Текст книги "Ужас клана. Акт I"

Волнение для меня было сейчас странным явлением. Я ощутил его, когда выглянув, увидел неподалеку пригород Тройнаркаена, города расположившегося вокруг высокого холма открывая свои мощные дома и башни за несколько километров. Грязевая дорога сменилась вымощенной камнем, и цокот лошадей уже был чётким и громким. Мы проезжали мимо ферм, ловя на себе восхищенные взгляды простых обывателей. Дом дочери – высокий и широкий особняк, огороженный высокой стеной и украшенный барельефом, был уже близок. Осталось проехать сотню метров, чтобы оказаться у открытых настежь ворот. Они вели в красивый двор поместья обсаженного растительностью, обложенного ровной дорогой. Благоухание лунного сада – местной достопримечательности, смешивалось с духами многих женщин и мужчин, ходивших у ступеней дома.

Наш выход приковал взгляды всех гостей. Я, возглавляя идущую колонну прибывших со мной людей, шёл по лестнице к открытым дверям. Церемониймейстер незаметно обогнал меня и, забежав в главный большой зал дома, во весь голос провозгласил:

– Господа, встречайте достопочтенного Лидера Клана Хранителей – Мор-Сула, – эхо донесли эти слова абсолютно до всех. Все, конечно же, обратили внимание на парадный вход, через который я появился в большом приёмном зале. Незаметно для себя, гости выстроились в живой коридор, вдоль которого я, приподняв голову, гордо шёл вперёд. Не желая в данный момент такого внимания я, бросив шутку, попросил всех продолжить общение.

Большой круглый зал изобиловал светом, при том, что на улице было темно из-за пасмурной погоды. Конечно же, большую часть света давала большая люстра с Минариловыми свечами. Она затмевала своей красотой все внутренне убранство приемного зала, в том числе не примечательный на ее фоне фонтан, у которого стояла девушка, ожидающая моего подхода. Ее тёмные пышные волосы прекрасно сочетались с тёмным макияжем, вырисовывающим черными линиями фигурки на ее щеках и шее, тянущиеся дальше по вырезу в платье – метка счастливого «знака», традиция, оставшаяся с давних времён. Большие ресницы красавицы идеально подходили к ее чудесным глазам. Её тонкие губы были поджаты, чтобы сдержать широкую улыбку, дабы показать себя примерной и воспитанной. Она покорно и скромно ждала, а я, вдыхая по пути свежесть фонтана и благоухание вокруг, подошёл и нежно поцеловал Мири, нашу сегодняшнюю именинницу.

– Какое счастье поздравить тебя, Мирина, с днем, когда ты родилась восемнадцать лет назад. Оставайся всегда такой же хорошей и красивой как сейчас доченька.

И тут девушка широко улыбнулась, обняла меня и поцеловала, отблагодарив. Дальше именинницу окружили почти все, кто прибыл со мной, в том числе сёстры, которые не переставали желать ей счастья и наконец, представили ей подарок.

– Это одеяние будет подчеркивать как твою красоту, так и твою прекрасную душу.

Подарок был богат. Восторг был не от самого фасона, которое возможно введёт новую моду, а от наличия минарила, в самом платье. Сшитое из Минариловых нитей, платье было поистине божественным и любое торжество, где появится Мири в этом наряде, будет незабываемым. Пусть это и была одежда, но она благоухала и пахла свежестью, словно живёт своей жизнью.

– Спасибо папа, – обняла меня дочь, – подарок замечательный. Я рада этому подарку как рада и твоему появлению здесь. Я… я всех вас рада видеть.

Сестры проводили именинницу в покои, где они осматривали подарок. А ко мне вскоре подошел молодой мужчина тридцати лет. Это был домоправитель, хороший друг как Мири, так и мой в частности.

– Утро доброе, – поклонился Мирон, – очень рад вас видеть. Как ваши дела? Как прошел недавний Совет?

– Как всегда скучно и уныло, – пошутил я. Мирон улыбнулся, а его подручные позади нарисовали поддельный смех.

– Всё готово я надеюсь? – спросил я у Мирона.

