Текст книги "Корабельные новости"

Она открыла багажник универсала Куойла, достала мертвую собаку. Прошла вдоль прибрежных водорослей до твердого песка. Оказавшаяся после отлива на мели бахрома ламинарий и бурых водорослей струилась вслед за неспокойной водой. Тетушка положила Уоррен на камни. Накатившая волна намочила простыню.

– Ты была хорошей девочкой, Уоррен, – сказала тетушка. – Сообразительной. Никогда не доставляла никаких хлопот. Мне было жаль, когда пришлось вырвать тебе зубы, но выбор был невелик: либо так – либо сама знаешь как. Ха-ха. Ты успела сделать несколько знатных укусов, разве нет? Ты прожила много хороших лет, хотя и была лишена радости погрызть косточку. Прости, я не могу тебя похоронить, такая уж тут земля. Жаль, что ты не дождалась, пока мы переедем в наш дом. И очень жаль, что Айрин тебя не узнала. Не сомневаюсь, ты бы ей понравилась. – Она вспомнила Айрин Уоррен. «Как же я по тебе скучаю. И всегда буду скучать».

Тетушка высморкалась в платочек и стала ждать в сгущающихся сумерках, пятясь шаг за шагом по мере того, как прилив подступал ближе, пока он не подхватил Уоррен и она не поплыла свободно на запад вдоль берега, удаляясь от него все дальше, дальше, гонимая невидимой приливной волной. Море выглядело так, что казалось: ударь по поверхности – и оно зазвенит. Уоррен уплывала прочь, скрываясь из виду, ее словно принимало в себя заходящее солнце.

Как в старых вестернах.

А где-то там, на берегу бухты, Куойл слушал нескончаемую историю Натбима, а сумерки Терта Карда сгущались в его стакане рома «Демерара».

11. Брошь из человеческих волос

В девятнадцатом веке ювелиры изготавливали сувенирные украшения из волос умерших, сплетая длинные волоски в причудливые розы, монограммы, поющих птиц, бабочек.

В пятницу утром тетушка отправилась в дом. Она сидела за рулем нового грузовичка – пикапа цвета морской волны, с серебристой крышей, с дополнительным пассажирским местом в кабине, с Cи-Ди-плейером и хромированными подножками.

– Он нам нужен. Здесь без грузовика не обойтись. Мне потребуется все время мотаться в мою мастерскую и обратно. Ты купил лодку, я куплю грузовик. Дорога уже расчищена, и причал построили. Верхние комнаты отремонтированы. Есть уборная. Пока во дворе. К кухне подведена вода – такая черная пластмассовая труба. Позднее мы сможем построить ванную и туалет внутри дома. На этой неделе Дэннис займется крышей. Если погода не подведет. Но уже и сейчас все достаточно хорошо. Мы можем переезжать. Прочь из этого ужасного мотеля. Я по дороге куплю продукты и керосиновые лампы. А ты приезжай завтра утром – с девочками и со своей лодкой.

Жесты ее стремительны, выражение лица решительное, руки сжаты – словно она держит в них поводья норовистой лошади. Ей не терпится оказаться на месте.

Тетушка была в доме одна. Шаги ее гулким эхом раздавались в комнатах, на столе – тарелка и ложка. Отныне это ее дом. В чайнике уютно кипела вода. Теперь наверх. Подняться по лестнице, войти в ту самую комнату было еще сродни рискованному путешествию в дикое место, изобилующее провалами, карстовыми пещерами, пропастями, которые были невидимы, пока она не сунулась туда очертя голову.

Урна с прахом брата стояла на полу в уголке.

– Ладно, – сказала она и схватила ее. Снесла вниз и вынесла из дома. Ясный день. Море сверкало, обрамленное чайками. Собственная тень струилась от нее. Она вошла в новенькую уборную и высыпала прах в очко. Подхватила юбки и села. Зажурчала моча. Мысль о том, что она, его сын и внучки будут каждый день испражнять свои физиологические отходы на его останки, останется секретом, ве́домым только ей одной.

