Текст книги "Инки. Быт, религия, культура"

Животноводство

В экономике Анд сочетались выпас стад и возделывание основных корнеплодных культур. Животные семейства верблюжьих – лама, альпака, викунья и гуанако – имели различное предназначение, а лама к тому же прошла длительный период одомашнивания. Травяные угодья высокогорных склонов и плато были сосредоточены в Южном Перу и Боливии, где лама, как считается, стала первым прирученным животным, судя по высокой ее численности в тех краях, как дикой, так и прирученной. Хронисты описывают ламу как «любящую холодный климат», где она ела корм, растущий под травой ичу, и очевидно, что в теплом климате прибрежных земель животные страдали, и перегоняли их туда только для того, чтобы перевезти припасы, да еще на мясо, в качестве дополнения к рациону побережья. Некоторое количество лам и альпак было обнаружено в Эквадоре: их, вероятно, направили в эту область согласно инкской системе перераспределения, как раз незадолго перед вторжением испанцев. Ареал распространения гуанако и викуний был шире, эти дикие животные бродили в разных краях.

Лама была единственным достаточно крупным животным на территории Анд, которое можно было использовать в качестве вьючного животного (см. рис. 37). Она могла пройти около 20 километров в день с грузом до 45 килограммов; оставалась послушной, пока ей было удобно, но при перегрузке ложилась и отказывалась двигаться. Грубую шерсть ламы использовали, чтобы делать ткань для мешков и плести веревки. Альпака, животное поменьше, обладало более красивой и мягкой шерстью, из-за которой их главным образом и держали, регулярно остригая. Дикая викунья давала самую превосходную шелковистую шерсть, ее качество высоко ценилось инкской элитой. Этих животных отлавливали и обстригали во время ежегодных или сезонных охот. Как уже было упомянуто, у всех местных верблюдов было съедобное мясо, которое сохранялось в виде чарки; кроме того, они давали шкуру, а также навоз, используемый как топливо или удобрение.

Рис. 37. Лама, навьюченная грузом

Колья, которые жили в местности, являющейся родиной лам, были основными заводчиками лам и альпака. На этой территории, как сообщается, в 1567 г. 3242 семьи держали общественное стадо в 16 846 голов, но во времена Империи инков, очевидно, здесь были гораздо более многочисленные стада. Мурра отмечает, что в животноводстве Анд сочетались разные подходы: тот, что существовал прежде в покоренных этнических группах, и собственно подход правительства инков.

Пастушеское занятие по традиции считалось, как и сегодня, работой для молодых людей обоих полов. Однако в период правления инков крупные стада в значительных скотоводческих регионах поручалось выпасать пастухам, занятым полный день; за ними при этом сохранялись права на сельскохозяйственный надел, который обрабатывали за них их родственники. Некоторые пастухи продолжали работать по принципу ротации, тогда как другие становились профессиональными пастухами, которых содержало инкское правительство и вожди колья. Эти пастухи постоянно жили на пастбищах пуны — высокогорных плато – со своими семьями, рассчитывая на «приношения» в виде пищи, листьев коки и чичи, а также на полное обеспечение: они выпасали культовые стада и принадлежавшие государству, целиком и полностью отвечали за животных, о состоянии которых должны были подробно отчитываться. Они также выполняли множество дополнительных заданий, как, например, охота на оленей и гуанако ради мяса, сбор перьев для государственных ткачей, а также ловля рыбы. Они же со своими семьями плели веревки из шерсти ламы. В удачный год, когда поголовье возрастало, этих людей награждали дополнительными поставками пищи и одежды. Когда пастух умирал, только один из сыновей наследовал его должность, тогда как остальные возвращались в ту общину, из которой были родом.

Инки точно так же распределяли пастбищные угодья, как они это делали с пахотными землями: то есть одомашненные стада альпака и лам, принадлежащие культовым учреждениям, императору и общине, паслись отдельно. Каждой провинции были определены границы, и различные провинции не могли пользоваться одним и тем же пастбищем, даже если стада принадлежали одному собственнику. Численность общинных стад в большинстве регионов, по крайней мере вне территории колья, была значительно меньше, чем культовые или императорские стада.

