. Всадник держал ее за пояс, погоняя коня, и было ясно, что ее удобства сейчас волнуют похитителя очень мало. И она даже не знала, кто это! В темноте ничего не видя, Гуннхильд даже не могла кричать. Ждала, что вот-вот ударится головой о камень или дерево, и тут ей конец придет. Слава Фрейе, что перед выходом она заплела волосы в косу, а косу засунула концом за пояс, под плащ, иначе ей оторвало бы голову!

Вскоре ее замутило, она зажмурилась, сжала зубы, стараясь плотнее прижаться к пахнущему потом лошадиному боку, чтобы меньше трясло. Было так жутко, что она старалась вообще не думать, что происходит, а только ждала, когда же это все кончится, так или иначе!

А лошадь с неведомым всадником мчалась через пустошь по тропе, уносясь все дальше во тьму. Гуннхильд даже не думала о погоне – так ужасала ее сама эта скачка. Смутно она различала, что совсем рядом молотят копыта еще одной лошади, значит, похитителей двое; она отчаянно пыталась понять, есть ли рядом Рагнвальд, он ли сидит на той второй лошади. На той, где она, брат никак не мог оказаться: она еще успела сообразить, что Рагнвальд остался внизу, во дворе, когда ее потянул вверх кто-то другой.

– Стой! – крикнул тот, второй. – Придержи, не пойму, куда мы заехали!

– Надо по тропе вдоль моря! – закричал другой голос над ухом у Гуннхильд, и она поняла, что это Халле.

– Да знаю, еще бы найти эту тропу! Темно же, как у тролля в заднице!

Лошадь придержали, и для Гуннхильд это обернулось большим благом. Халле соскочил с седла, снял девушку с лошади, поставил рядом с собой. От потрясения и головокружения она едва могла стоять, и он обнял ее, помогая утвердиться на ногах.

– Как ты, госпожа? – с беспокойством спрашивал Халле. – Ты цела? Потерпи, скоро мы будем на корабле.

– Вон туда! – крикнул второй похититель, тем временем пытавшийся рассмотреть дорогу. – Я помню вон те два камня!

Халле снова вскочил в седло, подал руку Гуннхильд и помог сесть на круп лошади позади себя. Теперь она ехала, как человек, держась за пояс Халле, и чувствовала себя получше: все-таки ей больше не приходилось висеть вниз головой, будто овца.

– Где Рагнвальд? – крикнула она, когда Халле снова пустил лошадь вскачь.

– Он приказал нам увозить тебя, если что-то пойдет не так! Если сможет вырваться, догонит нас!

Гуннхильд попыталась оглянуться, но, конечно, не увидела ничего, кроме тьмы. Сердце упало: ее брат остался где-то там, в усадьбе! Жив ли он еще? Или в этот самый миг он уже мертв, убит, погиб, спасая ее?

Душу залило холодное отчаяние, но что она могла сделать? Вернувшись, она ничем ему не поможет.

Ну а вдруг он еще выберется? Ведь Рагнвальд – сильный и решительный человек, он сможет прорваться!

– Там еще одна лошадь! – на скаку закричал Халле, угадывая ее мысли. – Он догонит нас, если только выберется за ограду!

Но все же он там один против целой толпы! «Славна Гормова дружина…» – навязчиво всплыли в памяти дурацкие стихи, годные только для пьяного пира, и Гуннхильд скривилась от отчаяния. Сердце разрывалось при мысли, что она, даже вернувшись к отцу, никогда не увидит больше ни бабушки, ни брата, отдавшего жизнь ради ее спасения! И снова она оглядывалась, всей душой желая расслышать позади топот копыт, увидеть на темной тропе силуэт одинокого всадника. Если только Рагнвальд прорвется за частокол, то успеет ускакать, пока люди Горма будут седлать своих коней!

Скакавший первым – это был Альрик, еще один хирдман Рагнвальда, – снова придержал коня и стал лихорадочно озираться.

