Текст книги "Почти смешная история"

– Ну все, счастливо! – Мешков взял руку Илларии, потряс, быстро выпустил руку и поднялся по ступеньке вагона.

Вдруг Иллария тоже начала подниматься в вагон.

– Пожалуй, я поеду с вами до ближайшей станции.

– Не надо! – испугался Мешков и стал легонько подталкивать Илларию. – Зачем? Это бред!

– Вы что, спихиваете меня со ступенек?

– Отправляемся! – крикнула проводница. – Товарищи, отойдите от выхода, пройдите внутрь вагона! Вы что стоите на ступеньках? – накинулась она на Илларию. – Вы едете или нет?

– Нет! – поспешно сказал Мешков.

– Я бы поехала, – Иллария улыбнулась проводнице, – только, слышите, он не хочет! – Она спрыгнула на платформу и повернула к вокзалу, не оборачиваясь.

Мимо нее задвигались, застучали вагоны, она шла по бетонной платформе, не смотрела на уходящий поезд и не глядела ни на кого.

Когда длинная платформа кончилась, Иллария вошла в здание вокзала, прямиком направилась к аптечному киоску и спросила у продавщицы, старенькой, в седых буклях:

– У вас продается цианистый калий?

В поезде Мешков торчал в коридоре, напротив своего купе, и курил, глядя в окно. Он оперся локтем о металлический прут, на котором висели скомканные белые занавески, прут выскочил из гнезда. Мешков покачал головой и стал устанавливать прут на место. Подошла проводница:

– Ваш билет! И не трогайте вы занавески, вечно все их дергают, вот они и залапанные!

– Пожалуйста! – Мешков достал билет и отдал.

– Место номер пятнадцать. – Проводница уложила билет в папку, в коленкоровый карман под пятнадцатым номером. – Что же вы жену-то с собой не взяли?

– Это не жена, – раздраженно ответил Мешков. На душе у него было неспокойно. Вся эта нелепая история с Илларией выбила его из колеи. Так бы он уже давно завалился в вагон-ресторан, занял место, пока его еще можно найти, и завел бы симпатичный разговор с таким же командированным. А сейчас никуда не хотелось идти.

– Ишь ты, – услышал Мешков издевательский голос проводницы, – не жена… Сам-то подержанный, можно определить, вторичное сырье, а все одно – завел! И конечно, наобещал!

– Да никого я не заводил! – взбеленился Мешков. – И вообще, какое ваше дело!

– Мое дело бабье, а вас всех, мужиков-шустряков, пересажать надо!

– Чай принесите! – приказал Мешков.

– Не принесу! – с вызовом отказалась проводница. – Все вы по городам шастаете, нам жизнь портите. Всухомятку живите, без чаю, а не нравится – жалуйтесь! Меня уволить нельзя, пусть такую другую дуреху ищут в этой трясучке вкалывать…

И заторопилась по служебному делу – собирать билеты…

Мешков опустил сигарету в металлическую пепельницу и вернулся в купе. На верхней полке кто-то спал. Внизу над крупной бельевой корзиной колдовал толстяк. Он доставал из корзины продукты и густо заставлял ими маленький вагонный столик.

Увидев Мешкова, толстяк обрадовался, что-то прожевал, проглотил:

– Помидорчиков хотите?

– Нет, спасибо! – Мешков уселся на полку напротив.

– Огурчиков соленых? – Толстяк один огурец отправил в рот, а другой протянул Мешкову. – Они из рассола, мыть не надо!

– Спасибо, нет! – опять отказался Мешков.

– Кабачок фаршированный? Жинка моя…

– Спасибо, не хочется, настроения нет! – Приставучий толстяк уже начинал злить.

– Еда от всего лечит – от болезней, от настроений! Хотите пирог с яйцами, с луком-порей… Жинка моя…

– Нет!

– Хлебушка черного с копченой грудинкой?

– Нет!

– Вот… рыбец… фантастический рыбец, будто бриллиантовый!!

– Нет!

– Ну тогда курочку… – растерялся толстяк. – Больше она мне ничего не поклала!

– А гусятины в вашем магазине нет? – с издевкой спросил Мешков.

Толстяк принял вопрос Мешкова, как говорится, на полном серьезе.

– Вот беда… Гусяки нету…

– А я ем только, как вы его зовете, гусяку! – Мешков поднялся, снова вышел в коридор и стал продвигаться по вагону. Навстречу шел другой пассажир.

