Текст книги "Одним лайком меньше"

Нужно знать свою аудиторию – очень многие начинающие инстамамы этим пренебрегают. Думаете, уборщице на почасовой ставке интересно нытье богатенькой благополучной мамаши, что няня нынче стоит дорого? Думаете, одинокая мать станет читать ваши жалобы на то, что муж не выносит мусор? Думаете, люди, которым едва по карману продукты из дешевого супермаркета, оценят ваши стенания о том, что из-за овощного сока, призванного подарить молодость и красоту, у вас бурчит в животе?

Размазанная по столу каша, детские какашки на полу, истерики по поводу свинки Пеппы, желудочный грипп – вот на что можно жаловаться, не опасаясь задеть ничьих чувств. Типа, мы все через это прошли. И даже в таких случаях обязательно найдутся недовольные, которые выразят свое раздражение в комментах. Следует поблагодарить за обратную связь и пообещать, что я извлеку урок и буду работать над личностным ростом.

– Можешь игнорировать только извращенцев, мечтающих попробовать мое грудное молоко, и «троллей», желающих, чтобы все мое семейство горело в аду, – шучу я.

Винтер смотрит на меня с ужасом.

– Господи, я и не знала, что такие бывают… Вы никогда о них не рассказывали.

– Айрин считает, что нельзя принимать их близко к сердцу. Для них мы просто аватарки, существующие в телефоне. Если бояться «троллей», тогда и блог вести не стоит. Что бы они ни писали, вреда от них никакого – это просто несчастные одинокие люди, бродящие по интернету.

* * *

Во время беременности Грейс начала подолгу зависать в интернете. Не могу ее упрекнуть: социальные сети – «Инстаграм», «Фейсбук», «Твиттер» – стали для моей дочери спасательным кругом. Оказалось, у нее несостоятельная шейка матки. Несмотря на годы работы в больнице, я никогда о таком не слышала. По словам доктора, это очень редкое явление. «Как ты себя чувствуешь?» – спросила я, стараясь сохранять спокойствие. Джек и Грейс и так настрадались, пытаясь зачать ребенка; сделали столько тестов, потратили столько времени, вынесли столько разочарований… В этот раз вроде бы все шло хорошо. Грейс не так сильно мучилась от токсикоза, не так сильно утомлялась. Она даже не подозревала, что с ее шейкой матки непорядок. Небольшой генетический сбой, пояснил ей доктор, шейка матки короче положенного, в результате она может преждевременно раскрыться, поэтому высок риск выкидыша. «Значит, все предыдущие?..» – спросила я и не нашла сил договорить. Да, возможно, причина в этом, ответила Грейс.

Обычная процедура в таких случаях, сказал доктор, – цервикальный серкляж, наложение шва на шейку матки, чтобы предотвратить преждевременное раскрытие и выкидыш. Очень действенно, хотя и звучит угрожающе. Грейс сказала, что готова на все, лишь бы сохранить беременность. На двенадцатой неделе ей сделали операцию, однако это не помогло – то ли шейка матки оказалась слишком короткой, то ли уже раскрылась достаточно широко, а может, и то и другое. Ей предписали как можно больше лежать и избегать любых занятий, которые требуют усилий.

В результате почти всю беременность Грейс провела в постели. Только представьте: ей нельзя было гулять, водить машину, даже заваривать чай. Единственное, что ей позволялось, – пять минут в день мыться в душе.

К счастью, на работе к ней отнеслись с пониманием. Джек оказался на высоте. Даже когда Грейс становилось совсем плохо, он развлекал ее и всячески веселил. Заботился о каждой мелочи, покупал журналы, чтобы ей было что почитать. Перенес телевизор в спальню, поддерживал в комнате уют, приносил цветы. Готовил еду, убирался, закупал продукты. Мы шутили, что ей нужен колокольчик для вызова мужа.

Разумеется, Грейс скучала, временами впадала в отчаяние. Подруги звонили, писали электронные письма и эсэмэски, но почти все они работали или занимались детьми и мужьями, вдобавок жили в городе, то есть больше чем в часе езды до Джека и Грейс.

