Текст книги "Дрожь"

Глава 17

Наши дни

Я лежу и дрожу на своей узкой кровати. Простыни кажутся не просто холодными, а ледяными. Я накрылась двумя одеялами, но этого недостаточно. Мне нужно еще одно. Я видела целую стопку одеял в бельевой, но мне не хочется туда идти.

У меня в голове крутятся вопросы. Кто заманил нас сюда и с какой целью? Кто-то из моих друзей убил Саскию? Или Кертис прав? Она жива и здорова, и прямо сейчас прячется где-то в этом здании?

Я дюжину раз вылезала из кровати, чтобы проверить, заперта ли у меня дверь. Без телефона я понятия не имею, сколько сейчас времени, но такое ощущение, что я лежу здесь уже несколько часов. Мои последние часы сломались, когда я забыла их снять, прежде чем залезть в джакузи в спортзале, и я не стала покупать новые. В зале кругом висят часы, а в остальное время мне легче посмотреть на телефон.

Я не могу спать. Мне слишком холодно. Я кладу подушку себе на грудь, надеясь, что она хоть как-то поможет – все-таки еще один слой, но пользы от нее никакой. Придется набраться смелости и выйти в коридор за дополнительным одеялом. У меня в комнате кромешная тьма. Я на ощупь пытаюсь добраться до выключателя, чтобы включить свет. Вот он наконец. Затем я выхожу в темный коридор, где тоже включаю свет.

Коридор пуст. Я с облегчением выдыхаю. Я не знаю, что я ожидала увидеть. Сейчас глухая ночь. Надо побыстрее взять одеяло и вернуться в комнату. Я прохожу мимо комнаты Кертиса, добираюсь до бельевой, протягиваю руку к двери. И замираю на месте. Там кто-то есть. Женский голос. Хизер. И мужской. Но кто это?

Я прижимаю ухо к двери, но готова мгновенно броситься наутек, если услышу, что они выходят. Мужчина говорит слишком тихо, и я не могу понять, кто это. Навряд ли это Дейл, она бы поговорила с ним в их комнате. Значит, Брент или Кертис? Все-таки Брент? И они говорят про «Ледокол»?

Но это может быть и кто-то другой. Жюльен. Или какой-то псих, который собрал нас здесь по причине, о которой я могу только догадываться. Мое сердце судорожно бьется в груди. Мне хочется нырнуть в безопасность моей комнаты, но Хизер повышает голос, словно она расстроена. Он (кто бы он ни был) угрожает ей? Моя ладонь, которая лежит на двери, непроизвольно напрягается. Что бы я ни чувствовала по отношению к Хизер, она тоже женщина.

Я плотно прижимаю ухо к двери. Свет в коридоре гаснет. Проклятье!

Я моргаю в темноте, внезапно чья-то рука закрывает мне рот. Меня подхватывают сильные руки, поднимают и несут по коридору в том направлении, откуда я пришла. Я реагирую инстинктивно – отвожу назад правое плечо, направляю правый кулак под свою левую подмышку и с силой ударяю того, кто меня несет.

Мужчина издает звук, напоминающий хрюканье. Руки отпускают меня, но я потеряла равновесие. Меня качает, и я падаю вбок на него. Теперь я полностью дезориентирована. За нами со щелчком закрывается дверь. Я слезаю с мужчины, кем бы он ни был, и пытаюсь нащупать выключатель. Вот он!

Свет зажигается. На полу сидит Кертис и держится за грудь. Мы в его комнате.

– Что, черт побери, ты делаешь? – спрашиваю я шепотом.

Он не может говорить. Он пытается привести дыхание в норму, хватает ртом воздух.

Сердце продолжает судорожно колотиться у меня в груди. Боже, как он меня напугал!

Кертис смотрит на меня так, словно никак не может понять, как я могла так сильно ему врезать.

– Я думал, что ты собиралась открыть дверь, – хрипит он. – А я не хотел… чтобы они знали… что кто-то их видел.

– Я не собиралась, черт побери! Я пыталась определить, кто там с ней – ты или Брент. Или кто-то еще.

– Брент.

– Ты уверен?

– Я видел, как они туда заходили.

