Текст книги "Хрущев убил Сталина дважды"

Третья встреча. Ноябрь 1949 г.

В ноябре 1949 года я поехал в Москву в третий раз. По пути в Советский Союз я ненадолго остановился в Будапеште, где встретился с Ракоши, который очень сердечно принял меня и поинтересовался экономическим положением Албании, враждебной деятельностью титовцев и борьбой греческих демократических сил. Говорили мы по-товарищески, обменивались мнениями по ряду вопросов, и он, насколько я помню, ввел меня в курс положения в Венгрии.

По пути в Москву я остановился в Киеве. Там меня встретили исключительно хорошо.

В Москве меня встретили Лавреньтев, маршал Соколовский, Орлов и другие военные и гражданские деятели. Затем я встретился с Маленковым, с которым имел первую короткую беседу.

Маленков сказал мне, что при желании и возможности я мог записать вопросы, которые я думал поставить во время переговоров, с тем чтобы ему легче было передать их товарищу Сталину.

– Затем, – сказал он, – будем ждать ответа от товарища Сталина, поедете ли вы, товарищ Энвер, в город Сухуми, где он находится для отдыха, лично поговорить с ним, или же вы будете беседовать с каким-нибудь другим товарищем из советского руководства, которого рекомендует Иосиф Виссарионович.

Вечером я записал вопросы, которые я думал поставить во время беседы, и передал их Маленкову. Сталин попросил, чтобы я отправился в Сухуми поговорить с ним. Так мы и сделали.

Встретился я со Сталиным в саду дома, где он отдыхал; замечательный сад, усаженный фруктовыми деревьями и бордюрами самых различных цветов по обеим сторонам дорожек и аллей. Увидел я его издалека, шагал он медленно, немного сгибаясь вперед, с руками за спиной.

Как всегда, он принял меня очень сердечно и вел себя со мной совершенно по-товарищески. Выглядел очень хорошо.

– Весь день я гуляю, – сказал он, – только во время еды видит меня дом.

Обрадовавшись тому, что снова увидел его и что он выглядел так хорошо, я поздравил его:

– Да живите еще сто лет, товарищ Сталин!

– Сто? – сказал он, прищурившись, и усмехнулся. – Это мало. У нас в Грузии имеются старики, которым 145 лет, и они еще живы.

– Еще сто лет, товарищ Сталин, так поздравляет наш народ, еще других сто лет! – сказал я.

– Так хорошо! – сказал он, находясь в отличном расположении духа. – Это хорошо, я согласен.

Мы засмеялись.

Переговоры, в которых участвовали только товарищ Сталин и я (как и наш переводчик Стерьё Дьогореци), проходили на балконе. Было 9 часов вечера по московскому времени. Сталин был в кепке, коричневом шарфе, одежде из шерсти, тоже коричневого цвета.

Прежде чем начать переговоры, я учтиво снял шляпу и положил ее на вешалку, но он сказал мне:

– Не снимай шляпу.

Я возразил, но он настаивал на этом, боясь, как бы я не простудился от влажности, и наказал своему провожатому принести мне мою шляпу.

Во время этой незабываемой встречи мы обсудили с товарищем Сталиным ряд вопросов.

Помимо всего другого, мы говорили о тяжелом положении, сложившемся в Коммунистической партии Югославии после измены Тито, об антимарксистской, националистской и шовинистической политике, проводимой титовской кликой в отношении Албании и других стран народной демократии. Я говорил особенно о положении албанского населения Косово и других краев Югославии.

