Текст книги "Превращение"

Эмили Уитмен
Превращение

В память о моём отце.

И самый грозный вал волны во время бури

Вернётся в море кроток и смирен.

Так наша жизнь то в коже, то в тюленьей шкуре —

Лишь отражение вселенских перемен.

Старинная песнь шелки[1]1
  1 В шотландском и ирландском фольклоре шелки – морской народ, люди-тюлени.


[Закрыть]

EMILY WHITMAN

THE TURNING

Данная книга является вымыслом. Отсылки к известным личностям, событиям, учреждениям, организациям или местам использованы с целью создания достоверности выдуманной истории. Все остальные персонажи, ситуации и диалоги являются плодом воображения автора и не могут быть истолкованы как реальные.

Опубликовано по договоренности с Transatlantic Literary Agency Inc. и агентством «Ван Лир»

Text copyright © 2018 by Emily Whitman

© Нина Кравченко, перевод, 2022

© ООО «Феникс», 2022

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com

Начало истории

Мне казалось, что на свете нет ничего хуже острова Спиндл, но я ошибался.

Новые люди шли в эту белую комнату, чтобы посмотреть на меня и попытаться заговорить. Но нет уж! Не для того я провёл все эти месяцы наедине с морем, чтобы теперь сдаться! Всё началось, когда я нырнул с утёса, чтобы найти свой клан, а рыбацкие сети вдруг схватили меня и вытащили на палубу. Мне было холодно, хотя прежде я не знал этого ощущения, а рокот мотора заставлял вибрировать всё моё тело, заглушая привычную вибрацию волн. «Это он, – говорили люди. – Мальчик с острова Спиндл. Тот самый, которого искали. Тот самый, которого так и не нашли».

Хотя, возможно, всё началось ещё раньше. Когда Нелли принесла мне книгу со словами песни, но та упала в морскую пену и страницы пропитались солью. Когда мы столкнулись с «моржом». Когда я прикидывал про себя, что Нелли могла бы стать моим другом…

Нет. Всё началось гораздо раньше. Ещё до того, как я впервые увидел людей. Когда мы жили с мамой и кланом в море и я отдыхал на скользких, сплошь покрытых солёными брызгами камнях, плавал в густых зарослях водорослей и катался на волнах. До того, как я узнал правду…

Часть первая
Океан

Глава 1
Длинноногий

Мы возвращались с охоты. Я сидел на маминой спине, ведь плыть нам предстояло далеко. Солнце сползало по небу в море, и его последние длинные лучи окрашивали мамину шерсть в розовый цвет – в тон моей коже.

– Давай нырнём, – попросил я.

Взмах её хвоста – и мы скользнули под воду, двигаясь ближе к поверхности – там я мог нормально видеть.

Мама в обличье тюленя была гладкой и сильной. Мышцы играли под её прекрасной шкурой. Однажды у меня тоже будут такие же ласты, шкура, хвост и, конечно, дыхание для самостоятельных путешествий по океану. Я буду здороваться с китами и часами кружиться в океанской мгле, а мои глаза станут огромными и чёрными, способными видеть на глубине.

Мы вынырнули на поверхность, чтобы я вновь мог вдохнуть полной грудью.

– Глубже! – попросил я.

Мама отрицательно покачала головой:

– Нет, Аран, нельзя до твоего превращения.

Я расстроенно вздохнул, ведь с каждым днём ожидание становилось всё тягостнее. К своим одиннадцати годам я застрял в развитии: ноги вместо хвоста, тонкая, как водоросли, кожа и несросшиеся, отдельные пальцы, словно камушки на берегу.

Небо стало пурпурным. Бледное свечение показалось на горизонте – это выглядывала Луна. Совсем скоро она станет полной. Теперь волны поблёскивали серебром, и кончики маминых усов украшали капельки света.

Впереди возник остров, чернеющий на фоне звёздного неба. Я соскользнул с маминой спины, чтобы преодолеть оставшийся путь самостоятельно. Она медленно плыла рядом, следя за морем внимательно и осторожно.

Волна вынесла меня на берег. Я вскочил на ноги, и под ними сразу захрустела галька. Подбежав к озерцам воды, оставшимся после прилива, я бросился искать среди морских звёзд чего-нибудь вкусненького. Там была здоровенная гроздь голубых мидий, одна из которых с лёгкостью поддалась. Луна была настолько яркой, что я видел свою тень: словно другого, тёмного себя.

