Текст книги "Анархизм. Сочинения одного из лидеров мирового анархического движения начала ХХ века"

В октябре 1893 года Эмма Гольдман предстала перед уголовным судом Нью-Йорка по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам. «Понятливые» присяжные проигнорировали показания двенадцати свидетелей защиты в пользу показаний одного человека – детектива Джейкобса. Она была признана виновной и приговорена к одному году заключения в тюрьме на острове Блэквелл. С момента основания Республики она была первой женщиной – не считая миссис Сарратт, – заключенной в тюрьму за политическое преступление.

Эмма Гольдман отбыла тюремный срок, работая медсестрой в тюремной больнице. Здесь она нашла возможность согреть лучами доброты мрачные жизни несчастных женщин, чьи уличные сестры двумя годами ранее не брезговали делить с ней кров. Она нашла в тюрьме возможность изучать английский язык и литературу, а также познакомиться с великими американскими писателями. В Брете Гарте, Марке Твене, Уолте Уитмене, Торо и Эмерсоне она нашла великие сокровища.

Она покинула остров Блэквелл в августе 1894 года, женщина двадцати пяти лет, развитая, зрелая и интеллектуально преображенная. Вернулась, обогащенная опытом, очищенная страданием. Она больше не чувствовала себя покинутой и одинокой. Многие протянули ей руку приветствия. В то время в Нью-Йорке было множество интеллектуальных оазисов. Салун Юстуса Шваба в доме номер пятьдесят по Первой улице был центром, где собирались анархисты, литераторы и представители богемы. Среди прочих она также встретила в это время ряд американских анархистов и подружилась с Вольтериной де Клер, Уильямом Ч. Оуэном, мисс Ван Эттон и Дайером Д. Ламом, бывшим редактором «Аларма» и исполнителем последней воли чикагских мучеников. В лице Джона Суинтона, старого благородного борца за свободу, она нашла одного из своих самых верных друзей. Другими интеллектуальными центрами были «Солидэрити», издаваемая Джоном Эдельманом, «Либерти» анархиста-индивидуалиста Бенджамина Р. Такера; «Ребел» Гарри Келли; немецкое анархистское издание под редакцией Клауса Тиммермана «Дер Штурмвогель» и «Дер Арме Тойфель», главным гением которого был неподражаемый Роберт Рейцель. Через Артура Брисбена, теперь главного помощника Уильяма Рэндольфа Херста, она познакомилась с трудами Фурье. Брисбен тогда еще не утонул в болоте политической коррупции. Он отправил Эмме Гольдман любезное письмо на остров Блэквелл вместе с биографией своего отца, восторженного американского ученика Фурье.

Эмма Гольдман после выхода из тюрьмы стала важным фактором общественной жизни Нью-Йорка. В радикальных кругах ее ценили за преданность, идеализм и серьезность. Различные люди искали ее дружбы, а некоторые пытались убедить ее помочь в продвижении их особых частных вопросов. Так, преподобный Паркхерст в ходе расследования Лексоу сделал все возможное, чтобы побудить ее присоединиться к комитету общественной безопасности для борьбы с Таммани-Холл. Мария Луиза, движущий дух общественного центра, выступала в роли посредника Паркхерста. Вряд ли стоит упоминать, какой ответ получила последняя от Эммы Гольдман. Кстати, Мария Луиза впоследствии стала Махатмой. Во время кампании Движения за свободную чеканку серебряных монет Берджесс Маклаки, один из самых искренних деятелей забастовки в Хомстеде, посетил Нью-Йорк, пытаясь воодушевить местных радикалов на свободную чеканку серебряных монет. Он также пытался заинтересовать Эмму Гольдман, но с не большим успехом, чем Махатма Мария Луиза знаменитой Паркхёрст-Лексоуской компанией.

В 1894 году борьба анархистов во Франции достигла наивысшего размаха. На белый террор республиканских парвеню ответил красный террор наших французских товарищей. Анархисты всего мира с лихорадочной тревогой следили за этой социальной битвой. Пропаганда делом нашла отклик почти во всех странах. Чтобы лучше ознакомиться с условиями в Старом Свете, Эмма Гольдман в 1895 году уехала в Европу. После лекционного тура по Англии и Шотландии она отправилась в Вену, где поступила в Альгемайне Кранкенхаус, чтобы подготовиться к работе в качестве акушерки и медсестры, а заодно изучить социальные условия. Она также нашла возможность ознакомиться с новейшей литературой Европы: произведениями Гауптмана, Ницше, Ибсена, Золя, Томаса Гарди и других художников-бунтарей, которых читали с большим энтузиазмом.