«Прекрати панику. Это не психопат. Бояться некого. Это только Брент».

Я пытаюсь отдышаться.

– Что они там делают? – спрашиваю я.

– Понятия не имею.

– У них роман?

– Понятия не имею. – На губах Кертиса появляется улыбка.

Я собираюсь вернуться к бельевой и попытаться подслушать, что они говорят, но слышится щелчок, и из щели под дверью в комнату Кертиса струится свет. Значит, они вышли в коридор. Кертис прикладывает палец к губам. Слышно, как закрываются двери.

– Они ушли, – говорю я.

Кертис с трудом поднимается на ноги. На нем термобелье – черный верх с длинными рукавами из специальной ткани, которая обтягивает его широкие плечи и будто прилипает к ним, и черные, тоже облегающие трусы до колен. На виске красное пятно, сейчас оно кажется очень заметным.

На мне тоже термобелье с длинными рукавами. Теперь шок прошел, и я снова дрожу. Я обнимаю себя руками.

Кертис снимает одеяло с кровати и вручает мне.

– Спасибо, – благодарю я и закутываюсь в одеяло.

Он стоит рядом, глаза его кажутся темными.

– Я не мог уснуть.

– Я тоже.

У него в комнате пахнет свежевыстиранным бельем. А может, так пахнет его термобелье.

Он потирает шею сзади, водит рукой вверх и вниз, при этом глядя на мой рот. Когда до него доходит, что он делает, он быстро убирает руку с шеи, снимает второе одеяло с кровати и накидывает себе на плечи.

– Что там у вас с Брентом?

У меня появляется надежда.

– Ничего. Мы не виделись десять лет.

Кертис опускается на матрас. Я устраиваюсь рядом с ним, но пытаюсь соблюдать дистанцию.

Как уже много раз в прошлом, я представляю, что могло бы быть, если бы я десять лет назад сделала другой выбор. Я вижу себя такой, какой была тогда: безбашенная Милла, смелая и отчаянная, в великолепной физической форме, сосредоточенная на своей цели. Одна во всем мире, как, впрочем, и сейчас, только тогда меня это совершенно не волновало. Я этого даже не осознавала. У меня были надежды, я думала только о будущих соревнованиях и пьедесталах почета.

Молодой Кертис оказался совсем не ходоком, за которого я изначально его приняла, и оставался один большую часть зимы. Был сосредоточен на тренировках. Я видела его только с одной девушкой – Джасинтой Ли из Австрии, которая занималась хафпайпом, да и эти отношения не продлились долго.

Как бы могли сложиться наши с ним отношения? Подозреваю, что сезон закончился бы совсем по-другому. Тем не менее я в то время хотела не этого. Кертис – серьезный парень, и легкие, ни к чему не обязывающие отношения с ним были бы невозможны – я же видела его с Джасинтой. Невозможно было бы совмещать серьезные отношения с ним с серьезными тренировками. Я бы не смогла.

В любом случае что сделано, то сделано. А сейчас? Мы слишком напуганы прошлым, чтобы строить планы на будущее? Я останавливаю себя. О чем я думаю? Прошло десять лет. Я же теперь совсем его не знаю.

Он смотрит на мои волосы.

– Ты снова стала блондинкой?

– Что? О да.

Наверное, я напоминаю ему его сестру, точно так же, как и он напоминает мне о ней.

Я много размышляла о том, как на него повлияла эта потеря. Судя по его поведению, которое я уже наблюдала здесь, он определенно испытывает множество эмоций по этому поводу. Но скучает ли он по ней? Ноет ли его сердце каждый раз, когда он слышит ее имя? Или в глубине души это облегчение? Тяжелый груз, упавший с плеч? Его жизнь, должно быть, стала гораздо проще, когда она перестала болтаться рядом.

– Можно я тебя кое о чем спрошу? – смотрю я на него. – Почему ты прекратил участвовать в соревнованиях?

– Если бы продолжил, пришлось бы делать очень серьезную операцию на плече. – Он смотрит в сторону. – Но в первую очередь из-за мамы. Мне хотелось проводить побольше времени с ней. И ты же знаешь, что в горах может случиться что угодно. Она не пережила бы, если бы потеряла еще и меня.