В субботу утром приехал Куойл с дочерьми; чемоданы громоздились на заднем сиденье, лодка болталась во взятом напрокат прицепе. Ехали по уже гладкой дороге. Начиная с того места, где хорошая дорога кончалась, упершись в парковку перчаточной фабрики, бульдозер проложил ровную аллею через тукаморовую рощу до самого дома. Под колесами хрустел гравий. Облака – рваные, лохматые, и океан цвета виски. Солнце посверкивало сквозь облака, как форель на удочке.

– Лестничный дом, – сказала Саншайн, глядя на строительные леса.

– Папа, я думала, это будет новый дом, – сказала Банни. – Что Дэннис сделает его новым. А он тот же самый. Уродливый. Папа, я ненавижу зеленые дома. – Она сердито посмотрела на отца: издевается он, что ли?

– Дэннис все отремонтировал внутри. Потом мы сможем покрасить дом в другой цвет. Но сначала надо заделать все дыры и заменить прогнившие доски.

– В красный, папа. Давай выкрасим его в красный цвет.

– Ну, это должна решить тетушка. Это главным образом ее дом, понимаешь? Может, она будет не в восторге от красного.

– Давай и ее выкрасим в красный, – сказала Банни. И захохотала, как гиена.

Куойл припарковался рядом с тетушкиным пикапом. С прицепом и лодкой он будет разбираться в воскресенье. Дэннис Баггит на крыше срывал и сбрасывал вниз старую черепицу. Тетушка открыла дверь и пропела: «Та-та-ра-там!»

Гладкие стены и потолки, на штукатурке еще видны следы шпателя, свежеоструганные подоконники, ценники на пока мутных оконных стеклах. Запах дерева. Матрасы, прислоненные к стене. Комната девочек. Банни посыпала себе голову стружками.

– Эй, папа, посмотри, какие у меня кудряшки, папочка, ну посмотри, какие у меня кудряшки!

Пронзительный крик, почти рев. Куойл отодрал кляксу расплавленного сыра с ее кофточки.

Демонстрируя кухню, тетушка открывала водопроводный кран, зажигала газовую плиту.

– Я приготовила тушеную треску, – сказала она. – Дэннис принес каравай домашнего хлеба, который испекла Бити. Я по дороге сюда купила тарелки, ложки, масло и кое-какие продукты первой необходимости. Скоропортящиеся – в этом леднике. Тебе нужно будет привозить лед. Не знаю, когда мы сможем поставить здесь газовый холодильник. Племянник, тебе придется какое-то время обходиться надувным матрасом и спальным мешком у себя в комнате. Но у девочек уже стоят кровати с пружинными матрасами.

Куойл и Банни собрали стол из досок, положив их на ко́злы.

– Какая тяжелая, – кряхтела Банни, оседлав конец доски и притворно отдуваясь.

– Да, – сказал Куойл, – но ведь ты очень сильная.

Его крепенькая невзрачная дочка обладала беспокойным характером, но была отличной помощницей во всем, что касалось досок, камней и ящиков. К кухонным делам она не проявляла никакого интереса, если речь не шла о еде.

Дэннис спустился с крыши, улыбнулся Куойлу. В нем не было ничего от Джека Баггита, кроме взгляда, который он время от времени метал к горизонту, словно измеряя ширину неба.

– Чудесный хлеб, – сказал Куойл, кладя в рот кусочек.

– Да, Бити печет его каждый день, кроме воскресенья. Вот.

– И рыба хорошая, – сказала тетушка. – Не хватает только стручковой фасоли и салата.

– А вы это… – сказал Дэннис, – скоро мойва пойдет. Так вы натаскайте ее и разбейте огород, мойва – хорошее удобрение.

Днем Куойл с Банни затерли бугристые швы на штукатурке влажными губками так, что они стали не видны. Старательная, услужливая помощница. Но любопытная – залезает во все углы. На крыше Дэннис стучал молотком. Тетушка шкурила и грунтовала подоконники.

