Текст книги "Талисман"

– Нет, друг! Я вижу целый ряд событий из твоей грядущей жизни. У тебя будет жена, готовая отдать свою жизнь для тебя. У тебя будут дети, и ты увидишь внуков. Значит, твоя жизнь будет долгой.

– Спасибо и на этом, – рассеянно отозвался Карминильо.

– Погадай, хитана, мне! – вмешался в разговор Педро. Заморра снова разложила карты и долго смотрела на них, потом весело рассмеялась.

– Чего ты смеешься? – не без досады осведомился Педро.

– Потому что мне смешно! – ответила цыганка. – Тебя тоже ждет долгая-долгая жизнь.

– Прекрасно!

– Ты будешь пользоваться общим уважением.

– Отлично!

– Но никогда ни одно женское сердце не забьется сильно в твоем присутствии.

– Вот тебе на! Это за что же такая немилость?

– Не знаю! Может быть, потому что ты не холодный и не горячий, а только теплый, друг! Ну, и твоя голова слишком занята всяческими думами…

– О разного рода яствах и питиях! – улыбаясь, выдал тайну товарища Карминильо.

Пока трое оставшихся беглецов развлекались гаданием Заморры, покинувший место привала Янко быстро пробирался по чащобам, вползал с ловкостью ящерицы на скалы. Он шел почти по прямой линии, и это доказывало, что идет он по хорошо знакомой ему дороге.

Вот он спустился в неглубокий овраг, вскарабкался по крутому склону преграждавшей ему дорогу скалы и очутился на гребне этой скалы, скрывавшей до этого момента очаровательный уголок с богатейшей субтропической растительностью – уголок, богатый живительной влагой и на редкость живописный.

Прямо под его ногами на отдельно стоящем пригорке высилось оригинальное здание арабской архитектуры: кубической формы строение с куполообразной крышей и сбоку словно неимоверно толстая белая колонна. Но это была не колонна, а обрушившийся минарет.

– Зизи-Сабба дома! – пробормотал Янко, видя, как из неуклюжей трубы поднимается голубой дымок.

Янко свистнул.

На пороге дома показалась горбатая старуха с бронзовым морщинистым лицом и с головой, прикрытой ярко-красным платком. До Янко донесся ее хриплый крик:

– Это ты, сыночек? Ты все-таки вернулся? Спускайся сюда! Цыган быстро сбежал по тропинке, ведшей с вершины скалы к дому старухи. Зизи-Сабба радушно приветствовала его.

– Я ждала тебя, сыночек, – твердила она. – С тех пор как ты побывал здесь и принес мне вести о нашем племени, я так скучала! Почему так долго не приходил ты ко мне? Ведь я же люблю тебя, как если бы ты был в самом деле моим родным сыном! Ты так похож на покойного Джурбу, Янко! Мне иной раз чудится, что ты не Янко, а Джурба, который потонул вместе с экипажем своего парусника…

Скажи, что привело тебя сюда, сыночек?

– Дела, мать Сабба. Серьезные дела! У тебя никого сейчас нет?

– Хи-хи-хи! Кто может быть у меня? Глупые арабы боятся меня, как самого дьявола! Они верят, что я «Госпожа Ветров» и «Царица Града», и боятся, боятся бедной старухи! Хи-хи-хи!

Но это к лучшему: эти разбойники давно зарезали бы меня, если бы не боялись моего колдовства!

Надеюсь, сыночек, тебе-то нет нужды ни в моих гаданиях, ни в моих чарах? Но почему у тебя такое мрачное лицо?

Стиснув зубы, Янко ответил:

– Гадать я умею не хуже тебя, Сабба! И не хуже тебя я умею творить заклинания…

Но в твоей помощи я нуждаюсь, и обойтись без тебя мне будет трудно.

– Скажи, чего ты хочешь?

– Сначала войдем в твое помещение, мать.

Старуха, любовно глядя на цыгана выцветшими, но все еще зоркими глазами, повела его внутрь куббы, усадила на скамье, покрытой какой-то пестрой тканью, подала на стол блюдо какого-то остро пахнувшего месива и кувшин с пивом.

Утолив голод и жажду, Янко приступил к разговору.

– Привет тебе, мать, от твоего народа!

– Спасибо, сыночек! Разве есть на свете люди, которые не забыли Зизи-Саббу?