Животные, принадлежавшие культовым учреждениям, использовались главным образом для жертвоприношений, хотя некоторые стада были закреплены за святилищами, обеспечивая их продовольствием и транспортом для перевозки предметов культа. Животные императора использовались как вьючные, а их мясо и шерсть распределялись по всей империи для домашних нужд и, кроме того, для ткани кумби — ее изготовляли профессиональные ткачи и мамакуна (Посвященные Женщины). Обычному налогоплательщику дозволялось иметь не более десяти животных, знатный человек мог получить больше – в подарок от императора. Эти находящиеся в частной собственности животные никогда не облагались налогом. В общинных стадах обычно содержались все те животные, которые принадлежали местным родственным группам и были отмечены либо специальной меткой на ухе, либо клеймом. Индивидуальные владельцы сохраняли права на определенных животных.

В животноводстве инков обязательно должны были соблюдаться два строгих правила. Животных, которые подхватили смертельно опасную и заразную чесотку, именуемую карача, следовало немедленно убить и захоронить, чтобы предотвратить распространение болезни. Ни одна самка не должна быть убита в качестве жертвы или по иной причине, если она не заразилась карача.

У пастухов были свои собственные песни и обряды, а божеством, которому они поклонялись, был Уркучильай, многоцветный самец, который заботился о приросте лам и цикле их воспроизведения.

Пастухи располагали теплой одеждой и небольшими хижинами, в которых находили защиту от ледяных ветров пуны. Из дерна или камня без раствора они строили загоны для лам.

Каждый год сотни лам переносили на себе шерсть, картофель и чарки с земель пуны на побережье, чтобы там это обменяли на маис, перец чили и другую местную продукцию. Их вели проводники, которых обеспечивало правительство. Товары для обмена часто выращивались колонистами и их потомками, так что собственно бартер играл в этих сделках лишь небольшую роль. Однако пастухам было разрешено самим выменивать кое-что для себя. Обычно на каждую сотню животных приходилось около восьми погонщиков.

Охота и рыболовство

Стада диких гуанако, викуний и оленей в каждой провинции занимали отдельные охотничьи угодья – жители одной провинции не имели права охотиться или вредить животным другой провинции. Фактически все охотничьи угодья принадлежали Инке, и никто не мог охотиться в них без его разрешения или разрешения назначенного им управляющего. Такую лицензию предоставляли в определенный сезон или для добычи ограниченных количеств мяса или шерсти, когда ощущалась нехватка. Всегда было запрещено убивать самок. Викуний захватывали живьем, чтобы остричь. Чтобы отлавливать животных, которых загоняли в центр круга охотников, использовали пращи, болас, силки и петли.

Прямоугольной сетью, привязанной к шестам, пользовались для ловли птиц (см. рис. 22), которых добывали главным образом из-за их перьев, но также и для жертвоприношений. Животных, которые считались вредителями, то есть таких как лисы, пумы и медведи, убивали в основном дубинками – ими били животных, загнанных в безвыходное положение. В одной из последних имперских охот, организованной Манко Инкой в 1536 г., 10 тысяч индейцев образовали кольцо окружностью 50–100 километров. Когда круг замкнулся, назначенные охотники убили свыше 11 тысяч животных, при этом сколько-то отпустили на волю. Чтобы окружить викуний и гуанако, иногда применяли другой способ – загоняли их в узкое ущелье.

Рыболовный промысел в окрестностях Куско, где есть всего лишь несколько озер, а реки слишко мелкие и быстрые, не имел такого важного значения, как на озере Титикака. Уру, которых инки считали отсталым племенем, существовали практически полностью за счет рыбы, выловленной в водах этого озера. Когда они стали подданными инков, последние благосклонно разрешили озерным жителям выплачивать подати рыбой, взамен предоставив им права на рыбную ловлю.

