Текст книги "Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов"

27
Мулей-эль-Кадель спешит на помощь

Бен-Таэль, верный слуга Мулея-эль-Каделя, даром времени не терял.

Во время абордажа он находился на галиоте, милях в четырех от берега, но, поскольку он был превосходным пловцом, ему не стоило особого труда спастись раньше, чем галера напала на маленький парусник христиан.

Спрятавшись на берегу за скалами, он наблюдал жаркий бой и пленение галиота.

Теперь стало ясно, что турки отвезут христиан Харадже и спасти их сможет лишь его хозяин. Как только оба корабля взяли курс на север, раб перелез через скалы, отделявшие побережье от внутренней, равнинной части острова, и во весь дух пустился в Фамагусту. Он был уверен, что хозяин там.

Араб, выросший в пустыне, отличается от араба, выросшего в городском доме. Первый, как и абиссинец, прекрасный ходок, и ему нужно очень мало пищи, как одногорбому верблюду, который может пройти шестьдесят, а то и семьдесят километров за двенадцать часов, довольствуясь мучной болтушкой и табачным дымом, действующим на этих замечательных четвероногих, как хорошая порция кофе.

Так что Бен-Таэль был прекрасно тренирован и помчался со скоростью антилопы, чтобы как можно скорее увидеть хозяина и рассказать, какой грустный итог имела его миссия. Как и все аравийские негры, он умел ориентироваться, повинуясь инстинкту, и ему, как перелетным птицам, не нужен был компас.

Путь был долог, но Бен-Таэль рассчитывал на силу своих ног и надеялся быстро добраться до Фамагусты.

Он бежал всю ночь, потом три-четыре часа передохнул в траттории, неизвестно каким чудом избежавшей разрушительного нашествия орд Мустафы, и снова пустился в путь, нечеловеческим усилием преодолевая милю за милей.

Тем не менее до башен Фамагусты он дошел только на исходе второго дня.

Он был настолько измучен, что не держался на ногах. За все время он съел немного черного хлеба и пару горстей оливок, а спал часов шесть из тридцати шести часов дороги.

Однако феноменальная врожденная выносливость восторжествовала, и организму Бен-Таэля большего не понадобилось.

В восемь вечера, в тот час, когда ворота Фамагусты обычно открыты для редких крестьян, с которых требовали отдавать все лучшее для нужд несметных полчищ Мустафы, Бен-Таэль, весь в пыли, в грязи, обливаясь потом, вошел в несчастный город. Теперь здесь осталась только горстка мусульманского населения: остальных мужчин варварски перебили, а женщины стали рабынями на кораблях паши, стоявших в Никозии, и ожидали отправки на невольничьи рынки Константинополя.

Прошло уже много дней, но улицы и площади все так же лежали в руинах и были заняты мусульманскими отрядами и огромными стаями собак, что прибежали из деревень пожирать трупы последних венецианцев.

Завоеватели пока бездействовали. Мустафа, довольный, что истребил наконец всех защитников многострадального острова, пребывал в праздности и отдыхал, его паши вели себя примерно так же.

Фамагуста не должна возродиться – таков был приказ Селима, – и доблестные мусульмане, слепые орудия султана, попустительствовали полному уничтожению всего, что их окружало. Все напоминавшее о рычащем Льве Святого Марка надлежало разрушить: дома, бастионы, земляные валы, базилики…

Бен-Таэль знал, где живет его господин. Он, все так же бегом, пересек город и оказался перед небольшим домом, который охранял отряд янычар.

– Где мой господин? – сразу же спросил он, властным жестом отстраняя стражников, попытавшихся встать у него на пути. – Дайте пройти! Преданный слуга с нетерпением ожидает встречи с ним.

После таких слов никто не осмелился его остановить. Мулей-эль-Кадель ужинал с одним из пашей, своим приятелем. Услышав голос слуги, он выскочил на лестницу, ведущую в дом.

– Ты! – воскликнул он. – Ты принес мне печальные вести, Бен-Таэль?

– Да, господин. Христиан захватила галера, которой командовал один из капитанов Хараджи.

– Опять Хараджа! – в гневе воскликнул Дамасский Лев. – Ну почему эта тигрица в юбке все время идет по моему следу? Рассказывай.

