Текст книги "Змей на лезвии"

– Хотела бы я знать, кто такой этот Коль – на самом деле! – Хельга бросила выразительный взгляд на мужа. – Я сразу тебе сказала, Эскиль: они нагородили нам вранья, эти два брата. Глаза их мне не нравятся. Они что-то скрывают и чего-то боятся.

– И поэтому мы должны бояться их? – выразительно удивился Эскиль.

– Мы должны быть осторожны. С ними дело нечисто.

– Это видно, что у людей большие неприятности. Но Мистина – большой умелец создавать людям неприятности, мне ли не знать? Думаю, боятся они его, поэтому и забрались из Киева в такую даль. Орм говорил мне: они знали, что я и Мистина – враги навсегда, потому и искали приюта у меня. Они знали, что я их не выдам, а он не решится искать их здесь у меня.

– Да что же они такого натворили, что Мистина может искать их даже на другом краю света! И откуда они знали о вашей вражде? Ведь это было двадцать лет назад.

– Это знала вся Ингварова дружина, человек с тысячу. И все это были кияне. Орм сказал, что ему рассказывал отец. Его отец был среди людей Ингвара и сам слышал наши разговоры, когда Ингвар и Мистина встречались с Эйриком.

– Вот как? Кто их отец? Может, я его помню?

– Его звали Сварткель Снег. Я не помню такого, и ты едва ли вспомнишь. Нам в те дни было не до того.

Хельга задумчиво покачала головой. Она и Эскиль присутствовали при переговорах Эйрика Берсерка, дяди Хельги, с Ингваром киевским, но из его дружины запомнили только Мистину. В то время им хватало беспокойства о собственной участи.

– Но в чем состояла их ссора?

– Этого я не знаю, но нетрудно угадать. Орм очень зол на то, что Мистина при княгине Эльге забрал слишком много власти, и даже сам их князь, Святослав, вынужден так много времени проводить в походах, потому что у себя в городе он не хозяин. А родом Мистина Свенельдич немногим лучше остальных. Знатным людям слишком досадно клонить перед ним голову. Здесь немудрено поссориться.

– Они могут скрывать что-то такое, что не делает им чести.

– У многих есть такие тайны. Не знаю, кто им друг, но враг у нас общий, и совесть не позволяет мне отказать им в помощи. А если их обстоятельства переменятся, то друзья в Киеве могут быть нам полезны.

– Ты говорил, что с оружием они обращаются куда искуснее, чем с косой и граблями.

– Это верно. Когда следующим летом будем отсылать обоз в Булгар – эти двое нам послужат по пути куда лучше, чем на покосе.

 
Лучшую славу
Не златом добудешь,
Не блеском колечек,
А в пиршестве лезвий.
Муж благородный
В шлеме на поле
Сыщет веселья
В застолье валькирий.
 

– Как говорил мудрый Хникар! – хором провозгласили Хельга и Вефрид, знавшие, как любит их отец приправлять свои речи высказываниями древнего мудреца.

– Как бы там ни было, я не хочу, чтобы эти непонятные люди увивались вокруг моей дочери, – добавила Хельга. – Хотя бы пока не выяснилось, кто они такие и где их выучили лучше обращаться с мечом, чем с косой.

– Я тоже не хочу. Скажу им об этом, как увижу. – Эскиль встал и оправил пояс, собираясь надевать кафтан. – Раз уже дело дошло до свиданий на заре…

– Ничего это было не свидание!

– Хотя… – Эскиль задумчиво почесал щеку, глядя на жену. – Когда я начал увиваться за тобой, тоже все вокруг были недовольны.

– Чего я точно не хочу, так это чтобы моя дочь… повторила этот путь.

Хельга поджала губы и покачала головой, многозначительно глядя на мужа. Дети в семье не знали, что Видимир Несветович, чье имя носили город и озеро, был первым мужем Хельги и пал от руки их отца. Эту часть семейной саги Хельга предпочла от них скрыть, и то, что от прежнего населения в Видимире никого не осталось, ей в этом помогло. О занятиях молодости Эскиля они тоже не знали: им рассказывали только то, что родом он из Свеаланда и до прибытия в Мерямаа служил в дружине Ингвара киевского.