Иногда я размышляю, как сложилась бы их жизнь, если б после свадьбы они не переехали в деревню, если б не увидели на обочине злосчастную табличку «Продается», если б на следующие выходные не приехали на разведку, если б не решили, что их будущим детям лучше жить на свежем воздухе, среди полей. Конечно, дом у них был роскошный: прекрасный вид, большой сад, рядом ручей. Джек и Грейс отлично там устроились – но добраться до них было нелегко. В тех местах нельзя просто так заскочить к соседям или в магазин, да и к тебе никто не заглянет. Даже почтальон жаловался, что приходится тащиться в такую даль по грязи ради одного дома.

Я навещала Грейс так часто, как могла, мы смотрели кино и разговаривали. Однако бо́льшую часть времени она проводила в четырех стенах и видела те же трещины в потолке, ту же дверь, тот же халат, висящий на крючке, то же дерево и тот же кусочек неба в окне. Грейс пристрастилась к телефону. Сперва читала «Дейли мейл», потом проверяла «Фейсбук», «Твиттер» и «Инстаграм», затем электронную почту, а к тому времени на «Дейли мейл» появлялись новые материалы, и процедура повторялась.

Грейс нравилось, что инстамамы открыто и честно описывают свои трудности, заботы и разочарования. «Чувствую себя не так одиноко, – говорила она. – Словно рядом есть подруга, которая меня понимает».

В этом смысле интернет – настоящее благословение. Временами одиночество убивает.

Порой, очень редко, несколько раз в месяц, я на мгновение забываю, что Грейс больше нет. Например, просыпаюсь до будильника, стараясь удержать в памяти забавный сон, и думаю: «Надо рассказать Грейс». А потом до меня доходит: некому рассказывать, я больше никогда ничем не смогу с ней поделиться. Я вспоминаю все то, что не успела ей сказать, – как люблю ее, как горжусь ей, как тоскую без нее…

И вот тогда во мне просыпается ярость.

Глава 6

Дэн

Оказывается, когда тебе далеко за тридцать, не так-то просто залучить гостей в субботу днем, даже если разослать приглашения за неделю.

Наверное, организовывая день рождения Коко, я надеялся воссоздать безмятежную жизнь, которую вел, когда только поселился в этом доме: каждый вечер после работы мы с моими друзьями Уиллом и Беном выпивали в «Лорде Нейпире». Наше второе свидание с Эмми состоялось именно в «Лорде Нейпире», третье и четвертое – тоже. После того как Эмми переехала ко мне, мы частенько забегали в паб перекусить; когда в холодильнике мышь повесилась, очень удобно заскочить за гамбургером, даже куртку надевать не надо. По воскресеньям мы приходили туда на ланч и сидели там до вечера.

День рождения Коко прошел совсем иначе.

В понедельник мне удалось поймать работника паба, ответственного за аренду зала, во вторник я разослал приглашения и сразу же получил несколько автоответов – «адрес электронной почты не существует» и «адресат вне офиса». Пару часов никто не отвечал, потом посыпались письма с извинениями. Всего я пригласил пятьдесят человек. У двадцати уже были назначены встречи в субботу – впрочем, некоторые пообещали, что заскочат на минутку, если смогут. Еще десять собрались на выходные за город. От одной семейной пары пришел ответ, что полтора года назад они переехали в Дубай; я смутно припомнил, что в свое время получил от них приглашение на отвальную, но забыл ответить. Трое собирались на футбол. У двух пар либо только что родился ребенок, либо вот-вот должен был родиться. Один мой друг – тоже писатель, его роман вышел одновременно с моим – уехал на литературный фестиваль в Финляндию, где читал главы из своего нового произведения. Полли была занята на работе. Некоторые написали, что они бы с радостью, но им нужно посоветоваться с женами насчет планов на выходные, – да так и пропали. Многие вообще не ответили.

В день праздника к трем часам дня явилось всего человек десять, и двое из них почти сразу же ушли на другие детские дни рождения.

В четыре часа администратор отвел меня в сторону и сказал, что хочет открыть зал для посетителей. Внизу яблоку упасть негде, извиняющимся тоном пояснил он.

