Текст книги "Чужое лицо"

Леди Шелбурн смотрела выжидающе.

– Мы установили время, когда можно было проникнуть в здание, – ответил он; гордость его все же была уязвлена. – У нас есть описание того, кто это сделал. – Монк взглянул в ее холодные голубые глаза, в которых сквозило легкое удивление. – Ростом он около шести футов и крепкого сложения, насколько об этом можно было судить. Смуглый, гладко выбритый. Якобы явился в гости к мистеру Йитсу, проживающему в том же доме. С самим мистером Йитсом мы еще поговорить не успели…

– Почему?

– Потому что вы потребовали, чтобы я явился и доложил вам об успехах, мэм.

Она недоверчиво приподняла брови. В голосе ее зазвучал откровенный сарказм.

– Уверена, что вы не единственный, кому поручили заняться этим важным делом. Мой сын был отважным солдатом, рисковавшим жизнью ради блага страны. И вот как его отблагодарили!

– В Лондоне постоянно совершаются преступления, мэм. И каждая жертва – это тяжкая потеря для кого-то.

– Вы смеете ставить на одну доску смерть сына маркиза и смерть уличного отребья? – резко отозвалась женщина.

– Каждый теряет всего одну жизнь, мэм. Кроме того, перед законом все равны. Во всяком случае, должны быть равны.

– Вздор! Есть люди, чья жизнь представляет большую ценность для общества, чего нельзя сказать о большинстве. И мой сын был именно таким человеком.

– Выходит, жизнь большинства вообще не имеет ценности… – начал было Уильям.

– Это их забота! – перебила леди Фабия. – Но я не желаю выслушивать ваши философские рассуждения. Я искренне сожалею о созданиях, выброшенных на улицу, по чьей бы вине они там ни оказались, но сейчас они меня не интересуют. Что вы сделали, чтобы арестовать сумасшедшего, который убил моего сына? Кто он?

– Мы не знаем…

– Тогда чем же вы занимаетесь? – Если чувства и переполняли ее грудь, то она умело их скрывала, как и надлежит поступать людям ее круга, не позволяющим себе ни слабости, ни тени вульгарности. Мужество и хороший вкус были ее божествами, и в жертву им следовало приносить все без остатка.

Монк пренебрег предостережением Ранкорна, и он хотел бы знать, как часто ему приходилось поступать так в прошлом. Тон Ранкорна в их утренней беседе, помнится, был слишком резок, чтобы объяснить его только раздражением по поводу письма леди Шелбурн.

– Мы полагаем, что убийцей был один из знакомых майора Грея, – ответил Монк. – И что убийство являлось преднамеренным.

– Вздор! – последовала немедленная реакция. – Как мог человек, знавший моего сына, хотеть его смерти? Джослин обладал невероятным обаянием, его любили все – каждый, кто хоть немного был с ним знаком. – Она встала и, подойдя к окну, почти отвернулась от Монка. – Возможно, вам это будет трудно понять, но вы просто ни разу его не встречали. Мой старший сын Лоуэл рассудителен, исполнен достоинства, у него врожденный дар повелевать людьми. Менард бесподобен во всем, что касается цифр и фактов; в его руках все приносит прибыль. Но только Джослин имел такое обаяние, только он заставлял меня радоваться. – Голос ее прервался на секунду. – Менарду никогда не спеть, как пел Джослин, а Лоуэл лишен воображения. Он станет отличным хозяином Шелбурна, он будет управлять им превосходно и мудро… Но, Боже милостивый! – Теперь в голосе ее звучала подлинная страсть. – Как же он скучен по сравнению с Джослином!

Внезапно Монк ощутил всю глубину ее потери, ощутил ее одиночество. Единственная радость в жизни леди Фабии осталась в прошлом.

– Я прошу прощения, – со всей искренностью сказал он. – Я понимаю, что сына вам это не вернет, но мы найдем убийцу, и он будет наказан.

– Повешен, – невыразительно отозвалась она. – Выведен утром из камеры и повешен.

– Да.

– Слабое утешение. – Она вновь повернулась к нему. – Но лучше это, чем ничего. Постарайтесь, чтобы так все и вышло.

Ему явно намекали, что разговор окончен, но уходить Монку было еще рано. Он так пока ничего и не выяснил. Уильям поднялся.

