Текст книги "Гражданская война в Испании 1936–1939"

Глава 5. Роковой парадокс

Политический водоворот весны 1936 года привел к неразберихе, парализовавшей промышленность и финансы. Снизился и импорт, и выручка от продажи главных экспортных товаров Испании – цитрусовых, миндаля, вина и растительного масла[110]110
  Francisco Comín, Mauro Hernández and Enrique Llopis. Op. cit. Р. 285.


[Закрыть]. Зависимость торгового баланса страны от сельскохозяйственного производства в момент, когда самым противоречивым вопросом была именно аграрная реформа, ускоренными темпами тянула экономику на дно. Землевладельцы, столкнувшиеся с мировым падением цен и с четырехмесячными непрекращающимися осадками на западе и на юге Испании, отчаянно боролись за остатки прибыли, тогда как озлобленные батраки решительно требовали улучшения условий жизни. Счет за десятилетия, если не столетия, социальной, технологической и политической отсталости предъявлялся в наихудший момент.

Институт аграрной реформы старательно проводил переселение, но получалось это медленно из-за юридических проволочек хозяев земель. Это изматывало крестьян, решивших после победы Народного фронта на февральских выборах, что и у них появилось право диктовать свои условия. К тому же они рвались отомстить за увольнения и сокращения зарплат в последние два года и за самодовольное торжество многих землевладельцев в период правительства правого центра.

В первой половине марта безземельные батраки, braceros, стали занимать помещичьи земли в провинциях Мадрид, Толедо и Саламанка. Затем, на рассвете 25 марта, 60 тысяч безземельных крестьян захватили и принялись распахивать земли в провинции Бадахос. В следующие недели схожие акции происходили в провинциях Сасерес, Хаэн, Севилья и Кордова. Силы правопорядка, сдерживаемые памятью о Касас-Вьехас, действовали нерешительно, но это не помогло. В одном из столкновений с крестьянами в Йесте погиб гвардеец. Гражданская гвардия, называемая иногда одобрительно, иногда с горькой иронией «Benemerita», в ответ убила 17 поденщиков и еще больше ранила[111]111
  См.: M. Requena Gallego. Los sucesos de Yeste. Albacete, 1983.


[Закрыть]. В любом случае при власти Народного фронта во всей Испании менее чем 200 тысячам крестьян было передано 756 000 гектаров земли, что превышало цифры за время пребывания у власти всех предыдущих администраций при республике[112]112
  См.: Edward Malefakis. Reforma agraria y revolución campesina en la España del siglo XX. Barcelona, 1971. P. 434.


[Закрыть]. Но ни у кого из тех, кто осваивал землю, не было денег на семена и на инвентарь. Национальный аграрный банк, которому по закону полагалось решать эту проблему, так и не был создан[113]113
  Ibid. P. 331. Безработица в Испании достигала в то время 17 %, в Андалусии – 30 %. Летом 1936 г. из всего населения 24 млн человек безработных было 796 341, из них 522 079 (65 %) в деревне.


[Закрыть].

Линия социал-демократов на постепенные действия не могла ни получить поддержку рабочих, чьи ожидания были теперь слишком велики для полумер, ни убедить землевладельцев, что будут уважаться их права собственников. Весенние забастовки вспыхнули не из-за каких-то новых событий или потребностей, а с целью продемонстрировать мускулы рабочего класса. Ему приносила суровое удовлетворение мысль о том, что сбывается старая поговорка об угнетенных: «Когда Бог на небесах возжаждет быть справедливым, бедняк станет есть хлеб, а богачи – дерьмо»[114]114
  «Cuando querrá el Dios del cielo que la justicia se vuelva / y los pobres coman pan y los ricos coman mierda».


[Закрыть].

3 апреля в Мадриде собрались кортесы. Индалесио Прието предложил объявить импичмент президенту республики: он обвинял Алькала Самору в ненужном роспуске парламента, слишком буквально и узко трактуя статью 81 Конституции. Предложение было одобрено 288 голосами при всего пяти проголосовавших против, и спустя четыре дня Алькала Самора был смещен.

Меньше чем через месяц после этого, 3 мая, президентом Испанской республики избрали Мануэля Асанью. Правительство надеялся возглавить сам Прието, но его соперник Ларго Кабальеро был полон решимости не допустить этого, вообще запретив участие социалистов в правительстве. Поэтому председателем совета министров (эквивалент премьер-министра) Асанья назначил галисийского политика Сантьяго Касарес Кирогу.