Мне нечего было ему возразить.

По крайней мере, дети повеселились: разбрасывали воздушные шарики, наступали на них – я был доволен, что Коко принимает участие в забавах, радуется и взвизгивает вместе со всеми.

Пока дети играли, а Эмми резала торт, я разговорился со школьным приятелем Эндрю, приехавшим с женой из Беркхамстеда. Он был огорчен, что никто из наших общих друзей не пришел; все спрашивал, придет ли Миллси, общаюсь ли я с Саймоном Купером или с пройдохой Филом Торнтоном. Я отвечал отрицательно. В последний раз я видел Фила Торнтона в две тысячи третьем – случайно наткнулся на него в клубе в Клэпхеме, он тогда сказал, что устроился в «Фокстонс»[6]6
  «Фокстонс» – крупное британское агентство недвижимости.


[Закрыть].

Эндрю поинтересовался, занимаюсь ли я по-прежнему писательством. Льщу себя надеждой, что да, с вымученной улыбкой ответил я. «Работаешь над романом?» – спросил он. Я кивнул, все еще улыбаясь. Да, работаю над романом. Последние восемь лет. Раньше это вносило некоторое напряжение в наши отношения с Эмми: она предлагала мне бросить его или дать кому-нибудь почитать, даже просила разрешения посмотреть самой и помочь. Теперь же мы вообще не поднимаем эту тему.

Я в некотором роде жертва обстоятельств.

Откровенно говоря, в двадцать и даже в тридцать лет я не чувствовал необходимости зарабатывать на жизнь. У меня не было финансовых проблем, из-за которых требовалось поскорее закончить вторую книгу. Когда я учился на первом курсе Кембриджа, умер мой отец. Он оставил мне довольно много денег, которые до моего двадцатипятилетия находились под управлением трастового фонда; туда же мама добавила выплату, полученную по договору страхования жизни. Собственно, я до сих пор живу на эти средства. Разумеется, кругленькая сумма ушла на дом, и еще одна – на ремонт. За последние годы мне удалось немного пополнить кубышку: я продал права на экранизацию моего романа и какое-то время даже надеялся, что фильм выйдет. На свой страх и риск написал пару сценариев, общался с телепродюсерами, пробовал сочинять рассказы. За полгода накропал триллер, чисто ради заработка, – мой агент сочла рукопись слабой; по ее мнению, подобная книга только испортит мою репутацию как автора. Множество раз уничтожал написанное, мечтая создать нечто совершенно новое, свежее. Мой ноутбук забит набросками романов; я загорался идеей, с воодушевлением садился за работу, но, написав несколько абзацев, остывал. Множество раз, обычно среди ночи, думал порвать с писательством и стать учителем, юристом, водопроводчиком. Когда я в последний раз проверял свой счет, мои сбережения составляли меньше двух тысяч фунтов.

Иногда меня посещает страшная мысль: похоже, я так и не стану одним из лучших молодых писателей Британии по версии журнала «Гранта»[7]7
  «Гранта» – британский литературный журнал.


[Закрыть].

Понимаю, это не совсем то, что моя жена называет «цепляющий контент».

В половину пятого последние гости надели пальто, собрали детей и обошли зал, чтобы удостовериться, что ничего не забыли. Эмми бросила на меня выразительный взгляд, намекая, что нам пора последовать их примеру.

Основной урок, который я сегодня извлек: организация мероприятий – явно не моя стихия.

Весь день за столиком в углу сидела пожилая женщина сильно за шестьдесят, седоволосая, опрятно одетая. Она покачивала в ладонях стакан с диетической колой, благостно улыбалась, когда кто-нибудь из детей врезался в спинку ее стула, и ласково смотрела на Коко, с визгом носящуюся по залу. Иногда мы обменивались взглядами и понимающе кивали друг другу. У меня не хватило духу сказать ей, что зал закрыт на частное мероприятие. Учитывая, как мало явилось гостей, я даже подумывал предложить ей кусок торта.

Зато «официальное» празднование дня рождения Коко прошло с триумфом.