– О да, мы тщательно готовились. Госпожа Мири с нетерпением ждала этого дня.

– Приятно слышать. Когда начнется празднество?

– Вообще с вашим прибытием должно все начаться. Спрашиваю себя, почему со столом опаздывают?

Мирон ушел, а меня вместе со свитой пригласили на хорошо обложенный мраморной плиткой задний атриум. Пир на свежем воздухе был конечно хорош, но это не было частью того этикета что поддерживается в наших кругах. Но делать было нечего, ибо, несмотря на огромные размеры поместья моей дочери, самой большой комнатой была только парадная, и только лишь. Остальное пространство занимали комнатушки насколько уютные настолько и маленькие, если речь идет о таком пышном празднике как сегодня. Огромный С-образный стол стоял по центру заднего дворца на застланной бархатом местности. Он уже был в объятиях белоснежной скатерти, и накрывался слугами. Совсем скоро множества блюд занимали стол. Можно также и отметить аккуратность во всем, что происходило вокруг, начиная от расстановки самих блюд до положения еще не тронутых стульев. Преддверие пира было похоже на картину давно жившего художника, нарисовавший подобное пиршество в абсолютной симметрии, так было и здесь.

Все было почти готово. Придворные делали последние штрихи: заполняли кубки красным вином. Люди, коих было около ста человек вышли из поместья и заняли места. Моё место было прямо по центру, где по левую руку сидела дочь. Когда все расселись, Мирон попросил тишины. Разговоры прекратились, и сотня человек в темных разновидных одеждах и макияжах посмотрели на отца именинницы. Будь я хоть трижды Лидером, я никогда не любил произносить речи. И сейчас при всей любви к дочери, я бы предпочёл просто посидеть и послушать кого-то другого. Но… куда мне деваться? Я встал и сделал доброе лицо.

– Дорогие гости, друзья, братья, сестры и коллеги, сегодня чудесный день. Он чудесен по двум причинам: Во-первых, сегодня утром было божественное сияние нашего солнца благословивший нас и всю Гикию, но главное, конечно же, что сегодня у Мири-Сул день, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Я благодарен судьбе за такую прекрасную дочь, за эту цветущую девушку, хорошую будущую жену и мать. Давайте же выпьем за её счастье, за ее здоровье, за ее благословление, – все встали с радостными возгласами и начали осушать винные кубки. После этого, люди, покидая свои места, радостно целовали и поздравляли мою дочь, заставляя её краснеть от смущения.

Пиршество началось. Отличные блюда, сделанные придворными поварами, пробовались на вкус каждым. Вино лилось рекой, еда быстро менялась. Я вкушал, выпивал, но почти не разговаривал. Радовался за дочь. Она у меня уже взрослая. Как и любой отец хочу, чтобы у неё действительно всё хорошо сложилось. Впрочем, за всех дочерей моя душа спокойна. Пусть они еще не готовы к замужней жизни, я всё же надеюсь однажды увидеть внуков.

Слова о том, что Мири однажды станет матерью, поневоле заставили вздрогнуть моё сердце. Я только сейчас понимаю что мои дочки, и их будущая жизнь это самое лучшее, что есть у меня, а не участие во всех этих глупых политических распрях, которые хоть и важны, но не затмевают своей важностью наше семейное счастье. Пусть я и на пороге почти скорой старости, я еще не чувствую себя дедом. Единственное что правда меня гложет – отсутствие собственной второй половинки, которая так нужна в тот момент, когда любовью и вниманием не одаришь уже взрослых дочерей, она таится в душе, а позже твердеет и навивает плохие чувства. В такие моменты я скверно себя чувствую, без той, кому можно подарить редкую, но искреннюю любовь.

Время шло, праздник, который уже сопровождался музыкой исполняемой на фоне, разгорался с новой силой. Многие, в чьи головы ударило вино, надоедали мне словами о том какая для них честь быть рядом со мной, какая честь видеть повелителя. Так, в очередной раз, когда уже под красивую музыку ввелся бал, на пустующее место именинницы вышедшей потанцевать, сел незнакомец.