Слуга за несколько минут рассказал о том, что произошло после того, как он сел на галиот, и при этом не упустил ни одной подробности.

– Хараджа есть Хараджа, – сказал Дамасский Лев, выслушав рассказ слуги. – Всегда непредсказуема и всегда жестока. Как думаешь, Бен-Таэль, куда повезут христиан?

– Наверняка в замок Хусиф, мой господин, – отвечал слуга.

– Командует операцией Метюб?

– Да, хозяин.

– Хараджа вернет мне герцогиню, – сказал Мулей-эль-Кадель, и в голосе его прозвучали свирепые нотки. – Ну, берегись!.. Дамасский Лев достаточно силен, чтобы одолеть эту тигрицу.

– Это страшная женщина, господин! – сказал Бен-Таэль.

На губах гордого юноши заиграла презрительная усмешка.

– Мы еще посмотрим, кто храбрее: Хараджа или тот, кого называют Дамасским Львом! Вели моему полевому адъютанту приготовить тридцать коней и столько же людей, самых верных в моей свите. Если Хараджа вздумала пойти против моей воли, ей придется иметь дело со мной. Мустафа могуществен, паша, может быть, еще могущественнее, но Мулей-эль-Кадель – первый клинок мусульманского войска и пользуется большой славой среди воинов ислама. Я бросаю вызов обоим!

– Значит, в замок Хусиф, господин?

– Не теряя ни минуты, – отвечал Мулей-эль-Кадель. – Эта женщина начнет мстить сразу, и нам надо прибыть раньше, чем привезут пленных. За восемь часов быстрого галопа мы доберемся до стен замка.

– А Мустафа, господин?

– Он пока ничего не должен знать.

– А потом? Ты же знаешь, что ждет тех, кто окажет помощь христианам.

– Да, им преподносят шелковый шнурок, чтобы сами повесились, – улыбнулся Мулей. – Не бойся за меня, мой верный Бен-Таэль. Дамасский Лев убьет себя только ударом меча, и никто из мусульман не осмелится помериться со мной силами, даже Метюб. Ступай, через полчаса конвой должен быть здесь. Выбери лучших из тех, кого я привез с собой из Дамаска, кто предан мне и моему отцу до самой смерти.

Слуга должен был обладать невероятной выносливостью, чтобы не передохнуть после такой долгой дороги хотя бы несколько минут. Но он вскочил и помчался бегом, пока другие слуги седлали для хозяина боевого коня, который числился самым резвым в конюшнях паши.

Не прошло и получаса, как Бен-Таэль появился у дверей дома верхом на прекрасном белом скакуне, а за ним тридцать дамасских рыцарей в железных доспехах, вооруженных длинными мушкетонами, саблями с широкими клинками и железными булавами. Все красавцы, как на подбор, крепкие, с длинными черными бородами, придававшими им разбойничий вид.

– Мы прибыли, господин, – сказал Бен-Таэль, увидев Мулея-эль-Каделя на верхней ступеньке лестницы. – И готовы следовать за тобой повсюду, хоть в ад, если ты того пожелаешь.

Дамасский Лев придирчиво оглядел рыцарей, быстро сбежал с лестницы и вскочил в седло своего боевого коня, который бил копытом и громко фыркал, так ему не терпелось сорваться с места.

– Вперед, мои храбрецы! – крикнул Мулей-эль-Кадель.

И отряд ринулся вперед. Кони летели, стелясь над землей, вслед за гордым юным полководцем и Бен-Таэлем, скакавшим бок о бок с хозяином, поскольку никто лучше его не знал дорогу в замок Хусиф.

Стража не осмелилась их остановить, они беспрепятственно миновали один из бастионов и понеслись по угрюмой равнине, яростно пришпоривая коней.

– Если кони не сдадут, к рассвету будем в Хусифе, господин, – сказал Бен-Таэль. – Посмотрим, как встретит нас Хараджа.

– Ясно, что не особенно хорошо, – ответил Мулей.

Потом, помолчав, сказал:

– Хотя кто знает? Может, она, наоборот, будет рада меня видеть. Знаешь, она ведь долго была в меня влюблена и надеялась стать женой Дамасского Льва.

– Она поделилась этим с герцогиней.

– Хараджа?!

– Мне по секрету сказал Эль-Кадур.

– И как она выражалась в мой адрес?

