Текст книги "Почти смешная история"

– Без меня! – Иллария встала, вышла в коридор и стала смотреть в окно. Иллария оперлась руками о металлический прут, на котором висели занавески, прут выскочил из гнезда. Иллария принялась нервно устанавливать его на место.

– Дайте-ка… – Подошедшая проводница отобрала у Илларии прут, укрепила его, расправила занавески. – Все на него опираются, все калеки, что ли, всех ноги не держат? – Проводница взглянула на Илларию и сразу широко заулыбалась: – Здрасте пожалуйста, а я вас признала! – На недоуменный взгляд Илларии добавила: – Это ведь вас хахаль со ступенек сталкивал?

– Меня! – гордо подтвердила Иллария.

– Мерзавец! Я бы ему все ноги повыдергивала!

– Совершенно зря, – возразила Иллария, – это не хахаль, а любимый человек!

Дверь в купе была полуоткрыта, Таисия услышала слова сестры и изменилась в лице.

– Он мне потом звонил, – рассказывала проводнице Иллария, – прощения просил.

– Надо же, как повезло! – сказала проводница. – Они теперь не просят.

– Он мне писем прислал восемь штук, на дне чемодана лежат, а то я бы показала.

– Надо же, писучий, – вздохнула проводница.

– И звонил девять раз.

– А каждый разговор, он денег стоит! – Проводница опять вздохнула.

– Мы бы поженились, только вот сначала надо решить вопрос с жильем, – вдохновенно сочиняла Иллария. – Я живу с сестрой, у меня, конечно, комната, но не могу же я его привести в чужую семью, где еще двое детей. А он свою квартиру обязан жене оставить, надо всегда быть порядочным.

– С квартирами проблема, – согласилась проводница. – Надо в кооператив вступать. Опять же за кооператив дерут какие бешеные деньги!

– У нас любовь, – сказала Иллария, – а когда любовь, всегда найдется выход, верно?

– Это, конечно, верно. – Проводница вздохнула в который раз. – Но, конечно, выход бывает в разные стороны.

Поезд стал замедлять ход.

– На тебе, станцию прозевала. – Проводница бегом кинулась к тамбуру.

Иллария, оставшись одна, увидела полуоткрытую дверь купе и сразу подумала, что Таисия могла все слышать. Иллария боязливо заглянула в купе и, не глядя на сестру, сказала:

– Я выйду подышу, – и поспешно двинулась по коридору.

Таисия еще немного сдерживалась, а потом заплакала. И было странно, и даже немного смешно, потому что плакать Таисия Павловна не умела, привычки такой не было. Слезы стекали по ее лицу, и она беспомощно подставляла под них ладони…

Поезд, с которого спрыгнула на платформу Иллария, прибыл на четвертый путь.

На втором пути уже стоял другой поезд.

Над платформами разносился металлический голос станционного диктора:

– Граждане пассажиры, будьте осторожны, по третьему пути пройдет товарный состав. Граждане пассажиры, будьте осторожны…

йллария, равнодушно оглядываясь по сторонам, вдруг увидела Мешкова. Просто она поглядела на третий путь, по которому должен был пройти товарный состав, затем посмотрела на платформу второго пути и на ней увидела Мешкова, он разговаривал с кем-то в джинсовом костюме. Иллария не поверила своим глазам, она их даже закрыла и снова открыла. Нет, это все-таки был Мешков. Ноги у Илларии сделались ватными, и Иллария прислонилась к фонарному столбу, украшенному объявлениями с призывом страховать свою жизнь.

А Мешков внезапно оборвал свой разговор с блондином, потому что совершенно отчетливо увидел на другой платформе Илларию в нахлобученной на голову нелепой и милой соломенной шляпе, произведенной наверняка в кустарной мастерской города Древнегорска.

Мешков побледнел и сделал шаг вперед, как бы желая удостовериться, как бы желая поверить в такое неслыханное совпадение.

Иллария просто была не в силах сделать шаг. Она только улыбнулась, виновато и жалко, как улыбаются слепые.

И Мешков тоже вдруг улыбнулся, потому что абсолютно неожиданно для самого себя почувствовал, что ему видеть Илларию приятно.

Совершив это открытие, он сделал еще один шаг вперед, словно намереваясь спрыгнуть на железнодорожный путь и перебежать его…

Иллария испуганно замахала руками.