– Всякое, конечно, может быть… – задумчиво начала Вефрид. – Но на переодетого сына конунга Коль не похож. Сыновья конунгов – не такие. Правда, модир минн?

– Правда. – Хельга улыбнулась. – Логи-Хакон был самым видным мужчиной, кого я знала, кроме разве дяди Эйрика, но Эйрику тогда было уже под пятьдесят. А Логи было всего шестнадцать или семнадцать лет, но он выделялся и ростом, и статью, и красотой лица. И повадки у него были такие благородные, и дорогая одежда так ладно на нем сидела, и говорил он так красиво. И всегда поступал по чести.

– Ходили слухи, что он умер в Смолянске, – нахмурился Эскиль. – И я, кажется, этому рад.

– Вот видишь! – несколько невпопад сказала Вефрид. – Когда я увижу сына конунга, я сразу его узнаю!

Глава 2

Косьба к Перунову дню завершается, а до жатвы, в этом году грядущей рано, оставалось еще с полмесяца. Да и нельзя работать в день Громовика: огневается, наведет на поля грозу с градом и молнией, голодными оставит на зиму. В эту пору сильнейший из богов небесных, вынужденный оборачиваться лицом к зиме, и без того сердит: может бурю наслать, громы и ливни. Тучи и впрямь собирались, когда боярин с женой, тремя детьми и прочими домочадцами выезжал из Видимиря.

– Только бы не гроза, только бы не гроза! – молила Вефрид, глядя в небо. – О Перун, прошу тебя, сегодня не надо! Мы угостим тебя мясом, пивом, медом, ты получишь хорошие жертвы, но приди к нам на пир добрым и спокойным, а не гневным и грозным!

– Перун сам знает, когда и как ему приходить! – бросил себе за спину Рагнар, впереди нее сидевший в седле. – Ты его только разозлишь своей болтовней.

Понадеявшись на хорошую погоду, все семейство видимирского боярина оделось в лучшее цветное платье, с браслетами, перстнями и застежками из серебра и даже золота. Эскиль и Хельга ехали верхом, за ними – оба сына, а Вефрид сидела позади Рагнара. Хорошие кони, обтянутые шелком седла (на это пошли изношенные сарацинские порты), уздечки в серебряных бляшках искусной варяжской работы, яркие платья и кафтаны – семья боярина среди зеленых лугов и озер походила на семью небесных богов. Впереди и сзади ехали еще десятка два жителей Видимиря, имевших лошадей.

К тому времени как они, миновав ельник, прибыли к Змееву озеру, на берегу было оживленно и людно. Жители округи собирались сюда уже два дня: многие поставили шалаши в ельнике и на лугу за ним, везде дымили костры, что-то варилось – в основном рыба из озера. Время главного угощения еще не пришло, люди сидели и лежали на сене и просто на траве, толковали со знакомыми и родней. Везде уже стояли бочонки с пивом и брагой, ходили по кругу красивые резные ковшики.

О своем приближении Эскиль дал знать звуком рога. Люди потекли к поляне, оживленно гудя: выезжая из темного ельника, боярин в красном кафтане, с серебряной гривной на груди был подобен солнцу, выходящему из-за тучи. Эскилю было уже сорок шесть лет, однако его золотистые волосы и борода сохранили свой яркий цвет, и лишь вблизи в этих волосах и в бороде на щеках была заметна седина. Человек сильный и подвижный, Эскиль почти не располнел, а властный взгляд его мог пригвоздить к месту. Взрослые дети, красивые и нарядные, тоже прибавляли ему уважения. Ну а «госпожа Вельга», как звали Каменную Хельгу славяне, считалась сильнейшей в округе чародейкой. Ходить к ней за помощью в лечении или отыскании скотины весняки не решались, но молва шла, будто она может колдовством и разведать что угодно, и заставить любого человека поступить по своей воле. Ее проницательные глаза, величественный вид, зрелая красота, а еще красно-синий наряд, золоченые нагрудные застежки, браслеты и перстни придавали ей сходство с богиней. Двадцать лет назад она не поверила бы, что когда-то будет производить на людей такое же впечатление, как королева Сванхейд; вот это время настало, но Хельга об этом не задумывалась.