– Я постараюсь, мэм, но мне необходима ваша помощь…

– Моя? – переспросила она удивленно и с оттенком неодобрения.

– Да, мэм. Мне нужно знать, кто ненавидел майора Грея до такой степени, что мог убить его… – Монк видел, как дрогнуло ее лицо. – Благородные люди часто вызывают в окружающих зависть, ревность со стороны неудачного соперника; наконец, поводом мог быть долг, которого кто-то не мог заплатить…

– Да, я поняла вашу мысль. – Леди Фабия моргнула, мускулы ее тонкой шеи напряглись. – Как вас зовут?

– Уильям Монк.

– И что же вы хотели узнать о моем сыне, мистер Монк?

– Начнем с того, что я хотел бы встретиться с остальными членами семейства.

Она удивленно приподняла брови.

– Вы считаете меня пристрастной, мистер Монк, полагаете, что я могла о чем-то умолчать?

– Часто мы видим в близких нам людях лишь светлые стороны, – тихо произнес он.

– Вы весьма проницательны. – Голос ее был язвителен. Хотя, возможно, в нем таилась и глубокая душевная боль.

– Когда я могу поговорить с лордом Шелбурном? – спросил Уильям. – А также с теми, кто хорошо знал майора Грея.

– Если вы считаете это необходимым… – Она двинулась к двери. – Подождите здесь, и я попрошу его встретиться с вами, когда он сочтет это удобным. – Леди Фабия открыла дверь и вышла, не взглянув на Монка.

Уильям сел и повернулся к окну. Мимо проходила просто одетая женщина с корзиной в руке. И память его внезапно всколыхнулась. Нахлынули детские воспоминания; он увидел черноволосую девочку и обсаженную деревьями мощенную булыжником улицу, скатывающуюся к воде. Что-то еще? Да! Было ветрено, слышались крики чаек. Монка охватило ощущение счастья и полной безопасности. Детство… Его мать и сестра.

Но ощущение уже исчезало. Уильям пытался сосредоточится, вернуть его, всмотреться в детали, но тщетно. Он снова находился в имении Шелбурнов с нераскрытым убийством майора Грея на руках.

Ему пришлось прождать еще четверть часа, прежде чем открылась дверь и вошел лорд Шелбурн. Это был мужчина лет сорока или тридцати восьми, сложенный куда крепче своего младшего брата, насколько можно было судить по одежде Джослина Грея. Однако Монку подумалось, что вряд ли Джослину были присущи такая уверенность и сознание собственного превосходства. Лицо лорда Шелбурна было более смуглым, чем у его матери, и, судя по всему, чувство юмора лорду не было свойственно вовсе.

Уильям торопливо поднялся и тут же возненавидел себя за это.

– Вы тот малый из полиции? – сказал Шелбурн, слегка нахмурив брови. Он остался стоять, и Монку пришлось последовать его примеру. – Ну, так что вам угодно? Я плохо представляю себе, каким образом мог бы помочь вам в розысках убийцы моего брата. Что я вообще могу сказать о сумасшедшем, вломившемся в дом и убившем его, беднягу?

– Никто не вламывался, сэр, – поправил его Монк. – Кем бы убийца ни был, но майор Грей впустил его в квартиру сам.

– В самом деле? – Брови лорда чуть вздернулись. – Мне это кажется маловероятным.

– Стало быть, вы не знакомы с фактами, сэр.

Монка начинала раздражать бесцеремонность этого человека, полагавшего, что он разбирается во всем лучше других лишь потому, что он – джентльмен. Был ли Монк и в прошлом столь нетерпим и вспыльчив? Ранкорн, кажется, говорил что-то об отсутствии такта… Внезапно ему вспомнилась женщина, которую он видел в церкви, – та, что чуть было не обратилась к нему, но, поколебавшись, прошла мимо. Он видел теперь ее лицо так же ясно, как лицо лорда Шелбурна; шорох платья, легкий, почти воображаемый аромат духов, широко раскрытые глаза. Воспоминание заставило сердце учащенно забиться и даже слегка сдавило горло.

– Я знаю, что мой брат был избит до смерти каким-то безумцем. – Резкий голос лорда Шелбурна спугнул воспоминание. – И вы до сих пор не схватили убийцу. Вот факты!

