Текст книги "Графы Лудольф"

В мае 2011 года на аукционе в Лондоне ушла с молотка картина известного немецкого художника Кристиана Вегель фон Вогельштайна (Carl Christian Vogel von Vogelstein) под названием «Девушка с альбомом для рисования» – портрет графини Теклы Вайссенхоф-Лудольф, жены графа Джузеппе Костантино, незаконнорожденной дочери княгини Доротеи Чарторыйской.

Немецкий художник Кристиан фон Вогельштайн (1788–1868) в 1804 году учится в Дрезденской академии изящных наук, становится хорошим копиистом, а в дальнейшем – портретистом. В 1807 году по приглашению барона фон Левенштерна (von Lowenstern) он переезжает во дворец в Дрездене, где какое-то время обучает рисованию его детей. В 1808 году Кристиан фон Вогельштайн приезжает в Санкт-Петербург. Во дворце князя Гагарина располагалась его знаменитая мастерская, в которой художник писал в основном портреты известных аристократов и дипломатов.

Предполагается, что портретист познакомился с юной графиней Теклой Лудольф в 1816 году в Риме, где и написал ее портрет.

Молодая графиня изображена сидящей на стуле стиля ампир на фоне великолепного вида на Неаполитанский залив, в бархатном красном платье, с альбомом для рисования в одной руке и карандашом – в другой. Увы, весьма трагична история этого портрета.

Картина входила в частную коллекцию еврейской семьи Розауэр, проживавшей в Вене, и принадлежала трем сестрам: Малвине, Женни и Берте.

В 1938 году Австрию оккупировали нацисты. У сестер Розауэр отнимают квартиру с богатой коллекцией предметов искусства, которая в 1940 году попадает в руки перекупщиков и продается за 4500 марок Гансу Поссе, которому Гитлер поручит создание самого крупного музея изобразительных искусств в Европе в г. Линце.

Старшая сестра Мальвина умерла в Вене в 1940 году, Берта и Женни уничтожены в концлагере Треблинка в 1942 году. Из всей их семьи остался в живых только внучатый племянник Рудольф Эпштейн. Ему удается сбежать в Англию, прихватив с собой альбом акварелей из их библиотеки, в котором были скопированы картины из семейной коллекции.

Кроме родного немецкого, Рудольф говорил на чешском и английском языках, переводил на Нюрнбергском процессе. Он всю жизнь мечтал о том дне, когда коллекция наконец вернется в их семью ради светлой памяти его тетушек. После смерти Рудольф Эпштейн завещал коллекцию своему старшему внуку.

И вот на аукционе в 2011 году Дрезденская галерея приобретает портрет графини Теклы Лудольф кисти Вогельштайна, чтобы безвозмездно передать ее родственникам сестер Розауэр.

Портрет самой княгини Доротеи Чарторыйской, урожденной Яблоновской, был написан французским художником и коллекционером Франсуа Хавьером Фабре (Francois Xavier Fabre, 1766–1837) в 1811 году. Крупный план задумчивого женского лица поражает сходством с портретом ее дочери Теклы Вайссенхоф.

Франсуа Фабре учился в Париже у Жака Давида (Jacques Louis David) и, выиграв в 1787 г. Большую римскую премию за картину «Убийство детей Седекии», переезжает в 1793 г. жить в Италию, во Флоренцию. Благодаря друзьям – Луи Гоффье и меценату Лорду Бристолу – он стал вхож в салон графини Луизы Штокберг-Гедер (Luisa di Stolberg-Gedern), больше известной в литературе как графиня Албани (Contessa d’ Albany).

Фабре охотно преподает графине живопись, становится хорошим приятелем ее и ее близкого друга писателя Виктора Альфьери. Портрет Альфьери, написанный Фабре в 1793 году, станет одним из шедевров Галереи Уффици. После смерти графини в 1817 году Франсуа получил довольно солидное наследство. Вернувшись в Монпеллье, художник создает свой музей изобразительных искусств под названием Музей Фабре.