– Не слишком любезно, насколько я знаю. Похоже, теперь она ненавидит вас больше, чем раньше любила.

– Посмотрим, – с иронической улыбкой ответил юный мусульманин. – Эта женщина жестока, но в то же время очень чувствительна. Пришпорь коня, Бен-Таэль, я боюсь приехать слишком поздно.

Конвой скакал сразу за Мулеем и его слугой, но был вынужден все время погонять коней, чтобы не отстать от двух арабских скакунов, в жилах которых, казалось, бежал огонь, а не кровь.

В два часа ночи отряд сделал получасовой привал перед невысокими холмами, отделявшими равнину от болот с пиявками, чтобы окончательно не загнать лошадей, без остановки проскакавших все расстояние адским галопом. А затем бешеная скачка возобновилась, и всадники въехали в очень узкое ущелье, открывавшееся прямо на заболоченную низменность.

Когда небо стало светлеть, Бен-Таэль указал хозяину на высокие башни Хусифа, что возвышались на огромной скале над морем.

– Мы будем там через полчаса, может быть, через три четверти часа, господин, – сказал он. – Здесь надо ехать помедленнее: вниз ведет очень крутая тропа.

Проехав болота, безлюдные в этот час, конвой начал подъем на скалы, постоянно понукая коней. Несчастные скакуны выглядели совсем измученными.

Едва кавалькада добралась до небольшой площадки, над которой высился замок, как часовые подали сигнал тревоги.

Несколько минут спустя подъемный мост с грохотом опустился, и толпа янычар и матросов, вооруженных мушкетами, рассредоточилась по краю рва, готовая дать отпор всадникам.

Мулей-эль-Кадель велел эскорту остановиться и один выехал навстречу солдатам, уже готовым стрелять.

– Я Дамасский Лев! – крикнул он, подняв правую руку. – Предупредите племянницу Али-паши о моем прибытии.

Из сотни глоток одновременно вырвался крик восторга:

– Здоровья и долгой жизни Мулею-эль-Каделю!

Ряды янычар и матросов смешались, и все ринулись приветствовать знаменитого воина, такого юного, но уже снискавшего себе славное имя в войске мусульман.

– Хараджа еще спит? – спросил Мулей, когда радостные крики поутихли.

– Уже встает, господин, – ответил подбежавший раб. – Ее уже предупредили о вашем прибытии, господин.

– Тогда дайте мне проехать.

Он знаком велел конвою следовать за ним и въехал на парадный двор, где его уже ожидали капитаны.

Тем временем прибежали рабы с блюдами, на которых дымились чашечки с кофе и были разложены сласти.

Едва Мулей-эль-Кадель спешился и выпил чашечку великолепного мокко, как ему навстречу выбежал дворецкий замка со словами:

– Моя госпожа ждет тебя, господин. Не угодно ли следовать за мной?

– Одному?

– Да, она хочет видеть тебя одного, – ответил дворецкий.

Мулей обернулся к Бен-Таэлю, стоявшему сзади, и шепнул ему на ухо:

– Пусть мои люди не разоружаются. Будьте готовы ко всему.

Тот понимающе кивнул головой.

– Пойдем, веди меня, – сказал Мулей дворецкому.

Они поднялись по парадной лестнице, и Мулея провели в просторный зал, где Хараджа и герцогиня когда-то вместе обедали.

Племянница паши, как и в тот раз, сидела, облокотившись на стол. На ней было закрытое платье свободного покроя из белого шелка, с отворотами из голубой камчатной ткани и вышивкой серебром.

– Это ты, Мулей-эль-Кадель, – сказала она тягучим, чуть глуховатым голосом, не двигаясь с места. – Вот уж не думала, что когда-нибудь снова увижу, как ты входишь в этот замок. Зачем ты сюда явился?

– Спросить тебя, нет ли вестей от той христианки, что ты сначала принимала у себя как гостью, а потом послала за ней вдогонку своего капитана.

Глаза Хараджи вспыхнули мрачным огнем, лицо зарделось.

– А! Та самая женщина, что явилась сюда в костюме капитана? – спросила она с сардоническими нотками в голосе.

– Да, та самая, – твердо ответил Мулей-эль-Кадель.

– А! – произнесла еще раз племянница великого адмирала.

– Где она? – спросил Дамасский Лев почти угрожающе.

– Кто знает?