Я сглатываю и жалею, что вообще спросила его об этом.

– Твоим родителям, вероятно, было очень тяжело.

– Фактически это стало концом нашей семьи, – говорит он тихо. – Мама может говорить только об этом, думать только об этом. Отец много лет боролся за то, чтобы Саскию признали мертвой. Он считал, что это поможет маме жить дальше. Обычно для признания человека мертвым тот должен отсутствовать семь лет. Но мама не хотела этого. Она выступала в суде, настаивала, что ее дочь жива. В качестве доказательств приводила транзакции по кредитной карте. Все это тянулось до прошлого месяца. – У него срывается голос. – Мама тяжело это все переживает.

– Мне очень жаль.

– Она не уверена, что это был несчастный случай. Нет доказательств, что Саския в тот день вообще поднималась на гору.

– Но ее там видели Брент и Хизер.

– Они сказали, что видели ее. – Кертис внимательно смотрит на меня. – Десять лет назад я задал тебе один вопрос, и тогда мне показалось, что ты не была полностью честна со мной.

Я напрягаюсь.

– Я спрошу снова. – Его взгляд прожигает меня насквозь, и я прилагаю огромные усилия, чтобы не отвести глаза. – Ты знаешь, где моя сестра?

Все в порядке – он задал не тот вопрос.

– Нет.

– Как ты думаешь: она до сих пор жива?

– Прости, но думаю нет.

Я вижу, как у него слегка опускаются плечи, но он больше никак не демонстрирует свои эмоции.

– Как ты думаешь, что с ней случилось?

То, что он меня об этом спрашивает, – хороший знак, правда? Это означает, что моя догадка была не верна, и он не убивал ее.

Или он продолжает игру, чтобы сбить меня со следа?

– Я вижу три возможности, – говорю я, тщательно подбирая слова. – Несчастный случай, кто-то ее убил, или она совершила самоубийство.

Боль искажает его лицо.

– Но зачем ей это делать?!

Я сглатываю.

– Я не знаю. В любом случае я думаю, что она все еще там, подо льдом.

Кертис долго смотрит на меня, взгляд у него изучающий.

– Мне хочется думать, что я вижу тебя насквозь, Милла.

– Саския могла.

У него на губах появляется легкая улыбка.

– Правда?

– Но я не понимала ее и тебя.

Он улыбается шире.

– Эй, я же сказал, что вижу тебя насквозь. Я не говорил, что понимаю тебя.

Я думаю, что он говорит про то, как я выбрала Брента, а не его. К моему облегчению, он никогда не спрашивал, почему я это сделала, а я никогда не объясняла, потому что объяснения означали бы признание в моих истинных чувствах к нему.

И я до сих пор чувствую к нему то же самое. От его улыбки у меня появляется легкая дрожь внизу живота. Мне хочется сбросить одеяло и забраться верхом к нему на колени. Только я не знаю, что он чувствует ко мне.

В особенности теперь, когда над нами еще нависают секреты из «Ледокола».

Сейчас он кажется более спокойным, чем на протяжении всего вечера, так что, думаю, стоит спросить его. Он, должно быть, и так думал об этих карточках. Конечно, только если не сам их написал.

– Ты серьезно отнесся к этим «секретам» из «Ледокола»? – спрашиваю я.

Он пронзает меня взглядом.

– Кто-то определенно приложил немало усилий.

– Но кто?

– Боже, какая неудобная кровать. – Он берет подушку и подсовывает ее себе под спину. – Не знаю. Но знаю другое. Это сделал не тот, кто убил Саскию, если ее вообще кто-то убил.

Это разумное предположение. Навряд ли убийца хочет, чтобы мы копались в прошлом..

Кертис постукивает пальцами по матрасу.

– Но зачем кому-то это делать? Собирать нас здесь, фактически запирать и заставлять вспоминать ту зиму? Я пытаюсь это понять, – признается он.

– Чтобы призвать убийцу к ответу, чтобы справедливость восторжествовала. Зачем же еще?

Конечно, очевидный вывод состоит в том, что это дело рук Кертиса, как сказал Брент. Его семья отчаянно хочет узнать, что случилось с Саскией, к тому же у них имеются финансовые возможности для того, чтобы все это организовать.

