Текст книги "Драгоценность"

7

– Она просыпается. Сходи за Ее светлостью.

Я слышу шаги, дверь открывается и закрывается, но словно где-то вдалеке. Я шевелю головой, и она проваливается еще глубже во что-то очень мягкое. Мне на редкость уютно и тепло. Когда я открываю глаза, поначалу вижу лишь туманное желтое свечение.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает голос. Он звучит будто из туннеля. Я моргаю и тру глаза, и картинка перед глазами становится четче. Во мне вспыхивает надежда, когда я вижу длинное белое платье с высоким кружевным воротником и хохолком на макушке. Но это не Люсьен. Эта фрейлина – женщина, немолодая, глаза у нее ясные и проницательные, а хохолок на голове ярко-рыжий. Странно видеть женщину с бритой головой. На талии у нее тонкий кожаный ремешок, с него свисает кольцо с ключами.

– Где я? – спрашиваю я полусонным голосом, пытаясь сесть.

– В своей новой спальне, разумеется.

Думаю, что она, должно быть, шутит. Комната просто огромная. Стены, залитые теплым светом, оклеены бледно-зелеными обоями, мебель обита тканью также в оттенках зеленого и золотистого. Я вижу комоды, шкаф, туалетный столик, мягкие кресла со скамеечками для ног, диван, столик для завтрака и большой камин. Темно-зеленые шторы с золотистыми подхватами закрывают окна и совсем не пропускают свет, поэтому я не могу сказать, день сейчас или ночь.

Комната гораздо красивее всего, что я могла себе представить даже в самых смелых мечтах. И эта женщина сказала, что для меня. Не могу сдержаться и глупо хихикаю.

Фрейлина улыбается, и в уголках ее глаз собираются морщинки.

– Добро пожаловать во дворец дома Озера.

– Это все для меня? – Я всегда думала, что в новом доме меня ждет такая же аскетичная обстановка, как в моей комнатке в Южных Воротах.

– И не только это. В твоих личных покоях есть туалетная комната, чайная, гостиная и гардеробная.

– Вы хотите сказать, что есть еще комнаты?

Она смотрит на меня снисходительным взглядом.

– Деточка, тебя купила герцогиня дома Озера, а не какая-нибудь семья торговцев.

Я пытаюсь вспомнить, что мне известно о герцогине дома Озера. Она принадлежит к одному из четырех родов-основателей города, но я почему-то всегда путаю двух герцогинь и двух графинь. Сотни лет назад, когда еще не было ни Жемчужины, ни Болота, ни Фермы, этот остров был разделен на два города: одним правили герцогини, другим – графини, и эти города вечно воевали друг против друга. Со временем была достигнута договоренность, и дочь герцогини вышла замуж за сына графини, которые и стали первыми Курфюрстом и Курфюрстиной. Два города объединились, и так возник Одинокий город, поделенный на пять округов с Жемчужиной в центре.

Кажется, Лили недавно упоминала о герцогине дома Озера в связи с каким-то скандалом, но я никогда не интересовалась сплетнями. Теперь я жалею об этом – надо было не закатывать глаза, а найти время и послушать Лили. Я была настолько настроена против королевских семей, что никогда даже не задумывалась о том, что в жизни с ними могут быть свои хорошие стороны. Но сейчас, когда я оглядываю свою комнату, мне впервые приходит в голову, что, возможно, в Жемчужине не так уж и плохо.

– Давай-ка поднимайся, – говорит фрейлина. – Сейчас придет Ее светлость.

Бабочки порхают у меня в животе.

Моя кровать просто необъятная, и выбираться с нее приходится буквально ползком. У меня вдруг возникает детское желание попрыгать на матрасе, но присутствие фрейлины сдерживает. Бархатистое изумрудное покрывало ласкает мои руки и колени, и, подползая к краю кровати, я откидываю прозрачный балдахин. Когда мои босые ноги тонут в густом ворсе ковра, я замечаю, что меня переодели. На мне белая шелковая ночная сорочка, но не такая, как в Южных Воротах, а расшитая зелеными и золотыми нитями. Фрейлина держит наготове пеньюар изумрудного цвета, и я проскальзываю в него. Теперь я гармонирую с цветом комнаты.

Моей комнаты.

Сердце трепещет от радостного волнения.

– Спасибо, – говорю я. – Как вас зовут?

