Текст книги "Чужое лицо"

И еще один вопрос, притаившийся в дальнем уголке сознания, тревожил Монка: почему он в течение восьми лет ни разу не навестил Бет? Она ведь была единственной его родственницей, и все же он упорно избегал встречи с ней. Почему?

Ранкорн по-прежнему смотрел на него.

– Ну? – сказал он.

– Да, сэр. – Уильям заставил себя вернуться к действительности. – Согласен с вами, сэр. Я думаю, дело и впрямь неприятное. Кто-то так ненавидел Грея, что забил его до смерти. Если это как-то связано с его семьей, то родственники постараются замести следы. Фактически, старший брат, нынешний лорд Шелбурн, уже попытался так поступить. Ему хотелось, чтобы мы вернулись к старой версии о случайном грабителе или безумце.

– А ее милость?

– Она желает, чтобы мы продолжали розыск.

– Ей повезло, не так ли? – Ранкорн кивнул, скривив губы. – Ведь вы именно это и собираетесь делать?

Монк почувствовал, что разговор закончен.

– Да, сэр, и начну я с Йитса.

Он извинился и ушел к себе.

Ивэн сидел за столом и что-то писал. Завидев Монка, он улыбнулся, и тот почувствовал вдруг, что чертовски рад снова увидеть своего помощника – скорее друга, нежели коллегу.

– Как там у Шелбурнов? – спросил Ивэн.

– Много роскоши, – отозвался Монк. – И много церемоний. А что Йитс?

– Очень солидный. – Губы Ивэна невольно сложились в подобие улыбки. – И очень заурядный. Дурного о нем не говорят. Да о нем вообще мало говорят. Кого ни спросишь, все поначалу морщат лоб, вспоминая, кто это такой.

Уильям немедленно выбросил из головы Йитса и заговорил о том, что действительно его волновало.

– Ранкорн находит дело весьма неприятным и, кажется, многого ждет от нас…

– Естественно. – Ивэн устремил на Монка ясные глаза. – Поэтому его и передали вам, хотя вы еще не оправились от болезни. Иметь дело с аристократами вообще трудно. По правде говоря, они часто путают полицию с канализацией – то, что необходимо иметь поблизости, но желательно за пределами гостиной.

В другое время Уильям рассмеялся бы, но сейчас ему было не до смеха.

– Почему именно мне? – спросил он.

Ивэн был явно озадачен.

– Сэр?

– Почему дело передали именно мне? – резко повторил Монк. Он слышал, что голос его звучит сдавленно от волнения, но поделать с этим ничего не мог.

Ивэн смущенно опустил глаза.

– Вы в самом деле хотите услышать прямой ответ, сэр? Ведь вы и так это знаете.

– Да, хочу! Прошу вас.

Ивэн обеспокоенно взглянул на Монка.

– Потому что вы самый лучший и самый честолюбивый сыщик участка. Потому что вы знаете, как следует одеваться и говорить. Только вы здесь способны на равных беседовать с Шелбурном. – Он помялся, покусал губу и продолжил: – И… если вы провалите это дело, не сможете найти убийцу или вызовете недовольство ее милости и она пожалуется на вас, – многие будут рады вашему унижению. Но хуже всего, если обнаружится, что убийца – родственник Грея и вам придется арестовать его…

Монк смотрел на Ивэна в упор, но тот не отводил взгляда.

– Ранкорн будет рад? – тихо спросил Уильям.

– Думаю, да.

– А вы?

Ивэн был откровенно удивлен.

– Нет, только не я, – просто ответил он. И Монк ему поверил.

– Хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Ну что ж, завтра займемся Йитсом.

– Да, сэр. – Ивэн улыбнулся. – Я буду здесь в восемь.

Уильям внутренне содрогнулся, услышав про столь раннее время, но вынужден был согласиться, попрощался и вышел, намереваясь отправиться домой.

Однако, оказавшись на улице, он двинулся совсем в другую сторону, и лишь через некоторое время понял, что направляется к церкви Сент-Мэрилебон. До нее было около двух миль, а Монк чувствовал себя утомленным. Он изрядно находился пешком в Шелбурне, стертые ноги ныли. Пришлось окликнуть кэб и сообщить вознице адрес.

В церкви было тихо и сумрачно, окна уже темнели. Тлели желтые светильники.