Еще бы. Эмми приложила массу усилий, чтобы так оно и было.

Многие считают, что работать блогером – сущая ерунда: всего-то надо организовать мероприятие, сделать красивые фотографии, до мелочей продумать подробности проведения праздника, наряды гостей и украшение зала. Таким людям кажется, любой так сможет… Неправда, вовсе не любой!

Я тоже поначалу так думал: дескать, достаточно привлекательно выглядеть, сносно фотографировать самого себя или красивую еду и пару раз в день изрекать безобидные банальности. Мол, если ты хорошо выглядишь и пишешь милые пустяки, к тебе тут же хлынет волна подписчиков, и твой успех будет ограничен лишь рамками, которые ты установишь вокруг своей личной жизни.

Все это полная ерунда.

Люди цинично относятся к блогерам и соцсетям, но их цинизм весьма наивен.

Одно из заблуждений, которым в свое время грешил и я: текст поста в «Инстаграме» ничего не значит, поэтому можно не обращать внимания на кривой синтаксис и не заморачиваться на планирование.

Моя мама тоже впадает в этакий интеллектуальный снобизм, когда мы разговариваем о работе Эмми, – впрочем, этой темы я стараюсь избегать. «Разве это литературный труд? – комментирует она. – То ли дело работа настоящего писателя вроде тебя!» Полагаю, мама имеет в виду, что моя жена не проводит целое утро, рефлексируя над запятой, не мучается над построением фразы, не умирает от отчаяния, обнаружив, что гениальное выражение, которое она обдумывала несколько часов, повторяется на предыдущей странице. Полагаю, мама имеет в виду, что читатели Эмми – обычные люди, которые читают ее посты на телефоне, ожидая ребенка из школы, и не стесняются поделиться с ней своими впечатлениями. Мой же воображаемый читатель – гибрид флоберовского призрака, ехидного кембриджского преподавателя, невзлюбившего меня с первого взгляда, своры критиков (бо́льшую часть из которых я ненавижу), моего покойного отца и литературного агента, давно распрощавшегося с надеждой заработать на мне денег. Я искренне восхищаюсь даром Эмми подобрать верное слово (пусть даже написанное с ошибкой), мгновенно находящее путь к сердцу читателя. Это талант. Это навык. В это она вкладывает время, усилия и душу.

Но самое главное, чего люди не понимают: блогинг – не блажь, а работа. Тяжелая работа. Нужно планировать далеко вперед. Знать, когда, где и как упомянуть спонсоров, с легкостью вплетать в повествование марки «Памперс», «Гэп», «Боден», будто они приходят на ум сами собой, а не за тысячи фунтов. Эмми может случайно пропустить глагол, но если вы думаете, что она столь же рассеянна в вопросах стратегии, то глубоко ошибаетесь. Моя жена ведет таблицы и графики, ее блог распланирован на много месяцев, а то и лет. Предполагаю, в ее великом плане есть разделы, о которых даже мне неведомо.

Во время работы инстаблогеры совершенно преображаются, так же как повара, учителя, университетские преподаватели. Когда Эмми присутствует на мероприятии, она на работе. Ее задача – обеспечить, чтобы фотограф сделал качественные снимки, а все, кто хочет с ней пообщаться, получили свою долю внимания (разумеется, если им есть чем отплатить). Она считает на три хода вперед, чтобы избежать неприятной встречи, а нежеланная собеседница даже не замечает, что ею пренебрегли («Белла! Роскошно выглядишь! Тебе непременно нужно познакомиться с Люси! Я вам столько рассказывала друг о друге!»). Разговаривая с поклонницей, Эмми подмечает какую-нибудь яркую черту, благодаря которой запоминает ее имя, – при следующей встрече она обратится к ней, как к давней подруге, а та будет думать, что действительно произвела впечатление. Эмми присматривает за Коко – по крайней мере, присматривает за тем, кому поручено присматривать за Коко. Она следит, кто с кем общается, какие формируются союзы, не назревает ли напряжение, которое можно использовать в своих целях. Она смеется. Шутит. Разговаривает о делах. Слушает. Заставляет людей чувствовать себя неповторимыми.