Он попытался сосредоточиться на настоящем.

– При всем уважении, сэр, – Монк старательно подбирал слова, – мы знаем, что он был избит до смерти, но мы не знаем, кем и почему. На двери нет никаких следов взлома, и единственный человек, вошедший в дом, объявил, что идет в гости к другому жильцу. Кто бы ни напал на майора Грея, он обдумал все заранее и, насколько нам известно, ничего не украл.

– И из этого вы заключили, что Джослин знал убийцу? – Шелбурн был настроен скептически.

– Из этого, и еще из жестокости преступления, – согласился Монк. Он стоял посреди комнаты, изучая хорошо освещенное лицо лорда Шелбурна. – Простой грабитель не стал бы наносить удары, видя, что жертва его уже давно мертва.

Шелбурн содрогнулся.

– Это только подтверждает мою мысль, что он был безумен! Вы имеете дело с сумасшедшим, мистер… э… – Он не стал вспоминать, как зовут Монка, и даже не приостановился, ожидая подсказки. В конце концов, это было несущественно. – Мне кажется, у вас весьма мало шансов изловить его таким образом. Право, вам лучше вернуться к своим карманникам и шулерам – или чем вы там обычно занимаетесь?

Монк с трудом подавил раздражение.

– Боюсь, что леди Шелбурн с вами не согласится.

Лоуэл Грей не подозревал о собственной грубости. Да и как это можно быть грубым в разговоре с полицейским!

– Мама? – На секунду его лицо дрогнуло, но тут же вновь стало бесстрастным. – О да, женщины так чувствительны… Боюсь, она очень тяжело переживает смерть Джослина. Для нее было бы легче, если бы он погиб в Крыму. – Казалось, Лоуэл слегка удивлен.

– Это естественно, – не сдавался Монк, стараясь нащупать подход к собеседнику. – Насколько я знаю, он был обаятельным человеком, всеми любимым…

Шелбурн оперся на камин, туфли его сияли в льющемся сквозь французское окно солнечном свете. Он раздраженно ткнул носком туфли в каминную решетку.

– Джослин? Да, именно таким он и был… Жизнерадостным, вечно улыбающимся. Прекрасно пел, умел рассказывать истории и все такое прочее. Я знаю, что моя жена очень его любила. Какая жалость, какая бессмыслица – какой-то безумный убийца… – Он покачал головой. – И какое горе для матери!

– Он часто бывал здесь? – Монк решил, что выбрал верную тему.

– О, раз в два месяца или чаще. А в чем дело? – Лорд воззрился на полицейского. – Не думаете же вы, что кто-то следил за ним и здесь?

– Нельзя исключать и такую возможность, сэр. – Монк слегка оперся на сервант. – Был ли он здесь перед самым убийством?

– Да, недели за две до того. Но я думаю, что вы на ложном пути. Все его здесь хорошо знали и любили. – Лицо Лоуэла омрачилось. – Кстати, и слуги тоже. Всегда у него находилось для них доброе слово, всех их он знал по именам, хотя давно уже жил не здесь, а в Лондоне.

Монк мысленно нарисовал себе картину: старший брат – серьезный, основательный, но скучный; о среднем пока мало что можно сказать; и, наконец, младший – пытающийся своим обаянием возместить то, в чем ему было отказано при рождении, очаровывающий окружающих, пренебрегающий условностями, интересующийся жизнью слуг и – в отличие от старших братьев – любимец матери.

– Люди зачастую хорошо скрывают ненависть, сэр, – произнес Уильям. – Особенно если замышляют убийство.

– Полагаю, что так, – согласился Лоуэл. Он выпрямился, повернувшись спиной к камину. – И все же я думаю, что вы идете по ложному следу. Займитесь лондонскими сумасшедшими, поищите среди особо жестоких грабителей. Неужели у вас нет осведомителей? Почему бы вам не обратиться к ним?

– Мы обращались к ним, сэр, но тщетно. Мистер Лэмб, мой предшественник, проработал все возможные варианты в этом направлении. Собственно, это первое, что пришло нам в голову. – Монк внезапно изменил тему, надеясь застать собеседника врасплох: – А как обстояли финансовые дела майора Грея, сэр? Нам ничего не известно о его доходах.