Высланными вперед отроками для Эскиля с семьей был приготовлен просторный навес на случай дождя, и возле него всадники спешились. Отроки привезли на лодках всякого добра – шкуры для постелей, посуду, котлы, припасы. Возле навеса уже были приготовлены дрова на длинном старом кострище, обложенном камнями. Веяло дымом, вареной рыбой, а из чащи, где между соснами раскинулся обширный черничник, ветром несло островатый запах багульника.

Вефрид не любила многолюдства и шума, но знала, что при ее происхождении ей придется когда-нибудь возглавлять пиры в богатом доме и терпеть нацеленные на нее сотни любопытных глаз. Таращились на нее и сейчас – как же, единственная дочка боярская! – и, стараясь не показать, что ей это неприятно, она принимала особенно гордый и надменный вид. При небольшом росте и легком сложении ее, если бы не богатый наряд, можно было в шестнадцать лет принять за тринадцатилетнюю, и порой она примечала краем глаза ухмылки: ишь, дескать, пигалица, а как вышагивает, нос-то к небесам задрала! Даже родные считали ее очень гордой, только Хельга догадывалась, что дочь, не родившаяся такой красивой и обаятельной, как мать, за надменностью прячет муки неуверенности.

Знала Хельга и то, что среди видимирских отцов и матерей Вефрид завидной невестой не считается: сама тоща, а как надменна! Только приданое и хорошо. Не жаловали ее и сами женихи: на зимних посиделках и летних гуляниях местные парни почтительно кланялись боярской дочери, но веселиться предпочитали с кем-то другим, порумянее и попроще. Конечно, в Видимире ей равного и нет, да и молода она – есть время судьбу устроить. Однако Хельга опасалась тайком, что парень, польстивший Вефрид вниманием, некстати затронет ее неизбалованное сердце. Как бы не вышло какой беды…

Едва Эскиль с семьей въехал на поляну, отроки побежали навстречу своему господину. Словно подтверждая опасения Хельги, Коль устремился прямо к Рагнарову коню и протянул руки к Вефрид, чтобы помочь ей сойти на землю.

– Ну, Коль, как тебе здесь? – Вефрид широко раскрыла глаза. – Еще не видел змея?

Коль с братом впервые попали на Змеево озеро, и Вефрид радовалась случаю напугать свежих людей байками о чудовище.

– Видеть не видели, но слышали. – Парень многозначительно ей подмигнул. – Ворочался да вздыхал у себя под камнем, аж елки качались.

– С чего это ему вздыхать?

– Ну, он же знает, что самые хорошие куски Перуну достанутся, а ему придется кости глодать. Тут будешь вздыхать. Не ходить бы тебе к воде близко – вдруг решит отыграться… и утащит вместо быка девушку?

– Тебя утащит! Возьми лучше коня, ему пора отдохнуть.

– Фрида! – окликнул сестру Хавстейн. – Где ты? Мать зовет!

– Пойдем, коня устрой, нечего на девушек пялиться! – К Колю подошел темнобородый мужчина лет тридцати с небольшим, положил руку на плечо и повел прочь.

Коль подчинился, лишь еще раз оглянулся на Вефрид, но она уже разговаривала со старшим братом.

Вскоре затрубили рога, созывая народ к берегу озера, к Змееву камню. Нарядно одетые мужчины, женщины, дети, подростки теснились полукругом со стороны леса, оставляя поляну свободной. Парни и мальчишки лезли на деревья, задним рядам толпы оставалось только слушать без надежды что-то увидеть.

У края зарослей лежал сам Змеев камень – высотой в человеческий рост, такой же ширины, серо-бурый, с неровной выщербленной поверхностью, покрытой сизым и зеленовато-желтым лишайником. Краем он вдавался в воду; под тем краем имелась крошечная пещерка, скорее выемка, ее бывало видно только в засушливые годы, когда озеро отступало от берегов, но сейчас она скрывалась под водой. Рассказывали, что через ту пещерку и открывается лаз в настоящее, подземное логово змея.

Хельга с тремя детьми стояла в первом ряду толпы, напротив камня. Никакая другая семья не была одета так ярко и богато; женщины со всех сторон рассматривали их платья и украшения, а мужчины – саму Хельгу с дочерью. Место перед камнем со стороны поляны оставалось свободным, к нему никто не приближался.