Мама вытянулась на камнях подальше от прибоя. Когда она бывала одна, то обычно опускала хвост в воду, но ради меня всегда забиралась повыше.

– Тебе не пора спать? – окликнула она.

– Я перекусываю, – расколов на камне панцирь мидии, я высосал мясо. – Хочешь немного?

– Можно попробовать.

Я принёс горсть мидий, и она с хрустом стала лузгать их зубами.

Как обычно, мама нашла отличное лежбище с плоскими камнями, на которых было удобно спать и принимать солнечные ванны. Вокруг было много приливных бассейнов, и бухта была достаточно мелководной, чтобы туда не смогли забраться акулы. Мама всегда сама выбирала наши лежбища, когда остальная часть клана отправлялась в долгие путешествия. Они уплыли почти две луны назад, и я сидел, пристально вглядываясь в волны.

– Как думаешь, они скоро вернутся? – поинтересовался я.

Мама не ответила. Я обернулся – она уже спала.

Когда я был маленьким, мы вместе смотрели вслед уплывающему клану и мама утирала мои слёзы. «Как только у тебя появится шкура, мы отправимся с ними, – обещала она. – Это произойдёт очень скоро». Наше одиночество она называла «особым временем», наполняя его играми, песнями и разными интересными историями, поэтому я не расстраивался. Таков был привычный уклад нашей жизни.

Вдобавок в те времена мама всё время превращалась. Я добирался на её спине до нового лежбища; как только мы вылезали на берег, её взгляд становился пристальным, словно обращённым внутрь себя, – то был взгляд превращения. Шкура её обвисала, и мама выскальзывала из неё так, что ласты вдруг начинали свободно болтаться, а клыки стучали о камни. Она хорошенько потягивалась и затем, аккуратно расправив шкуру, прятала её между камней. Мама делалась длинноногой, точь-в-точь как я, если не считать перепонок между пальцами. «Ты будешь таким же, когда превратишься», – уверяла она. Мама учила меня танцам во время полнолуния, мы играли в догонялки, и оттого ноги казались мне тогда самым лучшим, что может быть на свете.

Но чем старше я становился, тем реже она превращалась, а в присутствии клана – почти никогда. Да и зачем, если есть шкура? Она родилась в ней, как и большинство шелки.

Поэтому меня постоянно мучил вопрос: когда же наконец и у меня появится шкура? Неужели однажды, проснувшись, я почувствую, что бью хвостом? Или, быть может, шкура будет ждать меня на берегу? И какого цвета она будет: серебристой, как у мамы, или бурой с золотистыми вкраплениями, как мои волосы? Мама тоже этого не знала. «Доверься Луне, – говорила она. – Шкура сама появится в назначенное время».

Однако я понимал, что мама тоже устала ждать и переживала не меньше, хотя никогда не подавала вида. Но всё же мои ноги таили опасность. Люди больше не верили в существование шелки и думали, что на самом деле мы – обычные тюлени, и это нас вполне устраивало. Однажды вечером я случайно услышал мамин разговор с бабушкой: «Будь осторожнее, Уна! Что, если они увидят его – мальчика, живущего с тюленями? Они его отнимут и запрут на суше – вот что будет. – Её голос затих. Я подкрался ближе, чтобы услышать продолжение. – Тогда он не сможет получить шкуру и его душа шелки умрёт».

Воспоминание вызвало во мне дрожь.

Я сел повыше и поднял лицо на Луну.

– Прошу, – молился я. – Пожалуйста.

Молитва продолжалась без слов. Закрыв глаза, я представил себе, что Луна, повелевающая волнами, смотрит на меня. Я представил себя с гибкими ластами, с гладкой и сияющей шкурой.

Вновь открыв глаза, я широко расставил пальцы в поисках перепонок – первых признаков превращения, – но пальцы оставались прежними.

Быть может, изменения пока едва заметны? Я обвёл контур кисти руки, начав с большого пальца.

Мама вздохнула. Она проснулась и наблюдала за движением моего пальца, очерчивающего каждую вершину и каждую впадинку. Её губы сжались – она старалась не показывать боль. В её сердце зияла такая же пропасть, как та, что была между моими пальцами. Лишь появление у меня шкуры могло заполнить эту пустоту.

Глава 2
Лес водорослей

Меня разбудили тёплые лучи солнца, выглянувшего из-за скал. Мамы рядом не оказалось, и в животе заурчало. Она наверняка добывает завтрак. Я спустился к воде, когда мама появилась из волн, держа в зубах трепыхавшуюся серебристую рыбёшку, полетевшую к моим ногам. Я ухватил добычу, оторвал голову и затем всё лишнее.