– Кора, – отвечает она.

– А я…

– Ты – суррогат дома Озера, – перебивает меня Кора. – Вот и все.

Похоже, Люсьен не единственный, кому запрещено знать мое имя. Мне так и хочется выпалить его назло всем.

– Ты голодна? – спрашивает Кора, и я тотчас отвлекаюсь от своих мыслей, поскольку только теперь, когда она спросила, понимаю, что умираю с голоду. Она ведет меня к столику для завтрака, где уже выставлены большая тарелка с зеленым виноградом, треугольником мягкого сыра, несколькими кусочками хлеба и хрустальный стакан с водой. Я запихиваю в себя терпкие виноградины, щедро намазываю хлеб сыром и запиваю все это холодной водой.

– Как долго я спала? – спрашиваю я, глотая воду. Кора берет с туалетного столика расческу и начинает приводить в порядок мои кудри. – О, я сама могу это сделать.

Я тянусь к расческе, но она отталкивает мою руку.

– Ешь. Скоро придет герцогиня. Тебе понадобятся силы.

Чувство голода почему-то сразу пропадает. Я делаю глоток воды и отодвигаю тарелку.

– И, отвечая на твой вопрос, – говорит Кора. – Ты спала с тех пор, как покинула Аукцион. Сейчас шесть часов вечера.

Я не знаю, в котором часу покинула Аукцион, но, похоже, я проспала целый день.

– Ты поела? – спрашивает она.

– Да, – говорю я и добавляю: – Спасибо.

Кора выводит меня на середину комнаты; связка ключей бряцает на поясе при каждом ее шаге. Передо мной три двери – одна слева, две справа, и все они ведут, как я догадываюсь, в мои «покои».

– Когда придет герцогиня, держи глаза долу, если не будет других указаний. Обращайся к ней только: «моя госпожа». Это очень важно, ты понимаешь? – Я киваю. – Ее настроение непредсказуемо, поэтому советую больше помалкивать, хотя бы первое время.

Я слышу стук каблучков по полированному полу, и у меня перехватывает дыхание. Кора поспешно кладет расческу обратно на туалетный столик и встает позади меня.

Цоканье смолкает. Распахивается дверь справа от меня. Мужской голос объявляет:

– Ее королевская светлость, герцогиня дома Озера.

В сопровождении шестерых ратников герцогиня заходит в комнату. Я с нескрываемым изумлением разглядываю ее платье, расшитое серебром и жемчугом, забывая о том, что мне положено смотреть вниз. Спохватившись, опускаю взгляд на пальцы своих ног, каждый ноготок отполирован до блеска Люсьеном.

Хотя ее каблуки утопают в пушистом ковре, я чувствую, что герцогиня приближается ко мне, и вот уже вижу вышитый подол ее платья. Она останавливается. По коже бегут мурашки, и я пытаюсь побороть в себе желание поднять глаза. Рука тянется ко мне, и тонкий, но сильный палец приподнимает мой подбородок. Герцогиня смотрит мне в лицо.

Глаза Рейвен. Такой же миндалевидной формы. Да и кожа у нее карамельно-медового оттенка, как у Рейвен, хотя, может быть, чуть светлее. Но, пока она изучает меня, я вижу, что ее глаза совсем не такие, как у Рейвен – в них нет ни тепла, ни смешинки. Они жесткие и холодные, и всякое сходство с моей лучшей подругой в лице этой незнакомой женщины тает.

Она ниже меня ростом, ее черные волосы взбиты в высокую прическу и усыпаны бриллиантами. Она молчит. Ее оценивающий взгляд скользит по моей фигуре. Она двигается медленно, обходя меня по кругу, и я стараюсь не дергаться, хотя это очень трудно. Я вся как сжатая пружина и не знаю, хватит ли мне выдержки.

Она снова оказывается передо мной и долго смотрит мне в глаза.

А потом наотмашь бьет меня по лицу.

Боль такая, что искры сыплются из глаз. Я вскрикиваю и прижимаю ладонь к скуле, чувствуя, как горит кожа. Слезы затуманивают взгляд. Еще никто и никогда не поднимал на меня руку.

На мгновение я представляю, что даю ей сдачи. Моя свободная рука даже сжимается в кулак. Но у нее за спиной маячит свора ратников, и мне остается лишь смотреть ей в глаза, сжимая зубы так сильно, что сводит челюсть.

