Текст книги "Разлучница"

– Вы не должны унывать. Возьмите. Поздравляю вас с нашей первой встречей, – иронично, но не ерничая, сказал он и протянул расстроенной девушке пять крепких свежих роз. Они были, мягко говоря, фантазийной окраски – бледно-розовые, с широкой нежно-зеленой каймой на лепестках.

– Благодарю вас, не стоит, – отказалась она. – Вы кому-то предназначали этот букет, так уж донесите.

– Букет всегда достается тому, кому предназначен. – Он вложил цветы ей в ладонь, мягко сомкнул ее пальцы своими вокруг стеблей, улыбнулся и беззаботно пошел своей дорогой.

Даша часто слышала, что человеком руководят некие силы, заранее предупреждают обо всем. Его же беда в самоуверенности – не ищет знаки, а случайно наткнувшись, не умеет их прочесть. «Большинство крепко задним умом, – думала она. – Но, вероятно, сейчас в моей жизни какой-то судьбоносный момент. И мне, упертой, заинтересованная в себе самой судьба не шифровку прислала. А писанную русским языком, крупными буквами телеграмму: «Скажи Эдварду, что вы должны преодолеть свое желание быть вместе, расстаться, и он по гроб жизни будет за тебя молиться, а то и на тебя. Он уже все решил, безвозвратно собрался в Лондон, так озвучь его решение первой, как свое». Действительно, стоило ей оставить Эдварда, и вменяемый трезвый мужчина подарил розы. А ведь к ней никогда никто на улице не приставал. Что непонятно? Перестань унижаться перед женатым англичанином или мучить католика, разница не принципиальна, и встретишь романтика с цветами. Порывистого, не стесняющегося эмоций, где бы они ни возникли. Ты так устала от рационального эгоиста, ты заслужила.

«Романтика» Даша восприняла как символ, использованный в мистическом послании. И очень удивилась следующим утром по пути на работу. Он, натуральнее не бывает, ждал ее возле того же цветочного полуподвала с тремя алыми розами:

– Здравствуйте. Пожалуйста, возьмите. Не спрашивайте, что я вытворяю. Свое сумасшедшее поведение я, разумеется, объясню, только чуть позже. Не грустите. Спасибо. До свидания.

И опять быстро удалился в давешнем направлении.

В агентство девушка вошла, любуясь роскошными цветами. Эдвард не нарушил обета и не доставал ее ночью по телефону заботливыми вопросами, не обиделась ли она, а если да, то что он, ангел во плоти, сделал не так. Но, увидев розы, сломался. Два вечера они гуляли, взявшись за руки. Ужинали в панорамных ресторанах, вдохновляясь московскими видами. На третий у него снова пропал аппетит. А забывшую обо всех рядом с любимым Дашу встретил на прежнем месте «романтик» с единственной белой розой, но огромной, три таких были просто немыслимы.

– Вот и вы! Добрый вечер. Прошу вас, – обрадовался он, но не засуетился, вручая цветок со сдержанным полупоклоном. – Вы были так печальны, когда мы столкнулись у этой витрины. И я загадал: буду дарить вам все меньше роз, чтобы недостающие словно уносили вашу грусть. Не хмурьтесь, я вас не выслеживал. Наводил справки. Можете спросить у здешней цветочницы, она сказала, что вы ходите мимо каждое буднее утро и, бывает, вечером в начале седьмого. Но по утрам я был занят, поэтому ждал по вечерам. В первый цветок был бордовый, во второй – желтый. Но вы все не шли. Наверное, предпочли белый. Думаю, неприятности ваши кончились. Вы заметно повеселели. Я самозванцем, как мог, спасал вас от депрессии. Скажите, я похож на идиота?

Девушка улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– А если вы сочли меня нормальным, то, как таковой, я не могу не представиться, не спросить вашего имени и не пригласить вас на ужин. Какое заведение предпочитаете?

Столь изобретательно с ней еще не знакомились. Убегать от него было неловко, хотя повода для совместной трапезы девушка не видела. Но почему бы не назваться?

– Спасибо за цветы. Я – Даша. Специалист по межкультурным коммуникациям. В просторечии переводчик.