– Господин Мор-Сул, я так… так рад видеть вас здесь, – он был сильно пьяным, язык заплетался, а глаза плыли, – я так рад что вы и именно вы наш Лидер Клана, а не какой-нибудь глупец из вчерашнего Совета.

– Избавь меня от своего присутствия, – сказал я, ибо уже надоело слышать одно и то же через каждые десять минут, – на вот еще выпей, – я сунул мужчине свой бокал с вином, чтобы он ушел.

Потанцевав с Мироном, именинница села обратно, отдыхая. Я смотрел на нее некоторое время и заскучал, поскольку знал, что у нее проблем с повседневной рутиной не меньше чем у меня, она в плену таких же обязательств, как и всех здесь. Такие пиры как сейчас, здорово помогают расслабляться и забыть обо всем, но как горестно думать, что завтра мне придется снова вникать в дела кланов, думать о том, что вся страна катится в яму большого упадка. Зная это, мне следовало бы искать решение проблемы, сидя на Совете кланов, но как же я могу обделить своим присутствием и отцовским вниманием одну из своих прекрасных и любимых дочерей, единственными радостями в этой мрачной суровой жизни. Начиная с неё, я глазами медленно пробегался по наполовину опустевшему столу пока не остановился на знакомом взгляде. Легкое опьянение не сразу позволило понять, на кого я смотрю, а поняв, для меня как будто остановилось время. Глаза, в которые я смотрел, открыли некий тоннель, откуда всплыли все радостные воспоминания, моменты из жизни и просто времени. Расстояние между нами не помешало мне увидеть те же чувства в этих глазах. Этот чарующий взгляд так и говорил об одном, чтобы я снова и снова смотрел на нее, и помнил, как же было хорошо с ней и как паршиво было после расставания.

Интересно, как долго она на меня смотрела, ожидая нашей встречи глазами? Она не подошла первой, но и я сейчас не тороплюсь. Эта встреча, как бальзам помазало мое сердце и всколыхнуло душу. Некое чувство, пробивающееся через преграду моего затвердевшего сердца, похожее на эйфорию, само подняло меня с места. Меня уже ничто не удерживало.

Извинившись перед гостями, что покидаю их, я вышел из-за стола, покинул большой колонный навес и, уходя по вымощенной дороге, обернулся настолько, чтобы боковым зрением увидеть, последовала ли за мной та особа, чей взгляд открыл во мне дверь, выпустившей неподдельное счастье, такого редкого, но настоящего. Она тоже покинула кампанию гостей, и последовала не быстрым шагом за мной.

Плиточная дорожка вела к большому растительному лунному саду. Коридоры из высоких травяных стен сплетались в несложный лабиринт. Я знал этот сад также хорошо, как и ту особу, что следует за мной. Обычно мы сидели здесь глубокой ночью, при свете дивной луны раскрывающей всю прелесть сияющего таинственного сада. Сейчас я словно хожу по своим воспоминаниям. Здесь каждый шаг по этому саду делал меня счастливее, и вот что-то вроде улыбки промелькнуло на лице. Я шел, медленно ведя за собой женщину, и шел до тех пор, пока не уткнулся в большой фонтан, откуда вода тихо капала в низкий бассейн. Гармония звуков воды выстраивала в представлении рай в этом зеленом мире.

Опавшая листва свисающих над садом высоких деревьев хрустела под ногами приближающегося человека. И чем ближе она была, тем чище становился воздух, тем плотнее становилась свежесть. А аромат… втягивая его носом, я будто впадал в юность, в далекую, почти забытую глупую юность, где судьба стояла на перепутье и предлагала большой выбор.

