Текст книги "Махабхарата. Рамаяна (сборник)"

 
Сказал он: «Пусть наши покроются руки
Позором, и пусть опозорятся луки,
 
 
За то, что тебя обрекли мы трудиться,
Что руки в мозолях твои, о царица!
 
 
Хотел я начать на глазах у Вираты
Побоище ради великой расплаты,
 
 
Но старшего брата увидел я рядом, –
Меня удержал он косым своим взглядом.
 
 
А то, что доселе с возмездием правым,
С погибелью мы не пришли к кауравам,
 
 
Что, царство утратив, живем на чужбине, –
Стрелою сидит в моем сердце поныне!
 
 
Жена дивнобедрая, будь справедлива,
Избавься от гнева, от злого порыва.
 
 
Юдхиштхира, Царь Правосудья высокий,
Умрет, если эти услышит упреки,
 
 
Иль Арджуна, Завоеватель Добычи,
Иль два близнеца – и пастух и возничий –
 
 
Погаснут, – погибну, их смертью сраженный!
Ты вспомни, как прежде вели себя жены.
 
 
Суканья была всей душою невинной
С супругом, что в куче лежал муравьиной{38}38
  Суканья была всей душою невинной // С супругом, что в куче лежал муравьиной… – Мудрец Чьявана был так поглощен своим подвижничеством, что не заметил, как вокруг него образовался муравейник. Проходившая мимо Суканья, дочь царя Шарьяты, ткнула в его глаза палкой. Мудрец разгневался и сменил гнев на милость только после того, как Шарьята отдал свою дочь ему в жены. Ее расположения домогались братья Ашвины, но она осталась верной своему супругу.


[Закрыть];
 
 
Пошла Индрасена и лесом и лугом
За старым, за тысячелетним супругом{39}39
  Пошла Индрасена и лесом и лугом // За старым, за тысячелетним супругом… – Героиня древних сказаний Индрасена отличалась верностью и всюду следовала за своим супругом.


[Закрыть];
 
 
Царевна, чье имя досель не забыто,
Скиталась с супругом прекрасная Сита{40}40
  …Скиталась с супругом прекрасная Сита… – Приключения Рамы и его верной жены Ситы легли в основу эпической поэмы «Рамаяна».


[Закрыть];
 
 
Измучена ракшаса злобой упрямой,
Шла Рамы супруга повсюду за Рамой;
 
 
Отвергнув тщеславье, корысть, любострастье,
Верна Лопаму́дра осталась Агастье{41}41
  Верна Лопамудра осталась Агастье… – Лопамудра – девушка, созданная мудрецом Агастьей из отдельных частей животных. Выросла при дворце царя Видарабхи. Царь не хотел отдавать ее замуж за Агастью, но ему пришлось уступить, и Лопамудра все-таки стала женой мудреца.


[Закрыть];
 
 
У женщин таких и тебе, о царица,
Супружеской верности нужно учиться.
 
 
За горем последует вскоре отрада:
Терпеть полтора только месяца надо,
 
 
Тринадцать исполнится лет, – и по праву
Ты славу опять обретешь и державу».
 
 
А та: «Я страдаю и горько рыдаю,
Но разве Юдхиштхиру я осуждаю?
 
 
Оставим былое, Бхима знаменитый,
В лицо настоящему зорко взгляни ты.
 
 
Царица всегда опасеньем объята,
Что прелесть мою возжелает Вирата,
 
 
И Кичака, зная тревогу Судешны,
Ко мне пристает, многолживый и грешный.
 
 
Безумным от страсти он стал, и сказала
Я Кичаке, гнев затаив свой сначала:
 
 
«Страшись! Пять мужей у меня, и с тобою
Гандхарвы расправятся с яростью злою».
 
 
«Сайрандхри! – сказал он, исполнен порока, –
Гандхарвов твоих презираю глубоко.
 
 
Пусть будет не пять их, а тысяча даже, –
Я их уничтожу в сраженье тотчас же!»
 
 
Сказала я: «Пусть ты победами славен,
Но разве гандхарвам ты силою равен?
 
 
Ты жив, от погибели мною спасенный,
Затем что добра почитаю законы».
 
 
В ответ рассмеялся не знающий срама,
Законы добра отвергая упрямо,
 
 
Но если меня этой страстью слепою
Он вновь оскорбит, – я покончу с собою.
 
 
Погибнет добро, хоть добра вы хотите,
Лишитесь жены, хоть условие чтите.
 
 
Жену ограждая, детей ограждают,
Детей ограждая – себя утверждают.
 
 
«Для воина, – учат нас брахманы свято, –
Единый закон – умертвить супостата».
 
 
Пред взором Юдхиштхиры и Бхимасены
Ударил меня сластолюбец презренный.
 
 
Не ты ль меня спас, о душою великий,
От ракшаса злого и Синдха владыки?
 
 
Пойди – и да будет разрублен на части
Сей Кичака, грешной исполненный страсти.
 
 
Его размозжи, как о камень посуду,
Тогда лишь обиду и горе забуду.
 
 
А если взойдет над вселенною утро,
Увидев: остался в живых Сутапутра, –
 
 
Умру я от яда: и смерть мне – отрада,
Коль жить под владычеством Кичаки надо!»
 
 
Супруга припала к груди его с плачем,
И он ее словом утешил горячим,
 
 
И, губы кусая, сказал: «Ради мести
Убит будет Кичака с близкими вместе.
 
 
Тая отвращенье, с любезною речью,
Пойди и назначь в эту ночь ему встречу.
 
 
Для танцев воздвиг помещенье Вирата,
Где пусто становится после заката,
 
 
И есть там постель, и на этой постели
Я Кичаку к предкам отправлю отселе.
 
 
Никто пусть не знает, что с ним в это зданье
В условленный час ты придешь на свиданье».
 

 
Прошла эта ночь. К Драупади с рассветом
Вновь Кичака низкий пришел за ответом:
 
 
«Ударив тебя на глазах у Вираты,
Я был ли наказан, во всем виноватый?
 
 
Он только зовется царем, а на деле –
Я правлю страной и веду ее к цели.
 
 
Пойми свое счастье, мне стань госпожою,
Сто нишков я дам тебе вместе с душою!
 
 
Нужны тебе слуги, рабы, колесница?
На встречу со мной ты должна согласиться!»
 
 
Сказала служанка: «Тебе не перечу,
Но в тайне от всех сохрани нашу встречу.
 
 
Гандхарвов страшусь, опасаюсь их мести.
Дай слово, – тогда мы окажемся вместе».
 
 
А тот: «Обманув любопытство людское,
Один я приду к тебе в место глухое,
 
 
Таясь от гандхарвов, сгорая от страсти,
Познаю с тобой, круглобедрая, счастье».
 
 
Она: «Дом для танцев построил Вирата,
Где пусто становится после заката.
 
 
Гандхарвы об этом не ведают зданье, –
Туда в темноте приходи на свиданье…»
 
 
Для Кичаки день, словно месяц, был долог.
Он ждал, чтобы ночь распростерла свой полог.
 
 
Не знал он, в любовной горя лихоманке,
Что смерть свою в облике видит служанки.
 
 
Глупец, он себя торопливо украсил
Цветами, убранством, дыханием масел.
 
 
Пылая, он ждал с нетерпением ночи,
Желая лобзать удлиненные очи.
 
 
Живой, он не думал о скором уходе:
Ведь пламя горит, хоть фитиль на исходе!
 
 
Уверенно ждал он лобзаний, объятий:
Не знал он, что жизнь, как и день, – на закате!
 
 
Меж тем Драупади, как полдень весенний
Блистая, на кухню пришла к Бхимасене.
 
 
«Я с Кичакой, – молвила мужу-герою, –
Свидание в доме для танцев устрою.
 
 
Он вступит в безмолвное зданье надменно,
И ты его должен убить, Бхимасена.
 
 
Гандхарвы смешны ему, – будь к поединку
Готов: словно слон, раздави камышинку!
 
 
Раздавишь его – и пандавов прославишь,
Утрешь мои слезы, от горя избавишь».
 