– Влад Гордиенко, предприниматель средней руки. Если мне интересно, предпринимаю с юмором. Если рутина – с толком. Так как насчет ужина? Он может быть и завтраком, и обедом, и полдником в любой день и час, когда вам удобно.

– Я сейчас очень занята на работе.

– Но рано или поздно будете посвободнее. Могу я хоть изредка вам звонить? Вдруг попаду в момент, когда вы элементарно захотите есть?

Она вытащила из сумки визитку:

– Да.

Он тоже протянул ей глянцевую картонку:

– И мои общие данные. Скажу в трубку: «Здравствуйте, Даша, я Влад», а вы меня уже забыли. Будет чем разбудить память.

Они попрощались и разошлись. Даша снова принялась думать об Эдварде.

А он явно закруглялся – каждые два дня читал по лекции. Их признавали блестящими даже самоуверенные гении московской рекламы. Народу являлось много, не только из агентства, и бывало, офисному люду не на что было присесть – все стулья доставались гостям. Сыпались каверзные вопросы, звенели яростные возражения. Девушка переводила часа по три с половиной. Это притом, что синхронисты должны меняться каждые тридцать минут, иначе у них мозги закипают. Ее организм пока выдерживал, но голова болела страшно. И хриплый голос норовил пропасть совсем. Влад как-то позвонил, чтобы напомнить про ужин, но, услышав ее, стал извиняться: «Вы берегите себя. Я подожду». Впервые она радовалась тому, что Эдвард отлынивал от личных контактов: «Мне необходимо тщательно готовиться к выступлению, а тебе отдыхать». Так и жили ради его славы и ее здоровья.

Однажды Варвара поймала Дашу в дверях:

– Мне опять в твою сторону. А тебе в свою?

И, не дожидаясь ответа, зашагала рядом. Переводчице меньше всего хотелось разговаривать, даже слушать было невмоготу. Человеческая речь на любом языке вызывала отвращение. Она рвалась в целебную тишину, о чем и сообщила, надеясь на милосердие.

– Я и не думаю тебе надоедать, – обиделась чувствительная протеже. – Но мы договаривались.

– О чем?

– Не помнишь? Обмыть мою первую зарплату.

– Уже выдали? Поздравляю!

– А тебе что, нет?

– Я не в штате. Нам платят тем числом, которым заключен договор.

– Понятно. А то я чуть не обиделась, думала, ты издеваешься.

– Не надо обижаться, не выяснив, что к чему. Мы люди, спросить, обсудить можем что угодно, – завелась было Даша на любимую тему, но в горле запершило. Еле выговорила: – Разве ты сегодняшний день назначала?

– Нет. Вот и пытаюсь уточнить. Смотри, понедельник, Эдвард был на манеже. Во вторник и среду ты не в форме, еле живая. Следующее представление в четверг. Значит, в пятницу, субботу или воскресенье. У тебя отмечаем, выбирай.

По тону Варвары ясно было, что англичанина она считает отнюдь не дрессировщиком местных тигров, а клоуном. Прониклась общим мнением, не выслушав ни одной лекции. Но спорить Даше не моглось.

– Давай в пятницу после работы. Эдвард теперь по вечерам не задерживается. Прямо из агентства отправимся ко мне. Идет?

– Ладно, – сказала Варвара, – ты можешь не отвечать, если голоса нет. – И заговорила сама, высекая из тротуарной плитки искры нестираемыми металлическими набойками на каблуках своих шпилек. Всего месяц назад она мечтала о зарплате тысяч двадцать. Получила сорок, но настроение у нее было отвратительным. Горячилась: – Угробили страну, мерзавцы, разворовали, опустили честных людей ниже плинтуса. И следят, уроды, чтобы трудящиеся с голоду не подохли, но никаких радостей не видели. А если и подохнут, никто не расстроится. Здравоохранение, образование, культура в развале. Перспективы нулевые: квартира, качественная машина, гараж, дача – это что-то нереальное…

Даша такого давно ни от кого не слышала. Разве что лет десять назад от Киры Петровны, но тетушка, ругаясь, намазывала красную икру на булку с маслом, и внучатая племянница кивала и смеялась. Когда Варвара пошла по третьему кругу, она не выдержала – извините, связки – и натужно, глухо заспорила:

– Знаешь, мы пережили кошмар смены строя. Я читаю про восемнадцатый, девятнадцатый год двадцатого века и реву со шкурным пониманием. Ты вникни, человек родился, к примеру, в тысяча девятисотом году и ухитрился, повезло ему дожить до тысяча девятьсот семидесятого. Что в эти годы вместилось! И не только у россиян. Нет, Варвара, мы не единственные. Я лично благодарна последней революции за свободу. Нашему поколению жаловаться не на что. Люди снимают квартиры, если хотят жить отдельно от семьи. Покупают собственные, пусть не шикарные, но не стоят десятилетия в очереди на государственные пеналы. Меняют работу. Ездят по миру. Это не так дорого, вовсе не обязательно летать бизнес-классом, останавливаться в пятизвездочных отелях и обжираться в ресторанах в центре мировых столиц. И поверь, ничем особенным наше нынешнее существование не отличается от мирового. Законы не работают? Так везде процветают воровство и коррупция до тех пор, пока за неуплату налогов и взяточничество не начинают сажать на двадцать пять лет. Везде торгаши наглеют, пока на них не начинают подавать в суд, драть штрафы и опять же сажать. Я тоже возмущена тем, что у нас творится. И ненавижу культ денег. Но все равно шансов стало гораздо больше, даже если самим их не создавать предательством, клеветой, грабежом и прочими мерзостями. А ты здоровая, молодая, образованная женщина, наверняка талантливая – гены. Разберись, чего хочешь, – и вперед. Я не утверждаю, что все получится. Я не говорю, что будет легко, тепло и светло. Но хоть перестанешь чувствовать себя классовым антагонистом таких же нормальных, молодых и образованных. Все, я умолкаю, иначе завтра надо будет идти к врачу.

– Сказочница, – припечатала Варвара. – Мы с тобой будто в разных странах в разное время жили. То, что тебе свобода, большинству – смерть.

Даша усмехнулась. Страна была одна и время одно. А вот люди…

* * *

Дома она вошла в скайп и обнаружила, что мать давно пытается с ней связаться. Включила видео, сказала:

– Привет, вот и я.

– Что с тобой? – испугалась Ася. – Под глазами синяки на полщеки. И сипишь ужасно.

– Перевожу многочасовые лекции, профессиональная реакция связок.

– Профессионалы как раз умеют их беречь. Так, надо принимать экстренные меры. Коньяк с лимоном исключается. Не вздумай, сопьешься, как рокеры, которые этим горло бодрят. Молоко есть? Грей быстро, клади в него мед и масло и наслаждайся. А все, что мы имеем сказать друг другу, напишем. Я помолчу в знак солидарности.

– Переписываться? – уныло спросила дочь. – Я, когда разговариваю, успеваю чувствовать, а когда пишу – нет.

– Значит, тебе нужны визуальные впечатления для эмоционального напряжения. Дитя научно-технического прогресса, жертва экрана и дисплея. И ведь ты телевизор почти не смотришь, а за компьютером по большей части работаешь. Что же с остальными творится? Вообще на печатное слово не реагируют? Но мужайся. Или ты пьешь молоко на моих глазах, пока не остыло, и стучишь по клавишам, или я отключаюсь.

– Бегу готовить лечебное зелье, – прохрипела Даша и ушла в кухню.

Через пять минут, демонстративно хлебнув из большой керамической чашки и вздрогнув от отвращения, она торопливо начала писать: «Молчу, мамочка, стучу, мамочка».

«Как жизнь, любимая? – ответила Ася. – Жак увез Софи на вечеринку к подруге, так что я в твоем распоряжении».

«Привет им. А дела как сажа бела».

«Вот оно! Разве в устной речи сейчас возможна эта фраза? А на письме отлично смотрится и даже звучит где-то в крови. Излагай по порядку. И, будь добра, начни со своего мучителя Эдварда».

«О, когда появилась Варвара, наши научили его приветствию: «Здорово, нова Варья». И он говорит ей это по десять раз на дню, возвращаясь с перекура на улице. Народ в холле так веселится».

«А она знает английский?»

«Представления не имею. Но в Москве сейчас все его немного знают».

«И ты еще удивляешься проблемам с голосом?! Тебе сигареты противопоказаны!!!» – вскинулась знаками препинания беспомощная в отдалении мать.