Иногда я смотрю на свою жену и искренне поражаюсь.

Эмми

Я потратила на этот праздник почти столько же сил, сколько на нашу с Дэном свадьбу. Украшение зала, список гостей, торт, мое платье – каждая деталь тщательно продумана, каждый угол выверен, все откалибровано таким образом, чтобы обеспечить большое количество перепостов.

Разумеется, в этом не только моя заслуга. Айрин организовала настоящий аукцион за право стать почетным спонсором празднества в честь дня рождения Коко и запуска хэштега #бодрыебудни. В результате крупный модный бренд покрыл весьма значительные расходы на проведение мероприятия и подписал контракт стоимостью сорок тысяч фунтов на продажу футболок с тэгами #бодрыебудни на спине и #серыебудни на груди (часть прибыли перечисляется в фонд помощи женщинам, страдающим послеродовой депрессией).

Мы с Айрин терзались сомнениями, как отреагируют подписчики на столь масштабный и явно недешевый праздник. Однако крупный бренд не станет спонсировать обычный день рождения (мороженое, мармелад, традиционные детские развлечения), проведенный в убогом зальчике, да и другие блогеры не явятся, поэтому мы решили сделать ставку на благотворительность. Моя милая добрая Коко очень обрадовалась, что ее день рождения поможет развеселить других мам, которым грустно. Будем надеяться, такая подача не вызовет негатива.

Спонсор одобрил список гостей, среди которых десять блогеров-стотысячников: основной костяк – моя группа взаимопиара, плюс еще несколько человек. В списке также присутствуют издатели и журналисты, в том числе Джесс из «Санди таймс» (надо не забыть поблагодарить ее за хорошую статью) и несколько микроблогеров.

Эта мелкая рыбешка порой меня пугает. Конечно, их упорное желание подружиться с крупными рыбами достойно уважения – они комментируют и лайкают все, что мы постим, придумывают подкасты, лишь бы залучить нас на интервью, – но некоторые проявляют нездоровый интерес. Если кто-нибудь из нас обзаведется новой прической, ярко-розовой помадой или кроссовками из ограниченной серии, к концу недели минимум трое из стаи микроблогеров похвастаются такой же обновкой. Отчасти поэтому они почти неотличимы друг от друга. Слава богу, Айрин отправила каждой именную футболку с тэгом #бодрыебудни, иначе я ни за что не разобралась бы, кто есть кто.

Полли тоже попала в список. Она не смогла прийти на праздник, организованный Дэном, но ей очень хотелось повидать Коко и познакомиться с Медвежонком. Обычно моя лучшая подруга избегает шумных мероприятий. Когда мы учились в школе, я едва ли не силой заставляла ее надеть яркий топ и туфли на каблуках, а потом за руку тащила в гости к кому-нибудь из одноклассников. После окончания школы ничего не изменилось: Полли ходила со мной по клубам чисто за компанию. Именно она вытаскивала меня с затянувшихся вечеринок, а порой в буквальном смысле поднимала с пола, когда последний бокал случайно превращался в пять. Однако если речь заходит о Коко, она готова сделать над собой усилие.

Между прочим, мне пришлось выдержать настоящую битву с Айрин, чтобы потратить драгоценное приглашение на человека с улицы, пусть даже этот человек помнит номер моего домашнего телефона с девяносто второго года. Мой агент придерживается весьма специфических взглядов на женскую дружбу: если хочешь сказать о ком-то доброе слово, скажи его в «Инстаграме».

– Какой смысл, Эмми? Твоя подруга – учительница английского, у нее нет аккаунтов в соцсетях, для брендов она не существует. А зал вмещает всего семьдесят пять человек. – Айрин вздохнула, неохотно вписывая имя Полли под номером семьдесят шесть. – Ладно, вдруг кто-то заболеет… И пусть никого с собой не приводит! – добавила она.