Возвращаясь к княгине Чарторыйской, я хотела бы отметить, что все члены многочисленной семьи графов Лудольф очень тепло и нежно относились к Доротее Барбаре за ее исключительные человеческие качества, за щедрость и готовность всегда прийти на помощь в трудную минуту.

В двадцатых годах девятнадцатого столетия, после смерти мужа Юзефа, княгиня Чарторыйская переезжает жить в Рим.

Семья Джузеппе Костантино и Теклы Лудольф, как только у них появлялась такая возможность (проездом, по пути из одной страны в другую), непременно останавливались в Риме у матери Теклы, княгини Чарторыйской, которая всегда была безумно рада видеть дорогих ей людей.

Из воспоминаний Элеоноры Лудольф понимаем, как вся семья глубоко переживала уход из жизни их горячо любимой Доротеи Барбары:

«1844 год явился для нашей семьи очень печальным годом – после тяжелой и продолжительной болезни ушла из жизни наша обожаемая княгиня Чарторыйская. Ей, этой умной, благородной и щедрой женщине, удалось до самой смерти сохранить ясность ума и силу духа. Мы никогда не забудем, как щедра она была к нам, сколько помогала. Мы горько оплакиваем ее уход и всегда будем помнить о ней».

Итак, граф Костантино де Лудольф вместе с красавицей женой Теклой Вайссенхоф в 1816 году уезжают в Турцию, где остаются до 1820 года.

В порту Неаполя молодых провожают в дальнее плавание многочисленные родственники Теклы, да так рыдают, как будто больше никогда ее не смогут увидеть. Шведский корабль загружен их вещями, мебелью и слугами. Спустя девятнадцать дней путешествия корабль входит в пролив Дарданеллы.

На причале в Константинополе их встречает Гульельмо Костантино со своей второй женой. Вместе отец и сын проживут в Турции целый год, старший Лудольф, передавая дела сыну, будет учить его дипломатическим премудростям.

Из воспоминаний Элеоноры Лудольф об этом периоде жизни:

«Вспоминаю, как наши родители, выезжая по своим делам из Санкт-Петербурга, оставляли нас в загородной резиденции полномочного министра Франции графа де ля Феронэ (de la Feronays), с которым нашего отца связывала тесная дружба. В 1828 году у нас в семье произошло пополнение – появился на свет брат, которого папа назвал Николой (Nicola) в честь императора Николая I и которого крестил сам император. Все происходило у нас дома – перед небольшой домашней капеллой приходской священник католической церкви Святой Катерины совершил таинство крещения. Российский император впервые в жизни присутствовал на католическом обряде. Согласие монарха принять частное приглашение иностранного дипломата – несомненно, редчайшее исключение из правил. Видимо, столь высоко русский император ценил неаполитанского посланника».

Джузеппе Костантино проработает в России с 1824 по 1832 год, его дипломатическая работа будет тесно связана с развитием морской торговли между Неаполитанским королевством и Россией, точнее, с ее югом – Крымом и Одессой.

Сохранилась дипломатическая переписка между полномочным неаполитанским министром и генеральным консулом Неаполитанского королевства, которым стал в 1815 году брат основателя города Одессы Феликс Дерибас.

17 января 1787 года в Царском Селе состоялось подписание важнейшего документа между Неаполитанским королевством и Екатериной Великой. Он состоит из 39 пунктов и подписан от имени короля Фердинанда IV герцогом Серракаприола – предшественником графа Лудольфа в Санкт-Петербурге, а с русской стороны подписали граф Остерман, граф Воронцов и граф Безбородько.

Неаполитанское королевство очень ответственно отнеслось к этому крайне важному для него договору с Россией и немедля приступило к реорганизации своих портов и таможенных терминалов Мессины и Неаполя, построив обширные складские помещения и расширив морские причалы.