Герцогиня улыбается – тепло, что выглядит, по меньшей мере, странно после такой оплеухи.

– Мне бы очень не хотелось делать это впредь, – мурлычет она бархатным голосом. – Поэтому я надеюсь, что ты запомнишь, каково это.

Она усаживается в кресло. Ее тело так грациозно. Я не видела никого, кто бы двигался с такой элегантностью. Ратники обступают ее со всех сторон красным веером. Я замечаю, что у каждого на кителе приколот крошечный синий круг, перечеркнутый двумя трезубцами.

– Да, – бормочет герцогиня себе под нос. – Думаю, ты именно то, что я искала. Как, по-твоему, Кора?

– Время покажет, моя госпожа, – уклончиво отвечает Кора.

– Да… – Герцогиня проводит ухоженным пальцем по щеке. – Я ждала тебя, – говорит она, не сводя с меня темных глаз. – Целых девятнадцать лет. Ты появилась как нельзя более вовремя.

Я понятия не имею, о чем она говорит, и рада, что могу просто молчать.

– Мне сказали, что ты играешь на виолончели, – продолжает она.

Я все молчу, и ее лицо каменеет, поэтому я спешно выдавливаю из себя:

– Д-да. – Еле слышный вздох Коры напоминает мне, что нужно добавить: – Моя госпожа. – Эти слова оставляют горечь во рту. Моя щека пульсирует.

Теплая улыбка возвращается, и герцогиня изящно поднимается с кресла.

– Через час жду тебя за ужином. Моя личная фрейлина проследит за тем, чтобы ты была правильно одета. Не так ли, Кора?

– Да, моя госпожа, – отвечает Кора.

Шурша юбками, герцогиня идет к двери и останавливается у порога.

– У тебя действительно необыкновенные глаза, – говорит она. В ее лице какой-то проблеск, непонятный мне. Может быть, надежды? Но вот она уходит, ратники послушно следуют за ней.

Я чувствую, что у меня подкашиваются ноги, и в глазах снова щиплет от слез. Левая щека горит. Слегка пошатываясь, я делаю шаг, и сильные руки Коры подхватывают меня под локоть.

– Все хорошо, – говорит она.

Она ведет меня к одному из диванов и садится рядом со мной.

– Давай я взгляну, – говорит она, поворачивая к себе мое лицо. – Ничего страшного, справимся ледяной мазью.

Я смотрю на массивные люстры из кристаллов и изумрудов, переливающихся в лучах мягкого света. И эта красивая комната вдруг кажется мне холодной и враждебной.

Открывается дверь, и я слышу голос Коры.

– Подожди в гардеробной.

Я не знаю, к кому она обращается, и у меня даже нет сил посмотреть. Хлопают другие двери. Кора возвращается, у нее в руках светло-голубая баночка. Она откручивает крышку и наносит мазь на мою ноющую щеку. Снадобье приносит мгновенное облегчение, охлаждая кожу и притупляя боль в глазнице.

– Спасибо, – бормочу я.

– Ты очень хорошо держалась, – тихо произносит Кора.

– Почему она меня ударила? – спрашиваю я. Мой голос срывается, и слеза стекает вниз по щеке.

Кора нежно гладит мою здоровую щеку, вытирая слезы большим пальцем.

– Это не Болото, детка. Не я устанавливаю здесь порядки. Но правила есть правила. Теперь ты ее собственность. – Кора поджимает губы. – На самом деле она неплохая хозяйка. Бывает и хуже, поверь мне. Но ты сильная. Я это вижу. Ты справишься. – В ее глазах как будто поблескивают слезы, и она хмурит брови. – У тебя все будет хорошо… – Она лучезарно улыбается и встает, протягивая мне руку. – Может, начнем подготовку к ужину?

Я беру ее за руку, и она помогает мне подняться, но во мне уже поселился страх. Мне не понравилось выражение ее лица, когда она сказала, что все будет хорошо.

Моя туалетная комната вполовину меньше спальни, но все равно огромная.

Умывальник и унитаз сделаны из темно-синего камня, медная ванна на когтистых лапах занимает почти всю стену. Пушистые голубые полотенца висят на медных крючках, а под ногами у меня плюшевый коврик в ярко-синюю и голубую, цвета барвинка, полоску. Я не вижу крана в ванне, но, к моему удивлению и радости, Кора поднимает рычаг, и с потолка извергается настоящий водопад.

