Текст книги "Змей на лезвии"

Глава 5

Беру было лет шестнадцать, когда Сванхейд однажды, по какому-то поводу, стала вспоминать, как вышло, что два ее сына, Ингвар и Тородд, одновременно оказались обручены с двумя сестрами, племянницами Хельги Хитрого, – Эльгой и Бериславой.

«Дроттнинг! – сказал тогда Бер, осененный внезапной мыслью. – Может, у тебя где-то припасена невеста и для меня? Не может быть, чтобы такая мудрая женщина не обдумала заранее такое важное дело! Так расскажи мне, кто она и где? Думаю, я уже достаточно взрослый, чтобы хотя бы об этом знать!»

«Уговора о твоем браке мы ни с кем не заключали, если только твой отец в Смолянске не нашел кого-то подходящего. Но, признаться, я жду некой вести»…

«Какой вести, дроттнинг?»

«Это похоже на сказку! – отмахнулась Сванхейд. – Не стоит тебе принимать это близко к сердцу».

«Но что именно?»

«Много лет назад у меня здесь гостила одна молодая девушка, Хельга дочь Арнора… Когда я сама была молодой – даже твоего отца еще не было на свете, – у нас здесь несколько месяцев прожила некая Снефрид, по прозвищу Серебряный Взор, это была очень мудрая женщина, хоть и не старше меня. Она принадлежала к тем, кого у меня на родине называют «всеискусными женами». Только благодаря ее умению разговаривать с дисами мы с Олавом заполучили наконец сыновей – Ингвара, твоего отца и Логи, моего третьего Хакона. Все мальчики, что рождались до этого, умирали младенцами. Я была очень ей благодарна. Так вот, однажды, много лет спустя, ко мне приехала ее младшая дочь, Хельга. Это была прекрасная девушка, красивая и разумная. Я хотела, чтобы она вышла за Логи, но в то время для этого имелись важные препятствия. Она носила в ожерелье камешки с дырочками, их еще называют «глаз Одина», или «Одиновы камни», или «ведьмины камни». Поэтому ее прозвали Каменная Хельга. Когда она уезжала, я подарила ей мой «ведьмин камень», янтарный, я нашла его, когда сама была девушкой, на островах в Восточном море. И сказала: надеюсь дожить до того дня, когда ко мне приедет твоя дочь, и я узнаю ее по этому «ведьмину камню». Вот и вся моя сказка, Берси. Хельга вскоре вышла замуж, теперь ее муж – могущественный человек на рубежах наших владений и Эйриковых. Я не знаю, есть ли у Хельги дочери. Но порой думаю: что если однажды к нам сюда явится девушка с этим «ведьминым камнем», и если она понравится тебе, то теперь препятствий к такому браку не будет…»

Конечно, это никакое не обручение – когда неизвестно, существует ли невеста на свете. Но Бер дал себе слово: когда придет время жениться, для начала наведаться к Каменной Хельге и проверить, есть ли у нее дочери. Торговые люди, почти каждый год ездившие на восток, подтверждали, что одна дочь есть, и она подходящих лет. Но так вышло, что Бер и впрямь приехал в Видимирь и познакомился с этой девушкой в такую пору, когда о женитьбе нельзя и думать. Он встал на «волчью тропу», он посвятил себя Одину, предложил ему свою жизнь в обмен на помощь в исполнении долга. Возьмет ли Один предложенное, зависит только от воли Бога Повешенных.