Осенью 1896 года она через Цюрих и Париж вернулась в Нью-Йорк. На руках был проект освобождения Александра Беркмана. Варварский приговор на двадцать два года тюрьмы вызвал огромное возмущение среди радикальных элементов. Было известно, что в деле Александра Беркмана Совет по помилованию Пенсильвании обратится за консультацией к Карнеги и Фрику. Поэтому было предложено обратиться к этим султанам Пенсильвании – не ради получения их милости, а с просьбой не пытаться повлиять на Совет. Эрнест Кросби предложил встретиться с Карнеги при условии, что Александр Беркман откажется от своего поступка. Однако это было совершенно исключено. Он никогда не был повинен в подобном отречении от собственной личности и самоуважения. Эти усилия привели к установлению дружеских отношений между Эммой Гольдман и кругом Эрнеста Кросби, Болтона Холла и Леонарда Эбботта. В 1897 году она предприняла свой первый большой тур с лекциями, который дотянулся до Калифорнии. Этот тур популяризировал ее имя как представителя угнетенных, ее красноречие звенело от побережья до побережья. В Калифорнии Эмма Гольдман подружилась с членами семьи Исаак и научилась ценить их усилия во благо Дела. Столкнувшись с огромными препятствиями, Исааки сначала издали «Фаербранд», а после его изъятия Почтовым департаментом – «Фри сесайти». Также во время этого тура Эмма Гольдман познакомилась с великим старым бунтарем за сексуальную свободу Мозесом Харманом.

Во время испано-американской войны дух шовинизма достиг наивысшего расцвета. Чтобы исправить эту опасную ситуацию и в то же время собрать средства для революционных кубинцев, Эмма Гольдман присоединилась к латинским товарищам, в том числе к Гори, Эстеве, Палавиччини, Мерлино, Петруччини и Ферраре. В 1899 году последовал еще один затяжной агитационный тур, закончившийся на Тихоокеанском побережье. Каждый пропагандистский тур был отмечен неоднократными арестами и обвинениями, хотя и без самых худших последствий.

В ноябре того же года неутомимый агитатор отправилась во второй тур с лекциями в Англию и Шотландию, завершив свой вояж первым Международным анархистским конгрессом в Париже. Это было во время англо-бурской войны, и вновь ура-патриотизм, как два года назад во время испано-американской войны устраивавший свои оргии, был в самом расцвете. Различные собрания, как в Англии, так и в Шотландии, срывала и разгоняла патриотически настроенная толпа. Эмма Гольдман нашла в этом случае возможность снова встретиться с различными английскими товарищами и интересными личностями, такими как Том Манн и сестры Россетти, одаренные дочери Данте Габриэля Россетти, в то время издатели журналов «Анархист», «Торч». Осуществилась одна из надежд ее жизни: она сблизилась с Петром Кропоткиным, Эррико Малатестой, Николаем Чайковским, В. Черкесовым, Луизой Мишель. Старые бойцы за благо человечества, чьи деяния воодушевили тысячи последователей по всему миру, чья жизнь и работа вдохновили другие тысячи людей на благородный идеализм и самопожертвование. Они старые бойцы, но вечно молодые отвагой прежних дней, не сломленные духом и полные твердой надежды на окончательный триумф Анархии.

Пропасть в революционном рабочем движении, возникшая в результате краха Интернационала, уже невозможно было преодолеть. Две социальные философии вели ожесточенную борьбу. Международные конгрессы в 1889 году в Париже, в 1892 году в Цюрихе и в 1896 году в Лондоне вызвали непримиримые разногласия. Большинству социал-демократов, отказавшихся от своего либертарианского прошлого и ставших политиками, удалось исключить делегатов-революционеров и анархистов. Последние решили отныне проводить отдельные съезды. Их первый съезд должен был состояться в 1900 году в Париже. Ренегат-социалист Мильеран, забравшийся в министерство внутренних дел, сыграл здесь роль Иуды. Съезд революционеров был запрещен, а делегаты разъехались за два дня до намеченного открытия. Однако Мильеран не возражал против социал-демократического съезда, который впоследствии открылся под все рекламные фанфары.