Что же все-таки связано с этой церковью? Покой и тишину Монк мог обрести и в собственной комнате, а мысли о Боге его не посещали. В задумчивости он присел на одну из скамей.

Зачем он пришел сюда? Как бы ни был он увлечен своей работой и своими амбициями, у него наверняка имелись знакомые, друзья, враги. Не может быть, чтобы всю жизнь он общался с одним Ранкорном.

Монк сидел в полумраке, пытаясь воскресить утраченные воспоминания – хотя бы воспоминания детства, которые нахлынули на него в Шелбурне, и поэтому не сразу заметил стоящую неподалеку уже встреченную им однажды женщину в черном.

Он вздрогнул. Ему показалось вдруг, что сейчас он пытался вспомнить именно ее. Незнакомка была красива, хотя, присмотревшись, он снова отметил, что рот у нее великоват, а глаза посажены слишком глубоко. Женщина смотрела на Монка.

Внезапно Уильям почувствовал страх. Может быть, они знакомы? Его молчание она могла счесть невежливым. Хотя, в силу своей профессии, он должен был встречаться со многими, причем самыми разными людьми. Незнакомка могла оказаться и дочерью епископа, и проституткой.

Нет-нет, с таким лицом…

«Не глупи! – мысленно оборвал он себя. – Бывают и у шлюх нежные лица и сияющие глаза – по крайней мере, в молодости».

Они молча смотрели друг на друга.

– Добрый вечер, мистер Монк, – произнесла она медленно и несколько смущенно.

Он встал.

– Добрый вечер, мэм.

Уильям пожалел, что пришел сюда. Он даже не знал, как ее зовут. Что ей ответить? Насколько близко они были знакомы? Тело покрылось колючей испариной, во рту пересохло, мысли слиплись в бесформенный ком.

– Мы с вами давно не говорили, – продолжала она. – Я начинаю бояться, что вы обнаружили нечто такое, о чем не осмеливаетесь мне сообщить.

Обнаружил? Было ли их знакомство связано с каким-то расследованием? Видимо, с каким-то давним – после несчастного случая Монк занимался лишь делом Грея. Он поискал слова, которые бы не выдали его и в то же время звучали естественно.

– Нет, боюсь, ничего нового мне обнаружить не удалось. – Собственный голос показался ему фальшивым. Неужели и ей тоже?

– О!.. – Незнакомка потупилась. Казалось, разговор был окончен. Но в следующую секунду она вскинула голову и взглянула ему в лицо. Глаза у нее были очень темные, но не карие. – Скажите мне правду, мистер Монк. Даже если он убил себя, то, какой бы ни была причина, скажите правду!

– Правда такова, – просто ответил он. – Семь недель назад со мной произошел несчастный случай. Перевернулся кэб, я сломал руку и ребра, повредил голову, причем даже не помню, как это было. Около месяца я лежал в больнице, потом ездил к сестре на север – поправить здоровье. Боюсь, у меня просто не было возможности что-либо обнаружить.

– О боже! – Ее лицо выразило искреннее сочувствие. – Извините. Но с вами теперь все в порядке? Надеюсь, вы здоровы?

Она спрашивала не из вежливости, и, поняв это, Монк ощутил странную радость.

– Да, благодарю вас. Только вот в памяти иногда случаются пробелы.

Зачем он ей это сказал? Чтобы объяснить свое странное поведение? Но и она тоже вела себя несколько странно… Уильям вспомнил их первую встречу в воскресенье. Незнакомка и тогда была в трауре – дорогое, модное платье из черного шелка. Ее спутник, помнится, тоже был одет так, как Монку и не снилось. Муж? Мысль была неприятна, даже болезненна. О второй женщине он и не вспомнил.

– О!.. – Она вновь не нашла подходящих слов.

Уильям почувствовал неловкость. Присутствие незнакомки смущало его. Он ощущал слабый аромат ее духов, хотя их разделяло несколько футов. Или у него просто разыгралось воображение?