– Халле, ты не помнишь этого места? Тролли в задницу, мы заблудились!

* * *

А во дворе Гормовой усадьбы разыгралось настоящее сражение. С одной стороны в схватке участвовало несколько десятков человек, а с другой – всего один, поддержанный лишь темнотой, неожиданностью и неразберихой. А еще дерзкой отвагой, которой не нужны союзники.

Рагнвальд был уже готов, держась за вторую веревку, последовать за сестрой к верхнему краю ограды, как вдруг кто-то с визгом выскочил из темноты и вцепился в улетающую Гуннхильд. Рагнвальд бросился на невидимого врага и на ощупь мгновенно определил, что это женщина, вернее, девушка – под руки ему сразу попалась целая копна мягких и тонких густых волос. Причем не служанка какая-нибудь: он ощущал тонкую шерсть и шелк, узорные литые застежки на груди, а тяжелые нити бус противницы уже не раз ударили его в пылу борьбы по лицу.

Ингер – это была дочь Горма – пришлось выпустить Гуннхильд, и теперь она сама пыталась вновь обрести свободу, отчаянно вырываясь и крича. Рагнвальд зажимал ей рот, стремясь не дать поднять тревогу. Какие тролли принесли ее среди ночи на задний двор?

Судя по звукам, сестра благополучно достигла верхнего края стены и исчезла за ним. Теперь Рагнвальд мог подумать о собственном спасении. Отшвырнув от себя Ингер, он ухватился за веревку и подтянулся.

Ингер от толчка не удержалась на ногах, но не собиралась сдаваться. Она сообразила, что происходит: дочь Олава ускользнула, но тому, кто за ней явился, она уйти не даст! Ингер понятия не имела, кто это был. С того места под стеной, к которой ее прижимал хирдман по имени Асгейр, она не могла расслышать, о чем шепталась Гуннхильд с ночным гостем. Поначалу она вообще подумала, что та пришла сюда с той же целью и обжимается с Кнутом. И только когда взошла луна, Ингер разглядела: собеседник Гуннхильд заметно ниже ростом, чем Кнут, и рыжеволосая красотка явно намерена сбежать!

Ингер была не только отважна, но и сообразительна. Асгейра она послала оповестить отца и хирдманов, а сама осталась наблюдать. И поняла, что придется вмешаться: ночной гость вот-вот исчезнет за оградой вместе со своей добычей!

И тогда она метнулась вперед и схватила Гуннхильд за ногу, криком указывая своим людям путь в темноте. Повисла на ночном госте, стараясь не дать ему исчезнуть вслед за Гуннхильд.

Уже слышались крики, блестели огни факелов, вот-вот подоспеет помощь!

В этот миг Ингер схватили за шею, потом был рывок, а потом что-то большое и очень твердое ударило ее по лицу, и наступила тьма.

Приложив девушку головой о частокол, Рагнвальд выпустил ее и потянулся к веревке.

В бревно возле его ладони вонзилась сулица. Времени лезть наверх у него больше не было. Десятки факелов слепили глаза, бросая жаркие отблески на сталь обнаженных клинков. Оставалось одно – принять бой и умереть, как подобает наследнику королевского рода.

Правой рукой выхватив меч, левой Рагнвальд вырвал сулицу из бревна, чтобы прикрываться ею вместо щита – все лучше, чем ничего. Пробиться нечего и думать – он был зажат в заднем углу двора, а между ним и воротами гомонила вся Гормова дружина. Попробуй он сейчас полезть наверх – его прибьют копьем к бревну, будто лягушку.

От первого выпада Рагнвальд подался чуть в сторону и почти споткнулся обо что-то на земле. Не глядя вниз, он понял, что это. А вернее кто. И его осенило: отшвырнув сулицу, он рывком подхватил с земли Ингер и прижал к себе.