Насчет этого можно не беспокоиться. Муж Полли, Бен, учитель математики, всегда меня недолюбливал. Даже если б я его пригласила, он вряд ли явился бы. Бен считает, я плохо влияю на Полли, – этакая разбитная подружка, после встреч с которой его умная рассудительная жена возвращается домой навеселе. Я честно пыталась привлечь Бена на свою сторону: приглашала их с Полли в гости, предлагала снять вместе коттедж на побережье. Однако вскоре поняла: Бен просто не хочет со мной общаться, а отговорки Полли с каждым разом становились все более туманными и неискренними.

Очевидно, Бен не одобряет мой род занятий. К тому же Дэн решительно заявил, что лучше проведет солнечный воскресный денек в «ИКЕА», чем будет слушать, как Бен монотонно распространяется о своих увлечениях – байдарочном спорте, скалолазании и крав-мага[8]8
  Крав-мага – разработанная в Израиле военная система рукопашного боя.


[Закрыть]. В общем, мы нечасто с ними видимся. По правде говоря, я давно не встречалась с Полли даже без ее мужа, хотя она наверняка в курсе, что по-прежнему занимает важное место в моей жизни.

Не каждый может похвастаться такой верной и неприметной подругой, как Полли.

За исключением мамы, Полли знает меня лучше, чем кто бы то ни было, а может, даже лучше всех – смотря в какое время суток вы спросите мою маму. Она не жалуется, если я обещаю перезвонить и не перезваниваю, реагирую на длинное письмо парой смайликов или не отвечаю вовсе. Почему-то Полли ухитряется звонить, когда я захожу в метро, кормлю Коко или купаю Медвежонка. Потом я перезваниваю, но она не берет трубку, – или собираюсь перезвонить и забываю.

В последнее время меня нельзя назвать хорошей подругой. Если начистоту, меня вообще нельзя назвать хорошей подругой. Когда зарабатываешь на жизнь, заставляя незнакомых людей почувствовать себя твоими друзьями, трудно найти душевные силы на настоящих друзей. А если фишка твоего блога – открытость, единственное, чего тебе хочется, – побыть в одиночестве.

За исключением Полли, у меня нет близких подруг. Я не состою в группах в «Вотсаппе», где девчонки, двадцать лет назад объединенные балетным кружком или скаутским отрядом, обсуждают неудачные отношения и начальников-самодуров, ходят на дешевые вечеринки и маются дешевым похмельем. Дэну этого не понять: он до сих пор общается с университетскими друзьями, с которыми они когда-то жили вместе, гуляли друг у друга на свадьбах и крестили детей, пусть даже их не дозваться на детский праздник в субботу днем. Полагаю, ключевая разница в том, что приятели Дэна – простые, незамысловатые люди, и его дружба с ними тоже весьма проста. Они встречаются, пьют пиво, разговаривают о книгах, фильмах и подкастах. Вряд ли кто-то позвонит ему в слезах, потому что его унизили на совещании, или вызовет на разговор по душам за бутылкой вина, потому что его брак вот-вот рухнет. В большинстве случаев женская дружба требует поддержки и заботы. А мне никогда это не нравилось и не удавалось.

Наверное, мои отношения с Полли продержались так долго, потому что она не устраивала истерик и не стремилась быть в центре внимания. В школе мы ходили вместе – Полли, тихая вежливая девочка-очкарик, одетая в дешевые шмотки, выбранные ее мамой, и я, непробиваемо самоуверенная красотка в мини-юбке и ботинках на платформе. С тех пор мало что изменилось, за исключением ботинок.

Полли явилась самая первая. По виду типичная училка: темно-синее платье, кардиган, колготки телесного цвета и балетки – ни дать ни взять школьная форма. Она прижимает к груди плохо упакованного игрушечного медведя: из-под оберточной бумаги выглядывает меховое ухо. Не могу сдержать улыбку.

– Полли Покетт! – восклицаю я, крепко обнимая ее. – Как здорово, что ты пришла!