«Да я не курю ни активно, ни пассивно, не хожу с ним, сам справляется, – успокоила дочь. – Кстати, о Варваре. Сегодня она заявила мне, что высший и даже средний класс жирует за ее счет».

«Ого! Ей бы быть скромнее. Надо брать ноги в руки и удирать от зависти и жажды чуда к трудам по силам и удовольствиям по средствам. А то не заметит, как жизнь пройдет».

«Да, мамочка. Люди так бугристо живут, но ничего не пытаются сгладить. Будто чем им хуже, тем лучше. Мир переделывать все готовы, а чашку вымыть и обои сменить – единицы».

«Доченька, все это – общие места, да еще и отхожие».

«Вот не общее: в пятницу мы с Варварой будем у меня отмечать праздник ее зарплаты. В кафе ей дорого, к себе не приглашает – стесняется».

«Не заговаривай мне зубы. Как Эдвард с тобой обращается?»

То ли способ общения поколебал твердыню скрытного характера Даши, то ли грядущий отъезд англичанина расшатал ее устойчивую психику, но она написала обо всем. Ему удалось искоренить свою любовь к ней: он не бросает на нее дворняжьи взгляды в офисе, не звонит по ночам, не приглашает в ресторан, отказывается гулять по Москве.

«Бог есть!!! – возликовала Ася. – Вот-вот и с тебя наваждение спадет. Надеюсь, ты не опустишься до выяснения причин его холодности?»

«Опускаться не хочется, мамочка, а выяснить – очень. В конце концов, я из-за него забыла, когда спала больше трех часов в сутки».

«Ты из-за себя не спала. Его дело было предложить ночные бдения, твое – отказаться. Терпи. Разозлись и начинай приглядываться к другим мужчинам».

«Жестко. Но правда. А меня неделю подкарауливал возле цветочного некто Влад. И дарил сначала пять роз, потом три, потом одну в знак постепенного убывания грусти на моем лице».

«Дожили! И в России перевелись мужчины, которые начали бы с двадцати семи роз».

«Почему с двадцати семи?»

«Цифра твоего возраста. Можно со ста двадцати семи. Шучу. Мальчику надо было вложить цветы тебе в руку почти насильно, а для этого пять штук – оптимальное количество. Кто он?»

«Сейчас, погоди, тут где-то его визитка… Ага, Гордиенко Владимир Семенович, гендиректор ЗАО «Оборудование». На вид лет тридцать… Мам! Мама! Мамочка, о чем ты задумалась?»

«О температуре твоего молока. Не подогреть ли? А тебе имя ни о чем не говорит?»

«Владимир теперь тоже Влад? Но это логично. Фамилии раньше не слышала. Корни украинские?»

«Пусть будут корни. А в Воронеже люди с такими фамилиями считают себя малороссами и не любят хохлов».

«При чем тут Воронеж?»

«К слову. Делюсь информацией, которая даже мне, владелице, не нужна. Тебе легче?»

«Да, спасибо. Могу голос подать».

«Не надо. Твоя машина на ходу?»

«Разумеется, я за ней слежу. Приедешь кататься?»

– Не исключено. Оживай, – сказала Ася. – Кажется, тебе все труднее преодолевать искушение заговорить. Посему – до свидания. Люблю.

– Я тоже, – пискнула Даша и обалдела от метаморфоз тембра.

Но народное средство ликвидировало неприятные ощущения в горле, и больная двинула за новой порцией.

Ася же вновь убедилась в том, что она – баба русская. Жак учил: когда обстоятельства изменяются, француженка советуется с мужем, листает ежедневник и только потом действует. А она сначала зашла на сайт «Эр-Франс» и заказала билеты на ближайший рейс в Москву и обратно через три дня. Затем параллельно объяснялась с Жаком по телефону и утрясала дела по электронной почте.

Назавтра она открыла дверь в квартиру дочери своим ключом, огляделась и позвала:

– Мотька! Где ты? Встречай, бездельница! Надеюсь, у вас чистенько?