– Их немного, мать, но те, которые помнят тебя, тем больше привязаны к тебе. Кланяется тебе кровник твой, Архаз, наш вождь.

– Спасибо Архазу! Это – мудрый вождь!

– Он нуждается в твоем содействии, мать.

– Я готова помогать Архазу! Скажи, что нужно сделать?

– Опять племени грозит опасность позора, мать: одна из «Детей Месяца», из рода Заморры, египтянки, хочет уйти из племени.

– Убейте ее!

– Правнучку египтянки, мать? Ты забыла наш закон!

– Да, да, правда, сыночек! Я забыла наш старый закон! Те, в жилах которых течет хоть капля крови египтянки, «Матери Тайны», – неприкосновенны.

Но тогда помешайте ей, девушке из дома Аменготена, уйти от племени.

– Трудно, мать! Времена изменились. Мы живем не так, как жили наши предки. Половина племени возмутится, если мы допустим малейшее насилие над дочерью «Высокого Дома».

– Выдайте непокорную замуж за родича, и муж сумеет заставить ее забыть свои грезы о свободе.

– Она не такова, мать! Это – гордая девушка, которая не покорится нелюбимому человеку. Кроме того, мать…

– Ну? Что еще?

– Она знает «Закон Семи», мать! Она знает о талисмане и о том, какие права дает обладание священным символом вождя Семи Соединенных племен: цыган Испании, Египта, Абиссинии, страны Полумесяца, страны Льва и Солнца, Венгрии, России.

– Но она не знает, где найти этот священный талисман!

– Знает, мать! В ее руках находится Священный Платок Царицы Семи племен, на котором вытканы таинственные знаки – план местности, где погребен вождь Семи племен. Это – здесь, мать. Это – на вершине Гуругу.

– Тогда чего же ты хочешь от меня, сыночек?

– Помощи, мать! Ну, слушай!

Эта девушка хочет выйти из племени. Для этого она должна сделаться царицей цыган Испании. То есть исполнить закон и добыть талисман, похороненный в могиле вождя Семи племен.

У девушки нашлись два помощника: полоумные испанцы, потомки идальго, сжигавших наших родственников на кострах и гноивших наших вождей в тюрьмах.

Их, этих испанцев, надо уничтожить. Тогда, быть может, мать, у Заморры пропадет желание выйти из племени, и она возьмет себе мужа из нашего рода.

– То есть тебя, сыночек?

– Почему бы и нет? Я ее молочный брат. Я люблю ее и ненавижу, и я сумею покорить ее!

– Так, сыночек! Значит, сначала нужно уничтожить двух испанцев? Почему же ты не уничтожил их?

– Пробовал, но неудачно. Однажды в гостинице, где они остановились, я впустил в их комнату дюжину скорпионов, но они случайно обнаружили гадин и передушили всех.

В другой раз я нанял одного бедняка – угостить ударом ножа одного из испанцев, того…

– Того, которому Заморра отдала свое сердце? Янко скрипнул зубами и молча кивнул головой.

– Дурак ошибся и зарезал какого-то иностранца, за что его повесили, – продолжал он. – Я лично два раза едва не расправился с врагами по пути в Марокко. Но оба раза срывалось. Их словно дьявол хранит! Вчера, например, я поджег сухую траву в пещерах, где они спрятались, и думал, что они изжарятся заживо, сгинут раз навсегда. Но они отыскали запасной выход, мать, и выбрались на поверхность… Словом, они тут, совсем близко, мать!

– И девушка с ними?

– Да. Но до девушки, мать, тебе нет дела! Ты мне помоги уничтожить испанцев. Оставшись одинокой в чужой стране, Заморра станет искать моей помощи, – я стану тем, чем был для нее раньше. Почему бы и нет? Разве я не хорош собой? Разве я не богат, как принц? Разве я не из древнего рода вождей? И ведь рано или поздно, но я тоже смогу стать вождем цыган Испании и пользоваться царскими почестями от всех детей древнего погибшего царства!

– Так, так, сыночек, – монотонно твердила старуха, качая в такт речи седой головой. – Ты будешь вождем, и тебя ждут царские почести… Я помогу тебе уничтожить твоих врагов! Хочешь, я опою девушку таким зельем, что она полюбит тебя?

– Она – дочь «Высокого Дома», мать!

