Текст книги "Присутствие [духа]. Как направить силы своей личности на достижение успеха"

3
Перестать проповедовать и начать слушать: присутствие порождает присутствие

Когда мы позволяем сиять своему внутреннему свету, мы… даем другим людям разрешение на то же самое. По мере того как мы освобождаемся от собственного страха, наше присутствие автоматически раскрепощает других.

Марианна Уильямсон

Весенним вечером 1992 г. в Бостоне в небольшой церкви собрались священнослужители. Они пришли, чтобы обсудить, как реагировать на пугающий скачок преступности, в том числе убийств, связанных с молодежными бандами, – за истекший год было убито 73 молодых человека, в 2,3 раза больше, чем всего лишь три года назад. Люди были вне себя от отчаяния. Они жили в страхе потерять своих детей на войне, открыто бушующей в городе. Они перепробовали все – кружки и секции после школы, охрану детей силами родителей, дополнительные полицейские патрули, но ничто не помогло остановить кровопролитие. За неделю до собрания в этой же церкви проводились похороны убитого подростка. На похороны ворвались четырнадцать членов банды и нанесли одному юноше девять ударов ножом.

На собрании присутствовал и молодой баптистский священник, преподобный Джеффри Браун. Он недавно приехал в город и был еще не очень хорошо знаком с его проблемами. Сын армейского офицера, Браун родился на Аляске и все детство переезжал с одной военной базы на другую. Затем он учился в колледже в Центральной Пенсильвании, а потом – в духовной семинарии в Бостоне. Сейчас он в числе трехсот священнослужителей пришел на собрание, поскольку его конгрегация, как и большая часть города, тоже страдала от всплеска преступности. Но Браун ничего не знал о бандах, преступности и питающих ее факторах.

Я расскажу о происшедшем собственными словами Брауна.

«Случилось то, что всегда случается, когда собирается полный зал проповедников. Они начали говорить. Потом они договорились в следующий вторник провести еще одно собрание, и через неделю – еще одно… На собрания приходили представители общества – учителя, родители, полицейские, – чтобы обсудить происходящее. Через два месяца они решили разбиться на комитеты! И я понял, что это конец, – если мы от бессилия разбиваемся на комитеты, значит, пора пробовать что-нибудь другое.

И вот Юджин – преподобный Юджин Риверс – сказал: “Вы знаете, кого мы еще не заслушали? Мы не пригласили сюда ни единого представителя молодежи, чтобы поговорить о том, что происходит”. И все подтвердили: “Отлично, Юджин, мы назначаем тебя главой комитета по связям с улицей”. Они хотели смутить Юджина, но тот не смутился. Он сказал: “Согласен, собираемся в эту пятницу у меня дома”. В ту пятницу к нему пришли тринадцать человек. Юджин жил у Четырех Углов – в то время там была горячая точка преступности, самый опасный район города. Мы пришли, и Юджин сказал: “Отлично, пошли!” – “Куда?” – удивились мы. “На улицу!” – сказал он».

Как раз на улицу Джеффри Браун и не особенно стремился. В колледже он изучал вопросы коммуникации, а став священником, наметил себе цель – место пастора в мегахраме, в большой пригородной конгрегации, какие тогда начали появляться по всей стране, проповедуя евангелие материального успеха и процветания. Если бы за пару лет до того Джеффри спросили, каковы его устремления, он сказал бы, что хочет церковь с тысячами прихожан, свою собственную телепрограмму для проповедей и т.д. Войны между бандами в гетто как-то не укладывались в эту картину.

Конечно, по воскресеньям, читая проповеди, он должен был что-то говорить о происходящем. «Я выходил на амвон и произносил проповедь против насилия, – рассказывал он, – а потом, по окончании службы, садился в машину и уезжал в свой уютный домик в хорошем районе».