Нацеленные в него мечи и копья немедленно отодвинулись. Не раздумывая, Рагнвальд бросился вперед, пока хирдманы не опомнились. Прямо перед собой, в десятке шагов, он видел распахнутую заднюю дверь конунгова дома, где внутри пылал огонь. Если пройти через дом, то через другую дверь можно выбраться на «чистый» двор, а там ворота! Перелезть через стену, имея всего одну свободную руку и увесистую девушку вместо щита, никак не получится, но выйти через ворота вполне возможно. А там, если он доберется до своей лошади раньше людей Горма…

Идти было трудно: он почти нес Ингер. Та, хоть и была в сознании, совсем не передвигала ноги. Рагнвальд держал пленницу за горло, слегка придавливая и давая понять, что сломает девушке шею, если его попытаются задержать. Теперь он разглядел, с кем имеет дело. Вчера, когда домочадцы Горма приезжали в Гестахейм, он тоже всех их видел из укрытия и понял, что под стеной его подстерегла дочь самого конунга. Зря ей не спалось у себя в девичьем покое. Но, с другой стороны, окажись на ее месте служанка, как живой щит она не представляла бы почти никакой ценности. А вот ради дочери Горма эти удальцы, пожалуй, поостерегутся пускать в ход свои клинки.

Был бы еще второй человек – прикрыть сзади! Рагнвальду приходилось постоянно вертеться, чтобы отбить у людей Горма охоту ударить в спину. Двери дома были уже совсем рядом. Навстречу метнулись какие-то растрепанные женщины.

– Дорогу! – рявкнул Рагнвальд, и те испуганно отшатнулись по сторонам, загородив его от мужчин.

Увидев озаренные пламенем клинки, женщины принялись визжать. Рагнвальд закинул Ингер на плечо и бегом бросился в дом. В крови кипела шальная отвага, ему было очень весело. Если он сейчас погибнет, то так и предстанет перед Отцом Богов, смеясь – ему нечего стыдиться. Но почему-то он верил, что прорвется: волна удачи несла его вперед, расчищая путь. Ингер дергалась и дрыгала ногами, пытаясь выскользнуть из рук, но он держал добычу крепко.

А немаленький домишко выстроил себе Горм, мимоходом отметил Рагнвальд, пробегая по земляному полу между помостами. Огонь еще ярко горел, на скамьях сидели люди – гости, не имеющие при себе оружия и не успевшие понять, что происходит. Испуганная челядь жалась к стенам, расползались по углам нищие, а Рагнвальд несся, как олень. Он уже видел перед собой вторые двери, ведущие во внешний двор.

И вдруг перед ним появился человек – с мечом и щитом. Шлема он надеть не успел, и Рагнвальд сразу узнал Харальда, младшего сына Горма. Тот стоял, плотно загораживая дверь, и Рагнвальду пришлось сбавить ход. Поставив Ингер на ноги, он снова взялся за меч.

– Отпусти ее! – крикнул Харальд.

– Ни за что! – весело ответил Рагнвальд.

– Зачем ты сюда явился, троль подземный?

– За твоей сестрой, конечно!

– За моей сестрой? – Харальд всем видом изобразил недоверчивое изумление.

– Само собой! Она так прекрасна, что я влюбился в нее по рассказам и не мог ни спать, ни есть, а на йольском пиру поклялся, что она станет моей или я умру!

– Это я тебе устрою! А говорят, ты пришел за твоей сестрой! Где она?

– Не знаю! У тебя надо спросить – это ведь вы привезли ее к себе в гости!

– Отпусти ее!

– Не могу! – Рагнвальд упрямо тряхнул головой. – Держать эту деву в объятиях – такое блаженство, что я лучше умру, но не выпущу ее! К тому же у меня просто нет другого щита, а воин без щита – готовый покойник, тебе ли не знать?

Эту беседу Рагнвальд вел, стоя спиной к толстому резному столбу, одному из тех, что подпирали кровлю, поэтому сейчас нападения сзади мог не бояться.

– Я дам тебе другой щит! Клянусь! – Харальд кивнул кому-то, и рядом с ним возник парень, держа щит, спешно снятый со стены. – Отпусти ее!