И в этот момент по третьему пути пошел стучать кирпичного цвета вагонами, серыми вагонами, цистернами с бензином, открытыми платформами, груженными углем, бесконечный и шумный товарный состав.

Теперь Мешков стал видеть Илларию в какие-то короткие, мгновенные промежутки, а потом и вовсе перестал видеть.

Когда товарный состав кончился так же неожиданно, как и начался, Мешков обнаружил пустую платформу. Илларии на ней не было, и не было поезда на четвертом пути.

– Все-таки я неотразимый, – гордо выпрямился блондин. – Заметили эту вот, в идиотской шляпе? Вперилась в меня, в глазах тоска, а я на нее моргал!

Мешков яростно схватил блондина за его синие джинсовые лацканы.

– Пустите! – закричал красавец. – Вы что, миндалем объелись? Да пустите вы, поезд уходит!

Мешков выпустил красавчика, кинулся к поезду, вскочил на ступеньку ближайшего вагона, подал красавчику руку и втащил его в вагон…

Когда Иллария возвратилась в купе, Таисия быстро от нее отвернулась, достала из сумки зеркальце и настороженно погляделась в него – не остались ли от слез следы. Но Иллария и не смотрела на сестру, она смотрела прямо перед собой, не видя никого и ничего, и грустная улыбка плыла по ее лицу.

– Тася, догадайся, кого я встретила на перроне?

– Английскую королеву!

– Ты не угадала. Мешкова!

– Это фантастика! – Таисия недоверчиво покосилась на сестру.

Иллария села рядом.

– Он стоял на второй платформе, мы-то прибыли на четвертую, а по третьему пути шел товарный поезд, поэтому мы не смогли поговорить. В промежутке между вагонами было хорошо видно, и ты знаешь, он смотрел на меня с симпатией.

– Я все поняла, вы не разговаривали, вы только поцеловались и разошлись по своим вагонам! – с иронией произнесла Таисия.

– Как я могла с ним целоваться, – пожала плечами Иллария, – когда между нами на скорости шел товарный поезд.

– Ладно, только сними наконец шляпу!

– Ему моя шляпа, я это заметила, определенно понравилась, и я ее теперь долго не сниму! – решительно заявила Иллария.

Сентябрь в Москве выдался холодным, и дни пошли серые, и небо стало серебряно-серым, как на полотнах того самого художника, именем которого был назван пароход и однофамильцем которого был Мешков.

Иллария вся съежилась, сидя на скамейке во дворе мешковского дома. В руке Иллария сжимала костяную ручку зонта. Даже в субботу по такой погоде в домино никто не играл. Иллария торчала здесь под мокрым тополем одна. Иллария толком не знала, зачем она пришла. То ли увидеть Мешкова, вот так неожиданно выйти ему навстречу и мужественно сказать: «Здравствуйте, не ожидали?», то ли спрятаться, увидев его, просто увидеть, и все, и достаточно. Иллария не хотела сюда приходить, однако пришла, мерзла теперь на скамейке и ждала неизвестно чего.

Возле Илларии вдруг объявился Толя.

– Можно, я тоже присяду?

– Можно! – позволила Иллария. – Только подстелите газету, скамейка сырая.

Толя сел, не постелив газеты, и сказал:

– Холод собачий! Долго здесь не просидишь!

– Я терплю уже два часа. – Иллария не умела ничего скрывать. – Правда, меня немножечко бьет озноб, но я не могу двинуться с места. У меня здесь наблюдательный пункт.

Толя полез в карман, достал пачку печенья и протянул Илларии:

– Вы из уголовного розыска?

Иллария надорвала пачку, достала печенье и сунула в рот.

– Нет! Я по личному розыску, мне нужно увидеть одного человека.

– Мне тоже. Но ожидание, даже самое мучительное, часто приятнее самой встречи. Кажется, я уже дождался!

К дому шла Маша, несла сумку, наверное, возвращалась из магазина. Толю она не видела.

– Почему вы не кидаетесь ей наперерез? – удивилась Иллария.

– А зачем? – Толя взял еще одно печенье. – Совсем недавно я плакался, что от меня ушла жена и жизнь кончена. Теперь она не верит, что я позабыл про жену и жизнь только начинается! Я сам в это не верю, но это так!

– Она тоже замужем?

– Маша Мешкова выйдет замуж только за меня! – торжественно объявил Толя. – Несмотря на то что ее отец меня терпеть не может. Что с вами? – перепугался Толя, увидев, что Иллария пошатнулась.