– А как насчет шантажа? – спрашивает Кертис, поправляя подушку у себя за спиной. – Кто-то подозревает, что ее убил один из нас, и хочет попытаться вытащить из нас деньги.

– Ну… я об этом не подумала.

У меня дико замерзли ноги. Я подтягиваю колени к груди, чтобы закрыть одеялом ступни.

И понимаю, что Кертис следит за каждым моим движением своими голубыми глазами.

– Ты думаешь, что я все это устроила, – говорю я.

– Или Брент. – Он улыбается, чтобы смягчить выдвигаемое обвинение.

Я с ним в одной постели, о чем я фантазировала с той самой минуты, как приняла приглашение приехать сюда, но «Ледокол» все испортил. Какая уж тут романтика.

– По крайней мере, ты не думаешь, что я убила ее, – говорю я.

– Если ее на самом деле кто-то убил, то я считаю, что это сделали Дейл или Хизер. Или они оба вместе, – заявляет Кертис с суровым выражением лица.

Я легко толкаю его локтем в бок, чтобы обвинение, которое я собираюсь озвучить, воспринималось легко.

– А я вот думала, что это ты ее убил.

Если я ему это говорю, это означает, что я ему доверяю, не так ли? Надеюсь, что он не воспримет это в штыки.

Кертис издает сухой смешок. Ему совсем невесело.

– Это очень странная ночь, – заявляет он.

Я ему доверяю? Правда? Я не уверена.

Он больше не смеется. Он смотрит на свою левую руку и внезапно резко убирает ее с матраса – будто обжегся.

– Милла? – спрашивает он сдавленным голосом. – Ты сюда уже заходила?

– Что? Нет. Ну, когда мы тут все осматривали, я могла заглянуть и в эту комнату…

Он неотрывно смотрит на кровать – туда, где только что лежала его рука. Я понимаю, на что он смотрит. Озадаченно протягиваю руку.

– НЕТ! Не прикасайся!

Я убираю руку. На матрасе в верхней части, где лежала подушка, лежит длинная прядь светлых волос, очень аккуратно отрезанная. Цвет: платиновый блонд.

Меня словно окатывает ледяной водой. По телу пробегает дрожь. Кертис наклоняет голову, чтобы рассмотреть волосы – так низко, как только может, не касаясь их. Потом он поднимает голову и смотрит на меня затравленным взглядом.

– Это не мои, – говорю я дрожащим голосом. – Слишком светлые.

Кто-то пытается свести его с ума?

Или он прав? Может, она на самом деле где-то здесь? Но если так, почему она не объявит о своем присутствии, в особенности брату, которого она так давно не видела? Сердце учащенно бьется в груди. Меня ужасает одна мысль о том, что я могу открыть дверь и увидеть стоящую за ней Саскию.

Я пытаюсь думать.

– Никто не знал, что ты выберешь именно эту комнату.

Или пряди волос лежат под всеми нашими подушками? Я сглатываю и отмечаю про себя, что должна буду проверить свою кровать, когда вернусь к себе в комнату.

Кертис продолжает с ужасом смотреть на волосы, они словно притягивают его.

– Ты выходил из комнаты? – спрашиваю я.

– Угу. Один раз. Нет, два. – Он с трудом произносит слова. – Я ходил вниз, чтобы проверить «пузырь». Да. Проверить, нет ли тут кого-нибудь. И потом, когда услышал голоса. Брента.

Он говорит бессвязно, непоследовательно. Он ведь еще заходил к Бренту, когда я была там, но он об этом забыл.

Если кто-то хочет, чтобы он сломался, пока у них неплохо получается.

Глава 18

Десять лет назад

Мы с Брентом сидим на ковре рядом друг с другом в его квартире. Всего в комнате семеро, мы все устроились перед телевизором, чтобы посмотреть новый DVD от Burton. Тут тесно, в камине трещит огонь, и мне очень жарко. Мы собрались встретить Новый год, но поскольку условия для катания сейчас идеальные и ожидаются еще снегопады, мы решили, что не станем устраивать никаких бурных празднований.