Но кровопролитие не прекращалось, и отчаяние подступало все ближе. Джеффри все чаще приходилось хоронить мальчишек шестнадцати-семнадцати лет. В надгробных речах он пытался сказать что-то осмысленное, такое, что изменило бы ситуацию. «В семинарии нас этому не учили. Конечно, у нас был курс по работе с умирающими и смертью, нам объясняли значение ритуалов. Что сказать, чтобы утешить скорбящих. Но, когда совсем молодой человек погибает от пули, у тебя просто не находится слов. И последствия травмы нарастают как снежный ком – это понимаешь, когда видишь юношей, у которых убили уже нескольких друзей и близких. Меня сильно выбивали из колеи попытки говорить с этими молодыми людьми, наладить какой-то контакт с ними. У меня просто ничего не получалось. Они не слышали ни слова из моей речи. Некоторые вообще были словно где-то далеко. Они еще не пришли в себя после случившегося. А другие были полны гнева, и видно было, что они копят этот гнев, потому что собираются отомстить».

Другие священники – коллеги и приятели – часто обращались к Джеффри за помощью: он был молод, немногим старше преступников и жертв насилия, опустошавшего город. Неужели он не может как-то подружиться с этими ребятами? Достучаться до них? «Но я не мог, – рассказывал он. – Для меня все происходящее было так же дико и чуждо, как и для моих друзей».

Примерно в это время Джеффри начал сниться сон. Во сне он находился в церкви и ему являлся Иисус – в оранжевом костюме, красной рубашке и фиолетовом галстуке. Иисус показывал Джеффри свой роскошный рабочий кабинет, потом сажал в большой «мерседес-бенц» и вез в шикарный особняк. А затем поворачивался к Джеффри и спрашивал: «Ну, что скажешь?» Джеффри отвечал: «Вот это богатство». И тогда Иисус смотрел на него и говорил: «Разве это – я?» И тут Джеффри просыпался.

«Этот сон повторялся несколько раз, – рассказывал мне Джеффри. – И я подумал: “тут что-то кроется”. Я знал, что мой сон – послание, знак, что мы идем не в ту сторону. Но эта мысль меня пугала, потому что я просто не знал, как наладить связь. Я сам не понимал, что делаю».

Джеффри понял, что нужно приложить больше усилий к решению проблемы преступности. Он начал проводить у себя в церкви новую программу, направленную на помощь неблагополучной молодежи. «Однажды я даже попытался произнести рэп-проповедь», – хихикнул он. (После этого один молодой прихожанин по-дружески намекнул Джеффри, что больше так делать не стоит.) Джеффри встречался с учениками старших классов местной школы, но члены банд и торговцы крэком в школу не ходили, поэтому с ними ему встретиться не удалось. Что делать дальше, он не знал.

Незадолго до первого собрания священнослужителей юношу по имени Джесс Маккай убили на улице рядом с церковью, где служил Джеффри. Джессу был двадцать один год. Члены молодежной банды хотели отобрать у него кожаную куртку. Он стал сопротивляться, они шесть раз ударили его ножом, сняли с него куртку и ушли. Джесс истек кровью в нескольких метрах от церкви.

«Я никогда не встречал Джесса, – рассказывал Джеффри. – Я впервые увидел его родителей на поминальной службе; думаю, меня позвали, потому что я был молод и известен своей работой с молодежью и все такое. И они сказали: “Не могли бы вы прийти и провести молитвенное бдение при свечах?” И я ответил: “Конечно”, но ужасно нервничал».

До этого Джеффри думал, что знает более или менее всех в своем районе, но, стоя на пронизывающем ветру и возглавляя молитвенное бдение, понял, что его окружают совершенно незнакомые люди – хотя многие из них обитали в квартале социального жилья всего лишь через улицу от дома Джеффри. «Потом я пошел обратно в дом [родителей Джесса], и они стали говорить о нем и вспоминать его, и при этом собралось много народу с района. Я просто считал минуты, когда уже можно будет оттуда сбежать».