Когда Даша вернулась из агентства, ее ноздри легко и торжественно поприветствовал аромат жареного мяса, а взгляд ублажила бутылка вина. Ася, устав ждать, заснула на диване в кофейного цвета брючном костюме. С ним приятно гармонировала сиамская кошка, блаженно забывшаяся на ее животе. Девушка сделала все, чтобы повизжать от радости, но не смогла издать ни звука. Мама поняла, как ее старшей одиноко и мерзко. Сказала Жаку и начальству, будто ей позарез надо увидеть хохломскую роспись или еще что-нибудь колоритное для вдохновения, и бросилась поддерживать свое дитя. Теперь все будет хорошо. Даша на цыпочках ушла в другую комнату и там начала тихонько откашливаться – предварять французский ужин горячим молоком было невыносимо.

Утром, как только Даша неохотно утащилась в офис, Ася побросала в сумку фотоаппарат, видеокамеру и диктофон – обычный набор для путешествий художественно одаренной натуры, занятой прикладным искусством. Взяла ключи от машины, доверенность, но отправилась не на стоянку, а на первый этаж к тете Кате. Эта тучная старуха некогда работала в ЖЭКе и, казалось, помнила всех, кто хоть раз за ее жизнь мелькал во дворе.

– Прилетела, стрекоза? – обрадовалась она.

– Да, ненадолго. Спасибо, что за квартирой приглядываете. Так, вот ваш гонорар за полгода. А вот дополнительный заработок. – Ася положила на тумбочку конверт и отдельно пятитысячную купюру. – Мне нужны кое-какие «преданья старины глубокой». И немного гарантированно точных современных сведений. Один адрес явно не по нашему району, другой – не по нашему городу. Добудете?

– Асенька, у меня дочке год до пенсии остался, и она бессменно работает по моей линии, – туманно согласилась заслуженная паспортистка. – Говори, что интересует, и загляни… – Она посмотрела на деньги и твердо, будто уже растолковала дочке, что важнее всего в жизни, назначила: – Загляни после обеда.

Даша понимала, что в ее отсутствие мать не сидит дома – ртутный шарик, а не женщина. Но она в два дня не уложилась и сорвалась в четверг в десять вечера к какой-то приятельнице. Вернулась, правда, быстро, не разберешь, веселая или в истерике.

– Не перенести ли мне Варвару с ее тортом на субботу? – засомневалась Даша. – Я лучше с тобой побуду.

– Так нельзя, доченька. Вы условились, она строила определенные планы на этот вечер, может, отказалась от чего-нибудь. Я свалилась как снег на голову, так почему человек должен терпеть неудобства? Еще решит, что ты сознательно ее унижаешь. Знаешь, гордые люди, получив помощь, иногда норовят возненавидеть благодетеля. У меня есть дела, но под занавес ваших посиделок я успею. Посмотрю хоть на нее, – возразила Ася. – Она в курсе, что я тут?

– Нет. Запретила спрашивать, как поживает ее мама, с чего мне о своей докладывать. А если честно, я боялась, что она сразу запросится к тебе, начнет жаловаться. Мы с тобой сами почти не видимся.

– Вот и не говори, явлюсь сюрпризом, быстрее разойдемся. Действительно, у самих только одна ночь и останется. Знаешь, я соберу вещи завтра, чтобы потом не отвлекаться.

Вещи она собрала за несколько минут и снова колесила по городу весь день пятницы.

– Что у тебя там? Угощение на сто человек? И все в стеклянной таре? – вопрошала Даша, в растерянности стоя над туго набитым баулом в холле агентства.

– Не надейся, для нас только вино и конфеты, – с непривычной беззаботностью отвечала Варвара. – В сумке книги, мне надо сегодня после тебя зайти к одному человеку и вернуть их. Он недалеко живет, удобно получилось.

Этого Даша не терпела. Ее друзья могли нагрянуть в любое время на самый короткий срок по дороге в аэропорт, заскочить перед броском в торговую точку поблизости, в кино, театр, да мало ли. Но когда люди загодя договаривались пообщаться, отменялись все визиты. Элементарная вежливость – не давать понять хозяину, что его дом – перевалочная база. Забегаловка, в которой гудящие ноги вытянул, чайку попил, отдохнул столько, сколько тебе требуется, и ринулся дальше по своим делам, более насущным, чем какой-то разговор с бесполезным хозяином. «Мне не нужны ее сладости, ее вино, ее капризная благодарность на моей территории, – зло размышляла переводчица. – Но Варвара из большинства, которому необходим символический жест, чтобы не чувствовать себя обязанным. А мама не велела переиграть все на субботу: «Вы условились, она строила планы…» Да у нее одна цель была – использовать меня в качестве носильщика. У таких все заодно с чем-то, а сами они всегда против всех».