– Что я вам сообщил в прошлый раз? – спросил он. – Я имею в виду…

Он и сам не знал, что имеет в виду. Но она, чуть помедлив, ответила:

– Немногое. По вашим словам, папа несомненно обнаружил, что дело нечисто, но успел ли он сообщить партнерам, вы еще не знали. Перед этим вы с кем-то встретились, однако имени его не назвали. А некий мистер Робинсон исчезал всякий раз, когда вы пытались его застать. – Лицо ее омрачилось. – Вы даже не были уверены: то ли папу убили из боязни, что он обо всем расскажет, то ли он покончил с собой от стыда. Может, я зря попросила вас выяснить всю правду. Наверное, она слишком страшна, если он предпочел убить себя и даже не пытался разоблачить мошенников. Но ведь быть обманутым – это не преступление! – Глаза ее на секунду вспыхнули гневом. – Мне хочется верить, что он мог бы остаться в живых, объясниться с друзьями – даже с теми, что потеряли на этом деньги… – Она замолчала, подавляя всхлип.

– Извините, – тихо сказал Монк. Ему хотелось подбодрить ее, коснуться ее руки, но это было бы воспринято как недопустимая фамильярность, развеяло бы иллюзию доверительной близости.

Она помолчала, точно ожидая продолжения, потом промолвила:

– Спасибо. Я уверена, что вы сделали все возможное. Наверное, я просто питала беспочвенные надежды.

Уловив движение в проходе между скамьями, Монк оглянулся. К ним с нерешительным видом направлялся священник, а за ним – женщина с запоминающимся лицом – та самая, которую Монк видел здесь в прошлый раз. Она также была в трауре; пышные, слегка волнистые волосы были уложены на затылке скорее ради удобства, нежели моды.

– Это вы, миссис Лэттерли? – как-то неловко спросил священник, приблизившись. – Что вы делаете здесь в одиночестве? Вам не следует впадать в уныние… О! – Он заметил Уильяма. – Прошу прощения. Я и не знал, что вы в компании.

– Это мистер Монк, – представила она его. – Из полиции. Он был настолько добр, что пытался помочь нам, когда папа… умер.

Священник с неодобрением взглянул на Монка.

– В самом деле? Думаю, возлюбленная дочь моя, для всех нас будет лучше, если мы предадим это забвению. Ваша скорбь естественна, но пусть ваш несчастный свекор покоится с миром. – Он рассеянно осенил воздух крестным знамением. – Да, с миром.

Монк стоял неподвижно. Миссис Лэттерли… Стало быть, либо замужем, либо вдова. Боже, какие глупости!

– Если мне удастся что-либо узнать, миссис Лэттерли… – Голос его звучал несколько сдавленно. – Я сообщу. Если вам, конечно, будет угодно.

Он понимал, что, скорее всего, ничего не выяснит, но боялся, что иначе им уже никогда больше не встретиться. Нет, эта женщина не должна раствориться в прошлом вслед за другими.

Она долго на него смотрела, не зная, на что решиться. Наконец заговорила, осторожно подбирая слова:

– Да, будьте так добры. Но, пожалуйста, помните о вашем обещании. Всего хорошего! – Она повернулась, и край ее широкой юбки коснулся Монка. – Всего хорошего, викарий. Идем, Эстер, пора домой. Чарльз ждет нас к ужину.

Она медленно двинулась к двери. Монк глядел ей вслед, и когда обе женщины рука об руку переступили порог, ему показалось, что в церкви стало еще темнее.

Выйдя в прохладный вечер, Эстер Лэттерли повернулась к своей невестке.

– Может быть, ты объяснишь наконец, в чем дело, Имогена? – тихо, но настойчиво сказала она. – Кто этот человек?

– Он связан с полицией, – ответила Имогена, торопливо направляясь к экипажу, ожидающему у обочины.

Кучер слез с козел, открыл дверцу и помог сесть сначала Имогене, потом Эстер. Обе приняли его вежливость как нечто само собой разумеющееся. Устроившись в экипаже, дамы оправили юбки: Эстер – небрежно, лишь бы было удобно; Имогена – аккуратно, чтобы не помять ткань.

– Что значит «связан»? – спросила Эстер, когда экипаж двинулся. – Так обычно говорят о скандале в обществе: «Мисс Смит вступила в связь с мистером Джонсом».

– Не будь ты такой въедливой, – упрекнула ее Имогена. – Нечто подобное можно сказать о ком угодно – да хоть о горничной: «Тилли связалась с будущими работодателями».

– Верно! Значит, и этот тип на побегушках у полиции?

