Текст книги "Гражданская война в Испании 1936–1939"

Коллективные хозяйства осуждали также за неспособность регулярно снабжать фронт нужным количеством продовольствия. Разумеется, в примерах неэффективности не было недостатка, но в целом это обвинение несправедливо, учитывая реквизицию всего транспорта, как самоходного, так и гужевого. Крестьяне максимально загружали любым провиантом всякое подошедшее транспортное средство, не зная, когда ждать следующего. Вина лежала скорее на милиции, которой следовало по-другому организовать весь процесс и заранее предупреждать хозяйства о своих нуждах. Армия и Интернациональные бригады тоже страдали, причем в еще большей степени, от недостатков в системе распределения.

Центральное правительство было встревожено событиями в Арагоне, где колонны анархистской милиции были единственной властью во всей области, при преобладавших в ней либертарных настроениях. В конце сентября делегаты коллективных хозяйств Арагона собрались на совещание в Бухаралосе, неподалеку от базы колонны Дуррути. Они решили создать Совет обороны Арагона и избрали его председателем Хоакино Аскасо, двоюродного брата Франсиско Аскасо, павшего при штурме казарм Атарасанас.

Еще летом правительство безуспешно пыталось вернуть себе контроль над Валенсией, отправив туда делегацию во главе с Мартинесом Баррио. Народный исполнительный комитет, состоявший в основном из членов ВСТ и НКТ, не стал иметь с ней дела. Призывы коммунистов к дисциплине и к повиновению приказам правительства остались без внимания. Но коммунисты, не поддерживая свободных коллективов, воспользовались местными условиями для вербовки новых членов своей партии. В Уэрте, городе в богатой валенсианской провинции, землю обрабатывали чрезвычайно консервативные мелкие собственники, выступавшие вместе с хозяевами цитрусовых плантаций против коллективизации.

Мадридское правительство Хираля не разделяло энтузиазма анархистов по части самоуправляемых коллективов. Не одобряло оно и дробление центральной власти через учреждение местных комитетов. Его либеральные министры были сторонниками централизма и обычной демократии с опорой на собственника. Вместе с крылом социалистической партии под руководством Прието и с коммунистами они считали, что одолеть врага можно только оружием дисциплины и организованности. Больше всего их страшило отсутствие контроля над индустриальной базой Каталонии. Пока что администрация Хираля мало что могла сделать, кроме поддержания видимости. Вся надежда была на то, что, контролируя поставки сырья и кредит, она добьется от революционных организаций уступок, которые станут первыми шагами по их включению в государство.

Глава 12. Африканская армия и Народная милиция

К началу августа линии фронтов определились. Сразу после восстания они разделили настолько кардинально различные по всем характеристикам системы, что могло показаться, будто войну ведут два абсолютно разных народа.

Для мятежных генералов приоритетом было стремительное взятие под свой контроль новых территорий, чтобы убедить в своем успехе и зарубежную, и внутреннюю аудиторию. Мгновенный переворот не удался, и теперь им требовалось международное признание, кредиты и все прочее, необходимое для войны. Самый заметный вклад в это впечатление победоносного продвижения должна была внести Африканская армия генерала Франко.

Несмотря на более скромную роль сил генерала Молы, «Директор» быстро направил из Памплоны три колонны карлистских «рекетес». Первая устремилась на Мадрид, вторая, численностью около 1400 человек, – на юг, к Сарагосе, для усиления националистского гарнизона на третью неделю июля, а третья, гораздо крупнее, – на север, к баскскому побережью.

Колонна из тысячи человек под командованием полковника Гарсиа Эскамеса, отправленная к столице 19 июля, остановилась перед Гвадалахарой, уже занятой вооруженными рабочими из Мадрида. Гарсиа Эскамес решил наступать на Мадрид другим путем: отклонился на север, чтобы перейти через горы Сьерра-де-Гвадаррама по главной бургосской дороге, через перевал Сомосьерра. Его столкновение с мадридской милицией произошло на той же вершине, где на столетие с четвертью раньше польские уланы Наполеона самоотверженно прокладывали дорогу на столицу под смертоносным артиллерийским огнем. Бойцы Гарсиа Эскамеса овладели перевалом после нескольких дней боев, но продвинуться дальше не смогли, использовав все боеприпасы.