– Она здесь?

– Если бы она сюда явилась, не знаю, Дамасский Лев, нашел ли бы ты ее живой.

– Значит, Хараджа, как всегда, жестока?

– Как всегда.

– Ты должна знать, где она. Я знаю, галера Метюба настигла галиот с христианами на борту и взяла его на абордаж.

Хараджа резко подалась вперед, как дикий зверь, готовый к прыжку.

– Он ее арестовал! – крикнула она, вскочив на ноги, и лицо ее исказила гримаса ярости. – Кто теперь осмелится вырвать ее из моих рук?

– Я здесь для того, чтобы ты мне выдала ее, а заодно и христиан, что ее сопровождают.

– И ты, мусульманин…

– Да, я их поддерживаю, – холодно сказал Мулей-эль-Кадель.

– И ты думаешь, узнай об этом Мустафа или Селим, они закроют на это глаза?

– Пусть только попробуют отдать войскам приказ арестовать меня: я кумир военного лагеря, и никто не посмеет даже прикоснуться к Дамасскому Льву.

– Будет достаточно шелкового шнурка, присланного из Константинополя.

– Константинополь слишком далеко, – насмешливо сказал Мулей.

– Там хватает быстрых галер, и дней через пять-шесть шнурок будет здесь.

– И ты сможешь на меня донести?

Хараджа подошла к нему, положила ему на плечи руки и, посмотрев на него долгим, пристальным взглядом, сказала осипшим голосом:

– Что же ты сделал с моим сердцем, гордый Дамасский Лев? Я знаю, ты сначала сжег его своим взором, а потом изорвал в клочки. А знаешь, Мулей-эль-Кадель, я ведь тебя любила, так сильно, как может любить такая женщина, как я, а ты презирал мою любовь! Но я не просто женщина, я племянница великого адмирала, мой дядя владеет флотом, который оспаривали многие паши. Я не стану тебе рассказывать о своих муках; я одна знаю, сколько бессонных ночей провела, думая о тебе, отважном молодом воине. В мусульманском лагере только и говорили что о твоих героических подвигах. Я много раз видела, как ты скакал по полю боя и тебя не страшили ни копья, ни мечи венецианцев, ни огонь аркебуз и кулеврин. Со своей непобедимой саблей над головой ты был прекрасен и могуч, как бог войны. А теперь ты хочешь, чтобы та самая Хараджа, что страдала и плакала по тебе, да, плакала, Мулей-эль-Кадель, отдала тебе христианку, которая над ней насмеялась и в которую ты влюблен?

Дамасский Лев отрицательно покачал головой.

– Да, влюблен! – вне себя крикнула Хараджа. – Я читаю это в твоих глазах! И чтобы в этом убедиться, достаточно того интереса, что ты к ней проявляешь, и тех опасностей, которым ты бросаешь вызов, чтобы ее спасти.

– Ты ошибаешься, Хараджа, – отвечал Мулей, но его слова прозвучали неубедительно. – Эта храбрая женщина, что сражалась в лагере христиан под именем Капитана Темпесты, спасла мне жизнь. И было бы позором для Дамасского Льва, который славится своим великодушием, если бы он уподобился тем, кто опустошает просторы Аравии, и не помог бы ей.

– Ну конечно, ты ее любишь! – повторила племянница паши, и в ее голосе зазвенело бешенство.

Дамасский Лев вызывающе скрестил руки на груди и сказал, спокойно глядя на нее:

– А если бы и так, Хараджа?

– Христианка принадлежит мне, она в когтях у Метюба, и сбежать от меня ей не удастся! А ее голову, возбудившую столько страстей, я велю выставить на самой высокой башне. Хараджа поклялась в этом на Коране, а ты знаешь, что свое слово я держу.

Дамасский Лев схватился за саблю, но быстро опомнился и сказал:

– Метюб еще не прибыл, и надеюсь, я арестую его раньше, чем он сойдет на берег.

– Метюб! А мои люди не в счет? А его галера? У тебя хоть есть отряд, чтобы отважиться на такую попытку?

– Ты еще увидишь, на что способен Дамасский Лев. Прощай, Хараджа, и на этот раз навсегда.

И он направился к выходу с гордо поднятой головой, немного побледневший, но полный решимости.

– Берегись, султан пришлет тебе шелковый шнурок!