Имогена оставила ее колкость без внимания.

– Извини, – после затянувшейся паузы сказала Эстер. – Просто я вижу: что-то мучит тебя, а я ничем не могу помочь, поскольку не знаю, в чем дело.

Имогена слабо пожала руку Эстер.

– Ничего, – промолвила она так тихо, что за громыханьем колес и стуком копыт ее слова едва можно было разобрать. – Просто смерть папы и все, что за этим последовало… Никто из нас еще не пришел в себя. Спасибо тебе, что ты бросила все и вернулась домой.

– Иначе я бы и не могла поступить, – последовал прямой ответ.

Эстер знала, что Чарльз и Имогена так и не поняли, насколько она изменилась с тех пор, как отправилась в Крым сестрой милосердия. Чувство долга вдохновило на тяжкий труд в госпиталях многих женщин – не одну только мисс Найтингейл. Но смерть отца, а несколько недель спустя и кончина матери заставили Эстер вернуться в Англию – оплакать родителей и поддержать брата с невесткой. Финансовые дела улаживал Чарльз, но, и кроме них, нахлынуло множество забот, которые было бы бессовестно взваливать на плечи Имогены. Требовалось закрыть дом, распустить прислугу, написать уйму писем, раздать одежду бедным, утрясти некоторые проблемы, связанные с движимым имуществом, и при этом соблюсти нормальный ход жизни семейства. Поэтому Эстер даже не сомневалась – просто собрала свои пожитки и отбыла в Англию.

Мирная жизнь ошеломила разительным контрастом после ужасов Крымской кампании: мучительных ран, раскромсанных клинками и пробитых пулями тел, отчаяния при виде погибающих от холеры, дизентерии, тифа, голода и холода. И – вызывающая бешенство полная бездарность командования!

Как и прочие сестры милосердия, Эстер работала до изнеможения, убирая экскременты за беспомощными, ухаживая за ранеными и больными, страдающими от лихорадки, умирающими от гангрены после ампутации рук и ног, раздробленных мушкетными пулями, пушечными ядрами, рассеченных сабельными ударами, наконец, просто обмороженных в зимних лагерях, где люди и лошади гибли тысячами. Она принимала роды у голодных и неряшливых солдатских жен и многих из них хоронила. Когда не хватало жалости, ей давала силу ярость и ненависть к высшему командованию, которому, казалось, было отказано не только в таланте полководцев, но и в элементарном здравом смысле.

Она потеряла брата, многих друзей, и среди них – Алана Рассела, блестящего военного корреспондента, писавшего неприкрытую правду о Крымской войне, беспримерной по бездарности и отваге. Часто, перед тем как отправить заметки по почте, он читал их вслух Эстер.

Измученный лихорадкой, Алан продиктовал ей последние строки. Когда же он умер в госпитале, Эстер в отчаянии сама составила отчет в газеты и подписалась его именем. Как будто он был еще жив.

Ее материал был принят и напечатан. Раненые рассказывали ей о боях и осадах, о сумасшедших атаках и долгих периодах затишья – и она посылала в редакции письмо за письмом. Все они были подписаны именем Алана. В тогдашней неразберихе никто не удосужился даже усомниться в их подлинности.

И вот теперь она оказалась в семействе брата, аккуратном, исполненном достоинства и сдержанной скорби по ушедшим родителям. Носила траур, как если бы то была ее единственная утрата. Вышивала, писала письма, иногда принимала участие в благотворительности. Выслушивала постоянные высокопарные наставления Чарльза. Все это было для нее почти невыносимо. Она словно погружалась в спячку. А ведь Эстер привыкла брать на себя ответственность, принимать решения и, пусть ценой переутомления и озлобленности, отчаянно нуждалась в эмоциональной встряске.

Чарльз злился, не в силах понять, отчего за последние годы так изменилась его смышленая сестренка. Не мог он ей подыскать и достойного жениха. Мысль о том, что сестра будет жить под его кровом до конца дней своих, тоже не приводила Чарльза в восторг.

Но такая перспектива не радовала и его сестренку. Эстер твердо решила, что как только в ней отпадет надобность, она покинет дом и сама устроит свою судьбу.