– Чувствую, в ресторан?

– А куда же еще?

– Ни одного местечка.

– Спасибо. – Мешков вернулся к своему окну и стал в него глядеть.

Сквозь окно просачивался летний вечер. И поля, и леса, и проезжие деревушки заливало закатом. Настроение у Мешкова было противное. За его спиной прошла проводница и сказала ему в спину:

– Душегуб!

Следующим утром Мешков смешался с толпой, которая двигалась в одном направлении – от вокзала к станции метро.

Потом, уже в другом районе, он вышел из метро, свернул за угол…

А вскоре он уже входил к себе на работу, сел за стол, положил на него портфель и поздоровался:

– Общий привет!

– Прямо с вокзала? – спросил Гаврилов, худой очкастый мужчина, он сидел напротив Мешкова.

– С вокзала.

Гаврилов пристально посмотрел на прибывшего:

– Болен?

– Нет.

Гаврилов перегнулся через стол:

– В поезде перебрал?

– Нет! – ответил Мешков своим любимым словом.

Гаврилов покрутил головой:

– Чего-то ты весь перекошенный!

И тут Мешков засмеялся, не разжимая губ, вздернув вверх уголки:

– Очень может быть, что меня перекосило… Ты лучше скажи, какие новости?

– Бороздин на пенсию уходит, на его место берут Корешкова, того, который марки собирает, а управляющий намеревается срочно послать тебя в Тамбов.

– Я не могу скакать по городам! – взорвался Мешков. – Я живой человек.

– Это ты ему скажи, – посоветовал Гаврилов, – все-таки, что случилось, Витя?

Мешков усмехнулся:

– А вообще-то мне бы лучше не в Тамбов, а куда-нибудь на Курильские острова, а еще лучше в Антарктиду!

– Скоро будут уже отправлять на картошку, – напомнил Гаврилов, – ты можешь попроситься, и я тебе гарантирую, что тебя возьмут!

Это совершенно неповторимое ощущение – возвращаться домой. Если, конечно, ты любишь свой дом…

Мешков жил когда-то в тихом доме, который выходил в тихий двор, а потом, совершенно неожиданно, прорубили улицу. Теперь дом стал смотреть окнами на широкую шумную магистраль, которую в духе космической эры окрестили Планетной. Однако с другой стороны дома уцелели корявые липы, и старый тополь, и кусты черемухи.

Мешков сошел с автобуса, сделал несколько шагов, завернул во двор… и сразу почувствовал себя дома. И сразу забылось все – эта суматошная поездка, Иллария, Таисия…

Во дворе на скамейке сидели женщины с детьми.

– Ну? – обратился к ним Мешков. – Здравствуйте, мои хорошие! Какие последние известия?

– В пятой квартире Глеб женился, а в сто шестой Семен выиграл по спортлото…

Мешков покрутил головой, прошел в глубь двора. По пути остановил Мешкова человек с пуделем:

– Ну что, берете щенка?

– Еще не решил! – помялся Мешков.

– Смотрите, жалеть будете. Хотите купить за деньги верную любовь – купите собаку! В доме надо иметь верного друга. А без собаки – собачья жизнь!

Под тополем играли в домино.

Мешков подсел к играющим. Блаженная, глупая улыбка поползла по его лицу. Да, он приехал домой!

Седой старик с пышной артистической прической – он стоял возле играющих – предложил Мешкову:

– Михалыч, могу взять в компанию, сейчас подойдет наша очередь!

– Спасибо, Вадимыч, я только из командировки.

– Тогда прощаю! – развел руками Вадимыч.

Теперь Мешков от души улыбнулся персонально Вадимычу, поднялся со скамейки и повернул к подъезду.

Вскоре Мешков вышел из лифта на пятом этаже. Открыл ключом дверь квартиры. Повесил на вешалку плащ. Положил портфель. Вошел в комнату и увидел дочь, которая разговаривала с соседкой из другого подъезда.

При виде соседки Мешков изменился в лице и обессиленно опустился на диван. Эта болтливая женщина напрочь сняла с него то радостное спокойствие, которое он ощутил, едва войдя во двор своего дома.

