Текст книги "Змей на лезвии"

Во время этой речи Вефрид пристально смотрела ему в глаза, призывая на помощь всю свою наблюдательность. Но так ничего и не поняла: поначалу она была уверена, что он лжет, сама не зная почему, но под конец это впечатление рассеялось, в его взгляде появилась твердая вера в свои слова. Так лгут они с Ормом или нет?

– А почему ты спрашиваешь? – Прищурившись, Коль взглянул ей в глаза, и его пристальный взгляд выражал подозрение. – Кто-то нам не верит? Твой отец? Он что-то подозревает? Клянусь Перуном – мы никому на ваших землях не причиним зла. Мы хорошего рода, и если Доля о нас не позабудет, разбогатеем и станем жить в чести.

– Но почему вы не хотите рассказать все как было, если никому не причинили зла?

– Что – как было?

– Почему вы пришли в такую даль от своего дома, почти с пустыми руками?

– Мы же рассказывали. Лихие люди на нас напали…

Ага. Лихие люди напали. И они, Орм и Коль, отделались потерей имущества, не получив даже пары синяков, хотя Коль – боец не из слабых, да и старший брат, надо думать, не хуже.

– И у вас не было при себе никакого оружия? Вы пустились в такой далекий путь без ничего?

– Да было у нас ору… – начал было Коль и осекся.

– И где же оно?

– Отняли. – Он отвернулся, будто стыдясь. – Мы спали. На спящих напали. И связали. Стыд какой. Не говори никому.

Вефрид покачала головой, не зная, что подумать. Напасть на спящих лихие люди, конечно, могли. Но почему тогда они отпустили пленников? Могли ведь в челядь продать. За Коля, молодого крепкого парня, немало серебра можно выручить, даже за Орма гривну-другую дадут.

– И как же вы освободились?

– Сбежали. На другую ночь.

– А где это было?

– Ну, дней за шесть или семь отсюда. – Коль явно начал злиться. – Я ваших мест не знаю. Чего ты допытываешься? Может, еще между двух костров меня посадишь?

Пристально и с досадой он смотрел на Вефрид, ожидая новых вопросов. Сама не зная почему, она все крепче верила в то, что мать права: они не говорят правды, и им есть что скрывать. Коль держится как человек общительный и веселый, но расспросы его злят и тревожат, и эта его лихость напускная. Орм же и вовсе сторонится людей и уклоняется от разговоров.

– Лучше оставь Перунову кость себе, – сказала Вефрид, не желая продолжать пустой разговор. – На зимнем лову она хорошо помогает, а вам ведь нужна удача… чтобы разбогатеть?

Коль поколебался: ему хотелось и получить залог удачи, и сделать подарок хозяйской дочери, чья милость могла пригодиться.

– Ну, давай так: она будет твоя, но на зиму ты мне ее одолжишь. А я за это поднесу тебе каждую десятую шкурку, какую добуду.

– Вот еще! – Вефрид приняла надменный вид. – Я не торгую удачей, и у меня достаточно мехов!

Таинственность, окружавшая братьев, бойкость и удаль Коля склоняли ее на его сторону, но этот разговор поколебал ее расположение. Коль, может, имел немалые достоинства, но искренности среди них не было. Он упорно что-то скрывал. И это что-то было таким важным, что он не открылся даже перед ней, хоть и пытался изо всех сил ей понравиться.

Повернувшись, Вефрид пошла прочь, к толпе возле котлов. Не оглядываясь, она не видела, идет ли за ней Коль, но продолжала чувствовать спиной его пристальный взгляд.

Глава 3

Гулянье вокруг котлов с мясом и бочонков с пивом продолжалось допоздна – видимирцы прощались с летом красным. Солнце давно село за озером, багряные его следы остыли и погасли, в темно-синее небесное море выехала на своей серебряной лодке луна. Лунный свет лежал на воде блистающим покровом, и не так страшно было думать о Змее, что затаился под камнем. На полянах вокруг Змеева камня не утихал шум: горели костры, где-то пели, где-то плясали, где-то мужики боролись. Эскиль Тень в кругу старших мужчин рассказывал про свои былые ратные походы: до того как он осел в Видимире, пережить ему пришлось немало, и даже право послушать от него самого об огнеметах Боспора Фракийского или битве под Гераклеей считалось почетным. С ним сидели оба сына, только женщины скрылись, когда стемнело. Ехать ночью в Видимирь было слишком далеко, и в шалаше их ждали пышные подстилки из свежего сена, одеяла из теплых шкур. Пусть пока и лето, а к рассвету не шутя замерзнуть можно.