А пока, сидя в грохочущем по мостовой экипаже, Эстер пришла к выводу, что Имогену тревожит нечто серьезное, и невестка предпочитает скрывать это и от нее, и от Чарльза. Нет, Имогена не просто скорбит по ушедшим родственникам. Здесь явно какая-то тайна, которая кроется как в прошлом, так и в будущем.

Глава 5

Монк и Ивэн решили не тратить время на Гримуэйда и прямиком направились к Йитсу. Было около восьми утра, и они рассчитывали застать его за завтраком.

Хозяин открыл дверь сам; это был сорокалетний полноватый коротышка с безвольным лицом и прядью падающих на брови жидких волос. В руке он держал ломтик поджаренного хлеба с джемом. Коротышка с тревогой уставился на Монка.

– Доброе утро, мистер Йитс, – твердо сказал Монк. – Мы из полиции; нам бы хотелось поговорить с вами об убийстве майора Джослина Грея. Мы войдем, если вы не возражаете?

Уильям не сделал ни шагу, но фигура его была настолько значительной, что Йитс невольно попятился.

– Д-да, конечно, – запинаясь, пробормотал он. – Но я м-могу лишь повторить то, что уже говорил в-вам. Т-то есть не вам, а мистеру Лэмбу, когда…

– Я знаю. – Монк вошел, понимая, что ведет себя слишком уж напористо. Но ничего иного ему не оставалось. Йитс знал убийцу в лицо, возможно, даже был волей-неволей с ним связан. – Однако с той поры, как мистер Лэмб заболел и мне пришлось заняться этим делом, – продолжил он, – мы выяснили кое-что новое.

– О! – Йитс уронил хлебец и наклонился, чтобы поднять его с ковра.

Комната, чуть поменьше, чем у Джослина Грея, была тесно заставлена тяжелой дубовой мебелью. Везде фотографии, вышивки; пара стульев, на обоих – салфеточки.

– Выяснили? – Йитс явно нервничал. – В самом деле? Все же я не думаю, что мог бы… э…

– Вы позволите задать вам несколько вопросов, мистер Йитс? – Монку не хотелось запугать свидетеля до потери памяти.

– Ну… если вы так считаете… Да. Да, если… – Он снова попятился и тяжело опустился на стул – тот, что ближе к столу.

Уильям также присел. Ивэн у него за спиной, судя по звуку, устроился на стуле с плетеной спинкой. «Интересно, – подумалось Монку, – как я сейчас выгляжу со стороны? Грубиян, исполненный амбиций и пытающийся добиться успеха любой ценой?» Увы, надеяться на какой-либо успех было трудно. Йитс казался испуганным маленьким человечком, имевшим несчастье поселиться рядом с местом преступления.

Уильям заговорил тихо, усмехнувшись про себя при мысли, что понизил голос вовсе не для того, чтобы успокоить Йитса, а чтобы заслужить одобрение Ивэна. Почему мнение помощника было столь для него важно? Не потому ли, что ему страстно хотелось иметь хотя бы одного друга?

Йитс глядел на Монка, как кролик на удава.

– В ту ночь к вам приходил гость, – мягко начал Уильям. – Кто это был?

– Не знаю! – Голос Йитса был высок, почти пронзителен. – Я не знаю, кто это был! Я так и сказал мистеру Лэмбу! Он заглянул ко мне по ошибке; он искал вовсе не меня!

Монк невольно поднял руку – жест, которым обычно успокаивают перевозбудившегося ребенка или собаку.

– Но вы его видели, мистер Йитс. – Он старался говорить как можно тише. – Без сомнения, вы должны были запомнить его внешность, его голос…

Лгал Йитс или же говорил правду, но нажим ничего не дал бы Монку.

Коротышка моргнул.

– Я… Мне, право, трудно сказать… мистер…

– Монк. Прошу прощения, – отозвался тот, извиняясь, что не удосужился назвать себя. – А мой коллега – мистер Ивэн. Ваш гость был крупный человек или же маленький?

– О, крупный, очень крупный, – немедленно ответил Йитс. – Такой же, как вы, даже крупнее… Правда, на нем было плотное пальто; ночь тогда выдалась ужасная, сырая…

– Да-да, я помню. Так вы полагаете, он был выше меня? – Для удобства сравнения Монк встал.

Йитс уставился на сыщика.

– Нет, не думаю. Приблизительно вашего роста, насколько я помню. Но это ведь было так давно… – С несчастным видом он покачал головой.