– А это-то вам зачем? – Лоуэл вздрогнул. – Не предполагаете же вы, что кто-то способен избить своего делового конкурента тростью до смерти? Это же смехотворно!

– Тем не менее кто-то оказался способен.

Шелбурн неодобрительно поморщился.

– Незачем мне об этом напоминать! Я не интересовался его делами. Доля его наследства была, разумеется, невелика.

– А сколько именно, сэр?

– Не понимаю, почему вас это интересует. – Лорда явно раздражало вмешательство полицейского в их семейные дела. Он снова легонько пнул каминную решетку – на это раз каблуком.

– Вполне естественно, что меня это интересует, сэр. – Теперь Монк полностью контролировал нить разговора. – Ваш брат был убит, и, скорее всего, тем, кто знал его. А деньги – это самый распространенный мотив убийства.

Лоуэл не спешил с ответом. Уильям ждал.

– Да, вероятно, – сказал наконец Шелбурн. – Четыреста фунтов в год, и, конечно, еще ему был назначен пенсион как отставному офицеру.

Для Монка это была бы солидная сумма. На такие деньги можно содержать приличный дом, жену, семью и двух служанок. Но, наверное, Джослин Грей привык жить на широкую ногу: наряды, клубы, лошади, азартные игры, женщины – или, по меньшей мере, подарки для женщин. Полиция так и не поинтересовалась кругом его знакомых, полагая, что убийство – дело рук случайного грабителя с улицы, а сам убитый – просто жертва собственного невезения.

– Благодарю вас, – сказал он лорду Шелбурну. – Другие источники доходов вам не известны?

– Мой брат не обсуждал со мной свои финансовые дела.

– Вы сказали, ваша супруга очень его любила. Не будет ли мне позволено побеседовать с леди Шелбурн? Майор Грей мог сообщить ей во время своего последнего визита нечто для нас важное.

– Вряд ли. Она бы передала это мне, а я – вам. Или другому представителю власти.

– То, что могло показаться несущественным для леди Шелбурн, может иметь большое значение для меня, – заметил Монк. – Во всяком случае, попытаться стоило бы.

Лоуэл шагнул на середину комнаты, как бы оттесняя Уильяма к двери.

– Я так не думаю. Она и без того пережила сильнейшее потрясение. Не вижу, зачем вновь волновать ее грязными подробностями.

– Мне бы хотелось поговорить с ней о личности майора Грея, сэр, – сказал Монк с едва уловимой иронией. – О его друзьях, о его интересах, не более. Или леди Шелбурн была так привязана к нему, что я рискую расстроить ее даже этим?

– Меня не задевает ваша дерзость! – парировал Лоуэл. – Разумеется, они не были настолько близки. Но к чему бередить старую рану? Вряд ли вам было бы приятно, если бы кого-нибудь из вашей семьи избили до смерти!

Уильям смотрел в глаза Лоуэлу. Их разделял всего ярд.

– Конечно, нет, но именно поэтому нам и необходимо найти преступника.

– Ну, если вы настаиваете…

С болезненной усмешкой Лоуэл предложил Монку следовать за ним, и они прошли коротким коридором в центральный холл. Пока Шелбурн вел его к одной из дверей, Уильям успел оглядеться. Стены до уровня плеча были облицованы деревянными панелями; на паркетном полу красовались китайские разрезного ворса ковры пастельных тонов; но прежде всего бросалась в глаза величественная лестница, разветвлявшаяся на полпути и тянувшаяся двумя рукавами по обе стороны обнесенной перилами площадки. На стенах висели картины в позолоченных рамах, но рассмотреть их получше не было возможности.

Шелбурн открыл дверь гостиной, выждал с нетерпением, пока Монк войдет, и вновь прикрыл. Длинное помещение выходило на южную сторону; французские окна глядели на лужок, обрамленный пышным цветочным бордюром. Розамонд Шелбурн, сидевшая в парчовом шезлонге с круглыми пяльцами в руках, заметив вошедших, подняла глаза. На первый взгляд она была похожа на свою свекровь: такие же белокурые волосы и красивые брови, тот же разрез глаз, правда, карих, а не голубых. Однако лицо леди Розамонд отличалось большей мягкостью черт, и чувствовалось, что супруге лорда Шелбурна свойственны и юмор, и воображение. Одета она была скромно, как и подобает той, что потеряла недавно деверя, но единственной черной деталью туалета была нитка бус, выделявшаяся на фоне платья цвета темного вина.