– Да, да! Я опять забыла, сыночек! Но как же ты хочешь погубить испанцев?

– Натрави на них рифов, мать! Горные разбойники напьются крови моих врагов!

– Хорошо, сыночек! Кстати, рифы восстали на этих днях. Между ними и испанцами – кровь!.. Хорошо, хорошо! Мне достаточно сказать, что она – моя внучка и что она тоже умеет творить заклинание града и заклинание ветра – и ей уже не будет грозить опасность попасть в гарем какого-нибудь шейха рифов!.. Теперь отдыхай, насыщайся. Я обдумаю, как все устроить. Твоя приемная мать позаботится обо всем, сыночек! Талисман вождя Семи племен останется в могиле вождя, девушка станет твоей женой или твоей наложницей – как тебе будет угодно, испанцы сгинут!

– Испанцы сгинут! – эхом откликнулся Янко, снова принимаясь за еду.

Четверть Часа спустя он покинул куббу колдуньи, условившись предварительно с ней обо всех подробностях плана предания Карминильо и Педро в руки рифов.

III

Ну, что вы, сеньоры, думаете о нашей хозяйке? Этот вопрос задал товарищам Карминильо, стоявший посреди куббы «Госпожи Ветров». Туда, в куббу, беглецов благополучно довел Янко. Старуха приняла их радушно, как дорогих и близких людей. Бог весть откуда раздобыла она пищу и питье для них – и посетители куббы не могли пожаловаться ни на недостаток пищи, ни на ее грубый вкус.

С особенной лаской старушка отнеслась к Заморре.

– Как хороша ты, девушка! – шептала она, заглядывая в глаза хитаны. – Ты хороша, как царица! Ты – пышная роза Египта!

Счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, Цветок Востока!

Должно быть, в твоих жилах течет царственная древняя кровь, огонь моей души!

Пей, кушай, дитя.

Под моим кровом ты в такой же безопасности, как под кровом дома отцов твоих, под крылышком твоей родной матери!

Но все любезности, расточавшиеся старухой, не производили ни малейшего впечатления на девушку: каким-то безошибочным инстинктом хитана сознавала, что слова старухи – яд, и ее ласка – ложь.

Когда гости были сыты, старуха приготовила им постели.

– Спите спокойно, дети, – сказала она. – Тут вам не может угрожать никакая опасность. Да и я посторожу ваш покой. Я должна побродить по лесу, над пропастями, собирая травы и цветы ночи.

И она выскользнула из куббы.

Следом за ней, под предлогом осмотреть окрестности, ускользнул и Янко.

Едва замолк звук их шагов, Карминильо, все время внимательно наблюдавший за движениями старухи, обратился к товарищам с вышеприведенным вопросом.

– Старушка – первый сорт! – лениво отозвался Педро. – Она накормила нас такими деликатесами, что любо-дорого! Хотел бы я знать, откуда она добывает здесь, в этой глуши, такие вещи?

Если я разбогатею, я возьму ее к себе в качестве домоправительницы!

– А ты что скажешь, дитя? – обратился Карминильо к хитане.

– Ничего, – сдержанно ответила девушка. – Мы находимся под кровом этой женщины, и мы ели хлеб ее. Я не хочу говорить о ней дурно. Но сердце мое не лежит к ней. Ее язык лжив и ядовит, как язык змеи!

– Мне она тоже показалась фальшивой до мозга костей, – задумчиво произнес Карминильо, – но Янко клянется и божится, что мы можем вполне положиться на старуху. Тут мы в безопасности. Признаюсь, я очень нуждаюсь в отдыхе и засну как убитый!

Они улеглись, притушив лампу. Каждый положил возле себя оружие. Спали не раздеваясь.

Прошло всего несколько минут. Заморра осторожно приподнялась и огляделась. Педро спал сном невинности, некрасиво открыв рот, и звучно храпел. Карминильо лежал на спине, скрестив руки на груди, и казался не живым спящим человеком, а античной статуей.

Хитана тихо склонилась над ним и прикоснулась губами к его высокому лбу.

– Спи, родной! Спи, милый! – прошептала она. – Я не сплю за тебя! Я храню твой покой! Если понадобится, я отдам кровь моего сердца за тебя!

Ты осуждаешь меня за то, что я отправилась на поиски таинственного талисмана. Но ты не знаешь, для чего мне нужен этот талисман, эта никчемная в твоих, да и в моих глазах игрушка!