– Здравствуй, папа! – Дочери было лет двадцать. Мешков не успел ответить, потому что соседка затараторила с невероятной скоростью:

– С приездом, Виктор Михайлович! Я забежала на минутку, у меня совершенно нет времени. Посмотрите, вот я достала бра, оно из ГДР. Я купила его у метро «Войковская». У меня обои золотистые, в цветочках. Вы с дороги, вам надо отдохнуть! В квартире шестнадцать сказали, что бра подходит, в квартире восемнадцать – что не подходит, я могу сдать бра обратно. У меня есть чек, в двадцать второй сказали…

– Хорошее бра! Прекрасное! – прорычал Мешков.

– А что думаете вы, Машенька? – спросила соседка у его дочери. – Я так дорожу вашим мнением.

– Под старину теперь модно! – закивала Маша, только чтоб отвязаться. – Папа, ты будешь есть рыбные котлеты?

– Машенька! – счастливым голосом пропела соседка. – Хотите, я вам дам гениальный рецепт, как готовить рыбные котлеты из морского окуня. Надо взять филе, положить в молоко…

– Поменяйте ваше бра. – Мешков угрожающе поднялся с дивана. – На филе морского окуня! А филе сдайте обратно, если у вас сохранился чек!

Соседка в испуге вылетела из квартиры.

Потом отец и дочь сидели за столом на кухне. И смотрели друг на друга, при этом отец ел рыбные котлеты, он, не глядя, цеплял их на вилку и отправлял в рот. По тому, как они смотрели, видно было, что отец и дочь не только любят друг друга, но еще и большие приятели. Это на сегодня редкость.

– Ты царапаешь вилкой по пустой тарелке, – заметила Маша. – Ты умял восемь штук!

Мешков захохотал. Он хохотал от души, запрокидывая назад голову и показывая зубы. Затем оборвал смех:

– Скажи, Маня, можно ли влюбиться в твоего отца, когда он несет на вокзале чужие вещи?

– Много вещей? – строго спросила Маша.

– Один чемодан.

– Всего один?

– Но зато такой тяжелый, что отломилась ручка.

– Если отвалилась ручка – тогда можно! – И дочь серьезно продолжила: – Папа, я тебя наизусть знаю, что у тебя произошло?

В это время раздался звонок в дверь. Мешков повернулся к двери, собираясь встать, но дочь остановила его:

– Обожди, это Павлик. Он, между прочим, предлагает мне идти за него замуж.

Мешков растерялся:

– Но почему замуж?

– Он сильно высокий, – рассуждала Маша, – это модерново, он на бас-гитаре играет.

Мешков осторожно спросил:

– Ты его любишь?

– Конечно, нет, но мне уже двадцать, пожалуйста, не возражай, сейчас всеобщая акселерация. Двадцать лет – самый замужний возраст.

– Маня, – простонал отец, – но если ты его любишь…

– Папочка, когда ты ко мне привыкнешь? Я ведь шучу, я всегда шучу, и поэтому мы не откроем дверь!

Павлик продолжал звонить, проявляя характер.

Несколько дней спустя погода испортилась. По крышам и мостовым усердно заколотил дождь. Когда Лаза-ренко вышел из метро, то припустился бегом.

Вскоре Лазаренко спешил по длинному коридору и заглянул в комнату, где работал Мешков. В комнате никого не было.

Лазаренко прошел дальше по коридору.

В зале заседаний была распахнута дверь. Лазаренко осторожно, через голову женщины, которая сидела при входе, заглянул внутрь и увидел Мешкова.

– Вызовите-ка мне Мешкова! – шепотом попросил он женщину.

Женщина нагнулась к соседу и, как при игре в телефон, шепнула ему на ухо: «Мешкова спрашивают!» Тот нагнулся к следующему и повторил: «Мешкова спрашивают!»

Мешков поднялся с места и, аккуратно переступая через чужие ноги, выбрался в коридор.

– Здорово! – сказал он Лазаренко. – С приездом. Что стряслось?

– Тебе привет!

– Какой привет? От кого?

– От изумительной и неповторимой Илларии Павловны.

– Ты за этим меня вызвал с совещания?

– За этим.

Мешков повернулся к нему спиной, возвратился в комнату, где шло совещание, и занял свое место.

Лазаренко потоптался в коридоре, потом снова наклонился к женщине, которая сидела в дверях:

– Извините, еще раз Мешкова!

Женщина покрутила головой, но все-таки нагнулась к уху соседа и передала поручение. Мешков мрачно поднялся со стула.

– Что происходит, Виктор Михайлович? – Управляющий проявил неудовольствие.

– Все время междугородная вызывает! – соврал Мешков, снова с трудом выбрался в коридор и кинулся на Лазаренко: – Что тебе еще, что ты пристал?