К националистам из Вальядолида под командованием полковника Серрадора примкнули гражданские гвардейцы и часть бежавшего из Эль-Пардо полка связи[286]286
  См.: Tuñón. La España del siglo xx. P. 438.


[Закрыть]. Им удалось взять под контроль другой перевал в Альто-де-лос-Леонес на юго-западе, но и у них возникла проблема с боеприпасами – удивительно, что главный архитектор заговора не позаботился в предшествовавшие месяцы о запасах в Бургосе и Памплоне! Трудности Молы были преодолены только после получения от Франко боеприпасов, закупленных в Германии и переправленных через Португалию, при помощи режима Салазара (националисты прозвали Лиссабон «кастильским портом»). Еще кое-что доставило пришвартовавшееся в Виго торговое судно «Montecillo». К тому времени, когда колонны националистов получили все необходимое, силы милиции в горах лучше организовались и установили линию фронта.

Самые крупные силы Молы численностью до 3500 человек наносили удар в северном направлении, из Памплоны. План состоял в том, чтобы прорваться через возвышенности Наварры к побережью и отрезать басков от французской границы, а потом захватить летнюю столицу Сан-Себастьян.

11 августа колонна майора Беорлеги вклинилась между Сан-Себастьяном и приграничным городком Ирун. Через шесть дней подошел флот националистов: линкор «España», крейсер «Almirante Cervera» и эсминец «Velasco». Начался обстрел морского курорта. Республиканский военный губернатор пригрозил расстрелять правых заложников в случае гибели мирного населения. Националисты назвали это блефом. За обстрелами с моря последовали воздушные атаки «Юнкерсов-52» на Сан-Себастьян и Ирун.

Оборона Ируна показала, что необученные рабочие, закрепившись на удачно выбранных и подготовленных позициях, способны храбро и успешно отбивать лобовые атаки хорошо вооруженного противника. НКТ сыграла главную роль в подавлении восстания в провинции Гипускоа; ее члены вместе с астурийцами, баскскими националистами и французскими добровольцами-коммунистами, сплоченными Андре Марти (будущим главным организатором Интернациональных бригад) составили 3-тысячный отряд. Отряд Беорлеги проигрывал в численности, зато у него была вся артиллерия Молы, легкие немецкие танки и поддержка «Юнкерсов-52». Кроме того, Франко направил ему бандеру Иностранного легиона, 700 человек, и батарею 155-миллиметровых орудий.

На гряде Пунтса южнее Ируна вспыхнул рукопашный бой, там позиции несколько раз в течение одной недели переходили из рук в руки. Милиция сражалась умело и отважно, к тому же ей помогали французские крестьяне с той стороны границы, указывая расположение артиллерии Беорлеги[287]287
  См.: Jackson. La República. P. 248.


[Закрыть]. Горстка астурийских горняков-подрывников dinamiteros и милиционеров до конца держалась в монастыре Сан-Марсиаль. Отбивая завершающую атаку карлистов, они, использовав все боеприпасы, швыряли во врага камни.

Фактически сражение было проиграно из-за того, что шесть грузовиков с боеприпасами не смогли пересечь французскую границу, перекрытую 8 августа. Телесфоро Монсон, один из баскских министров, примчался за оружием и боеприпасами в Барселону, но получил только тысячу винтовок и шесть пушек. Через несколько дней Мигель Гонсалес Инесталь, глава профсоюза рыбаков НКТ, встретился с Гарсиа Оливером, Абад де Сантильяном и президентом Компанисом. Они обещали помочь ему с оружием, которое должно было поступить через французский Андай, но вагоны с боеприпасами был задержан французскими властями[288]288
  См.: Fraser. Recuérdalo tú… P. 252.


[Закрыть]. После ухода рабочих из Ируна там остались одни горящие развалины; некоторым из отступающих пришлось вплавь добираться до Франции. Одна из пуль прощальной пулеметной очереди ранила майора Беорлеги в икру: суровый вояка отказался от лечения и позже умер от гангрены.

