Текст книги "Графы Лудольф"

Тридцать лет спустя шестидесятилетний Дюма, к тому времени известнейший французский писатель, автор 400 романов, внезапно прерывает свою литературную деятельность и становится партизаном и гарибальдийцем. Он восхищался Гарибальди, почти боготворил его.

«Дюма увидел в нем настоящего героя, – замечала Федерика Люроль, – а тот восхищался талантом писателя и его участием в борьбе на стороне Тысячи».

Дюма приплыл на Сицилию 30 мая 1860 года. Как он попал на остров?

По одной версии, он переоделся женщиной и так и предстал перед Гарибальди и его единомышленниками в женском платье. Приплыв на Сицилию на своей яхте «Эмма», писатель привез с собой снаряжение, оружие, провизию и, конечно же, французское шампанское, чтобы на широкую ногу отметить победу своего кумира. Дюма даже нанял портных, которые сшили красные рубашки, и революционеры раздавали их населению освобожденных районов.

За содействие революции Гарибальди назначает Дюма кем-то вроде министра культуры, и писатель два года живет в Неаполе. Но со временем француз всем надоест, и от него решат отделаться.

Перед отъездом Дюма отдает по глупости свое судно «Эмма» и оставшиеся деньги какому-то мошеннику, которому все это якобы необходимо для освобождения Балкан от турецкого ига.

Среди тех, кто высадился тогда в порту Палермо, было много иностранных граждан, например американцев и англичан; в их числе был корреспондент «Таймс» Фердинанд Эбера.

Позже, в 1861 году, Дюма напишет и опубликует со слов самого Гарибальди его воспоминания, но, к сожалению, эта книга не имела должного успеха.

Когда-то в далеком 1833 году, будучи простым моряком на итальянском судне la Nostra Signora delle Grazie, Гарибальди приплыл в порт русского города Таганрога, где в те времена проживало немало итальянцев, когда-то приехавших покорять южные российские территории. В припортовой таверне Джузеппе Гарибальди впервые услышит в разговорах местных соотечественников о некой тайной организации за свободу Италии под названием «Молодая Италия», возглавляемой Джузеппе Маццини. Будущий национальный герой, одержимый идеей освобождения своей родины, поедет в Марсель, где тогда жил Маццини, чтобы лично познакомиться с ним. Важно отметить, что идея освобождения Италии и сама фигура Гарибальди очень импонировали прогрессивным слоям российского общества.

Так, в журнале «Современник», основанном Пушкиным, высказывались большие симпатии в связи с освобождением Италии от испанской монархии. В высадке Тысячи на Сицилии, по некоторым данным, участвовало пятьдесят русских граждан. Один из них, Лев Мечников (1838–1888), старший брат русского ученого Ильи Мечникова, провел с Гарибальди несколько месяцев и участвовал в защите Неаполя в войсках под командованием генерала Мильбица.

Известный русский врач и хирург Николай Пирогов лично осматривал ранение Гарибальди в Специи. Безусловно, идеи Гарибальди оказали большое влияние на русских революционеров того периода. Некоторые из них решились сами приехать в Италию в те горячие времена: например, такие как Серно-Соловьевич и Обручев; другие писали статьи и художественные произведения об итальянском герое, особенно можно выделить Сергея Степняка-Кравчинского – автора, пожалуй, самой лучшей литературной саги о Гарибальди «Тайная Россия» (La Russia clandestina), написанной на итальянском языке.

Уже после объединения Италии в единое государство в 1863 году некоторые гарибальдийцы были арестованы и сосланы в Сибирь. В их числе оказались Микеле Пизани – правая рука Гарибальди, Луиджи Кароли, Эмилио Андреоли и другие. Но в 1867 году они были помилованы русским императором и отправлены назад на родину, в Италию.

В 1864 году Герцен встретился в Лондоне с Джузеппе Гарибальди и Маццини. Итальянский герой уже тогда предрек, что неизбежная победа Новой России над царской Россией окажет величайшее влияние на судьбы всего мирового сообщества.

Вернемся к биографии графа Костантино де Лудольфа. В те исторически сложные для всех слоев общества времена, особенно – для итальянских аристократов, было совсем непросто до конца осмыслить и принять надвигающиеся изменения в стране, изменить свои утвердившиеся веками принципы его социального устройства. Граф де Лудольф, все предки которого прослужили верой и правдой Неаполитанскому королевству, естественно, не поддерживал либерализацию, то есть он мог бы еще смириться с английской моделью, но конституционный либерализм по-французски был для него неприемлем. Тем не менее, будучи опытным дипломатом, граф решил не обострять ситуацию и с балкона палаццо Фарнезе вышел аплодировать народу, праздновавшему победу революции.