– Прикажи, чтобы он мне его подарил, – бросил Мулей, даже не обернувшись.

Он уже собирался перешагнуть через порог, когда Хараджа, следившая за каждым его движением с какой-то диковатой радостью, вдруг остановила его криком.

Мулей-эль-Кадель резко обернулся, схватившись за рукоять сабли и ожидая какого-нибудь подвоха.

– Ах! Я забыла об одной вещи, – сказала племянница паши, одним прыжком оказавшись возле щита с красиво развешенным оружием.

– Что еще ты от меня хочешь? – настороженно спросил Дамасский Лев.

– Подарить тебе кое-что. Думаю, эта вещь будет тебе дорога.

– Что за вещь?

– Хочу отдать тебе шпагу, которой прекрасный Хамид, точнее, Капитан Темпеста, победил лучший клинок мусульманской армады. Присоедини ее к той, что выбила тебя из седла, и у тебя будут сразу два приятных воспоминания о любимой женщине.

С этими словами она провела рукой по стене и быстро нажала на маленькую позолоченную розу над щитом.

Пол вдруг исчез из-под ног Дамасского Льва. Часть половиц быстро поехала вниз, и Мулей-эль-Кадель провалился в какой-то колодец, вскрикнув от ярости. На его крик эхом отозвался визгливый смех Хараджи.

– Вот ты и в моей власти, доблестный воин, – с бешенством прошипела она, и пол тут же поднялся и стал на место. – Ах, до чего же изобретательны эти венецианцы! Я потеряла Хамида, зато обрела Дамасского Льва, а они друг друга стоят.

Она приникла к полу, внимательно прислушиваясь. Сквозь половицы доносились проклятия и угрозы: видно, Дамасский Лев не очень уютно чувствовал себя в колодце, который, наверное, вел в мрачные подземелья замка.

– Теперь займемся остальными, – произнесла Хараджа, поднимаясь.

Она вышла на галерею, ведущую в просторный парадный двор. Эскорт Дамасского Льва все еще был там. Всадники съехались в середину двора, держа наготове аркебузы с зажженными запалами и обнаженные сабли.

– Тридцать, – сказала Хараджа, пересчитав всадников.

Она нахмурилась и в гневе махнула рукой:

– Мои янычары превосходят их численностью, но разве можно им доверять! Были бы здесь матросы Метюба, дело было бы уже сделано, и все тридцать голов украсили бы башни моего замка. Попробуем потянуть время. Метюб должен быть совсем близко.

28
Предательство Хараджи

Она вернулась обратно, стараясь не показаться на глаза эскорту, и позвала дворецкого. Он ожидал ее приказаний в соседней гостиной, где Хараджа обычно принимала доверенных людей и обедала или ужинала в их компании.

Турок, старый тучный евнух огромного роста, уже догадался, какую шутку сыграла с Дамасским Львом его хозяйка, а потому, когда она вошла, позволил себе осклабиться и хитро подмигнуть.

– Подземелье заперто надежно? – спросила Хараджа.

– Да, хозяйка, – ответил евнух. – Из него есть только один выход, и он закрыт обшитой железом дверью, которая выдержит даже выстрел из кулеврины.

– Ступай позови командира янычар, вели принести эскорту Мулея-эль-Каделя кофе, мороженое и сласти и предложи им разоружиться и передохнуть, пока их господин закончит завтракать со мной.

– А они послушают?

– Ты думаешь, нет?

– Я видел, как Дамасский Лев шепнул что-то на ухо негру, который, кажется, и есть командир эскорта.

– Ступай и больше ни на что не отвлекайся. Об остальном позабочусь я. Жду у себя капитана янычар.

Евнух, хотя и не был убежден в успехе этой затеи, спустился вниз и приказал рабам, ожидавшим на пороге покоев первого этажа, принести обильное угощение для эскорта. Потом решительным шагом направился к Бен-Таэлю, который уже начал нервничать из-за долгого отсутствия хозяина.

– Попроси своих людей загасить запалы аркебуз и спешиться, – сказал он. – Дамасский Лев завтракает с моей госпожой и вернется не раньше чем через час.

Бен-Таэль удивился:

– Мой господин завтракает с племянницей паши? Не может быть!

– Почему? – спросил евнух. – Что в этом такого? Разве Дамасский Лев не был другом моей госпожи?