Анархисты Сан-Себастьяна были разъярены отсутствием поддержки от баскских националистов, особенно когда прослышали о переговорах губернатора с неприятелем о сдаче города. Их подозрительность усилилась после случаев измены в первые недели войны – хотя при всем своем консерватизме партия баскских националистов PNV не помышляла о предательстве. В свою очередь, она была категорически против политики выжженной земли, проводившейся анархистами: уходя из Ируна, те сожгли город дотла, а теперь вознамерились до конца оборонять Сан-Себастьян. PNV возобладала, для чего ее милиции пришлось застрелить нескольких анархистов. 14 сентября город заняли националисты, что означало окружение северной зоны республиканцев[289]289
  См.: Tuñón. La España del siglo XX. P. 474.


[Закрыть].

Несомненно, важнейшим военным событием лета была эффективная кампания Африканской армии, быстрое прибытие которой на материк стало возможным благодаря помощи германской и итальянской авиации. Республиканская пропаганда громко кричала об этом иностранном вмешательстве на жизненно важном этапе войны, что неудивительно, но ее бурные протесты заслоняли две неудобные истины. Первая: республиканский военный флот, где заправляли матросские комитеты, не очень-то рвался в бой, особенно против германских линкоров «Deutschland» и «Admiral Scheer», сопровождавших конвои националистов через пролив. К тому же у них были ясные приказы избегать открытого столкновения, и вообще, как позднее указывал старший советский военно-морской советник, «республиканские корабли не исполнили свой долг»[290]290
  Kuznetsov. Bajo la bandera de la España republicana. P. 160.


[Закрыть].

На суше сборные силы республиканцев – безынициативные офицеры регулярной армии, городская рабочая милиция и крестьяне, не желавшие далеко уходить от своих деревень, – оказались неспособны на эффективные контратаки в жизненно важном юго-западном секторе до прибытия туда значительных сил колониальных войск. При этом не стоит преувеличивать военную значимость воздушного моста, обеспеченного самолетами «Савойя» и «Юнкерс-52», – при всем влиянии переброски 1500 человек между 28 июля и 5 августа на боевой дух националистов и на оценку их шансов на победу за рубежом. В общей сложности за первые месяцы войны, пока националисты полностью не обеспечили себе контроль над проливом, таким способом было переброшено немногим более 12 тысяч человек.

Переброска по воздуху легионеров и марокканских «регуларес» из Африканской армии развернулась во всю ширь в первую неделю августа. 6 августа на материк вступил сам Франко, оставив командовать протекторатом генерала Оргаса. Он расположил свой штаб в Севилье, где решил разделить свои силы, чтобы удержать Андалусию и одновременно предпринять наступление на столицу.

Главные силы под командованием полковника Ягуэ отправлялись на север вдоль португальской границы, а затем поворачивали на северо-восток, к Мадриду. Ягуэ проявил себя как самый напористый из всех полевых командиров националистов: во многих отношениях это подчеркивало контраст между Африканской армией и апатичной армией метрополии. Офицеры в колониях всегда больше заботились о профессиональном росте и меньше о моде, но в Испании эта разница была еще заметнее, чем в Британии и во Франции. Тем не менее Франко, якобы типичный «африканец», был вызывающе заурядным по сравнению по своими пылкими подчиненными.

Гораздо более скромному отряду, всего 400 «регуларес» полковника Варелы, предстояло покорить юг Андалусии. Перед восстанием Варела тайно обучал карлистов-«рекетес»; 19 июля бунтовщики освободили его из тюрьмы Кадиса. Колониальные войска из Севильи захватили Уэльву, а потом ушли на юг, подавлять остатки сопротивления в Кадисе и Альхесирасе. Во вторую неделю августа силы Варелы двинулись на восток, на помощь осажденным националистам Гранады. Обеспечив на линии фронта выступ, дававший им доступ в город, они изготовились наступать на Малагу и на прибрежную полосу за горами. Но ввиду того, что Кордове угрожали 3 тысячи республиканцев генерала Миахи, Варела предпринял 20 августа стремительный марш для усиления тамошних небольших сил полковника Каскахо. После стабилизации кордовского фронта в первую неделю сентября (его линия почти не менялась до конца войны) Варела отправился на юг и 18 сентября захватил Ронду.

Генерал Хосе Миаха, республиканский командующий Южным фронтом, а впоследствии – обороной осажденного Мадрида, принадлежал к тем старшим офицерам, кто сохранил лояльность скорее волею обстоятельств, чем из убеждений[291]291
  См.: Zugazagoitia. Guerra y vicisitudes… P. 135.