Но то, что случилось потом, очень удивило Джеффри. Люди начали подходить к нему, пожимать ему руку и благодарить, «хотя я ведь совершенно ничего не сделал, только молился. Я не проводил для них никаких программ, не оказал им никакой услуги, я просто молился и присутствовал, а они стали пожимать мне руку». Это никак не шло у него из головы. Он думал о событиях вечера в машине на пути домой и продолжал думать, ложась в постель, и одна мысль все время всплывала у него в голове: «То, что я сделал сегодня, было настоящим служением».

Скоро полиция задержала троих из тех, кто убил Джесса. Убийцам было по двадцати с небольшим – всего на несколько лет моложе Джеффри. «И я недоумевал: они полные отморозки, бандиты, но они же одних лет со мной, так почему мы с ними думаем настолько по-разному? Я чернокожий, и они чернокожие; я живу в городе, и они живут в городе; и, вы знаете, я не мог этого понять. И это не шло у меня из головы. И мне вообще не с кем было посоветоваться, потому что я пытался говорить кое с кем из коллег, но они все только и думали, как бы построить себе мегахрам. Они: “Сколько прихожан у тебя прибавилось за эту неделю?” – а я: “Кого это волнует? Парня убили! Нужно что-то делать!”»

Убийство Джесса стало поворотной точкой для Джеффри. Он понял, почему все его попытки оказались тщетными – в чем была загвоздка, противоречие. «Там были эти подростковые банды, и я в них видел чужаков. А ведь я пытался строить конгрегацию, общину. Но я не допускал этих людей, исключал их из своего определения общины. И тогда я сказал себе: “Если хочешь строить общину, строй ее вместе со всеми, а значит – и с теми, кого другие не хотят допускать в общину, то есть с этими парнями”».

В ту пятницу после собрания священнослужителей Джеффри явился к преподобному Юджину Риверсу, потому что знал: глава «уличного комитета» прав. Пора искать решение на улице.

«И мы пошли, – вспоминал Джеффри. – Мы ходили по улицам с десяти вечера до двух часов ночи. И вокруг все время происходила какая-то движуха». Во вторую пятницу к Риверсу явилось меньше половины из первоначальных тринадцати человек. Скоро их осталось всего четверо – Джеффри, Юджин и двое других. Но эти четверо были полны решимости. «Я знал, что нужно ходить по улицам и говорить с пацанами – что это ключ к чему-то. Но я не знал к чему».

Прийти и присутствовать

Джеффри и другим священникам нужно было немалое мужество, чтобы ночь за ночью выходить на улицу – незваными, ничем не защищенными. И, как можно догадаться, их встретили отнюдь не ласково. Но они продолжали ходить и вскоре не только наладили контакт с ребятами из района, но и нашли способ сотрудничать с ними, чтобы радикально снизить молодежную преступность в Бостоне.

Присутствие в отношениях с другими первым делом означает, что нужно физически прийти. До тех пор никто не пытался прийти к молодым людям из неблагополучных бостонских кварталов и разговаривать с ними на их территории. Более конкретно, присутствие имеет отношение к тому, как мы приходим – как именно строим мост к людям, с которыми хотим наладить контакт и на которых хотим повлиять.

Джеффри знал, что находится в самом опасном районе Бостона в неблагоприятный момент. Молодые люди, которых он там встречал, были закоренелыми преступниками, во всяком случае, с виду – более отпетых бандитов трудно было себе вообразить. Повинуясь первому побуждению, Джеффри мог бы прикинуться максимально жестким – показать этим ребятам, что он не хуже, не слабее их. Конечно, то был бы самый неудачный ход из всех возможных. Эти ребята всю жизнь противостояли чужой жесткости. Жесткостью их было не удивить.

Джеффри и его спутники повели себя прямо противоположным образом. Они реагировали на жесткость мягкостью, добротой и искренним интересом к чувствам и мыслям «пацанов с района». Те были в шоке – они ожидали чего угодно, но не этого. Они были ошарашены. А Джеффри знал, что поначалу может показаться слабаком. Он был готов пойти на такой риск. Он знал, что именно этой стратегии никто еще не пробовал – вдруг да сработает?