В книге Винченцо Жюра «Россия, США и Неаполитанское королевство в эпоху Возрождения» (Vincenzo Giura: Russia Stati Uniti d America e Regno di Napoli nell eta del Risorgimento) находим деловую переписку между полномочным министром Неаполитанского королевства графом Джузеппе Костантино де Лудольф и генеральным консулом Неаполитанского королевства в Одессе Феликсом Дерибасом (см. главу графы Сен-При).

Немного о Феликсе Дерибасе.

Феликс Михайлович Дерибас (1769–1845), младший брат Иосифа Дерибаса – основателя города Одессы – офицер неаполитанской армии с 1787 по 1791 год, переезжает в Россию, где служит по военному делу, выйдя в отставку в 1797 году в чине премьер-майора.

В 1803 году Дерибас назначается генеральным консулом Республики Рагузы. В 1807 он приглашен герцогом Никола Серракаприола (1789–1870) работать с ним в генеральным консульстве Неаполитанского королевства в Одессе. Когда Серракаприола переводят в Санкт-Петербург послом (1811–1822), Феликс Дерибас становится генеральным консулом Неаполитанского королевства в Одессе.

Торговые отношения между портами Неаполя и Мессины с русскими портами на Черном и Азовском морях, такими как Таганрог, Одесса, Измаил и Феодосия, складывались непросто. Тому было много причин: и конкуренция Сардинского королевства, да и турки с греками постоянно мешали.

Но слаженная дипломатическая работа во имя одной цели – наладить морскую торговлю между двумя государствами посла графа Лудольфа и генерального консула принесли свои конкретные результаты.

Достаточно подчеркнуть, что во многом благодаря Феликсу Дерибасу пришли первые корабли из Неаполя и Мессины с различной сельскохозяйственной продукцией, а из Триеста – со всевозможными строительными материалами. Также Дерибас был первым, кто занялся шелкопрядством и развитием рыбного промысла и растениеводства.

Вот что пишет посол Лудольф из Санкт-Петербурга в письме от 25 июля 1825 года ФеликсуДерибасу: «Хотелось бы надеяться, что Неаполитанское королевство вновь станет перспективным партнером для торговли с другими странами, но это в большей степени зависит от нас, мы должны больше работать в этом направлении. К счастью, в товарах у нас нет дефицита, а вот перерабатывающая сельскохозяйственная промышленность хромает, и я очень удивлен, что до сих пор никто серьезно не занимался установлением торговых отношений между Неаполем и другими странами. Будем надеяться, что скоро наступит тот день, когда знамя Неаполитанского королевства вновь будет гордо развеваться на торговых кораблях…»

Конечно, многое зависело и от климатических условий: случались неурожайные годы, а эпидемия холеры в России на некоторое время приостановила всю морскую торговлю. Но были проблемы и политического характера. Турция одно время не разрешала торговым кораблям под неаполитанским флагом проходить через ее воды в русские порты на Черном море. Лудольф, который долгое время был послом в Константинополе, уделял особое внимание этому вопросу, его опыт и мудрые советы привели к тому, что в переговорах между Портой и Неаполем во время Аккерманской конференции в 1826 году, также благодаря помощи России, Неаполь получил такое разрешение.

Пожалуй, одним из самых плодотворных лет в истории торговых отношений между Россией и Неаполем выдался 1827 год. В России собрали богатый урожай зерна, которое поставляли в Неаполь, а оттуда приходили итальянские корабли, полные цитрусовых, сухофруктов, вин и миндаля. Первыми неаполитанскими кораблями, ходящими под флагом неаполитанского королевства, были Орето из Палермо, Ла Тересина и Ла Маргарита. Но, увы, уже в конце года началась Русско-турецкая война, которая продлилась вплоть до 1829 года. После ее завершения торговля между двумя странами стала вновь постепенно налаживаться.

В уже 1830 году генеральный консул Дерибас, удовлетворенный ходом дел, пишет графу Лудольфу: «Как приятно видеть в различных рейдах на кораблях развевающийся флаг нашего королевства».