Талисман – это плата за свободу, это – выкуп.

Если талисман вождя Семи племен будет в моих руках, я, по древним законам, становлюсь царицей цыган Испании. Как царица, я смогу выбирать себе мужа хотя бы из другого племени.

Понимаешь ли это ты, спящий беззаботно?

И снова красавица хитана склонилась к спящему и поцеловала его.

Карминильо шевельнулся, но не открыл глаз: сон его, молодой и здоровый сон, был слишком крепок, и поцелуй цыганки не мог разбудить его…

Убедившись, что Карминильо спит сном младенца, Заморра подняла с пола свой «маузер» и тенью выскользнула из куббы.

Стояла ночь. Кругом царила тишина. Только откуда-то издали изредка доносился крик ночной птицы, да еще, когда налетал ветер с моря, слышался глухой гул. Это валы, рожденные в недрах моря, добежав до прибрежных утесов и разбиваясь грудью о грудь скал, тихо роптали на свою судьбу.

Заморра обошла вокруг куббы, всматриваясь в дали, озаренные призрачными лучами луны.

И вдруг она остановилась, замерла, застыла, как каменное изваяние.

До ее чуткого слуха долетели издали топот копыт, конское ржание, звон оружия.

– Идут! – прошептала она. – Враги! Проклятье! Старуха предала нас, своих гостей! Старуха изменила тем, кого она, по закону гостеприимства, должна была защищать ценой своей жизни!

И опять прислушалась смелая девушка.

Да, никаких сомнений быть не могло: все ближе и ближе звучали копыта. Вот звякнуло оружие. Как стрела, девушка кинулась в куббу и подняла на ноги испанцев. Педро, кряхтя и почесываясь, схватился за ружье.

– Эх, – ворчал он, – мне снилось, что я сижу в каком-то отличном ресторане, и официант только что принес мне чудеснейшую утку с какой-то начинкой. Разрезал я утку, насадил порядочный кусок на вилку, только что поднес ко рту, как вдруг… Трах-та-ра-рах! Разбудили! Так и не пришлось попробовать уточки!..

– Да будет тебе, чревоугодник! – перебил Карминильо его причитания. – Скажи спасибо Заморре, что она вовремя предупредила нас! Без этого мы все трое рисковали очутиться в положении твоей уточки! Рифы – люди серьезные, шутить с гяурами99
  Гяур (кафир, дословно – неверующий) – название всех немусульман у исповедывающих ислам.


[Закрыть] не любят.

Молодые люди выбрались из куббы на площадку. Заморра уже стояла там с ружьем в руках, готовясь защищать себя и своих друзей. В долине под холмом, на вершине которого стояла кубба, двигались тени, и зоркий глаз Заморры уже ясно различал фигуры лошадей и всадников. Видел приближавшихся к холму врагов и Карминильо.

– Пора! – произнес он вполголоса. – Не жалейте патронов! Стреляйте в передних всадников: рифы храбры, и впереди всегда идут вожди. Уложив их, мы внесем смятение в ряды неприятеля!

По его знаку загремели выстрелы, и на горцев посыпался град пуль, сбивая лошадей и вышибая из седла всадников.

Многозарядные «маузеры» давали возможность испанцам не прерывать стрельбу: пока один стрелял, другой успевал перезарядить ружье. Не отставала от мужчин и красавица хитана.

В рядах рифов возникло смятение. Они подошли так близко к холму, что пули защитников почти не пропадали даром. Задние всадники теснили передних, пытавшихся ускакать от губительного огня испанцев, и поэтому смятение все усиливалось и усиливалось.

Но скоро послышались повелительные крики шейхов, горцы оправились, рассыпались во все стороны, и через минуту долина опустела. Только здесь и там валялись тела пораженных насмерть лошадей и всадников.

– Недурно для начала! – засмеялся Педро, отирая пот со лба. – Кажется, такого горячего блюда эти господа отнюдь не ожидали…

Я никак не могу простить этим ночным грабителям, что по их милости я не попробовал утки!

– Во сне, мой друг! – невольно засмеялся Карминильо.