– Ничего особенного, наверное, у меня начинается воспаление легких, не обращайте внимания! – Иллария выдержала паузу и с усилием задала вопрос: – А как к вам относится… жена… этого отца?

– А он холостяк! – со злостью ответил Толя. – Самый тяжелый случай. Вся жизнь в дочери, и все, кто посягает на дочь, – его враги!

– Я была почти уверена, что у него нет жены! – Иллария встала со скамейки и с трудом распрямила спину. – Пожалуйста, проводите меня до подъезда, у меня ноги сами не идут.

Толя послушно встал и взял Илларию под руку. Они двинулись к подъезду, в который недавно вошла Маша.

Когда они приблизились к подъезду, Иллария попросила:

– Теперь откройте мне дверь, оказывается, у меня нет никаких сил!

Толя, толком не понимая происходящего, послушно открыл дверь и впустил Илларию.

Иллария обернулась:

– Спасибо вам за компанию и за печенье!

Потом Иллария стояла на лестничной площадке пятого этажа и не решалась позвонить в дверь. Неизвестно, сколько бы так стояла Иллария, если бы не отворилась дверь соседней квартиры и оттуда не вышла женщина и, увидев Илларию, насторожилась:

– Вы ждете кого-нибудь?

– Да. – Но видя, что женщина не двигается с места и с подозрением смотрит на нее, Иллария поправилась: – То есть нет! Я сюда. – И позвонила в двадцатую квартиру.

Дверь отворила Маша.

– Виктор Михайлович дома? – неожиданно громко спросила Иллария.

– Нет, он в командировке.

– Тем лучше, это очень хорошо, что он в командировке! – И Иллария вошла в квартиру.

Маша смотрела на нее с явным недоумением. Надо было что-то говорить, и Иллария сказала:

– Здравствуйте, я знакомая Виктора Михайловича. Он когда вернется?

– Обещал сегодня, жду! Может, вы пройдете в комнату? На вас лица нет!

– А куда же оно подевалось, мое лицо? – Иллария проследовала в комнату и опустилась на стул. – Я узнала ваш номер телефона, но оказалось, что вам недавно переменили номер и в справочном еще нет сведений.

– Вы запишите наш новый телефон! – предложила Маша.

– Пожалуй, не стоит, – покачала головой Иллария, – и приходить не стоило! Вы лучше не говорите отцу, что я здесь была.

Маша улыбнулась:

– Как я ему скажу, когда не знаю, кто вы!

– Я Иллария Павловна. С вашим отцом мы познакомились в Древнегорске.

– Тогда я про вас знаю.

У Илларии почти что остановилось сердце.

– Если знаете плохое, лучше мне не передавайте!

– Он вам звонил, – улыбнулась Маша, – но не застал, вас выселили из гостиницы.

– Вы уверены, что он звонил именно мне?

– Конечно, он звонил в Древнегорск!

– Похоже, что мне! – Иллария побледнела. – Нет, наверное, мне, даже наверняка мне, ну безусловно мне! Извините, это слишком сильное потрясение!

Встала и поплелась к выходу.

Затем Иллария остановилась возле лифта, лифт был занят, горела красная лампочка.

Иллария начала спускаться по лестнице.

А мимо нее в кабине лифта проехал Мешков, который возвращался домой после командировки.

Он открыл ключом дверь, снял в коридоре плащ, повесил его на вешалку, положил портфель и объявился в комнате.

– Здорово, Маня! – Он поцеловал дочь в щеку.

– Ну что? Ты ее встретил?

– Кого?

– Илларию Павловну, она только что ушла.

– Иллария Павловна была здесь? – поразился Мешков. – Как она меня разыскала?

Раздался звонок в дверь.

– Наверное, она что-нибудь забыла. – Мешков улыбнулся и, продолжая улыбаться, пошел открывать.

В двери стоял Толя.

– С приездом! – сказал он Мешкову.

Тот рванул с вешалки плащ, оттолкнул Толю и, на ходу надевая плащ, кинулся вниз по лестнице.

– Ты не боишься, что я в этом промозглом дворе умру? – Толя обращался к Маше. – Почему ты не зовешь меня в дом?

– Потому что ты мне абсолютно не нужен!

– Это обидно слышать, – искренне высказался Толя. – Неужели нельзя мне найти какое-нибудь применение? Любое применение! – добавил Толя.