– Своей линией в отношении Косово и других заселенных албанцами краев Югославии, – сказал я товарищу Сталину, – Коммунистическая партия Югославии с самого начала Антифашистской борьбы и вплоть до освобождения, а тем более после освобождения, занимала и занимает шовинистические и националистские позиции. Если бы Коммунистическая партия Югославии стояла на прочных марксистско-ленинских позициях, то она должна была еще во время Антифашистской национально-освободительной борьбы придавать особое значение вопросу об албанском населении в Югославии, ибо речь шла о большом по численности нацменьшинстве, проживающем у самых албанских границ. В первые годы войны мы считали, что вопрос о будущем Косово и других албанских краев в Югославии не должен был быть поднят во время войны, что албанцы Косово и других албанских краев должны бороться против фашизма в рамках Югославии, а после войны вопрос этот должен был быть решен обеими братскими партиями, народно-демократическими режимами, которые установятся в Албании и Югославии, самим тамошним албанским населением.

Главный вопрос заключался в том, чтобы албанцы Косово и других краев Югославии были уверены и убедились, что, борясь с фашизмом плечом к плечу с народами Югославии, после победы будут свободными и им будут созданы возможности самим определить свое будущее, т. е. самим решить: присоединиться к Албании или же остаться в пределах Югославии, как народность с особым статусом.

Еще в самом начале войны мы выразили югославским руководителям наше мнение о том, что им надо было мобилизовать албанское население в патриотическом духе, разрешить ему наряду с югославским флагом иметь и албанский флаг, думать о более широком участии албанцев в органах новой власти, которая будет создана в ходе войны, поддерживать и развивать у албанцев как высокое чувство любви к Албании, их Родине, так и чувство братства в отношении справедливой борьбы народов Югославии, установить и укрепить теснейшее сотрудничество албанских отрядов Косово с Национально-освободительной борьбой нашей страны при условии, чтобы отряды Косово и других краев были связаны и действовали под руководством Генерального штаба Югославской национально-освободительной армии, и т. д.

– Однако, как показала жизнь, – продолжал я излагать свое мнение товарищу Сталину, – югославскому руководству эти справедливые и законные требования были не по душе, поэтому оно не только делало туманные заявления по вопросам принципиального характера, но Тито как нас, так и тех югославских товарищей, которые считали наши требования справедливыми, обвинял в «националистском уклоне».

Шовинистическая и националистская политика югославского руководства в Косово и в других заселенных албанцами краях еще больше интенсифицировалась после войны, несмотря на демагогию и принятые некоторые полумеры, каким было открытие какой-либо албанской школы на первых порах.

Все-таки в первые послевоенные годы мы еще считали Коммунистическую партию Югославии братской партией и надеялись, что вопрос Косово и других албанских краев будет правильно разрешен, как только наступит подходящий момент.

Мы думали, что момент этот наступил с подписанием договора с Югославией, и тогда я изложил Тито этот вопрос. Тито спросил меня, что я думал о Косово. «Косово и другие заселенные албанцами края Югославии, – сказал я ему, – это албанские земли, которые великие державы несправедливо отняли у Албании; они принадлежат Албании и должны быть возвращены Албании. Теперь, когда оба мы – социалистические страны, существуют условия для правильного разрешения этого вопроса». Тито ответил мне: «Я согласен, мы этого хотим, но до поры до времени ничего не можем сделать, ибо сербам это трудно понять». «Если они не понимают этого сегодня, – сказал я, – то они должны понять его завтра».

В этот момент товарищ Сталин спросил меня, с каких пор я знаком с Тито и с другими югославскими руководителями. Ответив ему, что я познакомился с ними после войны, когда впервые находился с визитом в Белграде в 1946 году, я добавил:

– Проблема Косово и албанского населения, проживающего в других краях Югославии, вопрос его будущего остается вопросом, который должен быть решен самим населением Косово и других краев. Однако мы, со своей стороны, никак не вмешиваясь во внутренние дела Югославии, никогда не перестанем поддерживать права своих кровных братьев, проживающих в Югославии.

Наконец я сказал товарищу Сталину, что насчет этого вопроса мы обратились к ним с письмом.

– Ваше письмо я прочитал, – ответил мне товарищ Сталин. – Я разделяю ваше мнение о том, что вопрос о его будущем решает и решит само население Косово.