[Закрыть]. Его силы состояли из лояльных регулярных войск, мадридской милиции и местных добровольцев. Неэффективность совершенно необученных людей в обычной маневренной войне не стала сюрпризом – в отличие от бесполезности и инертности офицерства. Франц Боркенау побывал в штабе 5 сентября, в самый разгар тяжелых и неудачных боев. «Штаб, – писал он, – вкусно обедал, болтал, хохотал над похабными шутками и совершенно не заботился о долге, часами не предпринимая попыток наладить связь с передовой»[292]292
  Borkenau. Op. cit. P. 159.


[Закрыть]. Забывали даже о раненых.

На северной «оси» наступления силы полковника Ягуэ состояли из пяти автономных колонн по 1500 человек в каждой. Легионеры и «регуларес» передвигались в реквизированных грузовиках, их сопровождала артиллерия калибра 75 мм. Авиационное сопровождение представляло собой самолеты «Savoia Marchetti SM.81», пилотируемые летчиками в форме Легиона, и «Юнкерсы-52» с пилотами люфтваффе за штурвалами.

Ягуэ ринулся на север, в Эстремадуру, развив в наступлении темп, сравнимый только со скоростью бронированных корпусов в 1940 году. Его тактика была простой и действенной: войска на грузовиках мчались на полной скорости по главной дороге, пока не встречали сопротивление в каком-нибудь городке или деревне. (Засад на открытой местности не устраивалось, потому что жители предпочитали обороняться в собственных домах, под защитой родных стен.) Через громкоговорители, полученные от немцев, националисты потребовали капитуляции: все двери и окна должны быть открыты, каждый дом обязан вывесить белый флаг. Если ответом было молчание или стрельба, войска высаживались и стремительно атаковали.

Скопища обороняющихся представляли собой идеальные мишени для профессиональных войск, поддерживаемых артиллерий и бомбардировщиками, – мобильные группы могли нанести более ощутимый урон и замедляли бы наступление националистов. После захвата деревни в ней учинялись расправы – возмездие за «красные» убийства, при этом карали всех без разбора. Кейпо де Льяно заявлял, что «80 процентов семей Андалусии погружены в траур, и мы без колебания прибегнем к еще более суровым мерам».

Наступление националистов выявило психологическую уязвимость рабочей милиции. В уличных боях, когда проявлялась массовая отвага, она была храбра до безрассудства, но выдерживать обстрелы и бомбежки на открытой местности ей было гораздо труднее – тем более что милиционеры отказывались рыть траншеи (редким исключением был Ирун). «Испанцы слишком горды, чтобы зарываться в землю», – заявил потом Ларго Кабальеро коммунистическому функционеру Михе[293]293
  Донесение Марти в Коминтерн, 10 октября 1936 г., РГВА 33987/3/832. с. 70–107.


[Закрыть].

Сброшенные бомбы почти не причиняли вреда, но мастерски пикирующие вражеские самолеты наводили ужас на крестьян, непривычных к современной технике. Кроме того, не имея понятия о подготовке оборонительных позиций, милиционеры отчаянно боялись оказаться лицом к лицу с арабами, вооруженными кинжалами. Выход во фланг обычно заставал их врасплох и обращал в паническое бегство. Хаос усиливали забивавшие дороги повозки и ослы деревенских жителей, тоже бежавших от колониальных войск: порой крестьяне захватывали даже грузовики милиции. С другой стороны, тактика террора, практикуемая националистами, пробуждала не только панику, но и героизм. Крестьяне, проводив свои семьи, хватали дробовики и брошенные ружья и возвращались в свое pueblo – умирать.

К 10 августа Ягуэ, преодолев 300 километров, достиг Мериды. Южнее города, у римского моста через реку Гвадиана, силы Асенсио[294]294
  Асенсио Кабанильяс Карлос (не путать с генералом Мигелем Кабанельясом) – испанский военачальник, генерал-лейтенант. Участник гражданской войны 1936–1939 гг. В течение семи лет служил в Марокко в составе группы марокканских войск «регуларес» в Тетуане, затем командовал аналогичным подразделением в Мелилье. К 1936 г. имел чин подполковника, участвовал в военном заговоре против правительства Народного фронта. Был одним из руководителей выступления военных-националистов в Испанском Марокко 17 июля 1936 г., положившего начало гражданской войне. Был произведен в полковники, а затем в генералы. После окончания гражданской войны генерал Асенсио Кабанильяс являлся верховным комиссаром Испании в Марокко (февраль 1940 – май 1941). С 1942 по 1945 г. занимал пост военного министра в правительстве Франко, затем был начальником Генерального штаба, генерал-капитаном Балеарских островов и главой военного кабинета начальника государства (Франко). Был произведен в генерал-лейтенанты. Являлся прокурадором (членом) франкистских кортесов. В конце жизни входил в состав Совета королевства. (Прим. ред.)