Уильям вновь сел, чувствуя, что Ивэн внимательно за ними наблюдает.

– Я и видел-то его всего несколько секунд, – продолжал Йитс, нервно стряхивая крошки со штанов; хлебец с джемом он по-прежнему держал в руке. – Он просто посмотрел на меня, спросил, каков мой род занятий, выяснил, что я – не тот, кого он ищет, и ушел. Поверьте, если бы я мог вам помочь, то непременно помог бы. Бедный майор Грей, такая страшная смерть!.. – Он содрогнулся. – Такой очаровательный молодой человек! Жизнь иногда разыгрывает ужасные драмы, не правда ли?

Внезапно Монк встрепенулся.

– Вы знали майора Грея? – спросил он как бы невзначай.

– О, не слишком близко, нет! – запротестовал Йитс. – Так, встречались, здоровались – вы меня понимаете… Но он был очень вежлив, всегда находил приятные слова – не то что эта современная молодежь. И никогда не забывал, как кого зовут.

– А кстати, каков ваш род занятий, мистер Йитс? Мне кажется, вы не уточнили.

– Да, возможно. – Хлебец сломался у него в руке, но Йитс этого даже не заметил. – Я продаю редкие марки и монеты.

– А ваш гость? Он тоже перекупщик?

Вид у Йитса был несколько удивленный.

– Он ничего не сказал, но полагаю, что нет. Наш круг весьма тесен, все друг друга знают…

– Он был англичанин?

– Простите?

– Он был не иностранец? Ведь иностранного перекупщика вы могли и не знать.

– А, понимаю. – Лицо Йитса прояснилось. – Нет, он был англичанин.

– А кого он мог искать, если не вас, мистер Йитс?

– Я… Право, не знаю. – Он развел руками. – Спросил, не собираю ли я карты. Я ответил, что нет. Тогда он сказал, что его ввели в заблуждение, и тут же ушел.

– Не думаю, мистер Йитс. Мне кажется, что перед тем как уйти, он постучался к майору Грею и затем избил его до смерти.

– О боже! – Йитс съежился и вжался в спинку стула. Сзади Ивэн сделал движение, будто хотел прийти на помощь потрясенному хозяину, но потом передумал.

– Вас это удивило? – допытывался Монк.

Йитс выдохнул. Говорить он еще был не в силах.

– Вы уверены, что не знали этого человека? – настаивал Монк, не давая ему возможности собраться с мыслями.

– Нет, конечно, нет! Совершенно не знал. – Йитс закрыл лицо руками. – Боже милосердный!

Монк вперился в него взглядом. Усиливать нажим было бессмысленно. Хозяин и так пребывал в ужасе… или весьма искусно прикидывался. Монк повернулся к Ивэну. У того было напряженное, застывшее от неловкости лицо.

Монк поднялся и услышал свой собственный голос, звучащий будто издалека. Он знал, что рискует совершить ошибку, – и, похоже, из-за Ивэна.

– Благодарю вас, мистер Йитс. Простите, что так вас взволновали. И самый последний вопрос: у этого человека была с собой трость?

Йитс уставился на него, побледнев. Голос его понизился до шепота.

– Была – и очень красивая. Я заметил.

– Тяжелая? Легкая?

– О, тяжелая, очень тяжелая… Нет! – Он плотно зажмурил глаза, стараясь отогнать ужасную картину.

– Вам нечего бояться, мистер Йитс, – сказал из-за спины Ивэн. – Мы думаем, это был не сумасшедший; он охотился именно за майором Греем. Нет оснований полагать, что он мог бы причинить вам вред. Возможно, просто ошибся дверью.

Уже на улице Монк сообразил, что Ивэн просто хотел успокоить маленького человечка. Последняя фраза не соответствовала действительности. Ведь гость назвал привратнику именно мистера Йитса. Монк покосился на Ивэна, безмолвно следующего за ним сквозь накрапывающий дождь.

Гримуэйд тоже вряд ли мог чем-либо помочь. Он не видел, куда направился гость от двери Йитса: вниз или к комнате Джослина Грея. Отлучившись по естественным надобностям, привратник мог лишь засвидетельствовать, что гость прошел мимо него приблизительно в четверть одиннадцатого, то есть сорок пять минут спустя.