– Я всё ещё голоден, – посетовал я. – Где ты её поймала?

Она отбросила ластом остатки рыбьей кожи.

– В чудесных зарослях ламинарии, недалеко отсюда, на юго-западе.

Я засеменил по мелководью.

– Думаю, я смогу поймать ещё одну.

Мама отрицательно покачала головой:

– Один ты не поплывёшь. Ты забыл о косатках и акулах? К тому же…

– Уже несколько недель не появлялось ни одной лодки, – настаивал я, однако она уже плыла рядом.

Я плыл уверенно, а солнце поднималось всё выше и выше. Моё бултыхание ногами в воде было для мамы мучительно медленным. Когда солнце прошло зенит, оставшуюся часть пути она велела плыть верхом на ней. Я влез на спину, и мы ускорились, прорываясь сквозь гребни волн. Вскоре мама уже поворачивалась, чтобы высадить меня.

Пожалуй, это были самые красивые заросли из всех, что мне приходилось видеть прежде! Риф достигал поверхности воды. Солнце пробивалось сквозь плотный покров морских растений. Всё играло в лучах света: от мелких водорослей и крошечных, перебирающих лапками креветок до огромных круглых зарослей ламинарии.

Мама подкралась сзади к молодому окуню и схватила его прежде, чем тот успел ускользнуть. С такой пастью, как у неё, с закруглёнными чёрными клыками охотиться казалось проще простого. В моём же распоряжении были лишь стёртые из-за прогулок по скалам ногти.

Плывя вдоль рифа, я искал морских звёзд и кораллы. Сунул руку в расселину и ухватил маленького осьминога, но тут же попал в тёплое течение, которое понесло меня на поверхность. Я катался на волнах вверх-вниз и ел.

Набрав полные лёгкие воздуха, я снова нырнул и погнался за анчоусом в струящихся водорослях. Вдруг на морском дне мелькнуло что-то красное… Какая красота – краб! Я бросился вниз и, схватив его сбоку за панцирь, поплыл обратно, чтобы показать маме. Однако её нигде не было видно.

В груди защемило – это были мои бестолковые лёгкие, которые, словно пузырьки воздуха, тянули к поверхности. Я пока не умел наполнять свои вены кислородом. Зато, когда ты – тюлень, кислород поступает в кровь в нужном количестве для длительного пребывания под водой. Закрывай ноздри и ныряй, а о дыхании можно забыть на какое-то время.

Я работал руками, опускаясь всё глубже. Краб плыл вместе со мной, и его глаза на длинных «ножках» двигались во все стороны. Вдруг он вывернулся и ухватил меня. Острая боль пронзила основание ладони.

– Ай! – потоком пузырей мои последние остатки воздуха полетели к поверхности.

Отталкиваясь ногами, я устремился вверх. Грудь разрывалась, уши сдавило, а краб удрал. Я вылетел на поверхность и наконец наполнил лёгкие воздухом.

Струйка ярко-красной крови бежала по руке.

Мама подплыла ко мне, держа в пасти зелёные водоросли.

– Возьми, – сказала она, – Обмотай руку и запрыгивай на меня.

Смущённый, я смотрел исподлобья:

– Я умею плавать.

Она покачала головой:

– Ты же прекрасно знаешь, что такое запах крови для акул.

– Нет здесь никаких акул, – проворчал я. И всё же забрался ей на спину, перед этим обмотав рану водорослью, и распластался, чтобы возвратиться обратно.

Мама плыла молча. Дорога показалась вечностью, а мы всё плыли и плыли, преодолев лишь половину пути.

В какой-то момент я почувствовал: в воде что-то появилось.

Мои мускулы напряглись.

– Что-то приближается, – сказал я.

Мама поплыла ещё быстрее, она тоже это почувствовала. Мы очутились в открытых водах – ни острова, ни рифа, чтобы забраться.

– Держись, – прохрипела мама встревоженным голосом. – Акулы смотрят вверх, а не вниз. Когда я кивну, ты глубоко вдохнёшь, и я нырну.

Я крепче ухватился за её шею. Конец повязки из водоросли болтался на волнах.

Хищник стремительно приближался. Мама не смогла бы уйти со мной на спине. Я решил расцепить руки…

– Даже не вздумай, – рявкнула она. – Не смей!

Хищник был прямо под нами, настолько близко, что мы чувствовали колыхание волн, исходивших от него. Моё сердце билось очень сильно, едва не выскакивало из груди. Почему он не нападает снизу? Он играет с нами?