В последующие дни страна содрогнулась от целой череды покушений и убийств. Первой жертвой стал судья Мануэль Педрегал, приговоривший фалангиста к 30 годам тюрьмы за убийство продавца левых газет. Потом рядом с президентом, приветствовавшим военный парад 14 апреля, в ознаменование пятой годовщины республики, взорвалась брошенная из толпы бомба. Охрана из бойцов штурмовой гвардии по ошибке открыла огонь по младшему офицеру Гражданской гвардии: завязался уличный бой между фалангистами и бойцами-штурмовиками, с убитыми и ранеными. Фаланга объявила о своей ответственности за убийство двух журналистов, Лусиано Малумбреса в Сантандере и Мануэля Андреса в Сан-Себастьяне, и социалиста капитана Карлоса Фараудо в Мадриде. 16 апреля фалангисты открыли автоматный огонь по рабочим в центре Мадрида, убив троих и ранив сорок человек.

Коммунисты тем временем создали собственную весьма эффективную военизированную организацию, «Milicias Antifascistas Obreras y Campesinas» («Антифашистская рабоче-крестьянская милиция», MAOC), социалисты – свою «Motorizada». Ношение оружия подразумевалось само собой – до такой степени, что у депутатов кортесов требовали при входе в здание парламента сдавать личное оружие. В Барселоне, более спокойной, чем Мадрид, pistolero из анархистской ФАИ застрелил братьев Мигеля и Жозепа Бадиа, ведущих деятелей «Estat Catala».

Риторика Ларго Кабальеро стала еще более резкой: его заявление, что «революция, которой мы хотим, может быть только насильственной», было воспринято организацией социалистической молодежи как ленинская стратегия. 1 мая консерваторы, трепеща, наблюдали с балконов и из-за опущенных гардин за многолюдным праздничным шествием на улицах и площадях центра Мадрида. Они с растущей тревогой смотрели на красные знамена, плакаты, огромные портреты Ленина, Сталина и Ларго Кабальеро, слушали пение демонстрантов, требовавших образования пролетарского правительства и народной армии. Но их пугали не только эти очевидные политические символы. Рабочие на улицах демонстрировали необычную уверенность – или, с точки зрения их противников, наглость. Даже нищие просили милостыню уже не ради Бога, а во имя революционной солидарности, а осмелевшие девушки высмеивали пуританские условности. 4 мая Примо де Ривера заклеймил из тюремной камеры Народный фронт, заявив, что им управляют из Москвы, что он поощряет проституцию и подрывает семью. «Разве не доносится до вас сегодня крик испанских девушек: “Дети – да! Мужья – нет!”?»[115]115
  «¿No habéis oído gritar las muchachas españolas estos días “¡Hijos, sí; maridos, no!”?» Jose Antonio Primo de Rivera. Carta a los militares de España // Obras completas. P. 669–674.


[Закрыть]

Прието обличал «революционный инфантилизм» левых и предостерегал, что уличные беспорядки и поджоги церквей рано или поздно принудят средний класс поддержать военный мятеж. Этому была отчасти посвящена его длинная речь 1 мая в Куэнке[116]116
  Indalecio Prieto. Discursos fundamentales. Madrid, 1976. P. 272, 273.


[Закрыть]. Другой вожак социалистов, Хулиан Бестейро, профессор логики в Университете Алькала-де-Энареса, пытался предупредить свою партию, что Испания 1936 года – это не Россия 1917-го и что испанская армия не взбунтуется, в отличие от царских войск, уставших от долгой страшной войны. Он был прав, но после левого выступления в октябре 1934 года почти наверняка было слишком поздно ожидать от обеих сторон возвращения к парламентской демократии.

Той бурной весной анархо-синдикалистская НКТ пыталась найти работу для своих безработных членов, конкурируя с социалистическим ВСТ. Но анархисты-пуристы из ФАИ осудили это как реформизм. По их убеждению, иметь дело с капиталистическим обществом было равносильно продажности. Так или иначе, угроза военного выступления начинала сплачивать синдикалистов и членов ФАИ. 1 мая НКТ провела свой национальный съезд в Сарагосе, «втором городе анархизма». На нем была подтверждена традиционная позиция – «нет» соглашению с любыми политическими партиями; при этом все внимательно выслушали доводы Ларго Кабальеро в пользу союза ВСТ и НКТ. Ни он, ни анархисты не понимали, что именно в этом и состоит тайная стратегия коммунистов.