Все приветственно кричат, когда на экране появляется фамилия Брента. Звучит песня Young Forever в исполнении Джей-Зи[24]24
  Джей-Зи – американский рэпер. – Прим. пер.


[Закрыть]. Потом появляется сам Брент и выполняет один из самых больших прыжков, которые я когда-либо видела. Никто из присутствующих, за исключением Кертиса, не знает про нас с Брентом, хотя Саския подозревает. Она спрашивала меня про него на днях – встречаемся ли мы. Я ответила, что нет. Не уверена почему, но я не хочу, чтобы она знала про наши совместные ночи. Да и вообще между нами с Брентом нет ничего серьезного, и нас нельзя назвать парой.

Я смотрю на нее и вижу, что она наблюдает за нами. Я отодвигаю ногу.

На диване друг рядом с другом сидят Кертис и Одетта и над чем-то смеются. Кажется, что они прекрасно ладят. Одетта вчера неудачно упала, и у нее к запястью привязан лед.

Раздается звонок. Дейл вскакивает с места.

– Я открою, – говорит он.

На нем сильно рваные джинсы ярко-пурпурного цвета. В сравнении с ними мои волосы, которые я на днях перекрасила в розовый цвет, кажутся бледными. Красила я их вечером у себя на кухне, и полотенце стало более розовым, чем мои волосы, но, по крайней мере, теперь никто не спутает меня с Саскией. Это случалось уже три раза и выводит меня из себя.

Дейл возвращается вместе с Хизер. Она морщит нос, глядя на его джинсы. На ней обтягивающее черное платье и сапоги выше колена на очень высоком каблуке. Вероятно, у нее только что закончилась смена. Брент провожает ее взглядом, Жюльен тоже. Кертис продолжает смотреть телевизор. Очевидно, что чары Хизер на него не действуют. Я подвигаюсь поближе к огню, чтобы освободить на ковре место для Хизер и Дейла.

На экране Брент выполняет один прыжок за другим.

– Где это снимали? – спрашиваю я.

– В Новой Зеландии, – отвечает Брент. – В прошлом августе в сноупарке[25]25
  Сноупарк (дословно: снежный парк) – площадка для катания горнолыжников и сноубордистов, оборудованная специальными фигурами для выполнения трюков. Изначально строились только для сноубордистов. – Прим. пер.


[Закрыть]. Компания Burton оплатила нам с Кертисом билеты туда.

– Счастливчики, – говорю я. – А некоторые из нас работали. А как так получилось, что ты соревнуешься в хафпайпе? У тебя так классно получаются прыжки. Ты мог бы выступать и в биг-эйр.

Брент не отвечает.

– Он хочет попасть на Олимпиаду[26]26
  Биг-эйр был включен в программу Олимпийских игр только в 2018 году. Действие романа происходит раньше. Хафпайп стал олимпийской дисциплиной с 1998 года. – Прим. пер.


[Закрыть], – поясняет Кертис, помешивая угли кочергой.

Брент краснеет. Он на самом деле хочет.

Все смеются. Все, кроме меня. Биг-эйр не включен в программу Олимпийских игр. По крайней мере, пока. Даже хафпайп попал туда недавно – в нем соревновались только на последних Олимпиадах.

– Почему вы смеетесь? – спрашиваю я. – Это нормально. Разве не все хотят попасть на Олимпиаду?

– Я не хочу, – говорит Дейл.

– Почему нет?

Дейл фыркает.

– Сплошная коррупция. Я не хочу играть в их игры.

Я смотрю на Кертиса.

– А ты хочешь?

– Да, конечно, – кивает Кертис.

– Мы там уже были, – сообщает Саския.

– Что? – вылетает из меня.

– Как зрители, – поясняет Кертис. – В Нагано в 1998 году. Нас брали с собой родители.

– Вау! – восклицаю я. – Тогда хафпайп впервые был включен в программу. Наверное, это было потрясающе.

– Да, было классно, – говорит Кертис и подбрасывает еще одно полено в камин, что вызывает еще более сильное шипение и потрескивание, чем раньше.

Иногда мне удается поймать его взгляд, надеясь, что он посмотрит на меня так, как смотрел раньше, но безуспешно.