Завороженная зрелищем, я протягиваю руку, и горячая вода струится сквозь мои пальцы. Кора улыбается.

– Ты раньше никогда не принимала душ?

Я качаю головой.

– Только ванну.

– Что ж, можешь побаловать себя. Только не увлекайся. У нас не так много времени, всего час. – Она усаживается в мягкое голубое кресло в углу ванной.

– А ты… – Я сильнее запахиваю пеньюар. – Ты останешься здесь?

– Не смущайся, детка. Нет ничего такого, чем меня можно было бы удивить. – Видя, что я не двигаюсь с места, она вздыхает и прикрывает глаза рукой. – Когда встанешь под душ, задерни шторку.

Я раздеваюсь и ступаю в ванну. Пар обволакивает мою кожу, распрямляя остатки кудрей, завитых Люсьеном. Я задергиваю занавеску, такую же полосатую, в тон коврика. И подставляю свое тело водопаду.

Я в эйфории.

Вода льется на голову, попадает в рот, струится по моим плечам, расслабляя мышцы спины и ног. Я невольно вздыхаю.

Слышно, как смеется Кора за занавеской.

– Нравится?

Я снова и снова прочесываю пальцами пряди волос, с наслаждением растираю кожу головы. Медная полочка уставлена мылом, лосьонами и шампунями, и не могу удержаться от того, чтобы не испробовать их все, и постепенно комнату наполняют ароматы лаванды, фрезии, розовой воды, мяты и арбуза.

– Ну, все, довольно, – говорит Кора, хотя я могла бы стоять под этим душем весь вечер. Герцогиня и ее пощечина теперь уже далекие воспоминания.

– Как это выключить? – спрашиваю я.

– Просто потяни рычаг вниз.

Водопад останавливается так же быстро, как и начался, и меня бьет дрожь. Из-за занавески мне протягивают полотенце. Я быстро вытираюсь, кутаюсь в полотенце и отдергиваю занавеску. У Коры в руках полотенце поменьше, которым она накрывает мои мокрые волосы. Я следую за ней в гардеробную. Стены обиты шелками сливочных и персиковых оттенков; здесь такое же трехстворчатое зеркало, как в моей подготовительной комнате, и туалетный столик с косметикой.

У столика меня ждет девушка, примерно моего возраста, в таком же платье, как у Коры, с высоким кружевным воротником, но голова у нее не обрита и хохолка тоже нет – ее крашеные волосы цвета меди уложены в пучок на макушке. Вместо связки ключей у нее на поясе черная прямоугольная пластинка на тонкой золотой цепочке. Она держит в руках платье, похожее по стилю на то, в котором я была на Аукционе, но сшитое из более тонкой, слегка мерцающей ткани.

– Это Аннабель, – говорит Кора, и девушка делает реверанс. – Она будет твоей фрейлиной.

– О. – Я и не думала, что мне полагается фрейлина. – Здравствуй.

Аннабель заливается румянцем, но не произносит ни слова.

Кора усаживает меня за туалетный столик, и Аннабель вешает платье возле зеркала. Затем они обе берутся за работу – расчесывают мои мокрые волосы, с пудрами, кремами и блесками колдуют над моим лицом, придают ногтям еще более совершенный овал. Аннабель все время молчит, а Кора открывает рот, только чтобы дать ей какие-то наставления.

Я наблюдаю за девушкой в зеркале, и она выглядит куда более миниатюрной и юной, чем мне запомнилось.

8

– Пора идти, – говорит Кора.

Аннабель втирает капельку душистого масла в мои запястья и поправляет волосы, рассыпанные по плечам.

– Спасибо, – говорю я, и она застенчиво улыбается.

Кора провожает меня в обеденный зал. Мы спускаемся по небольшой лестнице к двери, которая открывается в коридор, украшенный картинами из цветов. Сворачивая, мы попадаем в галерею с портретами в массивных золотых рамах – мне кажется, что они провожают меня взглядами, – а затем снова спускаемся по лестнице с простым ковровым покрытием. Мы проходим мимо зала с мраморными статуями, но я не успеваю их рассмотреть, потому что мое внимание отвлекается на холл со стеклянным потолком и искрящимся фонтаном в центре. Из холла мы попадаем в другой коридор. Я уже готова спросить у Коры, долго ли нам еще идти, когда она останавливается у двери с серебряной ручкой.