Другой важной рыболовецкой территорией было, разумеется, побережье. Береговые рыбаки использовали медные крючки и сети, которые два человека тащили между лодками. Кроме того, делали запруды вдоль берегов, чтобы ловить рыбу между приливами и отливами. В горах использовали большие глубоководные сети, зазубренные гарпуны, а на ручьях ставили запруды.

В то время как в родных краях инков не было особого смысла строить лодки, это имело большой смысл на крупных озерах, таких как Титикака, и на побережье.

Рис. 38. Бальза для рыбной ловли на озере Титикака

Индейцы аймара делали из пучков тростника тотора несколько видов суденышек и плавали на них по озерам и рекам. Современный исследователь доктор X. Чопик смог реконструировать это плавательное средство. Небольшие одноместные бальза (тростниковые лодки) были сделаны из четырех пучков тростника, сформированных в виде сигар, каждый от 2,4 до 3,7 метра длиной, из которых два пучка покрупнее образовывали нижнюю часть судна. Рогатиной, играющей роль гребного весла, на мелководье пользовались из положения стоя; в глубокой воде ею оперировали как веслом каноэ, стоя на коленях или сидя в лодке (см. рис. 38).

Большие бальзы от 4,5 до 6,1 метра длиной были оснащены мачтой из двух шестов в форме перевернутого V, с деревянным крюком вверху, чтобы поднимать и спускать парус. На этом бальзовом парусном судне рогатина, играющая роль гребного весла, укреплялась в уключине на корме. Парус использовался только при попутном ветре – видимо, индейцы не умели поворачивать на другой галс. Из тростниковых циновок и наклонного шеста была устроена кабинка. Чтобы поставить лодку на якорь носом к ветру, использовали большие камни с просверленным отверстием или выдолбленным по окружности желобком.

Рис. 39. Плот, на котором плавали жители северного побережья Перу и Эквадора

Небольшие рыболовные бальзы, изготовленные на побережье, походили на те, что делали аймара, за тем исключением, что имели длинный суживающийся нос и срезанную квадратную корму. Они были достаточно легкими, чтобы их мог нести один человек. Группы этих суден, каждое управляемое одним человеком, использовавшим двухлопастное весло из расщепленного бамбука, удалялись на расстояние до 30 километров от побережья.

Судно другого типа, сделанное из надутых тюленьих шкур, крепко связанных между собой, могло выдержать одного человека и было очень легким. Об этих судах сообщали из Арика и Тарапата; рыбаки там носили с собой трубки, через которые надували шкуры.

Другие приспособления для плавания – плоты, сделанные из множества тыкв-горлянок, помещенных в сеть и толкаемых перед собой пловцами, и грубые плоты из тростника, строившиеся в качестве паромов для аварийной переправы через реки. Перуанская морская навигация ограничивалась недостатком пригодного для постройки суден леса. Но вдоль побережья Северного Перу до Манта в Эквадоре из местного бальзового дерева строились большие океанские плоты (см. рис. 39). Именно один из этих плотов Писарро увидел вдали от южноамериканского побережья во время своего разведывательного путешествия.

Прочие сельские занятия

Многие другие сельские работы, к примеру сбор дров, выполнялись как молодыми, так и более старшими членами общины. В некоторых областях, где древесины было в изобилии, ее можно было брать свободно, однако в бедных лесом районах лес был собственностью императора, и, чтобы срубить и унести дерево, необходимо было получить дозволение. Разрешения выдавались согласно индивидуальным нуждам. Топливо было серьезной проблемой во многих долинах нагорья и на пуне, где не могут расти никакие деревья. Кустарники и травы имели иное применение – сжигать их было жалко. Навоз ламы как топливо оказался просто находкой, поскольку высушенный он горит, давая мало дыма и запаха.

То, что андские жители были исключительно бережливы в использовании древесины, доказывают их тщательно спроектированные печи, которые потребляют очень малое количество топлива. Церемониальное сжигание в Куско срезанных стволов дерева в качестве жертвоприношения может символизировать нехватку его на плоскогорье. Эти специально срубленные смолистые деревья привозили индейцы из племени чича как часть своих податей.