Возможно, вы подумаете: «Ну конечно, прийти к людям с добротой, открытостью и желанием узнать об их жизни – это и есть лучшая стратегия, без вопросов». Но люди удивительно часто выбирают противоположный вариант – демонстрацию собственной силы и власти. Мы с психологами Сьюзан Фиске и Питером Гликом уже пятнадцать лет изучаем то, как люди оценивают друг друга при первой встрече. Исследования проводились в трех десятках стран, но везде проявляются одни и те же закономерности[68]68
  Работы моих и других исследователей по поводу нашего восприятия тепла и компетентности: Cuddy A. J. C., Fiske S. T. & Glick P. (2008). Warmth and competence as universal dimensions of social perception: The Stereotype Content Model and the BIAS Map. In M. P. Zanna (Ed.), Advances in experimental social psychology, Vol. 40 (p. 61–149). Waltham, MA: Academic Press; Cuddy A. J. C., Fiske S. T. & Glick P. (2007). The BIAS Map: Behaviors from intergroup affect and stereotypes. Journal of Personality and Social Psychology, 92, 631–648; Cuddy A. J. C., Glick P. & Beninger A. (2011). The dynamics of warmth and competence judgments, and their outcomes in organizations. Research in Organizational Behavior, 31, 73–98; Fiske S. T., Cuddy A. J. C. & Glick P. (2007). Universal dimensions of social cognition: Warmth, then competence. Trends in Cognitive Sciences, 11, 77–83.


[Закрыть].

Встретив незнакомца, мы быстро отвечаем для себя на два вопроса: «Можно ли доверять этому человеку?» и «Можно ли уважать этого человека?». Мы с коллегами в рамках исследований определили эти качества как «теплота» и «компетентность» соответственно.

Обычно каждый новый знакомый кажется нам скорее теплым, чем компетентным, или скорее компетентным, чем теплым, – мы никогда не думаем, что он может быть наделен обоими качествами в равной мере. Мы любим все делить на четкие категории – таково уж предвзятое восприятие, свойственное человеку. Поэтому всех встреченных людей мы относим к одному из типов. Тициана Кашьяро, исследователь организационного поведения, называет эти типы «милый дурачок» и «умная сволочь»[69]69
  Casciaro T. & Lobo M. S. (2005). Competent jerks, lovable fools, and the formation of social networks. Harvard Business Review, 83, 92–99.


[Закрыть].

Реже мы классифицируем людей как некомпетентных и холодных («не только дурак, но еще и козел») или теплых и компетентных («просто звезда»). Последний квадрант – «золотой»: когда на вас направлено доверие и уважение других людей, это помогает эффективно взаимодействовать и выполнять нужные задачи.

Но мы ценим эти две черты – теплоту и компетентность – неодинаково. Сначала мы оцениваем, насколько человек «теплый», то есть насколько можно ему доверять. Эта характеристика для нас более важна. Оскар Ибарра и его коллеги, например, обнаружили, что люди воспринимают и обрабатывают слова, относящиеся к теплоте и моральным качествам («дружелюбный», «честный» и т.п.), быстрее, чем слова, описывающие компетентность («творческий», «умелый» и т.д.)[70]70
  Ybarra O., Chan E. & Park D. (2001). Young and old adults’ concerns about morality and competence. Motivation and Emotion, 25, 85–100.


[Закрыть].

Почему для нас теплота важнее компетентности? Потому что с эволюционной точки зрения нам важнее знать, заслуживает ли доверия новый знакомый. Если нет, то лучше его сторониться, потому что он потенциально опасен, тем более если компетентен. Мы ценим умелых и способных людей, особенно в ситуации, когда их умения нужны, но лишь после того, как оценим, насколько им можно доверять.

Вспоминая первую пятничную ночь, когда священники и бандиты кружили на расстоянии, одинаково подозрительно рассматривая друг друга, Джеффри сказал:

– Мы понимали, что, пока ходим, они к нам приглядываются. А они хотели кое в чем убедиться. Во-первых, что мы не отступимся – будем и дальше так приходить. А во-вторых, что мы пришли не для того, чтобы их как-то использовать.