Феликс Дерибас в другом своем письме графу Лудольфу от 18 апреля 1830 года затрагивает тему вице-консульств.

Неаполитанский консул подчеркивает, что торговля на Черном и Азовском морях активно развивается, и в связи с этим просто необходимо реорганизовать вице-консульства с целью оказания помощи приплывающим на неаполитанских кораблях соотечественникам.

Но оказать помощь в этом вопросе Дерибасу для полномочного министра де Лудольфа представлялось довольно сложной задачей, поскольку вице-консулы постоянно жаловались на низкий оклад и вовсе не желали работать бесплатно. Например, неаполитанский вице-консул в Феодосии Феликс Лагорио (Felice Lagorio) попросил отставки, перейдя в консульство Сардинского королевства в том же городе, но уже с зарплатой в 3500 франков. В Таганроге последовать примеру коллеги подумывал и Джакомо де Росси.

Принимая во внимание сложную обстановку с вице-консульствами на юге России, посол Лудольф предлагает Министерству иностранных дел Неаполитанского королевства открыть консульство в Измаиле на Дунае, где уже открыли свои представительства Англия, Сардиния, Австрия и другие страны. Неаполь одобрил инициативу Лудольфа и послал дона Джузеппе Муссолино своим консулом в Измаил.

Граф Джузеппе Костантино, по воспоминаниям его родственников, безусловно, являлся яркой личностью – талантливым государственным деятелем, дипломатом и большим любителем красивой жизни.

Находясь в столице Российской империи, неаполитанский полномочный министр старался, несмотря на занятость, не пропускать музыкальные вечера (даже сам иногда выступал на них), балы, приемы, совершал верховые прогулки в обществе известных русских аристократов, но особенно он любил охоту на медведей. Слыл, по воспоминаниям родственников, отличным фигуристом, прекрасно катающимся на коньках (это он, южанин!), и был одним из основателей музыкального общества, которое со временем стало очень популярным и модным среди высшего столичного общества. Называлось оно «Общество любителей музыки» и было основано в 1828 году князем Николаем Борисовичем Голицыным (1794–1866), а его соучредителями стали такие известные личности, как граф К.В. Нессельроде, Д.Л. Нарышкин, князь Н.П. Куракин и полномочный неаполитанский министр граф Лудольф. Проходили концерты до 1832 года в доме князя Нарышкина.

Сам князь Голицын стал известен всему музыкальному миру тем, что по его заказу Бетховен написал увертюру Oр.124 и три последних квартета. Бетховен посвятил эти произведения Голицыну и переписывался с ним с 1822 г. и до самой своей смерти.

В воспоминаниях Александра Никиненко, профессора Петербургского университета, бывшего крепостного и домашнего учителя, датированных 11 марта 1828 г. есть запись о его визите в дом князя Нарышкина.

«На обратном пути в залу музыки мы встретили самого хозяина, который очень вежливо нам ответил на поклон… Между тем в зале пели итальянскую арию, ее исполнял неаполитанский посланник граф Лудольф. И голос, и фигура почтенного лысого графа вызвали во мне далеко не поэтическое представление о козле. Затем было исполнено оркестром и спето хором и соло еще несколько пьес, и все окончилось в пять часов».

Джузеппе Костантино был также дружен с итальянским дирижером и композитором родом из Венеции, директором императорских театров, автором многочисленных русских опер, таких как «Русалки», «Иван Сусанин», «Жар птица» и многих других, Катерино Кавосом (Caterino Cavos, 1775–1840) и его женой, оперной певицей Камиллой Бальони (Camilla Baglioni, 1773–1832).

Из дневников Долли Фикельмон понимаем, что все они (семья неаполитанского посланника и русские аристократы) вращались в одном кругу и часто встречались.