Она в последний раз окидывает меня оценивающим взглядом, разглаживает несуществующие морщинки на моем платье, после чего пропускает меня в небольшой кабинет, похожий на библиотеку. В камине потрескивает огонь. Герцогиня сидит в кресле перед камином, потягивая янтарный напиток из хрустального бокала. На ней бледно-голубое платье из мерцающей ткани, и кажется, будто дрожит вода, вплетенная в шелк. Когда я вхожу, она поднимает глаза и улыбается.

– Добрый вечер.

– Добрый вечер, моя госпожа.

Она встает и подходит ко мне. Я инстинктивно напрягаюсь. Ее улыбка становится шире.

– Нет, я не ударю тебя снова. – Она протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. Ее кисть прохладная и сухая. Я снова замечаю странное выражение ее лица, в котором сквозит надежда. – По прошлому опыту я знаю, что лучше начинать с кнута, а не с пряника. Мне ведь не нужен еще один Гарнет, верно, Кора?

– Верно, моя госпожа, – подтверждает Кора.

– Я тогда была рабой моды, – произносит герцогиня со вздохом. – Больше я такой ошибки не повторю.

Открывается другая дверь, и входит старик в полосатых брюках и черном фраке. Я слышу тихий гул голосов, доносящийся из комнаты за его спиной.

– Все ваши гости здесь, моя госпожа, – говорит он сиплым голосом. – Курфюрстина наконец пожаловала.

– Спасибо, Джеймс, – говорит герцогиня. – Я скоро выйду к ним.

Старик снова кланяется и закрывает за собой дверь.

– Этот ужин – дань традиции. – Герцогиня поворачивается ко мне. – В этот вечер такие ужины устраивают во всех домах Жемчужины и Банка. Для самых близких друзей, – ее рот кривится, когда она произносит эти слова, – и вновь приобретенных суррогатов. Так что мы можем увидеть, кто кого купил. – Она делает паузу и проходит мимо меня, чтобы поставить бокал на низкий столик. Когда она поворачивается, ее глаза полыхают черным огнем. – Тебе запрещено разговаривать. Ты не можешь съесть больше от каждого блюда, чем я. И ты не должна общаться с другими суррогатами. Это понятно?

Я сглатываю.

– Да, моя госпожа.

Неестественно теплая улыбка возвращается на ее лицо.

– Хорошо. Докажи, что тебе можно доверять, и будешь вознаграждена. Нарушишь любое из этих правил, и я буду очень разочарована. Не думаю, что тебе захочется стать жертвой моего разочарования.

Холодок пробегает по моей коже, так что даже волоски на руках встают дыбом.

– А теперь, – радостно объявляет герцогиня, – поприветствуем наших гостей.

Кора открывает дверь, за которой исчез старик Джеймс, и я следую за герцогиней в столовую.

Огромный зал, похожий на пещеру, утопает в свечах. Они расставлены повсюду, а под потолком полыхает огнями и сочится воском массивная люстра. Канделябры стоят рядами и на дубовом обеденном столе. Свет отражается от стен, оклеенных темно-бордовыми обоями, и мебели из темного дерева, отполированной до ярчайшего блеска. Витиеватые цветочные композиции, разбросанные между свечами, выделяют легкий, приятный аромат. Но все это я замечаю только боковым зрением. Мое внимание приковано к лицу Рейвен.

Рейвен!

Невероятным усилием воли я сдерживаю порыв броситься к ней через всю комнату и крепко обнять. Она одета в платье-кимоно, похожее на то, в котором я видела ее в последний раз, но макияж и прическа гораздо более сдержанные, и она по-настоящему красива. Мне становится нехорошо, когда я вижу, кто стоит рядом с ней. Это мясистая женщина с Аукциона, та самая, с жестокими глазами. Ее необъятная фигура обтянута темно-серым платьем, каштановые волосы уложены в пучок нелепой квадратной формы. Она увлечена беседой с миниатюрной дамой, и, когда они обе поворачиваются к нам, я вижу, что это Курфюрстина. Она выглядит на удивление молодо, а ее платье поражает ярким, почти вызывающим, оттенком розового.