Тито, помимо своей антимарксистской политики в отношении Косово, – отметил далее товарищ Сталин, – добивался и аннексии самой Албании. Это стало очевидно, когда Тито пытался перебросить в Албанию свои дивизии. Мы пресекли такой акт…

А теперь Тито обвиняет нас, советских, в том, будто мы вмешиваемся во внутренние дела Югославии, будто мы хотели напасть на Югославию! – прибавил Сталин с улыбкой, в которой сквозили и раздражение и глубокая ирония. – Нет, мы никогда этого не хотели и нам даже и в голову не приходит такое, ибо мы марксисты-ленинцы, мы социалистическая страна, и не можем поступать так, как думает и поступает Тито.

Я думаю, – отметил далее товарищ Сталин, – что мы, как марксисты-ленинцы, и впредь должны бичевать антимарксистские действия и взгляды Тито и югославского руководства, но, подчеркиваю, мы никак не должны вмешиваться в их внутренние дела. Это было бы не по-марксистски. Вопрос этот должны рассмотреть югославские коммунисты и югославский народ; им решать дела сегодняшнего и будущего своей страны. В этих же рамках рассматриваю я и вопрос Косово, как и остального проживающего в Югославии албанского населения. Мы ни в коем случае не должны дать повод обвинять нас в том, будто мы стремимся к распаду Югославской Федерации. Это щекотливый момент и к нему нужно подойти очень осторожно, ибо Тито, говоря: «Вот они добиваются расчленения Югославии», не только сколачивает реакцию, но и старается расположить к себе патриотически настроенные элементы.

Что касается ситуации в Албании, – подчеркнул далее товарищ Сталин, – с точки зрения международной, она определена совещанием трех министров иностранных дел: Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Советского Союза. Вам известны заявления Хэлла, Идена и Молотова по этому поводу. Большая шумиха поднимается о том, будто Югославия, Греция и др. нападут на Албанию, но это дело не легкое ни для них, ни для какого-либо другого врага… Вам следует иметь в виду документы трех министров иностранных дел, и время от времени, в подходящие моменты, ссылаться на них, чтобы напомнить о них «друзьям».

Зато внутреннюю ситуацию необходимо постоянно и во всех отношениях укреплять, ее нужно неуклонно укреплять. Это главное, – сказал он и спросил меня: – Есть ли у вас руководимые Министерством внутренних дел силы обороны для борьбы с бандами контрреволюционеров и подавления вылазок внутренней реакции?

– Да, – ответил я. – Эти силы, состоящие из сыновей народа, проделали достойную похвалы работу особенно в первые годы для чистки страны от банд преступников, скрывавшихся в горах врагов и засылавшихся извне диверсантов. В тесном сотрудничестве с народом наши вооруженные силы все лучше выполняют свои обязанности, а партия и народная власть заботились и заботятся о том, чтобы они были возможно лучше подготовлены и вооружены.

– Вы постоянно должны держать эти силы наготове, чтобы справиться как с контрреволюционными группами, так и с возможными бандитами, – посоветовал мне товарищ Сталин.

* * *

Вся эта встреча прошла в теплой, радостной, весьма задушевной обстановке. После беседы, которую мы с глазу на глаз имели с товарищем Сталиным, пошли ужинать. В прихожей, перед входом в столовую, мы повесили пальто и шляпы. В столовой был длинный стол; она была обита деревянной панелью, и то здесь, то там находились столы для подачи блюд и напитков. На ужине были и два советских генерала – провожатый Сталина и еще другой, который сопровождал меня. Сталин беседовал с нами, расспрашивал нас, шутил с нами и с двумя генералами. Когда мы сидели за столом, он подшучивал и над блюдами. Ужин был очень интересным. Никаких официантов не было. Девушка приносила все блюда в закрытых посудах, чтобы они не остывали; она ставила тарелки на стол и уходила. Сталин поднимался, сам брал блюдо, стоя отрезывал куски куриного мяса, затем садился и продолжал шутить.