– Сперва поклянись отдать ее мне в жены! – дурачился Рагнвальд, намеренный как следует повеселиться перед смертью и подразнить соперника. – Я приехал за ней, и больше с ней не расстанусь! Твой брат ведь берет в жены мою сестру – мы должны обменяться, иначе несправедливо!

– Я отдам тебе кое-что получше! – крикнул Харальд, бросив быстрый взгляд куда-то за спину Рагнвальда, в дальнюю часть покоя. – Грим, давай сюда!

Не успев даже оглянуться, Рагнвальд вдруг увидел, как какая-то женщина, которую, видимо, с силой вытолкнули у него из-за спины, почти пролетела расстояние между ним и Харальдом и упала у ног его противника. Тот, выпустив щит, подхватил ее, рывком поднял и поставил, прижимая к своему боку – точно так же, как Рагнвальд держал Ингер. И тот с ужасом узнал свою бабку, королеву Асфрид!

Шальная улыбка сползла с лица Рагнвальда, и невольно он так сжал шею Ингер, что та хрипло простонала.

– Если таковы твои условия, то я согласен! – Харальд жестко глянул ему в лицо серо-голубыми холодными глазами. – Если ты хочешь прикрываться женщинами вместо щитов, то пусть будет так!

Рагнвальд бросил взгляд на свою бабку: Асфрид, со сбившимся головным покрывалом, была смертельно бледна. Она старалась и сейчас сохранить достоинство, но рядом с могучей фигурой Харальда Рагнвальду вдруг отчетливо бросилось в глаза, какая же она маленькая и хрупкая. Впервые в жизни он взглянул на нее не так, как смотрит внук на бабку, увидел в ней не «старую королеву», главную в доме и в роду, а просто немолодую, слабую женщину, которую он, мужчина, был обязан защитить любой ценой.

Почти вися в жесткой руке Харальда, Асфрид невольно дрожала, но старалась не показать страха и смятения. А поймав взгляд внука, едва заметно кивнула, будто говоря: не думай обо мне. «Думай о себе, делай все, чтобы спастись!» – сказал Рагнвальду ее взгляд.

И под этим взглядом он молча освободил Ингер и отпихнул от себя. Девушка едва не упала, но кто-то подхватил ее и отвел в сторону. Харальд так же оттолкнул Асфрид и не глядя взял щит, который ему подали взамен. Почуяв рядом движение, Рагнвальд обнаружил рядом щит, кем-то ему протянутый.

– Идем! – Харальд кивнул в сторону двери во двор у себя за спиной.

Рагнвальд молча последовал за ним. По всему выходило, что Харальд предлагает ему поединок, а значит, никто из дружины больше не станет вмешиваться и бить в спину.

Стояла глубокая ночь, но во дворе было светло от множества факелов. Возле дома толпились какие-то люди, челядь, впереди – хирдманы, возле девичьего покоя собрались кое-как одетые женщины во главе с королевой Тюрой. Рагнвальд торопливо обшаривал взглядом толпу, но не видел ни Гуннхильд, ни Халле с Альриком. О боги, им удалось уехать! Если бы только ему знать, что его сестра благополучно попала на корабль Бергрена, он бы без сожалений расстался с жизнью. Тогда Олав сможет выдать ее за сына шведского конунга и обеспечить себе поддержку для дальнейшей борьбы. Честь и владения ютландских Инглингов будут спасены, а сам он без стыда взглянет в глаза Одину и своим предкам в Валгалле.

– Здравствуй, Горм-конунг! – весело крикнул Рагнвальд, заметив впереди толпы хозяина дома. – Извини, что пришлось потревожить твой ночной покой!

– Говорят, ты явился за моей дочерью? – в показном изумлении отозвался Горм.

– Да. Вести о ее красоте и прочих достоинствах перелетели через море, и я понял, что не будет мне покоя, если я не поеду и не посватаюсь к ней!

– Ну так что же ты не посватался, как положено?