Орм и Коль сидели у костра с молодцами и старшими отроками: здесь тоже пили, пуская рог по кругу, то рассказывали всякие байки, то спорили, то пели. В ожидании зимнего лова даже бились об заклад, кто больше куниц добудет.

Вдруг Коль ощутил, как сзади ему на плечо ласково, мягко ложится маленькая женская рука. Пробрал трепет волнения: на уме у него была Вефрид. Коль ломал голову: зачем она ему рассказывала про того сына конунга, что притворялся пастухом? Просто из любопытства допытывалась или намекала, что будь он хорошего рода, она могла бы… Родом-то он не хуже ее, да как бы не выдать лишнего… Или отец ее подослал вызнать побольше о чужаках? Тщеславные надежды боролись с осторожностью, и эта борьба терзала Коля. Идти вперед за удачей или пятиться?

Увидеть Вефрид еще раз этой ночью он не рассчитывал. Разве что утром, когда все проснутся и соберутся в обратный путь, но там уже не поговоришь толком. Медленно Коль обернулся, боясь спугнуть чудо, и увидел совершенно незнакомую девушку – небольшого роста, с длинной светлой косой и вздернутым носом, в красной праздничной поневе и белой вздевалке, довольно миленькую.

– Тебя госпожа видеть хочет! – шепнула девушка, наклонившись к самому его уху, и от тепла ее дыхания по телу пробежала дрожь.

– Какая госпожа? – Коль прикинулся удивленным, чтобы не выдать своих тайных помыслов.

– Ты знаешь какая. Та, кто тебе добра желает.

– Она же спит.

– Для всех, может, спит, а для тебя, может, нет – коли будешь умен. Молчи только. Она хочет с тобой словом перемолвиться, но так, чтобы ни единая душа… понимаешь? Ступай за мной, я отведу. Незаметно отойди, тишком.

Девушка отодвинулась в темноту. Помедлив для вида, Коль осторожно встал, поймал чей-то взгляд, ухмыльнулся и сделал знак: очень надо в сторонку отойти! Направился в темноту, и за ближайшей березой опять наткнулся на ту девушку. Эскилеву челядь Коль уже хорошо знал, и среди служанок Хельги такой не было. Но всех девок волости он еще и не видел, и нет ничего дивного, если такое тайное дело Вефрид доверяет не своей челяди, которая может разболтать родителям, а какой-то подружке из веси.

От волнения его пробирала дрожь: он хотел понравиться хозяйской дочери. Замуж за чужака ее, конечно, не отдадут, но ее поддержка пригодилась бы, а то тиун больно лих, волком смотрит. Однако Вефрид горда, и на такой быстрый успех он не рассчитывал.

Мельком вспомнилась беседа днем. Он сказал все правильно? Или нет?

– Сюда! – Девушка взяла его за руку и потянула за собой.

Обогнув костры, они вышли к Змееву камню. На поляне перед камнем, где днем Перун-Эскиль бился со Змеем-Заморой, было пусто и тихо, огня не горело: в эту ночь никто не смел тревожить обиженного поражением Змея. Поляну освещал лишь свет луны, отраженный в озере.

– Иди туда. К камню. – Девушка выпустила руку Коля. – Вон она, видишь?

Коль и правда различил возле камня смутно видный женский силуэт: тонкая, стройная дева была с головой закутана в накидку, для защиты от ночной прохлады и случайных глаз. Не оглядываясь, Коль бесшумно направился к ней.

Но это не Вефрид – та вроде пониже будет… или это лунный свет и накидка делают ее выше?

Девушка в накидке немного попятилась, высвободила руку и поманила его. На ее запястье блеснул серебряный браслет, перемигнулся с луной. Уже видя, что это не Вефрид, Коль от любопытства даже прибавил шагу. Еще несколько шагов – вот они уже возле самого камня…

Коль едва успел ощутить за спиной чье-то присутствие, как что-то жесткое плотно охватило его горло, перекрывая дыхание. В глазах резко смерклось, вдох застрял в груди.