 
«Будь радостна, – молвил он, – тонкая в стане.
Есть в слове твоем – исполненье желаний.
 
 
Я счастлив, что с Кичакой биться придется,
И я, как Хиди́мбу, убью полководца,
 
 
Как Индра убил непотребного Вритру!
Я слезы твои, дивнобедрая, вытру.
 
 
Добро защищая, врага уничтожу,
А вступятся матсьи, – их гибель умножу.
 
 
Затем, почитая и братьев и право,
Дуръйодхану я погублю – каурава,
 
 
И даже без помощи старшего брата
Я вызволю землю из рук супостата».
 
 
Она: «Приходи, но тайком, а иначе
Условье нарушишь, лишимся удачи».
 
 
А он: «Успокой ты, о робкая, душу,
То слово, что дали мы, я не нарушу.
 
 
Погибнет зломышленный, мной обезглавлен,
Как плод, что слоновой пятою раздавлен!»
 
 
Явился Бхима, чтоб с пороком бороться.
Как лев ждет оленя, он ждал полководца.
 
 
Он тихо таился во тьме непроглядной,
А Кичака – гордый, блестящий, нарядный,
 
 
Не зная, что встретится с недругом кровным,
Пришел, истомленный томленьем любовным.
 
 
Он шел и горячей не сдерживал дрожи,
Так жаждал он лечь с Драупади на ложе, –
 
 
И что же? Внезапно, во тьме сокровенной,
Не с женщиной встретился, а с Бхимасеной!
 
 
Глаза полководца желаньем блестели,
Не знал он, что смерть его – там, на постели.
 
 
Сказал, сладострастного полон горенья:
«Богатые утром получишь даренья.
 
 
Я слышу от женщин хвалебное слово:
«Нет равных тебе среди рода мужского!»
 
 
Вскричал Бхимасена: «Но это слова лишь,
И благо тебе, что ты сам себя хвалишь.
 
 
Что сладостным сам ты себе показался, –
Но кто к тебе так, говори, прикасался?»
 
 
Сказал – и, могучей отвагой владея,
Схватил он за волосы прелюбодея,
 
 
Но, благоухавший, цветами венчанный,
Тот вызволил волосы, – муж крепкостанный.
 
 
Схватились, померились мощью стальною,
Как будто слоны из-за самки весною!
 
 
Казалось, что плохо пришлось Бхимасене:
Швырнул его недруг во прах, на колени,
 
 
Но он, как змея, что ударена палкой,
Поднялся, смеясь над попыткою жалкой!
 
 
Боролись две силы, две злобы средь ночи.
Борьба становилась упорней, жесточе,
 
 
Но жажда возмездья порок не сражала,
Роскошное зданье для танцев дрожало.
 
 
Кругом было мрачно, безлюдно и глухо.
Ударил противника в грудь Волчье Брюхо,
 
 
Но был удальцом Сутапутра недаром, –
Не пал под неслыханно сильным ударом,
 
 
Он только поддался на миг, и мгновенно
Заметил, что он ослабел, Бхимасена,
 
 
И поднял его, задыхаясь, и разом
Померк у могучего Кичаки разум.
 
 
За волосы витязь схватил его снова,
Взревел, точно тигр среди мрака лесного,
 
 
Схвативший, голодный, большого оленя!
Как Шива, возжаждавший жертв истребленья,
 
 
Чтоб жертвенный скот погибал от трезубца{42}42
  Трезубец (Пинака) – оружие Шивы.


[Закрыть],
Схватил он, скрутил он в комок женолюбца.
 
 
Супруге, дождавшейся светлого часа,
Комок показал он кровавого мяса:
 
 
«Смотри на него, о панчалов царевна,
Ты видишь, как похоть карается гневно!»
 
 
Убив Сутапутру, свой гнев успокоив,
На кухню пошел он из этих покоев.
 
 
Ликуя, что враг уничтожен супругом,
Пошла Драупади и молвила слугам:
 
 
«Смотрите: мужьями моими убитый,
Лежит Сутапутра, позором покрытый,
 
 
Смотрите: чужую жену пожелавший,
Лежит, от гандхарвов погибель познавший!»
 
 
Светильники взяли дворцовые слуги
И тысячами устремились в испуге,
 
 
Увидели: Кичака, гордость державы,
Убитый, в комок превратился кровавый:
 
 
«Увы, искромсали его полубоги…
Где грудь, голова его, руки и ноги?»
 

 
Все родичи Кичаки, с плачем всеобщим,
Пришли и склонились в тоске над усопшим.
 
 
Подобен он был, – все увидели в страхе, –
Ножом изуродованной черепахе!
 
 
Затем выносить его стали наружу,
Чтоб почесть воздать погребальную мужу.
 
 
Тогда, совершая обряд похоронный,
Служанку увидели возле колонны.
 
 
Вскричали: «В сей смерти она виновата,
Убить ее надо, исчадье разврата!
 
 
Нет, с Кичакой вместе сожжем ее лучше,
Пусть близостью с ней насладится могучий!»
 
 
«Хотим ее сжечь, – обратились к Вирате, –
Повинна она в нашей тяжкой утрате.
 
 
Согласен?» И царь разрешил недостойным.
Пусть быстро сожгут ее вместе с покойным.
 
 
Толпа, на мгновенье оставив останки,
Крича, подступила к дрожащей служанке.
 
 
Связали красавицу с дивным сложеньем,
Пошли, чтобы дело закончить сожженьем.
 
 
Тогда, уносимая злобной толпою,
К мужьям обратилась царица с мольбою:
 
 
«Гандхарвы, ужель я покинута вами?
Влекут меня родичи Кичаки в пламя!
 
 
Гандхарвы, чьи стрелы блестят, как зарницы,
И грому подобно гремят колесницы,
 
 
Услышьте, жена вас о помощи просит:
В костер меня род Сутапутры уносит!»
 
 
Вскочил Бхимасена с обличием грозным, –
Он внял всей душою тем жалобам слезным.
 
 
Вскричал: «О сайрандхри, бояться не надо.
Иду я, защита твоя и ограда!»
 
 
Одежды сменил он, и в ярком наряде
Он выскочил, чтобы помочь Драупади.
 
 
Из хода Бхима побежал потайного,
Взволнованный, вала достиг крепостного,
 
 
И дерево с корнем он вырвал из вала,
Помчался туда, где толпа бушевала.
 
 
То дерево поднял он вместе с листвою, –
Бог смерти, казалось, грозит булавою!
 
 
На родичей Кичаки, с бешенством гнева,
Длиной в десять вья́ма{43}43
  Вьяма – мера длины, около двух метров.


[Закрыть] обрушил он древо.
 
 
На землю упали деревья и люди,
Сплетаясь в единой низвергнутой груде.
 
 
Их так устрашил полубог разъяренный,
Что быстро прервали обряд похоронный.
 
 
Увидев: земля под гандхарвой трясется, –
Весь род, собиравшийся сжечь полководца,
 
 
Воскликнул: «Свирепость гандхарвы измерьте:
Он Яме подобен, властителю смерти!
 
 
Отпустим служанку, жену полубога, –
Да сразу развеются страх и тревога!»
 
 
Свободу вернули они Драупади
И ринулись в город спасения ради.
 
 
Воитель ударил их древом с листвою,
Как Индра стрелою своей громовою, –
 
 
Сто пять из бегущих легли без движенья.
Сказал он супруге слова утешенья:
 
 
«О робкая, видишь, убиты злодеи,
Не бойся, домой возвратись поскорее,
 
 
На кухню пойду я дорогой другою…»
Сто пять уничтожил он мощной рукою,
 
 
Казалось, в лесу повалились деревья
И кровоточили на месте корчевья.
 
 
Сто пять полегли, неподвижны, безгласны,
И был сто шестым Сутапутра всевластный.
 
 
Сто пять полегли от единого взмаха, –
И люди замолкли, исполнены страха.
 