5 июля 1829 года она пишет: «Впервые у нас обедали Маман и тетушка Нина. …Были во французском театре. Там встретились с Лудольфом, а затем Маман познакомилась с супругами Донауровыми». Запись от 24 августа: «Провела день у Лудольфов. Усадьба их находится на Стрельненской дороге, в 20 верстах от города».

В Санкт-Петербурге чета де Лудольф проживала на улице Подьяческой – этот адрес указан в списке персон, которым Пушкин разослал свои визитные карточки на новый, 1830 год, и в этот список были включены и де Лудольфы.

Известный русский поэт Вяземский посвятил жене графа де Лудольфа, красавице Текле Лудольф, небольшое стихотворение под названием «Графине Лудольф передъ ее отъездом», вынужденной в 1830 году покинуть столицу для дальнейшего образования ее сына Гульельмо в Европе.

Из письма дяди Пушкина Василия Пушкина поэту Вяземскому:

«Стихи твои к графине Людольф прелестны, но кто она такова? Откуда прилетела эта птичка на берега Невы? И как ты познакомился с нею?»

Вот это небольшое стихотворение:

 
Столп Вавилонский ваш Альбом:
Смешенье языков, смешенье рифм и прозы;
Здесь Турок, Швед и Перс, любовник роз,
И я, с покорнейшим стихом.
Но в чуждых языках, равно вам непонятных,
Вы чувство здесь охотно постигнете душой,
И благовоньем слов, для сердца ароматных,
Оно пробудит в вас в Италии родной
Воспоминанье снов, быть может, невозвратных,
Вам светло некогда мелькнувших над Невой.
 

В связи с рассказом о жизни неаполитанского посланника в России хочу обратить внимание историков и уважаемого читателя, что во всех русских источниках почему-то женой неаполитанского посланника является Каролина Вильхельмина, которая на самом деле является сестрой Джузеппе Костантино де Лудольфа, мужем которой стал граф Густав Штакельберг (см. главу «Графы Штакельберг»). Единственной женой графа де Лудольфа была полячка Текла Вайссенхоф.

Что касается графини Каролины Лудольф, сестры Джузеппе Костантино, она состояла фрейлиной русского двора и кавалерственной дамой ордена Св. Екатерины меньшего креста. В 1805 году вышла замуж за графа Густава Оттоновича (Эрнестовича) Штакельберга – русского посланника в Берлине, Вене и Неаполе. Во время Венского конгресса графиня была одной из видных представительниц русской колонии. Ее портрет можно найти в сборнике «Русские портреты XVIII и XIX веков» в издании великого князя Николая Михайловича Романова (о ней подробно рассказывается в главе «Графы Штакельберг»).

Любопытно, что всемогущее и вездесущее Третье секретное отделение жандармерии под руководством Александра Христофоровича Бенкендорфа не обошло своим вниманием и благородное семейство Лудольф.

В тайных отчетах можно прочесть следующее:

«Белосельской, Куракиной, Хитров и графини Лудольф распространяли тревожные предположения относительно успешности новой кампании, предсказывали образование европейских коалиций против России и т. д. Русские в Варшаве делали то же самое. Махинации эти имели целью, по-видимому, довести все эти сомнения до сведения Государя, убедить окружающих его в опасностях, коим подвергалась Россия, и образовать при дворе настроенную против войны партию…»

Про ее брата, графа Джузеппе Костантино Лудольфа, написано следующее:

«Дом графа Лаваля считают очагом австрийского шпионажа, а дом графа Лудольфа – очагом шпионажа английского».

И вот в связи с чем Третье отделение сделало такие выводы: в октябре 1829 года, после заключения мира между Россией и Турцией, Артур Конноли в качестве путешественника прибыл из Лондона в Санкт-Петербург. Там к нему присоединился его соотечественник – капитан английского флота Уиллок, по совместительству тайный английский агент в России.