– Прошу прощения, дорогая. – Шелбурн бросил взгляд на Монка. – Этот человек – из полиции, и он полагает, что, поговорив с тобой о Джослине, сумеет справиться с расследованием более успешно. – Он прошел мимо жены и остановился возле первого окна, глядя на залитую солнцем траву.

Леди Розамонд слегка порозовела и потупилась.

– В самом деле? – вежливо переспросила она. – Я слишком мало знаю о жизни Джослина в Лондоне, мистер…

– Монк, мэм, – подсказал он. – Но, как я понимаю, вы были дружны с майором Греем и могли бы рассказать о его знакомых, о знакомых его знакомых – и так далее.

– О!.. – Она отложила иголку и пяльцы. По канве были вышиты розы. – Понимаю. Боюсь, я несколько рассеянна. Но, пожалуйста, присядьте, и я постараюсь помочь вам.

Уильям принял предложение и приступил к осторожным расспросам, чутко ловя изменения в выражении ее лица и вслушиваясь в интонации. Постепенно перед ним обрисовывался портрет Джослина Грея.

– Когда я появилась здесь сразу после замужества, он еще был очень молод, – с улыбкой говорила Розамонд, глядя мимо Монка в окно. – Конечно, это было еще до его отъезда в Крым. Он уже был офицером; только что получил звание, и он был такой… – она поискала слово поточнее, – …беспечный! Помню, он впервые явился в мундире; алая куртка, золотые галуны, сапоги сияют… Он был счастлив. – Голос ее дрогнул. – Война казалась ему тогда приключением.

– А потом? – спросил Монк, изучая тонкие черты ее лица.

– Он был ранен, разве вам это не известно? – Розамонд посмотрела на него, слегка нахмурившись.

– Известно, – сказал он.

– Дважды – и вдобавок болел. – Она взглянула в глаза Монку, как бы допытываясь, не знает ли он больше, чем она сама. – Он сильно страдал, – продолжала Розамонд. – Его вышибли из седла во время атаки под Балаклавой, и он получил сабельную рану в ногу под Севастополем. Джослин с неохотой рассказывал о том, как лежал в госпитале; говорил, что это слишком тягостные воспоминания. – Вышивка соскользнула с колен на пол, и леди Шелбурн не сделала попытки поднять ее.

– Он сильно изменился? – допытывался Уильям.

Она слегка улыбнулась. Рот у нее был мягче и чувственнее, чем у свекрови.

– Да, но юмора не утратил. По-прежнему был жизнерадостен и ценил красивые вещи. Он подарил мне в день рождения музыкальную шкатулку. – При воспоминании об этом она улыбнулась чуть шире. – Эмалевая крышка с изображением розы. Она играла «Für Elise»… Бетховена…

– Послушай, дорогая! – резко перебил ее Лоуэл, отворачиваясь от окна. – Полицейский здесь по делу. Его не интересуют ни Бетховен, ни музыкальная шкатулка Джослина. Пожалуйста, сосредоточься на чем-то более существенном. Ему нужно знать, не оскорбил ли Джослин кого-нибудь, не задолжал ли… Бог знает что!

По лицу ее пробежала тень, словно изменилось освещение. Хотя небо за окном по-прежнему было голубым и безоблачным. Внезапно лицо Розамонд стало утомленным.

– Я знаю, что у Джослина время от времени возникали денежные затруднения, – тихо ответила она. – Но были ли у него долги, мне неизвестно.

– Вряд ли он стал бы обсуждать такие вопросы с моей женой, – язвительно напомнил Лоуэл. – Возникни у него нужда в деньгах, он, скорее, обратился бы ко мне… Но у него хватало ума не обращаться. Содержание ему выплачивалось щедрое.

Монк оторопело оглядел роскошную комнату, бархатные шторы, сад за окном – и с трудом воздержался от замечания насчет щедрости. Затем снова повернулся к Розамонд.

– И вы никогда не помогали ему, мэм?