– Был. Но я не знаю, как сейчас – друг он ей или нет. Во всяком случае, мы вряд ли прибыли сюда как друзья. К тому же я обещал синьору, что мы дождемся его возвращения, не спешиваясь.

– Хараджа посылает вам угощение, чтобы освежиться, – сказал евнух, указав на рабов, державших большие серебряные подносы, уставленные чашками и заполненные сластями всех сортов.

Бен-Таэль пристально посмотрел ему в глаза, словно пытаясь разгадать, что за тайную мысль он скрывает, и решительно ответил:

– Мы ни в чем не нуждаемся. Поблагодари свою госпожу за заботу.

– Так вы отказываетесь?

– Да, – все как один сухо ответили солдаты эскорта.

– Моя госпожа может обидеться.

– Дамасский Лев ее успокоит, – сказал Бен-Таэль. – Мы должны повиноваться его приказу и, пока он не вернется, ничего есть не станем.

– Но он слишком занят, чтобы отвлекать его по пустякам.

– Ничего, мы подождем.

Поняв, что от чернокожего капитана ничего не добьешься, евнух ушел в дурном расположении духа, опасаясь неистовой вспышки гнева своей раздражительной госпожи.

Он нашел ее в обеденном зале. Она вышагивала вокруг стола, как тигрица в клетке, лицо ее было искажено гневом, глаза сверкали.

– Ну что, хоть тебе-то что-нибудь удалось? – крикнула она, как фурия обернувшись к бедному евнуху.

– Эти люди отказались не только отведать твои пирожные и мороженое, они не пожелали разоружиться и спешиться.

– Они что-то заподозрили? – вскинулась Хараджа.

– Они явно чего-то опасаются, госпожа. Они удивлены и обескуражены тем, что их господин согласился позавтракать с тобой.

– А ты, капитан, ты можешь отвечать за верность своих янычар? – обратилась она к командиру стражи.

– Поскольку речь идет о Дамасском Льве, госпожа, я сомневаюсь, что они согласятся напасть на его свиту. Этот юноша очень популярен в мусульманском войске, и я уверен, солдаты взбунтовались бы, если бы услышали такой приказ даже от самого великого визиря Мустафы.

– Хорошо, значит, я сама уничтожу и тех и других! – в страшном возбуждении крикнула Хараджа.

Повернувшись к евнуху, она бросила:

– Объяви сбор всем рабам и арабам моей свиты и вели им занять верхние террасы, а ты, капитан, иди и разоружи всех своих людей: я не могу рассчитывать на их преданность.

Она сорвала со стены боевую саблю, причем выбрала самую легкую и самую богато украшенную, которую носила обычно, чтобы покрасоваться, а не для других целей. Потом подозвала двух арабов, охранявших коридор, велела им запалить аркебузы и следовать за ней во двор.

Эскорт Мулея-эль-Каделя не двинулся с места, а в конце двора столпились янычары, охранявшие подъемный мост и о чем-то оживленно спорившие со своим командиром.

По верхней террасе над двором рассредоточилось человек тридцать слуг и арабов, вооруженных длинными аркебузами.

Бен-Таэль тщательно отбирал людей для конвоя и был в них уверен, а потому без страха глядел на Хараджу, которая приближалась к нему, грозно нахмурив лоб и положив левую руку на рукоять сабли.

– Это ты командуешь эскортом? – презрительно спросила она.

– Да, госпожа.

– Но… я тебя уже видела! Ты был в свите Хамида! Ну конечно.

– А я и не отрицаю.

– И ты осмелился снова явиться ко мне, черномазая собака! – в ярости взвизгнула Хараджа.

– Я должен повиноваться приказам моего хозяина, госпожа, – холодно ответил Бен-Таэль.

– Так ты слуга Мулея?

– Да.

– Сойди с коня и брось оружие.

– Я не могу вас послушаться, госпожа: получать приказы я могу только от Дамасского Льва.

– Ничтожество! Я племянница паши! Разоружайтесь все, или никто из вас не выйдет живым из моего замка!

Никто из тридцати всадников не двинулся с места, не загасил запала, напротив, Бен-Таэль, держа в каждой руке по пистолету, быстро наставил их на владелицу замка.

– Вы меня поняли?! – заорала Хараджа, которая впервые столкнулась с неподчинением.