Однако ренегат не достиг своей цели. Некоторым делегатам удалось провести тайное совещание в доме товарища под Парижем, на котором обсуждались различные вопросы теории и тактики. Эмма Гольдман принимала активное участие в этих мероприятиях и по этому поводу вступила в контакт с многочисленными представителями анархистского движения Европы.

Из-за запрета конгресса делегатам грозила высылка из Франции. В это же время из Америки пришли плохие новости об очередной неудачной попытке освободить Александра Беркмана, что стало для Эммы Гольдман большим потрясением. В ноябре 1900 года она вернулась в Америку, чтобы посвятить себя профессии медсестры, одновременно принимая активное участие в американской пропаганде. Среди прочего она организовывала грандиозные митинги протеста против ужасных зверств испанского правительства над политическими заключенными, замученными в Монжуике.

Работая медсестрой, Эмма Гольдман имела множество возможностей познакомиться с самыми необычными и своеобразными персонажами. Мало кто опознал бы в маленькой блондинке, одетой в скромную униформу медсестры, «отъявленную анархистку». Вскоре после своего возвращения из Европы она познакомилась с пациенткой по имени миссис Стандер, морфинисткой, страдающей от ужасных мук. Ей требовалось пристальное внимание, чтобы заниматься очень важным бизнесом, которым она владела, – тем, что и у миссис Уоррен (содержательница борделя. – Пер.). На Третьей улице, недалеко от Третьей авеню, располагался ее особняк, а рядом с ним, связанная отдельным входом, находилась ее контора. Однажды вечером медсестра, войдя в палату пациентки, неожиданно столкнулась лицом к лицу с посетителем мужского пола с бычьей шеей и зверского вида. Это был не кто иной, как мистер Джейкобс, детектив, семь лет назад конвоировавший Эмму Гольдман в суд из Филадельфии и пытавшийся убедить ее по пути в Нью-Йорк предать дело рабочих. Трудно описать выражение недоумения на лице мужчины, когда он столь неожиданно столкнулся с Эммой Гольдман, медсестрой своей любовницы. Животное внезапно превратилось в джентльмена, пытаясь оправдать прежнее постыдное поведение. Джейкобс был «защитником» миссис Стандер и посредником между борделем и полицией. Несколько лет спустя, будучи одним из детективов окружного прокурора Джерома, он дал ложные показания, был осужден и отправлен на год в Синг-Синг.

В 1901 году Петр Кропоткин был приглашен Массачусетским институтом Лоуэлла для чтения серии лекций по русской литературе. Это было его второе турне по Америке, и, естественно, товарищи стремились использовать его присутствие на благо движения. Эмма Гольдман вступила в переписку с Кропоткиным и добилась его согласия на организацию для него цикла лекций. Она также посвятила свою энергию организации туров других известных анархистов, главным образом Чарльза У. Моубрея и Джона Тернера. Точно так же она всегда принимала участие во всех мероприятиях движения, всегда готовая посвящать свое время, способности и энергию Делу.

6 сентября 1901 года в Буффало Леон Чолгош застрелил президента Мак-Кинли. Сразу же началась беспрецедентная кампания преследования Эммы Гольдман как самой известной анархистки в стране. Хотя обвинение не имело абсолютно никаких оснований, она вместе с другими видными анархистами была арестована в Чикаго, несколько недель содержалась в заключении и подвергалась жесточайшему перекрестному допросу. Никогда еще в истории страны не было такой страшной общественной травли человека. Однако попытки полиции и прессы связать Эмму Гольдман с Чолгошем оказались тщетными. Тем не менее этот эпизод ранил ее в самое сердце. Физические страдания, унижения и жестокость со стороны полиции она могла вынести. Гораздо хуже была душевная депрессия. Она была поражена сознанием глупости, непонимания и подлости, которые характеризовали события тех страшных дней. Непонимание Чолгоша большинством ее товарищей практически довело ее до отчаяния. Взволнованная до глубины души, она опубликовала статью о Чолгоше, в которой попыталась объяснить социальные и личные аспекты его поступка. Как и прежде, после покушения Беркмана, она нигде не находила пощады, ее гнали с места на место, как настоящего дикого зверя. Это ужасное преследование, а в особенности отношение товарищей сделали невозможным продолжение ее пропаганды. Болезненность тела и души должна была сначала исцелиться. В 1901–1903 годах она не возобновляла агитационные туры. Она жила спокойной жизнью как «мисс Смит», занимаясь своей профессией и посвящая досуг изучению литературы, и в частности современной драматургии, которую считала одним из величайших распространителей радикальных идей и просвещенного мироощущения.