И у нее за спиной стоит – такая маленькая, что ее едва видно, – Далия.

Она уже не та, что была в комнате ожидания. Золотистое платье сложной драпировкой обвивает ее худенькую фигурку, ярко-рыжие локоны уложены в высокую прическу. Все это ей совсем не идет, и она выглядит старше своих лет, напоминая девочку, нарядившуюся в мамино платье. Мне почему-то кажется, что в простеньком сарафане она была гораздо милее.

– Добрый вечер, дамы. – Герцогиня просит внимания. Нас пять пар, включая и меня с герцогиней. Среди суррогатов я узнаю «львицу» и «торт-мороженое».

Тяжело смотреть на девочек. Очевидно, всем нам даны одни и те же инструкции – никакого общения друг с другом, – и мы пытаемся их соблюдать, правда, не совсем успешно. Я не могу скрыть улыбку, переглядываясь с Рейвен, а она не скрывает разочарования от невозможности поговорить со мной. Далия смотрит на меня с надеждой и волнением. Львица косится на нас с подозрением.

– Ваша королевская милость, – обращается герцогиня к Курфюрстине, – для меня большая честь, что вы решили посетить мой скромный ужин. Я знаю, у вас было много приглашений.

С этими словами герцогиня делает низкий реверанс. Другие дамы следуют ее примеру, опускаясь чуть ли не до самого пола, утопая в своих пышных юбках. С некоторым опозданием, мы тоже приседаем. Но только «львица» и «торт-мороженое» делают реверанс по правилам. Я никогда не преуспевала в этикете и сейчас слегка покачиваюсь, но все равно я само изящество в сравнении с Рейвен. Наблюдая за выражением ее лица, когда она пытается присесть в своем кимоно, я корчусь от смеха. Приходится до боли закусить губу, чтобы не расхохотаться вслух.

– Мне очень приятно, – отвечает Курфюрстина. Голос у нее такой же детский, как и личико. – Я не могла пропустить ужин с дамами из четырех старейших домов. Может быть, пройдем к столу?

Недовольство вспыхивает на лице герцогини, но его тут же сменяет маска радушия.

– Конечно, – говорит она, жестом приглашая всех сесть. Стулья расставлены парами, в которых один большой, с изогнутыми деревянными подлокотниками, а другой – обычный, с прямой спинкой. Лакеи, все это время стоявшие молчаливыми статуями вдоль стен, оживают и торопятся отодвинуть дамам стулья. Я сажусь и с ужасом оглядываю многочисленные столовые приборы, выложенные у моей тарелки; я, конечно, учила, для чего предназначена та или иная вилка и ложка, но сейчас все вылетело из головы, и я не могу вспомнить, что к чему. Я перевожу взгляд на Рейвен, которая, кажется, озадачена не меньше моего.

Отвлекаясь от приборов, я изучаю женщин… хозяек четырех домов-основателей. Эти дамы – потомки семей, которые основали Одинокий город. Совершенно очевидно, что одна из них – герцогиня дома Озера. Я помню, что символом еще одного дома был цветок.

– Должна признаться, Пёрл, я удивлена, что мы вообще здесь собрались, – говорит герцогине хозяйка Рейвен. – Когда в последний раз ты покупала суррогата?

Герцогиня отвечает с ядовитой улыбкой.

– Да будет тебе, Эбони, не делай вид, будто сама не знаешь ответа на этот вопрос.

– Не с тех ли пор, как родился ваш сын, Пёрл? – встревает Курфюрстина. – Девятнадцать лет – слишком долгий срок ожидания. Я восхищаюсь вашим терпением!

– Благодарю вас, Ваша светлость, – отвечает герцогиня.

Подают закуски – салат из зелени, редиса, груши и спаржи со сливочным соусом. Так вкусно, что мне хочется разом все проглотить, но герцогиня лишь ковыряет салат вилкой и отодвигает свою тарелку. Я долго смакую послевкусие острого соуса и сладкой груши, после того как у меня тоже забирают тарелку.

– Скажите, Александрит, – обращается Курфюрстина к хозяйке «торта-мороженого», когда приносят вторую смену блюд – жареную утку с цикорием и инжиром, – как вам понравился Аукцион? Я знаю, вы там были впервые.