При своей ограниченной боевитости испанская компартия все же была более организованной и дисциплинированной силой, чем другие партии, и обладала твердой волей. Молодые коммунисты восхищались этим, считая единственным способом добиться целей рабочего класса. Коммунистам мало было одного Народного фронта, они стремились к объединению всех партий и союзов рабочего класса, чтобы те помогли им взять власть. Ларго Кабальеро, старому профсоюзнику без воображения, не понимавшему таких вещей, было невдомек, что Альварес дель Вайо, самый его доверенный советник, впоследствии назначенный им министром иностранных дел, тесно сотрудничает с агентом Коминтерна Витторио Кодовильей. Готовился переход всей социалистической молодежи под эгиду Испанской коммунистической партии в обмен на обещанную власть и с той аргументацией, что только коммунисты обладают профессионализмом и международной поддержкой, чтобы победить фашизм.

Этторе Ванни, крупный деятель Итальянской компартии, работавший тогда в Испании, говорил, что коммунистическая дисциплина насаждалась с фанатизмом, отчасти дегуманизировавшим самих коммунистов, но при этом составлявшим их несомненную силу. Нерушимая вера в «научный социализм» убеждала молодых коммунистов в неизбежности конечного торжества марксизма. По их мнению, единственным путем к достижению торжества идеалов был абсолютный контроль над властью.

Испанские коммунисты находились под сильным влиянием их собственных представлений о Русской революции, в которой они видели сочетание романтического героизма и бескомпромиссного отказа от всякой сентиментальности ради построения лучшего, по их мнению, будущего. Себя они воображали единственной силой, способной правильно руководить массами. Любой колеблющийся, задававший вопросы, объявлялся слабаком и мелким буржуа, а то и предателем мирового пролетариата. Страхи либертарианцев они приписывали разлагающему влиянию власти и дилетантской суете накануне схватки с безжалостным врагом. Среди откликнувшихся на коммунистический зов был глава организации социалистической молодежи Сантьяго Каррильо: он стал почти всесильным, слив социалистическое и коммунистическое молодежные движения в единую Juventud Socialista Unificada. Когда разразилась гражданская война, Каррильо подчинил всех ее 200 тысяч членов коммунистическому контролю, предприняв в хаосе борьбы отлично продуманный маневр.

В Каталонии коммунисты вошли в «Unio Socialista», каталонское отделение ИСРП и Каталонской пролетарской партии, создав вместе с ними ОСПК (Объединенную социалистическую партию Каталонии), тоже вскоре перешедшую под полный контроль коммунистов. Что касается коммунистов-последователей Троцкого, то они в 1935 году объединились в ПОУМ (Рабочую партию марксистского объединения) под руководством Хоакина Маурина. В Басконии (Эускади[117]117
  Эускади – одно из названий Страны Басков. (Прим. ред.)


[Закрыть]) был наконец-то принят автономный статус, в Галисии этот же статус был одобрен огромным большинством 28 июня[118]118
  Явка была необычайно высокой, 70 %, «за» был подан миллион голосов, «против» – чуть более 6 тыс.


[Закрыть].

В начале лета 1936 года в Европе была напряженная обстановка. Гитлер вопиющим образом нарушил положение Версальского договора о демилитаризации Рейнской области. Одновременно он оказывал давление на австрийского канцлера Курта фон Шушнига в рамках своей стратегии подготовки аншлюса. Муссолини вторгся в Абиссинию и открыто рассматривал возможность расширения своих новых владений в Северной Африке. Во Франции на выборах победил Народный фронт, новое правительство возглавил Леон Блюм, но, судя по реакции правых, Франции тоже грозил острый политический кризис.

В Испании с начала лета усилилось политическое насилие и стачечная волна. 1 июня ВСТ и НКТ призвали к забастовке всех строительных рабочих, механиков и операторов лифтов. На распорядителей 70-тысячной демонстрации забастовщиков напали фалангисты, забастовщики принялись громить продовольственные лавки, пришлось вмешаться силам порядка. В начале июля ВСТ согласился на арбитраж, НКТ – нет. Члены НКТ отреагировали на атаки фалангистов ответным насилием, убив в кафе троих телохранителей Примо де Риверы. Правительство закрыло центры НКТ в Мадриде и арестовало лидеров стачки Давида Антона и Сиприано Меру. Позднее, в гражданскую войну, Мера выдвинулся как самый эффективный командир анархистов.