Он схватился за удавку на горле в отчаянной попытке ее ослабить, чтобы вдохнуть, но держали его очень крепко и умело, а ростом и силой невидимый враг за спиной значительно его превосходил.

– Ну вот ты и добегался, Девята батькович, – послышалось впереди, и голос был совсем не женский.

Задыхаясь и хрипя, парень поднял выпученные глаза: закутанная дева исчезла, а вместо нее перед Колем оказался мужчина.

И этого мужчину он знал.

«Бабкин внук!» Так в дружине Святослава звали Бера, Тороддова сына, двоюродного брата Святослава и другого внука старой Сванхейд. Ледяной холод хлынул по жилам. Коль, он же Девята, верил и не верил своим глазам при неверном лунном свете. Да откуда бабкиному внуку взяться здесь, за десятки переходов от Хольмгарда – будто с неба упал! Но означало это одно: это гибель пришла, догнала. Спасения не будет.

В руках Бер держал сулицу, наконечник тускло поблескивал под луной.

– Брату моему Улебу поклон передай, – тихо, деловито сказал Бер. – От родичей.

Сквозь тьму в глазах Девята-Коль успел увидеть, как Бер заносит сулицу…

Уверенным движением Бер вонзил сулицу Девяте под дых. Тот дернулся, и собственная тяжесть потянула тело к земле.

Вальгест у него за спиной ловко опустил обмякшее тело на траву. Умело и бережно, будто тот всего лишь уснул.

Несколько мгновений было тихо. Девята, насаженный на сулицу, лежал на боку, над ним стояли трое – двое мужчин и одна женщина.

– Благодарю тебя, Один! – вполголоса сказал Бер. – Этот готов, осталось четверо.

– Он верно мертв? – шепнул женский голос.

Вальгест наклонился и поискал бьючую жилку на горле Девяты.

– Все, «холодный». Не забудь! – Он взглянул на Бера и многозначительно кивнул на тело.

Бер выдернул сулицу и поднес руку к ране. На ладонь вытекло немного крови, еще горячей. Бер показал ладонь Правене. Она коснулась кровавой лужицы кончиками пальцев и провела по своему лицу. Бер прижал к лицу всю ладонь, принимая на себя удачу убитого.

– Теперь – Градимир, – шепнула женщина.

Все трое один за другим скользнули в заросли возле камня и пропали.

* * *

– Орм! Вот ты где!

Градимир уже привык к новому – варяжскому – имени, которым обзавелся, как и Девята, для жизни в Видимире. Он сидел на траве под березой, близ опушки, в нескольких шагах от костра. Вокруг звучал говор местных мужиков, толковавших о дождях и урожае. Градимиру к этой беседе прибавить было нечего: для него урожай означал число мер зерна, собираемого как дань. Прислушиваясь одним ухом, изредка он поглядывал на Девяту – своего якобы младшего брата. Видел, как тот убрался куда-то в темноту вслед за незнакомой девкой, но не удивился: парень молодой…

Услышав за спиной взволнованный женский голос, Градимир в удивлении обернулся. Ни с кем из женщин он близкой дружбы не завел и не мог вообразить, кому и зачем понадобился.

– Скорее ступай за мной!

Перед ним была девка со светлой косой – не из Эскилевой челяди, незнакомая. В полумраке, при отблесках огня, было трудно ее рассмотреть, но ее явное волнение бросалось в глаза.

– Скорее, за мной! – прошептала девка и потянула его прочь от огня. – Живее, речь идет о твоей жизни! Твой брат убит, его убийцы здесь и ищут тебя!

– Что?

Повернувшись, Градимир вскочил на ноги. Девка вскинула ладонь, будто хотела зажать ему рот:

– Тише! Молчи! Я помогу тебе спастись, но слушайся меня и не спорь! За мной!

Сделав призывный знак, девка скользнула к опушке, и неведомая сила потянула Градимира за ней.

– Что ты говорила… о моем брате? – окликнул он, разрываясь между изумлением, недоверием и смертельной тревогой.