Увидев Каменную Хельгу и рядом с ней нарядную девушку гордого вида, Бер сразу понял – это и есть та самая дочь. Даже раньше, чем разглядел у нее в ожерелье «ведьмин камень». Он никогда его не видел, но не так уж часто встречаются кусочки янтаря с природным отверстием. Поначалу его поразила ее юность: на вид девушке было лет тринадцать, не очень-то «подходящие» года! Но, уже когда Хельга сказала, что дочери на самом деле целых шестнадцать, Бер и сам разглядел, что ошибся: эта дева – не ребенок. Она невелика ростом, худощава, у нее узкие хрупкие плечи, тонкие руки и маленькие кисти, однако взгляд совсем не детский – строгий, проницательный, в нем удивительно соединились здравый, пытливый рассудок и тревога из-за нехватки опыта. На первый взгляд Вефрид показалась ему не особенно красивой: узкое продолговатое лицо, овальный невысокий лоб, заостренный подбородок были неплохи, но заметно выступающие высокие скулы и впалые щеки придавали лицу какое-то режущее своеобразие, которое не так чтобы отвращало, но заставляло насторожиться. Таким лицом не станешь любоваться, но и, раз попавшись на глаза, оно уже не забудется. В сочетании с пристальным взглядом зеленовато-серых глаз, еще подчеркнутых изломом золотистых бровей, это производило впечатление чего-то нечеловеческого; Бер мельком подумал, что ей, наверное, в детстве говорили, что ее альвы подкинули. Да еще волосы очень светлые, с легким золотистым отливом, как лунный свет. Коса, заплетенная от маковки, средней толщины и лежит на плече, как луч.

И этот зеленоглазый лунный альв смотрел на него с такой неприязнью, что Бер почувствовал себя каким-то захватчиком. Тем, кто вторгся в чужой мирный край с окровавленным копьем в руке, чтобы убивать и жечь. И ведь не скажешь, что она не права – не с миром он сюда явился…

Да и сага ему досталась вовсе не о сватовстве.

* * *

Получив вести из самого Асгарда, переданные через Каменную Хельгу, Бер принял приглашение в Видимирь, чтобы вести поиски оттуда. Раз уж высшие силы откликнулись, от человека требуется лишь уважительное доверие. Эскиль поместил Берову дружину в гостевой дом, бывший погост, а Правену с Лельчей Хельга поселила в избу, где держала ткацкий стан. Зимой женщины Видимиря собирались там на супредки – это было одно из первых когда-то выученных самой Хельгой славянских слов, – и жили несколько ее служанок.

– И ты прямо… была при том, когда его… Коля, то есть Девяту… убили? – спросила Вефрид, пока помогала гостье устроиться.

– Да, это у меня на глазах произошло, – подтвердила Правена.

– И тебе было… совсем его не жаль? Ты же рассказывала, что знала его с детства.

– Они все – вся Игморова братия – знали Улеба с детства. Но не пожалели его, хотя он не сделал им никакого зла, был добрым человеком и его все любили. Потому они его и убили! – ровным голосом, за которым таился неиссякаемый гнев, ответила Правена. – Они боялись, что в Гардах предпочтут видеть князем Улеба. Был бы он не так хорош, его бы, может, и не тронули. И нет, мне Девяту совсем не жаль. Мне теперь на сердце легче стало – Улеб видит, что мы заботимся о нем!

Правена взглянула вверх, и Вефрид поразило, какое горячее чувство сверкнуло в ее глазах.

Смогла бы сама она так – манить к себе ничего не подозревающую жертву, а потом смотреть, как острие сулицы входит ему в грудь, как тело падает к ногам… Прикасаться к горячей крови – еще горячей, но уже мертвой… Вефрид передернуло. Нет, она бы не смогла! Правена – по виду обычная женщина, на пару лет ее старше, милая, вовсе не похожая на Шлемоносную Деву – но такая же безжалостная. Вефрид уже знала, что Правена происходит из дружинной семьи ближнего княжеского круга, и отца ее, Хрольва, Эскиль хорошо помнил: они были знакомы и часто общались в те годы, когда сам он служил Ингвару киевскому. До замужества она не была валькирией и не носилась между небом и морем – жила как все, шила приданое… Это любовь сделала ее такой безжалостной? Тогда уж лучше обойтись без любви…

Обета не мыться и не расчесывать волосы никто из мстителей на себя не брал – в этом Вефрид смогла убедиться, когда они охотно приняли предложение сходить в баню. Уже темнело, когда Бер с Правеной, Алданом и Вальгестом пришел в избу Эскиля на ужин: тот хотел и проявить себя гостеприимным хозяином, и еще обсудить с Бером его дело.