– Двадцать девятого у нее день рождения.

– Вот и давай телеграмму!

Лазаренко взял Мешкова за локоть:

– Нет, это ты посылай телеграмму. Ты ей заморочил голову!

– Да ничего я не морочил! – в сердцах воскликнул Мешков.

– Она просила передать про день рождения, – уже с раздражением повторил Лазаренко, – я передал. А дальше – это дело твоей порядочности.

– При чем тут порядочность, когда ничего не было!

– Меня это не касается – было или не было. – И Лазаренко быстро зашагал по коридору.

Мешков помчался за ним, догнал его на лестничной площадке, возле лифта:

– Ты что, мне не веришь?

– Если ты не виноват, почему ты оправдываешься? И почему у Илларии Павловны все время глаза на мокром месте? – И Лазаренко прыгнул в лифт.

Кабина лифта умчалась вверх.

Мешков задрал голову и заорал, обращаясь к невидимому Лазаренко:

– Она вовсе меня не интересует! И мне наплевать на ее день рождения!

Кто-то сзади потрепал Мешкова по плечу. Мешков обернулся. Сзади стоял управляющий трестом:

– Это вы разговариваете по междугородному телефону?

– Разве вы не видите, что по междугородному! – отшутился Мешков.

Двадцать девятого числа великомученик Мешков понуро плелся по улице. Вид у него был затравленный.

На здании почты было написано: «Почта – телеграф – телефон».

Мешков вошел внутрь как приговоренный. Он проследовал в телеграфный зал и спросил у телеграфистки:

– Я не знаю ее фамилии, только имя и отчество, примете телеграмму?

– Приму!

– Но это не домашний адрес, это номер в гостинице!

– Все равно приму!

– А вдруг ее перевели в другой номер?

– В гостинице разыщут. – Телеграфистка разрушила последнюю надежду Мешкова. – Пишите, приму!

– Это неправильно, – разозлился Мешков, – вы не имеете права принимать без фамилии!

Телеграфистка высунулась из окошка и поглядела на Мешкова:

– С утра пьете?

– Только кофе.

– Хорошо, – сказала телеграфистка, – я не приму, но рядом переговорный пункт. В гостиницу можно позвонить!

– Зачем вы подали мне эту мысль? – взвился Мешков.

– А я ненавижу всех мужчин, – призналась телеграфистка. – Я уже четвертый раз замужем!

На переговорном пункте Мешков утопал в глубоком ярко-красном кресле, поджав под себя ноги, и невесело слушал стереотипный голос:

– Ленинград, кто вызывает «Электросилу» – первая кабина.

– Рига, Кубланова, пройдите в девятую кабину!..

Рядом с Мешковым, в таком же красном кресле, вскакивал и снова садился высокий молодой человек со светлыми глазами. Его тонкую шею перехватывал желтый шарф. В очередной раз упав в кресло, нервный молодой человек потеребил шарф и сказал Мешкову:

– Ее нигде нет!

– Кого? – машинально вступил в разговор Мешков.

– Жены.

– А я здесь при чем? – обрезал Мешков.

– Вы ни при чем. Вы в Москве, я в Москве, она в Златоусте. Ее нет ни дома, ни у родственников, ни у друзей. Ни днем, ни вечером, ни ночью.

– Позвоните ей на работу! – посоветовал Мешков.

– Она недавно уволилась. В больнице ее тоже нет, я проверял. Я живу в этом красном кресле и трезвоню по всему Златоусту. Если она от меня ушла, я не дотерплю до Златоуста, я убью первого попавшегося!

Мешков встал и пересел подальше от опасного соседа.

– Древнегорск. Тринадцатая кабина.

Мешков прошел к кабине под несчастливым номером. Там уже зажегся свет. Мешков закрыл за собой дверь, поднял трубку и услышал:

– Триста восемнадцатый не отвечает!

– Тогда, – решился Мешков, – тогда соедините с администратором.

– Администратор слушает. – Это была та самая администраторша, которая поселяла Мешкова. Чтобы ей не мешали разговаривать, она повернулась спиной к вестибюлю.

А из лифта вышли Таисия Павловна, с этюдником и зонтом, и Иллария, которая волокла все тот же чемодан.

– Жаль, что нет твоего Виктора Михайловича, поднес бы вещи! – усмехнулась старшая сестра.

– Он тебе не носильщик! – отрубила Иллария.