Женщина поколебалась.

– Чем? – спросил Лоуэл, приподнимая брови.

– Подарками, например, – предположил Уильям, стараясь быть по возможности тактичным. – Небольшой ссудой по случаю…

– Мне кажется, вы издеваетесь, – раздраженно заметил Лоуэл. – Что довольно низко с вашей стороны. Если вы будете продолжать в том же духе, я добьюсь вашего отстранения от дела.

Монк опешил: он никого не хотел оскорбить – лишь выяснить правду. Однако Шелбурн решил, что полицейский его не понял.

– Мистер Монк, замужняя женщина не владеет собственностью и таким образом не может давать в долг ни своему деверю, ни кому-либо другому, – наставительно сказал Лоуэл.

Монк вспыхнул, чувствуя, что попал впросак. Вот уж чего ему не следовало забывать! Даже драгоценности леди Розамонд по закону ей не принадлежали.

– Я имел в виду, с вашего разрешения, милорд, – своего рода жест доброй воли.

Лоуэл хотел ответить, но передумал и снова отвернулся к окну.

– Война сильно повлияла на майора Грея? – Монк снова обратился к леди Розамонд.

– О да! – с чувством воскликнула она, затем, вспомнив о приличиях, попыталась взять себя в руки. Наверное, если бы не многолетнее строгое воспитание, она бы разрыдалась. – Да, – повторила женщина. – Хотя его мужество достойно восхищения. Лишь спустя несколько месяцев он снова стал похож на себя прежнего. Он часто играл на фортепиано и пел для нас. – Взгляд Розамонд вновь был устремлен мимо Монка. – А еще он бесподобно умел рассказывать забавные истории. Но иногда он вспоминал о погибших товарищах, и это причиняло ему страдание.

Портрет Джослина Грея вырисовывался все яснее и яснее: храбрый молодой офицер с прекрасными манерами, возможно, не совсем еще опытный; затем повидавший кровь и боль войны, вернувшийся домой и пытающийся, насколько это возможно, жить по-прежнему; младший сын без средств, но с большим обаянием. Такой человек, казалось бы, не мог нажить себе врагов. Однако не требуется большой фантазии представить, что кто-то завидовал ему настолько, что не остановился даже перед убийством. И возможно, ответ таится здесь, в этой комнате с ее гобеленами и парком за окном.

– Благодарю вас, леди Шелбурн, – церемонно проговорил Монк. – Теперь я представляю себе картину гораздо яснее, чем прежде. Весьма вам признателен. – Он повернулся к Лоуэлу. – Буду вам благодарен, милорд, если вы позволите мне побеседовать с мистером Менардом Греем…

– Его сейчас нет, – отрезал Лоуэл. – Он отправился на ферму одного арендатора. На какую именно, не знаю. Так что больше вам здесь, я полагаю, делать нечего. Вы ведь собираетесь искать убийцу Джослина, а не писать некролог.

– Некролог неполон, если в судьбе покойного остаются белые пятна, – ответил Монк, с вызовом глядя в глаза Шелбурну.

– Ну так заполните их! – резко сказал Лоуэл. – Чем сидеть здесь, занялись бы, действительно, делом!

Не проронив ни слова, Уильям покинул гостиную и прикрыл за собой дверь. В холле его ждал лакей – то ли чтобы проводить на улицу, то ли удостовериться, что гость не прихватит серебряный подносик для визитных карточек или нож для вскрытия конвертов с рукояткой из слоновой кости.

Погода изменилась самым разительным образом. Невесть откуда взявшийся порыв ветра перешел в шквал, и, стоило ему стихнуть, ударили первые капли дождя.

Поскольку укрыться было негде, Монк двинулся сквозь дождь к главной аллее и совершенно случайно встретился еще с одной представительницей семейства. Быстрым шагом она направлялась в его сторону, стараясь не зацепиться юбками за случайный куст. Чем-то она тоже напоминала Фабию Шелбурн: приблизительно тот же возраст, весьма похожее одеяние, только вот чопорности в ней не чувствовалось. Нос женщины был длинноват, прическа – небрежна, и красавицей ее вряд ли кто мог назвать даже сорок лет назад.

– Добрый день. – Уильям вежливо приподнял шляпу.