Не все покоренные провинции или районы были способны уплачивать свои подати сельскохозяйственной продукцией и стадами. В таких случаях к ним предъявляли другие требования, как, например, к упомянутым выше людям из племени чича, у которых инки забирали то, что производила местность, то есть дикорастущие растения, используемые в качестве красителей и лекарств, а также перья, иглы кактуса, полудрагоценные камни и лес для строительства.

Для собственных нужд андские жители собирали некоторое количество яиц и множество дикорастущих растений – для красок, лекарств, ядов или амулетов.

Большинство обитателей Анд держали в своих домах многочисленных морских свинок в качестве дополнительного мясного питания. Некоторые также держали собак. Собаки инков были среднего размера, с острой мордой и сильно закрученным хвостом, и держали их в качестве домашних любимцев (см. рис. 22) и поедателей падали, а не для охоты, не ради мяса или жертвоприношений.

Глава 8
Труд и мастерство

Общественная рабочая сила – мита

Основными способами выплаты трудового налога – мита – были, как уже сказано, служба в армии, служба в общественных трудовых силах и работа на строительстве или в шахтах. Помимо этого были и другие задания, в число которых входил ремонт и обслуживание мостов, тамбо и станций часки (однако поскольку, как сообщает Пома, эту работу выполняли сыновья кураков, она, вероятно, не входила в мита или отработку в счет налога, но считалась более престижным занятием).

Услужение императору и его представителям, культу, жрецам или куракам, то есть оказание разнообразных личных услуг, также включалось в общую категорию работы в счет налога.

Слуги

Личные слуги и обслуживающий персонал работали во дворцах императора, храмах, домах знати и всех тех, кто по своему положению в обществе был достоин такого внимания, на основе очередности. Количество слуг, обслуживающих какого-либо кураку или правительственного чиновника, зависело от его статуса, то есть от числа подчиненных ему семей. Обычно один митайо (слуга) полагался при 100 подчиненных единицах; токрикок апу был вправе рассчитывать примерно на 400 слуг.

Гарсиласо рассказывает, что на императорской службе были, к примеру, такие работники, как подметальщики, водоносы, лесорубы, повара, обслуживающие стол придворных, распорядители, привратники, хранители гардероба и драгоценностей, садовники, смотрители и другие. Те, кто брал на себя выполнение многих из этих задач, выступали не как индивидуумы, но как представители определенных деревень, которым вменялось в обязанность поставлять на такую работу достаточное количество способных и верных людей. Затем эти слуги отрабатывали столько дней, недель или месяцев, сколько насчитывалось соответствующим деревням в качестве налога. За любое их небрежение несла ответственность деревня, и все ее жители наказывались. Деревни, которые поставляли императорских слуг, располагались в непосредственной близости от Куско, в радиусе от 15 до 20 километров.

Другие повинности императору и правительству также распределялись по конкретным регионам империи. Танцовщиками императора были мужчины из Чумбавилка; рукуна и сора назначались, чтобы нести паланкин императора; мужчины из Тамбо были обязаны служить в силах, которые обеспечивали соблюдение законности и порядок во всей империи, – полиции инков. А личная охрана Сапа Инки набиралась из жителей отдаленной провинции Канари, которые были связаны обязательствами лояльности императору и на которых трудно было повлиять столичным политическим партиям Ханан и Урин Куско, чьи «генералы» могли составлять тайные заговоры.