– Применение? – повторила Маша. – В этом что-то есть… Кажется, меня осенило… Поди-ка в овощной магазин и принеси картошки… Два пакета… Ну а если картошка крупная, можно три пакета…

Мешков выбежал во двор, завернул за угол и на остановке увидел Илларию. Она садилась в автобус.

Мешков успел подбежать и, подняв вверх руки, подхватить Илларию. Он снял ее со ступенек, поставил на тротуар и повернул лицом к себе.

– Здравствуйте, Иллария Павловна! – Все-таки он был рад ее видеть.

Иллария дернула плечами, высвободилась из рук Мешкова:

– Здравствуйте. Вы не надорвались?

– Это было бы неправильно, если б я вас прозевал. Пошли обратно. Маня нас покормит.

– Спасибо, не могу, – вежливо отказалась Иллария. – Я ведь забегала на минуточку. У меня срочная работа и дети заброшены.

– Ерунда! – – махнул рукой Мешков.

– Нет, не ерунда! – Иллария обиделась. – Совсем даже не ерунда! До свидания! Вон, кажется, автобус идет. Тем, что я к вам пришла, я уже уронила свое достоинство.

– Чем вы его уронили? – изумился Мешков.

– Тем, что я вас разыскала. Я все-таки женщина. Вы-то не ходили в справочное бюро!

– Да не мог я пойти в справочное бюро. Я не знаю вашей фамилии! Вернемся ко мне, – снова предложил Мешков, – я прямо с дороги, в поезде сосед всю ночь храпел, я перемучился, я голодный.

– Ну и идите к себе домой, – разрешила Иллария, – я вас не держу, я жду автобуса.

– А ну вас к аллаху! – разозлился Мешков. – То вы сами приходите, то вас силой не затащишь!

– Вот теперь я вас узнаю, вы в своем репертуаре! – И, мило улыбнувшись, Иллария быстро вскарабкалась по ступеням подошедшего автобуса.

– Будьте вы неладны! – выругался Мешков и полез в автобус вслед за Илларией.

Водитель закрыл двери, и автобус номер сто пять тронулся с места и покатил по Планетной улице.

Мешков подошел к Илларии, которая уже успела пройти вперед и занять свободное место.

– Возьмите билет! – напомнила Иллария. – Я вам не взяла, я не знала, что вас угораздит поехать.

– Ах да… – Мешков вернулся, взял билет и вновь подошел к Илларии. – Куда мы едем?

– Я еду домой. А вы куда? Наверное, вы меня провожаете.

– Зря вы мне этот концерт устроили!..

Мужчина, который сидел рядом с Илларией, встал. Иллария поджала ноги, мужчина вышел в проход и направился к выходу. Однако Иллария не подвинулась, и поэтому Мешков продолжал стоять.

– Да не мог я узнать ваш адрес. Ну хорошо, я пришел бы в справочную и сказал: «Мне, пожалуйста, адрес, зовут Иллария Павловна, фамилии не знаю, цвет волос шатеновый». Так, что ли?

– Понятия не имею.

– Что «не имею»? – передразнил Мешков. – Вы мне толком объясните, как я мог узнать?

– Откуда я знаю как? – передернула плечами Иллария. – Если б вы хотели, наверняка узнали бы!

– В городе восемь миллионов, – кипятился Мешков. – Да, у вас редкое имя, может, единственное, может, только вас так обозвали…

– Спасибо! – вставила Иллария. Но Мешков ее не слышал:

– Но по именам, даже по самым дурацким, адресов не сообщают и телефонов тоже! И где вы работаете, я не знаю! А вы вбили себе в голову и бубните – хотели бы… узнали…

– Вот вы опять на меня кричите! – Иллария поднялась. – А все уже сошли, и автобус уже стоит на конечной остановке.

Иллария быстро зашагала к выходу. Мешков – за ней.

Автобус остановился у стадиона «Динамо», напротив Северной трибуны.

Иллария спрыгнула с подножки на мостовую и пошла назад, пересекая неприметную и неширокую улицу, правда всю в зелени, которая роскошно именовалась Дворцовой аллеей.

– Мне на двадцать четвертый троллейбус, – сообщила Иллария. – Он останавливается возле моего дома, и не вздумайте меня опять провожать.

Она резко повернулась к Мешкову.