– Постой, отдохни, я ей напоследок кое-что скажу! – Таисия Павловна решительно направилась к администратору.

– Зачем опять нервы трепать… – начала было Иллария, но махнула рукой и села на чемодан.

– Я узнала вашу фамилию, товарищ Тихонравова, – грозно произнесла Таисия Павловна в спину администраторше, – я напишу министру…

– Минуточку, не мешайте! – отмахнулась администратор, не оборачиваясь. – У меня на проводе Москва, поскандалим через несколько минут. Это я не вам! – сказала она в трубку.

Илларии расхотелось сидеть на чемодане, она встала и тоже подошла к стойке администратора.

– У вас там в триста восемнадцатом живут две женщины, – говорил в трубку Мешков, но администратор его перебила:

– А мы их выселили!

– Может, это меня? – Иллария пальцем постучала администраторше по спине.

– Вот люди! – взорвалась администратор, по-прежнему не оборачиваясь. – Даже с Москвой не дают поговорить! – И опять повторила в трубку: – Это я не вам!

– Как «выселили»? – повысил голос Мешков.

– У нас заезд иностранцев, сим-по-зиум, – по слогам произнесла администратор.

– Безобразие! – возмутился Мешков.

Администратор в сердцах повесила трубку:

– Все скандалят, все! – И повернулась к сестрам: – Это вы? А вас Москва вызывала.

– Да я же тут рядом стою! – обозлилась Таисия Павловна.

– Я же к вам в спину стучалась?! – добавила Иллария.

– Что я, спиной вижу, что ли?

– А кто звонил? – Иллария разволновалась, толком сама не зная почему.

– Не спрашивала! А хотите, товарищи, писать министру, я тоже подпишусь – пусть строят побольше гостиниц, тогда я вас буду не выселять, а поселять!

Стоило Мешкову выйти из кабины, как дорогу ему преградил нервный ревнивец. Сейчас Мешков разглядел, что тот совсем молод, лет двадцати пяти, не больше, лохматая прядь падала ему на глаза.

– Почему вы от меня отсели?

– Я не должен отчитываться, дайте пройти! – потребовал Мешков.

Но молодой человек упрямо загораживал ему дорогу.

– Помогите мне! Мне плохо.

– Я с вами не знаком.

– Знакомым помогать труднее, они могут к этому привыкнуть и сесть на шею.

Мешков невольно улыбнулся:

– Почему вы прицепились именно ко мне?

– Я почувствовал к вам симпатию. Знаете, собака иногда привязывается к прохожему. Вы прохожий, я собака. Пойдемте выпьем пива тут, за углом.

– Первый раз в жизни вижу собаку, которая пьет пиво! – сказал Мешков.

И они пошли рядом.

По дороге парень назвался.

– Все зовут меня Толей. Знаете, я подслушивал ваш телефонный разговор.

– Что? – ахнул Мешков.

– Любопытство в науке или в искусстве называется поиском, а в жизни – пороком. Почему? Кого и за что выперли из гостиницы?

– Одну знакомую, подхалимничают перед любым иностранцем!

– У нас деньги, у них – валюта, – вздохнул Толя. – Смотрите!

На дощатом павильоне, где обычно торговали пивом, висело объявление: «Пива нет».

– Я пошел домой, – попрощался Мешков. – Привет, Толя!

– И я к вам пойду, можно? – Толик глядел на Мешкова невинными голубыми глазами.

– Нет!

– Я вам все наврал, – признался Толя, – жена меня бросила. Зачем ей рядовой инженер, который сидит на зарплате. Она в Сочи спуталась с пожилым, с материально обеспеченным, ему уже тридцать пять. Я ей звоню, умоляю вернуться…

– Я тоже инженер.

Мешков сказал это так, что Толя понял и пошел рядом с ним.

В это самое время по улицам Древнегорска мимо церквей и мимо пятиэтажных блочных строений ехало такси.

– Ненавижу жить на частной квартире, – говорила Таисия Павловна. – Куда он нас везет? На край света?

– В прошлом году ты говорила, что не любишь гостиниц, – возразила Иллария. – Может быть, это не тебе звонили, а мне? Поздравляли с днем рождения.

– Все, кто знает, уже прислали телеграммы.

– Виктор Михайлович! – гордо произнесла Иллария.

Таисия взглянула на сестру с нескрываемым сожалением:

– Он сразу про тебя забыл. У него наверняка жена, дети, может быть, даже внуки…

– Внуков я буду любить, – сказала Иллария, – я ведь хорошо воспитываю детей. Верно?