Перед наступлением сумерек Куойл спустился с Дэннисом к новому причалу. По дороге они прошли мимо тетушкиного «сада», устроенного ради забавы: валун с комичным «париком» из мха; разбросанные среди дерна камень с «бычьим глазом» посередине, ракушка, веточки кораллов, белый камень, очертаниями напоминающий звериную голову.

Дерево, из которого был сделан новый причал, было смолистым и пахучим. Внизу плескалась вода. На поверхности – пена, как створоженное молоко.

– Ты бы спустил лодку на воду и привязал, сумеешь? – сказал Дэннис. – Приладь к стойкам пару старых покрышек – чтобы она не билась бортом.

Он спрыгнул в свою лодку, отдал швартовы, мотор затарахтел, и за кормой потянулся клубящийся кильватерный след. Замигали маяки на мысах. Куойл поднялся обратно к дому, окна которого уже были залиты оранжевым светом керосиновых ламп. Обернулся, еще раз посмотрел на бухту, кильватерный след лодки Дэнниса напоминал седые волосы, струящиеся по воде.

На кухне тетушка тасовала и раздавала карты.

– Когда я была девочкой, мы каждый вечер играли в карты, – сказала она. – В старые игры. Их теперь уже никто не знает. Французский бостон, юкер, жамбон, скат, четверки. Я все их помню.

Карты по столу шлеп, шлеп.

– Мы будем играть в четверки. Каждый валет, который открывает сдающий, приносит ему очко. Так. Козыри – трефы.

Но дети не могли ничего понять и бросили свои карты. Куойл хотел почитать книгу. Тетушка возмутилась:

– Вечное ваше нытье!

А чего она ждала? Воссоздания того милого ее сердцу вечера из незапамятных времен? Она мысленно посмеялась над собой.

Куойл в тускло освещенной спальне девочек рассказывал им истории о котах-первопроходцах, исследующих неведомые земли, о птицах, игравших в карты, которые у них вырывал и уносил ветер, о девочках-пиратках и закопанных в землю сокровищах.

Снова спустившись вниз, он увидел тетушку, все так же сидевшую за столом. Наконец дома. Стоявший перед ней стакан из-под виски был пуст.

– Тихо, – сказал Куойл, прислушиваясь.

– Только море всегда здесь.

Словно где-то монотонно открывалась и закрывалась дверь. И едва слышно пели тросы.

Куойл проснулся в пустой комнате. Серый свет. Какой-то стук. Биение собственного сердца? Он лежал в спальном мешке на полу. Рядом – свеча. Чувствовался запах воска, запах страниц открытой книги, лежавшей рядом с ним, пыли из расщелин в полу. Сероватый свет освещал окна. Снова стук – и бьющаяся тень в верхней части стекла. Птица.

Он встал и подошел к окну. Надо отогнать, пока она не разбудила тетушку и девочек. Казалось, птица пыталась прорваться из закрытого пространства моря, камня и неба в пустоту его комнаты. Шорох ног по полу. Море за окном лежало бледное, как молоко, бледным было и небо, исписанное и испещренное рубцами облаков. Пустая бухта, дальний берег под белым соусом тумана. Куойл натянул одежду и спустился вниз по лестнице.

На крыльце лежали три пучка спутанной травы. Какое-то изделие Саншайн. Он обогнул утес, к которому дом был прикреплен тросами, и углубился в кусты. Струи пара изо рта.

Чуть видная тропинка заворачивала под углом к морю, он подумал, что, наверное, она выходит на берег севернее их нового причала. Начал спускаться. Футов через сто тропинка сделалась крутой и мокрой, он поскользнулся и проехался по стеблям дягиля, сквозь заросли дикого кизила, не заметив узлов, завязанных на верхних ветках ольхи.

Вошел в хвойную рощицу, ветви обросли мхом, в них копошатся канадские кукши. Тропинка превратилась в русло, заполненное мокрыми камнями. Водопад, у подножия которого расстилается океан. Споткнувшись, он ухватился за смирнию, на руках остался запах ее листьев.