Я занёс кулак – моё единственное оружие…

Глава 3
Возвращение

На расстоянии от нас из воды вдруг резко возникла чёрная голова. Мама ахнула! Почему она не оскалила пасть для драки? Чёрное нечто начало приближаться быстро, его широкая спина искрилась от воды…

Но вдруг это нечто резко остановилось прямо перед нами.

– Лир! – воскликнула мама. Её голос звучал проникновенно и нежно.

Гладкая чёрная шкура, усы – это был Лир, наш вожак, самый быстрый и сильный шелки в море.

– Ты вернулся! – воскликнул я.

Лир подплыл и прижался к маме носом. Затем, хлопая ластами, он встал под водой вертикально, во весь свой рост, глядя на неё с восхищением.

– Как приятно видеть тебя, Уна! – его голос был глубоким и проникновенным, словно шум ночных волн.

В ответ мама широко улыбнулась.

Если вернулся Лир, значит, и весь клан возвращается домой из долгого путешествия. Я привстал повыше, вглядываясь в волны и пытаясь разглядеть сверкающие головы.

Лир проследил за моим взглядом:

– Они ещё не добрались. Копаются на старом затонувшем корабле. Я ушёл вперёд, чтобы найти вас.

Я расплылся в широкой улыбке – даже косатка бы мне позавидовала.

Лир по-особенному посмотрел на меня, как, впрочем, и всегда.

– Надо же, Аран! Да ты вырос на целый плавник с тех пор, как мы виделись в последний раз! – он широко улыбнулся маме. – Как ты ещё таскаешь этого детёныша? Он же размером с тебя!

Он пошутил, но из маминой груди вырвался вздох, похожий на звук закрывшегося кораллового полипа актинии.

Я пожал плечами. Раз все возвращаются, теперь начнётся столько интересного! Будем играть в догонялки, вести оживлённые дискуссии, которые мама не любит называть спорами, и будет столько всякой рыбы, что не сосчитаешь – придётся сложить все когти вместе. И ещё – истории! Бабушкины истории.

Лир спросил у мамы, удалось ли найти хорошее лежбище, и она объяснила, как добраться до нашей бухты.

– Превосходно, – ответил он. – Я поплыву за кланом, увидимся на месте.

Сделав сальто назад, он скрылся в воде.

Я соскользнул с маминой спины и поплыл. Когда она с недовольным видом догнала меня, я сбавил темп, чтобы показать, что ранка больше не кровоточит, а потом снова пустился вперёд.

Мы были маленьким кланом: всего семь шелки, и я – единственный детёныш среди них. Я с нетерпением ждал встречи с бравым Кормаком, остроумной и улыбчивой Мист, добродушной Мойрой. Но чаще всего я вспоминал о бабушке, о солёном запахе её шкуры и о том, как она щекотала усами моё ухо.

Немного погодя я остановился, чтобы перевести дух. Мама спросила, нет ли у меня желания прокатиться, но я отрицательно мотнул головой. Смотря на волны и стараясь не встретиться с ней взглядом, я спросил:

– Что Лир имел в виду?

– О чём ты?

– О том, что ты всё ещё носишь меня на спине. Я уже слишком взрослый для этого?

Её улыбка исчезла. Она думала какое-то время и наконец сказала:

– Родиться без шкуры – это нечто особенное, такое встречается не очень часто. Лир не знает никого, кому бы приходилось ждать свою шкуру. Поэтому он не всегда понимает, что в твоём случае должен быть другой подход.

Это вызвало у меня ещё больше вопросов.

– А кому-нибудь вообще известно, когда у меня появится шкура? – спросил я.

– Только Луне, – ответила мама.

Пришло время Луне дать мне свой ответ. Я с плеском проплыл мимо мамы, изо всех сил стараясь скорее добраться до клана.

Глава 4
Приди ко мне! Приди!

Мы обогнули мыс, на котором примостились наши шелки, распластавшись на пляже, словно посеребрённые солнцем брёвна.

– Эй! – воскликнул я и, прекратив барахтаться, закричал ещё громче: – Сюда! Я здесь!

У одного из «брёвен» поднялась блестящая голова.

Мама, поравнявшись со мной, запела: «Приди ко мне! Приди!» Это было ритуальное приветствие после долгой разлуки. Звуки струились, застывая в воздухе.

Через мгновение все спешили к воде, отбрасывая ластами ракушки и ударяясь животами о гальку. Они с плеском вошли в воду.