– Виктор Михайлович, ведь вы бы обо мне и не вспомнили, если б я сама вас не отыскала, я вас, конечно, не обвиняю…

– Неправда! – возражал Мешков. – Я звонил в гостиницу…

– Знаю… Но это потому, что я попросила Лазаренко передать вам про день рождения. Ведь это я за вами бегаю…

– Давайте пойдем в шашлычную! – перебил Мешков. – Тут недалеко!..

– Конечно, вам приятно, – грустно продолжала Иллария, – что есть на свете женщина, которая все время о вас думает, это льстит вашему самолюбию…

– Да бросьте вы ерундить!

Мешков сказал это мягко, снова пытаясь остановить Илларию, но это было бесполезным занятием.

– Сегодня я сделала открытие, вот я вас увидела, и, знаете, у меня сердце даже не екнуло!

– Нисколько? – Мешкову вдруг стало обидно.

– Нисколько! – Иллария понизила голос: – Значит, это было временное увлечение. Извините, если я вас огорчила. Давайте попрощаемся, и без адресов, без телефонов.

– Бьете меня моими же словами?

– Повторяю ваши слова, учусь. Школа жизни! – Иллария улыбнулась Мешкову, правда, улыбка веселой не вышла, и забралась в троллейбус.

Мешков смотрел, как троллейбус трогается, затем сквозь заднее стекло увидел Илларию, она помахала ему рукой. Мешков тоже поднял руку и помахал в ответ.

Иллария ехала в троллейбусе и смотрела в окно. И конечно, мысленно ругала себя за то, что не пошла обедать к Мешкову, звал ведь, сам звал, она не напрашивалась. Он же выбежал из дому и нагнал ее на остановке. Дура – круглая дура, треугольная, квадратная – какие еще дуры бывают – зигзагообразные? Но, в общем, она правильно поступила, все равно она ему не нужна, все она ему правильно сказала, надо с этим кончать! Нет, надо было пойти обедать…

Мысли Илларии прервал раздраженный мужской голос:

– Гражданка, я к вам обращаюсь!

Иллария вздрогнула и подняла голову:

– Это вы ко мне?

– А к кому же!

– Вы кто такой, я вас не знаю!

Пассажиры захихикали, а контролер побагровел:

– Контроль, предъявите билет!

– А у меня нет билета! В автобусе я еще брала билет. – Иллария порылась в кармане. – Не знаю, где он. В троллейбусе мне уже было не до билета. Я заплачу штраф! – Она вынула из кармана кошелек и отдала его контролеру: – Возьмите сколько полагается.

Контролер кошелька не взял:

– Сами платите три рубля.

– Как вы думаете, а сколько я должна заплатить, – совершенно серьезно спросила Иллария, – чтобы наш троллейбус поехал обратно и свернул на Планетную улицу, по которой вообще-то троллейбусы не ходят?

Оставшись один, Мешков стал злиться не столько на Илларию, сколько на самого себя. С какой же стати помчался он ее догонять, она с ним разминулась, и слава Богу! Кто его просил проявлять деликатность?! И вот она в ответ, здравствуйте, сразу возгордилась и обхамила его. Прекрасно провел время – прокатился на автобусе, прослушал ее поучения и остался стоять на троллейбусной остановке, очень красиво! И еще помахал ей ручкой, старый болван, вместо того чтобы повернуться спиной и к ней, и к троллейбусу!

Именно в этом состоянии Мешков возвратился домой и на вопрошающий взгляд дочери придал лицу равнодушное выражение:

– Сплавил ее, от ворот поворот! Какое, в конце концов, мне до нее дело? Никакого мне нет до нее дела! – В этот момент Виктор Михайлович увидел Толю.

Держа в руках пылесос, Толя стоял посредине комнаты.

Присутствие Толи было спасением.

– Ну? – прогремел Мешков. – Что ты здесь делаешь, голубчик?

– Собираюсь пылесосить квартиру, картошку я уже принес, – бесстрашно объяснил Толя.

– Папа, пожалуйста… – попыталась предотвратить скандал Маша, но безуспешно.

Мешков нагнулся к Толе и грозно встал перед ним:

– Твоя жена сбежала к другому, и поэтому ты страдаешь, не так ли? Или ты переметнулся? Может быть, тебе нужна московская прописка?

Мешков теснил Толю, и тот отступал к стене.

– Папа, умоляю! – то опять была Маша.

– Ваша профессия, Виктор Михайлович, – вспомнил Толя, – не наносить увечья, а, наоборот, техника безопасности, то есть оберегать чужое здоровье.