– А хотя бы во сне! – отозвался Педро. – Ну и что? Иной раз во сне удается отведать таких вещей, каких наяву не попробуешь ни при каких обстоятельствах, особенно в нашей студенческой столовой в Саламанке! Так, один раз мне снилось…

Но Педро не успел досказать, что снилось ему: с вершины соседнего холма грянул выстрел, и пуля сорвала с головы студента-лакомки его оригинальную ушастую шляпу.

– Клянусь, это выстрел из такого же «маузера», как и мой! – выругался Педро, поднимая шляпу и ретируясь за какой-то камень.

– Может быть, из «маузера», весьма родственного нашим! – проговорил Карминильо. – Янко пропал без вести!

– Ты думаешь, что Янко способен стать на сторону наших врагов? – осведомилась Заморра.

– Отчего нет? Янко, кажется, способен на все!

– Но он – мой молочный брат, и он любит меня.

– Даже, кажется, слишком горячо! – гневно вымолвил Карминильо.

Лукавая улыбка мелькнула на алых устах девушки.

– Так что же? – сказала она. – Он – цыган, я хитана. Как раз пара! За кого же выйти замуж бедной цыганке?

Карминильо вспыхнул. Глаза его угрожающе блеснули, но он ничего не сказал.

Тем временем выстрелы с соседнего холма следовали один за другим. Одна из пуль прожужжала мимо виска Карминильо, другая щелкнула по дулу ружья хитаны.

– Становится жарко, как на кухне, когда готовится большой обед, – заявил Педро. – Что мы будем делать?

– За мной! В минарет! – скомандовал инженер.

Беглецы, перебегая от камня к камню, достигли дверей минарета, поднялись по полуразрушенной лестнице на его вершину.

Да, Карминильо, в котором проснулся дух его предков, завоевавших полмира, умел выбирать позицию!

С верхушки минарета беглецы, будучи надежно укрытыми от вражеских выстрелов стенами здания, отлично могли обстреливать всю долину и ближайший холм, на вершине которого прятался в кустах неведомый враг, вооруженный «маузером».

– Осыпайте выстрелами эти кусты! – скомандовал Карминильо.

– Если нам и не удастся сбить оттуда врага, то мы хоть напугаем его!

И опять затрещали «маузеры» защитников куббы. Следом за первым залпом кто-то на холме вскрикнул, и выстрелы оттуда прекратились.

– Победа! – крикнул неунывающий Педро. – Еще одна такая удача, и мы можем… Мы можем приняться за приготовление завтрака: ночь идет к концу, и мне хочется есть!

– Ну, знаешь, – живо откликнулся Карминильо, – тебе, я думаю, долго придется довольствоваться тем ужином, который ты видел во сне.

– Протестую! – завопил Педро. – Все, что угодно, но голодать я не намерен!

В это время на куббу, на минарет, на окружающие скалы словно с неба упал огненный меч гигантских размеров. Это был ослепительно-яркий луч, поднявшийся с поверхности моря, упершийся в тучи и потом словно ударивший по земле.

– Прожектор! – вырвалось восклицание из уст Карминильо.

– С какого-нибудь испанского военного судна, крейсирующего у этих проклятых берегов, – подтвердил его догадку Педро.

– Эх, если бы милые соотечественники догадались да послали бы нам на помощь сотни две солдат с парой пушек!

– Ну, дружище! На это нечего рассчитывать. Высадить тут десант – это было бы чистым безумием! Мы находимся не более чем в трех километрах от берега, но любому отряду, который вздумал бы добраться сюда, пришлось бы идти три дня под градом пуль рифов. Это ведь мы могли незаметно пробраться по трущобам.

– Да и то не очень-то незаметно!

В это мгновение в море вспыхнул красный огонек, такой знакомый беглецам по последним часам их пребывания на борту орки.

– Проклятье! – воскликнул Карминильо. – Милые соотечественники стреляют из пушек!

– По рифам! – высказал предположение Педро.

– Вообще по этой местности. Услышали, что тут идет какая-то катавасия, и считают необходимым на всякий случай послать парочку гранат.

Едва он закончил фразу, как с воем и свистом долетевшая с канонерки граната грянулась в склон холма.

Следующая ударилась об угол куббы, и взрывом снесло половину постройки. Осколки брызнули во все стороны, проносясь ураганом над верхушкой минарета.

– Клянусь, они намерены свалить минарет! – крикнул Карминильо. – Надо спасаться!