Варвара еле подняла свою ношу и сразу опустила.

– Давай помогу, – сказала воспитанная в духе помощи ближнему Даша и схватилась за одну из ручек.

Оторвали баул от пола. Он был тяжел даже для двоих.

– Как же ты его сюда приволокла?

– Мир не без добрых людей, – сообщила Варвара, почему-то осуждающе.

Девушки нетвердо ковыляли по улице. Они были разного роста, сумку перекосило, и она била по ногам то одну, то другую. С крыльца цветочного магазина, до которого было еще далековато, в них вгляделся какой-то мужчина и побежал навстречу.

– Здравствуйте! – радостно кричал он, приближаясь. – А я снова хотел лечить вас цветами. И вдруг смотрю и глазам не верю. Да поставьте вы эту тяжесть, ждите меня.

– Варвара, это Влад. Влад, это Варвара, – представила Даша.

– Доктор? – подозрительно спросила та.

– Нет.

– Тогда беритесь с одной стороны, а мы с Дашей с другой. Цветочками лечить каждый может. Лучше займитесь профилактикой какой-нибудь грыжи, варикоза и… что еще бывает от поднятия неподъемностей.

– Я как-нибудь один, – засмеялся Влад и подхватил баул.

Парень был из высоких, худых и жилистых. Взвесив груз в обеих руках, он довольно непринужденно поставил его на плечо и быстро зашагал вперед.

– Молодой человек, вы куда разогнались? – Варваре невозможно было угодить. – Не знаете же, куда нести. Или знаете – к себе?

Даша толкнула ее в бок, мол, не говори ерунды. Влад обернулся:

– Направление до угла верное. А там скажете. Догоняйте.

Легко давшиеся шаги наполнили Дашу блаженством. Мужчина впервые показался чудом природы – идет себе, даже не ссутулился.

– Надо его на чай ненадолго пригласить, – в порыве благодарности прошептала она виновнице всех сегодняшних мучений.

– А он не перебьется? – насмешливо поинтересовалась та.

Это было уже слишком. Даша едва не умерла под тяжестью чужих книг, но Влад шел покупать ей цветы и спас. А теперь Варвара не рекомендует его благодарить.

– Не деньги же ему совать, – рассердилась Даша. – Напою чаем. А когда отдышится и уйдет, займемся твоим вином.

– В принципе и ему можно налить, если человек не злой, – смягчилось злобное существо.

– Думай сама, но я бы обошлась без алкоголя.

– Боишься, повадится?

– Варвара, умерь сарказм.

– Даша, ты шуток не понимаешь?

Она действительно уже ничего не понимала. Но, открыв дверь, пригласила:

– Отдохни немного, Влад.

Он смутился, но вошел.

– Обувь не снимайте, идемте в комнату, посидите там, пока я чашками и тарелками пошуршу, – говорила хозяйка, недоумевая, почему должна шуршать, если Варвара пришла ее благодарить.

Она провела их, усадила в кресла и вдруг увидела, как у гостей синхронно открылись рты. Опасливо повернула голову.

– Добрый вечер. Не напрасно я сюда летела. Не чаяла увидеть и Варюшу, и Володю, но, кажется, повезло с обоими.

В дверном проеме стояла Ася – гладко зачесанные волосы, красные губы, высокий каблук, строгое черное платье, короткая нитка жемчуга на шее – нарочитая классика.

– Мамочка, ты вернулась раньше? – пролепетала Даша, испытывая облегчение гораздо более сильное, чем при избавлении от баула. – Представляешь, у Варвары была неподъемная сумка, а Влад как раз собрался за цветами и любезно…

– Здравствуйте, тетя Ася, – опомнилась наконец дочь Виолетты.

– Рада тебя видеть такой красавицей, девочка. Ты почти не изменилась.

– Вы тоже!

– Ну, у меня «тоже» меньше, а «почти» больше. Как мама?

– Видит очень плохо. В остальном здорова.