– Мы разоружимся, госпожа, – сказал Бен-Таэль, – только когда увидим нашего господина. Что вы сделали с сыном могущественного паши Дамаска? Мы хотим это знать.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, госпожа, – отвечал он, повысив голос, чтобы янычары, стоявшие во дворе, его тоже услышали. – Вы арестовали Дамасского Льва, а может быть, и убили его!

По рядам эскорта прокатился угрожающий гул и волна еле сдерживаемого гнева.

– Приведите сюда Дамасского Льва, госпожа! – крикнул Бен-Таэль.

– Ты что, мной командуешь? – сказала Хараджа, багровая от злости. – Ко мне, янычары! Разоружите этих людей и отправьте их в подземелье вслед за Мулеем-эль-Каделем!

К ее величайшему удивлению, ее люди тоже не двинулись с места, хотя их командир несколько раз повторил:

– Вперед! Повинуйтесь!

– Скоты! – взвыла Хараджа. – Я вас всех посажу на кол!

Потом, подняв правую руку в направлении стоявших на террасе арабов, скомандовала:

– Огонь! Разнесите в клочья этих предателей!

Тридцать человек эскорта, все как один, наставили аркебузы на террасы и выстрелили, а Бен-Таэль в это время разрядил свои пистолеты в арабов, сопровождавших Хараджу, и те замертво упали на каменные плиты двора.

Слуги и арабы, охваченные паникой, удрали с террасы как сумасшедшие. А Бен-Таэль, воспользовавшись всеобщим изумленным оцепенением, соскочил с коня, подбежал к Харадже и крепко схватил ее за руку. Потом вытащил из ножен на поясе ятаган и приставил ей к горлу.

– Госпожа, – сказал он, пока его люди быстро перезаряжали аркебузы, – я не причиню вам зла. Отдайте приказ немедленно привести сюда Мулея-эль-Каделя. Если вы откажетесь, клянусь Кораном, я вас убью, что бы потом ни случилось.

Хараджа застыла на месте, не говоря ни слова. Казалось, смелый поступок Бен-Таэля парализовал ее неуемную энергию.

– Дамасский Лев или смерть, госпожа! – повторил он с угрозой.

Хараджа изо всех сил попыталась освободиться из мертвой хватки, но у нее ничего не вышло: под видимой хрупкостью и худобой Бен-Таэля скрывались железные мускулы.

– Вы не уйдете от меня, госпожа, – сказал он. – Сопротивляться бесполезно, предупреждаю: мы пойдем до конца.

– Ко мне, янычары! – крикнула она охрипшим от гнева голосом.

Но и на этот раз свирепые и храбрые воины султана не подняли оружие и не двинулись с места. Только капитан рванулся вперед, ей на помощь, но быстро остановился под дулами четырех наставленных на него аркебуз.

– Не приближайтесь, командир, – крикнул кто-то из эскорта, – иначе я прикажу стрелять!

Перед лицом такой угрозы бедный капитан не осмелился сделать ни шагу. Хараджа наконец поняла, что больше ей рассчитывать не на кого: ни арабы, ни слуги больше не отважатся показаться на террасе после первого залпа, оставившего в их рядах серьезные прорехи.

– Я подчиняюсь насилию, – процедила она сквозь зубы, испепелив Бен-Таэля полным ненависти взглядом. – Но помни, настанет день, и племянница паши жестоко отомстит, она не сможет спокойно умереть, пока не спустит с тебя твою черную шкуру.

– Вот в этот день и сделаете со мной все, что пожелаете, госпожа, – ответил он. – А пока, чтобы спасти свою шкуру, вы немедленно приведете сюда моего господина и хозяина. Даю вам пять минут.

Хараджа повернулась к евнуху, который стоял в нескольких шагах, ни жив ни мертв от страха.

– Приведи сюда Дамасского Льва, – велела она.

– С ним пойдут четверо моих людей. Если он попытается их обмануть, то будет убит, – сказал Бен-Таэль, обращаясь к эскорту.

Четверо всадников спрыгнули на землю и взяли в кольцо несчастного евнуха так, чтобы он почувствовал, как пахнет дымок от запальных фитилей аркебуз.

– Иди вперед и не оборачивайся, – сказал один из всадников, грубо толкнув его в спину. – И голову побереги, а то мне кажется, она тяжеловата для твоей шеи.