– Я смотрел те соревнования по телевизору, – рассказывает Брент. – Тогда я занимался скейтбордингом и сказал себе: «Я буду там через десять лет». Тогда я еще не знал, что Олимпийские игры проводятся раз в четыре года.

Дейл снова фыркает.

– Хочешь попасть на следующие?

Брент неловко улыбается. Значит, грядущие несколько лет для него так же важны, как и для меня. У меня самой есть мечта попасть на Олимпиаду, но перед тем, как ее озвучивать, мне нужно подняться повыше в британском рейтинге.

– А как туда попасть? – спрашиваю я.

– Нужно участвовать в этапах Кубка мира, который проходит под эгидой Международной федерации лыжного спорта, и набрать достаточное количество баллов, – поясняет Кертис.

– Чертова федерация, – ругается Дейл. – Да я в любой день предпочту Всемирные экстремальные игры Олимпийским.

На Всемирные экстремальные игры можно попасть только по приглашению. Это все, что я знаю. В прошлом году в них участвовал Кертис, а Дейл нет. Наверное, это его больная мозоль.

– Тихо! – Жюльен показывает на экран телевизора. На нем появляется его фамилия.

Но Дейл продолжает ругать Международную федерацию лыжного спорта.

Жюльен ищет пульт дистанционного управления, лицо перекошено, как от боли. Я прикусываю губу, чтобы не расхохотаться. И вижу, как Саския делает то же самое. Она встречается со мной взглядом, и я прикрываю ладонью рот.

Жюльен толкает Кертиса локтем в бок.

– Смотри!

Приглушенный звук вырывается у меня из-под ладони. Я наклоняю голову и выбегаю из комнаты. Саския выбегает вслед за мной, и мы стоим в крошечной кухне и хохочем, не в силах остановиться.

– Бедный Жюльен, – говорю я.

– Недоумок, – высказывает она свое мнение.

Мы снова смеемся. Я нахожу, что она начинает мне нравиться. И вот такой она мне нравится больше всего.

Она замечает, что на разделочной поверхности стоит пакетированное вино, и выливает содержимое своего бокала в цветочный горшок, где у Кертиса растет базилик.

– Вот оно что. Неудивительно, что вкус отвратительный, – говорит Саския и достает бутылку Kronenbourg из холодильника. – Будешь?

– Я предпочитаю водку, – отвечаю я. – Но давай. Новый год все-таки.

Мы сидим за кухонной стойкой с бутылками в руках, сидим довольно близко – я чувствую ее духи. Я в первый раз пью алкогольный напиток после Le Rocher Open.

В мойке навалены кастрюли и сковородки. Предполагалось, что мыть их будет Брент, но я подозреваю, что делать он этого не станет. Парни весь день убирали квартиру в Рождество после того, как Кертис приготовил индейку. Хизер отказывается здесь оставаться, потому что в квартире всегда жуткий бардак, поэтому Дейл ночует у нее.

Саския касается рукой моих волос.

– Мне нравится цвет, – говорит она.

– Спасибо. Я до сих пор испытываю шок каждый раз, когда смотрю на себя в зеркало.

Она накручивает на палец длинную розовую прядь.

– Может, я тоже покрашусь, – говорит она.

Я резко поворачиваюсь к ней. Она смеется, и я понимаю, что она шутила.

– Хочешь прийти ко мне во вторник вечером? У нас будет девичник, – приглашает она.

– Да, конечно.

– Я скину тебе адрес.

В кухню заходит Жюльен с пультом дистанционного управления в руке.

– Вы пропустили мое выступление.

– Правда? – невинно смотрит на него Саския.

Вблизи у него глаза, как у панды. Я никогда не видела, чтобы незагорелая часть смотрелась так уродливо, как у него. Нос и щеки загорелые, коричневые, а область вокруг глаз, которую закрывают очки, – белая и веснушчатая. Он ниже Саскии и значительно ниже меня, на вид ему можно дать лет четырнадцать, хотя на самом деле ему двадцать два, если верить Бренту.

– Я перемотаю для тебя, – говорит Жюльен, стаскивает ее со стола и тащит назад в гостиную.