– Единственный вывод, – уныло произнес Ивэн, не поднимая головы. – От Йитса он пошел к Грею, полчаса с ним беседовал, а потом убил.

– И даже ни намека, кто это мог быть, – кивнул Монк, обходя лужу и минуя торговца шнурками. Рядом прогромыхала телега старьевщика; возница выкрикивал нараспев нечто нечленораздельное. – И опять мы упираемся все в тот же вопрос, – подытожил он. – Почему он ненавидел Грея до такой степени? Какую же нужно питать ненависть, чтобы избивать уже мертвое тело!

Ивэн поежился; дождинки катились по его носу и подбородку. Поднятый воротник подчеркивал бледность лица.

– Мистер Ранкорн был прав, – сказал он с несчастным видом. – Скверно все обернулось. Нужно очень хорошо знать человека, чтобы так его возненавидеть.

– Или быть смертельно обиженным, – добавил Монк. – Но вы совершенно правы: речь идет либо о семье, либо о делах сердечных.

Ивэн был поражен.

– Вы имеете в виду, что Грей…

– Нет. – Уильям усмехнулся. – Этого я в виду не имел, хотя не исключаю и такую возможность. Просто подумал о женщине и, скажем, об оскорбленном муже.

Ивэн чуть расслабился.

– Полагаете, это слишком жестокая месть за карточный проигрыш или денежный долг? – осведомился он без особой надежды в голосе.

Монк на секунду задумался.

– Возможно, шантаж, – предположил он. Мысль пришла в голову только что и, кажется, была не так уж плоха.

Ивэн нахмурился. Они шли в южном направлении по Грейс-Инн-роуд.

– Вы думаете? – Он взглянул искоса на инспектора. – Что-то не верится. Крупных сумм он ни от кого не получал. Хотя мы ведь не занимались еще этим вопросом… Да, жертва шантажа должна ненавидеть шантажиста, и я ее вполне понимаю. Человек обобран, унижен, и ему еще продолжают угрожать окончательной гибелью! Тут можно и взорваться.

– Мы должны проверить круг его общения, – ответил Монк. – Кто из этих людей совершал серьезные промахи. Кого можно было шантажировать – да так, что это привело к убийству.

– А что, если он в самом деле был гомосексуалистом? – предположил Ивэн. В голосе его невольно прозвучало отвращение. – Что, если он имел богатого любовника? Грей тянул из него деньги, потом зарвался – и был убит?

– Скверное дело. – Монк разглядывал сырую мостовую. – Ранкорн прав.

И воспоминание о начальнике направило его мысли в иное русло.

Уильям поручил Ивэну встретиться с местными торговцами и членами клуба, в котором Грей провел свой последний вечер, и поинтересоваться связями майора.

Ивэн начал с торговца вином, чье имя он нашел на бланке для счетов в квартире Грея. Торговец оказался толстяком с висячими усами и елейными манерами. Гибель майора Грея приводила его в отчаяние. Какой ужасный случай! Какой удар судьбы-злодейки: блестящий офицер выжил на войне – и все для того, чтобы пасть жертвой маньяка в собственном доме! Какая трагедия! Он даже не знает, что сказать… И пока торговец разливался соловьем, Ивэн тщетно пытался вставить слово и задать хотя бы пару дельных вопросов.

Наконец это удалось, и Ивэн получил ответы, которые, впрочем, предвидел. Майор Грей, достопочтенный Джослин Грей, был самым уважаемым клиентом. Безупречный вкус, хотя чему тут удивляться: джентльмен – и этим все сказано! Знаток французских и немецких вин. Любил все самое лучшее. И брал только в этом заведении. Как платил? Не всегда вовремя, но платил обязательно. У аристократов несколько иное отношение к деньгам, к этому просто следует привыкнуть. Нет, добавить он ничего не может – то есть вообще ничего. А сам мистер Ивэн интересуется винами? Он мог бы предложить прекрасное бордо.

Нет, мистер Ивэн, к сожалению, не интересовался винами. Будучи сыном сельского священника, он получил неплохое воспитание, но содержимое его кошелька было таково, что приличный костюм представлялся ему более ценным приобретением, нежели самое лучшее вино. Впрочем, Ивэн не стал пускаться в подробные объяснения.