[Закрыть] натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Городской комитет обороны возглавила Анита Лопес, душа обороны. Когда силы Ягуэ ворвались в ту ночь в город и учинили бойню, она была казнена вместе с другими выжившими защитниками[295]295
  См.: Espinosa. La columna… P. 52.


[Закрыть]. Назавтра милиция Мериды контратаковала с помощью присланного из Мадрида сильного отряда штурмовой и Гражданской гвардии. Ягуэ пришлось оставить часть своих сил для их сдерживания, а самому ударить по Бадахосу, находящемуся западнее, на границе с Португалией. На этом отклонении от главного направления наступления настоял Франко: он не хотел оставлять противнику плацдарм у себя в тылу, кроме того, стремился показать, что северная и южная части националистской зоны отныне соединены.

Бадахос обороняла плохо вооруженная милиция численностью не более 2 тысяч человек и 500 человек регулярных войск под командованием полковника Пуигденгольяса[296]296
  Ibid. P. 77.


[Закрыть]. Им пришлось подавлять гражданскую гвардию, перед самым подходом Ягуэ выступившую на его стороне.

14 августа войска Ягуэ заняли позиции перед городскими стенами. В 17:30 началась атака с двух сторон: Иностранный легион штурмовал под прикрытием артиллерии двое городских ворот, город бомбила авиация. Колониальные войска ворвались в город, и началась резня. Беря дом за домом, швыряя гранаты и орудуя штыками, «регуларес» не разбирали, боец перед ними или штатский. Милиционеров расстреливали даже на ступенях алтаря внутри собора. Выживших согнали на арену. Многих тошнило от запаха крови.

Последовавший грабеж, при котором не пощадили и имущество националистов, один из офицеров назвал «военным налогом, выплачиваемым за спасение». Офицеры организовывали переправку добычи «регуларес» их семьям в Марокко, так как это помогало вербовке в армию. Легионеры не обременяли себя бесполезным снаряжением, арабы же подбирали все. Заглядывая в рот убитым, они вышибали ударами прикладов золотые зубы.

Выйдя 2 сентября в долину Тахо, Ягуэ повернул на восток. Он уже приказал Асенсио и Кастехону наступать по нагорью южнее реки на Навальмораль-де-ла-Мата. Их неудачно атаковала интернациональная эскадрилья, сколоченная усилиями французского писателя Андре Мальро, а затем начался бой с 8-тысячной милицией генерала Рикельме. Однако быстро развернувшиеся колониальные войска ударили во фланг республиканским силам и обратили их в беспорядочное бегство. Тактика марокканских войск создавала эффект неожиданности и повергала неопытную городскую милицию в панику. Однако оставались независимые отряды, атаковавшие и теснившие колониальные войска методами партизанской войны.

Ягуэ не собирался сбавлять набранный темп. Он рвался к Талавера-де-ла-Рейна, единственному крупному городу на пути к Мадриду. Стремительность и успешность его наступления деморализовали поджидавшую его там 10-тысячную милицию. Африканская армия уже казалась непобедимой. Обхода с фланга и артобстрела снова хватило для того, чтобы республиканцы начали отступать. Вечером 3 сентября дорогу на Мадрид усеивало брошенное вооружение. До столицы оставалось всего 100 километров.

За четыре недели Ягуэ преодолел около 500 километров. Это достижение, пусть и объяснимое, учитывая опыт и выучку войск, отвлекло внимание от действий Мола в Басконии. Последующее поведение Африканской армии до сих пор вызывает споры. Франко не торопился на северо-восток, к Мадриду, не думал о сохранении инерции наступления, которая не позволила бы столице толком подготовиться к обороне. Вместо этого он переместил ось продвижения к юго-востоку, сделав его целью Толедо, где националисты продолжали оборонять Алькасар. Ягуэ резко воспротивился этому решению, за что Франко заменил его Варелой, взявшим 18 сентября Ронду[297]297
  Националистически настроенные историки утверждают, что 20 сентября Ягуэ заболел.