Чужаки, что явились в неблагополучные кварталы с громкими словами типа «отвоюем улицы у преступности», вполне могли прихватить с собой кинокамеру, репортера или просто раздутое чувство собственной важности. Молодые люди, продолжал Джеффри, пытались понять, что это – очередное громкое начинание напоказ, которое мы делаем для себя, а не для них? Прежде всякого диалога – прежде, чем стороны могли начать присутствовать друг для друга, – им нужно было установить взаимное доверие.

Решив, что доверяют пришельцам, члены банды стали оценивать их силу.

«Они хотели знать: “Справитесь ли вы с тем, что тут происходит?” Беседа вначале была пугающей – эти молодые люди разговаривали агрессивно, заняв оборонительную позицию, и нам нужно было как-то перебраться на другой берег. Причем сохраняя открытость». Принимая во внимание все, о чем мы говорили раньше, есть одна странность: когда я спрашиваю людей – студентов, друзей, менеджеров, художников, – как они предпочитают выглядеть в чужих глазах, теплыми или компетентными, большинство выбирает компетентность. Это вполне объяснимо и происходит по двум причинам. Прежде всего компетентность легче измерить конкретными, практическими методами – о ней можно написать в резюме, она проявляется в послужном списке или экзаменационной ведомости. Поэтому у нас есть ощущение контроля над этой характеристикой. Кроме того, от нашей теплоты и надежности выигрывают другие люди, в то время как от компетентности и силы, по нашему мнению, выигрываем мы сами[71]71
  Работа по теме: Wojciszke B., Baryla W., Parzuchowski M., Szymkow A. & Abele A. E. (2011). Self-esteem is dominated by agentic over communal information. European Journal of Social Psychology, 41, 617–627.


[Закрыть].

Поэтому мы хотим, чтобы окружающие были теплыми и заслуживали доверия, но сами хотим казаться в их глазах компетентными и сильными. Первое стремление работает на пользу нашей безопасности, а вот второе приводит к ошибкам, которые иной раз дорого обходятся[72]72
  Cuddy A. J., Kohut M. & Neffinger J. (2013). Connect, then lead. Harvard Business Review, 91, 54–61.


[Закрыть].

На моих глазах многие будущие магистры бизнес-администрации убедились в этом довольно болезненным для себя способом во время летней стажировки. Цель стажера заключается в том, чтобы убедить компанию, где он проходит стажировку, в конце концов взять его на работу. У него есть десять недель, чтобы продемонстрировать компании свою ценность как работника. Все равно что собеседование длиной в десять недель.

Иногда стажеры полны решимости показать всем, что они самые умные и компетентные, – но не берут в расчет, чем может обернуться для них эта стратегия. В результате они выглядят холодными и недружелюбными. Порой такая нацеленность в одну точку мешает им принимать участие в корпоративных мероприятиях наравне с коллегами и руководителями. Порой она не дает попросить о помощи – стажеры боятся, что из-за этой просьбы покажутся слабыми и несведущими в своем деле. А ведь на самом деле, попросив помощи у коллег или начальника, стажер получил бы возможность взаимодействовать с ними, проявить свое уважение к ним и стать частью группы.

В конце лета стажера ожидает большой сюрприз. Студента-отличника вызывают на беседу с менеджером, и студент узнаёт, что работу в фирме ему не предложат – потому что его никто так толком и не узнал. Он «не умеет играть с другими». В компетентности стажера никто не сомневается, но ему говорят – открытым текстом или намеками, – что ему не удалось построить продуктивных рабочих отношений с коллегами и заслужить их доверие.