– Сейчас я должен обезопасить мою единственную дочь. Поставь пылесос на место и выкатывайся отсюда! – приказал Мешков.

Толя преспокойно уселся в кресло:

– Наверное, вы поссорились с вашей дамой и вымещаете зло на мне!

– Моей дамой? – заревел Мешков и вырвал у Толи из рук пылесос.

Прозвенел звонок.

– Нет у меня никакой дамы! – орал Мешков.

Маша открыла дверь.

Вбежала соседка. Сейчас на ней было длинное синее платье, в котором она, молодящаяся особа лет сорока пяти, выглядела смешно и вульгарно.

– Я погляжусь в ваше зеркало, – пропела соседка. – Идет ли мне это платье?..

– Сейчас мы очень заняты. – Маша попыталась избавиться от этого визита, но соседка как ни в чем не бывало стала вертеться перед зеркалом.

– Что, у вас дома нет своего зеркала? – кинулся к ней Мешков.

– У меня другое освещение! С приездом, Виктор Михайлович! Как – мне это идет? Машенька, ваше мнение мне очень дорого. Вы кто? – обратилась она к Толе. – Машенькин друг? Вы каждый день мелькаете во дворе.

– Каждый день? – в ужасе прогремел Мешков. – Маша, забери у меня пылесос. Зачем ты мне его дала?

– Ну как я в этом платье? – не унималась соседка. – Убирать мне в бедрах или не надо?

– Сожгите это платье! – прошипел Мешков. – Вы в нем похожи на… на… – Мешков подбирал оскорбление, – посиневшую мороженую курицу!

– У вас что-нибудь случилось? – с приторным сочувствием спросила соседка. – Вам требуется моя помощь?

Снова прозвенел звонок.

– Что это за проходной двор? – Мешков самолично бросился открывать.

В двери стоял пожилой мужчина с заискивающим лицом. Он держал в руках большую плетеную корзину:

– Копчушки не желаете?

– Ага, голубчик! – Мешков выхватил у продавца корзину, отнес в комнату и водрузил на стол. – Теперь ты не отвертишься!

– Папа, прекрати, стыдно! – нервничала Маша.

– Отдайте корзину! – потребовал продавец.

– Молчи, мошенник! – Мешков полез в корзину. – Смотрите, вот как обманывают людей среди бела дня в Москве! Смотрите!

Он развернул пакет… В нем лежали упитанные копченые рыбешки.

– Машенька, – пропела соседка, – хотите, я дам вам рецепт, как готовить салат из копчушки?

И тут захохотал Толя, за ним не выдержала, засмеялась Маша, захихикал продавец… и, наконец, рассмеялся сам Мешков.

– Это вы надо мной смеетесь? – загрустила соседка. – Я что, в самом деле похожа на мороженую курицу?

А продавец опомнился:

– Копчушки будете брать?

И Мешков ответил:

– Будем!

В понедельник Мешков шел по длинному коридору своего строительного треста.

В зале заседаний была распахнута дверь. Мешков осторожно подошел и через голову женщины, которая сидела при входе, заглянул внутрь и отыскал глазами глянцевую лысину Лазаренко.

– Вызовите мне, пожалуйста, Лазаренко! – шепотом попросил он женщину.

Женщина нагнулась к соседу и, как при игре в телефон, шепнула ему на ухо: «Лазаренко спрашивают!» Тот нагнулся к следующему и повторил: «Лазаренко спрашивают».

Лазаренко поднялся с места и вышел в коридор.

– Здорово! – сказал Лазаренко Мешкову. – Ты когда приехал?

– В субботу, и, пожалуйста, догадайся, кто в этот день у меня был?

– Иллария Павловна! – мгновенно сообразил Лазаренко, как будто Иллария каждый день ходила в гости к Мешкову.

– Значит, это ты ее подослал? – с укором воскликнул Мешков. – Зачем ты ей дал мой адрес?

Женщина, сидевшая в дверях, обернулась, и мужчина рядом с ней тоже обернулся:

– Тсс!..

Лазаренко схватил Мешкова за руку и поволок его в коридор:

– Да я ее в глаза не видел!

– А почему ты тогда догадался?

– Про кого же еще ты стал бы мне так срочно сообщать.

Мешков улыбнулся:

– Значит, действительно сама разыскала!

– Молодец!

– Кто?

– Иллария Павловна!

– А почему она молодец? Ну, разыскала, пришла, а мне это до лампочки!