Но сначала Хельге хотелось вызнать побольше о жизни семьи – об отце Бера, Тородде, о его дяде Логи-Хаконе, умершем несколько лет назад.

– У нас в Хольмгарде хорошо помнят твою мать – Снефрид Серебряный Взор, – рассказывал Бер, сидя за столом в просторной избе, где когда-то обитал Несвет, сын Олава, а теперь хозяйничал Эскиль Тень. – И о тебе моя бабушка порой вспоминала, о твоих «ведьминых камнях». Я слышал, она подарила тебе янтарный «ведьмин камень»… и надеялась, что еще когда-нибудь его увидит…

– Мы подумывали об этом, – Хельга взглянула на дочь, – но прошлой зимой у вас была какая-то война, а мой опыт научил меня, что не стоит ездить в Хольмгард, когда на носу какая-то война! Да и виделись мы так давно…

– Однако вон я вижу «ведьмин камень»… – Бер посмотрел на ожерелье Вефрид. – Тот самый?

– Да, тот самый. – Хельга тоже посмотрела на кусочек непрозрачного желтого янтаря с природным отверстием, подвешенный на серебряном колечке к ожерелью дочери. – Тот, что Сванхейд нашла у моря, когда ехала, чтобы выйти за Олава конунга… Ей тогда было семнадцать лет – лишь на год больше, чем тебе сейчас, Фрида.

– Я рада, что не попала на войну! – Вефрид взглянула на Бера вовсе не дружелюбно. – Мне хватило того, что я увидела в Перунов день…

– В Перунову ночь, – поправил Рагнар.

– Ты, должно быть, имеешь немалый опыт… отнятия жизни. – Судя по голосу и лицу Вефрид, она не одобряла этот опыт.

– Нет, – спокойно ответил Бер. – Мне пришлось это сделать впервые.

– И как тебе – понравилось? – Вефрид выразительно раскрыла глаза, но в ее любопытстве чувствовалась издевка.

– Я не из тех, кому нравится проливать кровь. Но я сделаю все, что необходимо для чести рода и для мести за моего брата. Если бы я не хотел или не смел этого сделать, то был бы недостоин сидеть с тобой за одним столом.

Возразить на это Вефрид не могла и молча отвернулась.

– Я вижу, ты чем-то недовольна, – настиг ее голос Бера. – Но не понимаю чем. Ведь нельзя же предположить, что этот человек, Девята, был чем-то… любезен такой девушке, как ты.

– Любезен? – Пропустить это мимо ушей Вефрид не могла и взглянула на Бера, но с таким видом, будто ей предложили откусить кусочек дохлой жабы. – Он ничем не мог быть мне любезен! Наша семья в родстве с Анундом конунгом, а он ведет свой род из Свеаланда… как тебе должно быть известно. Но мы приняли его в дом, когда он нуждался в убежище, он ел наш хлеб… И вдруг его убили на нашей земле, у почитаемого камня, на празднике всей округи… да еще и ночью, тайно… Хорошее украшение праздника!