– Ты всю его семью будешь любить?

– Семью я разобью! – скромно пообещала Иллария.

Таисия ужаснулась:

– Ты сошла с ума!

– Нет, я вошла в азарт!

– Приехали! – Шофер остановил машину. Он вышел из нее, обошел вокруг и открыл багажник. – Вещи поднести?

– Да, пожалуйста, большое спасибо! – с неожиданной для нее вежливостью сказала Таисия Павловна. Сестры тоже уже вылезли из машины и оглядывались по сторонам.

– Номер квартиры? – спросил шофер.

Иллария поглядела на записку, которую она держала в руке:

– Седьмая.

Шофер поднял чемодан и этюдник, взял под мышку картонку, зонт и со всем этим имуществом вошел в подъезд.

– Ты делаешь мне больно, – прошептала сестре Таисия, – выкинь его из головы. Ты его больше не увидишь.

– Я его из-под земли добуду! – ответила Иллария.

– Вот тир! – Таисия показала на противоположную сторону улицы. Там действительно синела вывеска, где возле белого круга мишени белым было выведено: «ТИР». – Пойди отвлекись!

Иллария отрицательно помотала головой:

– Люди делятся на тех, кто стреляет и в кого стреляют. Я, к сожалению, отношусь ко второй категории…

В Москве Мешков в сопровождении Толи входил во двор своего дома. Во дворе под тополем стучали в домино. Вскоре Мешков вместе с Толей уже выходил из лифта…

Дома была только Маша, она сидела в кресле, одетая в пальто. Пальто было длинное-предлинное.

– Почему ты сидишь в пальто? – не понял Мешков.

– Голландское, под замшу, я его достала в комиссионке, оно совершенно новое.

– Это надо, чтобы такое длинное?

– Очень надо!

– Тогда я счастлив!

– Сейчас ты перестанешь быть счастливым, – сказала Маша, – я взяла деньги из тех, что мы откладываем на цветной телевизор!

– Здравствуйте! – поздоровался Толя. – Можно, я сяду? У меня голова кружится!

– Кто это? – Маша обернулась к отцу.

– Не знаю, зовут его Толей. Все-таки, Маня, так мы никогда не купим цветной телевизор! Ты же сама придумала на него откладывать. А мне все равно, какого он цвета.

– Вы, Маня, – сказал Толя, – вы поразительно похожи на мою жену, которая ушла от меня к пожилому!

– Отец! – Маша поднялась и прильнула к Мешкову. – Я сто лет мечтала о таком пальто! Давай потанцуем, отец! – Она включила проигрыватель.

Мешков танцевал старательно, подражал движениям дочери, а дочь смеялась, показывая белые зубы:

– Папа, ты скован. Современные танцы требуют внутренней свободы, в этом их смысл! Расслабься! Подумай, нет ничего – ни управляющего трестом, ни годового отчета, ни техники безопасности, ни времени, ни пространства…

Они танцевали, отец и дочь. Тела их стали невесомыми. Тела изгибались и извивались, взлетали и опускались, головы танцевали, руки, и ноги, и животы. А потом музыка оборвалась.

Это кончилась пластинка.

Отец и дочь упали на диван. Дочь сказала:

– Двадцатый век. Семидесятые годы.

А отец сказал, с трудом дыша:

– Я был на почте, звонил в Древнегорск. Ту женщину, помнишь, я рассказывал, что подносил чемодан, выселили из гостиницы.

– Хамство! Но почему ты ей звонил?

– День рождения!

– Красивая?

– Нет!

– Маня, – вмешался в разговор Толя, – зато вы такая же красивая, как моя жена! Она от меня ушла…

– Не смейте звать меня Маней, – разозлилась Маша, – это отец меня так зовет!

– А как вас звать?

– Никак!

В дверь позвонили.

– Это Павлик, – узнала звонок Маша, – мы идем в кино! – И сняла пальто. – Жалко его в кино мять!

И ушла.

– Теперь мы можем спокойно страдать вдвоем! – Толя пересел на диван.

– Почему это я тоже должен страдать? – усмехнулся Мешков. – Меня никто не бросал.

– Разве вы не переживаете, что не дозвонились той женщине?

– Нет.

– Я вам не верю!

– Послушайте, какое ваше дело! – вспыхнул Мешков.

– Видите, вы нервничаете!

– Уйдите! – приказал Мешков.