В середине июня насильственные действия анархистов и социалистов в Малаге были осуждены руководством НКТ и ВСТ; в деревне объявили забастовку 100 тысяч батраков – членов НКТ. 16 июня Хиль-Роблес заявил в кортесах, что с 17 февраля было сожжено 170 церквей, совершено 269 убийств, 1287 человек получили ранения. Количество всеобщих забастовок достигло 133, локальных – 216. Правда, его статистика бралась из такого далеко не беспристрастного источника, как «El Debate», однако Испания все больше производила впечатление совершенно неуправляемой страны[119]119
  См.: Pedro Gómez Aparicio. Historia del periodismo español. Madrid, 1981. Vol. Iv. P. 467. По мнению Г. Джексона, количество сгоревших церквей, учитывая, что они были каменными, очень завышено. В некоторых случаях люди просто поджигали на ступеньках стопки газет в знак протеста (Gabriel Jackson. República española y la guerra civil. Barcelona, 1976. P. 202, 203).


[Закрыть].

Кальво Сотело поддержал Хиль-Роблеса списком обвинений против правительства и пригрозил, что Испанию будут спасать от анархии солдаты-патриоты. Когда он перешел к личным нападкам, председатель кортесов заставил его взять свои слова назад. Его намерение заключалось, без сомнения, в том, чтобы создать впечатление полнейшего беспорядка. Вал оскорблений и обвинений с обеих сторон служил подтверждением того, что парламентское правительство окончательно обессилело.

Напор черной пропаганды был так велик, что ныне трудно разобраться, кто был больше достоин доверия. Так, правые утверждали, что левые распространяют слухи, будто монахини раздают детишкам отравленные сладости, а левые – что правые сами сеют эти слухи для провоцирования антиклерикальных эксцессов. Правая пресса то и дело сравнивала Асанью с Керенским, а Примо де Ривера напоминал армии о судьбе царского офицерства[120]120
  См.: José Antonio Primo de Rivera. Obras completas. P. 645–653. Это странные параллели, потому что если верить им, то генералу Франко должно было бы повезти так же мало, как генералу Корнилову, чей провалившийся мятеж ускорил большевистскую революцию.


[Закрыть].

В 1936 году в испанской армии служило приблизительно 100 тысяч человек. Около 40 тысяч из них, обстрелянные и умелые воины, находились в Марокко; от остальных, расквартированных в метрополии, было мало проку. «В Испании, – пишет один историк, – не хватило бы боеприпасов даже для одного дня боев, военное производство пребывало в хаосе, почти не было бронемашин, противотанковых и зенитных орудий»[121]121
  Gabriel Cardona. Las operaciónes militares // La guerra civil española 50 años después. M. Tuñón (ed.). Barcelona, 1985. P. 205.


[Закрыть]. Несколько тысяч солдат хронически оставались без обмундирования, еще большее количество никогда не обучалось обращению с оружием. Призывники часто использовались офицерами как бесплатная домашняя прислуга.

Слабая военная эффективность армии не мешала в прошлом прибегать к «пронунсиаменто», а недавние бои в Астурии не заставляли готовящих мятеж офицеров задуматься о возможности противодействия[122]122
  Большую часть заговоров организовывали члены Испанского военного союза (UME), основанного в 1933 г. капитаном Барбой Эрнандесом (осуждавшим Асанью в деле Касас-Вьехас) и фалангистом подполковником Родригесом Тардучи. UME состоял из офицеров на действительной службе и отставных. Они представляли не более 10 % офицерского корпуса, но поддерживали прекрасные отношения с карлистами, Renovación Española, Juventudes de Accion Popular, Фалангой и генералами-заговорщиками. UME не принял участия в смехотворном путче, намечавшемся полковником Варелой на 19 апреля. Варелу посадили в тюрьму в Кадисе, поддержавшего его генерала Оргаса отправили в Лас-Пальмас (Carlos Blanco Escolá. Falacias de la guerra civil. Un homenaje a la causa republicana. Barcelona, 2005. P. 72).


[Закрыть]. Правительство Асаньи, сознавая угрозу, не принимало против нее эффективных мер. Сразу после выборов оно скоропалительно и необдуманно решило отправить самых подозрительных генералов подальше от столицы: генерал Франко был удален на Канарские острова, генерал Годед – на Балеарские. В век авиации это вряд ли можно было считать настоящей ссылкой. Кроме того, от Лас-Пальмаса недалеко до Марокко, а от Майорки – до Барселоны. Генерал Эмилио Мола, главный организатор заговора, известный в дальнейшем как «Директор»[123]123
  Санхурхо был известен как «Босс», el Jefe, Валентин Галарса – как «Técnico».