– Начнем есть, – обратился он ко мне. – Чего ждешь, – сказал он, – не думаешь ли, что придут официанты обслуживать нас? Вот у тебя тарелки, возьми, сними с них крышку и начинай есть, а то останешься ни с чем.

Он опять от всего сердца засмеялся своим смехом, который радовал и веселил душу. Время от времени он брал стакан и поднимал тост. В один момент работавший при нем генерал, увидев, что Сталин собирался взять другой напиток со стола, хотел было не дать ему это делать и попросил его не смешивать напитки. Он поступал так, потому что обязан был заботиться о Сталине. Сталин засмеялся и сказал ему, что это ничего. Но, когда генерал стал настаивать на своем, Сталин сказал ему как-то сердито, но и шутливо:

– Оставь нас в покое, ишь ты, пристал ко мне словно Тито! – И взглянул мне прямо в глаза, смеясь.

Все мы засмеялись.

К концу ужина он указал мне фрукт и спросил:

– Пробовал это?

– Нет, – сказал я, – не пробовал; как его кушать?

Он назвал его, это был фрукт из Индии или тропиков, взял, очистил его и передал мне.

– Попробуй, – сказал он мне. – Руки у меня чистые.

И мне вспомнился хороший обычай наших людей из народа, которые вот так, в ходе беседы, чистят яблоко и подают его гостю…

На этой незабываемой встрече с товарищем Сталиным, как в ходе беседы во дворе, так и во время ужина, мы в глубоко товарищеском духе говорили также о проблемах экономического и культурно-бытового развития нашей страны.

Сталин, как и на всех других встречах, в деталях поинтересовавшись нашим экономическим положением, развитием новой Албании вообще, дал мне ряд ценных советов, которые всегда помогали и помогают нам в нашей работе.

Я в общих чертах ознакомил товарища Сталина с положением наших дел, говорил ему как об успехах, достигнутых нами в выполнении планов, так и о ряде трудностей и недостатков, которые мы знали и с которыми мы боролись, чтобы преодолеть их.

– …В нашей стране имеются неэксплуатированные горные богатства. Группа ученых и геологов, которую пошлет в этом году к нам Советское правительство, даст нам новые данные о месторождениях и количестве этих богатств… Но мы отдаем себе отчет в том, что необходимы большие капиталовложения для максимальной активизации добычи этих продуктов. Пока что это невозможно сделать имеющимися у нас силами и средствами. Большую часть кредитов, предоставленных нам Советским правительством и странами народной демократии, мы использовали для улучшения в какой-то мере эксплуатации существующих месторождений. Вследствие этого, с одной стороны, мы не можем как следует эксплуатировать уже выявленные и подлежащие выявлению подземные богатства, такие как хром, медь и нефть, а с другой, мы не можем быстрыми темпами развивать остальные отрасли промышленности.

Наше Политбюро изучило этот вопрос, представляющий огромный интерес для будущего нашего народа, и пришло к выводу, что у нас пока нет внутренних средств, как и возможностей вполне самостоятельно проводить эту работу. В связи с этим нам хотелось бы узнать и ваше мнение о том, находите ли вы правильным создание совместных албанско-советских компаний в нефтяной, медной и хромовой промышленности? Подобную программу мы можем представить и Совету Экономической Взаимопомощи, но, прежде чем сделать это, нам хотелось бы знать ваше мнение, товарищ Сталин.

Товарищ Сталин сказал мне, что с образованием совместных албанско-советских компаний он не согласен, и объяснил мне, что кое-какие шаги, предпринятые вначале в этом направлении с отдельными странами народной демократии, они сочли ошибочными и отказались от них.

– Мы, – сказал он далее, – будем помогать вам как сегодня, так и в будущем, посылая к вам людей и предоставляя вам все остальное в больших размерах, чем до сих пор. Практически теперь мы можем больше помогать вам, ведь наш нынешний пятилетний план осуществляется успешно.