 
Явились к царю потрясенные слуги.
«Гандхарвой убиты, – сказали в испуге, –
 
 
Сородичи Кичаки, сто или боле.
Как будто на камни рассыпалась в поле
 
 
Гора, что ударом расколота грома!
А эта сайрандхри, наверное, дома,
 
 
Но гибель над городом нашим нависла:
С гандхарвами грозными биться нет смысла,
 
 
Жена их, сайрандхри, – предмет вожделенья,
Мужчин доведет она до исступленья!
 
 
Подумай, как с ней поступить, ибо вскоре
Державе твоей причинит она горе».
 
 
Вирата велел: «Похороним с почетом
Сородичей мертвого Кичаки, счетом
 
 
Сто пять, – да сгорят, как и надо мужчинам,
Они на костре погребальном едином
 
 
В своих драгоценных камнях, с благовоньем.
Когда же мы наших друзей похороним,
 
 
Да скажет красивой служанке царица:
«Наш царь от гандхарвов погибнуть боится,
 
 
Иди куда хочешь дорогой своею…»
Я сам это слово сказать ей не смею:
 
 
Гандхарвов страшусь я! А скажет царица, –
Так разве на женщину будут сердиться?»
 
 
Избавясь от смерти, с весельем во взгляде,
Меж тем направлялась домой Драупади, –
 
 
Как лань, что от тигра умчаться сумела.
Омыла царица одежду и тело.
 
 
Завидев гандхарвов жену молодую,
Пред ней разбегалась толпа врассыпную.
 
 
Глаза закрывались от страха у многих,
Иные в смятенье тряслись на дорогах.
 
 
Царевна панчалов пришла к Бхимасене,
Сказала, как цвет улыбаясь весенний
 
 
И взглядами слово свое объясняя:
«Властитель гандхарвов, тобой спасена я!»
 
 
«Мужья твои, – ей отвечал Бхимасена, –
Везде исполняют свой долг неизменно».
 
 
Вот Арджуна, Завоеватель Добычи,
Нарядной гурьбой окруженный девичьей,
 
 
Из дома для танцев пришел, грознолицый.
Сказали царевне его ученицы:
 
 
«О, счастье, сайрандхри, свободна ты снова,
Спаслась ты от родичей Кичаки злого!»
 
 
Спросил Бриханнада: «Сайрандхри, поведай, –
О, как от злодеев ушла ты с победой?»
 
 
Она: «Бриханнада, тебе что за дело
До бедной служанки? Ты пляшешь умело,
 
 
Без горя на женской живешь половине, –
Что можешь ты знать о страданьях рабыни?
 
 
Вопрос ты мне задал, плясун, для того ли,
Чтоб высмеять все мои муки и боли?»
 
 
А тот: «Посмотри, я сравнялся с животным,
Но мукам не внемлю ль твоим неисчетным?»
 
 
Не ведая страха, сияя, как вешний
Цветник, Драупади явилась к Судешне.
 
 
«Иди куда хочешь, – сказала царица, –
Затем, что Вирата гандхарвов боится.
 
 
А так ты красива, о тонкая в стане,
Что всюду рождаешь ты сотни желаний».
 
 
Сайрандхри: «Я скоро уйду без возврата, –
Тринадцать лишь дней да потерпит Вирата.
 
 
Меня унесут полубоги отселе,
А к вам возвратятся покой и веселье».
 

Сказание о сражении на поле кауравов

Когда пандавы выполнили все условия проигрыша, когда миновал тринадцатый год их изгнания, они отправили к Дуръйóдхане посла с требованием возвратить им половину царства. Дуръйодхана отказался. Так началась великая битва кауравов с пандавами. Одни народы Индии стали на сторону пандавов, другие примкнули к кауравам. Кришна, близкий друг и родственник пандавов, земное воплощение бога Вишну, стал их советником, колесничим Арджуны, а войско свое отдал кауравам. Войско пандавов возглавил Дхриштадью́мна, сын Друпáды, царя панчалов, а войско кауравов – их дед Бхишма.

Битва произошла на необозримой равнине Курукшéтре – на «Поле кауравов», и длилась восемнадцать дней. Войско пандавов состояло из семи ратей, которые возглавлялись Бхимасéной, Чеки́таной – сыном царя племени сомаков, и сыновьями Друпады, среди которых выделялись доблестью и военным искусством, помимо Дхриштадьюмны, Шикхáндин и Сатья́ка. Им помогали в битве юные сыновья Драупади, рожденные ею от пяти братьев-пандавов.

Во главе одиннадцати ратей кауравов стояли великий знаток оружия, ученый Кри́па, царь племени мадров Шáлья, царь бходжей и андхаков Критавáрман, сын Дрóны Ашваттхáман, Карнá, Шаку́ни и другие знаменитые витязи.

Перед началом сражения, когда враждебные войска выстроились друг против друга, Арджуна отказался вести войну против своих родичей и близких. Тогда Кришна раскрыл Арджуне смысл вечной дхáрмы – высшего морального закона. Поучение Кришны и составило «Бхагавадги́ту» – духовную сущность индийского эпоса.

О том, что происходило на поле боя, рассказал слепому царю Дхритарáштре его возничий Санджáйя.

1

 
И тот, на чьем знамени знак обезьяний,{44}44
  И тот, на чьем знамени знак обезьяний… – то есть Арджуна. Кудрявый (санскр. «гудакеша», буквально: «кругло– или густоволосый») – постоянный эпитет Арджуны, перекликающийся с эпитетом Кришны «хришикеша»; этот последний по аналогии с «гудакеша» в индийской комментаторской традиции нередко понимается как состоящий из компонентов «хриши» – «радостное возбуждение» и «кеша» – «волосы» (в данном случае – на теле); «хришикеша» тогда означает приблизительно: «тот, у кого волоски на теле подняты в радостном возбуждении». Иногда «хришикеша» истолковывается также – достаточно вольно – как «прямоволосый». Это связано с тем, что Кришна, как предполагает большинство индологов, изначально божество дравидийских племен, когда-то заселявших всю Индию и оттесненных на юг пришедшими ариями. Последние включили Кришну в свой пантеон, сохранив его физический облик (само имя Кришны буквально значит «черный»), но изменив характер и содержание его культа.


[Закрыть]
Узрев кауравов на поприще брани, –
 
 
Пред тем, как посыплются стрелы в окружье, –
«О Кришна, – промолвил, вздымая оружье, –
 
 
Меж вражеских ратей, как раз посредине,
Мою задержи колесницу ты ныне,
 
 
Чтоб воинов мог разглядеть я порядки,
С которыми биться мне надобно в схватке,
 
 
Кого здесь собрал, ради битвы неправой,
Царя Дхритараштры потомок лукавый».
 
 
И Кришна, услышав от Арджуны слово, –
Меж войск, озиравших друг друга сурово,
 
 
Огромную остановил колесницу
Пред всеми, кто сталью одел поясницу,
 
 
Пред Бхишмой и Дроной, – и молвил: «Кудрявый,
Теперь посмотри, каковы кауравы».
 
 
Предстали пред Арджуной деды и внуки,
Отцов и сынов увидал сильнорукий,
 
 
И братьев, и родичей, близких по крови, –
Каленые стрелы у всех наготове!
 
 
Враждой сотоварищей прежних расстроен,
Высокую жалость почувствовал воин.
 
 
«О Кришна, – сказал, – где закон человечий?
При виде родных, что сошлись ради сечи,
 
 
Я чувствую – мышцы мои ослабели,
Во рту пересохло и дрожь в моем теле,
 
 
Мутится мой разум, и кровь стынет в жилах,
И лук я удерживать больше не в силах.
 
 
Зловещие знаменья вижу повсюду.
Зачем убивать я сородичей буду?
 