– Простите, разве я вас знаю? – напряженно спросил Влад.

– Так и я тебя не знаю. Давай знакомиться, – приветливо улыбнулась Ася. – Я – бывшая жена дяди Саши. – И обратилась к дочери: – Володя твой троюродный брат. Родной внук Киры Петровны. Единственный отпрыск бросившего ее сына Семена. Удивляюсь, почему ты не отреагировала на фамилию Гордиенко.

– Да я представления не имела, какая у Киры фамилия! Может, и слышала в детстве, но забыла. Мексиканский сериал какой-то! – воскликнула Даша.

– Российский, – не согласилась мать. – В мексиканских преобладает роковая страсть к мужчине или женщине, а у нас – к квадратным метрам. И если упрямый Семен на эту жилплощадь не претендует – ему в Воронеже своей хватает, то его сыну в Москве надо где-то жить. Он даже не знал, что Кира Петровна давно умерла. Поговорил с душевными соседями, они ему все рассказали, тебя, дочка, показали. И он начал подкатываться. Это так теперь называется?

– Зачем? – тупо спросила Даша. – Представился бы, объяснился, родственник все-таки.

– Действительно. Володя, а чего ты хотел? Разузнать о владельце, о прописанных здесь людях в роли постороннего воздыхателя? Украсть какие-то документы на квартиру? Жениться на моей дочери, прописаться, а затем при разводе доказывать свое право внука на часть недвижимости? Убить Дашу и явиться обойденным когда-то наследником? Не надо крайностей. Я тебя и так просвещу. Кира Петровна нотариально оформила заявление о том, что сын порвал с ней всяческие отношения, материально не помогал и она не желает видеть наследником ни его, ни внуков, ни правнуков. Бабушка, кстати, представления не имела о твоем существовании. И приложила единственное письмо, которым твой папа ее удостоил. Я читала. Она несколько лет рассылала запросы, искала его, наконец обнаружила в Воронеже и сразу же ему написала. Избави бог любую мать от такого сыновнего ответа. Но это тема деликатная, мы раньше личной трагедии Киры Петровны не касались. И впредь не будем. Далее, задолго до смерти она, будучи в здравом уме и трезвой памяти, продала свою квартиру племяннику, Дашиному отцу. Продала, а не подарила. И была просто прописана в ней до конца жизни.

– Так вы и деньги бабкины прикарманили? – рухнул под гнетом информации Влад.

– Нет. Она их то ли детям-сиротам отдала, то ли на храм пожертвовала. Ее дело.

– Издеваетесь? Я буду судиться!

– Господи, да никто никому ничего не платил, – устало заявила Варвара. – Оформили так, чтобы у нее не было собственности. Вас, законных наследников, обдурили.

– Это – по части юристов, – твердо произнесла Ася. – Володя, к Даше не приближаться, я обрисовала ее отцу ситуацию, меры он примет. И твоему отцу сегодня позвонила. Семен обещал башку тебе открутить за эти фокусы.

– Сволочи! – прошипел Влад.

– Вон отсюда, – просто сказала Ася.

Троюродный брат выбежал из комнаты, и мебель содрогнулась от хлопка входной двери. Хрупкая парижанка, ничем не вооружившись, бдительно обошла территорию. Выкурила в кухне сигарету. И вернулась к притихшим девушкам. Подчеркнуто аккуратно положила на столик между ними цветные фотографии веером. Обе впились в них глазами. Варвара побледнела, Даша покраснела. Шесть снимков за четверг: днем Эдвард курит возле дверей агентства, Варвара выскальзывает на улицу, они оживленно болтают, вечером в обнимку выходят из дорогого кабака, целуются в губы у его дома, он пропускает ее вперед в свой подъезд. Значит, сначала Ася из машины подслушала, как они договаривались о свидании, – дело нехитрое, тротуар узкий. А позже подъехала к ресторану и вела пару до конца.

– Как ты прокомментируешь это, разлучница Варюша? – спросила ничья шпионка.

– С кем я его разлучаю? С Дашей? – взбрыкнула объект слежки.

– При чем тут Даша? – Ася запнулась на миг, но он показался ее дочери вечностью. – Эдвард, насколько я знаю, женат.