– Да видишь ли, между нашими родами в последнее время случались кое-какие недоразумения. Даже говорят, будто вы захватили наши земли и усадьбу Слиасторп.

– А ты знаешь об этом только по слухам, ибо рванул через море, как заяц, вместе с твоим трусливым дядей Олавом! – подхватил Харальд.

– Не много чести обвинять в трусости того, кто тебя не слышит! Меня-то ты не назовешь трусом! Так что, конунг, ты согласен отдать мне в жены твою дочь, если Один позволит мне одолеть твоего сына?

– Конунг, ты слышишь? – в негодовании воскликнула Тюра. – Этот наглец собирается убить твоего сына, а сам еще набивается нам в родню!

– Королева, если я отниму у тебя сына, только справедливо будет дать тебе другого взамен! – возразил Рагнвальд, словно укоряя ее в недогадливости. – А я ничем его не хуже, хоть он и вымахал ростом с мачту! Знаешь, Харальд, когда по тебе будут слагать погребальную вису, будет уместно назвать тебя «мачтой битвы».

– Где твоя сестра? – спросил Горм.

– Не знаю! Клянусь именем Одина и памятью предков! – Рагнвальд взмахнул мечом, будто взывая к небесам. – Спроси твоего старшего сына, который набился к ней в женихи, не получив согласия ее родни. Не удивлюсь, если сам Один увез ее на своем восьминогом жеребце, чтобы не допустить такого безобразия!

– Это будет обидно, но не смертельно! – заверил его Горм. – У нас ведь останется твоя бабка, Асфрид.

Оба они одновременно обернулись и нашли глазами Асфрид; оправив покрывало, она стояла, прислонясь к стене дома. Богута и Унн поддерживали ее под руки, а она не отрывала глаз от внука.

– Что-то я не улавливаю связи, – обронил Рагнвальд.

– Ты молод и неразумен, но я тебе объясню! – благосклонно отозвался Горм. – Асфрид является Госпожой Кольца, то есть главной наследницей усадьбы Слиасторп и всех прилежащих земель, включая вик Хейдабьор. Ведь это благодаря браку с ней твой дед Кнут утвердился в тех местах, став законным наследником ее отца, Одинкара-конунга. Твоего дяди Олава здесь нет, ты, возможно, не доживешь до рассвета – я верю в моего сына Харальда! Наследницами вашего рода остаются женщины. Твоя сестра исчезла – возможно, мой сын Кнут еще найдет и вернет ее, ну а если нет… Тогда придется Асфрид самой выйти замуж и передать мужу все права на свое наследство и приданое!

По двору полетел изумленный гул.

– Ты шутишь! – Даже Рагнвальд едва смог сохранить самообладание. – За кого же ты думаешь выдать мою почтенную родственницу? Уж не сам ли метишь ей в женихи?

– По годам и положению, конечно, мне это наиболее бы пристало, но у меня уже есть королева, а двух королев одинаково знатного рода не может иметь ни один конунг. Но в моем роду есть еще двое взрослых мужчин. Конечно, любому из моих сыновей хотелось бы жену помоложе, но этот брак ведь будет продолжаться не очень долго, по причине почтенного возраста Асфрид…

– Ты издеваешься над нами!

– И не думаю! Клянусь, я сделаю то, что говорю!

И Рагнвальд понял, что Горм говорит правду – какой бы нелепой она ни была.

– Ну а если до утра не доживет твой сын? – помолчав немного, произнес Рагнвальд.

– Нам придется отомстить за него.

Рагнвальд понимал: живым ему отсюда не уйти. Даже если он одолеет Харальда, его ждет слишком много новых противников.

– Ну так что же? – задорно воскликнул он и поудобнее перехватил щит. – Я не так глуп, чтобы собираться жить вечно! Гораздо лучше умереть, сражаясь за честь рода, чем дожидаться, пока выпадут зубы и сердце станет таким же дряблым, как мышцы. Сердца Инглингов – из крепкой стали, и ты, Харальд Мачта, обломаешь о мое сердце твой меч!