Вефрид запнулась: ей было трудно объяснить, почему ее так напугало это происшествие. Она привыкла к безопасности, и сулица Бера не только убила Девяту, но и разрушила неприкосновенность того круга, в котором Вефрид жила, подорвала непреложное право ее собственной семьи распоряжаться в этом краю. Бер принес в ее дом угрозу внезапной насильственной смерти – словно змей двухголовый внезапно пал из черной тучи, – и Вефрид не могла подавить отвращения, глядя на него. И предупреждал он не напрасно: с каким-то гадливым любопытством она выслушала всю сагу об убийстве Улеба, и теперь эти неприятные видения не давали ей покоя. Коль, тот, кого она считала человеком не хуже других, оказался убийцей! Одним из тех, кто без повода поднял руку на сына конунга – настоящего сына конунга, ибо Улеб, конечно, таким и был, это подтверждает Правена, его жена. Знала бы Вефрид – не стала бы болтать с Колем, отшатнулась бы сразу, как от бешеного пса! Сейчас она, вспоминая те невинные беседы, морщилась, как если бы могла подхватить от него что-то нехорошее. Но, с другой стороны, сам Бер не знает точно, как все вышло. Может, Коль еще и не виноват, или не так виноват, чтобы карать его смертью, не дав сказать ни слова в оправдание! И покойный Коль, и сидящий перед Вефрид живой Бер были в ее глазах одинаково замараны с ног до головы жестоко пролитой кровью. Как бы ей хотелось никогда не видеть ни одного из них и ничего об этом не знать! А суровое, замкнутое лицо Бера, его сдержанные повадки подтверждали, что он своим успехом удовлетворен и ни о чем не жалеет. И он так нехорош собой – тот случай, когда лицо и душа человека друг с другом схожи. Вефрид хотелось снять и убрать подальше янтарный «ведьмин камень» как связь с Хольмгардом, утратившую для нее всякую привлекательность, но она боялась обидеть этим свою мать.

– Я прошу прощения, на празднике это было не слишком уместно, – согласился Бер. – Но там проще всего подобраться незаметно и устроить дело, не опасаясь задеть невинных людей.

– Эти двое, Девята и Градимир, обманули вас и обманом добились вашего расположения, – заметил Вальгест. – Если бы они честно объяснили тебе, Эскиль, кто они такие и почему здесь оказались, ты мог бы решить, оказывать ли им покровительство, принимать ли в дом, защищать ли их.

– Скажи, Эскиль, если бы ты знал, от кого и почему они прячутся, ты стал бы их защищать? – подхватил Бер.

– Пожалуй, нет, – подумав, решил Эскиль. – Мне нет дела до раздоров между Святославом киевским и его родичами, но мне не нужны в моей округе убийцы.

При этом он смотрел на Бера, и получилось, что эти слова он относит и к нему.

– Вот именно! – вполголоса поддержала Вефрид, исподлобья глядя на Бера.

– Мы покинем эти места, как только найдем моего врага! – Бер не привык, чтобы ему, внуку Олава, указывали на дверь.

– Мы сами предложили тебе, Берси, наше гостеприимство! – вмешалась Хельга; голос ее звучал ласково и примирительно, но взгляд, брошенный на дочь, был весьма строг. – И вовсе не желаем, чтобы ты спешил нас покинуть скорее, чем это нужно для успеха твоих дел.

– Я не думала, что сын конунга может… напасть в ночи на безоружного, пусть он даже трижды убийца! – Вефрид так разволновалась, что не могла сдержаться. – Словно волк, словно змей… из-под камня.

– Я не сын конунга. Конунгом был мой дед, Олав.

– Это все равно!

Бер был в растерянности, и ему с трудом давался невозмутимый вид. Та «девушка с ведьминым камнем», на которую он так хотел поглядеть, оказалась не так уж хороша собой, но с этим он легко примирился бы, будь она поприветливее. Ее колючие речи и вызывающие взгляды были тем более неприятны, что он не понимал их причины. Неужели негодяй Девята так успел ей полюбиться? Вот еще чего не хватало… Однако ссориться непонятно из-за чего с хозяйской дочерью на глазах у ее родителей и своих приближенных Бер считал недостойным, поэтому старался поменьше на нее смотреть, разговаривая с ее отцом.

– Отчего ты так взъелась на бедного Берси? – спросила у дочери Хельга, когда гости ушли спать в бывший погост. – Неужели тебе так жаль того парня, которому лучше было бы вовсе сюда не показываться?

– Ничего мне не жаль, – буркнула Вефрид. – Просто… Он мог бы искать своих врагов где-нибудь в другом месте!

– Где же в другом, если они были здесь!

– И он так смотрит на мой «ведьмин камень», как будто думает, что я… что мы чем-то обязаны ему и его бабке за этот подарок!