[Закрыть], уехал военным губернатором в Памплону, вотчину карлистов, откуда готовы были выступить 8 тысяч «рекетес».

Мола, раньше служивший в Марокко и готовивший к мятежу тамошний гарнизон, вернулся на материк и по пути в Памплону остановился в Мадриде. Между 5 и 12 марта он встречался с другими главными заговорщиками: Оргасом, Годедом, Понте, Кинделаном, Саликетом, Франко, Варелой, Галарсой, Фанхулем и Родригесом дель Баррио. Мола сказал Годеду, что составляет «поручения и директивы, чтобы сначала удался заговор, а потом при необходимости – выступление»[124]124
  Felix Maiz. Mola, aquel hombre. Barcelona, 1976. P. 62–64.


[Закрыть]. Первый план, в котором фигурировали Варела и Оргас, провалился, потому что генеральный секретарь Испанской компартии Хосе Диас открыто зачитал секретный документ заговорщиков и принудил правительство к действиям.

25 мая Мола, близорукий и педантичный военачальник, бесивший коллег излишней осмотрительностью, разослал свою «Instruccion reservada no.1». Из нее следовало, что при перевороте должны объединиться вооруженные силы и поддерживающие их невоенные группировки. Расчет делался, естественно, также на фалангистов, «рекетес» и других правых. Номинальным главой мятежа назначался генерал Хосе Санхурхо, прозванный «львом Рифа» и прославившийся высадкой в заливе Альхусемас в 1925 году, приведшей к разгрому Абд аль-Крима. Этот грузный, довольно тщеславный человек происходил из рода офицеров-карлистов, воевавших с либералами в XIX веке.

В его подчинении оказался самый, без сомнения, талантливый из колониальных «офицеров-африканцев» – Франсиско Франко Баамонде[125]125
  Полное имя генерала еще длиннее – Франси́ско Паули́но Эрменехи́льдо Тео́дуло Фра́нко Баамо́нде. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Сын флотского казначея из Ферроля, он поступил в сухопутную армию из-за нехватки вакансий в военном флоте. Он был трудолюбивым курсантом, но в пехотной академии не блистал: был выпущен под номером 251 из 312 кандидатов. Однако в Северной Африке Франко быстро продвинулся по службе в Иностранном легионе, созданном по лекалу знаменитого французского аналога.

В отличие от своих бравых солдат сам Франко не выглядел молодцеватым воякой: он был пузатым коротышкой с тонким голосом, предметом шуток сослуживцев, называвших его уменьшительными прозвищами comandantin и Franquito[126]126
  Подробности военной карьеры Франко см. в: Paul Preston. Franco, caudillo de España. Barcelona, 1994; и в полной критики книге: Carlos Blanco Escolá. La incompetencia militar de Franco. Madrid, 2000. P. 21.


[Закрыть]. Рано произведенный в генералы, без сомнения храбрый, он, однако, был чрезвычайно осторожен при планировании предстоящих действий. Своей сдержанностью весной 1936 года он наводил многих соратников на подозрение, что не желает примыкать к мятежу по причине ненависти к нему левых после подавления астурийской революции. Франко не отличался экспансивностью и редко выдавал свои мысли: в то время он не проявлял религиозности, а в легионе был известен отсутствием острого интереса к женщинам. Но одна страсть у него, впрочем, была – глубокий антикоммунизм и приверженность к чтению журналов на тему большевистской угрозы[127]127
  См. также: Juan Pablo Fusi. Franco. Madrid, 1985. P. 26; Herbert R. Southworth. El lavado de cerebro de Francisco Franco. Barcelona, 2000. P. 187 f.


[Закрыть].

Триумвират Санхурхо – Мола – Франко был поразительно контрастным. Затем к нему примкнул вдруг весьма эксцентричный персонаж, генерал Кейпо де Льяно, считавшийся заядлым масоном и республиканцем, так как участвовал в провалившемся заговоре против монархии в 1930 году.

Тем временем союзников в армии искали левые. Для этих целей у них было там свое тайное общество Unión Militar Republicana Antifascista (UMRA), однако его члены служили в основном в штурмовой и в президентской гвардии[128]128
  Организация возникла в конце 1935 г., ее вдохновителем был капитан Диас Тендеро, погибший впоследствии в концентрационном лагере Маутхаузен.