– Ну что ты, Эмс, разве я могла не поздравить Коко? Прости, на первый праздник не удалось вырваться, была занята в школьной постановке. – Полли улыбается. – Мне очень хотелось повидаться, так что…

– Извини, отойду ненадолго, пообщаюсь по работе, – говорю я, – но потом гарантирую свое безраздельное внимание. – Указываю на Дэна, покачивающего коляску со спящим Медвежонком. Он будет рад поговорить с Полли. Бедный Дэн, ему периодически приходится беседовать с моими гостями на всякие нудные темы вроде роста охватов и вовлеченности подписчиков. Сегодня утром Дэн здорово разозлился, когда я предложила ему надеть для фотосессии выглаженную рубашку: было слышно, как он сердито топал на втором этаже и ругался, сражаясь с гладильной доской.

В зал врывается целый табун инстамамочек в неоновых кроссовках и джинсовых куртках. Делаю глубокий вдох и сердечно приветствую каждую поименно.

– Табита, ты роскошна! И не скажешь, что всего две недели назад родила! Выглядишь просто великолепно! – Я раскрываю ей объятия и тут же обнаруживаю, что ее футболка с инстаником «тэббибэби» вся промокла от грудного молока, а теперь и моя тоже. Ищу взглядом Винтер: она дежурит у праздничного стола и не позволяет детям брать сладости, пока их мамы не сделают фото.

– Ты принесла запасные футболки? Пятна от молока – плохая реклама для #бодрыхбудней, – шепчу я.

– Ой, блин! Простите, совсем забыла… Хотите, съезжу домой и привезу? – говорит она, от волнения прикусывая нижнюю губу.

– Сделай одолжение. Я закажу тебе «Убер» туда и обратно.

Винтер убегает. С удовольствием отмечаю, что гости активно фотографируются в зоне для селфи, украшенной радугами, цветными шарами и плакатом с надписью #бодрыебудни. Рядом – трехуровневый торт «Красный бархат», под потолком висят огромные воздушные шары с буквами, складывающимися в имя «Коко», и пиньята в виде единорога. А еще у нас есть стена из ярко-розовых цветов, в середине которой желтыми розами выложена надпись «ПростоМама» (целиком моя идея). Впрочем, теперь мне кажется, что Айрин была права, – действительно смахивает на похоронный венок.

Коко, в футболке и балетной пачке – ее наряд выгодно дополняют крылышки, как у феи, и пожарная каска, – сидит на диванчике в углу и играет с пупсом. Как бы ни решила, что такие роскошные праздники – обычное дело; станет потом воротить нос от дней рождения в захудалых игровых центрах, куда нас приглашают родители ее детсадовских друзей. Однако в целом моя дочь спокойно относится к гламурным сборищам и пакетам с подарками. Ей больше нравится качаться на качелях или возиться с мягкими игрушками.

Закончив вахту у входа в зал и удостоверившись, что все нафотографировались и получили вожделенный контент для блогов, поворачиваюсь к Полли: она оживленно беседует с Джесс из «Санди таймс». Собираюсь подойти к ним, когда появляется моя мать. Даже прибыв с опозданием и навеселе, Вирджиния, как всегда, элегантна. Модный дом, спонсирующий сегодняшний праздник, целую неделю гонял из своего лондонского офиса в мамину псевдотюдоровскую развалюху под Винчестером десятки платьев для ее одобрения. Кроме того, она вытребовала кучу косметики («Дорогая, что ты думаешь о микроблейдинге? У всех инстаграм-звезд такие красивые густые брови… В смысле – «татуировка»? Ерунда! Кому придет в голову делать татуировку на лице?»), представлялась матерью «самой известной в мире инстамамочки» и хвалилась собственными пятьюдесятью тысячами подписчиков.

Айрин не так-то просто вывести из себя, однако на сей раз она позвонила мне и попросила поговорить с мамой. Впрочем, ей не хуже меня известно, что на Вирджинию невозможно найти управу.

Знаете, почему ей это известно? Айрин – мамин агент.