И с этими словами он бросился вперед.

* * *

– Но я же была здесь всего один раз! И тогда было светло!

Гуннхильд в отчаянии огляделась снова – и снова понапрасну. Казалось, целую ночь они кружат по пригоркам, то среди валунов, то между деревьев. Луна опять спряталась, и они явно сбились с пути. То ли они еще не добрались до того места, откуда тропа вела к Серой Свинье, то ли, наоборот, его миновали? Куда ехать – вперед или назад? Халле и Альрик спорили, но и Гуннхильд не могла им помочь, хотя прожила в этих местах уже довольно долго. Возле Серой Свиньи она с того памятного дня больше не бывала, да и в тот раз туда она шла с другой стороны. А обратно ее несли бесчувственную с плащом на голове…

Они метались то вперед, то назад, вглядывались в очертания берега, но не могли найти ничего похожего на корабль. Не так чтобы Гуннхильд этому радовалась, но, пока они не уплыли, у нее сохранялась надежда, что Рагнвальд еще их догонит.

– Тише! – вдруг рявкнул Альрик, хирдман лет сорока.

Обычно человек неразговорчивый, он хорошо понимал в кузнечном деле, потому Рагнвальд и взял его с собой: Альрик выдавал себя за кузнеца, а Рагнвальд и Халле – за его подручных.

Халле и Гуннхильд умолкли и стали прислушиваться.

– Копыта! – шепнул Альрик. – Кто-то скачет.

«Рагнвальд!» – успела только подумать с надеждой Гуннхильд, но Альрик тут же добавил:

– Их много! Это за нами! Давай быстрее!

И они рванули куда-то в глубь побережья, уже почти не разбирая дороги и лишь стараясь выбрать свободное от камней и деревьев место.

Гуннхильд впервые подумала о погоне. В самом деле, прошло достаточно много времени, чтобы люди Горма успели одеться и оседлать лошадей. Мелькнула надежда, что преследователи разделятся, поскольку не могут знать точно, в какую сторону направились беглецы, но эту мысль Гуннхильд тут же отогнала. За последнее время в округе появился только один чужой корабль, и самая глупая треска догадается, что только на нем похитители и могли рассчитывать уйти.

– Тролль, да вот же это место! – вдруг закричал скакавший впереди Альрик.

На фоне неба мелькнул большой камень, похожий на великанью голову, покрытую редкими «волосами» тонких берез. И Гуннхильд, будто вспышка озарила память, тоже узнала начало тропы к Серой Свинье.

– Да, это здесь! – закричала она в спину Халле.

– Нале… – начал было Альрик, и вдруг…

Гуннхильд не успела понять, что произошло, но Альрик внезапно умолк и покатился с седла прямо под копыта второй лошади. Из спины его торчала сулица. Лошадь Халле споткнулась и едва не полетела кувырком, всадник чудом удержался в седле, а Гуннхильд, падая, так вцепилась в его пояс, что сама чуть не сдернула его наземь вслед за собой. К счастью, лошадь удержалась на ногах, и от толчка Гуннхильд бросило в нужную сторону, так что она сумела усидеть на крупе. Показалось даже, что невидимая сильная рука взяла ее за ворот и поддернула, не дав упасть.

Впереди слышались крики. Ничего не было видно, кроме отблесков луны в облаках, но Халле уже понял: впереди засада. Люди Горма гораздо лучше них знали местность и могли даже в темноте пройти короткой дорогой. Ржала лошадь Альрика, которую пытались поймать, а Халле погонял свою, поворотив прочь от моря.