Эскиль, опираясь на копье, вышел на середину площадки и встал лицом к камню. За эти двадцать лет он так хорошо выучился говорить на славянском языке, что никто не заподозрил бы в нем уроженца Свеаланда.

– Слушайте, люди добрые! – начал он. – Нынче день Перуна, собрались мы здесь почтить Громовика угощением, наварили пива пьяного, наготовили меда стоялого, выкормили бычка красного – да вот какая беда случилась! Пропал бычок-то наш! Сгинул, будто ветром унесло! Не видел ли кто бычка моего? – Эскиль повернулся к толпе и огляделся. – Не ведает ли кто, где его искать?

– Да, да! – разом закричали десятки голосов, готовых к этому вопросу.

– Видели, видели!

– Знаем, знаем!

– Еще бы не знать!

– Змей твоего бычка унес!

– Он, змиюка ползучая!

– Он украл!

– Змей, говорите? – Эскиль приблизился к камню и постучал по нему острием копья. – Эй, змей ползучий! Люди говорят, ты моего бычка унес! Умел унести, умей ответ держать! А ну выходи!

Несколько мгновений было тихо, доносился лишь возбужденный гомон толпы.

– А он правда выйдет? – прозвучал отчетливый детский голос; видно, какое-то чадо взяли к камню в первый раз.

Ответить ему родичи не успели: на поляну и толпу обрушился громкий свист, тут же перешедший в полурев-полувой. В толпе раздались крики нешуточного испуга, ряды дрогнули, словно люди порывались бежать прочь. Два-три чада заплакали, но даже те, кто присутствовал при этом действе уже десятки раз, с трудом сохранял спокойствие. Спросил бы этих чад кто-нибудь тридцать лет спустя: они бы с чистой душой подтвердили, что не только слышали змея, выходящего из-под камня, но и видели.

Из-за камня показался змей… Толпа снова дрогнула и подалась назад. Змей был вроде бы невелик собой – не больше человека, но, окутанный темной шкурой, сплошь в лохмотьях вроде чешуек, казалось, не имел определенной величины. Покачивались и позвякивали нашитые на шкуре железные пластинки. Морда у змея была жуткая – черная, с выпученными белыми глазами и зубастой пастью шириной во всю голову.

– Вот он я-а-а-а… – прошипел-прорычал змей. – Кто меня звал?

– Я тебя звал! – отважно заявил Эскиль. – Ищу бычка моего красного, говорят, ты унес. Отвечай – правда?

Змей захохотал:

– Я унес! Был бычок твой, стал мой! В один присест проглочу! Да и добрым молодцем закушу!

– Отдавай бычка, гадина ползучая! Иначе буду с тобой биться!

– Напугал! Не боюсь я тебя! Одолею – и тебя самого съем, а жену и детей в полон возьму!

Змей погрозил жердью, на которую опирался, стоявшей напротив него Хельге с детьми, и взоры толпы на миг метнулись к ним. Каменная Хельга стояла с невозмутимым видом, какой не посрамил бы и саму Фригг, мать асов. Уже раз пятнадцать она наблюдала эту «борьбу за бычка со змеем», и никому, даже мужу, не рассказывала, что змеиный шип пробуждает в ней память о той давней ночи, когда она услышала его впервые и когда он стал предвестьем немалых бед и тревог.

– Сперва одолей!

Эскиль шагнул навстречу змею, древко копья столкнулось с длинной жердью. Противники закружили по поляне, обмениваясь ударами. Эскиль был немолод, но змей был по-настоящему стар; его движения казались тяжеловесными, неловкими, к тому же он хромал. Эскиль преследовал его и теснил, змей пытался уклоняться от ударов. Так они трижды обошли поляну по кругу, потом Эскиль прижал противника к камню, изловчился и ткнул копьем в шкуру. Змей издал еще один вопль – такой громкий и жуткий, что Вефрид зажала руками уши, – и со звоном рухнул под камень. Подергался немного на земле и затих.

– Ну вот и нету больше змеюки злобного! – провозгласил Эскиль, поставив конец древка на распростертого черным кулем противника.