Немногим ранее, в 1843 году, де Лудольф, прибывший по приказу короля Неаполитанского в Турин, где на дверях домов красовались злобные надписи на французском языке «Смерть аристократам!», писал в своем письме князю Кавур, что здесь, в Пьемонте, вся борьба происходит между буржуа и аристократами. Буржуазия никак не может простить аристократам, что те на протяжении столетий являлись властьимущими и пользовались многочисленными привилегиями, кичились своим дворянским происхождением и отделяли себя от всех остальных представителей социальных слоев (как известно, браки между дворянами и представителями других сословий случались крайне редко).

«Но что поделаешь, – уточняет граф де Лудольф в своем послании, – ведь аристократы даже своим поведением и манерой разговора отличаются от всех остальных».

В 1848 году Джузеппе Костантино де Лудольф был срочно отозван из Рима в Неаполь новым министром иностранных дел Неаполя Драгонетти для возложения на него некоторых особо важных миссий в Париже Лондоне и Испании.

Из книги Гарольда Актона «Последние Бурбоны Неаполя»: «В период 1849 года англичане и французы преследовали цель добиться независимости острова Сицилия от всего остального Королевства. Карло Альберто Савойский даже в открытую предложил Фердинанду II отдать ему свою корону.

На месте династии Бурбонов Англия жаждала видеть на престоле герцога Генуэзкого, в то время как французы склонялись к кандидатуре Великого герцога Тосканского. Но несмотря на все симпатии Англии к Сицилии, лорд Палмерстон не смог добиться, чтобы его правительство признало независимость Сицилии, и политический интерес к этому аргументу постепенно исчез. Лорд Напиер (Napier) утверждал, что граф Лудольф был срочно отправлен в Париж и в Лондон с особой миссией. По мнению лорда, неаполитанский граф будет сеять в Париже зависть по отношению к Англии, говоря, что та намерена возыметь неограниченное влияние на Сицилию. В то же время граф наверняка подчеркнет, что Сицилия находится в ужасных экономических условиях, это очень отсталый регион и – самое главное – что население острова настроено против революции и якобы желает возврата Бурбонского короля».

«В Лондоне граф Лудольф еще больше преувеличит то плачевное состояние, в котором находится сегодня Сицилия, и мне почему-то кажется, что ему была дана четкая инструкция: постараться привлечь лорда Напьера к сотрудничеству с королевством».

Об этом периоде рассказывает в своих воспоминаниях дочь графа Элеонора Лудольф-Пьянелль: «Мой отец был срочно отправлен королем Неаполитанским с секретными миссиями во Францию и Англию. Он садится на корабль в порту Чивитавеккия и плывет до Марселя, потом едет в Париж, где встречается с генералом Кавеняком (Cavaignac), после этого – опять на корабль и уже направляется в Англию.

Как я поняла по рассказам моего отца, его миссия в Лондоне не удалась. Зато он повстречал своего старинного друга сэра Роберта Пила (Robert Peel), любезно пригласившего моего отца погостить в его загородной усадьбе. Мой отец вспомнил молодость, проведенную в этой замечательной стране тридцать два года тому назад.

В усадьбе сэра Роберта отец увиделся и с другим своим давним приятелем Le Morier. Его семья хорошо известна в английской литературе. Один из братьев Морьер прославился, написав популярный роман «Приключения Хаи-Баба из Испахата» (речь идет об английском дипломате швейцарского происхождения Джемсе Морьере, 1780–1849). Дружба моего отца с этой семьей зародилась еще во времена его пребывания в Константинополе. Правда, больше он дружил с братом – Давидом Морьером. На обратном пути из Англии отец ненадолго остановился у своей сестры Каролины Лудольф-Штакельберг в Брюсселе и, наконец, приехал к нам в Неаполь, где мы его так ждали!»