На пути к кораблю ждала засада, прорваться в одиночку, да еще с девушкой за спиной, было немыслимо. Они неслись по тропе со всей быстротой, на какую еще была способна усталая лошадь под двумя всадниками. Сосновые ветки били по голове, Гуннхильд съежилась за спиной Халле, видя в нем последнюю защиту. Онемевшими пальцами она вцепилась в его пояс с чувством, что от гибели ее отделяет пара шагов. В такой темноте ничего не стоит налететь на дерево или камень, и тогда…

Додумать она не успела, как это самое «тогда» и случилось. Лошадь попала ногой в промежуток между камнями и полетела кувырком. Гуннхильд оторвало от Халле и бросило куда-то во тьму; в безотчетном ужасе она сжалась в комок, пытаясь прикрыть голову руками; в мыслях мелькнуло – вот и смерть пришла…

Ей сильно повезло – ее бросило на можжевеловый куст. Он остановил полет, а там, куда она упала, мха было больше, чем камней. Какое-то время Гуннхильд лежала, не понимая, жива она или нет – голова гудела, ее мутило, тело было как чужое. Но постепенно она осознала, что уже не летит, будто валькирия в грозовом вихре, а лежит на чем-то твердом и неподвижном, и вроде даже ничего у нее особенно не болит. Нет, болит щека. Она провела пальцами по лицу – больно, наверное, ударилась или оцарапалась.

Гуннхильд села, опираясь руками о землю, подняла голову, огляделась. Пошевелила руками и ногами, проверяя, нет ли переломов. Где-то за кустами, поблизости, жалобно ржала лошадь.

– Халле! – крикнула Гуннхильд.

Никто не отозвался. Неужели она осталась совсем одна?

Она встала на колени, ухватилась за колючие ветки, поднялась и постояла, приходя в себя. Ноги дрожали, но держали, руки тоже слушались. Гуннхильд пошла на ржанье, продолжая звать Халле. Ей казалось, она кричит, но на самом деле ее голос раздавался едва слышно.

Вдруг кто-то схватил ее за щиколотку – будто невидимая рука высунулась из-под земли, и Гуннхильд пронзил ледяной ужас. Тролль?

– Госпожа! – выдохнул рядом хриплый голос. – Не кричи! Это я!

– Халле!

Ее отпустили, и Гуннхильд присела, протягивая руку, которую тут же кто-то схватил.

– Я здесь. Головой треснулся. Сейчас…

Опираясь на ее руку, Халле с трудом сел.

– Лошадь… надо уходить быстрее… ее слышно… – бормотал он.

Гуннхильд понимала, что он хочет сказать: лошадь, видимо, сломав ногу, билась на земле и своим ржаньем указывала преследователям путь.

– Вставай!

Девушка потянула Халле за руку и помогла подняться, едва сама не упав под его тяжестью. Молодой и худощавый, рослый парень весил больше, чем она.

Держась друг за друга, они двинулись через заросли, все так же прочь от моря. Гуннхильд уже не думала, куда они идут и какое спасение смогут там найти; ведь корабль Бергрена, даже если он еще не ушел, остался на берегу, они сейчас от него удаляются. Сейчас она помнила только о том, что их преследуют и люди Горма уже совсем близко. А ведь Асфрид предостерегала: у нее, Гуннхильд, есть враги, которые могут среди суматохи убить ее и тем навсегда избавиться от опасности породниться с ютландскими Инглингами.

Вдвоем с Халле они продирались сквозь можжевеловые кусты, с трудом находя дорогу между камней. Беглецы сами не знали, куда идут, и лишь надеялись, что преследователям будет так же нелегко их отыскать в темноте. А когда рассветет, они что-нибудь придумают…

– Тише! – Халле вдруг застыл и сжал руку девушки.

Гуннхильд замерла и тоже услышала позади шум – кто-то пробирался сквозь заросли. Несколько человек. Вдруг она осознала, что больше не слышит ржанья: надо думать, люди Горма обнаружили лошадь и забили ее, зато теперь им точно известно, с какого места беглецы пошли пешком.

Деревья и заросли вдруг кончились, впереди было ровное пространство. Халле потянул было Гуннхильд назад и в сторону, надеясь укрыться в зарослях, но шаги доносились и с другой стороны.