Далее он попытал счастья в заведениях иного рода: начиная с ресторана и кончая пивной, где, кстати, подавали прекрасное тушеное мясо и вареный пудинг с изюмом, в чем Ивэн убедился лично.

– С майором Греем? – задумчиво переспросил хозяин. – Это которого убили? Конечно, знаком. Он частенько сюда заглядывал.

Ивэн не знал, верить ему или нет. Сказанное могло быть правдой. Цены здесь невысокие, еда сытная, да и обстановка вполне сносная – тем более для привычного к походной жизни офицера, два года воевавшего в Крыму. С другой стороны, хозяину было выгодно, чтобы о его заведении говорили почаще. Да, майор Грей, жертва нашумевшего преступления, обедал именно здесь. Это наверняка привлекало любопытных посетителей.

– Как он выглядел? – спросил Ивэн.

– То есть как? – Хозяин уставился на него с удивлением. – Вы ведете дело или?.. Взаправду не знаете?

– Живым я его не видел, – резонно заметил Ивэн. – Сами понимаете, есть разница между перечнем примет и общим впечатлением от человека.

Хозяин скроил задумчивую физиономию.

– Конечно, да… Извините, начальник, спросил не подумав… Высокий, хотя пониже вас был. Стройный, тоже вроде вас, но поизящнее. Рта еще не откроет – а уже видно, что джентльмен. Белокурый, и улыбка всегда – чистый сахар.

– Обаятельный был человек, – скорее утвердительно, нежели вопросительно подытожил Ивэн.

– Да уж! – согласился хозяин.

– Общительный? – продолжал допытывался Ивэн.

– Да. Любил истории рассказывать. Людям это нравится…

– Щедрый?

– Щедрый? – Хозяин вздернул брови. – Нет, не очень. Сколько возьмет – столько и заплатит. Думаю, просто не слишком-то богат был. Но его любили; я уже сказал, умел людей развлечь. Иногда, правда, расходился. Заглянет, бывало, и поставит всем выпивку, но не слишком часто – где-то раз в месяц.

– Регулярно?

– Это вы о чем?

– В один и тот же день каждого месяца?

– А, нет. Приходил как вздумается. То два раза в месяц заглянет, а то ни разу за два месяца.

«Азартный игрок», – подумал Ивэн.

– Благодарю вас, – сказал он вслух. – Большое спасибо.

Он допил свой сидр, положил на стол шесть пенсов и с неохотой вышел в накрапывающий дождик.

Остаток дня Джон потратил на визиты к сапожнику, шляпнику, белошвейке и портному. Ничего нового, как он и предполагал, узнать ему не удалось.

Затем Ивэн купил свежий пирог с угрем у торговца на Гилфорд-стрит и, остановив кэб, велел ехать к клубу «Будлз», членом которого был когда-то Джослин Грей.

Там на вопросы отвечали весьма неохотно. Это был один из самых аристократических клубов Лондона, и слуги старались поменьше болтать о его членах, чтобы не лишиться выгодного места. Все, что ему посчастливилось выяснить за полтора часа, – это то, что майор Грей действительно являлся членом клуба; будучи в городе, заходил постоянно (как и все прочие джентльмены); в карты поигрывал; возможно, был иногда кому-то должен, но, разумеется, долги платил. Карточный долг – вопрос чести для джентльмена. Торговец может и подождать, а джентльмен с джентльменом расплачиваются непременно.

Не мог бы мистер Ивэн поговорить с кем-нибудь из клубных приятелей майора Грея?

Разве что если у мистера Ивэна имеется специальное на то разрешение… Есть ли оно у мистера Ивэна?

Никакого разрешения у мистера Ивэна не было.

Новых фактов не прибавилось, но кое-какие мысли появились.

Отослав Ивэна, Монк вернулся в полицейский участок и прошел в свой кабинет, где достал записи старых дел и погрузился в чтение. Легче ему от этого не стало.

Если его страхи относительно дела Джослина Грея имеют под собой почву (скандал в обществе, сексуальные извращения, шантаж и убийство), то ему предстоит пройти по узкой тропинке меж двух огней: либо шумный провал, либо успех, чреватый еще большими неприятностями. Что стоит человеку, избившему до смерти любовника и зарвавшегося шантажиста, убрать с дороги какого-то там полицейского! Скверное дело – это еще мягко сказано.