Многие личные слуги императора вели свое происхождение от янакона. Это часто были уцелевшие жители провинций и деревень, оказывающие яростное сопротивление инкам или проявляющие вероломство, поднимая восстание против их власти. Они были помилованы и превратились в наследственных слуг, всецело принадлежащих Инке. Со временем они становились его верными приближенными и занимали престижное положение среди его домочадцев – и даже входили в администрацию. Пример их верности во время правления Уайны Капака был недвусмысленно зафиксирован в официальной исторической летописи инков и дошел до нас благодаря Муруа: в войне с каранки в Кито, когда каранки вышли из своей крепости и бросились в атаку, охрана Уайны Капака, состоящая из инкской аристократии, бросила его паланкин и сбежала, но его спасли янакона, которые увидели его лежащим на земле. Вернувшись в Томебамбу, Уайна Капак выразил свое недовольство гвардии, лишив ее провизии, тогда как янакона он осыпал подарками и предпочел их общество всем прочим. Распространение класса яна на множество профессий – к примеру, в их число входили пастухи, присматривавшие за животными Инки, и сельскохозяйственные рабочие, трудившиеся на землях правителя, – заставляет предположить, что они превращались в заметную новую силу в инкском обществе.

Ремесленники

Среди жителей небольших городков и столиц были квалифицированные ремесленники, специализировавшиеся на изготовлении предметов роскоши: золотых и серебряных дел мастера, плотники, гранильщики драгоценных камней, а также опытные ткачи, вышивальщики и строители, выполнявшие работу для своих нанимателей – элиты, то есть главным образом императора, жрецов, кураков и наместников.

Они были освобождены от обычной выплаты податей и все свое рабочее время посвящали службе тем, кто обеспечивал их самих и их семьи всем необходимым, включая инструменты и материалы для их ремесла. Получить доступ в это сословие обычно можно было по наследству, как это обстояло и с большинством должностей и сословий империи. В записях, где говорится о прекрасных ремесленных изделиях, не указывают имена мастеров, за исключением авторства в архитектуре. Скорее подчеркивается непревзойденное мастерство племени в том или ином ремесле, передающееся по наследству, – к примеру, чиму были замечательными золотых дел мастерами, а колья – каменщиками.

Каменоломни и обработка камня

Ни единого раза не упоминаются имена скульпторов. Все те немногие скульптуры, которые были изготовлены инками, обыкновенно вырезались из дерева. Существуют записи о том, как испанские священники уничтожали идолов, имеющих вид резных колонн, но ни один из них не сохранился до нашего времени, если не включать в эту категорию камни Интиуатана. В редких сохранившихся образцах скульптуры мы видим, как стиль избегает изображений, и так же, как в архитектуре, преобладает чувство массы, плоскости, функциональной формы. Наиболее выразительные образцы каменной резьбы обнаружены на стенах пещер и поверхностях скал, где в цельном массиве вырубались ступенчатые подножия, лестницы, угловые выемки, пазы и другие впечатляющие формы, среди которых – хотя только в исключительных случаях – попадались изображения пумы или змеи. В этой резьбе человек, казалось, отождествлял себя с природой, и творения его рук оказывались наравне с творениями ландшафта. Эстетически скульптурные компоненты также были составной частью прекрасной каменной кладки инков. Их мастера-каменотесы точно так же заслуживают звания художников, как и другие ремесленники.

Искусство каменщиков было чрезвычайно важной частью инкской архитектуры. Эти мастера находились на правительственном обеспечении, и их направляли на строительство наиболее важных зданий инков – императорских дворцов и храмов Солнца в самых привилегированных провинциальных столицах, – а также для обучения этому ремеслу коренных жителей. Каменщики работали в тесном сотрудничестве с силами мита: известно, что в великой крепости Саксайуаман для карьерных разработок, транспортировки и строительных работ ежегодно использовались 20 тысяч рабочих; сравнимое количество мужчин было занято и на строительстве других важных объектов в провинциях.

В карьерах работали тысячи людей. Немногое известно о методах или инструментах, использовавшихся для откалывания гранитных и андезитных блоков. Есть мнение, что для этого в камне высверливались отверстия, в которые вбивались деревянные клинья; затем на них лили воду, клинья расширялись, и камень раскалывался. Этому методу могло способствовать действие мороза, но в таком случае было бы труднее контролировать участок операции. Возможно, применялись также большие поперечные распорки. Чтобы просверлить отверстия по вышеуказанному методу, быстро вращали между ладонями камень в форме пестика или палочку, подсыпая песок и подливая воду; для этого нужен не настолько длинный инструмент, как может показаться.