Защитники минарета, неожиданно попавшие под выстрелы своих же соотечественников, кубарем скатились с лестницы.

– За мной! Скорее! – командовал Карминильо, увлекая Заморру и Педро вниз с холма.

Его план был как нельзя более рационален: при грохоте взрыва испанских гранат и свисте осколков, разлетавшихся по долине, рифы, отлично знакомые с действием пушек, рассыпались во все стороны. Им, по крайней мере на несколько минут, было не до беглецов. И этими несколькими минутами надо было во что бы то ни стало воспользоваться, чтобы попытаться прорваться сквозь вражескую цепь и уйти в кустарники.

Против ожиданий, маневр удался блестяще. Испанцы и хитана благополучно пробрались через долину. И в тот момент, когда они уже достигли границы кустарников, представлявших более или менее надежное убежище, сразу две гранаты с канонерки ударились в куббу. Первая взорвалась внутри куббы, обращая в груду щепы и мусора жилище «Госпожи Ветров», старой колдуньи Зизи-Саббы, вторая ударила в подножие минарета и словно сбрила уже еле державшуюся башню.

Видя гибель минарета, только что служившего им убежищем,

Педро не удержался от замечания:

– Брр! Из нас вышли бы отличные битки, если бы мы запоздали хоть на несколько минут!

– Не болтай! Скорее! Скорее! – торопил его Карминильо, почти унося на руках Заморру. – Мы еще не в безопасности!

Должно быть, на канонерке думали, что все необходимое уже сделано. После разрушения куббы канонерка прекратила стрельбу и, кажется, отошла от берега. По крайней мере, ее отличительных огней уже не было видно.

Как только прекратилась канонада, рифы оправились и толпой ринулись на приступ. К их удивлению, защитники куббы молчали.

Тогда рифы, обследовав развалины куббы и не найдя там следов беглецов, рассыпались по окрестностям.

Но и час, и два, и три часа преследование не давало никаких результатов.

Только тогда, когда солнце стояло уже высоко над горизонтом, битва возобновилась: горные разбойники нашли, настигли своих врагов и окружили их со всех сторон.

На этот раз в исходе борьбы сомневаться не приходилось: против целой шайки, состоявшей более чем из двух сотен всадников, на сравнительно открытой местности держать оборону троим людям, хотя бы и вооруженным превосходными магазинными ружьями, было немыслимо. К тому же, отбивая яростные атаки рифов, наши друзья быстро истощали сравнительно небольшой запас патронов, и мало-помалу их стрельба становилась все более редкой.

– Патроны подходят к концу, – заявила Заморра, храбро державшаяся рядом с Карминильо, – у меня осталось не больше десятка.

– А у меня – и того меньше, – отозвался Педро. – Если бы мне подвернулась под выстрел какая-нибудь вкусная дичина, мне, кажется, не пришлось бы воспользоваться удобным случаем!

– И у меня осталось три или четыре патрона, – с грустью вымолвил Карминильо. – Кажется, наш конец близок!

– Смотрите! – прервала разговор девушка. – К нам скачет парламентер. Что это значит?

– Наши враги хотят сделать нам какое-то предложение. Посмотрим, послушаем, что он нам скажет. Не стреляйте, друзья!

В самом деле, статный темнолицый араб в красивом белом бурнусе, навязав белый платок на конец своего ятагана, выехал из рядов рифов на открытое место и что-то громко прокричал.

Карминильо, в свою очередь, вышел из-за камней, служивших прикрытием ему и его товарищам, и махнул карманным платком в знак готовности приступить к переговорам.

– Гяур! – крикнул риф по-испански. – Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!

– Кому?

– Мне!

– Кто ты?

– Шейх рифов рода Бенни-Ассани, Абдалла, по прозвищу «Лев Эр-Рифа»! – гордо ответил дикарь. – Мое имя знают все испанцы этой страны.

– Очень приятно! – иронически раскланялся Карминильо. – Но что понадобилось от нас знаменитому «Льву Эр-Рифа»? На каком основании вы напали на нас, мирных путешественников?

– Вы – испанские шпионы, и вы зашли на наши территории, чтобы собирать сведения о нас!

– Покорно благодарю! Кто это сказал тебе, что мы шпионы? – вспыхнул Карминильо. – Это – гнусная ложь! Мы просто потерпели крушение у ваших берегов и искали убежища там, на горе.