– О, это было восхитительно. – Дама в шелковом платье цвета бронзы заходится от восторга. Она смуглая и молодая, почти ровесница Курфюрстины. Я вспоминаю ее – это она поднимала бронзовые весы. – Герцог дома Весов был так рад, что я вернулась домой со столь впечатляющим суррогатом. Он уверен, что наша дочь будет идеальной.

Герцогиня дома Озера, герцогиня дома Весов… стало быть, остаются две графини. Мой взгляд мечется между хозяйкой Рейвен и хозяйкой «львицы», самой старой за этим столом, женщиной с морщинистой кожей и седой как лунь. На ней красное платье с длинными, по локоть, перчатками. И тут я вспоминаю, что это она торговалась за меня с Курфюрстиной. Графиня дома Роз.

– Похоже, все, кто может, получат дочку в этом году! – восклицает Курфюрстина.

– Несомненно, недавнее рождение вашего сына вдохновило дам из Жемчужины, – с иронией замечает герцогиня.

Курфюрстина смеется.

– Ах, да, полагаю, так оно и есть. И Курфюрст желает обручить маленького Ларимара как можно скорее.

– Он должен это сделать, Ваша светлость, – произносит герцогиня, и в ее голосе звучат нотки снисходительности. – Как только он объявит своего сына наследником престола, – а мы все ожидаем, что это произойдет на королевском балу, – мальчик должен быть помолвлен в течение года. Таков закон.

– Я хорошо знаю законы этого города, – резко отвечает Курфюрстина.

– И все-таки вы купили суррогата, – замечает графиня дома Роз. – Почему вы так торопитесь обзавестись дочерью?

– Как вам сказать, – отвечает Курфюрстина. – Мой муж хочет видеть продолжение своего рода через сына, но я всегда мечтала, чтобы после моего ухода городом правила моя дочь. Мне кажется, женщина более чувствительна к нуждам своего народа. И я бы хотела осчастливить какого-нибудь юношу из Банка, как в свое время это произошло со мной, когда меня выбрал наш любимый Курфюрст. Я думаю, это справедливо – отблагодарить округ, который меня воспитал. Разве вы не согласны, Пёрл?

Ее слова, похоже, не по душе особам королевских кровей. Герцогиня дома Озера так крепко сжимает вилку, что ее карамельная кожа белеет на костяшках пальцев.

– Как Вашей светлости угодно. – Она обращается к хозяйке Рейвен. – А ты что скажешь, Эбони? Будет ли дом Камня праздновать рождение дочери, как и все? Или мы опять увидим тебя на Аукционе в следующем году?

Графиня дома Камня. Вот, значит, как. Озеро, Роза, Весы, Камень. Лили гордилась бы такими хозяйками. А вот Рейвен, я уверена, все это безразлично. Графиня дома Камня закидывает в рот финик и медленно жует.

– О, да, думаю, я начну с дочери, – говорит она. – С мальчиками столько проблем, вы не находите?

Щеки герцогини вспыхивают пунцовым пламенем, а глаза становятся узкими щелками.

Курфюрстина хихикает.

– Да, кстати, а как там Гарнет? – спрашивает она. – Надеюсь, все неприятности позади?

– Сейчас он в своей комнате, Ваша светлость. Занимается.

Внезапно двери столовой распахиваются, и в зал вваливается молодой человек. С двенадцати лет я не видела ни одного мальчишки, кроме Охра, но он не в счет. Этот парень… красавец. Его светлые волосы зачесаны назад, лишь несколько упрямых завитков выбиваются и падают на лоб. Он высокий, широкоплечий, и его белая рубашка наполовину расстегнута, открывая грудь. Мои щеки пылают, но я не могу отвести от него взгляд. В одной руке он сжимает пустой хрустальный бокал.

– Мама! – кричит он, поднимая бокал, как будто собирается произнести тост в честь герцогини дома Озера. И это – сын герцогини? Он совсем на нее не похож. Его слегка затуманенный взгляд скользит по комнате. – Прошу прощения, дамы. Не знал, что сегодня званый ужин. – Его ярко-голубые глаза останавливаются на мне, и, кажется, что-то щелкает у него в голове. – Ах, да. Аукцион.

Курфюрстина и герцогиня дома Весов хохочут до слез, утыкаясь в свои салфетки. Довольная улыбка разливается по пухлому лицу графини дома Камня. Графиня дома Розы изображает вежливое смущение.