– Я-то точно обязана Сванхейд за ее доброту ко мне, когда я была у нее в гостях, – мягко напомнила Хельга. – И Бериславе – его матери. Она с первого дня подружилась со мной, поддерживала, а мне там порой нелегко приходилось…

Хельга бросила короткий взгляд на мужа: детям незачем знать, что ее трудности в Хольмгарде были связаны с их будущим отцом. Не будь Сванхейд и Берислава так добры – ее честное имя могло бы сильно пострадать. Если бы они, скажем, поверили, что Хельга сама пожелала бежать с наемником, приняла от него дорогой перстень, а потом отреклась от него, когда их настигли…

– Ну… – Вефрид колебалась, – ему это не дает права…

– Какого права?

– Думать, будто я… будто он из-за этого камня имеет какие-то права на меня!

– Ничего такого он думать не может! – Эскиль усмехнулся и покачала головой. – Едва ли в Хольмгарде считают, что можно получить девушку без ведома ее отца.

– Насчет каких-то прав никогда не было сказано ни слова! – подтвердила Хельга. – Как я могла о чем-то таком договариваться со Сванхейд, когда сама была незамужней девушкой и понятия не имела, будут ли у меня когда-нибудь дочери и какой отец им достанется?

– Но он все время смотрел на мой «ведьмин камень»!

– Он столько слышал о нем, неудивительно, что ему любопытно.

– Если он думает, что я собиралась в Хольмгард, чтобы выйти за него, то он ошибается!

– Да ну? – сказал с полатей Рагнар. – А мы все думали, что ты именно за тем туда и собираешься!

– Ничего не за тем!

– Чего же ты тогда каждую зиму просилась в Хольмгард? Правда, что ли, повидаться со старой Сванхейд? Тебе здесь старух мало?

– Я думала… – Вефрид прикусила губу, поколебалась, но все же сказала: – Я думала, может, там есть настоящий сын конунга!

– Откуда бы ему там взяться? – ответил ей отец. – Я слышал, Сванхейд давным-давно решила, что конунгом будет только один из ее сыновей, да, Хельга?

– Да, еще до того как я туда попала. Она решила все оставить за Ингваром, хотя многие в Хольмгарде считали, что если он хочет поселиться в Киеве, то Хольмгард следует уступить младшему брату, то есть Тородду. А Берси – единственный сын Тородда. Рассуди Сванхейд тогда иначе, Тородд сейчас был бы конунгом в Хольмгарде, а Берси – его сыном и наследником. Тогда ты была бы поприветливее с бедняжкой, да, Фрида? Но несправедливо винить Берси за решения, которые принимали другие, пока его не было на свете.

– Он и сам небось был бы рад оказаться сыном конунга, – вставил сверху Рагнар.

– Но по крови он ничуть не хуже любого из тех, кого ждет престол, – добавила Хельга.

– Он… – Вефрид сморщила нос, – такой некрасивый… сыновья конунга такими не бывают!

– Неужели? – Хельга удивилась. – По-моему, вид у него вполне приятный.

– У него такой ужасный нос!

– Нос как нос! – несколько растерянно вставил Рагнар; на Беров нос он не обратил внимания, а теперь встревожился, не подает ли его собственный нос поводов для брани.

– Ну да! Таким крючком, как у вороны! И подбородок будто топором вырублен.

– Зато у него хорошие глаза, – сказала Хельга. – А какие волосы! Золотистые, на концах вьются крупными кольцами. И лоб красивый.

– Настоящий сын конунга должен быть безупречен во всем!

В избу вошел Хавстейн – он ходил проводить гостей до места их ночлега и убедиться, что у них есть все необходимое. Уяснив, о чем тут идет речь, он даже разозлился.

– Фрида, ты дурочка? Нос ей не нравится! Вот можно иметь хороший нос и при этом быть глупой, как поросенок! Бер – отличный парень и настоящий мужчина! Он настиг и убил кровного врага с одного удара! А это был его первый…

– Первый труп, – вставил Эскиль. – Все равно что первая женщина…

– Первый враг, – поправил Хавстейн. – И уж я думаю, с женщинами у него тоже все хорошо. Он на тебя даже и не посмотрит, не беспокойся.