– Твой язык лжив, как язык змеи! – ответил араб. – Но меня ты не обманешь! Я знаю, кто ты. Ты носишь имя Карминильо да Истмо, имя одного из наших злейших врагов! Ты – сын Франческо да Истмо, инженера, который был в Мелилье агентом испанского правительства и скупал наши земли.

– Не отрекаюсь! Я – Карминильо да Истмо, – ответил испанец спокойно. – Но, клянусь моей честью, мой отец никогда не был агентом правительства! Он просто хотел завести здесь, в ваших горах, большое горное дело, хотел обогатить весь край и быть не врагом, а другом вашим, горцы.

– Он был испанцем, а испанцы – наши враги! Ты, вероятно, не знаешь, что уже несколько дней как мы объявили испанцам священную войну. Вольный народ гор Эр-Риф не успокоится, пока на этих берегах уцелеет хотя бы один испанец!

– Ну, это мы еще посмотрим! – высокомерно ответил Карминильо. – Чего стоит ваш «вольный народ», мы видели. Нас было трое, вас – несколько сотен, и во что обошлась вам схватка с нами?

Риф заскрежетал зубами.

– Собака! – крикнул он. – Ты дорого заплатишь за понесенные нами потери!

– Сначала возьми меня, приятель, потом будем разговаривать, как буду я расплачиваться за тот сброд, который отправлен мной к черту на рога! – Карминильо хрипло засмеялся.

Риф схватился за пистолеты, но тотчас же дуло «маузера» испанца направилось в его грудь. И араб сдержал свою ярость.

– Лай собаки не может оскорбить слух льва! – сказал он высокомерно.

– Что имеешь ты сказать еще? – спросил Карминильо. – Мое терпение истощается. Ты не умеешь держать себя, дикарь! Говори, что тебе нужно и… И проваливай восвояси!

Риф блеснул глазами.

– Сдавайся, гяур! Если ты прекратишь бесполезное сопротивление, я, пожалуй, соглашусь из жалости подарить тебе жизнь, хотя ты не заслуживаешь этого.

– Благодарю за милость! Я вижу, ты сильно боишься, шейх.

– Я?! Я боюсь вас, гяуры?! – вне себя закричал риф.

– Ну да! Ты боишься схватиться с нами в открытом бою и потому предлагаешь нам, воинам, сдаться.

– Щенок! Я боюсь? Я, тот, кого зовут «Львом Эр-Рифа»? Риф бесновался.

– Зачем ты дразнишь его? – вполголоса спросил Педро.

– Не мешай! Я знаю, что делаю, – оборвал его Карминильо. – У меня есть план, исполнение которого может нас спасти. И другого выхода все равно нет.

И потом, обернувшись к шейху Абдалле, добавил насмешливым тоном:

– Как это, шейх, у тебя хватило смелости прямо посмотреть мне в глаза. Отчего ты не прячешься от моих взоров в кустах, как трусливый шакал?

– Это ты меня называешь шакалом, гяур? О-о-о!

– Да, тебя! Знаешь, почему? Потому что ты никогда не осмелишься встретиться со мной в равном бою, один на один!

– Я? Я не осмелюсь биться с тобой? Хоть сейчас! Хоть сию минуту! Риф потерял голову и был готов ринуться на оскорбившего его дерзкого врага.

А Карминильо как ни в чем ни бывало продолжал поддразнивать его:

– Ну да! Ты сидишь на великолепной лошади, а я пеший. У тебя за спиной триста воинов, готовых предательски ринуться на меня! Но если бы я предложил тебе поединок на равных, ты струсил бы!

– Никогда! Поединок? Да будет так! На каком оружии?

– На каком угодно! Самое лучшее – на ятаганах!

Риф, славившийся своим искусством владеть ятаганом, заподозрил, что в этом предложении таится какая-то ловушка.

– Почему не на огнестрельном оружии? – нерешительно вымолвил он.

– Гм! Пожалуй! – в тон ему сказал испанец. – Я, пожалуй, воспользуюсь моим «маузером». У тебя, кажется, тоже хорошее магазинное ружье? Давай попробуем. Но я ставлю условие!

– Какое, гяур?