– Он мертв! – Девка бегло оглянулась, пробираясь между белеющих в темноте березовых стволов. – Они настигли вас!

– Кто – они?

Градимир притворялся лишь наполовину. Он знал, почему пришлось бежать, но не представлял – от кого именно.

– Родичи Улеба снарядили погоню. Там Берислав, сын Тородда, Алдан, их родич… и еще один… человек, он особенно опасен! Они выследили вас здесь. Твой спутник уже убит. Теперь они ищут тебя. За тобой следили. Если бы не я, тебе вот-вот предстояло бы умереть. Не спрашивай ни о чем. Жди здесь.

Девка остановилась в чаще среди берез.

– Здесь неподалеку пасутся Эскилевы кони. Я приведу тебе лошадь, и немедленно беги!

– Мое оружие…

– Далеко. Я могла бы дать тебе оружие, но их без малого два десятка, да один среди них стоит десятерых! Тебе с ними не совладать. Беги как можно быстрее, иначе он найдет нас! Жди, ни с места, я сейчас вернусь!

Девка канула во тьму и исчезла. Градимир уцепился за березу, чтобы удержаться на ногах. Голова шла кругом. Да не сон ли все это?

Девята убит! Она так сказала! Родичи Улеба снарядили погоню – именно этого и стоило ожидать. Кто там, она сказала, Берислав, тот внук Сванхейд, который с самого начала невзлюбил Святослава и вечно с ним спорил. Да, и Берислав знал, что Улеба в тот страшный вечер увезли из дома Девята и Грим. Градимир услышал об этом слишком поздно, когда убийство уже свершилось. Если бы он знал, что у отъезда были свидетели, ни за что не дал бы согласия не то что участвовать – даже молчать. Он помешал бы Игмору. Но тот, чудовище, в своем слепом и злобном упрямстве ни о чем не думал. Злоба всегда слепа, а прозрение приходит вместе со смертью…

Впереди зашевелилось что-то огромное, и Градимир вздрогнул, но тот же увидел морду лошади и светловолосую голову той девки.

– Вот! – Она всунула ему в руку повод. – Немедленно скачи на восток. Там я тебя встречу и укажу дальнейший путь.

Лошадь оказалась оседлана. Градимир вскочил в седло и огляделся: кругом лес.

– Идем! – Девка взяла лошадь за повод и повела куда-то в чащу.

Вскоре чуть посветлело, деревья расступились.

– Вот тропа! – Девка показала на восток. – Скачи во всю мочь! Пока они ищут тебя у костров, но если поймут, что ты ускользнул, то пустятся в погоню.

– Кто ты? – Градимир ничего не понимал. – Почему помогаешь мне?

– Мне так приказано. За спасение благодари Подстрекателя Битвы. А теперь скачи, если хочешь жить!

Сам ее голос, немного низкий для девки, но звучный и повелительный, не оставлял сомнений: нужно повиноваться. Градимир послал коня вперед и устремился по лесной тропе в ночную тьму.

* * *

Алдан переходил от одного костра к другому, вглядывался в лица мужчин. Втирался в кучки людей у костров, окидывая лица быстрым пристальным взглядом. Правена показала ему Градимира и ушла к Беру с Вальгестом – им троим предстояло разделаться с Девятой, а Алдану досталось следить за Градимиром. Еще до женитьбы на Предславе Олеговне Алдан несколько лет прожил в Киеве, даже пару лет состоял в Ингваровых гридях одновременно с Градимиром и знал его в лицо. С тех пор прошло лет пятнадцать, Градимир из отрока стал зрелым мужчиной, и Алдан не был уверен, что без помощи Правены узнал бы его в полутьме, среди сотни других незнакомых бородачей.

Он же только что был здесь! Алдан видел Градимира, одиноко сидящего близ костра, а потом тот исчез! Может, отошел куда… но не вернулся, и Алдан пустился на поиски. Среди пьющих из чаш и рогов, среди поющих и пляшущих, среди болтающих об урожае и смеющихся с бабами нужного лица не было. С каждым шагом все сильнее холодело в груди от тревоги.

В третий раз обходя костры, Алдан уже сжимал зубы от досады и от злости на себя. Упустил? Тролль ему в рыло, упустил! И как сумел? Глаз же не сводил, на баб не оглядывался, не отрок, чай, знал, зачем здесь! Сидел этот бродяга и сидел, а потом только моргнул – его нет! Если бы встал, отошел куда – Алдан увидел бы.