[Закрыть]. Они были связаны по большей части с социалистической ИСРП, но в организацию пытались проникнуть и коммунисты в лице Висенте Урибе и Энрике Листера.

В начале июля 1936 года группа из 200 членов UMRA готовила так называемую «операцию Ромералес» – план похищения или убийства лидеров мятежа в Марокко, но 8 июля Касарес Кирога узнал об этом плане и немедленно его прекратил. Главари UMRA встретились с главой правительства, предупредили его о заговоре военных, готовящемся на 16 июля, и назвали фамилии участников: Годед, Мола, Фанхуль, Варела, Франко, Аранда, Алонсо Вега, Ягуэ и Гарсиа Валиньо. Однако Касарес Кирога заверил их, что ни малейшей угрозы мятежа не существует[129]129
  Julio Busquets, Juan Carlos Losada. Op. cit. P. 63 f.


[Закрыть].

Политизированность молодого левого офицерства вылилась в крупнейший инцидент перед мятежом: 12 июля фалангист убил лейтенанта штурмовой гвардии, известного члена UMRA Хосе Кастильо Серию. Это было уже второе убийство офицера-социалиста. Несколько его товарищей, в том числе капитан гражданской гвардии Фернандо Кондес и социалист Викториано Куэнка, решили отомстить. Сначала они явились домой к Антонио Гойкоэчеа, главе монархистской «Renovation Espanola». Не застав его, они наведались к Хиль-Роблесу, но тот уехал в Биарриц. Глубокой ночью они вломились в квартиру Кальво Сотело на улице Веласкеса и приказали ему одеться и следовать за ними. Сотело был застрелен в автомобиле, тело выбросили у ворот восточного городского кладбища.

Гневу правых не было предела, хотя собственно правительство не имело отношения к убийству. Те, кто скоро назвался «националистами», всегда твердили, что убийство Кальво Сотело стало последней каплей. Но это не так: к моменту этого убийства в Мадриде гражданские заговорщики Лука де Тена, Хуан де ла Сиерва и Луис Болин арендовали в Лондоне на деньги Хуана Марча самолет марки «Havilland Dragon Rapid», и он уже летел в Лас-Пальмас за генералом Франко, чтобы доставить его в Касабланку, а оттуда в Тетуан, в Африканскую армию. Кроме того, Мола отдал развернутые приказы с инструкциями о начале мятежа между 10 и 20 июля. Фалангисты уже несколько месяцев тайно координировали свои действия с мятежными офицерами, ожидая, когда прозвучит пароль «Ковадонга» – затрагивающее глубинные чувства название места, откуда некогда началась испанская Реконкиста. 29 июня Примо де Ривера сумел передать из своей тюремной камеры приказ Испанской Фаланге присоединиться к мятежу.

С другой стороны, националисты могут настаивать на том, что личная непричастность членов правительства к убийству вожака оппозиции полицейскими чинами не имеет значения. Они восставали не против избранной власти, а против ее полного отсутствия, наглядно продемонстрированного убийством Кальво Сотело. Хотя подготовка к мятежу уже шла полным ходом, убийство Кальво Сотело сделало сторонниками мятежников гораздо больше людей, чем их насчитывалось прежде.

Несмотря на все признаки приготовления к их свержению, лидеры республики никак не могли поверить в страшную правду. Поведение Асаньи и Касареса Кироги отчасти походило на поведение Чемберлена перед лицом гитлеровской угрозы. Похоже, президент республики утратил всякое политическое чутье. Моменты уныния сменялись у него всплесками эйфории. Он и Касарес Кирога не желали слушать даже предостережения верных республике генералов, Прието, депутата-коммунистки Долорес Ибаррури, прозванной «Пассионария», пытавшейся рассказать Касаресу Кироге о приготовлениях Молы в Памплоне. Глава правительства упорно твердил, что «Мола верен республике». Величайший парадокс либеральной республики в лице ее правительства заключался в том, что она не смела защищаться от собственной армии, не вооружила рабочих, отдавших за нее свои голоса.

Несмотря на крайне напряженную атмосферу третьей недели июля, жизнь двигалась привычной колеей. Средний класс по традиции отправлялся в отпуска. Совсем немногие из этих людей догадывались, что само их существование зависит от того, уедут ли они куда-нибудь (и куда именно) или останутся дома.