– Он смотрел на меня! Весь вечер таращился! Но ты скажи ему: пусть у меня «ведьмин камень» его бабки, это не значит, что я… что между нами может быть… что-то такое.

– Никто не будет выдавать тебя замуж силой, успокойся! – сказала Хельга. – Что-то ты уж слишком разволновалась.

– Не будет, конечно, – подтвердил Эскиль. – Хотя, если бы он не был тебе так противен… Я не знаю, где мы еще возьмем тебе жениха, чтобы родом не ниже нашего. К Бывальцу в невестки или к Даровиту ты же не хочешь? И среди наших людей нет нам равного. Может, Анунд кого-то подберет… Но я тоже думал, что Хольмгард – то место, где можно найти мужа тебе под стать.

– Только не этого! – отрезала Вефрид, стараясь не выдать, что она и сама всю жизнь думала именно так.

Если бы не рассказы матери о прекрасном Логи-Хаконе, младшем сыне Сванхейд, который в воспоминаниях Хельги остался образцом красоты и благородства, если бы не «ведьмин камень» и мечты, что для нее, Вефрид, в Хольмгарде найдется еще один Логи не хуже прежнего – может, Вефрид не ополчилась бы так на Бера, большая часть вины которого состояла в том, что он оказался не похож на дядю. К тому же Вефрид увидела его в особенный час, когда скрытый трепет, волнение от впервые отнятой человеческой жизни мешались в его душе с торжеством исполненного долга и сделали его более мрачным и сдержанным, чем обыкновенно. Из-за пятен крови на лице он показался Вефрид каким-то чудовищем. Просто одетый, с утомленным лицом после напряженной бессонной ночи, после долгого путешествия он ни в чем не отвечал ее ожиданиям. При каждом взгляде на него в то утро Вефрид ужасалась – вот таков-то этот «сын конунга», о котором она мечтала с семи лет! Теперь она отталкивала мысли о нем, стыдясь своих прежних надежд.

– Лучше я еще несколько лет побуду незамужней, чем соглашусь на такого мужа! Пусть он даже не мечтает! И если он заговорит о чем-то таком, вы ему так прямо и скажите!

– Не заговорит, – успокоил ее Эскиль. – Ты не заметила – у него на виске срезана прядь волос? Он посвятил себя Одину. Пока не будет убит последний из пятерых, ваш Берси принадлежит Всеотцу. А значит, никакого сватовства. Даже думать об этом ему нельзя. Так что ты в безопасности, пока они не прикончат тех четверых. А это может затянуться на годы. Если Орм… или нет, как его на самом деле зовут? Градимир? Если Градимир ускользнет, догонит тех троих и расскажет, что за ними пришли, они зароются в какое-нибудь зимовье, и там их только Одиновы волки и сыщут.

– Модир минн, а ты могла бы, – начал Хавстейн, – ну, попросить твоих альвов…

– Не думаю. Мой альв уже сказал: Всеотец на стороне тех беглецов, он не позволит своим волкам и во́ронам их искать для Берси.

– Вот и хорошо, – заметила Вефрид. – Пусть ищет сам. Раз он такой удалец. И где-нибудь подальше отсюда.

– Найдет, не сомневайся! – заверил Хавстейн.

С этим семейство и стало укладываться спать после этого длинного и беспокойного дня.

– Ну а ты все-таки подумай, – напоследок сказал дочери Эскиль. – Если они удачно сделают свое дело и Берси останется жив… Внук Олава все-таки не в дровах найден. С внуками Эйрика вы в родстве, а других конунгов я в нашей части света не знаю. Разве что в Булгаре где-нибудь.

Для Эскиля было немалым соблазном обрести еще одну родственную связь с настоящим конунгом, хотя вслух он в этом не признался бы. Однако его дочь, с рождения привыкшая считать себя выше всех, этого не оценила бы.

– Я буду больше всего рада, когда он с своими висельниками уберется отсюда, – пробурчала Вефрид.