За что же я её так любил? В ней я находил покойную жену, смерть которой стала для меня очень сильным ударом. Это было трагедией не только для нашего семейного круга, но для всего нашего клана. Но я очень хорошо помню ее слова, на смертном одре она не боялась своей смерти, а сколько боялась за меня, рослого мужчину способного преодолеть любые преграды. Она всегда говорила словно пророк, что любовь делает из меня человека, а ее отсутствие медленно превращают в циничное чудовище. К сожалению, как бы я этого не отрицал, и не старался доказать обратное людям, все так и есть. За три долгих года проведенных мной в трауре, и еще столько же полнейшего одиночества я чувствовал, как последние эмоции сживаются из разума. Чего же хотела моя первая любовь? Она хотела, чтобы я оставался хорошим человеком, и желала, чтобы я нашел такую же, как она, чтобы я не терял себя. Вот за что я любил ту, которая так медленно подкрадывалась сзади, будто ощущая вину, за то, что не сберегла моё сердце от обледенения.

Я все также осматривал фонтан и ожидал, пока что-нибудь произойдет позади меня. Шаги стихли в полуметре, ветерок разгонял листву, также разнося повсюду ароматы и благоуханья. Но я не поворачивался, и всему виной обыкновенный стыд, чувство позора, ибо увидев ее дивное красивое лицо, я обязательно вспомню слова ставшие причиной нашей двухлетней разлуки. И только боги знали, что именно сегодня я встречу её. И возможно именно боги свели нас, ибо знали, что мы сами никогда не сможем увидеться и проститься. Вспомнил сразу утро, когда я видел солнце, выглядывающее через прорезь облаков. Оно осветило всю Гикию так же, как эта женщина зажгла свечу во мне. Но меня пронзало горе, из-за своей гордости, не давшей начало нашей любви. Воспоминания о каждой ночи в одиночестве, здесь, в тихом безмятежном саду соединились воедино, создавая злую силу пагубно влияющую на меня. По щеке потекла слеза от воспоминаний хороших времён. Тосковал сам и заставлял это делать свою любимую. Потекла вторая слеза, затем слабые ручейки открыли свои русла, когда на плечо легла нежная рука, сокрытая в перчатке. Словно молния прошла от плеча по всему телу. Я понял, дурак, только сейчас понял, что наша ссора два года назад была моей самой большой ошибкой, но я понес наказание: все эти дни жалеть о таком исходе событий и не в силах все исправить.

Стараясь незаметно смахнуть слезы, стыдясь этого, я случайно всхлипнул. Пришла пора преодолеть все страхи. Я повернулся, взглянул на женщину, чьи большие стеклянные от медленных слез глаза остались в моей душе выискивая взаимность. Её макияж в форме всегда её любимой бабочки вокруг глаз, начал растекаться, но ей уже было все равно.

Все это время расставания я помнил ее, пытался забыть в порыве гнева и злости, но помнил ее прекрасный лик, который отпечатался в моем взгляде как портрет, всплывающий всегда, когда мне одиноко. Ох… дурное одиночество отведало все мои чувства кроме тех, что были заучены как обыденная фраза. Во мне не осталось ничего кроме Лидера, до встречи с новой возлюбленной, а после ее ссоры состояние ухудшилось. Я пытался быть, по крайней мере, хорошим отцом, но мои дочери уже слишком взрослые, чтобы уделять им такое внимание, которое они заменили вниманием и любовью своих новых ухажёров. Но я всегда старался скрывать боль одиночества от людей, избегал подобных тем, и делал вид, что все у меня хорошо. Ничего подобного!

Мы не могли так долго стоять и смотреть на перекатывающиеся друг у друга слезы. Мне следовало начать разговор, но слова не хотели произноситься. Но расслабившись, я взял себя в руки, продолжал с ее щек собирать слезы и наконец, тихо сказал, пытаясь не показывать дрожание голоса:

– Я не ожидал… не ожидал тебя сегодня здесь увидеть.

Она всхлипнула, и посмотрела мне в глаза.

– Не посмела бы я явиться сюда без приглашения твоей дочери.

– Насколько же вы стали близки, что она позвала тебя в столь тесный семейный круг?

– Я же пыталась еще тогда с ней породниться. И сейчас мы занимаемся одним делом. Я рада тому, что мы с ней нашли общий язык. Как только она пригласила меня сюда, я сразу согласилась.

– А ты хотела здесь быть?