– Я пошел! – отвернулся Лазаренко. – Наверное, уже слушается мой вопрос.

Но Мешков загородил ему дорогу:

– Эта история меня выматывает. Ну зачем мне Иллария Павловна? Для чего мне она?

– Если ты не знаешь, то я тем более, – ответил Лазаренко.

– Что мне теперь делать, подскажи!

– Раз так, – насмешливо засмеялся Лазаренко, – позвони ей!

– Не хочу я звонить, и, кроме того, я не знаю ее телефона!

– Узнай! Хотя я забыл, тебе ведь до лампочки! – И Лазаренко ушел, оставив Мешкова в полной растерянности.

После работы Мешкова можно было увидеть на площади возле киоска «Справочное бюро».

– Скажите, пожалуйста, можно ли узнать домашний адрес?

Киоскер протянула Мешкову бланк:

– Заполните фамилию, имя, отчество, желательно год рождения, хотя бы приблизительно.

– Я могу заполнить все, кроме фамилии!

Киоскер рассердилась:

– Вы что, пришли сюда шутки шутить?

– У нее имя, единственное в своем роде, – Иллария! Это вообще не имя, а не поймешь что.

– Нельзя! – Киоскер в сердцах захлопнула окошко.

– Это мне повезло, что нельзя! – сказал Мешков закрытому окошку. – Теперь моя совесть чиста.

Но он не успел отойти от киоска, как сразу увидел на стенде афишу: «Всероссийская художественная выставка».

Мешкова будто насквозь пронзило. Он замер как вкопанный и оторопело уставился на афишу.

Отошел от нее, тотчас снова вернулся, с недовольным видом прочел адрес выставки и рядом: «Открытие 15 сентября».

Мешков опять постучал в окошко справочного бюро. Когда киоскер открыла, Мешков мрачно спросил:

– Какое сегодня число?

Киоскер узнала Мешкова и ехидно потребовала:

– За справку платите.

Мешков заплатил и получил официальный ответ на фирменном бланке: «Сегодня шестое октября тысяча девятьсот семьдесят шестого года».

Снег пошел, ранний октябрьский снег повалил. На липах желтели из-под него скрученные и ломкие листья, еще не ободранные ветром.

Снег пошел, и поэтому в залах художественной выставки свет зажгли днем. От света забликовали стекла на картинах, а толстые лепные багеты заблестели фальшивым бронзовым цветом.

Все посетители шли от картины к картине, а Мешков – от одной рамы к другой, потому что на каждой раме были прикреплены этикетки с фамилией художника и, что самое главное, с его инициалами.

Мешков задирал голову, беззвучно шевелил губами:

– А-Эм… Ве-Ве… И-Эл…

Мешков опускал голову, читал инициалы на картинах в нижнем ряду:

– А-Эм, А-Эм… Ве-Ве… Ве-Ве…

И вдруг!

– Овчаренко! – вслух прочел Мешков и тотчас спросил у молодого человека, стоявшего рядом: – Как вы думаете, Овчаренко Тэ-Пэ… мужчина или женщина?

– Понятия не имею.

Мешков пошел разыскивать служительницу. Она дремала на табуретке, в полусне следя за тем, чтобы никто не попортил произведений изобразительного искусства.

– Скажите, пожалуйста, – разбудил ее Мешков, – Овчаренко Тэ-Пэ – мужчина или женщина?

– А я почем знаю? – приоткрыла глаза служительница.

– Вот беда, каталога нет, – вздохнул Мешков.

– К закрытию выставки наверняка напечатают! – утешила дежурная по залу.

– Вы случайно не знаете, кого из художников зовут Таисией Павловной?

– Не знаю, мой хороший. Вот Репина знаю – звали Ильей Ефимовичем, а что за Таисия Ивановна, с чем ее едят?

– Павловна, – поправил Мешков, сделал несколько шагов, присел на стул отдохнуть и пожаловался соседу: – Сколько картин понавесили, пока все пересмотришь!

– Мало! – взорвался сосед. – Очень мало, самые лучшие не повесили! – И исчез.

Мешков изумленно поглядел ему вслед, встал со стула, собираясь продолжать осмотр, и в этот момент заметил саму Таисию Павловну.

Она шла по залу, энергично размахивая руками.

Мешков напустил на себя вальяжность.

– Здравствуйте, Таисия Павловна! – Он почти пропел эти слова.