– Хорошо, я уйду. Только посоветуйте мне, как называть вашу дочь? Машей, Мусей, Русей?.. Я ухожу, ухожу!..

Настырный Толя окончательно вывел Мешкова из состояния равновесия, и теперь настроение у Мешкова стало отвратительным. Он сел в кресло и взял газету. Потом отложил газету и взял книжку. Потом отложил книжку…

В дверь позвонили.

Мешков встал, отворил дверь. На лестничной площадке пожилой мужчина с заискивающим лицом держал в руках большую плетеную корзину:

– Копчушки в коробочках. Один рубль. Не желаете?

– Копчушки – это вещь! – Мешков взял коробочку и отдал рубль.

Но когда внимательно рассмотрел коробочку, то кинулся вниз по лестнице догонять продавца.

– Вы что, всех за идиотов держите? Написано «Тюлька», двадцать восемь копеек…

Продавец, ничего не говоря, вернул Мешкову рубль, взял обратно коробочку и как ни в чем не бывало стал спускаться по лестнице.

– Жулье! – возмущенно заорал Мешков, перегнувшись через перила. – Обманывают на каждом шагу!

… Сумерки уже овладели городом, еще не зажгли уличных фонарей, и поэтому очертания домов стали растворяться в бесцветном тумане.

Мешков решительно надел плащ и ушел во двор играть в домино. Но его желанию не удалось сбыться.

Первым, кого увидел Мешков, был Толя. Он с блеском ударил костяшкой о стол:

– Мы выиграли! Считайте!

Широко улыбаясь, Толя поднялся со скамейки навстречу Мешкову и сказал ему, доверительно понизив голос:

– Я на вас не сержусь, потому что вы переживаете! Хотя сами этого еще не осознали. Мы два сапога пара!

Мешков взял Толю за локоть и повел прочь со двора.

– А эта женщина, – заискивал по дороге Толя, – как вы думаете, она огорчена, что вы не дозвонились?

– Я думаю, что вижу тебя последний раз в жизни!

Они вышли на Планетную, и как раз возле них остановилось такси, из которого выскочила Маша.

– Минуточку. – Мешков наклонился к водителю, дал ему рубль и втолкнул Толю в машину. – Отвезите его подальше от моего дома!

Когда машина отъезжала, Толя успел крикнуть:

– Я вас навещу! Обоих!

Отец и дочь повернули домой.

– С Павликом покончено, – сообщила Маша. – После кино он повел меня в компанию, где пьют чернила, а я этих юных пьяниц терпеть не могу!

– Пьют чернила! – Мешков даже остановился.

– Так они называют портвейн, самый дешевый, рубль восемьдесят семь и бутылка большая – ноль восемь. За что ты так обошелся с Толей?

– К нам в дом принесли поганую тюльку, – уклонился от ответа Мешков, – а продают за копчушки. Я чуть не накололся.

– Папа, почему ты такой возбужденный? Неужели из-за тюльки?

– Почему ты не занимаешься? – перешел в стандартную атаку отец. – Шляешься неизвестно где!

– Вот видишь, – мягко улыбнулась Маша, – ты забыл, что у меня каникулы.

Мимо них прошел продавец, теперь уже с пустой корзиной.

Мешков цепко схватил корзину:

– Всех облапошил?! А ну пойдем в милицию!

Теперь каждый тянул корзину в свою сторону.

– Папа! – Маша схватила отца и оттащила от злополучной корзины. – Прекрати. Что с тобой сегодня, папа?!

Продавец воспользовался неожиданной помощью и мгновенно исчез.

– Папа, ты… – Тут дочь фыркнула, засмеялась, потом оборвала смех, строго спросила: – Папа, ты… ты не влюбился там, в этом Древнегорске?

– Нет! – ответил Мешков и, не удержавшись, добавил: – Я-то нет, а она в меня – да!

И пошел играть в домино.

Маша смотрела вслед отцу и улыбалась… отечески.

– Мужчины, они любят прихвастнуть, да?

Маша резко обернулась.

Рядом стоял Толя:

– Ваш отец дал водителю рубль, я отъехал сколько положено, дал еще рубль и вернулся обратно.

– Не провожайте меня! – Маша помчалась домой.

Прошел месяц или около того. Виктор Михайлович Мешков отправился в новую командировку. Одетый уже по-осеннему, в рубашке с галстуком и в пиджаке, он в самом радужном настроении зашел в вагон-ресторан.