– А почему я должна отчитываться о личной, интимной прямо-таки жизни? Кто дал вам право нас фотографировать?

– Лучшая защита – нападение? Не всегда. Я хотела, как когда-то говорили, щелкнуть агентство. Иногда беру пачку снимков с местами, к которым причастна моя дочь. Ее антураж. Тасую, рассматриваю в разной последовательности. А тут – знакомое лицо, англичанин, видела на корпоративном видео, Даша присылала. Нажала на кнопку. Потом вышла ты. Рядом с вами никого не было, и вы так орали про свое счастье, что не услышал бы только глухой. Я не оправдываюсь, потому что на улице могу фотографировать что, кого и сколько угодно. Объясняю. К ресторану и дальше за вами я ехала сознательно. Эти фотографии, девочка, – наглядное пособие для Даши. К уроку на тему «Нельзя ручаться за незнакомых людей». Работа, деловая репутация – это очень, очень серьезно. Она порекомендовала, ничего о тебе толком не выяснив, а ты сразу принялась соблазнять женатого иностранца. Скандал, Варюша. В любой стране мира таких охотниц увольняют. А тем, кто за них, в сущности, поручился, мстят – должностями обходят, зарплату не повышают. Что делать, способствовали, хоть и невольно, подрыву престижа организации. До тебя доходит? Если впредь кто-нибудь откажется способствовать тебе в устройстве на работу, потому что не съел с тобой пуда соли, не говори, что он трус или мерзавец.

– Тетя Ася, я Эдварда не соблазняла, клянусь. Он был инициатором, бегал мимо моего стола как заводной. Я же не виновата, что сижу в общем холле. Как вам втолковать? Я впервые близко увидела приличного холеного мужчину, настоящего лондонца. Он мной откровенно интересовался, и я потеряла голову. Разлучница тоже любит! Почему она всегда хищница, разоряющая чьи-то гнезда? Обещаю, я не подведу вашу дочь. – Голос Варвары дрожал, но не исключено, что от бешенства.

– Конечно не подведешь, – тихо вступила в разговор Даша. – Через две недели у меня заканчивается контракт. И я уйду. Мне надоело, что у нас переводчиков держат за обслугу наравне с шоферами. А при таком отношении и качество соответствующее. Волосы дыбом встают, когда слышишь, что они говорят на всяких переговорах или с экрана. Смысл искажают, пропускают половину. На кинофестивале американец говорил: «Я влюбился в Московское метро». Девица толмачит: «Мне нравится русский борщ». Это нормально?

– Я пойду. До свидания, – мирно сообщила Варвара. – Вы ведь не сделаете так, чтобы меня уволили?

– Урок бизнес-этики выучи, все останется между нами, – пообещала Ася. – Да, еще одно: я навестила Виолетту. Точнее, посетила ее могилу. Два года уже как умерла. У тебя потрясающая мать, Варюша. Помнишь никитинское: «Москва найдет для деревца хоть краешек земли»? Найдет обязательно. Только, чтобы вырасти, ему надо столько других нежных ростков подавить. Естественный отбор. Виолетта хотела быть одинокой сосной. Ничего полезного у других не отнимать, а самой выстоять. Пусть не корабельная, но одна в неожиданном месте. Скажи, ты в самом деле решила, что мы тебе не поможем, если мамы нет в живых?

– А кто я вам? Это маме вы должны, тетя Ася. За все, чего достигли.

– Так ты не помощи просила, но старые долги взыскивала? Марта Павловна и Виолетта показали мои эскизы своему знакомому. Им никто не мешал свои показать. Они дали мне шанс.

Шанс, а не деньги. Возможность, а не лимузин, особняк и принца в мужья. И мои идеи могли запросто не понравиться. Кстати, тот модельер уже десять лет на кладбище. Передозировка. Ни одной коллекции, кроме той, нашей, не создал. А парень был талантливый. Варюша, твоя мать ничего не сделала для меня в ущерб себе или тебе. Ничего своего или твоего не отдала. Тем не менее я ей от всей души благодарна. А ты, похоже, от других благодарности требуешь, но сама на нее не способна. Тяжелый разговор. Но полагаю, теперь мы квиты? У тебя есть такой же шанс в рекламном агентстве, какой был у меня в модельном бизнесе. Трудись.