И все же одной цели преследование Эммы Гольдман достигло. Ее имя было представлено публике с большей частотой и акцентом, чем когда-либо прежде, злонамеренное преследование столь оклеветанного агитатора вызывало сильное сочувствие во многих кругах. Люди из разных слоев общества начали интересоваться ее борьбой и ее идеями. Теперь начали проявляться лучшее понимание и оценка.

Приезд в Америку английского анархиста Джона Тернера побудил Эмму Гольдман выйти из затвора. Она снова погрузилась в общественную деятельность, организовав энергичное движение в защиту Тернера, которого иммиграционные власти приговорили к депортации на основании закона об изгнании анархистов, принятого после смерти Мак-Кинли.

Когда Пол Орленев и мадам Назимова приехала в Нью-Йорк знакомить американскую публику с русским драматическим искусством, менеджером предприятия стала Эмма Гольдман. Благодаря большому терпению и настойчивости ей удалось собрать необходимые средства, чтобы познакомить с русскими артистами театралов Нью-Йорка и Чикаго. Хотя в финансовом отношении эта антреприза успеха не снискала, она имела большую художественную ценность. Как менеджер Русского театра Эмма Гольдман получила уникальный опыт. Мистер Орленев говорил только по-русски, и «мисс Смит» пришлось выступать его переводчиком на различных светских приемах. Большинство аристократических дам с Пятой авеню даже заподозрить не могли, что милая антрепренерша, которая так занятно обсуждала философские вопросы, драму и литературу за их файф-о-клок, – это «печально известная» Эмма Гольдман. Если последняя когда-нибудь напишет автобиографию, она, без сомнения, расскажет много интересных анекдотов в связи с этим опытом.

Еженедельное анархистское издание «Фри сесайти», выпускавшееся семьей Исаак, было вынуждено приостановить свою деятельность вследствие общенациональной ярости, охватившей страну после смерти Мак-Кинли. Чтобы заполнить пробел, Эмма Гольдман в сотрудничестве с Максом Багински и другими товарищами решила издавать ежемесячный журнал, посвященный пропаганде анархистских идей в жизни и литературе. Первый номер «Мозер эф» вышел в марте 1906 года, первоначальные расходы на периодическое издание частично покрывались за счет доходов от театрального пособия, предоставленного Орленевым, мадам Назимовой и их компанией в пользу журнала «Анархист». С огромными трудностями и препятствиями неутомимому пропагандисту удалось непрерывно продолжать «Мозер эф» с 1906 года – достижение крайне редкое в анналах радикальных изданий.

В мае 1906 года Александр Беркман наконец вышел из ада Пенсильвании, где провел лучшие четырнадцать лет жизни. Никто не верил, что ему удастся выжить. Его освобождение положило конец четырнадцатилетнему кошмару Эммы Гольдман, и таким образом завершилась важная глава ее карьеры.

Нигде рождение русской революции не вызывало такого живого и активного отклика, как среди русских, живущих в Америке. Герои революционного движения в России, мадам Брешковская, Гершуни и другие, посещали эти берега, чтобы пробудить в американском народе симпатии к борьбе за свободу и собрать помощь на ее продолжение и поддержку. Успех этих предприятий был в значительной степени обязан усилиям, красноречию и организаторскому таланту Эммы Гольдман. Эта возможность позволила ей оказать ценные услуги в борьбе за свободу на своей родине. Не всем известно, что именно анархисты играют главную роль в обеспечении успеха, как морального, так и финансового, большинства радикальных начинаний. Анархист равнодушен к общепризнанной оценке, весь его интерес поглощен нуждами Дела, и им он посвящает свою энергию и способности. Тем не менее можно упомянуть, что некоторые во всем остальном порядочные люди, хотя и озабоченные поддержкой анархистов и сотрудничеством с ними, всегда готовы монополизировать все заслуги проделанной работы. В течение последних нескольких десятилетий именно анархисты организовали все великие революционные усилия и помогали любой борьбе за свободу. Однако из боязни шокировать почтенную толпу, считающую анархистов из-за их социального положения в буржуазном обществе апостолами сатаны, горе-радикалы игнорируют деятельность анархистов.