– Конечно, хотела. Я знала наверняка, что ты тоже будешь. Я думала ты так и не посмотришь на меня, там, за столом.

Она медленно таяла в моих объятиях, вспоминая всё то, что было утеряно на долгие два года. Ее лицо тянулось к моему, в желании поцеловать, но что-то ей мешало, что-то зашевелилось в душе, и она спустила с себя мои руки и отошла. Я понял, что ее гложет – последние моменты до расставания, которые были очень неприятными. Она подошла к фонтану и села на его гранитную окантовку, слегка нагнулась, рассматривая собственное грустное отражение. На водную гладь упала слеза, несчастно смытая слабой волной.

– Мор-Сул, мне так… – она вздохнула после слов, что-то защемило в груди, ей было трудно сказать нужные слова, которым возможно было место тогда, когда они могли помочь всей ситуации и не разлучить нас на долгое время, – мне так стыдно за то, что я тогда наговорила. Я после этого долго не находила себе места, умереть хотела, не могла жить с тяжким грузом разлуки. Столько времени прошло, а сегодня все вернулось, будто было вчера, и становится не по себе.

Она закрыла лицо, стыдясь своего присутствия при мне. Как я понимал ее, но и самому мне было в тягость ощущать тот стыд, когда нам пришлось расстаться. Настоящий позор для меня. К счастью, тогда никто не узнал даже толики правды о причинах разлуки. И если прямо сейчас нам суждено снова стать вместе, я буду молить всех богов, чтобы никогда не терпеть горесть разлуки, чтобы не расставаться никогда.

Я сел возле неё, обнял, укрывая от легкого ветра заскакивающего сюда через высокие травянистые стены лунного сада.

– Прости меня Мор-Сул, – она прижалась ко мне, задыхаясь от сильных слёз, укрывая лицо у моей груди.

Была особая атмосфера, когда вдалеке заиграла медленная грустная музыка.

Смотря вперед, я ждал пока она успокоиться, потом поднял её голову, смахнул слёзы и, достав платок, вытер лицо от поплывшего рисунка. Смотря в её выразительные, просящие прощения глаза, я ей сказал то, что готов был сказать в любой момент нашей встречи:

– Это моя вина. Ты меня прости, Арибет.

Исчезла та печаль и стыд, а в её глазах загорелась радость. Неужели она все это время думала, что я ее никогда не прощу? Ее слезы продолжали идти, но уже от радости, они будто создавали полотно с рисунком нашего будущего, новой совместной жизни, кто бы мог подумать, что мы вновь так полюбим друг друга. С моих плеч будто упала огромная ноша. О что же мне мешало еще тогда, когда я видел ее убегающую в слезах из моего дворца сказать всего несколько слов и не прозябать в горе долгие годы?

Настал момент, когда простившись, мы понемногу вспоминали забытые чувства и охладевшую любовь. Как волна, она накатывала из глубин естества, пробуждала некую жажду и возвращала в лоно душевной гармонии. Мы слились в поцелуе. Он открыл те двери во мне, куда я вышвырнул уныние, страх за себя, за мою любимую Арибет.

Во мне произнеслась молитва, повторившись еще два раза. Я молился за воссоединение, и чтобы никогда мы не расставались. Теперь только чувствами мы общались, не нужны были слова длинных речей, где мы могли бы описывать те страдания и боль, достаточно пары взглядов друг на друга, чтобы мы все поняли, и радовались. В наплыве невероятной радости мы ушли с праздника, оставив всех, запрыгнули в карету и приказали кучеру ехать домой. Было некрасиво оставлять гостей, но они бы меня поняли, как поняла бы и дочь, которая знала, кого приглашает к себе на праздник. Скорее всего, она и надеялась, что мы, наконец, сможем высказаться друг другу.

Ох… дорога. Казалось, мы и не ехали, а пролетели все расстояние от поместья до дворца. За горячими поцелуями и объятиями с красивыми словами, дорога была прелюдией той любви, которая вырывалась из меня.