– Вот это да! – удивилась Таисия. – Вот это не ожидала! С каких это пор вы интересуетесь живописью?

– А я ею не интересуюсь, забыли, что я ничего не знаю про Джотто?

– Тогда зачем вы сюда пришли?

– По делу! – Он достал из кармана листок бумаги. – Как ваша фамилия, тут у меня записано, есть Алсуфьева Т. П., Гусарова Т. П. и, наконец, Овчаренко тоже Т. П., правда, я не все картины обошел, может, еще есть Т. П.?

– Овчаренко зовут Тихоном Петровичем! – Таисия Павловна поначалу не угадала, к чему клонит Мешков. – Зачем вам сдалась моя фамилия?

– Хочу взглянуть на ваши картины! – схитрил Мешков.

– Пойдемте!

Художница резко взяла с места. Мешков заторопился за ней, как вдруг она остановилась.

– Чуть было не купилась, вот что значит авторское тщеславие! Вы разыскиваете Илларию, да?

– Да! – не стал темнить Мешков.

– Не должны вы ей звонить, зачем это, к чему это приведет?

Тут Таисию окликнули:

– Алсуфьева, Таисия Павловна! Там вас из редакции спрашивают!

– Всего доброго! – попрощался с ней Мешков и язвительно добавил: – Телефон я узнаю в вашей организации.

Несколько дней спустя Мешков возвращался домой после работы.

Как всегда, он сошел с автобуса возле своего дома, однако не завернул во двор, а прошел вперед по улице.

Будка телефона-автомата оказалась свободной. Мешков занял будку и плотно прикрыл за собой дверь.

На телефонный звонок трубку сняла Иллария:

– Алло!

– Иллария Павловна, это вы?

– Да! Это я! – проговорила Иллария недрогнувшим голосом. – Таисия мне рассказала, что вы разыскиваете мой телефон, и я уже третий день боюсь из дому выйти.

– Совершенно зря, – покачал головой Мешков, – вот что я вам хочу сказать…

– Ненавижу объясняться по телефону! – решительно объявила Иллария. – Все, что вы захотите мне сказать, скажете лично.

– Пусть будет по-вашему, – согласился Мешков. – Тогда давайте посидим в шашлычной.

Вскоре Мешков ждал Илларию возле шашлычной, которую сегодня украшало объявление «Санитарный день».

Вот появилась Иллария, пошла навстречу Мешкову и, высвободив из перчатки, протянула ему руку.

– Привет!

– Привет! – Мешков легонько пожал протянутую руку. – На вас опять новая шляпа!

– Да, я люблю шляпки. – Иллария весело улыбнулась. – Я представляю, как вы ходили по выставке, все таблички изучали, искали Т. П. Грандиозно! Я потрясена!

– Пришлось потрудиться! – Мешков тоже улыбнулся. – Вы извините, я думал, мы посидим в шашлычной, но видите, какое безобразие – санитарный день.

– У меня все равно времени в обрез. – Иллария двинулась по направлению к станции «Динамо». – Мы с Таисией сегодня выезжаем на этюды, вернемся к праздникам, пятого ноября, я набрала чертежей с собой, буду работать в гостинице. Ну, что вы хотели мне сообщить?

Мешков ничего не ответил. Некоторое время они молчали, а возле метро, не сговариваясь, вошли на территорию стадиона. Они пошли по дорожке, давя на асфальте мокрые листья.

– Ну все-таки, что вы мне хотели сообщить? – спросила Иллария. – Зачем-то вы меня вызывали?

– До вас у меня была спокойная жизнь, – невесело признал Мешков, – я мотался по своим командировкам, ходил на футбол, в домино играл, в преферанс. Душевная тишина, вот что у меня было.

– Значит, из-за меня вы бросили преферанс?

– Из-за вас одно беспокойство. – Мешков не глядел на Илларию. Он поглядел на афишу, которая висела у входа в кинотеатр. – Вас нету, а все равно у меня сплошная нервотрепка!

– Может, вы по мне скучаете?

– Никогда! – заверил Мешков. Теперь он увидел, что штакетник у входа на Южную трибуну, чуть правее кинотеатра, был раздвинут. И, не дожидаясь ответа Илларии, Мешков втиснулся в узкий проход. Иллария за ним. – И давайте договоримся, – продолжал Мешков. Он продирался сквозь заграждения. – Я думаю, так будет лучше. Вы ко мне не приходите, я вам не звоню, мы друг друга не ищем.