Осенью 1848 года король несколько раз вызывает Джузеппе Костантино к себе во дворец, намеренно загружая его поручениями, как бы оттягивая его отъезд обратно в Рим. И вот, наконец дата его возвращения назначена на 20 ноября. Внезапно утром 16 ноября монсеньор Джанелли, секретарь папского нунция, сообщает графу, что Пеллегрино Росси был только что убит террористами (Пеллегрино Росси, 1787–1848 – итальянский экономист, политик, являлся министром юстиции и министром внутренних дел Святого Престола Папы Пия Девятого). После этого трагического события Папа был вынужден срочно переехать в Гаету, и туда же перебрался весь неаполитанский двор.

Из воспоминаний Элеоноры Лудольф-Пьянелль: «Городок Гаета, конечно же, не мог вместить весь королевский двор и всех сопровождающих Папу Римского. Вилл и квартир на всех не хватало, и нашей семье пришлось довольствоваться очень неудобным старым сырым домом. В Риме после отъезда Папы была провозглашена Республика, и во дворце Фарнезе расположился организационный комитет республиканцев. Конечно, наши родители постарались вывезти из дворца самые дорогие вещи. Но все равно многое было украдено, а особенно постарались французы, вошедшие в Рим в июле 1849 года. По возвращении, войдя во дворец, мой отец еле сдерживал слезы – следы вандализма были видны повсюду, исчезли старинные гобелены, картины, серебряные предметы и мебель. Наш верный русский слуга, которого родители привезли еще из Санкт-Петербурга, прослуживший у нас почти двадцать пять лет, сумел спасти на свой страх и риск несколько дорогих нам вещей от расхищения французов, также он очень помог моему отцу навести хоть какой-то порядок в доме после нашествия чужестранцев. Но все же есть справедливость в мире – спустя восемь лет один ватиканский священник, пожелавший остаться инкогнито, прислал отцу 200 франков григорианскими золотыми монетами, которые были украдены из нашего дома, а позже был возвращен и серебряный слиток, на котором в доказательство его принадлежности нашей семье была сделана надпись: «Из личного серебра неаполитанского министра».

В 1851 году Папа Римский возвращается в Рим, и граф Джузеппе Костантино Лудольф сопровождает его в этой триумфальной поездке. Верного подданного награждают Большим Крестом и двумя золотыми медалями.

В 1854 году у графа де Лудольфа начинаются проблемы со здоровьем. Как-то прогуливаясь со своей дочерью Элеонорой по Риму, он сообщает ей, не теряя самообладания, что уже долгое время не видит одним глазом. Его отводят к молодому, но уже довольно известному доктору Куадри, который диагностирует у графа катаракту одного глаза.

Через три месяца ему делают операцию. Джузеппе Костантино стойко перенесет саму операцию и довольно неприятное лечение после нее. Но вот беда – спустя два года у него обнаруживают катаракту второго глаза. Опять операция, но уже более сложная. Выздоровление, осложненное воспалительным процессом, шло долго и мучительно. Тогда врач советует Джузеппе Костантину поменять климат. Семья принимает решение на некоторое время поехать в Сорренто на виллу Фалкон (Falcon).

В привычном ему климате семидесятилетний граф Лудольф быстро поправляется, отдыхая от государственных дел, окруженный заботой и вниманием близких ему людей. Навещают неаполитанского дипломата не только друзья и родственники. В местечко Кастельмаре ненадолго заехали коронованные особы, чтобы проведать верного друга.

Из воспоминаний дочери – Элеоноры Лудольф-Пьянелль: «В один из дней нашего пребывания в Сорренто во второй половине дня к нам неожиданно приехала королевская чета. Фердинанд II с супругой вышли из кареты и поднялись по лестнице, ведущей к нам на виллу. Отец еще не совсем оправился от болезни и поэтому не смог выйти им навстречу. Без лишних церемоний неаполитанская королева присела на диван рядом с моим отцом, в то время как король остался стоять со своими двумя детьми рядом с нашей матушкой. Они пробыли у нас не более двадцати минут, но этого хватило, чтобы об этом узнали все в округе, и наш сад и двор перед виллой быстро заполнился толпой народа. Полицейские пытались убедить людей разойтись, а мой брат Гульельмо, расталкивая толпу и тем самым расчищая путь высоким гостям, успешно сопроводил их до кареты.

Да, обычно короли не приезжают навестить своих заболевших подданных, но в данном случае они не могли поступить иначе. Мой отец был очень уважаем и любим ими. Позднее там же, в Сорренто, состоялась свадьба моего брата Гульельмо с Луизой де Пикколеллис, а через два года – и моя с генералом Сальваторе Пьянелль».