[Закрыть].

Многие очевидцы отмечали, что политические амбиции Франко подкреплялись его прозорливостью. Оборона Алькасара превратилась в самый мощный источник националистической пропаганды. Стойкость его защитников была превознесена чуть ли не с религиозным пафосом[298]298
  См.: Reig Tapia. Memoria de la guerra civil. P. 149–187.


[Закрыть]. На том этапе Франко еще оставался просто первым среди равных. Зато роль «спасителя Алькасара» сделала бы его несменяемым лидером националистического движения. Выдвигалось, конечно, возражение, что, мол, то же самое произошло бы и в результате взятия Мадрида. Но достигнуть этого было не в пример труднее: одно дело обойти и разгромить необученную милицию и совсем другое – зачистить такой крупный город. Франко был слишком хитер, чтобы безосновательно рисковать еще до официального утверждения его лидерского положения.

При всей опасности недовольства затяжной войной со стороны иностранных финансистов и прочих «друзей», оказывавших помощь мятежникам, заставить их передумать могло только крупное поражение. Франко не верил в улучшение в ближайшем будущем боевых качеств и вооружения мадридской милиции. Поэтому он мог себе позволить подождать еще пару недель, пока не подтянется подкрепление. Пусть не Франко, а Мола хвастался, что ему остались считаные дни, прежде чем выпить кофе на Гран-Виа, но даже он не ждал, что сопротивление Мадрида так затянется. Есть версия, что Франко намеренно замедлял наступление, чтобы успеть провести чистку своих тылов от потенциальных оппонентов. Итальянский генерал Марио Роатта[299]299
  Роатта вошел в Организацию выявления и подавления антифашизма. Считается, что от его рук 11 июня 1937 г. погибли во французском Баньоль-де-л’Орн братья Карло и Нелло Росселли, хотя официально в этом обвиняли лично Бенито Муссолини. В 1939 г. Роатта в течение нескольких месяцев работал итальянским военным атташе в Берлине, а затем стал заместителем начальника Генерального штаба сухопутных войск. В дальнейшем Роатта стал одним из организаторов геноцида словенцев во Второй мировой, выполняя предписания Муссолини по уничтожению «500 тысяч словенских и хорватских варваров во имя жизней 50 тысяч итальянцев». (Прим. ред.)


[Закрыть] рассказывал гораздо позднее, что Кейпо де Льяно сравнивал медлительную военную операцию с «прессом для отжима оливкового масла, так как ее целью было занять и умиротворить, деревня за деревней, всю зону»[300]300
  Robert Mallett. Mussolini and the Origins of the Second World War, 1933–1940. London, 2003. P. 101.


[Закрыть].

Весь август войска милиции, осаждавшие Алькасар, недооценивали как стремительность наступления Ягуэ, так и стойкость защитников крепости. На баррикадах, окружавших военную академию, царила расслабленная атмосфера. Огромное количество патронов было растрачено впустую, в бессмысленной стрельбе по толстым стенам. Со временем подтянулась артиллерия, включая 175-миллиметровую, но даже она разрушила в конце концов только надстройку крепости. Алькасар оказался айсбергом, вся его сила была сосредоточена в невидимой взору скале. Разворачивались воистину бунюэлевские сцены: милиционеры в соломенных шляпах, защищавших их от солнца, лежали на матрасах за своими баррикадами и обменивались оскорблениями с защитниками Алькасара, гражданскими гвардейцами. Дважды в день по молчаливому соглашению сторон огонь прекращался, чтобы слепой нищий прошел своим привычным маршрутом по улице Кармен, разделявшей противников.

Самой серьезной психологической ошибкой, допущенной республиканцами при осаде, было взятие в заложники сына полковника Москардо, Луиса. 23 июля местный адвокат Кандидо Кабельо позвонил в Алькасар и предупредил, что Луиса расстреляют, если защитники не сдадутся. Москардо ответил отказом и, по версии националистов, сказал сыну, которому дали трубку, умереть храбро. Тот был расстрелян только через месяц, в качестве возмездия за воздушный налет[301]301
  См.: H. R. Southworth. El mito de la cruzada de Franco. Barcelona, 1986. P. 93–116; Reig Tapia. Op. cit. P. 149–187.