 
Мне царства, победы и счастья не надо:
К чему мне, о Пастырь{45}45
  Пастырь (санскр. «го-винда», буквально: «коров обретающий» или «коров знающий») – эпитет Кришны Васудевы, земного воплощения бога Вишну. Родившийся в царской семье Кришна из-за козней своего дяди Кансы, который хотел убить его, был тайно доставлен родителями в дом пастуха Нанды и его жены Яшоды. Там он воспитывался до отроческих лет в качестве приемного сына. Кришна пас коров и предавался любовным играм с пастушками, сбегавшимися на звуки его свирели. Он совершил множество подвигов, убил злодея Кансу, стал царем и царствовал, творя разнообразные чудеса. Пастушеские забавы Кришны осмысляются приверженцами вишнуизма как благие деяния мудрого пастыря, направляющего и просветляющего души верующих, а влечение пастушек к Кришне – как стремление слиться с божественным началом. В битве пандавов с кауравами Кришна, казалось бы, поровну распределяет свои силы между враждующими сторонами; отдав свое войско кауравам, сам он делается колесничим пандава Арджуны. Это «внешнее» проявление действий Кришны всецело обусловлено сокровенным, внутренним смыслом его поведения: Кришна, как о том повествует первая книга поэмы, – ипостась бога Вишну, воплотившегося в земном обличье царя ядавов, в частности, для того, чтобы, не допуская примирения пандавов и кауравов, разжечь пламя великого побоища и избавить Землю от чрезмерного обилия топчущих ее «людских орд».


[Закрыть], сей жизни услада?
 
 
Те, ради кого нам победа желанна,
Пришли как воители вражьего стана.
 
 
Наставники, прадеды, деды и внуки,
Отцы и сыны напрягли свои луки,
 
 
Зятья и племянники, дяди и братья, –
Но их не хочу, не могу убивать я!
 
 
Пусть лучше я сам лягу мертвым на поле:
За власть над мирами тремя{46}46
  За власть над мирами тремя… – Тройственная Вселенная членится на нижний, средний и верхний миры – соответственно, на Подземелье, Землю и Небо или, по другой трактовке, Землю, Эфир, Небо. Возможно также философское толкование тройственной формулы: есть воспринимаемая чувствами и разумом Вселенная, которая кажется существующей, но на самом деле иллюзорна (Бытие), есть истинная Вселенная (не-Бытие), которая не может быть никак воспринята, понята и описана. Между ними, как между Верхом и Низом, находится Вселенная идеальных сущностей (классов понятий и представлений: не-Бытие и не не-Бытие).


[Закрыть], а тем боле
 
 
За блага земные, – ничтожную прибыль! –
Нести не хочу я сородичам гибель.
 
 
В убийстве сынов Дхритараштры{47}47
  Сыны Дхритараштры – кауравы.


[Закрыть] какая
Нам радость? Мы грех совершим, убивая!
 
 
Ужели мы смерть принесем этим людям?
Счастливыми, близких убив, мы не будем!
 
 
Хотя кауравы, полны вероломства,
Не видят греха в истребленье потомства{48}48
  Не видят греха в истребленье потомства… – Ослепленные ненавистью. Кауравы, принадлежащие, как и пандавы, к роду Куру, не способны провидеть страшное будущее: с гибелью в сражении всех мужчин рода прекратится деторождение, и род также перестанет существовать в качестве некоего стройного целого.


[Закрыть],
 
 
Но мы-то, понявшие ужас злодейства,
Ужели погубим родные семейства?
 
 
С погибелью рода закон гибнет вместе,
Где гибнет закон, там и рода бесчестье.
 
 
Там жены развратны, где род обесчещен,
А там и смешение каст{49}49
  Смешение каст. – Подразумеваются не сами касты – наследственно-профессиональные социальные объединения, а четыре основных сословия – варны. Нарушение запрета на браки между представителями высших (брахманы и кшатрии) и низших (вайшьи и шудры) варн ведет к рождению детей, чья сословная принадлежность уже не может быть точно установлена; в последующих поколениях подобная неопределенность все возрастает. Увеличение неопределенности расшатывает род (общество), низводит социальную организацию к хаосу.


[Закрыть] из-за женщин!
 
 
А там, где смешение каст, – из-за скверны
Мучения грешников будут безмерны:
 
 
И род, и злодеи, что род погубили,
И предки, о коих потомки забыли,
 
 
Лишив прародителей жертвенной пищи{50}50
  И предки, о коих потомки забыли, // Лишив прародителей жертвенной пищи… – Важнейшей обязанностью сыновей – наследников рода является совершение поминального обряда – шраддха, цель которого – обеспечение (через ритуальные жертвоприношения) проживающих «в том мире» предков едой и питьем. Гибель рода является поэтому не только земной, но и космической катастрофой и равно страшна для обеих сторон: погибшие в сражении не смогут иметь заботящихся о предках потомков; поглощенные же ратными подвигами воины, чьи руки обагрены кровью, не могут и не должны совершать шраддху, – в любом случае проживающие на небесах предки будут низвергнуты в нижний мир и станут мучиться от голода и жажды.


[Закрыть], –
Все вместе окажутся в адском жилище!
 
 
А касты смесятся, – умрет все живое,
Разрушатся все родовые устои,
 
 
А люди, забыв родовые законы,
Низринутся в ад: вот закон непреклонный!
 
 
Замыслили мы ради царства и власти
Родных уничтожить… О, грех, о, несчастье!
 
 
О, пусть без оружья, без всякой защиты,
Я лягу, потомками Куру убитый!»
 
 
Так Арджуна молвил на битвенном поле,
На дно колесницы поник, полон боли,
 
 
И, лик закрывая, слезами облитый,
Он выронил стрелы и лук знаменитый{51}51
  Лук знаменитый. – Чудесный лук «гандива» был подарен богом луны Сомой повелителю вод Варупе, тот преподнес лук в дар богу огня Агни, последний же вручил его Арджуне. С помощью этого бьющего без промаха лука Арджуна, посрамив остальных женихов-соперников, добился руки Драупади, ставшей общей женой пандавов.


[Закрыть].
 

2

 
Познавший высокую боль состраданья,
От Кришны услышал он речь назиданья:
 
 
«Как можно пред битвою битвы страшиться?
Смятенье твое недостойно арийца{52}52
  Смятенье твое недостойно арийца. – Санскритское слово «арья» (первоначальное значение, по-видимому, «приветливый к чужим», позже стало значить «благородный, высший, лучший») здесь употреблено не терминологически (как название группы индоевропейских племен, пришедших в Индию три с половиной – четыре тысячи лет тому назад), но в смысле «благородный представитель высших варн».


[Закрыть],
 
 
Оно не дарует на поприще брани
Небесного блага и славных деяний.
 
 
Отвергни, о Арджуна, страх и бессилье,
Восстань, чтоб врагов твои стрелы разили!»
 
 
Тот молвил: «Но как, со стрелой оперенной,
Мне с Кхишмой сражаться, с наставником Дроной?
 
 
Чем их убивать, – столь великих деяньем,
Не лучше ль в безвестности жить подаяньем?
 
 
Убив наших близких, мы станем ли чище?
О нет, мы вкусим окровавленной пищи!
 
 
Еще мы не знаем, что лучше в сраженье:
Врагов победить иль познать пораженье?
 
 
Мы жизнью своей наслаждаться не сможем,
Когда Дхритараштры сынов уничтожим.
 
 
Я – твой ученик. Ты учил меня долго,
Но в суть не проник я Закона и Долга{53}53
  Закон и Долг. – Подразумевается санскритский термин «дхарма» (религиозный и нравственный долг). Существование личности в «явленном» (феноменальном) мире определяется тремя целями, из которых «дхарма» – наивысшая; две другие – «артха» (стремление к благосостоянию) и «кама» (стремление к чувственным удовольствиям).


[Закрыть].
 
 
Поэтому я вопрошаю, могучий,
Ты должен мне ясно ответить: что лучше?
 
 
Мне счастья не даст, – ибо сломлен скорбями, –
Над смертными власть или власть над богами,
 
 
И вот почему я сражаться не стану!»
Сказал – и замолк, в сердце чувствуя рану.
 
 
А Кришна, с улыбкой загадочной глянув,
Ответил тому, кто скорбел меж двух станов:
 
 
«Мудрец, исходя из законов всеобщих,
Не должен жалеть ни живых, ни усопших.
 