Я поблагодарил товарища Сталина за оказанную помощь, как и за помощь, которая будет оказана нам в будущем.

– Поблагодари меня, когда помощь будет доставлена вам, – сказал он мне, улыбаясь, а затем спросил:

– На чем у вас работают поезда, на нефти или на угле?

– В основном на угле, – сказал я ему, – но полученные нами новые типы локомотивов работают на нефти.

– Вы перерабатываете нефть? Как у вас с нефтеперегонным заводом? – спросил он меня дальше.

– Сейчас мы строим новый нефтеперегонный завод с советским оборудованием, – ответил я ему. – В предстоящем году будут установлены машины.

– А уголь у вас есть?

– Есть, – сказал я ему, – причем геологические данные показывают, что наши перспективы в этой отрасли хорошие.

– Вы должны работать над выявлением и добычей как можно больших количеств угля, – посоветовал мне товарищ Сталин. – Он очень нужен для развития промышленности и экономики в целом, так что уделяйте ему внимание, а то без него вам трудно будет.

Как и на всех других встречах, товарищ Сталин проявил особое внимание и интерес к положению нашего крестьянства, к развитию сельского хозяйства, к политике нашей партии в этой важной отрасли. Он спросил меня, как у нас дела с хлебами и какие семена зерновых мы используем.

Я сказал товарищу Сталину, что мы из года в год стараемся увеличивать производство зерна, но пока проблема с продовольствием остается, и нам надо прилагать еще больше усилий к обеспечению народа хлебом.

Товарищ Сталин спросил:

– Климат у вас хороший?

– Хороший, – сказал я ему.

– Да, да, – подтвердил он, – у вас все произрастает. Важно и то, что ты сеешь. Вы, – посоветовал он мне, – должны отбирать хорошие семена; в этом деле обращайтесь к нам за помощью. В дальнейшем вы должны подготавливать много агрономов, потому что Албания страна аграрная, а сельское хозяйство развивается трудом и на основе глубоких научных знаний. Пошлите к нам, – добавил он, – и агронома для отбора семян.

Затем он спросил:

– Как у вас с хлопком? Заинтересован ли крестьянин в выращивании его?

Я сказал товарищу Сталину, что относительно этой технической культуры от прошлого мы не унаследовали никаких традиций, а теперь мы из года в год увеличиваем площадь под хлопком. Это необходимо потому, что, помимо всего другого, строящийся у нас текстильный комбинат будет работать на нашем хлопке.

– Вы должны поощрять крестьянина выращивать его, – посоветовал мне товарищ Сталин, – закупая у него хлопок по более высокой цене. Крестьянин, пока в его сознании еще не укоренена социалистическая идеология, не дает тебе свой продукт так легко, не зная заранее, какова польза ему от этого.

В продолжение беседы он спросил меня:

– Имеются ли у вас целинные, необработанные земли?

– Имеются, – ответил я, – как на холмах и в горах, так и в равнинных местностях. Особенно болота и трясины – тяжелая язва как для сельского хозяйства, так и для здоровья народа.

Я добавил, что в годы Народной власти мы проделываем огромную работу по осушению болот и трясин, что мы добились ряда успехов, однако наши планы в этом секторе большие, и мы будем осуществлять их шаг за шагом.

– Крестьянство, – сказал мне товарищ Сталин, – не должно оставлять невозделанной ни одной пяди земли. Крестьянина надо убедить в необходимости увеличивать площадь обрабатываемых земель. – Для предотвращения дурных последствий болот, для борьбы с малярией, – посоветовал он мне, – сажайте эвкалипты. Это очень полезное дерево, которое растет у нас во многих зонах. Комары сторонятся этого дерева, которое растет быстро и поглощает воды трясин…

При этом Сталин лично дал указание принести для меня семена эвкалипта и несколько мешочков грузинской кукурузы на семена.