[Закрыть]. Эта драматическая история заслонила тот факт, что сотню заложников, среди которых были женщины и дети, запертых защитниками Алькасара в крепости в начале осады, больше никто не видел[302]302
  См.: Luis Quintanilla. Los rehenes del Alcázar de Toledo. Paris, 1967. В книге говорится, что их расстреляли, а трупами затыкали пробоины от снарядов в стенах, но это скорее миф.


[Закрыть].

Все это не помешало превратить Алькасар в возвышенный символ националистического движения. Защитники, поверив, что Луиса расстреляли на месте, уже не могли помыслить о капитуляции. Эту историю использовали как моральный урок на всей территории националистов. Кроме того, версия убийства левыми 107 священников в Толедо, центре испанского католицизма, позволила развернуть все происходящее в «крестовый поход против атеистов». Пошли в дело даже патриархи Авраам и Исаак, Сам Господь Бог и Иисус Христос. Проводились драматические параллели с эпизодами из испанской истории – выдачей Филиппом II своего сына на казнь инквизиции или согласием Алонсо Гусмана с тем, чтобы мавры распяли его сына под стенами осажденной в XIII веке Тарифы. Пресса националистов и ее подпевалы за рубежом восхваляли подвиги курсантов Алькасара. На самом деле их там оставалось совсем немного, ведь восстание началось в период летних каникул в академии. Героически оборонялись, сковывая значительные силы республиканцев, не курсанты, а не стяжавшие громкой славы гражданские гвардейцы.

В сентябре быстрое приближение Африканской армии убедило осаждавших в серьезности положения. В скале под крепостью пробили подкопы, и на глазах у мировой прессы один угол Алькасара был взорван. Однако то, что внутри крепости удерживали женщин и детей, сделало эти пропагандистские усилия контрпродуктивными, а гора обломков стала препятствием, заставившим отложить штурм.

В конце сентября подкрепление под командованием Варелы подошло на опасно близкое расстояние. Часть милиции проявила стойкость и отважно вступила в бой с колониальными войсками, но большинство обратилось в бегство, чтобы укрыться в Аранхуэсе. Варела не выполнил обещание Москардо пощадить сдавшихся: по крутым узким улочкам города хлынула кровь милиционеров. Многие из них предпочли сдаче самоубийство. Очаги сопротивления выжигались огнем, в госпитале Святого Иоанна Крестителя двести оставшихся в койках раненых забросали гранатами и добили штыками[303]303
  См.: John Whitaker. We Cannot Escape History. P. 113, 114.


[Закрыть]. Говорили также, что войска националистов выгнали из родильного отделения двадцать беременных женщин и расстреляли их у кладбищенской стены[304]304
  См.: Isabelo Herreros. El Alcázar de Toledo. Mitología de la cruzada de Franco. Madrid, 1995. P. 75.


[Закрыть].

Москардо – прямая тощая фигура в пропыленном мундире, – дождавшись Варелу, доложил: «Sin novedad en el Alcazar» («В Алькасаре без новостей»). Слова «sin novedad» были также паролем, обозначавшим желание присоединиться к мятежу, однако раньше полковнику не приходилось его произносить. То же самое он доложил генералу Франко и газетчикам назавтра, 29 сентября. Москардо сравнивали с великими героями-воинами средневековой Испании[305]305
  См.: Preston. Franco. P. 235.


[Закрыть].

Националисты, особенно Африканская армия, продемонстрировали в первые два месяца войны свою способность наступать, тогда как республиканская милиция не обладала ни выучкой, ни слитностью действий, чтобы эффективно действовать против дисциплинированных войск. К тому же ей отчаянно не хватало оружия и боеприпасов. Один из первых советских советников докладывал в Москву, что в августе – начале сентября 1936 года у милиции была всего одна винтовка на троих и один пулемет на 150–200 человек[306]306
  См.: РГВА 33987/3/845. С. 14, 17, 18.


[Закрыть].

В Овьедо, взятом националистами полковника Аранды хитростью, осада продолжалась вопреки хитроумным и храбрым вылазкам астурийских горняков-подрывников, dinamiteros. Забранные броней грузовики с рабочими, вооруженными самодельными огнеметами, прорывались наружу, но их оттесняли назад. На помощь осажденным двигалась из Галисии колонна полковника Мартина Алонсо.