– Гарнет, мой дорогой, – говорит герцогиня, и в ее голосе проскальзывают стальные нотки. – Что ты делаешь?

– О, не обращайте на меня внимания, – отмахивается он. – Просто хотел пополнить запас горючего.

Пошатываясь, он идет к боковому столику, откупоривает бутылку из темного стекла и наполняет свой бокал. Герцогиня тотчас вскакивает из-за стола.

– Прошу прощения, я вас оставлю на минутку? – говорит она гостьям и, подбегая к Гарнету, хватает его за руку. Я слышу, как он бормочет что-то, когда она выводит его из столовой.

– Вот почему, милые дамы, я полагаю, что этим городом должна править женщина! – восклицает Курфюрстина. Герцогиня дома Весов и графиня дома Камня хохочут.

На мгновение мы с Рейвен встречаемся глазами. Она поднимает бровь, как бы говоря: «Что это с ними?» Я плотно сжимаю губы, сдерживая улыбку, и еле заметно киваю головой.

– Но это решать не вам, – встревает графиня дома Розы. Она единственная, кого не забавляет странная выходка Гарнета. – Выбор за Курфюрстом, поскольку он глава рода. – Она кладет в рот кусочек цикория. – Конечно, вы недавно в королевском дворце. И вам, возможно, не были должным образом разъяснены тонкости престолонаследия.

Курфюрстина застывает.

– Очевидно, что в вашей спальне, Аметрин, уже давно забыли об удовольствиях, но смею напомнить, что нет более мощного орудия убеждения, чем женское тело. Я вполне способна изменить мнение моего мужа.

Я краснею от того, какой оборот принимает разговор. Лакеи меняют тарелки, и я, пользуясь отсутствием герцогини, запихиваю в рот несколько кусочков утки.

– Я не хотела никого оскорбить, Ваша светлость, – говорит графиня дома Розы. – Но помните, что суррогатное материнство имеет свои особенности. Никогда не знаешь точно, что получишь. И никакие заклинания тут не помогут. Возможно, в конечном итоге вы предпочтете, чтобы ваш сын наследовал трон.

– Сомневаюсь, – отвечает Курфюрстина. Она подзывает одного из лакеев. – Позови Люсьена. Быстро.

Я напрягаю слух и выпрямляюсь на стуле.

Слуги подают следующее блюдо – это копченый лосось с каперсами и цукатами из лимона. Герцогиня возвращается.

– Мои извинения, Ваша светлость. – Она делает низкий реверанс.

– О, не надо извиняться. Это было довольно забавно, – говорит Курфюрстина. – Признаюсь, ужины в королевском дворце безнадежно скучны.

Графиня дома Камня кривит рот в неприятной ухмылке. Я делаю глоток вина и дожидаюсь, пока герцогиня займет свое место. Я умираю с голоду и надеюсь, что лосось ей понравится больше, чем другие блюда, и мне удастся хоть что-нибудь съесть.

Но тут я вижу белое платье и хохолок на макушке, и мое сердце заходится от радости. Люсьен вплывает в комнату, держа в руках грецкий орех и серебряную чашу.

– Спасибо, Люсьен, – говорит Курфюрстина. – Подожди здесь.

– Конечно, моя госпожа. – Люсьен кладет на стол орех и чашу и отступает к стене. Я вижу страх в широко раскрытых глазах Далии, которая с мольбой смотрит то на чашу, то на свою хозяйку. Я задерживаю дыхание, пытаясь разгадать замысел Курфюрстины. Я вижу, что и Рейвен недоумевает. «Торт-мороженое» и «львица» наблюдают с интересом.

– Она показала мне великолепный трюк, – говорит Курфюрстина и поворачивается к Далии. – Давай.

У Далии дрожит нижняя губа, когда она берет орех в свою маленькую ручку. Ничего не происходит. Взгляд Курфюрстины становится тяжелым.

– Давай, – повторяет она, уже более резким тоном.

Пальцы Далии смыкаются вокруг ореха, и, когда она открывает ладонь, он выглядит полупрозрачным, как темное стекло. Далия применяет второе Заклинание, на форму. Она сдвигает брови, сосредоточиваясь, и вдруг орех покрывается рябью, дрожит и вытягивается, словно обретая жидкую форму.