– Ну что, где он? – раздался шепот за плечом.

Алдан бегло оглянулся: позади стоял Вальгест. Его Игморова братия совсем не знала в лицо, и он мог спокойно выйти к кострам, пока прочие ждут в ближайших зарослях; худо то, что и он их никогда не видел.

– Не знаю, люби его конем! – в досаде бросил Алдан. – Тут вот был – и как сквозь землю…

– Обойди ты с той стороны, а я отсюда.

Они еще раз обошли поляну. Встретившись, вернулись в заросли; теперь и Правена, прикрывая лицо краем платка, побежала вдоль гулянья, вглядываясь в мужчин, стоящих кучками и по одиночке, ускользая от тех, кто в пьяном задоре полагал, будто они-то и нужны незнакомой молодой бабе.

– Стой! – Вальгест вдруг возник перед ней и прикоснулся к локтю. – Не ищи, его тут уже нет.

– А где же он? – прошептала Правена.

– Я след учуял…

Вальгест шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, и Правена вдруг поняла, что его спокойствие ложное, а взабыль он клокочет от ярости, как горшок с кипящей смолой. По чертам его лица пробегала дрожь, ноздри раздувались, а в глубоко посаженных глазах вспыхнул такой огонь, что Правена отшатнулась.

– Ч-сей след? – в испуге шепнула она.

– Здесь кто-то был… – Вальгест глянул почему-то вверх, в полупрозрачное ночное небо.

– К-кто?

– Кто-то, кто увел мою добычу… – Низкий глухой шепот был бы под стать тому змею, которому здесь поклоняются.

Правене вдруг стало так страшно, что она попятилась. В глазах зарябило; показалось, что Вальгест источает некое сияние, как будто у него под кожей вместо крови струится по жилам жидкий огонь.

Да нет, это отблески ближайшего костра играют. Правена зажмурилась: под опущенными веками все плыло, земля покачивалась под ногами. Она прижала руки к лицу. Впервые в жизни у нее на глазах свершилось убийство, и она сама привела жертву под удар, сама приняла часть жертвенной крови…

Это кровь, да. Та самая, что засохла у нее на лбу. Кто коснулся этой крови, теперь везде будет видеть это пламя утекающей на холодную землю горячей жизни…

– Жди здесь… Нет, идем со мной, – передумал Вальгест.

Не решаясь ослушаться, Правена двинулась за ним. Они еще раз обошли поляну, ступили на опушку, углубились в лес. Вальгест смотрел под ноги и, как казалось Правене, принюхивался. Весь его облик выражал целеустремленность, как у пса, идущего по следу; Правене было от этого не по себе, но отстать она не смела.

Вальгест задержался на полянке меж берез, шагах в двадцати от опушки, и вдруг стал кружить, будто пес, чующий, что добыча где-то рядом. Правена замерла, чтобы не перебить ему невидимый след. Вдруг Вальгест кинулся к зарослям и подхватил что-то с ветки – что-то совсем маленькое и легкое, что целиком скрылось в его ладони. Пока он рассматривал добычу, Правена подалась ближе и тоже взглянула: это было всего-навсего птичье перо, наполовину белое, наполовину темнее, серое или рыжеватое, в сумерках она не разобрала. Вальгест сунул перо за пазуху, поднял голову к небу и вгляделся в синюю вышину. Прошептал что-то. Проклятье? Чье-то имя?

Потом оскалил зубы и прорычал:

– Не уйдешь, слизняк!

Правена не успела заметить как – в руке его оказалась секира. Вздрогнув, она отшатнулась: померещилось, что Вальгест одержим жаждой убийства и не различает, на кого направляет удар; он как тот волшебный меч из сказания о Хервёр, который, будучи вынут из ножен, непременно должен попробовать крови. И если уж Градимир от них ускользнул, Вальгест должен пролить хоть чью-нибудь кровь…

Что они о нем знают? Ничего! Порожденные страхом мысли неслись и метались стаей испуганных галок. Кто он такой? Сам пришел откуда-то из ночной тьмы, мол, ищет вождя, хочет участвовать в походе ради мести… Он может оказаться кем угодно. Бродячим берсерком, которого отовсюду гонят за буйство. Скрывающимся убийцей – навроде тех пятерых, кого они преследуют. А Бер его принял, не раздумывая… И вот… хлебнут они горя с таким спутником.