Я поплыл в их сторону, но успел сделать всего пару гребков, как вдруг Мойра снизу закрутила меня в водоворот. Мы расцепили свои объятия лишь на поверхности, широко улыбаясь. Кормак схватил мою ногу в пасть и потащил вниз, в водную мглу. Я отбрыкался и ухватил его за ласты. Мы поспешили вверх и вылетели из воды с выгнутыми дугой спинами. Я плюхнулся обратно в воду, так весело смеясь, что потом пришлось даже отдышаться, плавая на поверхности.

– Привет, Аран! – прозвучал рядом нежный голос. Добрые глаза Мист светились на фоне светло-серой шкуры.

И наконец, с улыбкой, горящей, словно солнце в середине лета, ко мне подплыла бабушка и обняла меня сбоку.

– Я соскучилась, – прошептала она, как всегда щекоча усами моё ухо.

– Пойдём! – позвала Мойра, направляясь к берегу. – У нас такие истории для тебя!

Мы все последовали за ней.

Я оглянулся убедиться, что мама не отстаёт. Они с Лиром медленно плыли позади всех так близко друг к другу, что их ласты почти соприкасались.

На берегу Мойра плюхнулась рядом со мной.

– Мы принесли тебе подарок, – сообщила она.

Я посмотрел по сторонам в предвкушении сюрприза. Обычно подарки были чем-то съестным.

Мойра обратилась к бабушке:

– Куда ты их положила?

– Спрятала, – ответила бабушка. – Закрой глаза, Аран.

Я держал глаза закрытыми, пока она ползла к скалам.

– Я помогала нести, – похвасталась Мист.

Кормак усмехнулся:

– Твоя бабушка и Мист лучше всех переносят вещи в пасти. Мы с Лиром всё грызём.

– А я постоянно случайно проглатываю, – пожаловалась Мойра. – А то бы помогла. Тебе понравится подарок, эти…

– Подожди, Мойра! – одновременно шикнули Кормак и Мист.

Бабушка была уже рядом. Что-то цокало о гальку.

– Открой глаза, – попросила она.

У моих ног лежали три золотых солнца: маленьких, плоских и круглых. Я опустился на колени и собрал их в ладошку.

– Что это? – спросил я.

Кормак гордо задрал голову:

– У материка затонул старый корабль – там, где течение меняется в обратную сторону. Мы нашли сундук.

– Вообще-то нашла твоя бабушка, – уточнила Мист. – Остальные помогали его вскрыть. Потребовалось время, потому Лир и поплыл вперёд, чтобы найти вас, – она улыбнулась маме. – Не мог дождаться.

Солнышки в руке казались тяжёленькими. Даже в сгущающихся сумерках они сверкали и блестели.

– Они называются дублонами[2]2
  1 Старинная золотая монета во Франции и Испании.


[Закрыть], – сказала Мойра. – Люди делали их из золота. Ну, тебе нравится?

– Безумно! – я наклонился, чтобы обнять всех по очереди. Сильнее и дольше всех я обнимал бабушку.

– Ну, – сказала мама, устроившись рядом с Лиром на плоских камнях, – рассказывайте обо всём! Насколько далеко вы забрались на север, встречали ли что-нибудь интересное, как изменились течения, где самая жирная рыба и…

– Погодите, – сказал Кормак, подползая к Мойре. Мист вытянулась во всю длину рядом со мной, а бабушка радостно смотрела на маму. Наконец мы собрались вместе – все до единого, как и должно быть.

Я всегда говорил маме, что наше с ней времяпрепровождение было чудесным, и она всегда соглашалась. Но сейчас она вытянулась вперёд, словно прыгая в воду, мысленно готовясь исследовать каждый берег, прокатиться на каждой волне пропущенного приключения. Меня кольнуло чувство вины.

– Для начала ответьте, куда вы плавали, – продолжала мама.

– Вверх вдоль побережья, – сказал Лир. – Мимо острова с двумя соснами и дельты, где течения образуют водоворот.

– Там снизился уровень воды, – добавила Мист.

В глазах Кормака вспыхнули озорные искорки:

– Мойра увидела в воде одного симпатичного шелки, остановилась расправить усы и шкуру…

– Не делала я этого! – запротестовала Мойра.

– Делала, делала! – не сдавался Кормак. – Мойра просто не может пройти мимо красавчика. Но когда она подплыла представиться, то сразу отпрянула: там был самый обычный тюлень! Видел бы ты эту физиономию – его будто смыло оттуда!