Сгущались тучи. Начинал срываться дождь, но вся погода была ничем. Для нас обоих светило солнце, оно начало светить еще при встрече с Арибет, она как магия мудрого колдуна прояснила небо. И вот мы, поднявшись по лестнице, вошли во дворец, держась за руки как впервые. Я проводил ее по коридорам, замечая воспоминания в её глазах. А слуги, проходившие мимо, замирали в удивлении, а точнее сказать в удивленной радости, ведь вернулась госпожа, добрая женщина, единственная любовь Мор-Сула после смерти жены. Было наслаждением смотреть за придворными, как они с улыбками встречали нас. К Арибет лично подходили с поклонами те, кто ее знал. Бывшие ее служанки были в не себя от радости, понимая, что они вновь станут служить этой прекрасной женщине.

Когда мы достигли моих покоев, я решил откинуть все нормы поведения, и взял ее на руки, слыша ее смех, смотря в её влюбленные глаза. Она как хрупкая вазочка умещалась в моих сильных руках, которые и уложили ее на кровать моей большой спальни. Чувства требовали свое, как обряд причащения, ритуал, способный выкинуть все дурное прошлое из головы. Мы становились рабами любви. Я смахивал с неё слезы радости снимая части своих королевских одежд. И вскоре начался «ритуал причащения», и лишь богам известно как долго нас вместе удерживала любовь. В душе я лишь молился за женщину, сделавшую трудную задачу: растопила лёд в моей груди.

После страстной любви я лежал в кровати, возле заснувшей любимой, повернувшейся ко мне обнаженной красивой спиной. Невольно я вновь вспоминал те дни, когда правление нашего Клана было прекрасным, ибо власть не лежала на моих плечах. Мне помогала Арибет. Мы преобразили многие правила, создали новые обычаи и дали волю всем нашим людям радоваться жизни под нашей опекой. Потом настал тот день, когда нас разлучила ужасная ссора, и вновь Клан стал жертвой правителя униженного судьбой и обделенного любовью. Жесткая рука быстро смахнула все сотворенное нами, и установила свои правила. Я думаю, что все видевшие меня с любимой сегодня, радовались не только за нас, но и за весь Клан, ибо знают, что Арибет вернет меня в русло прекрасной жизни.

Стало немного прохладно. Из полуоткрытого окна дул ветерок, распространяя свежесть моросившего дождя. Я сел на кровать и ощутил прилив небывалой силы. Мне будто окутало само волшебство, и приятно осознавать, что во мне царит энергия из-за любви, а не от Минарила.

Наверное, уже все мои приближенные знали причину моего отбытия с празднества. Мне стоило их увидеть. Я встал, посмотрел мимолетно на женщину, вспоминая свои животные инстинкты во время нашей любви, и стал одеваться.

Я вышел в соседнюю комнату. С непривычки мне показалось, что здесь душно, но больше здесь ощущались прекрасные духи Арибет. Остановившись у окна, я собирался с мыслями и думал, чтобы мне сейчас сделать.

– Как провели время? – спросил вдруг Фари-Анн. Он стоял возле книжных полок, и его темная фигура сливалась со стеной из-за бившего света мне в глаза. В его руках была книга, которую он сразу закрыл после вопроса и положил на полку.

Я не испугался его неожиданных слов. Обернулся к нему и сразу потерял свои мысли, пытаясь их вернуть, и навести в голове порядок. Тем временем мне стоило бы ответить на вопрос своего помощника, который в принципе мог бы сам на него ответить.

– Бесподобно! – блаженно и приглушенно ответил я.

Фари сел на диван, а вскоре и я рядом с ним.

– Всем праздник понравился. Я сразу переполошился, когда вы исчезли, перепугался если честно.

– Почему?

– Я подумал, что с вами что-то случилось?

Я легко посмеялся.

– Неужели я похож на беспомощного человека, не способного позаботиться о себе?

– Нет, не похожи, но мало ли что может случиться. Я рад, что леди Арибет снова с нами. Примирение между вами это еще один повод считать сегодняшний день просто незабываемым.

– Ты прав.