Камни перемещали от карьера до места стройки с помощью канатов и деревянных кругляшей. При строительстве великой крепости Саксайуаман (как и вообще в регионе Куско) использовали три основных типа камня с различными характеристиками. Для постройки внешних стен – гигантские блоки диоритового порфира (некоторые из них были свыше 8 метров в высоту и ширину и весили более 200 тонн); их нашли и вырубили на месте строительства. Второй тип, известняк из Юкайя, добывавшийся примерно за 15 километров от крепости, стал материалом для фундаментов. Третий тип камня, черный андезит, который под влиянием погоды превратился в шоколадно-коричневый, использовался для внутренних построек. Его доставляли из сравнительно отдаленных карьеров Уаккото и Румиколка, расположенных соответственно в 15 и 35 километрах от Куско.

При транспортировке камня было задействовано великое множество людей. Подобные героические деяния запечатлены в легендах, подробно описывающих процесс перемещения так называемых «уставших камней». Это были особенно крупные блоки, которые, должно быть, доводили рабочих действительно до чрезмерной усталости. Один из самых громадных блоков, Каикуса, был взят, согласно Гарсиласо, из карьера «за пятнадцать лиг», на другом берегу реки Юкай. Камень невероятных размеров тащили 20 тысяч человек, из которых 3 тысячи погибли, и в конце концов, слишком «уставший», чтобы преодолеть последний склон, он был брошен у подножия холма Саксайуаман.

Инструменты каменотесов были просты. Под руководством мастеров-каменщиков камням придавали форму каменными молотами, предпочтительно из красного железняка. Когда требовалась гладкая поверхность, для шлифовки использовали песок и воду. Для измерений при подгонке блоков и разметке архитектурных деталей инки пользовались размерами человеческого тела. Согласно Роуву, они также знали и применяли логарифмическую линейку с произвольными единицами измерения и свинцовые отвесы (см. рис. 40). При выдалбливании некоторых пазов и отверстий в камне могли помочь бронзовые долота; но даже наилучшая бронза была слишком мягкой, чтобы прослужить достаточно долго и завершить безукоризненную обработку каменных блоков.

Существовали два основных типа каменной кладки, в которых мастерство каменщиков дошло до совершенства, и множество их вариаций, необходимых для различных целей строительства. Наиболее монументальный и скульптурный стиль представляла кладка из многоугольных блоков, часто огромных (обычно из известняка или диоритового порфира), используемых при возведении мощных внешних стен, основных опорных стенок террас и крепостных валов в цитаделях наподобие Саксайуамана. Громадные блоки неправильной формы обтесывались и устанавливались «индивидуально», каждый камень укладывался на опору, имевшую едва заметное чашевидное углубление, вытесанное с исключительной точностью. Из-за того, что стыки камней были заглублены, все сооружение обретало большую скульптурную притягательность, так что достигалось высокое качество текстуры и в то же время смягчалась неровность линий, тогда как массивность подчеркивалась игрой света. Некоторые блоки были обтесаны так, что имели до тридцати двух углов, к которым были подогнаны другие блоки.

Другой стиль каменной кладки – прямоугольный – имел совершенно иные характерные особенности. Прекрасный образец этого типа представляет собой храм Солнца, Кориканча, сложенный из почти правильных горизонтальных рядов камней. В кладке из обтесанных черных андезитовых блоков почти отсутствуют заглубленные стыки. Используемый при постройке прекраснейших дворцов и храмов, этот стиль, вероятно, возник из традиции вырезать квадратные куски дерна. Прямоугольная кладка применялась, как правило, для отдельно стоящих стен, но иногда и в опорных стенах.

Более мелкие блоки неправильной формы – вариация полигонального типа – также использовались в стенах, окружающих храмы и дворцы, и в опорных стенах. А иногда строители применяли комбинацию стилей кладки и типов камня в одной стене – при этом выявлена высокая корреляция физических свойств камня с типами кладки, и типов кладки – с функциональной прочностью.