Все добродушно рассмеялись, и даже Мойра. Наконец она сказала:

– Нам, прямо скажем, нечасто встречаются другие шелки. Но надо надеяться!

Лир продолжил рассказ о путешествии. За дельтой вдоль побережья встречалось всё меньше и меньше лодок и домов, а вода становилась холоднее. Они зашли дальше, чем когда-либо, – так далеко на север, что даже видели в воде сверкающие глыбы льда. И в этих местах, сказал он, они повстречались с тремя членами клана белых шелки.

Мама затаила дыхание:

– Белые шелки! Я думала, их не существует.

– Их шкуры светлые, как снежный сугроб, – сказала Мойра. – Как вы думаете, в обличии длинноногих их волосы тоже белые?

Кормак покачал головой:

– У длинноногих волосы всегда тёмные.

– Но у Арана, – заметила Мойра, – есть ведь и светлые пряди.

Бабушка добродушно мне улыбнулась:

– Пятнистый, совсем как шкура.

Я ещё ни разу не встречал шелки вне своего маленького клана. Я подался вперёд.

– Они разговаривают как мы? – спросил я. – Их много?

Но бабушка повернулась к маме:

– Они сказали, что собираются на праздник Лунного дня.

– Лунный день! – тоскливо вздохнула мама. С момента моего рождения она перестала участвовать в обрядах.

Лунный день наступал раз в несколько лет, когда огромная и круглая Луна максимально приближалась к Земле, и тогда её влияние на морские приливы – и на наш народ – было самым сильным. В прошлый раз я уговаривал маму плыть туда вместе, хотя прекрасно понимал, что для такого путешествия нужно иметь ласты и хвост. Ведь чтобы добраться до Пика, придётся дни напролёт плыть в открытом море, где нужна шкура, чтобы спать на воде, необходимо уметь закрывать ноздри и нырять на большие расстояния. Притом плыть придётся самостоятельно, помочь будет некому.

Интересно, но, оказавшись там, нужно сразу же выбираться из шкуры. Только на двух ногах можно вскарабкаться по отвесной скале и оказаться в царстве Луны, чтобы прошептать ей на ухо свои молитвы.

– Все кланы собираются, – сказала бабушка. – Впервые за восемнадцать лет Луна будет так близко.

Мист обратилась к маме:

– Мы могли плыть прямиком туда, но вернулись, чтобы увидеться с вами. Вдруг ты… – её голос затих, когда она посмотрела на меня. Поймав мой взгляд, она опустила голову, как бы извиняясь.

– Это будет в ближайшее полнолуние? – спросил я.

Мист кивнула.

– Как бы мне хотелось поплыть! – сказал я.

На этот раз все согласно кивнули.

– Тогда я смог бы познакомиться с другими шелки, – продолжал мечтать я. – Наверное, их очень-очень много, правда? И все кланы разные? Некоторые приплывут с древних берегов? Наверное, там будут и детёныши моего возраста, и я мог бы играть с ними и…

– Аран, – мягко сказала бабушка, – впереди будет ещё много Лунных дней, и ты сможешь отправиться на другие праздники.

Мои плечи поникли. Мист подтолкнула меня:

– Мы же ненадолго. Туда плыть-то всего три дня, если останемся ночевать на скалах Чёрной бухты.

Лир покачал головой:

– Ты что, не помнишь? На острове теперь есть люди. Они построили там дома.

– Люди! – в голосе Кормака чувствовалось презрение. – Жили бы себе на материке, где им самое место.

Затем все начали обсуждать маршрут и старых друзей, с которыми хотели бы увидеться. У меня не было желания слушать дальше. Я улизнул и побрёл по пляжу, волоча ноги по камням, в направлении приливных бассейнов.

Начался отлив, и морские водоросли бесформенно лежали на песке. Я ткнул рака-отшельника. Он спрятался в раковину, покрытую крошечными шипами и ошмётками водорослей. Это было хорошее убежище: если не приглядываться, то и непонятно, кто там прячется внутри. Я уже собирался поднять его, когда рядом появилась бабушка.

– Пойдём, я расскажу тебе историю, – предложила она.

Я подпрыгнул, но вдруг притормозил.

– Я слишком взрослый для историй, – заявил я.

– Нет, ты ещё не слишком взрослый. Пойдём, найдём место, где не будем мешать остальным.

Она спустилась вниз. Я последовал за ней, втайне обрадовавшись, что она не оставила мне времени на протесты.