 
Мы были всегда{54}54
  Мы были всегда… – В последующих строфах Кришна излагает теорию метемпсихоза, являющуюся психологической основой большинства религиозно-философских учений Индии. Суть ее составляют представления о вечном странствии неуничтожимого духа, сменяющего подверженные разрушению телесные оболочки; воплощение, облик и поведение его в каждом данном рождении определяется суммой заслуг и грехов во всех предшествующих рождениях.


[Закрыть] – я и ты, и, всем людям
Подобно, вовеки и впредь мы пребудем.
 
 
Как в теле, что нам в сей юдоли досталось,
Сменяются детство, и зрелость, и старость, –
 
 
Сменяются наши тела, и смущенья
Не ведает мудрый в ином воплощенье.
 
 
Есть в чувствах телесных и радость и горе{55}55
  Есть в чувствах телесных и радость и горе… – Источником знания о внешнем мире для человека являются ощущения типа: «приятное – неприятное», «холодное – горячее» и т. п.; ощущения непостоянны и противоречивы и потому – несущественны для истинно мудрого: осознавая их иллюзорный характер, он должен при любых условиях сохранять невозмутимость и спокойствие.


[Закрыть];
Есть холод и жар; но пройдут они вскоре;
 
 
Мгновенны они… О, не будь с ними связан,
О Арджуна, ты обуздать их обязан!
 
 
Лишь тот, ставший мудрым, бессмертья достоин,
Кто стоек в несчастье, кто в счастье спокоен.
 
 
Скажи, – где начала и где основанья
Несуществованья и существованья?{56}56
  Скажи, – где начала и где основанья // Несуществованья и существованья? – Для истинно мудрого не только очевидно небытие («асат») и бытие («сат»), он знает и о призрачности самой этой противоположности: истинен лишь вечный, единый и нечленимый Дух (Брахман), все прочее – плод индивидуального сознания, опутанного тенетами неведения.


[Закрыть]
 
 
Лишь тот, кому правды открылась основа,
Увидел границу того и другого.
 
 
Где есть бесконечное, нет прекращенья,
Не знает извечное уничтоженья.
 
 
Тела преходящи; мертва их отдельность;
Лишь вечного Духа жива беспредельность.
 
 
Не плачь же о тех, кто слезы недостоин,
И если ты воин, – сражайся, как воин!
 
 
Кто думает, будто бы он есть убийца,
И тот, кто в бою быть убитым боится, –
 
 
Равно неразумны: равно не бывают
И тот, кто убил, и кого убивают.{57}57
  …равно не бывают // И тот, кто убил, и кого убивают. – В буквальном переводе: «(Дух) не уничтожает и не уничтожается». Доказывая Арджуне необходимость его участия в сражении, Кришна взывает к самому простому и понятному: всякий должен неукоснительно следовать предписаниям варны; Арджуна – воин (кшатрий), поэтому воинский долг для него должен быть превыше всего. Если же исполнению воинского долга нужно метафизическое обоснование, то оно заключается в следующем: и убиваемый, и убивающий, и самый ход убийства, и орудия убийства, и где и когда оно совершается – все это лишь легкое (и к тому же кажущееся) волнение на поверхности недвижимого, вечного и всеобъемлющего Океана-Духа, находящегося за пределами явлений типа: «смерть – рождение», «убийство – умирание»… Так постепенно Кришна подводит Арджуну к пониманию одного из важнейших положений «Гиты»: исполнять должное, не будучи заинтересованным в плодах своих деяний.


[Закрыть]
 
 
Для Духа нет смерти, как нет и рожденья,
И нет сновиденья, и нет пробужденья.
 
 
Извечный, – к извечной стремится он цели;
Пусть тело мертво, – он живет в мертвом теле.
 
 
Кто понял, что Дух вечно был, вечно будет, –
Тот сам не убьет и убить не принудит.
 
 
Смотри: обветшавшее платье мы сбросим,
А после – другое наденем и носим.
 
 
Так Дух, обветшавшее тело отринув,
В другом воплощается, старое скинув.
 
 
В огне не горит он и в море не тонет,
Не гибнет от стрел и от боли не стонет.
 
 
Он – неопалимый, и неуязвимый,
И неувлажняемый, неиссушимый.
 
 
Он – всепроникающий и вездесущий,
Недвижный, устойчивый, вечно живущий.
 
 
А если он есть, – и незрим и неявлен{58}58
  А если он есть, – и незрим, и неявлен. – Буквально: «Он (то есть – Брахман) называется «неявленным» (то есть – не вступающим в контакт с органами чувств и потому недоступным для чувственного восприятия), «немыслимым» (то есть – не могущим также быть постигнутым и рассудком) и «неизменным» (то есть – не характеризующимся ни концом, ни началом, ни длительностью существования, ни процессом становления; не подверженным никаким внешним изменениям или внутренним преобразованиям – единственно сущным и вечным).


[Закрыть], –
Зачем же страдаешь ты, скорбью подавлен?
 
 
Но, если бы даже ты жил с убежденьем,
Что Дух подлежит и смертям и рожденьям, –
 
 
Тебе и тогда горевать не годится:
Рожденный умрет, а мертвец возродится.
 
 
И должен ли ты предаваться печали,
Поняв, что неявлены твари вначале,
 
 
Становятся явленными в середине,
Неявленность вновь обретя при кончине?{59}59
  И должен ли ты предаваться печали, // Поняв, что неявлены твари вначале, // Становятся явленными в середине, // Неявленность вновь обретя при кончине? – Если и отвлечься от идеи Абсолюта (Брахман) и обратиться к индивидуальным «я» (Атман), то и тогда, утверждает Кришна, нет оснований для скорби и отказа от сражения. Существование индивидуального «я» всецело определяется кармой («действие», «поведение» и – переносно – «судьба») – законом перерождений и воздаяний; в соответствии с кармой Атман лишь меняет телесные оболочки – как человек меняет одежды; как, надевая новое платье, не следует жалеть об обветшавшем старом, так не следует и скорбеть в случае чьей-то смерти. Лишь то, что создано и, следовательно, имеет начало, должно иметь и конец и подвергнуться разрушению.
  Так обстоит дело с телом (как и с миром явлений вообще). Атман же не имеет начала и, значит, не имеет и конца, он – вечен. Жизнь есть кратковременный промежуток существования данного Атмана в данной телесной оболочке, и наблюдаемое от рождения до смерти бытие данного индивидуума явлено лишь этой «срединностью»: сознание высвечивает лишь центральный участок приходящей из бесконечности («до рождения») и уходящей в бесконечность («после смерти») прямой индивидуальной кармы. Поэтому «умерший» означает и «возрожденный», а все, что не связано с началом или концом данного существования, оказывается «неявленным», то есть – не принадлежащим явленному, феноменальному миру.


[Закрыть]
 
 
Кто Духа не видел, подумает: чудо!
И тот, кто увидел, подумает: чудо!
 
 
А третий о нем с изумленьем внимает,
Но даже внимающий – не понимает!
 
 
Всегда он бессмертен, в любом воплощенъе, –
Так может ли смерть принести огорченье?
 
 
Исполни свой долг, назиданье усвоя:
Воитель рожден ради правого боя.
 
 
Воитель в сраженье вступает, считая,
Что это – ворота отверстые рая,
 
 
А если от битвы откажешься правой,
Ты, грешный, расстанешься с честью и славой.
 
 
Ты будешь позором покрыт, а бесчестье
Для воина горше, чем гибель в безвестье.
 
 
Отважные скажут: «Он струсил в сраженье».
Презренье придет, и уйдет уваженье.
 
 
Издевку и брань ты услышишь к тому же
От недругов злобных; что может быть хуже!
 