Его речь почти потонула в восторженных криках толпы, но все и так знали, что будет дальше. С поляны уходили в воду мостки, длиной шагов в десять, возле них стояла большая лодка. Эскиль, его сыновья, еще двое-трое уважаемых мужчин вошли в лодку, разобрали весла и пустились через озеро, к зеленеющему неподалеку островку. На том островке и пасся с самой весны красный бычок, которого выкармливали нарочно для этого дня; сам хранитель камня возил ему сено на островок, будто на тот свет. И теперь пришло время его оттуда вызволить.

В суете толпы никто не заметил, как змей уполз из-под камня на другую сторону, в заросли, и скрылся…

* * *

Бычка привезли с острова и под радостные крики повели на самое высокое место берега. Там стоял каменный идол, шириной не больше локтя, поднятый на толстой дубовой колоде так, что смотрел на толпу снизу. Идол этот достался нынешним жителям волости, словенам, от каких-то неведомых племен, обитавших здесь задолго до них. Как рассказывали, он сам, весь обросший мхом, заговорил с ловцом, который случайно наткнулся на него в лесу, велел поставить себя на горке у озера и обещал в обмен на жертвы заботиться о благополучии людей. С тех пор он, правда, человеческим голосом больше не говорил. Словены в нем видели Перуна, хотя неведомые древние ваятели придали камню совершенно явное сходство не столько с человеком, сколько с той его частью, коей обеспечивается мужчиной продолжение рода[20]20
  Близ озера Игорь (современное название) действительно был найден каменный идол в виде фаллоса (в сети и фотография есть), 30 см в диаметре. Анализ выявил на нем следы крови, датированные примерно II–IV веком до нашей эры, то есть он сохранился от культов плодородия дославянских времен. Почитался ли в древнерусское время – неизвестно, но видимых препятствий к этому нет.


[Закрыть].

Перед идолом Эскиль и словенские старейшины зарезали бычка, а Хельга, обмакнув в кровь пучок можжевеловых веток, обмазала камень кровью. Голову бычка отделили и возложили перед колодой, тушу разделали и унесли, чтобы разложить по котлам, где уже кипела вода. Хельга и ее дочь стояли перед идолом: люди по очереди подходили к ним, и они можжевеловой веточкой наносили по кровяному мазку каждому на лоб – для долгой жизни и удачи, детям на щеки – для здоровья. Сейчас Вефрид не казалась слишком юной: на лице ее отражалось полное сознание важности этого дела, на впалых щеках и высоких скулах проявился тонкий румянец.

Пока мясо варилось, над Змеевым озером стоял гул и шум движения. Состязания мужчин в честь Перуна начинали парни, и не просто так. Говорят, что в Перунов день открываются волчьи норы и молодые волки начинают нападать на скот. Отроки же сегодня сбивались в «волчьи стаи», которым предстоит на всю зиму уйти из дома и жить в лесу, добывая себе пропитание ловлей дичи и рыбы. Каждый показывал, на что годен, чтобы попасть к тому вожаку, кого считал наиболее удачливым и справедливым. Оба сына Эскиля тоже проводили зимы не дома: Рагнар уже трижды, а Хавстейн – пять раз. Восемнадцатилетний Хавстейн прошлой зимой возглавлял собственную ватагу, готовясь к тому, что вслед за отцом будет когда-нибудь возглавлять Видимирскую волость. Внешне он был похож не столько на своего светловолосого отца, сколько на дядю по матери, Хедина сына Арнора: такой же высокий рост, худощавое, но крепкое сложение, темно-русые волосы, продолговатое лицо с очень высоким, широким прямоугольным лбом. Глаза большие, как у матери, были глубоко посажены. Хавстейна нельзя было назвать красавцем, но ему придавало привлекательности выражение спокойного достоинства, уверенности, какое отличало и его дядю, и деда.

Парни состязались без оружия, просто на кулаках. Вожак подбирал пары, чтобы двенадцатилетний не выходил биться с семнадцатилетним. В ватагу Хавстейна пожелал попасть и Коль. Удачная зимняя охота – по десятку лисьих, куньих, бобровых шкурок – могла бы дать двум загадочным бродягам средства завести свое хозяйство, поставить избу, купить скота, расчистить делянку под рожь, еще через год-другой – и жениться. По возрасту Коль превосходил всех неженатых парней, его ровесники составляли ватагу женатых молодцев: они не покидали избы на всю зиму, но бывало, проводили на лову по несколько дней, устраивали облавы на волков и крупную дичь. Но своего хозяйства у Коль не было, не было и родни, кроме старшего брата, а потому оба они, несмотря на возраст, в доме Эскиля жили на правах «отроков».