Вокруг – тучи мошкары и комаров. Куойл заметил синее пластмассовое кольцо. Поднял его. Несколькими футами дальше валялся использованный памперс. На плоском столбике было помечено: «Попсикал Пит, 5 очков». Наткнувшись на рваный пластиковый пакет, он стал собирать в него мусор. Жестяные банки, баночки из-под детского питания, подложка от мяса из супермаркета, обрывок газеты с обращением к безработному читателю:

…возможно, вы не совсем уверены, что сумеете успешно пройти всю программу мерчендайзинга модной одежды. Что ж, могу сделать вам особое предложение, которое облегчит для вас задачу. Почему бы не начать с первого раздела программы. Это не потребует от вас долгосрочных обязательств и предоставит возможность…

Синтетическая веревка, развернутая картонная катушка от рулона туалетной бумаги, розовая капсула от тампона.

Вдруг у него за спиной – глубокий вздох, вздох отчаяния и усталости. Куойл обернулся. В сотне футах от него – плавник, черный, блестящий. Это всплыл, а потом заскользил под молочной поверхностью воды минке[37]37
  Минке – норвежское название вида китов из семейства полосатиковых.


[Закрыть]. Куойл уставился на воду. Вот он снова вынырнул, вздохнул и скользнул под воду. Крылья клубящегося тумана при его погружении разлетались футов на пятьдесят.

Что-то, состоящее из узлов и завитушек, привлекло его внимание. Предмет был заткнут в расщелину камня. Куойл попробовал вытащить его, раскачивая, потом дернул. Предмет оказался у него на ладони. Замысловатые узлы, петли и спирали из лески. В том месте, где предмет оторвался от камня, леска лопнула. Он перевернул свою находку и увидел заржавевшую булавку. Повертев так и эдак, стал различать в плетении узор: причудливое насекомое с двойными крылышками и гофрированным тельцем. Леска оказалась не леской, а человеческим волосом – иссохшим, желтовато-серым, с прожилками. Что-то из зеленого дома, оставшееся от покойных Куойлов. Он с отвращением швырнул брошь в пульсирующее море.

Поднимаясь обратно к дому и добравшись до хвойной рощицы, он услышал громкое тарахтение мотора. Лодка дори направлялась к берегу, и он подумал было, что это Дэннис, но разглядел истертую, облупленную краску, въевшуюся в дерево сажу. Лодка замолкла. Мужчина на корме заглушил мотор, поднял винт из воды. Лодка тихо качалась в тумане. Голова мужчины была опущена, седые коротко остриженные волосы, запавший рот. Куртка грубо оторочена разлохматившейся бахромой. Старый, но сильный. Рванул шнур стартера. Ничего. Опустил винт, снова и снова рванул промасленный шнур. Мотор неровно затарахтел. Через минуту человека и лодку поглотил туман. Рокот мотора затихал, удаляясь в южном направлении, к перчаточной фабрике, к руинам Опрокинутой бухты.

Куойл карабкался вверх, цепляясь за камни и ветки. Подумал: если прийти сюда с топором и пилой, соорудить по несколько ступенек из прочного, обработанного дерева на самых крутых участках, перекинуть мостик через залитые водой мхи и гравий, получится прекрасная дорожка для прогулок к морю. Отчасти он уже ощущал это место своим.

– А мы уж подумали, что тебя чайки унесли.

Запах кофе, ребячий гам, тетушка в отглаженных синих джинсах, с волосами, убранными под шарф, намазывает маслом тост для Саншайн.

– Приезжал Дэннис на грузовике. Им с тестем нужно нарубить дров. Он сказал, что погода портится, поэтому тебе стоит закончить крыть крышу. По его словам, на это уйдет день-полтора. Он оставил тебе свой плотницкий фартук с инструментами. Не знал, есть ли у тебя свои. Сказал, что под вон тем пластиком лежит еще пять или шесть листов кровли. Он не знает точно, когда сможет вернуться. Может быть, в среду. Смотри, что он принес девочкам.

На столе лежали два маленьких молоточка с обструганными ножом рукоятками. Горлышки рукояток были покрашены, одна – красной полоской, другая – синей.