 
Убитый, – достигнешь небесного сада.
Живой, – на земле насладишься, как надо.{60}60
  Убитый, – достигнешь небесного сада. // Живой, – на земле насладишься, как надо. – Речь Кришны строится как партитура симфонии с ее ритмичными чередованиями подъемов, пауз и снижений. Мастер риторики, Кришна начинает изложение с высочайших философских вершин, переходит затем к объяснению основы долга воина-кшатрия и, спустившись ярусом ниже, ведет далее изложение в терминах Атмана; наконец, он опускается еще ниже и приводит доводы, рассчитанные на самый неискушенный уровень сознания. Общежитейское же, упрощенно-земное представление о долге кшатрия состоит в том, что, вступая в битву, должно идти до конца и сражаться, не щадя жизни; наградой доблестному воину будут либо прижизненные почет и восхищение соплеменников, либо посмертные услады «на третьем небе», то есть – в райском саду Индры.


[Закрыть]
 
 
Поэтому, Арджуна, встань, и решенье
Прими, и вступи, многомощный, в сраженье!
 
 
Признав, что удача подобна потере,
Что горе и счастье равны в полной мере,
 
 
Признав, что победе равно пораженье, –
В сраженье вступи, чтоб не впасть в прегрешенье!
 
 
Услышал ты доводов разума много:
Внемли же, чему учит светлая йога{61}61
  Услышал ты доводов разума много: // Внемли же, чему учит светлая йога. – Советом воспринимать одинаково приятное и неприятное, приобретение и утрату, победу и поражение и отважно сражаться, коль скоро и победивший и убитый в бою равно выигрывают, Кришна заканчивает до времени наставление Арджуны в «дисциплине знания» (джняна-йоге) и – в свете этой последней – излагает основы «дисциплины поведения» (карма-йоги).
  Все философские школы Индии и до «Гиты» признавали деяние главным препятствием на пути к освобождению человеческого «я»: совершая деяние (а живя, невозможно бездействовать), думая о плодах деяния, человек неизбежно продолжает «накапливать» святую заслугу и скверну, а значит, остается в тенетах кармы и, следовательно, вновь и вновь возрождается в этом мире. Поэтому единственным способом избавления от привязанности к деяниям признавался аскетизм, отшельничество, полный уход от мирской суеты.
  Путь этот, конечно же, был доступен немногим; «Гита», обращаясь к массам (а она и до настоящего времени остается любимейшей книгой индуистов), предлагает доступный любому мирянину путь к Освобождению: не деяние, а порождающее его Желание (то есть подверженность страстям) является главной помехой на пути к избавлению от уз кармы. Вот почему нужно подавить в своем «я» всякое желание действовать, всякое ожидание результата от предпринимаемого действия или намерения. Пусть действует тело (и все, что с ним связано: двигательные органы, чувства, рассудок, воля), Атман же должен пребывать спокойным, избавленным от желания. Только таков путь к Освобождению, и он не связан с уходом от мира: предоставить телу (то есть – Материи) совершать деяния (карма), «отстранив», «обособив» Атман (Дух), безразличный к самому деянию и его плодам.
  Утверждая принцип нейтральности Атмана по отношению к деяниям тела, Кришна противопоставляет пути аскезы, отрешения от мира, доступному лишь одиночкам, более легкий, доступный всем путь к Освобождению в миру. Одновременно ведется спор с «буквалистами», считающими, что одним лишь чтением Вед и усложненным (доступным лишь избранным) толкованием ведийских гимнов, а также тщательным исполнением заданного Ведами ритуала мудрый тотчас же после смерти достигает Освобождения и вкушает небесное блаженство. Но истинно мудрый понимает, что целью должно быть не новое рождение (в том числе – на небесах), а окончательное избавление от любых новых воплощений Атмана в любых новых оболочках.
  Поэтому для мудрого Веды ритуал, стремление к райскому блаженству – лишь лестница, которую он отбрасывает, поднявшись на более высокий уровень знания; карма-йога заключается не в соблюдении обрядов ради воздаяния, а в строгой дисциплине поведения: делать должное без всякой заинтересованности в результатах. При этом Кришна, как будет очевидно из дальнейшего, вовсе не отрицает ритуал как таковой: напротив, соблюдение любых религиозных норм и предписаний, как единственных деяний, которые не привязывают «я» к новым перерождениям, всячески им приветствуется; следует только осознать непричастность Атмана к этим деяниям и отказаться от направленности на результат. Само слово «йога», производное от корня «йудж» – «запрягать» – и буквально означающее «ярмо»* (близкое по значению и звучанию русскому «иго»), можно трактовать как «стойкость» (в мыслях или поступках), обретаемую соблюдением жестких ограничений и направленную на достижение определенной цели (Освобождения). Йога может подразумевать и самостоятельную философскую систему, но чаще она понимается как техника (совокупность приемов и средств) благого поведения и медитации.
  * Позднее развилось в абстрактное понятие «соединение», «связывание», употребляемое в различных областях знания.


[Закрыть].
 
 
К законам ее приобщиться готовый,
Возмездия – кармы – разрушишь оковы{62}62
  Возмездия – кармы – разрушишь оковы. – В соответствии с теорией кармы, миром людей, а равно и богов и прочих живых существ, правят нравственные, а не какие-нибудь силы, и, соответственно, истории человеческого рода или отдельного индивидуума являются лишь «полями определенных этических напряжений». В индийской религиозно-философской традиции обретение счастья не связывалось ни с получением изобилия каких-то прижизненных земных благ, ни с вкушением посмертного блаженства на небесах. Главной достойной человека целью признавалось стремление к тому, чтобы навсегда «разрушить оковы кармы», «вырваться из колеса Бытия», то есть – избавиться от перерождений (в том числе – и от перерождений, обеспечивающих высокий земной, например царский, или небесный, например божественный, статут).


[Закрыть].
 
 
На этом пути все усилья успешны, –
Утешны они, потому что безгрешны,
 
 
И смерть не страшна, если даже досталась
Тебе этой благости самая малость.{63}63
  И смерть не страшна, если даже досталась // Тебе этой благости самая малость. – Буквально в тексте говорится: «На этом пути (совершения должного при незаинтересованности в плодах деяний) не бывает ни напрасных усилий, ни разочарований; даже малою толикою этой Истины избавляются от «великого страха». Под «великим страхом» в данном случае подразумевается подсознательный страх новых смертей и рождений, который гонит Атман через все новые и новые воплощения в бесконечной череде перерождений, «как пастух гонит палкой коров на пастбище».


[Закрыть]
 
 
На этом пути разум целен и прочен,
У прочих – безволен, расплывчат, неточен.{64}64
  На этом пути разум целен и прочен, // У прочих – безволен, расплывчат, неточен. – Йога в классическом определении понимается как «прекращение завихрения мыслей»: устремляясь сознанием к единосущному Брахману и сосредоточиваясь всеми своими мыслями на стремлении к тождеству «я» с «Я», йогин достигает полной согласованности рассудка и чувств. У не тренированного в йоге, обычного человека сознание даже на короткое время не в состоянии сосредоточиться на познании одного объекта; хаотический разброд мыслей вызывается (и сам ее вызывает) активизацией находящегося в подсознании и обусловленного кармой Желания.


[Закрыть]
 
 
Начетчики, веды читая бесстрастно,
Болтают цветисто: «Лишь небо прекрасно!
 
 
Исполните все предписанья, обряды –
Достигнете власти и райской отрады!»
 
 
Но разум, что к власти исполнен пристрастья,
Не знает самáдхи{65}65
  Самадхи (буквально: «стык, совмещение») – в узком смысле, с точки зрения йогической техники, означает один из высших уровней сосредоточенного размышления: экстатический транс, обретаемый лишь полным контролем над всякой – внутренней и внешней – активностью тела и духа и направленностью всей жизнедеятельности индивида на высшее начало. В ходе самадхи и достигается – на короткое время – отождествление «я» с «Я». В более широком смысле под самадхи понимается сам процесс глубинного размышления-медитации о тождестве Атмана и Брахмана.


[Закрыть] – восторга и счастья!
 