«Англия ведет здесь систематический шпионаж, и ее происки направлены не только на то, чтобы своевременно добывать нужные сведения о политических планах нашего кабинета, но и чтобы воздействовать на него путем внушения ложных конфиденциальных сведений. Верность некоторых низших чиновников и агентов находится под сомнением. Дом графа Лудольфа считают очагом шпионажа английского».

В 1830 году Джузеппе Костантино остается на два года один в России, а его жена возвращается в Италию. В это время к нему приезжает погостить его сестра Каролина Штакельберг со своими дочерьми Софией и Каролиной.

Незадолго до своего окончательного отъезда из Санкт-Петербурга (лето 1832 года) посол граф де Лудольф становится невольным свидетелем одного важного события, которое описывает в своих воспоминаниях:

«В то время в Европе и в России бушевала эпидемия совсем мало изученной страшной болезни – холеры. Многие русские почему-то были убеждены, что причина этой заразы – какой-то страшный яд, которым больных пичкают в больницах. И вот в одну прекрасную ночь тысячи людей, ожесточенных и озлобленных, собрались вокруг столичной больницы, намереваясь сжечь ее со всеми людьми, находящимися внутри. Об этом было срочно доложено императору Николаю. Не медля император встал со своей кровати и сев в карету направился к месту, где собралась толпа. Сразу же послышались удивленные возгласы: «Царь! Царь!»

Тогда, стоя в своей карете, император с грозным видом прокричал толпе: «А ну, все, снимите шляпы и опуститесь на колени, просите прощения у Господа о наших грехах, греховных мыслях и поступках!» Толпа безропотно подчинилась приказу своего императора. Да, именно так это и было. Это событие еще раз подтвердило мужество русского императора и его высочайший авторитет среди своих подданных».

Небольшая легенда о последнем дне жизни Николая I:

Дыхание императора становилось все более стесненным и тяжелым. «Долго ли будет продолжаться эта отвратительная музыка? – спросил он. – Если это начало конца – это очень тяжело. Я не думал, что так трудно умирать». В 8 часов утра царский духовник Божанов пришел к нему читать отходную. Император, слушая его, крепился и, когда Божанов осенил его крестом, сказал: «Мне кажется, я никогда не делал зла сознательно». В 10 часов утра он утратил способность говорить. Буквально за минуту до смерти речь вернулась к нему и Николай I смог сказать по-русски наследнику: «Держи все, держи все». И сопроводил эти слова энергичным жестом, показывая, что держать нужно крепко.

О возвращении своего отца из России в Неаполь вспоминает Элеонора Лудольф-Пьянелль: «К моменту отъезда моего отца из России появились первые пароходы. На одном из них отец приплыл из Кронштадта в Stettin, а затем пересек всю Германию в карете, полной книг. Для того чтобы он мог читать ночью, в карете был специально прикреплен фонарь. Длительное путешествие на Родину было прервано карантином, и мой отец был вынужден остановиться в Кобурге (Coubourg). Сам герцог Эрнесто I пригласил отца погостить у него в замке. Сорок дней пролетели быстро, оставив приятные воспоминания об этом вынужденном пребывании в Германии. Днем отец с герцогом и его друзьями ездили на охоту, а вечерами наслаждались оперой и великолепными симфоническими концертами.

Уже в Модене отец был задержан местными властями, которые, несмотря на глубокую ночь, уставшего и полусонного родителя подробно расспросили о том, какие он принял меры против холеры и вообще какие меры принимаются в России против этой опасной болезни. Спустя более чем два месяца отец наконец приезжает в Неаполь».

К 1832 году дипломатическая карьера графа де Лудольфа достигает своего апогея – его назначают послом при Святом Престоле, и на этой должности он формально остается вплоть до исчезновения Неаполитанского королевства как государства, то есть до 1860 года.

В течение своего пребывания на последнем государственном посту граф с успехом разрешает немаловажный вопрос об определении границ между Королевством Двух Сицилий и суверенным государством Ватикан. При Папе Григории XVI участвует в восстановлении королевства Ордена Мальты, за что получает награды: Орден Мальты и большой крест Святого Григория.