В 1907 году Эмма Гольдман участвовала в качестве делегата во Втором анархистском конгрессе в Амстердаме. Она активно участвовала во всех его мероприятиях и поддерживала организацию анархистского Интернационала. Вместе с другим американским делегатом, Максом Багински, она представила конгрессу исчерпывающий доклад об американских условиях, заключив его следующими характерными замечаниями:

«Обвинение в том, что анархизм скорее деструктивен, чем созидателен, а следовательно, анархизм противостоит организации, одно из многих заблуждений, распространяемых нашими оппонентами. Они смешивают с организацией наши нынешние общественные институты, поэтому не понимают, как мы можем поддерживать первую и в то же время противостоять вторым. Однако факт в том, что они не идентичны.

Государство обычно рассматривается как высшая форма организации. Но действительно ли государство подлинная организация? Не есть ли государство скорее самовластное учреждение, хитро навязанное массам?

Промышленность тоже называется организацией, однако нет ничего более далекого от истины. Промышленность есть непрекращающееся пиратство богатых против бедных.

Нас уверяют, что армия – это организация, однако тщательное исследование покажет, что это не что иное, как жестокий инструмент слепого насилия.

Государственная школа! Колледжи и другие учебные заведения, разве они не модели организации, предлагающие людям прекрасные возможности для обучения? Отнюдь нет. Школа в большей степени, чем какое-либо другое учреждение, представляет собой настоящую казарму, где тренируют и манипулируют человеческим разумом, заставляя его подчиняться различным социальным и моральным уловкам, и таким образом приспосабливают его для продолжения нашей системы эксплуатации и угнетения.

Однако организация, как мы ее понимаем, – это совсем другое. Она основана прежде всего на свободе. Это естественная и добровольная группировка энергий для обеспечения результатов, полезных для человечества.

Это гармония органического роста, которая производит разнообразие цвета и формы, полнота целого, которым мы восхищаемся в цветке. Точно так же организованная деятельность свободных людей, проникнутая духом солидарности, приведет к совершенству общественной гармонии, которую мы называем анархизмом. Фактически только анархизм делает возможной неавторитарную организацию общих интересов, поскольку он упраздняет существующий антагонизм между индивидами и классами.

Антагонизм экономических и социальных интересов приводит к беспощадной войне между социальными единицами и создает непреодолимое препятствие на пути к совместному общему богатству.

Существует ошибочное мнение, что организация не способствует индивидуальной свободе, что, наоборот, она означает упадок индивидуальности. В действительности, однако, истинная функция организации состоит в том, чтобы способствовать развитию и росту личности.

Подобно тому как животные клетки путем взаимного сотрудничества выражают свои скрытые силы в формировании целостного организма, так и индивидуум путем сотрудничества с другими индивидуумами достигает своей высшей формы развития.

Организация в истинном смысле не может быть результатом соединения простых ничтожеств. Она должна состоять из сознательных, разумных личностей. Действительно, совокупность возможностей и деятельности организации представлена в выражении индивидуальных энергий.

Отсюда логически следует, что чем больше в организации сильных, сознательных личностей, тем меньше опасность застоя и тем интенсивнее ее жизненный элемент.

Анархизм утверждает возможность организации без дисциплины, страха и наказания и без давления бедности: новый общественный организм, который положит конец ужасной борьбе за средства к существованию, – дикой борьбе, подрывающей в человеке лучшие качества и постоянно расширяющей социальную пропасть. Короче говоря, анархизм стремится к социальной организации, которая обеспечит благополучие для всех.

Зародыш такой организации можно найти в той форме тред-юнионизма, которая покончила с централизацией, бюрократией и дисциплиной и которая способствует самостоятельным и прямым действиям со стороны своих членов».

Об очень значительном прогрессе анархистских идей в Америке лучше всего можно судить по замечательному успеху трех обширных лекционных туров Эммы Гольдман после Амстердамского конгресса 1907 года. Но самым отрадным аспектом ее неустанных усилий является огромная продажа анархистской литературы, чей пропагандистский эффект невозможно оценить. Во время одной из таких поездок произошел замечательный случай, ярко продемонстрировавший вдохновляющие возможности анархистской идеи. В 1908 году в Сан-Франциско лекция Эммы Гольдман привлекла внимание солдата армии США Уильяма Бувальды. За то, что он осмелился присутствовать на митинге анархистов, свободная Республика предала Бувальду военно-полевому суду и заключила его в тюрьму сроком на один год. Благодаря возрождающей силе новой философии правительство потеряло солдата, но дело свободы приобрело человека.