В 1858 году графу Лудольфу поручается подыскать подходящую жену для Франческо II (1836–1894) – старшего сына короля Фердинанда II.

Как известно, браки в королевских семьях являлись делом сугубо государственным, и здесь руководствовались исключительно политическими, экономическими, да и военными интересами. Важно было с помощью очередного семейного союза или укрепить уже существующие альянсы, или создать новые с новыми государствами-партнерами. Ни возраст, ни внешность будущих супругов не имела никакого значения. Пожалуй, единственным аргументом, к которому внимательно относились, – это физическое здоровье вступающих в брак, ведь от этого напрямую зависело продолжение рода царствующей династии.

Первой претенденткой на роль будущей королевы Неаполя стала понравившаяся графу де Лудольфу юная Клотильда – дочь Витторио Эммануэля Савойского. Во-первых, эта прелестная девушка была так же религиозна, как и сам Франческо, а во-вторых, она поразительно напоминала умершую при родах добродетельную мать Франческо – Марию Кристину Савойскую: «Provava una particolare inclinazione per le di lei virtu che gli richiamavano alle mente quelle della sua augusta madre….»

Графу Кавуру не терпелось заключить этот брачный союз, ведь его мечтой являлось объединение Италии, конечно же в ущерб династии Бурбонов. Это понимал и сам король Королевства Двух Сицилий Фердинанд II. Заявив, что у них уже и так слишком много родственников в Турине, он отклонил кандидатуру Клотильды Савойской.

Найти в Европе свободную, еще ни с кем не помолвленную невесту-католичку королевской крови, было делом не простым. Тогда Лудольф предлагает рассмотреть кандидатуру принцессы Баварской Марии Софии – дочери Герцога Максимилиана Баварского и Лудовики Виттельзбах (Wittelsbach).

Проследим, как велись переговоры по поводу сватовства будущего короля Двух Сицилий и баварской принцессы (отрывок из книги «Королева Юга» Арриго Петакко, «La regina del sud» di Arrigo Petacco).

На графа была возложена непростая миссия – имелось одно щекотливое обстоятельство, о котором Лудольфу необходимо было в очень корректной форме донести до родителей невесты. Речь шла о состоянии здоровья жениха. У наследника неаполитанского престола были небольшие проблемы с крайней плотью. Объяснив королевской чете эту физиологическую особенность неаполитанского принца, граф Лудольф увидел в глазах герцогини Баварской некоторое замешательство и понял: несмотря на то, что Лудовика родила восьмерых детей, она имела весьма слабое представление о строении и функционировании половых органов человека.

Снисходительно улыбнувшись ей своей очаровательной улыбкой, граф Лудольф продолжил: «Как я вам уже говорил, многоуважаемый герцог, при дворе никто не переживает по этому поводу. Это все поправимо».

«Значит, только в этом проблема со здоровьем наследника?» – уточнил герцог Максимилиан. «Да, ваше превосходительство», – ответил граф Лудольф.

– В таком случае нам не следует сильно волноваться, если это можно исправить небольшим хирургическим вмешательством.

– Как, наследнику придется сделать обрезание? – воскликнула Лудовика. – Но ведь это делают только евреи?!

– А что в этом особенного, моя дорогая? То же самое сделал и наш Господь Иисус Христос, – уточнил граф Лудольф.

Но на этом разговор о здоровье потенциальных супругов не закончился.

У невесты, семнадцатилетней Марии Софии, до сих пор не было менструаций и на вопрос доверенного неаполитанского двора графа де Лудольфа о причине, герцогиня Лудовика разъяснила, сославшись на мнение придворных врачей, что это лишь небольшое отставание в развитии, и ее дочь сейчас проходит курс лечения горячими солевыми ванными. Без сомнения, вскоре состояние здоровья Марии Софии позволит ей подарить наследника неаполитанскому престолу.

– Ничего страшного, – успокоил всех присутствующих граф Лудольф, – они так молоды, у них все еще впереди. Единственное, что меня немного беспокоит, не напугает ли принцессу чрезмерная религиозность нашего Франческо?

Это замечание графа навело на размышления герцога Баварского. Глубокая религиозность бурбонского принца была хорошо известна во всей Европе. Будущий король Франческо II предпочитал политике и делам государственным теологию и молитвы, он до сих пор оставался девственником, а в его спальне всегда ночевал духовник.

– Да… понимаю, – произнес Максимилиан, – если бы не религиозность принца, он давно бы избавился от того небольшого недуга.