В книге Гарольда Актона «Последние Бурбоны Неаполя» (Gli Ultimi Borboni di Napoli», Harold Acton) рассказывается о том, как граф Лудольф был непосредственно вовлечен в скандал, разразившийся между Королевством Двух Сицилий и Англией вокруг добычи и сбыта серы на Сицилии. Дело происходило в 1838 году при Фердинанде II.

Король Бурбонский едет на Сицилию с официальным визитом, посещает города и села, обещает построить новые дороги и выделить немалые денежные средства на развитие острова, но основной проблемой, которую ему было необходимо решить, было недовольство местных рабочих обстановкой, сложившейся на серных копях.

Проблема заключалась в том, что серные копи принадлежали преимущественно англичанам, которые, увеличив объемы добычи, резко снизили цену на серу на мировом рынке, а рабочим платили копейки.

Фердинанду надоели бесконечные жалобы населения из-за низкой оплаты труда. Он решает пересмотреть контракт с англичанами и по возможности заключить новый контракт, уже с французами.

Король решает предоставить эксклюзивное право на торговлю серой французской фирме из Марселя Taix-Aycard.

Согласно условиям договора французы должны были отчислять в королевскую казну 400 000 дукатов в год, не добывать больше чем 600 000 квинталий серы в год и 20 000 квинталий отдавать Королевству Двух Сицилий. Неаполитанский министр иностранных дел Кассаро (Cassaro) умолял Фердинанда не подписывать договор с французами, ведь англичане справедливо сочтут его ущербным для их коммерческих интересов и обозлятся на Неаполь, а Королевству Двух Сицилий не стоит портить отношения с потенциальным военным союзником, таким как Англия.

Фердинанд II успокоил своего министра уверениями, что еще не принял окончательного решения, подписывать новый контракт по сере или нет, но сам втихую подписал его в июле 1838 года. Реакция Англии не заставила себя долго ждать. Английский дипломат Кеннеди выдвинул протест, заявив, что новый договор не учитывает интересов английских собственников и идет в разрез с предыдущим договором, заключенным между Неаполем и Англией в 1816 году.

Во время официального ужина в Лондоне, на котором также присутствовал граф Джузеппе Костантино де Лудольф, Лорд Палмерстон высказал в резких выражениях все, что он думает по поводу договора Неаполя с французами, и через графа Лудольфа передал ноту протеста. Ответ на эту ноту было поручено подготовить дипломату Лудольфу и передать его англичанам, но граф по каким-то неизвестным причинам не смог выполнить поручение.

Вернемся в Рим. Римской резиденцией посла де Лудольфа стало палаццо Фарнезе, расположенное на одноименной площади Фарнезе. Любой, когда-либо посетивший Вечный город, никогда не сможет забыть эту великолепную, не очень большую по римским меркам площадь, с двумя фонтанами-близнецами и гранитными ваннами, привезенными из Терм Каракаллы.

Элеонора де Лудольф в своих дневниках утверждает, что время, проведенное с родителями во дворце Фарнезе и вообще в Риме, было самом счастливым временем ее юности. Дворец Фарнезе знаменит своими дантовскими чтениями, его великолепные салоны посещали представители самых известных европейских аристократических семей и даже члены королевских династий.

В 1835 году судьба свела графа Костантино де Лудольфа с известным французским писателем Дюма-отцом. Из досье ватиканского архива на писателя Дюма узнаем, что летом 1835 года Ватикан отдает приказ задержать месье Дюма, известного французского писателя, автора «Трех мушкетеров» и «Графа Монтекристо».

Прибыв в Рим под видом обычного туриста, совершающего культурно-ознакомительную поездку по Италии, Дюма на самом деле приехал с конкретной политической целью: как человеку, состоящему в тесном контакте с Джузеппе Маццини, ему поручили спровоцировать недовольные слои общества на забастовки против Папы и династии Бурбонов. Власти Ватикана через австрийское посольство в Риме были предупреждены об этом заранее, но поймать Дюма – тогда еще совсем молодого 27-летнего юношу – не смогли, и ему удалось сбежать на юг Италии.