Отмыв чаши и ножи от жертвенной крови, Хельга уселась возле длинного костра, где в подвешенных котлах варилось мясо. Девушки и дети пошли покуда в ближний черничник и малинник, но Вефрид задержалась возле старшего брата. Как и многим, ей было любопытно поглядеть на состязания отроков, а те при зрителях старались изо всех сил.

Коля Хавстейн оставил напоследок и вышел против него сам – других подходящих для него противников среди парней не было. Вефрид видела, как Орм что-то тихонько втолковывал брату – это дело обычное, кто же даст совет молодому, как не старший брат? Однако Коль, как ей показалось, слушал одним ухом, рассеянно кивал, и на его подвижном лице отражалось недовольство, как будто ему вовсе не нравится то, что он слышит, но спорить он не смеет.

Вот они вышли на середину поляны; предвкушая самый важный поединок среди молодых, толпа сгустилась, сомкнулась теснее. Коль был старше и несколько выше ростом, но Хавстейн, хоть и было видно, что он моложе, благодаря более плотному сложению смотрелся даже внушительнее. Взявшись за пояса друг друга, они покачались, примериваясь, проверяя, насколько прочно каждый стоит на ногах. Хавстейн попытался подбить Колю ногу, тот ловко уклонился. Вторая такая же попытка оказалась опасной: Хавстейн сам потерял равновесие, и Вефрид вскрикнула – Коль мог повалить его, но не стал, а только крутанул, держа за пояс, и отшвырнул от себя.

Переведя дыхание, соперники опять сошлись. Теперь Хавстейн схватил Коля за запястья, но тот вывернул руки очень ловким движением, и по толпе прошел одобрительный гул. Тут же Коль схватил Хавстейна за шею, пригнул и начал давить, чтобы опрокинуть; однако при этом он подвинул ногу ближе, чем было необходимо, и Хавстейн мгновенно ее подбил. Коль ловко шлепнулся на спину, а Хавстейн тут же сел на него верхом и победно вскинул руки. Народ радостно закричал, но Вефрид заметила, что брат улыбается только ртом, а в глазах напряжение – победа не слишком его порадовала.

Поединки окончились, отроки разошлись с поляны, оживленно обсуждая свои удачи и неудачи. Хлопнув Коля по спине, Хавстейн отошел к озеру умыться – неподалеку имелось местечко, где можно было с плоского камня достать до воды, не входя в нее. Вефрид пошла за братьями.

– Этот бес поддался, – сказал ей Хавстейн, пока умывался. Вид у него был и недовольный, и удовлетворенный разом. – Выучен он лучше меня. Опыт-то видно. Только он не хотел меня одолевать, чтобы я перед зимой на него не обозлился.

– Из леса-то к весне того, не выйти можно! – подмигнул Рагнар.

– Истовое слово, – проворчал Хавстейн. – Он парень-то неглупый. Что дальше будет… поглядим.

Вефрид внимательно посмотрела брату в глаза. Она видела, что он озабочен: и доволен, что поединок кончился наилучшим для него образом, без потери чести перед будущей «стаей», и недоволен тем, что пришелец просто подарил ему победу, а себе взял поражение. Пока Коль помнит свое место, но как пойдет дальше, когда он обживется?

* * *

Наконец мясо сварилось. Котлы сняли с огня, куски мяса выложили на большие деревянные блюда.

– А ну – кому Перунову кость? – весело крикнул Эскиль, выставив на траву перед собой корыто с вываренными костями, на которых было не слишком много мяса.