Куойл почувствовал себя так, будто сидит в вонючей яме, которую накрыло черное крыло. Он никогда не лазал на крышу, никогда не настилал кровлю. Он налил себе чашку кофе, расплескал его на блюдце, отказался от тоста, сделанного из хлеба, испеченного Дэннисовой женой.

Подойдя к основанию лестницы, он посмотрел наверх. Высокий дом. Какова точно его высота, он не знал. Крутой скат крыши. На Ньюфаундленде крыши были в основном плоскими, но Куойлам, видимо, пришлось сделать крутой уклон.

Он набрал воздуха в легкие и начал подниматься.

Алюминиевая лестница пружинила и пела под ним. Он лез по ней медленно, крепко хватаясь за перекладины. У края крыши посмотрел вниз – высоко ли будет падать. Скала бездушно сверкала слюдой. Он перевел взгляд на крышу. Рубероид был уже настелен. Кровля – только наполовину. Наверху прибита деревянная перекладина. Сесть на корточки на этой перекладине и прибить остальные кровельные панели? Самое трудное – добраться до нее. Он медленно спустился обратно на землю. Саншайн смеялась на кухне, постукивал маленький молоточек. Благословенная земля под ногами!

Однако, надев плотницкий фартук Дэнниса, с тяжелой сумкой, набитой кровельными гвоздями, и молотком, бьющим по ноге, он все же полез наверх. На полпути вспомнил о кровельных листах, опять спустился и взял три из них.

Теперь он мог держаться только одной рукой, в другой были битумные листы. На вершине лестницы настал трудный момент. Лестница поднималась на несколько перекладин выше крыши, и нужно было сойти с нее вбок, переступив на край крыши, а дальше ползти по ней вверх, ощущая пустоту под собой.

Он неловко скорчился на перекладине и увидел, что Дэннис прибивает кровельные листы ярусами. До рейки следующего яруса он мог легко дотянуться, а потом нужно будет переместить перекладину в следующую позицию. Верхушки елей внизу пробивались сквозь туман грязными пятнами. Он слышал медленное дыхание прибоя. Несколько минут ничего не делал. Все оказалось не так плохо.

Куойл положил три принесенных им кровельных листа позади себя на скат крыши. Взял один, медленно состыковал его с последним, уложенным Дэннисом, стараясь точно соблюдать пятидюймовый перехлест. Достал из фартука несколько гвоздей, осторожно вытащил из-под себя молоток, вынул его из кожаной петли. Прибил лист. Когда он приколачивал третий гвоздь, из-за его спины послышался громкий шорох, это два оставшихся листа съезжали вниз по скату крыши. Он придержал их молотком. Приладил второй лист. Прибил его. Потом третий. Это оказалось нетрудно, только неудобно и страшновато.

На сей раз Куойл положил кровельные листы на плечо и снова полез наверх. Так было удобней, и ему не пришлось ползти, чтобы взобраться на крышу. Он положил листы на коньковый брус и снова принялся за работу. Раз или два посмотрел на море, увидел очертания танкера на горизонте, походившие на водяную змею, скользящую по поверхности воды.

Теперь он укладывал последний ряд, и это было легче, поскольку он мог сидеть верхом на гребне крыши. Гвозди легко входили в дерево.

– Привет, папочка.

Услышав голос Банни, он собрался было опустить взгляд на землю, но взгляд остановился раньше. Девочка стояла на лестничной перекладине, возвышавшейся над крышей, и старалась перенести ногу на крышу. В руке у нее был молоточек с красной полоской. Словно в свете моментальной вспышки, Куойл мысленно увидел, как Банни ставит ногу на крутую крышу, делает шаг по ее краю и падает, переворачиваясь в воздухе, с пронзительным криком, прямо на скалу.

– Я буду тебе помогать. – Ее ножка уже касалась крыши.