– Когда-то в боях за Иерусалим принимал участие мой предок, крестоносец Гоффредо да Истмо. Он встретился в горах Палестины с одним из любимых витязей султана Салахеддина1010
  Салахеддин (Салах ад-Дин, (1138—1193)) – правитель Египта (с 1171 г.) и ряда территорий в Ливии, Сирии и Палестине, основатель династии Айюбидов. В сражении при Хитти-не (1187 г.) нанес поражение крестоносцам, после чего взял Иерусалим и изгнал крестоносцев из большей части Сирии и Палестины.


[Закрыть]. У араба было много спутников, у христианина – пара слуг.

Но араб был не дикарем, а витязем, и он согласился на поединок, один на один. По условию, тот, кто оставался победителем, делался свободным и становился неприкосновенным на три дня.

– И что же? – заинтересовался Абдалла.

– Араб пал в бою. Его вооружение досталось моему предку. Спутники арабского витязя свято сдержали слово, данное их вождем, и предоставили христианину спокойно удалиться с поля битвы, не преследуя его. Потому что и они были не сбродом, не сволочью, не шайкой трусливых и подлых шакалов, а настоящими воинами, каких, конечно, нет в этих горах!

Совершенно потерявший голову риф прохрипел:

– Я докажу тебе, гяур, что ты ошибаешься! Идем биться! Если ты падешь в бою, твои спутники станут моей добычей!

– А если я буду победителем?

– Вы можете идти куда вам угодно, никто не тронет вас пальцем!

– Твое слово?

– Клянусь бородой пророка!

– Хорошо! Тогда начнем поединок!

По знаку шейха кто-то из рифов подвел испанцу прекрасного коня. Карминильо, тщательно осмотрев свое ружье, вскочил в седло. Рифы столпились на одном краю полянки, бойцы, пожав друг другу руки, разъехались, потом ринулись друг на друга по знаку, поданному выстрелом из пистолета стариком-арабом с морщинистым лицом и лукавыми черными глазами, выбранным посредником.

Заморра с гордостью и в то же время с тревогой, отражавшейся в ее прекрасных глазах, следила за ними.

– Да хранит тебя небо! – прошептала она вслед проезжавшему мимо нее Карминильо.

Испанец зорко следил за каждым движением своего врага. Он отлично знал, что риф – страшный противник. Риф на лошади – это кентавр. Риф с детства не выпускает ружья из рук, он неподражаемый стрелок.

Но отлично сознавая все это, молодой инженер надеялся на благополучный исход своей затеи. Он полагался на твердость своей руки, на свою зоркость, на свое хладнокровие, дававшее ему значительный перевес над противником, бесновавшимся от полученных оскорблений, потерявшим голову от жажды мести.

Шейх выстрелил первым. Но Карминильо подстерегал его движение и быстро пригнулся. Пуля из «ремингтона» рифа просвистела над головой испанца. В то же мгновение раздался выстрел из «маузера». Риф вовремя поднял на дыбы своего коня, и пуля Карминильо впилась в грудь благородного животного. Конь опустился на передние ноги, но в то же мгновение сделал отчаянный скачок.

Выстреливший шейх не имел возможности прицелиться, и пуля его пошла буравить воздух. Вторая пуля Карминильо на этот раз не миновала цели… Конь шейха опять взвился на дыбы, но всадник уже не управлял своим конем: он всплеснул руками, выронил ружье и откинулся назад. Когда арабы с криками подбежали к своему вождю, шейх был уже мертв. Пуля из «маузера» Карминильо вошла в переносицу Абдаллы, непобедимого воина племени Бенни-Ассани.

Карминильо сошел со своего коня и стоял в стороне.

Другой рифский воин подскакал к нему, размахивая руками:

– Собака! – кричал он. – Подлая христианская собака! Ты жестоко поплатишься за убийство нашего вождя!

– Разве бой был неправильный? – возразил испанец.

– Гяур! – наезжая на него, кричал риф. – Я убью тебя!

– Не смеешь! Твой вождь своей честью поручился за нашу безопасность!

– Шейха нет! Иди в ад!

И в то мгновение, когда Карминильо, видевший, что рифы не считают для себя обязательным условие, принятое погибшим шейхом, схватился за ружье, чтобы защищаться, несколько человек, ползком пробравшихся в тыл, вихрем бросились на него и его товарищей.

Карминильо отчаянно защищался, употребляя ружье как палицу, но нападение было слишком неожиданным и стремительным.