Как следует из архивных данных, Дюма доставил немало хлопот службе безопасности Королевства Двух Сицилий. В конце июня того же года писатель приехал в Геную и, ловко избежав столкновения с полицией, сразу направился в Ливорно, а оттуда – во Флоренцию, где за ним неотступно и пристально наблюдала полиция Тосканского герцогства.

«26 и 27 июня Дюма – опять в Вечном городе. Ему необходимо опять ехать на юг, но у него нет визы. Он обращается за визой к графу де Лудольфу, послу Неаполитанского королевства. Посол де Лудольф отказывает Александру в визе, ссылаясь на то что Дюма – убежденный республиканец и ему нечего делать в Королевстве Двух Сицилий. Но Дюма предприимчив и не отступает. Он отправляется во французскую школу, которой тогда руководил господин Энгр, заимствует у одного из воспитанников, художника Жозева Бенуа Гишара, документ и, поскольку документ не содержал описания внешности, исправляет дату рождения на собственную. С этим поддельным паспортом Дюма все же достигает Сицилии.

В ноябре 1835 года ватиканской полиции все же удается арестовать писателя и проводить до ближайшей границы, но таким образом, чтобы он не смог добраться до Болоньи, Анконы и Феррары».

В 1843 году выходит объемная статья известного неаполитанского журналиста Чезаре Мальпика (1804–1848) под заголовком «20 дней, проведенных в Риме». В статье освещено несколько тем, в одной из которых «Дворянство и Вежливость» журналист описывает свое знакомство в палаццо Фарнезе с графом Костантино де Лудольфом.

Мальпика характеризует графа де Лудольфа как человека приветливого, образованного, с гибким острым умом, абсолютно лишенного заносчивости и снобизма, часто присущих людям его ранга, уважающего себя и других и вызывающего у людей симпатию.

По приезде в палаццо Фарнезе, как и полагается, журналист предъявляет послу де Лудольфу рекомендательное письмо от имени герцога Вастожирарди. Но граф уверяет гостя, что и без письма герцога он хорошо принял бы его и, если нужно, составил бы журналисту протекцию. На этой встрече также присутствовал сын графа – Гульельмо, который сразу же вспомнил, что уже встречался с журналистом в Неаполе, и передал приглашение его матушки, графини Теклы де Лудольф, прийти ближе к вечеру в ее покои на чаепитие.

Далее Чезаре Мальпика вспоминает о том приятном вечере, проведенном в кругу замечательной семьи графа Джузеппе Костантино де Лудольфа, о графине Текле де Лудольф, даме утонченных манер, и их очаровательной дочери Элеоноре. Журналист с большим интересом выслушал рассказ графа о странах, в которых послу довелось жить и работать, об известных людях, включая коронованных особ, с которыми графу посчастливилось быть знакомым лично. Затрагивая в разговоре темы литературы, музыки и искусства, де Лудольф проявил себя истинным знатоком в этих сферах.

Неаполитанский журналист в своей статье выступает в защиту личности графа Джузеппе Костантино, посвящая несколько гневных строк в адрес писателя Дюма, который, как вы знаете, после отказа ему в визе послом де Лудольфом, не преминул очернить графа, где только мог, отзываясь о нем крайне неуважительно.

Журналист обвиняет французского писателя в наглых ложных обвинениях в адрес графа де Лудольфа, при этом дает писателю ироничный совет: «Можете и дальше путешествовать, но услышьте нашу мольбу! Советую вам позаботиться о том, чтобы воспоминания о ваших путешествиях были все же достойны того, чтобы их читали, а то выдуманные вами истории, ничего общего не имеющие с действительностью, даже глупым бабенкам не расскажешь…»