– Ох, девочка моя, – выдохнул Куойл. – Стой на месте. – Он говорил спокойно, но очень настойчиво. – Не двигайся. Стой и жди меня. Я иду к тебе. Держись крепко. Не ступай на крышу. Дай мне добраться до тебя. – Отец гипнотизировал свое дитя голосом, приковывал к месту взглядом, мелкими шажками спускаясь по опасному скату крыши, не глядя себе под ноги, и наконец схватил Банни за руку. Молоточек выпал из ее ладошки. – Не двигайся, не двигайся, не двигайся, – повторял он. Внизу о скалу ударился раскрашенный молоточек. Куойл грудью прижал Банни к лестнице.

– Ты меня раздавишь!

На дрожащих ногах Куойл начал спускаться, одной рукой хватаясь за перекладины, другой крепко обхватив девочку за талию. Лестница дрожала в унисон с ним. Он поверить не мог, что она не сорвалась вниз, потому что в течение каких-то трех ужасных секунд словно бы пережил наяву ее смерть, услышал ее пронзительный крик и ощутил, как хватает руками пустоту.

12. Кормовая волна

Чтобы предотвратить соскальзывание узла, необходим момент трения, а для трения необходим тот или иной способ давления. Это давление и место внутри узла, где оно возникает, называется «захват». Надежность узла целиком зависит от его захвата.

Книга узлов Эшли

Это было похоже на зеркальное письмо. Малейший поворот руля при задней передаче бросал прицеп в противоположную сторону, поэтому Куойл все время косился в боковое зеркало. Прицеп без конца рыскал и льнул к кабине, словно складной нож к рукоятке, дважды он ударился о новый причал. Куойл чуть было не решил бросить это занятие, когда эта штуковина встала наконец ровно и въехала в воду. Видимо, в этом и состояла хитрость.

Куойл выбрался из кабины и осмотрел прицеп. Колеса были в воде, лодка готова к спуску. Его рука уже легла на ручку управления наклоном кузова, когда он вспомнил о швартовой веревке. Вот была бы потеха: спустить лодку на воду и смотреть, как она уплывает прочь.

Он привязал носовой и кормовой тросы, после чего дернул ручку наклона кузова. Лодка соскользнула в воду. Он ослабил трос лебедки, выкарабкался на причал и привязал лодку. Конечно, это операция для двоих мужчин. Потом он вернулся к прицепу, поставил кузов в горизонтальное положение, смотал трос. Пятидесятидолларовая лодка была спущена на воду.

Он забрался в нее, вспомнил про чертов мотор, который все еще лежал в его универсале. Принес его на причал, поставил ногу на борт, свалился в лодку и ругнулся в адрес всего, что плавает по воде: от дрейфующего бревна до супертанкера.

Куойл не заметил, что поставил мотор в положение, при котором нос лодки задрался кверху, как нос охотничьей собаки, учуявшей птицу. Налил в него бензина из красной канистры.

Мотор завелся с полоборота. Куойл сидел на корме. На корме своей лодки. Мотор работал, рука Куойла лежала на румпеле, на пальце поблескивало обручальное кольцо. Он перевел рычаг переключения передач на задний ход, как – он видел – делал Дэннис, и неуверенно чуть-чуть прибавил газу. Лодка крутанулась кормой к причалу. Он маневрировал до тех пор, пока лодка не оказалась за пределами причала, и дал передний ход. Мотор гулко зарычал, и лодка пошла – слишком быстро – вдоль берега. Он ослабил дроссель, лодка закачалась на волнах. Теперь снова вперед – и вдруг прямо перед ним выросли скалы. Он непроизвольно толкнул румпель в сторону берега, лодка вывернулась и пошла по направлению к бухте Чокнутых. Вода за кормой вспенилась. Путешествие на стеклянной стреле.

Он управлял румпелем, делал повороты. А теперь прибавить скорости. Куойл радовался, как собака в открытом кузове пикапа. И почему он раньше боялся лодок?

С берега подул ветер, волны, по которым мчалась лодка, зашлепали по дну. Резкий поворот – и лодку занесло. Он рванул румпель назад. За кормой взревела волна, перекатила через транец[38]38
  Транец – нижняя часть плоской кормы судна.