Интонация последней фразы, произнесенной герцогом Баварским, не совсем понравилась графу Лудольфу, но, продолжая соблюдать официальный тон беседы, Джузеппе Костантино заметил герцогу:

– Я хотел бы подчеркнуть вашему превосходительству, что наш принц является одним из немногих, кого так уважает и к кому так благоволит сам Папа Пий IX. С уверенностью могу добавить, что такие личные качества Франческо, как сдержанность, строгость и религиозность хорошо скажутся в будущем на вашей дочери Марии Софии, которая, как я слышал, получила весьма свободное воспитание.

– Да… вы правы, дорогой граф, – только и оставалось сказать герцогу Баварскому.

Позвольте же мне поинтересоваться у вас, почтенный граф, по какой причине другие достойные невесты Европы, такие как Шарлотта Бельгийская и Мария Клотильда Савойская, не подошли вашему наследнику?

– Здесь нет никакого секрета, герцог, – отвечал граф Лудольф. – Я вам охотно все расскажу. Мария Клотильда могла бы стать прекрасной партией для Франческо, но, увы, его отец, король Фердинанд II, не желает больше родниться с династией Савойи. А бельгийская принцесса Шарлотта предпочла избрать себе в мужья представителя из династии Габсбургов.

На этом переговоры двух благороднейших семейств подходили к заключительной и очень деликатной фазе: оставалось выяснить, сколько могут предложить неаполитанцы за баварскую невесту.

Финансовое положение двора герцога Баварского находилась в очень стесненном положении, что, конечно же, было хорошо известно графу Лудольфу.

– Сколько вы бы хотели получить? – спросил граф Лудольф у придворного администратора.

– Двадцать пять тысяч дукатов, – твердо произнес придворный.

Названная цифра была настолько мизерной по сравнению с личным состоянием будущего короля Неаполя, которому принадлежало двенадцать миллионов дукатов, что не задумываясь граф Лудольф выдвинул встречное предложение:

– В случае положительного исхода дела я уполномочен моим королем предложить вашему двору тридцать шесть тысяч дукатов.

– Мы согласны, – без промедления ответил придворный администратор.

Вот так, дешево, неаполитанский двор приобрел невесту для наследника.

Хотя сам жених, будущий Франческо II, не понравился отцу невесты герцогу Максимилиану, на этом союзе настаивала его супруга Лудовика Виттельзбах, которой, несомненно, льстило, что еще одна ее дочь (вторая после Сисси), наденет королевскую корону. Сама же Мария София, никогда не видев даже портрета своего будущего мужа, представляла его таким же красивым и необычным, как тот принц, которого повстречала в лесу ее сестра Сисси. Бедная Мария София!

Однажды, незадолго до посещения их двора графом Лудольфом, Мария София вскрыла телеграмму своего отца, находящегося в то время в Монте-Карло, предназначенную для ее матери. Прочтя ее, девушка залилась слезами. Телеграмма состояла всего из двух фраз:

«Я не советовал бы тебе, моя дорогая, отдавать нашу дочь за неаполитанского принца. По моему мнению, он полный придурок».

По правде сказать, Максимилиан был недалек от истины. Но свадьба все же состоялась.

В декабре 1858 года полномочный министр Королевства Двух Сицилий граф де Лудольф привезет в Мюнхен официальный запрос на брак Франческо с Марией Софией, тем самым прося руки у баварской принцессы от имени будущего супруга. После полученного согласия об этом радостном событии объявят жителям Неаполя 4 января 1859 года. Естественно, жених и невеста знакомы до свадьбы не были, в последний момент им были лишь предоставлены небольшие портреты. Да и на самой свадьбе жених не присутствовал.

Свадьба немецкой принцессы и представителя Бурбонской династии стала, к счастью, последним пережитком далекого прошлого, когда невеста выходила замуж по доверенности, согласно которой жениха представлял кто-то из близких родственников невесты.

И вот наступает день свадьбы: 8 января 1859 года в 7.30 в капеллу, где должна пройти церемония венчания, входит князь Леопольд Баварский – дядя невесты, граф Лудольф и его секретарь. За ними входит сама невеста с многочисленными родственниками, а последними появляются родители жениха – король и королева Неаполитанские.

Сама церемония была довольно простой: сначала архиепископ Мюнхенский благословил обручальные кольца новобрачных, затем зачитал на немецком и итальянском языках документ, гласящий, что принц Леопольд является официальным представителем жениха, благословил сам брак и, наконец, поздравил всех присутствующих. В этот торжественный момент раздались артиллерийские залпы и зазвонили колокола. Хор запел Te Deum.