Саския бросает на меня взгляд через плечо, голубые глаза горят, задумывая какую-то проделку, и она крутит пальцем у виска.

Когда они уходят, на кухню проскальзывает Брент.

– На ночь останешься? – спрашивает он.

– Надеюсь, – отвечаю я. – Я сегодня выпила три банки «Смэша» и долго не смогу заснуть.

– Меня это устраивает, – глаза Брента темнеют.

Вкус у этого «Смэша» дерьмовый, но в тот день он, похоже, здорово меня выручил, поэтому я обменяла у Брента коробку с батончиками мюсли на ящик «Смэша» и выпила уже половину.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но звук позади нас заставляет нас отстраниться.

Саския смотрит на нас с любопытством и берет свою бутылку пива с разделочного стола.

– Забыла, – говорит она.

Я так до сих пор и не узнала, было ли у них что-то с Брентом. Как только дверь за ней закрывается, а я открываю рот, чтобы спросить у него, в кухню вплывает Хизер.

Она достает из холодильника бутылку шампанского и выразительно смотрит на Брента наивным взглядом.

– Мне ее подарил менеджер, – говорит Хизер. – Ты можешь ее открыть?

Мне хочется смеяться. На работе она, должно быть, каждый вечер открывает самые разные бутылки, а тут решила попросить Брента. Она думает, что таким образом даст ему почувствовать себя мужиком или что-то в этом роде?

Я тяну руку за бутылкой. Я сама ее открою и испорчу ей развлечение. Только Брент реагирует быстрее, забирает у Хизер бутылку и ловко открывает ее над мойкой. Клянусь: мне кажется, что он стал немного выше, когда помог ей. Я смотрю, как он наблюдает за Хизер, пока она ищет бокалы. Нет, это не совсем ревность. Это скорее… любопытство? Хизер будит в нем что-то, что никогда не разбудит девушка типа меня. Я скорее умру, чем попрошу кого-то о помощи, в особенности парня – ведь это знак слабости. Тем не менее вон Хизер преднамеренно показывает, какая она слабая, а в процессе еще и очаровывает Брента.

Пока в кухню не заходит Дейл, тогда чары рассеиваются.

Мы с Брентом возвращаемся на наши места на ковре. Саския и Жюльен устраиваются на диване рядом с Кертисом и Одеттой, которые увлечены разговором. Кертис увлечен ею? Я не вижу, чтобы они флиртовали, но моя встреча с Хизер только что показала мне, как мало я понимаю в мужчинах.

– Ты когда-нибудь пробовал хаакон-флип[27]27
  Хаакон-флип – трюк назван в честь его создателя Терье Хааконсена (см. прим. выше). – Прим. пер.


[Закрыть]? – спрашивает Одетта.

– Нет, – отвечает Кертис. – А ты?

– Хаакон-флипы? – переспрашивает Жюльен. – Они же такие простые.

Одетта закатывает глаза, но ничего не комментирует.

– Я их все время делаю, – добавляет Жюльен.

Саския стягивает плед со спинки дивана и набрасывает на ноги себе и Жюльену. Кажется, Жюльен забывает, что собирался сказать. Слава богу!

Дейл раздает всем бокалы с шампанским.

– Кто-нибудь слышал прогноз погоды? – спрашивает он.

– Сегодня будет сильный снег, – отвечает Кертис.

– Супер, – говорит Дейл.

– О, это ерунда, – говорит Жюльен. – Если бы вы видели, что тут творилось прошлой зимой.

На этот раз все закатывают глаза. Кто-нибудь, заткните его!

Жюльен снова открывает рот. И закрывает. Саския сидит, прижавшись к нему, ее правая рука скрыта под пледом. Она же не… Или?

Я вижу, как движется ее рука.

Я догадалась правильно.

Прямо в центре комнаты. Ну и наглость! Остальные прилипли к телеэкрану, и никто, кроме меня, не обратил внимания на происходящее. Я не знаю, шокирована ли я или она произвела на меня большое впечатление. Удивляет или впечатляет? Однозначно: эта девица не знает чувства стыда.

Саския обводит взглядом комнату и встречается глазами со мной. На ее губах появляется легкая улыбка.

Внутри у меня все переворачивается, только я не могу определить почему.