Послышался свист, ему ответили. Преследователи разделились и прочесывали рощу. Тогда Халле пустился бежать через пустошь, почти волоча за собой девушку; так они неслись, задыхаясь, пока не наткнулись на каменную стену. Халле сунулся было в сторону, надеясь обойти препятствие, но оно оказалось слишком большим; тогда он, ощупав его, подхватил Гуннхильд и подсадил наверх.

– Беги! – выдохнул он, а сам развернулся, извлекая из ножен меч и скрам.

Опять вышла луна, и Гуннхильд едва успела пригнуться. На пустоши показались три человеческие фигуры. Лунный свет блеснул на клинке в руке Халле, темные фигуры испустили дружный крик – его увидели. А он метнулся в сторону и пустился бежать; люди Горма устремились за ним.

Гуннхильд, боясь встать в полный рост, поползла дальше на четвереньках, и хорошо сделала: она проползла всего шага три, как наткнулась на обрыв! Улегшись на живот, она протянула руку как могла дальше, но не нащупала ничего; если бы она шла как обычно, а тем более бежала, то упала бы и свернула шею.

Она проползла немного в сторону, и там тоже обнаружился обрыв. О боги, она очутилась на большом камне, размером пять-шесть шагов в длину и ширину!

Из темноты, куда убежал Халле, послышались крики, звон железа… Раз-другой… и все стихло. Луна спряталась. Гуннхильд лежала в полной темноте, съежившись на камне, на тонкой подстилке из мха и нанесенной ветром хвои, зажмурившись и чувствуя себя на самом дне мрака и неизвестности.

Одна на всем свете, как первая женщина по имени Эмбла, еще до того как три аса благих и могучих нашли ее на берегу и вдохнули в нее жизнь.

* * *

Рагнвальд начал поединок так же весело, как перед этим вел беседу. Меч его так и порхал вокруг Харальда; тот сам не шел вперед, а только защищался, однако успевал отразить каждый удар. От столкновения клинка с умбоном во тьме летели искры, домочадцы Горма кричали, и крики их воодушевляли Рагнвальда, хотя зрители поддерживали вовсе не его. Что за важность: ему даже нравилось сознание, что он здесь один против всех и такая смерть принесет еще больше славы.

Однако в эту ночь ему уже пришлось потрудиться, и вскоре он начал выдыхаться. В то время как Харальд не выказывал никаких признаков усталости: мощный, выносливый, он с начала боя сберегал силы, и теперь это помогало ему. Понимая, что надо заканчивать быстрее, Рагнвальд внезапно шагнул вперед, ударил ногой по нижней кромке Харальдова щита и одновременно выбросил вперед руку, пытаясь колющим выпадом достать лицо противника. Зрители взвыли от ужаса, королева Тюра, вскрикнув, невольно бросилась вперед, так что ее едва успели удержать. Харальд принял выпад гораздо спокойнее: лишь слегка качнул головой, уходя из-под удара, так что вражеский клинок лишь рассек ему кожу на виске. Зато сам Харальд успел воспользоваться первым мгновением после выпада, когда противник был беспомощен, и его ответный мощный удар едва не снес Рагнвальду голову.

Тот чудом успел вскинуть левую руку, прикрываясь щитом, но и дальше Харальд не дал ему передохнуть: на щит обрушился целый град ударов. Пришло его время наступать, и сразу обнаружилось преимущество, которое ему давал более высокий рост и более длинные конечности, а также то, что он гораздо менее устал.

На миг они сошлись вплотную, и Харальд сильным толчком щита отшвырнул Рагнвальда к самым воротам, приложив спиной о бревна; стоявшие в этой стороне едва успели отхлынуть.

Однако Рагнвальд удержался на ногах. Подняв на левой руке щит, он положил конец клинка на его верхний, уже порядком разбитый край, образовав «домик», как это называют в дружине; таким образом оказывалась под прикрытием его голова и правое плечо. Он мог бы поймать противника, если бы тот снова стал нападать.