Несколько дней Баварское герцогство бурно праздновало свадьбу своей принцессы.

Но вот наступает грустный день расставания с родиной, с родными и близкими. 13 января того же года Марию Софию провожают на вокзале в далекое Неаполитанское королевство родители, брат и множество подданных.

К сожалению, этому королевскому браку не суждено было стать счастливым. Франческо страдал тяжелым недугом – диабетом, у супругов на протяжении десяти лет не получалось родить ребенка (по вине самого Франческо, который за все годы так и не решился сделать операцию), и даже корону в конце концов у него тоже отобрали.

Их единственная долгожданная дочь появилась на свет накануне Рождества 1869 года, все в том же палаццо Фарнезе, где семья Лудольф провела много лет. Ей дали имя Мария Кристина Луиза Пиа. Родители девочки были безумно счастливы, но, к огромному огорчению всех, она родилась очень слабенькой и прожила всего три месяца.

Последние недели жизни девочки бедная, почти обезумевшая от горя королева Мария София ни днем ни ночью не отходила от ее колыбельки, чем довела себя до полного истощения и нервного стресса.

После смерти ребенка королевская чета попросила французского скульптора снять с девочки посмертную маску. Палаццо Фарнезе погрузилось в глубокий траур. Король рыдал на глазах у своих подданных, не скрывая горя. Похоронили маленькую принцессу в церкви Санто Спирито Неаполитани, что находится позади палаццо Фарнезе.

Это горе очень отдалило друг от друга Франческо II и Марию Софию. Какое-то время они еще жили вместе, но последующие годы провели в разлуке (Мария София в основном жила в Баварии).

В 1894 году последний неаполитанский король умирает от диабета, в тот момент Мария София находится в Париже, но тут же оставляет все свои дела и успевает приехать в Арко на похороны своего мужа.

По сей день в Германии и Австрии проживают многочисленные потомки австрийского императора Франца Иосифа и баварского герцога Максимилиана, отца Марии Софии. С одной из представителей рода я знакома лично – с баварской принцессой Бенедиктой (Benedikta prinzessin von Bayern).

По линии матери она является прямым потомком самой императрицы Елизаветы, больше известной в истории как Сисси (1837–1898), чья младшая дочь Мария Валери (Marie Valerie, 1868– 1924) приходится прабабушкой моей знакомой. Ее дедом был сын великой княгини Австрийской Марии Валери – Теодор Сальватор Австрийский (Theodor Salvatore d Austria, 1899–1978), чья дочь – поныне здравствующая великая княгиня Австрии и Тосканы Тереза является матерью моей приятельницы Бенедикты.

Бенедикта очень похожа на всех женщин из рода Виттельсбах (Wittelsbach): те же темные прямые волосы и синие, очень выразительные глаза. Лицо приятное, манеры и осанка царственные – в общем, все так, как подобает великой княгине.

В начале нашей беседы с Бенедиктой я задала ей вопрос – а как твоя фамилия, имея в виду, написано ли у нее в паспорте Бенедикта Виттельсбах? Она, снисходительно улыбаясь мне, отвечала: «Нет, дорогая, в Германии у особ королевской крови в официальных документах написано – великая княгиня Баварская Бенедикта». Вот это я понимаю! Просто и со вкусом!

Познакомилась я с великой княгиней Бенедиктой здесь, на Сицилии.

Она и ее супруг барон Рудольф фон Фрайберг (baron Rudolf von Freyberg-Eisenberg) живут между Катанией и Мюнхеном, так как лет двадцать назад Рудольф получил от своей двоюродной бабушки по линии князей Руффо ди Скалетта поместье внушительных размеров – 300 гектаров земли в 40 км от города. «Когда это произошло, – рассказывает баварская принцесса, – мы с мужем, не раздумывая, решили эту усадьбу не продавать, а превратить в процветающий бизнес. Так и переехали на Сицилию и нисколько об этом не жалеем».

Барон фон Фрайберг выращивает апельсины, которые успешно продает у себя на родине, в Германии; также он облагородил и с большим вкусом перестроил в поместье старинные постройки и создал элитную резиденцию для туристов – несколько фешенебельных комнат со всеми удобствами, прекрасный тенистый сад с бассейном и теннисным кортом.