И тут же подался в сторону – толпа мужчин всех возрастов, от стариков до отроков, с ревом кинулась к корыту. В Перунов день назначенную людям часть жертвы полагалось брать с боем, по-звериному: чем больше драки будет над этим мясом, тем меньше лесные звери будут зимой нападать на людей и скотину. Горячее мясо исходило паром; отпихивая и отшвыривая друг друга, люди хватали кости руками, вопили, обжигаясь, пытались уйти с добычей, по пути наталкивались на соперников и вновь вступали в драку. Часть мяса при этом, конечно, изрядно вываляли в земле, но своих чудесных свойств оно от этого не потеряло. Победителем считался тот, кто сумеет унести добычу за пределы поляны, преследовать и отнимать после этого уже не дозволялось. Поляна и правда напоминала место, где дерутся и беснуются злые духи: соперники охаживали друг друга кулаками, катались по земле, хватали и снова теряли кости…

Женщины и те, кто не решался лезть в эту свалку, смотрели от опушки, подбадривая своих криками и хохоча. Иной раз противники налетали на зрителей, и те с визгом подавались назад; порой кто-то, почти добравшись до опушки, норовил сунуть добычу своим женщинам, а соперник пытался в последний миг ее выхватить – тогда бывало, что и сильные женщины вставали на защиту своей будущей удачи. Решительная баба врезала костью прямо по лбу противнику, кто пытался вырвать кость у нее из рук, – вокруг раскатился хохот.

Наблюдая за этим, Вефрид смеялась так, что охрипла. Когда свалка на поляне поутихла, перед нею оказался Коль – растрепанный, скособоченная рубаха запачкана землей, травяной зеленью и мясным отваром. Ссадина на щеке, сбитые костяшки пальцев, а в руках – небольшая косточка с ошметками вареной говядины.

– Вот тебе Перунова кость! – С торжеством Коль протянул добычу Вефрид. – Ничего, если я ее тебе подарю, обычаи ваши дозволяют? Подарил бы что получше, да пока что я небогат. Может, к весне раздобуду что-нибудь, что и боярской дочери пригодится.

И подмигнул ей.

– Перунову кость если и дарят, то своим – матери, жене, сестре, – пояснила Вефрид, отчасти польщенная, но и смущенная: впервые какой-то парень при всех подносил ей почетный дар.

Подарить Перунову кость – значит подарить удачу, и не так уж много найдется людей настолько в себе уверенных, чтобы делать такие подарки.

– Мои слишком далеко.

– А кто у тебя есть? – Вефрид положила пальцы на кость, намекая, что возьмет ее. – Мать? Сестры? Может, невеста?

– Невесты нет, но я надеюсь это со временем исправить, – серьезно ответил Коль, глядя на нее вроде бы безразличным взором, но каким-то образом именно это безразличие придавало его словам ясное значение. – Ты ведь не обручена? Никто не придет, – он быстро огляделся, – начистить мне ры… поведать, что, мол, я на чужой каравай…

– Никто, кроме отца и братьев, не имеет на меня прав, – гордо ответила Вефрид и убрала руку. – Пойди-ка умойся, а то похож на беса грозового.

– Где здесь можно подойти к воде, чтобы не наступить на страшного змея?

– Пойдем, покажу, – смилостивилась Вефрид.

Она первой двинулась вдоль берега, не оглядываясь, идет ли за ней Коль. Конечно, идет, куда он денется?

– А куда змей убрался? – спросил позади нее Коль. – Тот, с которым бился Эскиль?

– Уполз обратно в подземелье. Отец его победил и отобрал бычка, на этот год он присмиреет.

– Нет, но кто это был? Для настоящего змея тот бес был маловат.

– Это дед Замора. – Вефрид оглянулась. – Здешний колдун и змеев жрец. Он тут издавна живет, при камне. Он и гадает, и лечит, и отыскивает, что потерялось. Он умеет змея вызвать.

– Для чего?

– Если кто-то хочет что-то тайное выведать, то можно в полночь вызвать змея и задать ему один вопрос. Он ответит. Это очень страшно…

Коль только хмыкнул.