Пока Правена лихорадочно пыталась понять, стоит ли ей бояться за себя, и незаметно пятилась к зарослям, Вальгест стоял с секирой в руке и озирался. Странно как-то озирался: высоко подняв голову и втягивая ноздрями ночной воздух. Будто и правда брал след, но… из воздуха?

Потом он развернулся, Правена вздрогнула, но на нее он не обращал внимания. Сделал несколько неслышных шагов по траве и встал на тропу в глубь леса. Забормотал что-то, а потом резким движением ударил секирой по земле, будто отрубая голову ползущей змее. Движение его было таким целенаправленным, взгляд таким сосредоточенным, что Правена едва не спросила «что там?», но некое чувство ей подсказывало: лучше молчи.

Раз, два, три – Вальгест нанес несколько ударов по земле, один позади другого. От удара вылетали искры, хотя звук был глухим.

Потом Вальгест выпрямился и медленно гляделся. Правена стояла, застыв.

– Пойдем. – Вальгест протянул к ней свободную руку. – Отведу тебя к Беру.

Правена не шевелилась, Вальгест ждал. Однако морок схлынул: перед ней снова стоял обычный человек. Она провела рукой по лицу, не в силах понять: с ним ли что-то сделалось, ей ли померещилось?

Рядом послышался гомон: гурьба мужчин и женщин шла вдоль берега к лодкам, женский голос пронзительно звал какого-то Богатыню… Правена шагнула к Вальгесту, и он взял ее за руку.

Его рука была горяча как огонь, и Правена снова вздрогнула. Но он уже повернулся и повел ее к зарослям, где должен был ждать Бер со своими отроками. Правена, чувствуя себя обессиленной, покорно пошла за ним.

* * *

Кто первым обнаружил мертвеца, в суете не поняли. От костра к костру, перекрывая пение, гул разговоров и гусельный перезвон, полетел крик: «Убили… убили…» Первое, что подумалось: кого-то зашибли в пьяной драке, да авось еще очухается. Но вот к Эскилю пробился Доман, отрок из Видимиря:

– Боярин! Убили того парня пришлого… Коля. Меня Майко послал. Беги, говорит, Домашка, к боярину! Убили насмерть!

– Точно мертвый? – Хавстейн в изумлении поднялся на ноги. – Может, пьяный?

– Да не живее бревна! Лежит под камнем, сулица в груди! Или велишь, боярин, сюда к тебе его нести?

– Пусть лежит. – Эскиль тоже встал, отставив свою чашу. – Показывай.

На поляне у камня уже было светло от наспех сооруженных факелов. Перед самим камнем пространство шага в три оставалось свободным, и там лежало тело. Возле него сидел на земле Фроди, из бывших хирдманов Эскиля, изрядно растолстевший за двадцать лет спокойной жизни.

– «Холодный» он, конунг, – на северном языке, родном им обоим, сказал он Эскилю. – Сулица под дых. Вот она. Мгновенно умер. Крови даже почти нет.

Конунгом Эскиля называли в те годы, когда он был вожаком наемников, и тогда это очень ему льстило; его прежние люди отчасти сохранили эту привычку.

– Кто сулицу вынул? – удивился он. – Ты, Фроди?

Вынувший оружие из трупа тем самым берет на себя обязанность мести, а этого Эскиль от Фроди никак не ждал. Кто ему этот Коль?

– Я не вынимал, она так рядом и лежала. Но рана явно от нее.

– Кого-то с ним видели?

– Никого. Свидетелей нет. Тут какой-то пьяный тролль о тело споткнулся, упал на него, давай орать, а сам и не понял, что труп, пока на сулицу не наткнулся.

– Переверните.