Фари-Анн стал моим первым помощником и учеником почти сразу, как Арибет ушла, поссорившись со мной. Это значит, что называя имя моей возлюбленной, он не представляет о ком на самом деле идет речь. Но я ему много рассказывал о ней, оставив для него представление женщины полностью противоположной мне по характеру. Я всегда рассказывал о её доброте, и был наслышан от коллег и просто знакомых о тех хороших днях ее правления со мной. Но сейчас, говоря слова радости, складывалось впечатление, что его это мало волнует, но скорее всего он просто скрывал свои эмоции, как всегда это делал я сам. Но всё равно он радовался, за меня, за мое счастье, а значит, радовался и за Арибет. Для него же, наблюдать улыбку на моём лице было редким явлением. Я говорю об искренней улыбке, а не той, которая постоянная работала как инструмент в любом разговоре.

Да, настроение у меня было отличное, а все знают, что когда я становлюсь добрым, мною можно практически манипулировать.

В комнату вошёл Джаан, приветствуя поклоном. Выполняя свои обязанности, он не стыдился напомнить мне о сегодняшних делах.

– Господин, не хочу вас отдёргивать, но ученики ждут!

Я сорвался с места. Личная жизнь – прекрасно. Но пора выполнять свои обязанности, как Лидера, так и учителя. Первым делом я переоделся, осторожно шаря по спальне. Фари тем временем остался стоять у окна, разглядывая город, чьи шпилевые башни начали намокать под усиливающимся дождем.

– Я вам нужен господин? – спросил Фари, когда я вышел обратно.

– Нет, ты свободен.

– Если что, я буду в вашем тренировочном зале.

– Хорошо. Джаан, что у нас сегодня?

Тот открыл небольшую книгу и вычитал:

– Сегодня вы хотели начать тему о религии.

Стоит ли сегодня начинать столь сложную тему? Когда я не совсем собран, а мысленно я еще в постели с любимой? Но я и так слишком долго задерживал обсуждение нашей веры в Антарота.

Преподавание лидера Хранителей происходило в заднем крыле дворца, в большой комнате, где стены были полностью из стекла и разными окантовками отбрасывающие тень на мраморный пол покрытого богатыми коврами. Мои ученики сидели на мягких подушках, образуя круг. Всего их было тридцать человек. В основном те, кто отличился невероятной хваткой к знаниям, уважением к нашим законам и желанием быть похожим на своего лидера. Только ученики прошедшие высшие учебные заведения, имеют возможность в необязательном порядке послушать мои лекции, и таких людей довольно таки много, что не может не радовать.

Молодые юноши и девушки в красивых ученических одеждах приветствовали меня, встав в полный рост и сели обратно озирая своего преподавателя.

– Прошу прощение за опоздание, – извинился я, – кто знает, какая тема сегодня будет затронута?

Каждый раз, начиная урок, я принимал наставническую позу и начинал ходить по внутреннему центру круга. Отвечать на мой вопрос вызвалась милая девушка. Она не вставая, получив мое разрешение, ответила:

– Мы сегодня хотели обсудить вопросы о нашей религии Учитель.

– Совершенно верно. Еще в раннем возрасте, когда вы все начинали свое обучение, вам постепенно давали понятия о том, в чем заключается наше верование, давали знания о законах и встречали вас с Оракулами, где вам, как молодым и еще неопытным, в легкой форме рассказывали о сотворении нашего мира. На поздних этапах вы уже изучали внутренние, более сложные законы Веры, и пройдя через этот курс, каждый из здесь присутствующих уже должен знать основной смысл всех выученных за годы законов. Я вам задам вопрос юноши и девушки, вопрос этот я задаю всегда один и тот же, но ответы всегда разные, как и мнения. Используя свои знания, ответьте, в чем заключается наша вера в Сигивилл? Вера в единого Бога – Антарота!

Вопрос этот был слишком простым, чтобы его задать, но невероятно сложным, чтобы дать на него ответ. Сколько людей, столько и мнений. Я могу с полной уверенностью сказать, что среди тридцати человек сидящих здесь, обязательно будут те, кто непоколебимо верит в Антарота и мир Сигивилл, каждое утро молится и просит о благословении, но также будут присутствовать и люди, видящие в нашей религии простые суеверия, но живущих по законам этих суеверий, ибо это центр нашего обихода.