– Я бы знал, о чем спросить…

Вефрид не ответила. Она знала саги, в которых сын конунга (или даже двое сразу), спасаясь от врагов, скрывают свои имена и притворяются простолюдинами, пасут скот или ловят рыбу. Правда, так поступали совсем юные, еще не способные постоять за себя. Однако если им на пути встречалась дочь конунга, она-то сразу видела, что род их куда лучше их участи, по благородным глазам и повадке. Слушая эти саги, Вефрид всегда была уверена, что тоже узнает переодетого сына конунга, если он появится поблизости. Правда, она знала и настоящих сыновей конунга, ее троюродных братьев: Сигурда и Альрека – сыновей Анунда конунга из Озерного Дома. Они, конечно, не так уж плохи, но не сказать чтобы очень сильно выделяются среди других парней. С Колем ей ничего не было понятно. Они с Ормом что-то скрывают и правды о себе не говорят: это ясно. Но похожи ли они на сыновей конунга? Успех поединка и борьбы за Перунову кость заставил Вефрид усомниться: если сын конунга скрывается, его часто опознают по смелому взгляду и по способности превосходить всех в состязаниях. Коль человек смелый, это видно. Но если дерзости ему хватает, то благородство выглядит как-то не так…

– Ты знаешь сагу о Сванхвит и Рагнаре? – спросила Вефрид, приведя Коль на ту же поляну, где после поединка умывался Хавстейн.

– Сванхильд… А кто это? У твоего брата уже есть невеста? Или он обольстил кого? Орел парень, – Коль ухмыльнулся с пониманием, – в такие-то годы!

– Да нет же, мой брат здесь ни при чем! – с досадой поправила Вефрид. – Эти люди жили в Свеаланде в древние времена. У конунга Хундинга были сыновья – Рагнар и Торвальд. Конунг женился второй раз, и мачеха, Торхильд, своих пасынков невзлюбила. Послала она их на ночь на дальний выпас королевское стадо сторожить. А у конунга Хатинга была дочь, Сванхвит, и она была сильная чародейка. Узнала она, какая опасность грозит сыновьям Худинга, взяла своих сестер и поехала туда, чтобы им помочь. Вот приезжает она ночью и видит: вокруг стада собираются разные чудища, но никто их не видит, кроме нее. Она и говорит: «Ах, сколько здесь чудовищ!» Рагнар услышал это и отвечает: «Мы не чудовище, мы с братом – рабы конунга. Мы пасли стадо, но потеряли кое-какой скот, теперь боимся возвращаться домой и поэтому ночуем в поле». Тогда Сванхвит, поглядев на него, удивилась, до чего этот пастух хорош собой. И она сказала:

 
Благородный облик мужа
Благородство крови выдаст.
Словно солнце он блистает,
Королевской крови отпрыск.
В ярком блеске глаз сияет
Красота души высокой,
Не из грязи тот родился,
Кто лицом подобен Бальдру.
 

– Между тем Рагнар не мог открыть ей свое происхождение, потому что очень стыдился жалкой одежды, какую дала им мачеха. И он сказал… Ты знаешь, что он сказал? – прервав повествование, спросила Вефрид у Коля.

– Не-ет, – озадаченно протянул он.

– Он сказал:

 
Под изношенной одеждой
Может крыться мощь десницы.
Пусть рожден простым отцом я —
Доблесть выправит ошибку.
 

– Ну… И дальше что? – Коль смотрел на нее, явно не понимая, зачем она ему это рассказывает.

Вефрид помолчала, глядя в его недоумевающие глаза. Накатило разочарование: он ее не понял. Не стоит рассказывать, что было дальше с мудрой Сванхвит: как она обручилась с Рагнаром и подарила ему чудесный меч, способный одолевать чудовищ… Был бы у самой Вефрид такой меч, она не стала бы вручать его Колю: человек он не без способностей, но на переодетого сына конунга не похож. Тот бы сразу догадался, в чем дело!

– Ничего. – Она покачала головой. – Я хотела сказать, что ты мог бы довериться нам… или хотя бы мне… мы ведь не желаем тебе зла. Мог бы рассказать, кто же ты на самом деле.

– Я? – Коль, уже встав на колени на камне, воззрился на нее. – Человек. Клянусь Перуном.

– Но каков твой род?

– Ты же знаешь. Мы уже все рассказали. Мы с Ормом – сыновья Сварткеля Снега, он был человеком Ингвара киевского, погиб с ним в одном сражении, когда на Ингвара с дружиной напали древляне, это было тринадцать лет назад. И не столько древляне там были виноваты, сколько люди Свенельда. Они изменили Ингвару и перешли к древлянским князьям под руку. Если бы не они, сами эти чащобы никогда бы Ингвара не одолели, и наш отец был бы жив. Понимаешь теперь, почему мы так не любим Свенельдовых сыновей?