[Закрыть], завихрилась вокруг лодыжек Куойла и разлилась по дну лодки. Он еще потянул румпель на себя, лодка прыгнула вперед, но лениво, вода, стоявшая на дне, перекатилась к корме, прибавив свой вес к весу Куойла. Он поискал глазами что-нибудь, чем можно было бы вычерпать воду, но ничего не нашел. Очень осторожно он повернул лодку назад, к причалу. Она слушалась неохотно, потому что вода плескалась и меняла крен. Тем не менее он двигался вперед, не боясь затонуть в двухстах футах от причала.

Подплыв к нему, он потянул румпель назад, и кормовая волна снова перелилась через транец. Но лодка была уже достаточно близко, чтобы можно было заглушить мотор и позволить ей притереться бортом к причалу. Куойл набросил чал на кнехты, закрепил и отправился в дом за банкой из-под кофе, чтобы вычерпать воду.

Снова отойдя от причала, он уже очень осторожно осваивал управление дросселем, опасаясь кормовой волны. Он должен был научиться сбавлять ход, не набирая воды в лодку.

– Конечно, это можно, – сказал Натбим. – У тебя транец слишком низко стоит. Что тебе нужно, так это гнездо для мотора, переборка должна находиться на уровне бортов лодки впереди мотора, с дренажами в каждом углу. Ее можно соорудить за час. Поражаюсь, что лодку зарегистрировали в таком виде.

– Она не зарегистрирована, – сказал Куойл.

– Тогда тебе лучше бы поскорей сгонять в береговую охрану и сделать это, – сказал Натбим. – Если тебя застукают без регистрации, без гнезда для мотора, без положенных фонарей и спасательных средств, с тебя шкуру спустят. Якорь-то, надеюсь, у тебя есть?

– Нет, – признался Куойл.

– Весла? Что-нибудь для вычерпывания воды? Сигнальные ракеты? Запасная цепь для мотора?

– Нет, нет и нет, – сказал Куойл. – Я просто попробовал поплавать на ней возле берега.

В субботу Куойл с Дэннисом вытащили лодку на сушу. Банни, стоя на причале, бросала камешки в воду.

– Не лодка, а черт-те что, – сказал Дэннис. – По-хорошему, тебе бы ее сжечь и завести новую.

– Этого я не могу себе позволить. А нельзя сделать в ней гнездо для мотора? Когда на прошлой неделе я попробовал на ней поплавать, она шла вполне прилично. Все было прекрасно, пока вода в нее не залилась. Мне ведь только и нужно, что переплывать на ней бухту туда и обратно.

– Я поставлю тебе правильный транец, но мой тебе совет: плавать в ней можно только в тихую погоду. Если море неспокойное, лучше езди со своей тетушкой или на универсале. Эта лодка ненадежная, попадешь в переплет.

Куойл уставился на лодку.

– Ты посмотри на нее, – продолжал Дэннис. – Это же всего несколько дощечек, сколоченных вместе. Парню, который ее сляпал, дать бы хорошую затрещину.

Рука Куойла метнулась к подбородку.

– Папа, – сказала Банни, сидевшая на корточках в прибрежной гальке и забивавшая палочку в песок. – Я хочу покататься на лодке.

Дэннис цокнул языком, словно девочка сказала что-то непотребное.

– Поговори с Элвином Йарком. Может, он тебе что-нибудь смастерит. Он делает хорошие лодки. Я бы и сам сделал, но у него получится быстрей и обойдется тебе дешевле. Я поставлю транец при условии, если никто не узнает, что я к этой штуковине прикасался, но лучше тебе поговорить с Элвином. Так или иначе, лодка тебе нужна. Это точно.

Банни побежала к дому, зажав что-то между большим и указательным пальцем.

– Тетушка, небо – самая большая вещь в мире. А знаешь, какая самая маленькая?

– Не знаю, милая. Какая?

– Вот эта. – И она протянула ладошку, чтобы показать крохотную песчинку.

– Я хочу посмотреть! – потребовала Саншайн, и песчинку сдуло с ладошки Банни ее дыханием.

– Нет-нет-нет, – сказала тетушка, перехватывая занесенный кулак Банни. – Их тут немерено. Всем хватит.