Бедняга, дрожа как осиновый лист, повел их к подножию башни, открыл обитую железом дверцу и исчез вместе с ними в подземелье.

Бен-Таэль сразу ослабил хватку и выпустил из рук племянницу великого адмирала, бросив ей:

– Дождитесь возвращения Дамасского Льва, дражайшая госпожа. Может, ему найдется что сказать вам, прежде чем покинуть ваш замок.

Хараджа до крови закусила губы и ничего не ответила.

Прошло несколько минут. Не спешиваясь, дамаскины внимательно наблюдали за террасами, приготовившись выстрелить в любого из арабов или слуг, кто отважится высунуться.

Янычары теперь смотрели на эскорт молодого Дамасского Льва и на Хараджу, не произнося ни слова, загасив запальные фитили аркебуз, и, похоже, ничего не собирались предпринимать против самого популярного героя мусульманского войска, не обращая ни малейшего внимания на гнев своей госпожи.

Вдруг из двери в башне появились четверо дамаскинов с криком:

– Приветствуйте Дамасского Льва!

За ними, спокойно улыбаясь, вышел Мулей-эль-Кадель.

Он на секунду задержался, оглядывая своих людей, радостно размахивающих шлемами, бросил на Хараджу презрительный взгляд, медленно пересек двор и вскочил на коня, которого держал под уздцы Бен-Таэль.

– Поехали, – просто сказал он.

Эскорт выстроился за ним и проехал мимо янычар, поспешивших расступиться и радостно крикнувших:

– Желаем долголетия Дамасскому Льву!

Мулей-эль-Кадель махнул им на прощание рукой и миновал подъемный мост.

С вершины невысокого холма он обернулся и увидел на середине моста племянницу паши, грозившую ему кулаком.

– Тигрица! – пробормотал он. – Попробуй возьми меня теперь, если сможешь.

Пришпорив коня, он быстро оказался возле болот и только здесь поехал чуть медленнее, чтобы его смог догнать Бен-Таэль, ехавший сзади вместе с эскортом.

– Нельзя дать галере Метюба добраться до Хусифа, иначе герцогиня пропала, – сказал он верному слуге.

– Но как это сделать, господин? У нас нет ни одного корабля под рукой.

– В Суде есть множество галиотов, на которых плавают греки или отступники с Архипелага. Кто-то из них наверняка находится в подчинении у капитана Китета. Этот человек многим мне обязан и, кроме признательности, должен мне еще кое-что. Он без труда предоставит в мое распоряжение всю свою флотилию, и посмотрим, сможет ли галера Метюба противостоять полудюжине парусников с экипажами, набранными из решительных, как мы, людей и из отступников, которые спят и видят, как бы подраться с моими соотечественниками. Есть ли здесь дорога вдоль моря?

– Да, господин, вдоль моря до Суды дорога короче всего.

– Ты ее знаешь?

– Так же хорошо, как эту.

– Тогда едем взглянуть на Средиземное море, – заключил Мулей-эль-Кадель. – Только надо поторопиться.

– Часа за четыре обернемся, если лошади не падут.

– Надеюсь, они выдержат этот последний рывок.

Всадники миновали болотистую равнину и повернули на запад, где ее отделяли от побережья невысокие холмы.

Без труда найдя проход между холмами, они спустились к прибрежным дюнам, где местные жители расчистили тропу, засыпанную песками, поднятыми сирокко или западным ветром.

Часа два они скакали галопом, то и дело погоняя коней. Бедные животные двигались с трудом, фыркая и задыхаясь. Вдруг из-за дюны показался обнаженный по пояс, очень загорелый человек, который громко крикнул:

– Стой, Бен-Таэль! Приветствую Дамасского Льва!

Всадники остановились и выхватили из ножен сабли, опасаясь, что за дюнами прячутся люди.

Вдруг Бен-Таэль вскрикнул:

– Никола Страдиот!

– А кто это? – спросил Мулей-эль-Кадель.

– Это грек, он вел галиот, который доставил нас в Хусиф.

– Как ты здесь оказался? – спросил Мулей, жестом подозвав Николу.

– Мы с папашей Стаке подпалили галеру, и она затонула, так что пока нет опасности, что христиан отправят в Хусиф.