На этой встрече товарищ Сталин, как обычно, говорил тихо, спокойно, расспрашивал и очень внимательно слушал нас, высказывал свое мнение, советовал нам, но всегда в глубоко товарищеском духе.

– Нет рецептов на то, как надо поступать в том или ином случае, как надо решать то или иное дело, – часто повторял он в зависимости от выдвигаемых вопросов.

В ходе беседы я указал Сталину на поведение духовенства в Албании, особенно католического, на наше отношение к нему и спросил его, как он находил эту позицию.

– Ватикан, – сказал в частности товарищ Сталин, – это центр реакции, орудие на службе капиталу и мировой реакции, которые поддерживают эту диверсионную и шпионскую международную организацию. Это факт, что многие католические священники и миссионеры Ватикана являются заядлыми шпионами мирового масштаба. Через них империализм старался и старается осуществить свои цели.

Затем он рассказал мне, что однажды в Ялте, беседуя о проблемах антигитлеровской войны, Рузвельт, Черчилль и другие сказали ему: «Давайте не будем больше бороться с римским папой. За что вы обрушиваетесь на него?!»

«У меня нет никаких отношений с ним», – ответил им Сталин.

«Тогда сделаем папу союзником, – сказали они, – включим его в коалицию великих союзников».

«Согласен, – ответил им Сталин, – но антифашистский союз – это союз для ликвидации фашизма и нацизма. Как вам известно, господа, война эта ведется солдатами, пушками, пулеметами, танками, самолетами. Пусть нам папа скажет, или скажите вы, какой армией, пушками, пулеметами, танками и т. д. располагает папа для войны, и мы сделаем его союзником. Союзников для разговоров и ладана нам не надо».

После этого они больше не упомянули о папе и Ватикане.

– Имелись ли в Албании такие католические священники, которые изменили народу? – спросил затем товарищ Сталин.

– Да, – ответил я ему, – причем главари католической церкви с самого начала присоединились к фашистским захватчикам, полностью стали на службу им, из кожи вон лезли для подрыва нашей Национально-освободительной борьбы и увековечения чужеземного господства.

– Что вы сделали с ними?

– После победы, – сказал я, – мы схватили, отдали под суд и заслуженно наказали их.

– Правильно сделали, – сказал он мне.

– Имелись ли у вас другие, которые хорошо вели себя? – спросил он.

– Да, – сказал я ему, – особенно духовники православного и мусульманского вероисповеданий.

– А что вы сделали с ними? – спросил он.

– Еще в своей Первой резолюции наша партия призвала все массы и духовников ради великого национального дела объединиться на великую борьбу за свободу и независимость. Многие из них присоединились к нам, включились в борьбу и внесли ценный вклад в дело освобождения Родины. После освобождения они восприняли политику нашей партии, включились в дело восстановления страны. Мы всегда ценили и уважали таких духовников; имеются среди них и такие, которые избраны депутатами Народного Собрания, которым присвоены офицерские звания. К тому же кое-кто из духовников так тесно связался с Национально-освободительным движением и с партией, что в ходе борьбы осознал никчемность религиозной догмы, отрекся от религии, принял коммунистическую идеологию? и мы, учитывая борьбу, деятельность и убеждения таких духовников, приняли их в партию.

– Прекрасно сделали, – отметил Сталин и добавил: – Борьбу против духовников, занимающихся шпионской и диверсионной деятельностью, никогда не рассматривайте сквозь религиозную призму, но всегда рассматривайте сквозь политическую призму. Духовники должны повиноваться законам государства, потому что законы эти выражают волю рабочего класса и трудящегося народа. Хорошо разъясните народу законы и враждебность реакционного духовенства, чтобы и верующая часть населения хорошо видела, что под личиной религии и духовники ведут враждебную Родине и самому народу деятельность. Поэтому, убежденный фактами и аргументами, народ должен вместе с правительством бороться с духовниками-врагами. Но наказывайте и устраняйте лишь тех духовников, которые не слушаются правительства и совершают тяжкие преступления против государства. Подчеркиваю, народ должен убедиться в злодеяниях этих духовников, убедиться также в никчемности и вредности религиозной идеологии…

Встреча со Сталиным длилась ровно 5 часов. Пошли мы к нему в 9 часов вечера и ушли от него в 2 часа пополуночи. Когда мы вставали из-за стола, Сталин сказал мне:

– Пойди, надень пальто.