Вас это не убедило? Тогда я расскажу вам об исследовании 2013 г., в котором сотрудники оценили 51 836 руководителей по большому перечню видов поведения и характеристик, а потом – по общей эффективности руководства. Лишь 27 начальников попали в нижний квартиль (то есть оказались ниже 25-го процентиля) по поведению и характеристикам, оценивающим симпатичность, и одновременно в верхний квартиль (выше 75-го процентиля) по общей эффективности руководства. Иными словами, шанс оказаться неприятным человеком и вместе с тем эффективным руководителем – примерно один из двух тысяч[73]73
  Zenger J. & Folkman J. (2013, May 2). I’m the boss! Why should I care if you like me? Harvard Business Review. Взято по адресу: https://hbr.org/2013/05/im-theboss-why-should-i-care.


[Закрыть]. Другие исследователи установили, что самые распространенные характеристики руководителей, чья деятельность закончилась провалом, – бесчувственность, язвительность или склонность шпынять и запугивать подчиненных, то есть полный контраст теплоте и надежности[74]74
  Lombardo M. M. & McCall M. W. J. (1984). Coping with an intolerable boss. Greensboro, NC: Center for Creative Leadership.


[Закрыть].

Но прежде чем продолжить, я хочу объяснить (на случай, если вас это интересует), зачем рассказываю о преподобном Джеффри Брауне, молодежных бандах, преступности, а также о теплоте и компетентности.

Мораль здесь в том, что присутствие – проводник, по которому распространяется влияние, и единственный способ установить подлинное взаимное доверие. Присутствие – среда, в которой растет доверие и перемещаются идеи. Если человек, на которого вы пытаетесь влиять, вам не доверяет, у вас ничего не получится. Возможно, вы даже вызовете у него подозрение и покажетесь манипулятором. Даже если у вас есть совершенно замечательная идея, без доверия она зачахнет. Теплый, заслуживающий доверия и в то же время сильный человек вызывает восхищение – но лишь после того, как вы добьетесь чужого доверия, в вашей силе увидят дар. До того она будет казаться угрозой.

Я также надеюсь доказать, что научиться обретать присутствие в самые сложные минуты – не только полезно для вас, но и приносит большой выигрыш окружающим. Присутствие дает вам силу помогать другим в их самые сложные минуты.

Хватит быть шелковым

Вернемся к Джеффри. Убийство Джесса стало для него переломной точкой. Не то чтобы ему стало легче достучаться до ребят, которым он пытался помочь. Но это убийство стало катализатором. Вскоре произошел эпизод, после которого Джеффри наконец понял, как его воспринимают парни из банд. А парни из банд, хоть ненадолго, увидели настоящего Джеффри.

– Значит, я разговариваю с этим пацаном, Тайлером, а он: «Чё это тебя сюда принесло, чувак?» У меня был такой пиджак, и Тайлер принялся его щупать и говорит: «Да это же шелк». Я говорил: «Нет, нет», но он не унимался: «Гляньте, приперся в шелковом пиджаке!» – и каждый раз, как я приходил, он снова заводил про этот пиджак. И в конце концов мне надоело, задолбало просто, и я ему сказал: «Слушай, заткнись уже, что ты прицепился к моим тряпкам! Вдолби себе в башку, что это не шелк!» И тогда он сказал: «О, вот теперь ты настоящий. А раньше был шелковый». И после этого у нас вышел разговор, потому что этот Тайлер на самом деле больше всего хотел поговорить о том, как трудно прочистить мозги молодым пацанам, с которыми он общается. Он хотел мне сказать, что нельзя прийти сюда, один раз поговорить и чтобы вдруг все сразу поменялось. И тогда я понял: да, это будет не прогулка в парке. Скорее долгий и трудный путь.

Джеффри пришлось быть настоящим с парнями из неблагополучных кварталов, чтобы они могли быть настоящими с ним. Он показал им свое подлинное «я» – то, в которое искренне верил, а не то, которое старался предъявить окружающим. Ему пришлось быть искренним – ни парадных фасадов, ни барьеров, – чтобы парни поняли, что тоже могут перед ним раскрыться без опасности для себя. Когда показываешь свое истинное «я», даешь другим свободу, чтобы они тоже могли показать себя истинных. Но для этого надо перестать быть шелковым.