Она остановилась и взглянула на него с интересом.

– Добрый день. Я вас не знаю. Что вы здесь делаете? Заблудились?

– Нет, благодарю вас, мэм. Я из столичной полиции. Прибыл с докладом о ходе следствия по делу об убийстве майора Грея.

Глаза ее сузились. Кажется, услышанное ее позабавило.

– Для посыльного вы выглядите слишком приличным молодым человеком. Должно быть, вы беседовали с Фабией?

Он понятия не имел, с кем говорит, и несколько стушевался.

Она мгновенно все поняла.

– Я – Калландра Дэвьет. Сестра покойного лорда Шелбурна.

– Тогда майор Грей приходился вам племянником, леди Калландра? – Он выговорил титул не задумываясь и удивился этому лишь секунду спустя. Теперь его интересовали лишь новые сведения.

– Совершенно верно, – согласилась она. – Вам от этого легче?

– Вы, разумеется, знали его?

Ее пышные брови слегка приподнялись.

– Конечно. Возможно, даже чуть лучше, чем Фабия. А что?

– Вы были близки с ним? – быстро спросил Уильям.

– Напротив, держалась от него на расстоянии. – Во взгляде ее Монк уже ясно различал сухую усмешку.

– И потому имели лучший обзор? – Он подхватил ее мысль.

– Думаю, так. Вы и дальше собираетесь стоять здесь, молодой человек? Я уже почти вся промокла.

Он покачал головой, и они вместе направились в сторону дома.

– Печально, что Джослина убили, – продолжала леди Калландра. – Было бы лучше, если бы он погиб под Севастополем. Во всяком случае, для Фабии. Так что вам от меня нужно? Я всегда недолюбливала Джослина, да и он меня. О делах его я тоже ничего не знаю и понятия не имею, кто мог обойтись с ним так жестоко.

– Вы его недолюбливали? – с удивлением переспросил Монк. – А все говорят, что он был весьма обаятелен.

– Совершенно верно, – согласилась леди Калландра, направляя шаги не к центральному входу, а к стойлам, куда вела присыпанная гравием дорожка. Уильяму оставалось лишь идти следом. – Но обаяние меня как-то мало трогает. – Она взглянула на Монка, которому, честно сказать, пришлась по душе такая прямота. – Возможно, потому что я сама никогда не была обаятельной, – продолжала она. – Но он всегда казался мне хамелеоном; о его настоящей окраске мне оставалось только гадать. А теперь либо соблаговолите вернуться в дом, либо ступайте своей дорогой. У меня нет ни малейшего желания промокнуть еще сильнее. Дождь собирается снова, и мне не хочется, чтобы он застал меня на конном дворе, пока мы будем обмениваться любезностями, которые вряд ли принесут вам какую-либо пользу.

Монк широко улыбнулся и почтительно наклонил голову. Леди Калландра была единственным понравившимся ему человеком в этой усадьбе.

– Конечно, мэм. Благодарю вас за вашу… – Он поколебался, не решаясь произнести вслух слово «честность». – За ваше внимание. Всего хорошего!

Она взглянула на него искоса и, ответив легким кивком, направилась в конюшни и кликнула грума.

Уильям двинулся прежним путем и миновал ворота уже изрядно промокший, как и было ему обещано. Выбравшись на дорогу, он отшагал три мили до селения. Окрестности, умытые дождем, сверкали в лучах вновь проглянувшего солнца. Тут и там виднелась сочная зелень рощ, а за сложенными из камня стенами ветер гнал волны по темному золоту пшеничных полей.

Монк потратил на дорогу около часа, размышляя то об убийстве Джослина Грея, то о себе самом. Никто не знал его в этих местах, следовательно, он мог сегодня попробовать начать с чистого листа, ибо здесь его прежние поступки не могли ни навредить ему, ни помочь.

Уильям переночевал на постоялом дворе, а наутро поговорил с местными жителями, мало что добавив к уже сложившемуся облику Джослина Грея. Оба брата убитого пользовались здесь большим уважением. Не любовью – было бы невежливо со стороны простолюдинов испытывать подобные чувства к персонам столь благородного происхождения – но уважением.