В то время как многоугольные блоки требовалось тщательно обтесывать и подгонять, чтобы они соответствовали друг другу, обработка прямоугольных блоков могла заключаться в простой шлифовке методом истирания, после чего блоки были уже приблизительно подогнаны. В любом случае с краев затем снимали фаску, чтобы усилить эффект «завершенности» отшлифованных до гладкости затопленных стыков. Вес камней как при полигональной, так и при горизонтальной кладке уменьшался с возрастанием высоты.

При постройке стен использовались рычаги и наклонные земляные насыпи: самые тяжелые камни втаскивали по насыпям, доведенным до высоты стены, подкладывая деревянные кругляши. Строители также использовали небольшие толстые бронзовые ломики, именуемые чампи, чтобы обтесывать на месте камни, которые были слишком тяжелыми для поднятия их вручную. Ломы были достаточно прочными, чтобы пользоваться ими при перемещении каменных блоков, весящих 10–20 тонн, и упирались в небольшие выступы, оставленные на камнях, чтобы поднимать их на место. Эти бугорки обычно выступали снизу на поверхности камня, и иногда их оставляли в качестве декоративных деталей, вместо того чтобы отбивать.

Хотя инкские строители знали технику применения металлических скоб, которая была известна еще в среднем горизонте в Тиауанако, они редко пользовались ею, кроме, возможно, некоторых случаев в Кориканче и в храме Ольянтайтамбо, здание которого разрушили испанцы, искавшие «золото, которое строители заливали в трещины». Но на самом деле прекрасные стены возводили сухой кладкой, и между блоками нельзя было втиснуть даже булавку. В горах швы между камнями нередко обызвестлялись из-за влажной погоды, что, вероятно, и побудило испанцев заключить, что инки некогда использовали особый «клей». В то время как в некоторых стенах блоки были тщательно подогнаны как с внешней, так и с внутренней стороны, внутри стены камни слегка сужались, и щели заполняли небольшим количеством грязевого раствора.

Инженерные ухищрения мастеров-каменотесов хорошо иллюстрируются использованием техники замкового камня на стене в группе торреон в Мачу-Пикчу. Здесь очень искусный каменщик соединил торреон, полукруглое строение, с домом в два с половиной этажа. Стена, которая их связывает, выстроена из тщательно подобранных и пригнанных тесаных блоков из белого гранита. Среди прямоугольных по виду блоков нет математически правильных прямых углов или прямых линий. По прошествии времени дом, находящийся в южном конце стены, должен был отклониться от нее, отчего образовались бы трещины. Чтобы предотвратить это, каменотесы хитроумно сомкнули тесаные глыбы в точке наибольшего напряжения, изменив схему кладки – введя в практически прямоугольные ряды камни изогнутой формы, которые образовали серию скоб, долженствующих предотвратить соскальзывание обтесанных блоков и помешать дому отклониться.

Существовали способы изготовления и меньших по размеру каменных изделий, таких как топоры, навершия дубинок, прессы для дробления, ступы, пестики, каменные чаши, церемониальные блюда и статуэтки. Им придавали форму, обивая их каменными молотами и шлифуя песком и водой.

Скульптуры инков, отличающиеся превосходной пластикой, – это миниатюрные фигурки лам и альпака, пум и людей, вырезанных из камня или даже отлитых из бронзы, серебра или золота. Эти фигурки очень просты, однако отличаются выразительной стилизацией. Многочисленные небольшие статуэтки лам и альпака выполнялись из камня различного цвета и структуры, а в их спинах были выдолблены углубления, которые должны были наполняться жиром ламы или листьями коки – в качестве пожертвования. Дж. Роув предполагает, что искусно вырезанные каменные блюда предназначались также для ритуальных целей – чтобы собирать кровь принесенных в жертву животных. Некоторые из этих чаш были очень тяжелыми, но весьма гармоничными, смелых и необычных абстрактных форм, прекрасно отделанные и с полированной поверхностью. Другие были украшены рельефно выгравированными изображениями пум, змей, и в редких случаях вырезались целые сценки.