Поезд недавно отошел от московского перрона и в вагоне-ресторане было еще полупусто.

– Пассажир или командировочный? – окликнул Мешкова блондин, лет тридцати двух – тридцати четырех с нахальным красивым лицом. Одет он был по-современному, в джинсовый костюм.

– Командировочный, – улыбнулся Мешков.

– Тогда тэйк ер плэйз! – Красавчик, которому скучно было сидеть одному, предложил Мешкову стул.

Мешков тоже не любил сидеть один и поэтому принял предложение и сел напротив за тот же стол.

Парень через стол протянул Мешкову руку и представился за обоих:

– Иванов-Петров!

– Вот и познакомились! – одобрил Мешков. Ему было хорошо.

– Галстуку – пива! – Красавчик отдал приказ подошедшей официантке.

– Есть соленый миндаль, сейчас открываем ящик! – таинственно сообщила официантка, вовсю тараща глаза на блондина.

– Сказка! – отреагировал Мешков. – Тащите весь ящик!

– Иди за миндалем! – отослал официантку блондин. – Если завтра отменят командировки, – продолжал он, уже обращаясь к Мешкову, – скажут, работайте, а не гоняйте туда-сюда, я с Останкинской башни вниз головой… Я снабженец, тяни-толкай!

– А мои командировки нужные, – поддержал разговор Мешков. – Без техники безопасности…

Официантка принесла пиво и тарелочки с миндалем.

– Знаю, – сказал блондин, успев кивком поблагодарить официантку, – как они, ваши правила, называются? СНиП? Вторая книга, тысяча двести пунктов? Любому начальнику можно плешь проесть.

– Да нет, мы-то здоровье оберегаем, речь ведь идет о человеческой жизни.

– А я в жизни – кумир! – скромно признался красавец.

– Кто?

– Кумир, то есть мужчина со Знаком качества. Видали, как на меня официантка зарится! А почему? Внешний вид – это конечно, но решающий фактор другой! Я в каждой вижу женщину и каждую уважаю. Независимо, какая у нее расфасовка и какая дата выпуска. Но только в командировке! В Москве я семьянин высший класс, экстра!

– Ну и ну! – Мешков с удовольствием грыз соленый миндаль.

– В Москве, будь она хоть заслуженная артистка, я на нее моргаю! Жена как бессрочный паспорт, надо беречь!

К столику опять подошла улыбающаяся официантка.

– Что вам от нас нужно, сервис? – спросил Мешков.

– От вас ничего! – грубо отбрила официантка и отошла, нарочито раскачиваясь всем телом.

Красавчик ухмыльнулся.

– Ну а вы в командировках уже в преферанс играете? Вы сколько женаты, тысячу лет?

– Нет, я уже очень давно один…

– Ушла на все четыре стороны?

– Рак легких, курила много, – тихо сказал Мешков.

– А я тут треплюсь! – с неожиданной для него искренностью воскликнул красавчик. – Галстук, прости! Хочешь, я на колени встану?

Видя, что блондин действительно готов упасть на колени, Мешков вскочил и успел его придержать:

– Не надо, что ты! Пожалуй, я расплачу́сь и пойду.

– Ни в коем случае, – возразил красавчик. – Человек не должен быть один, тем более мужчина! – Он крикнул официантке: – Девушка хорошая!

Официантка кинулась к красавчику.

– Что есть у нас из горячих? – выразительно начал блондин. – Что-нибудь невозможное и выдающееся?

– Ничего! – растерялась официантка.

– А если подумать, покумекать и сообразить?

– Яичница с помидорами! – нашлась официантка.

– Мало! – покачал головой блондин.

– Сверху ветчины накрошить! – официантка старалась изо всех сил.

– Лучше, но еще не конец.

– И еще посыпать брынзой и укропом. – Упоенная творчеством, официантка даже задохнулась.

– По-моему, принято! – Красавчик поглядел на Мешкова. – Мы это будем есть, Галстук?

– Будем, – ответил Мешков. – Как тебя все-таки зовут, Джинсовый Костюм?

В это же время другой поезд двигался ровно в противоположном направлении. В одном из вагонов, в одном из купе сидели Таисия и Иллария в шляпе.

– Иллария, сними шляпу!

– Не хочу!

– Ну как хочешь! – Таисия Павловна откинулась назад и прислонилась к стенке. – По-моему, мы прекрасно съездили, я наработала будь здоров! Там еще уйма мотивов, мы обязательно еще раз съездим.