 
Относятся веды к трем гунам – к трем свойствам
Природы со всем ее бренным устройством.{66}66
  Относятся Веды к трем гунам – к трем свойствам // Природы со всем ее бренным устройством. – Продолжая полемику с буквалистами, считающими слово Вед окончательной истиной, Кришна утверждает: Веды связаны с рассмотрением проблематики трех изначальных качеств-гун, предлагают лишь дуалистическую («двайта») философскую концепцию Бытия (основанную на сопоставленных противоположностях: «Атман – Брахман», «этот мир – тот мир» и т. п.). Истинным же является недвойственное («адвайта») учение, признающее единственную реальность Брахмана (Абсолюта), свободного от связи с гунами. Три гуны: «саттва» («истина, святость, гармония»), «раджас» («динамика, страсть, свет») и «тамас» («инерция, тьма»), комбинируясь, образуют все многообразие иллюзорного (существующего лишь для непросветленного сознания) мира, подобно тому как комбинацией трех основных цветов образуется все многообразие красок.


[Закрыть]
 
 
Отвергни три гуны, стань вольным и цельным!
Избавясь от двойственности, с Беспредельным
 
 
Сольешься и собственности не захочешь,
Себя, Вечной Сущности предан, упрочишь.
 
 
Нам веды нужны лишь как воды колодца{67}67
  Нам Веды нужны лишь как воды колодца… – Здесь подразумеваются ритуальные предписания и обрядовые правила, зафиксированные в текстах Вед. Для стремящегося к Освобождению «непросвещенного» они необходимы, как колодец в пустыне для страдающего от жажды. Черпающие из глубин Знания Брахмана в них не нуждаются.


[Закрыть]:
Чрез их глубину Вечный Дух познается!
 
 
Итак, не плодов ты желай, а деянья,
А ради плодов прекрати ты старанья.
 
 
К плодам не стремись, не нужна их услада,
Однако бездействовать тоже не надо.
 
 
Несчастье и счастье – земные тревоги –
Забудь; пребывай в равновесии – в йоге.
 
 
Пред йогой ничто все дела, ибо ложны{68}68
  Пред йогой ничто все дела, ибо ложны… – Здесь под «делами» подразумеваются все те обычные поступки обычных людей, которые совершаются при наличии – осознанной или бессознательной – заинтересованности в плодах содеянного.


[Закрыть],
А люди, что жаждут удачи, – ничтожны.
 
 
Грехи и заслуги отвергни ты разом:
Кто к йоге пришел, тот постиг Высший Разум.
 
 
Отвергнув плоды, сбросив путы рожденья,
Достигнешь Бесстрастья и Освобожденья.
 
 
Когда к заблужденьям не будешь причастен,
Ты станешь, от них отрешенный, бесстрастен
 
 
К тому, что услышишь, к тому, что услышал{69}69
  …станешь… бесстрастен // К тому, что услышал… – То есть станешь безразличен к любому воздействию раздвоенности Вселенной, к ее видимому разделению на «этот» и «тот» миры. Кроме того, термином «шрута» или «шрути» (буквально: «услышанное») в индийской традиции обозначаются памятники так называемого «Откровения» – прежде всего тексты Вед и различных сутр, которые якобы были созданы богами и только записаны со слов богов легендарными мудрецами. Литература «шрути» противопоставляется текстам «смрити» (буквально: «запомненное»), то есть «Преданиям», представленным авторскими трактатами и сочинениями, по форме, как правило, являющимися комментариями к текстам «шрути» (прежде всего – к Ведам), но в действительности излагающими новые философские учения или разрабатывающими отдельные положения известных доктрин. Таким образом, и в данном случае, поучая Арджуну, Кришна одновременно полемизирует со сторонниками тщательного соблюдения ведийского ритуала.


[Закрыть]:
Из дебрей ты шел и к простору ты вышел.
 
 
Как только твой разум отвергнет писанье,
Ты к йоге придешь, утвердясь в Созерцанье»{70}70
  Как только твой разум отвергнет писанье, // Ты к йоге придешь, утвердясь в Созерцанье. – Буквально в тексте говорится: «Если при наличии противоречивых суждений твой разум, утвержденный в самадхи, останется недвижным, тогда обретешь йогу». Термин «йога» здесь употреблен в его буквальном значении («соединение») и означает «тождество с Брахманом».


[Закрыть].
 
 
Сын Кунти спросил: «Есть ли признак, примета
У тех, кто достиг Созерцанья и Света?
 
 
Какие поступки, слова и дороги
У мудрого, светлой достигшего йоги?»
 
 
Ответствовал Кришна, мудрец богородный:
«Когда человек, от желаний свободный,
 
 
Привержен лишь радости, в нем заключенной, –
Тогда он святой, от всего отрешенный.
 
 
Кто в счастье спокоен и стоек в несчастье,
Не ведает гнева, и страха, и страсти,
 
 
И не ненавидит, и не вожделеет, –
Тот к йоге всей сутью своей тяготеет.
 
 
И если, как лапы свои черепаха,
Вбирает он чувства свои, чтоб от праха
 
 
Отвлечь их, – от вкуса к бездушным предметам, –
Его ты узнаешь по этим приметам.
 
 
Предметы уходят, предел им назначен,{71}71
  Предметы уходят, предел им назначен… – То есть внешний мир с его чувственно воспринимаемыми объектами делается безразличен, как бы перестает существовать. Однако потенциальная приверженность подсознательным страстям (см. выше о «Желании»), нарушающим устойчивость в мыслях, сохраняется, пока «я» окончательно не прозреет и не ощутит свое тождество с «Я».


[Закрыть]
Но вкус к ним еще мудрецом не утрачен:
 
 
Он вкус к наслажденьям в себе уничтожит,
Как только увидеть он Высшее сможет.
 
 
Ведь даже идущий путем наилучшим
Порой подчиняется чувствам кипучим,
 
 
Но, их обуздав, он придет к Высшей Цели
И станет свободным, – безвольный доселе.
 
 
Где чувства господствуют – там вожделенье,
А где вожделенье – там гнев, ослепленье,
 
 
А где ослепленье – ума угасанье,
Где ум угасает – там гибнет познанье,
 
 
Где гибнет познанье, – да ведает всякий, –
Там гибнет дитя человечье во мраке!
 
 
А тот, кто добился над чувствами власти,
Попрал отвращенье, не знает пристрастий,
 
 
Кто их навсегда подчинил своей воле, –
Достиг просветленья, избавясь от боли,
 
 
И сердце с тех пор у него беспорочно,
И разум его утверждается прочно.
 
 
Вне йоги к разумным себя не причисли:
Вне ясности нет созидающей мысли{72}72
  …Вне ясности нет созидающей мысли… – У того, кто сознательно не впрягается в ярмо йоги, контролируя разум и обуздывая чувства, отсутствует мыслительная активность, а следовательно, и способность к самонаблюдению («видению Атмана») и к сосредоточенному размышлению о надличном («видению Брахмана»), являющемуся основой религиозно-философской практики. Но тогда невозможно вырваться из-под гнета и преградить путь потоку чувственных импульсов, поступающих извне и изнутри, невозможно выработать в себе равно нейтральное отношение к приятным и неприятным чувственным ощущениям и впечатлениям, – короче говоря, невозможно достичь успокоенности («шанти»), а без этого невозможно и счастье.


[Закрыть];
 
 
Вне творческой мысли нет мира, покоя,
А где вне покоя и счастье людское?
 
 
То сердце, что радостей алчет и просит,
У слабого духом сознанье уносит,
 
 
Как ветер стремительно и невозбранно
Уносит корабль по волнам океана.
 
 
Так знай же, могучий на битвенном поле{73}73
  Могучий на битвенном поле (буквально: «великорукий») – постоянный эпитет Арджуны.


[Закрыть]:
Там – разум и мудрость, где чувства – в неволе.
 