Мы вышли вместе с двумя генералами, и я ждал, чтобы опять вернуться в приемную, поблагодарить его за радушный прием и проститься с ним. Мы подождали немножко, заглянули в комнату, но там его не было.

Один из генералов сказал:

– Он, наверное, вышел в сад.

Действительно, мы нашли его там – скромным, улыбающимся, в кепке и коричневом шарфе. Он проводил нас до автомобиля. Я поблагодарил его.

– Не за что, не за что, – ответил он, – завтра я позвоню вам. Может, мы снова встретимся. Вам надо побывать здесь пару дней, чтобы ознакомиться с Сухуми.

* * *

Вечером следующего дня, 25 ноября, я с нетерпением ждал телефонного звонка, но, к сожалению, мне не удалось вновь встретиться с товарищем Сталиным. 26 числа в час пополуночи он был уже в Сочи, и через сопровождавшего меня генерала послал мне привет. 25 ноября 1949 года из Сухуми я направил товарищам в Тиране следующую телеграмму: «Вчера я завершил дела. Помогут нам во всем. Все мои запросы приняты очень, очень сердечно. Чувствую себя хорошо. Вряд ли приеду к праздникам. От души поздравляю вас с праздником. Выеду при первом подвернувшемся случае».

25 ноября мы посетили город Сухуми с населением в 60 000 человек. При этом меня сопровождали министр внутренних дел Грузинской Советской Социалистической Республики и еще один генерал. Сухуми очень красивый, чистый город с цветущими садами и парками. Там росло много тропических деревьев. Везде пестрели цветы. Особенно бросался в глаза великолепный парк, разбитый жителями города за 50 дней. Парк был немножко шире площади, простирающейся перед нашей гостиницей «Дайти». Вечером в Сухуми ярко горели огни. Его жители – симпатичные, веселые, жизнерадостные, счастливые люди. Не было видно ни одной пяди невозделанной земли. Нашему взору открывались плантации мандаринов, лимонов, грейпфрутов и апельсинов, виноградники и бескрайние поля под пшеницей, кукурузой и другими культурами. Холмы обрабатывались, они были покрыты фруктовыми деревьями и лесами. В городе и везде можно было видеть высокие эвкалипты.

Мы посетили пригородный совхоз. Там были только холмы, засаженные мандариновыми, апельсиновыми, лимонными деревьями и виноградниками. Ветви мандариновых деревьев сгибались под тяжестью плодов. Одно только мандариновое дерево давало 1500, 1600, 2000 мандаринов. «Иногда мы не успеваем собрать их», – сказал нам директор совхоза. Пошли к месту, где мандарины укладывали в ящики. Там работали одни женщины. Большая машина подбирала апельсины и мандарины один за другим, в зависимости от их величины.

Посетили построенный в XV веке старинный мост, охраняемый в качестве древнего сооружения, как и ботанический сад. Это был сад, богатый разного рода цветами и фруктовыми деревьями. Увидели мы и питомник обезьян, выкидывавших различные веселые штуки. Мне сказали, что этот питомник служил Павлову для научных опытов.

Грузины – очень любезные люди, они сердечно приняли и проводили нас.

26 ноября утром сопровождавший меня советский товарищ пришел с газетой «Красная звезда» и сообщил о присвоении мне Президиумом Народного Собрания НРА воинского звания генерала армии.

27 ноября в 8 часов утра на самолете мы отправились в Москву. Полет длился 5 с половиной часов. Через несколько дней я вернулся на Родину.