На юге, под Андухаром, гвардейцы и фалангисты под командованием капитана Кортеса заперлись в горном монастыре Санта-Мария-де-ла-Кабеса[307]307
  Хью Томас пишет, что подчиненные Кортеса жили грабежом окрестного населения (см.: H. Tomas. La guerra civil española. P. 334).


[Закрыть]. Летчики-националисты придумали оригинальный метод сбрасывания хрупких припасов. Они крепили их к индюшкам, которые, падая, хлопали крыльями, пытаясь взлететь, играя таким образом роль живых парашютов. Осада завершилась массированным штурмом только в апреле. Оборона монастыря была не менее храброй, чем в Толедо, но националисты обошли ее вниманием, не желая, видимо, умалять славу Франко.

Несмотря на то что рабочая милиция оказалась единственным возможным ответом на генеральский мятеж, поскольку от регулярной армии почти ничего не осталось, анархисты, ПОУМ и левые социалисты, включая Ларго Кабальеро, относились к ее помощи как к должному, а не вынужденной необходимости. Существовало твердое убеждение, что боевой дух и мотивация одолеют врага, чьи войска составляли наемники Африканской армии и собратья-рабочие, которые при первой возможности дезертируют. Левые республиканцы сильно недооценивали католическое рвение мелких собственников-консерваторов Галисии, Старой Кастилии и Наварры, становившихся лучшими войсками националистов, не считая профессиональных военных из колониальных войск.

Мадридское правительство, кадровые офицеры, политики-центристы и коммунисты стали выступать за обычную армию как единственное средство сопротивления националистам. Позиция коммунистов проистекала из убеждения в действенности централизованного командования. Отсюда их призывы к «дисциплине, иерархии, организации». Эти планы «милитаризации» вызывали большое подозрение у левых социалистов, характеризовавших их как «контрреволюционные» и видевших в них тактику правительства по подчинению своему контролю рабочего движения. Анархисты отвергали их еще решительнее: для них регулярная армия была худшим проявлением государства, «организацией коллективного преступления», как они ее называли.

Оба профсоюзных объединения, НКТ и ВСТ, обеспечивали большую часть численности милиции, хотя у каждой партии были свои милицейские отряды: у левых республиканцев, у каталонской Esquerra, у ПОУМ, у коммунистов. Бойцу милиции платила 10 песет в день его местная организация; потом эта функция перешла к правительству. Это было эквивалентно заработку квалифицированного рабочего и стало тяжелым бременем для хиреющей экономики[308]308
  См.: Seidmann. A ras del suelo. P. 59–61.


[Закрыть].

Форма милиции представляла собой синий комбинезон и берет или, что чаще, пилотку с партийной эмблемой. Никаких стандартов снаряжения и вооружения толком не существовало: некоторые и через полгода войны носили только дробовики. Ухаживали за оружием из рук вон плохо: оружие почти не чистили, смазочное масло выдавалось редко – так, лишь изредка встречалась винтовка, не покрытая ржавчиной. Немногочисленные пулеметы были старыми, запчастей для них не хватало. Калибров огнестрельного оружия было такое множество, что часто в одном подразделении насчитывалось до 16 разных типов боеприпасов. Гранаты и минометы были редкостью и представляли больше опасности для тех, на чьем вооружении они имелись, чем для неприятеля, так что предпочтение отдавалось самоделкам – динамиту в банках из-под томатной пасты.

Главным недостатком милицейской системы оставалось отсутствие самодисциплины: постоянно слышались рассказы об отрядах, самовольно покидающих фронт, и солдатах, отправлявшихся на выходные в самоволки в Барселону или Мадрид. Не дремавшего на посту считали дураком, боеприпасы расходовали впустую, на пальбу по самолетам с расстояния недосягаемости, позиции утрачивались из-за повального нежелания рыть траншеи. Интересно, что недисциплинированность была заметнее всего у фабричных рабочих, уставших от ограничений и контроля, в то время как привыкшие к независимости фермеры и ремесленники не возражали против дисциплины. Часто в создавшемся положении обвиняют выборность командиров и сохранение в милиции политических группировок. Но такое положение дел не столько создавало проблемы, сколько было источником силы и явно оказывало поддержку людям, подозрительно относившимся к чужакам, создавая в милиции атмосферу взаимного доверия.