Пропагандист такого масштаба, как Эмма Гольдман, неизбежно является острой занозой для реакции. На нее смотрят как на угрозу дальнейшего существования авторитарной узурпации власти. Потому неудивительно, что враг прибегает к любым средствам, чтобы ее обезвредить. Систематическая попытка пресечь ее деятельность была организована еще год назад объединенной полицией страны. Но как и все предыдущие подобные попытки, она самым блестящим образом провалилась. Энергичным протестам со стороны интеллектуальной части Америки удалось свергнуть подлый заговор против свободы слова. Еще одна попытка убрать Эмму Гольдман была предпринята федеральными властями в Вашингтоне. Чтобы лишить ее прав на гражданство, правительство аннулировало документы о гражданстве ее мужа, за которого она вышла замуж в юном восемнадцатилетнем возрасте и чье местонахождение не удавалось установить. Великое правительство славных Соединенных Штатов, не колеблясь, опустилось до самых презренных методов, чтобы добиться своей цели. Но поскольку гражданство Эмме Гольдман так и не пригодилось, она его потерю пережила с легким сердцем.

Есть личности, обладающие столь мощной индивидуальностью, что самой своей силой они оказывают громаднейшее влияние на лучших представителей своего времени. Такой личностью был Михаил Бакунин. Если бы не он, Рихард Вагнер никогда бы не написал «Искусство и революцию». Эмма Гольдман личность похожая. Она является сильным фактором общественно-политической жизни Америки. Благодаря своему красноречию, энергии и блестящему уму она формирует умы и сердца тысяч своих слушателей.

Глубокое сочувствие и сострадание к страдающему человечеству и неумолимая честность по отношению к себе – главные черты Эммы Гольдман. Ни одному человеку, будь то друг или враг, не стоит и пытаться брать на себя контроль над ее целями или диктовать ей образ жизни. Она скорее погибнет, чем пожертвует своими убеждениями или правом собственности на душу и тело. Респектабельность могла легко простить учение теоретического анархизма, но Эмма Гольдман не просто проповедует новую философию, она также упорствует в том, чтобы жить по ее постулатам, – и это единственное тягчайшее, непростительное преступление.

Не случайно такие разные писатели, как Пьетро Гори и Уильям Марион Риди, находят сходные черты в своих характеристиках Эммы Гольдман. В статье для La Ques-tione Sociale Пьетро Гори называет ее «моральной силой, женщиной, которая с видением сивиллы предсказывает приход нового царства для угнетенных, женщиной, которая с логикой и глубокой серьезностью анализирует болезни общества и с художественным чутьем изображает грядущий рассвет человечества, основанный на равенстве, братстве и свободе».

Уильям Риди видит в Эмме Гольдман «дочь мечты, ее евангелие – предвидение, которое является предвидением каждого поистине великодушного мужчины и женщины из когда-либо живших на Земле».

Трусы, которые боятся последствий своих поступков, придумали слово философского анархизма. Эмма Гольдман слишком искренна, слишком дерзка, чтобы искать безопасности в таких ничтожных призывах. Она анархистка, чистая и простая. Она представляет идею анархизма в том виде, в каком она была сформулирована Иосией Уорреном, Прудоном, Бакуниным, Кропоткиным, Толстым. Однако она также понимает психологические причины, побуждающие Казерио, Вайяна, Бреши, Беркмана или Чолгоша совершать акты насилия. Для солдата в социальной борьбе дело чести – вступить в конфликт с силами тьмы и тирании, и Эмма Гольдман гордится тем, что среди ее лучших друзей и товарищей есть мужчины и женщины, украшенные ранениями и шрамами, полученными в бою.

По словам Вольтерины де Клер, сказанным об Эмме Гольдман после заключения той в 1893 году: «Дух, оживляющий Эмму Гольдман, – единственный, что освободит раба от рабства, тирана – от тирании – дух, готовый к отваге и страданию».

Ипполит Гавел