В начале нашей беседы я попросила Бенедикту любезно рассказать мне какую-нибудь семейную историю или легенду, восходящую к XIX веку – временам Марии Софии и ее сестер, но она сказала, что ничего такого не знает, только с уверенностью может утверждать, что все книги, написанные про императрицу Сисси и ее семью, в частности про ее отца герцога Максимилиана, не вполне точно передают атмосферу и образ жизни, который вели сестры Виттельсбах.

Бенедикту возмущает, когда герцога Максимилиана изображают этаким простачком, а его дочерей – некими дворянками-крестьянками, выросшими в деревне. «Да, – говорит княгиня, – семья Максимилиана проводила немало времени на природе, а что в этом плохого? Но это вовсе не значит, что они там находились постоянно. В основном семья проживала в семейном замке неподалеку от Мюнхена, и сестры Виттельсбах получили отличное домашнее образование и воспитание, как подобает особам высокого происхождения».

Переходя уже к нашему времени, Бенедикта рассказала мне любопытную историю, которую ей, в свою очередь, поведал дед по материнской линии – Теодор Сальватор Австрийский.

После того, как Австрия уже была освобождена от фашистов, в их родовой замок на Дунае – Вальзее (Wallsee) ворвались подразделения союзных войск, состоящих из американцев и советских офицеров, и нагло выгнали всю семью Теодора Сальватора на улицу в буквальном смысле слова. Деду Бенедикты и членам его большой семьи ничего не оставалось, как покориться и переехать на какое-то время к родственникам. Но непрошеные гости выгнали не всех, они оставили при себе нескольких хозяйских слуг и дворецкого.

«Помнится, рассказывал мне дед, – продолжает великая княгиня Баварская, – что русские приказали унести все картины и фотографии наших родственников, а вот портреты императора Франца Иосифа очень почтительно развесили в одной из комнат, что очень удивило нашего дворецкого.

(Мне думается, русские советские офицеры это сделали потому, что хорошо были знакомы с отечественной историей и уважали австрийского императора, помогавшего русским войскам сражаться против Наполеона. – АВТ.).

В нашем замке, по рассказам деда, был внушительных размеров винный погреб, который не мог не привлечь особого внимания советских солдат и офицеров. Они были не прочь его опустошить, но очень боялись, что вино могло быть отравлено. Тогда они приказали нашему дворецкому первым выпить из откупоренной бутылки. А тот был хитрее самого черта и придумал, как спасти нашу винную коллекцию: каждый раз, пригубив вино, он приговаривал, что какое-то оно странное на вкус, слишком горькое. Русские ему поверили и вино пить отказались.

– А как сложилась судьба твоих аристократических родственников во время Второй мировой войны? – спросила я.

– В целом неплохо, за исключением нескольких двоюродных братьев моего деда, которые принимали непосредственное участие в организации покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Все они были отправлены в концлагеря, но выжили там и после окончания войны были освобождены. Моему деду и его сестрам удалось избежать этой участи, потому что они вовремя смогли убежать в Венгрию по поддельным документам».

Отец княгини Бенедикты – баварский князь Никко (Nikko Prince von Bayern, 1926–2011) – сын великого князя баварского Франца Марии Леопольда Баварского (Franz Maria Luitpold von Bayern, 1875–1957), третьего сына баварского короля Людвига III.

Франц Баварский избрал военную карьеру, дослужился до генерал-майора баварской армии, активно сражался во время Первой мировой войны, «но в основном против итальянских и английских войск», – с улыбкой подчеркнула Бенедикта, зная, что я русская.

В конце нашей беседы в комнату вошла самая младшая из детей Бенедикты и Рудольфа – четырнадцатилетняя Лудовика, и, поскольку в тот момент проходил чемпионат Европы по футболу, я осведомилась у юной фройлян за кого она будет болеть: за Германию или за Италию, в которой она, кстати сказать, родилась и выросла.

– Конечно же, за Германию! – не раздумывая, заявила девушка. – Я хотя и выросла в Италии, но чувствую себя стопроцентной немкой.

Настоящая арийка, ничего не скажешь!

Вернемся назад. В том же 1859 году, 22 мая, спустя всего несколько месяцев после свадьбы Марии Софии и Франческо II, умирает неаполитанский король Фердинанд II.

Граф Джузеппе Костантино де Лудольф – один из немногих, кто присутствует у его смертного ложа и видит короля в последние минуты его жизни.