Инстабабушки оказались весьма прибыльным побочным бизнесом, а моя мама буквально создана для соцсетей. Она не нуждается в деньгах, но это не мешает ей с удовольствием охотиться за халявой, требовать скидки в ресторанах, бесплатное проживание в спа-отелях и однажды – этот случай достоин отдельного упоминания – получить новую модель «Рейнджровера», просто помахав айфоном и спросив: «Вы знаете, кто моя дочь?» Мамино упорство внушает восхищение – жаль, у нее не было возможности направить свою неуемную энергию на что-нибудь полезное. С ее умом и красотой она могла очень много добиться, если б папа не высосал из нее все соки. Я дала себе слово, что не растрачу жизнь впустую, как моя мать.

Мы с ней на удивление похожи. По крайней мере, основные черты моего характера сложились именно благодаря ей. Доктор Фэйрс, прорабатывая мои проблемы, постоянно приходит к Джинни и ее любви к выпивке. Неспособность доверять другим? Ставим галочку. Стремление любой ценой избежать конфликта? Еще галочка. В ту же корзину – страх остаться покинутой, желание контролировать все и вся. И тем не менее моя мама притягивает к себе людей, словно магнитом. Вирджиния – настоящая заноза в заднице, но ее нельзя не любить.

При появлении миниатюрной энергичной дамы, благоухающей «Шанелью» и шабли, в толпе гостей раздаются восхищенные возгласы. Мама увлеченно пытается разбить пиньяту, не замечает подошедшую внучку и нечаянно бьет Коко по голове. Та падает, поднимается и тут же снова садится на пол. Ее лобик нахмурен, нижняя губа обиженно дрожит.

Наконец мама удостаивает меня своим вниманием.

– Дорогая, я чуть было не выбрала ту юбку! В самый последний момент решила, что она слишком старомодная. Господи, в чем твоя футболка? Где же моя красотка Коко? – Она дефилирует через весь зал к стене из цветов, окидывает ее критическим взглядом. – Как на похоронах.

– Мама, познакомься, это Джесс, она написала чудесную статью о нашей семье. А вот Полли, ты ее помнишь, мы вместе учились в школе. Она была подружкой невесты на свадьбе.

С некоторым усилием Джинни сводит свежетатуированые брови.

– Ах да, точно, Полли. Ты совсем не изменилась. Такая хорошенькая! Я всегда говорила: если б ты приложила немножко стараний, то стала бы настоящей красавицей.

Полли награждает маму хорошо знакомой натянутой улыбкой. Вирджиния едва не спотыкается о ребенка, совершающего нападение на торт.

– В мое время дети были лучше воспитаны, – неодобрительно замечает она. – А где твои малыши, Полли?

– Э-э, у нас нет… я пока не…

С запоздалым сожалением понимаю, что не знаю, как у Полли и Бена обстоят дела с деторождением. Собираюсь сменить тему, но тут замечаю Айрин. Она стоит в обнимку с ключевым спонсором и машет мне рукой. К счастью, появляется Винтер со свежей футболкой.

– Извините, я сейчас. Надо переодеться, прежде чем резать торт.

Возвращаюсь через десять минут, но Полли уже ушла.

– Господи, мама, что ты ей наговорила? – спрашиваю я полусерьезно-полушутя.

Вирджиния принимает оскорбленный вид.

– Что значит «наговорила»? Мы болтали, потом явилась Коко с куклой и спросила твою подругу, не хочет ли она поиграть в дочки-матери, а та сбежала. Вид у нее был, будто она вот-вот разрыдается.

Вирджиния указывает, в каком направлении ушла Полли.

– Ты уверена, что ничего такого не сказала? – на всякий случай уточняю я.

Мама скрещивает руки на груди, едва не выплеснув вино на платье.

– Знаешь, если тебя интересует мое мнение, эта девочка всегда была немного странной.

* * *

«Уэстфилд» был пробным шаром, своего рода проверкой, насколько далеко я готова зайти.

Я могла бы забрать девочку. Просто взять и забрать. Удивительно, до чего гладко все получилось. Я проследовала за ними от дома до метро, спустилась на станцию, вошла в вагон, села напротив. Отец, Дэн, читал газету, девочка что-то смотрела в его телефоне. Один раз она подняла глаза, перехватила мой взгляд и слегка нахмурилась. Я дружелюбно улыбнулась. Она снова уткнулась в телефон.