Эскиль осматривал тело, глядя на него сверху, но лица не видел: покойник лежал на боку. Двое мужчин повернули его и уложили на спину. Вот оно – пятно крови между грудью и животом, но небольшое. Видно, оружие вынули не сразу, а когда в теле уже угасла жизнь и ток по жилам замер. Но раз уж убийца имел время сулицу вынуть, почему не унес ее с собой? Зачем оставил – ведь по сулице его можно опознать, если это кто-то из своих… Кузнецы признают свою работу…

Или это вовсе не свои? Эскиль испытывал двойственное чувство. Недоумение – кому здесь помешал чужой человек? И странное удовлетворение: ведь знал же, что с этими двумя дело нечисто, и вот их тайна обнаружила себя. Скверная, как видно, это была тайна…

– А где Орм? – спохватился Эскиль и оглядел окружившие его лица, любопытные и нахмуренные. – Он знает?

Все стали переглядываться, но Орма в толпе не обрели.

– А ну сыщите его, – велел Эскиль. – Живо!

– Орм! – тут же закричали в разные стороны. – Орм, ты где?

Орм мог затеряться где-то у дальних костров или даже спать, укутавшись плащом с головой от комаров. Даже скорее так: родни и друзей для совместной гульбы братья пока не завели. Коль был довольно общительным, но Орм отличался сдержанностью. Может так быть, что он еще ничего не знает.

Появились Хельга с дочерью – хлопающие глазами спросонья, закутанные в накидки. Перед ними расступились, они подошли к отцу. Глянули на тело и вскрикнули. Вефрид распахнула глаза и шагнула ближе. Никто не пытался перевязывать рану – стало быть, не помогут тут перевязки.

– Кто это его? – ахнула Хельга. – Он с кем-то повздорил?

Она нашла глазами Хавстейна, но тот был в таком же недоумении, как и прочие. Вефрид прижала руку ко рту, хотя сказать ей было нечего, и прильнула к плечу брата. Она и верила своим глазам, и не верила; эта внезапная смерть была ужасна и пока необъяснима, но все же находилась в соответствии с повадками обоих пришельцев: загадочностью их появления, нежеланием рассказывать о себе… Парень, который вот только этим вечером говорил с ней, подарил Перунову кость, теперь лежит мертвый! Она старалась, но не сумела выспросить и малой доли его тайн… и вот эти тайны его убили.

– Он… хотел отдать мне… Перунову кость… – дрожащим голосом прошептала она Хавстейну. – Я говорила: оставь себе. А он… О боги, вон же она, за пазухой у него, видишь?

– Не помогла ему Перунова кость, – обронил Хавстейн.

Его Коль мог бы одолеть на поединке. Но нашелся для него противник посильнее… Кто это? Хавстейн внимательно огляделся, будто надеялся увидеть кого-то, отмеченного ясным знаком. Но на лицах, освещенных факелами, было лишь недоумение и тревога.

– А может, это Змей его… уязвил? – с изумлением от собственной мысли сказал кто-то из толпы.

Взгляды поднялись от трупа к камню, что темнел позади него, – и толпа отхлынула от берега. Сначала качнулись, потом шагнули, потом побежали. Стоило допустить лишь мысль, что этой прохладной темной ночью подкаменный Змей сам взял себе жертву, как ужас заливал душу, гасил рассудок и оставлял место лишь для одного стремления: прочь отсюда!

Орм так и не объявился. Толковали про какую-то девку, что вроде бы пришла и увела Коля за собой, и после того его вроде никто уже не видел живым. Девку никто не разглядел: Коль сидел между нею и огнем костра, а она нарочно пряталась за его спину. Тогда в ее скрытности ничего особенно не видели, а теперь она стала подозрительной. Но что за девка, чья?

Уставший за этот долгий день Эскиль улегся спать в шалаше, велев прикрыть труп ветками и на всякий случай посадить сторожа. В одиночку, ясное дело, никто покойника сторожить не хотел, и до позднего рассвета перед шалашом сидели кружком десяток-другой видимирцев, пугая себя и друг друга рассказами о мертвецах. Вефрид несколько раз просыпалась и видела сквозь ветки огонь костра, и кто-то там рассказывал:

– У одной молодки мать померла, похоронили ее, а она возьми и начни опять к дочери приходить. Та возьмется корову доить, оглянется – мать у нее за спиной стоит. В избу пойдет, за тесто возьмется – мать опять позади нее стоит. Ничего не говорит, стоит, и все…