Первым вызвался молодой парень. Его я знал как человека верующего, и еще ставшим ещё более верующим, когда в её семью пришла трагедия – умерла от болезни мать. А потому он отдаст всё, ради святой молитвы Антароту «способному» вернуть ее к жизни. Он верил в другой мир, верил слепо и безрассудно. Хорошо ли это? Почему нет? Если человек живет, свято веря, что он не один в своих бедах. Но, увы, за свою жизнь я уяснил много печальных закономерностей выявляющих простую истину – мудрый ответ можно получить только от неверующего, ибо верующий поддается своим фанатическим взглядам, и может дать ответ на мой вопрос со стороны личных взглядов, опираясь на собственную, не приемлемую фантазию.

– Наша Вера подразумевает не только реальное осмысление Сигивилла, она заключается в первую очередь в познании собственной души, стремление к ее чистоте и порядочности.

Я кивнул слегка и продолжал медленно ходить по кругу.

– Правильно? – спросил юноша, садясь на место.

– Хороший ответ, – сказал я, – так же хорошо, наверное, ответили бы все вы. А что касается верности своих суждений, юный Сэу-Лан, то я скажу следующее, что на обсуждение данной темы нельзя дать правильный или неправильный ответ. Любой, кто выскажет сейчас свое мнение насчет моего вопроса, будет прав, ибо как вы все заметили из ответа, мы познаем в первую очередь самих себя, а Сигивилл это мир, предлагающий свои правила по которым мы должны жить. По итогам нашей жизни этот же Сигивилл предлагает достойную награду тем, кто следовал правилам, и извините меня за прямоту божественную кару, если эти правила нарушают или еще хуже, идут против них.

– Учитель, но вера в Сигивилл как в свод правил, и вера в мир, куда попадают после смерти совсем разная, не так ли? – спросила девушка.

– Это тоже верно. Позвольте заметить в ваших суждениях один недостаток, – я приковал внимание всех и медленно с расстановкой объяснял, – вы рассуждаете и рассматриваете нашу религию как некий субъект. Вы можете изучить технику ведения боя, или же изучить математику и рассуждать о ней друг с другом, но в нашем случае каждый изучает веру самостоятельно, наши учителя и Оракулы лишь наводят вас на правильный путь. Не стоит ставить цель перед собой познать реалии Сигивилла и слепо следовать им, нужно чувствовать каждое слово, каждое мгновение в котором осмысление проходит по вашим душам, нужно верить и получать благословение от самого Антарота каждый день. К сожалению не все среди нас видят в вере в Сигивилл истину бытия, но в этом ничего плохого нет, это не считается грехом, как пытаются, извините меня, напугать вас Оракулы. Главное помнить, что если вы отказываетесь жить по правилам Сигивилла, то по крайней мере, не нарушайте их. И сейчас я вас попрошу мои друзья, поднять руки и честно признаться, кто не верит в Антарота. Я не принуждаю, просто любопытствую.

Как оказалось, тех и других было ровно половина, юноши и девушки немедля подняли руки. Я решил кое-что показать им всем.

– Сэу-Лан, прошу, подойди ко мне, – попросил я юношу, – и ты Хайр-Кэт, – также попросил я другого парня, который был из числа неверующих. Я продолжил, – поскольку вы уже давно отдаете отчет обо всех своих действиях и знаете все о нашей жизни, я хочу вас предостеречь, и сказать, что между теми, кто верит и наоборот царит гигантская бездна непонимания. Возьмем всех вас, к примеру, представим, что верующая половина среди вас, это та часть нашей Гикии, которая каждый день живет ради вознесения своей души и жизни по правилам Сигивилла, а те, кто поднял руки, просто люди, живущие так, как им хочется, но, не нарушая законов, а значит, не распространяя греха. Именно из-за разного контингента возникают конфликты и ссоры, которые к великому сожалению имеют место быть и в наши дни.