Вот Джослин – это совсем другое дело. О нем можно было говорить с чувством. Все с удовольствием вспоминали, каким он был вежливым и щедрым. Если кто-то и придерживался иного мнения, то, видимо, предпочитал не обнаруживать его в разговорах с чужаком.

Монк вел себя с подчеркнутой вежливостью. Его не боялись. Правда, особо не откровенничали – все-таки как-никак полицейский, – но, с другой стороны, он искал того, кто убил их героя.

Монк позавтракал в местной закусочной в компании почтенных старожилов. За сидром, яблочным пирогом и сыром завязалась непринужденная беседа, в которую был втянут и Уильям. Замечания его были меткими, саркастичными, забавными, и лишь позже, уже направляясь к станции, он понял, что временами они были просто злыми.

Солнце стояло высоко, когда грохочущий, пышущий паром поезд вновь повлек его в Лондон.

Прибыв в город около четырех часов, Монк сел в кэб и приказал ехать в полицейский участок.

– Ну? – осведомился Ранкорн, вздернув брови. – Ублаготворили вы ее милость? Уверен, что вы вели себя как джентльмен.

В голосе его Монк отчетливо уловил оттенок обиды. В чем же дело? Он отчаянно и безуспешно пытался вызвать в памяти хотя бы намек на причину столь странных отношений с начальством. Да, вероятно, он бывал подчас грубоват… Каким же нужно быть тупицей, чтобы грубить тому, от кого ты зависишь! Ранкорн мог просто уволить Уильяма. А оставшись без работы, Монк в течение нескольких недель оказался бы без средств к существованию. И тогда перед ним, как и перед всеми неимущими, было бы два пути: либо нищенство с вечным страхом голодной смерти и тюрьмы, либо работный дом. И, видит Бог, еще неизвестно, какое из этих двух зол хуже!

– Мне кажется, их милость поняла, что мы делаем все от нас зависящее, – ответил Уильям. – А также – что версия о случайном грабителе с улицы завела нас в тупик. В конце концов, леди Шелбурн согласилась с тем, что убийца должен был знать ее сына.

– И вы, конечно, принялись ее расспрашивать? – проворчал Ранкорн. – О том, каким он был?

– Да, сэр. Естественно, она пристрастна…

– Естественно, – кисло согласился Ранкорн, играя бровями. – Но вы с присущим вам блеском составили собственное мнение.

Монк пропустил реплику мимо ушей.

– Кажется, он был ее любимым сыном, – сказал он. – И всеобщим любимцем. В этом убеждены все, вплоть до деревенских жителей. Правда, о мертвых не принято говорить плохо. – Монк криво усмехнулся. – Тем более об отпрыске столь древнего рода! И тем не менее перед нами – человек огромного обаяния, офицер с отличной репутацией, без особых грехов и слабостей, разве что испытывающий иногда денежные затруднения; временами своенравный, иногда насмешливый, но при этом неизменно щедрый, помнящий дни рождения и имена слуг, умеющий, если надо, позабавить. Такое впечатление, что мотивом убийства была зависть или ревность.

Ранкорн вздохнул.

– Грязное дело, – сказал он уверенно, и левый глаз его вновь прищурился. – Неблагодарное это занятие – раскапывать семейные тайны. И чем выше семейство – тем хуже. – Он машинально оправил мундир, ничуть не став от этого элегантнее. – Вот оно, ваше высшее общество! Прячут концы в воду так, что ни одному нормальному преступнику не приснится. Конечно, с пути они сбиваются реже, чем остальные, но если уж собьются… – Он нацелил в Монка указательный палец. – Попомните мои слова, скверное это дело. Вы можете сколько угодно воображать о высшем свете, мой мальчик, но когда они защищают свои интересы, то ни перед чем не останавливаются, можете мне поверить!

Уильям не нашелся, что ему ответить. Он бы очень хотел знать, за какие давние слова отчитывал его сейчас Ранкорн. Может, Монк просто-напросто был бессовестным карьеристом? Человеком, изо всех сил пытающимся изобразить из себя джентльмена, произвести впечатление на людей, которые все равно прекрасно поймут, кто ты такой, еще до того, как ты раскроешь рот? Но ведь большинство людей при малейшей возможности стремятся улучшить свое положение! Или он просто имел глупость не скрывать ни от кого своих амбиций?