 
Все то, что для всех – сновиденье, есть бденье
Того, кто свое пересилил хотенье,
 
 
А бденье всего, что познало рожденье,
Для истинно мудрого есть сновиденье{74}74
  Все то, что для всех – сновиденье, есть бденье // Того, кто свое пересилил хотенье, // А бденье всего, что познало рожденье, // Для истинно мудрого есть сновиденье… – Здесь под «сновиденьем» (буквально: «ночь») подразумевается тьма неведения индивидуального «я» относительно его тождества с Брахманом; под «бденьем» имеются в виду неустойчивые, постоянно сменяющиеся радости и горести бытия в иллюзорном мире явлений; «тот, кто свое пересилил хотенье» означает обуздавшего чувства йогина, с глаз которого спала пелена неведения, и он «узрел Брахмана» – и, значит, внешний мир для такого просветленного просто перестает существовать (оборачивается «ночью»). Непросвещенный же – «бодрствует» (то есть – существует) лишь в феноменальном мире, и скрытый мраком неведения Брахман для него – лишь «сновиденье».


[Закрыть].
 
 
Как воды текут в океан полноводный{75}75
  Как воды текут в океан полноводный… – Воды бесчисленных рек прибывают в океан, но тот, наполняемый, не переполняется ими и остается недвижимым; таково же «я» обуздавшего чувства йогина (то есть приверженного йоге): желания входят в него, как воды рек в океан, но, контролируя чувства, не привязанные к объектам, йогин не подпадает под власть страстей, и Атман его – недвижимый, как океан, – остается незатронутым ни ими, ни деяниями тела, происходящими под воздействием Желания. У йогина Атман обособлен от управляющих действиями тела желаний и потому пребывает в полном спокойствии, что невозможно для ослепленного страстями («желающего желаний»).


[Закрыть] –
Вот так для желаний есть доступ свободный
 
 
К душе мудреца; он пребудет в нирване,
Но только не тот, кто исполнен желаний!
 
 
Свободный от самости, верной тропою
Придет он, поправ вожделенье, к покою.{76}76
  Свободный от самости, верной тропою // Придет он, поправ вожделенья, к покою. – Под «самостью» имеется в виду один из «внутренних органов» – «ахамкара», чувство «я» (самосознание); именно активность ахамкара порождает в индивидууме ложное представление об Атмане как о деятеле. Движение к Спасению предполагает и сознание этого заблуждения, и обретение знания о принадлежности ахамкара к явлениям материального порядка (Пракрити), а не духовного (Атман).


[Закрыть]
 
 
Ты Высшего Духа постиг состоянье?
С ним слитый, отвергнешь дурное деянье.
 
 
Пусть даже к нему ты придешь при кончине, –
Поймешь, что в нирване пребудешь отныне!»{77}77
  …в нирване пребудешь отныне! – Термин «нирвана» (буквально: «выдувание») предполагает и негативное значение – «прекращение феноменальных существований» («небытие») и позитивное – «отождествление «я» с «Я», растворение в надличном (Атмане, Брахмане или Боге)»; здесь скорее предполагается акцент на позитивном начале. Этими словами Кришна подводит итог метафизическим спекуляциям («Санкхья») и приступает к более подробному обоснованию преимуществ «дисциплины поведения» («карма-йоги») перед «дисциплиной знания» («джняна-йогой»). Это связано с практической целью Кришны – он должен убедить Арджуну в необходимости сражаться, – но не вполне соответствует метафизике «Гиты» (как и в других философских системах Индии, Знание признается в «Гите» главным средством спасения – см. ниже). Отсюда – неизбежные противоречия, обходя которые Кришна так и не дает обоснованного ответа на сомнения Арджуны в целесообразности «страшного дела».


[Закрыть]
 

3

 
Сын Кунти сказал: «Если, мне в назиданье,
Превыше деянья ты ставишь познанье,
 
 
Тогда почему, разуменьем богатый,
На страшное дело толкаешь меня ты?
 
 
Сознанье мутишь мне двусмысленной речью.
Ответствуй мне ясно: где благо я встречу?»
 
 
И Кришна сказал: «Для стремящихся к йоге
Я прежде уже указал две дороги:
 
 
Для жаждущих с Сущностью Вечной слиянья
Есть йога познанья и йога деянья.
 
 
В бездействии мы не обрящем блаженства;{78}78
  В бездействии мы не обрящем блаженства. – В мире явлений тело любого (и аскета) подвержено воздействию гун. Поэтому отвергнуть нужно не деяние как таковое (ибо какая-то, пусть неосознанная, деятельность неизбежно имеет место в мире, управляемом гунами), но привязанность к нему, то есть – заинтересованность в результате.


[Закрыть]
Кто дела не начал, тот чужд совершенства.
 
 
Однако без действий никто не пребудет:
Ты хочешь того иль не хочешь – принудит
 
 
Природа тебя: нет иного удела,
И, ей повинуясь, ты делаешь дело.
 
 
Кто, чувства поправ, все же помнит в печали
Предметы, что чувства его услаждали{79}79
  Кто, чувства поправ, все же помнит в печали // Предметы, что чувства его услаждали… – В индийской (особенно индуистской) религиозно-философской традиции в принципе не различаются инструменты, процессы и объекты восприятия. Так, например, одно слово «чакшус» может означать и «глаз», и «зрение», и «воспринимаемое». Поэтому употребляемое здесь и далее в тексте слово «индрия» (буквально: «властвующий») одновременно предполагает и одно из чувств – например, «зрение», «осязание», и орган данного чувственного восприятия («глаз», «кожа»), «то, что воспринимается глазом или находится в поле зрения; то, что можно увидеть»; «то, что доступно осязанию; осязаемое». В философии Санкхья внутренняя структура личности трактуется как соподчинение одиннадцати «органов»: в нижней области располагаются так называемые «индрия действия»: руки, ноги, гортань, анальное отверстие, детородный орган; выше их – «индрия знания»: глаза, уши, нос, язык, кожа; еще выше находится особый «орган мысли» – «манас» (приблизительно соответствующий «рассудку»); вершину занимает Атман. В ранней Веданте, философской системе, провозвестником идей которой можно считать Кришну, «манас» вместе с «буддхи» («интеллектом»), «читта» («разумностью, мыслительной активностью») и «ахамкара» («чувством «я», самосознанием») составляет «внутренние органы», или «внутренние индрия», выше которых располагается только Атман («я»). Успеха на пути карма-йоги достигает лишь тот, кто, обуздав рассудком-манасом все чувства-индрия, избавившись от привязанности к чувственно воспринимаемым объектам, стремясь к высшему, действует (а не уклоняется от деятельности), имея в виду само действие, а не результат.


[Закрыть], –
 
 
Тот, связанный, следует ложной дорогой;
А тот, о сын Кунти, кто, волею строгой
 
 
Все чувства поправ, йогу действия начал, –
На правой дороге себя обозначил.
 
 
Поэтому действуй; бездействию дело
Всегда предпочти; отправления тела –
 
 
И то без усилий свершить невозможно:
Деянье – надежно, бездействие – ложно.
 
 
Оковы для мира, – бездушны и мертвы
Дела, что свершаются не ради жертвы.{80}80
  Оковы для мира, – бездушны и мертвы // Дела, что свершаются не ради жертвы. – Только заданные ритуалом действия во время жертвоприношения или иные деяния, совершаемые исключительно ради жертвы, не привязывают живое существо к подчиняющемуся закону кармы существованию в феноменальном мире; в результате любых других действий узы кармы становятся еще прочнее. Поэтому, освободившись от привязанности к чувственно воспринимаемым объектам, следует действовать, постоянно имея в виду Жертву (то есть – Веру). Ведь жертва – идеал миропорядка, именно ею поддерживается равновесие между двумя мирами: творя жертву, жертвующий отдает (пищу богам), но одновременно и получает (небесные блага: своевременные дожди, обильные урожаи, процветание и т. п.); принимающие же жертву (боги) одновременно являются и дающими.
  Таким образом, следует совершать даяния ради Жертвы, а не ради результата (здесь опять – скрытая полемика с ритуалистами). Но жертва «творится», она – производна от (ритуальных) действий, ритуал же берет начало в Ведах, а Веды – творение Несокрушимого и Всесущего (то есть – Абсолюта, Брахмана), поэтому Брахман всегда присутствует в жертве, и – можно сказать – «Жертва есть Он». Итак, поучает Арджуну Кришна, вовлеченность в деятельность – неизбежна, но надо быть не орудием или объектом деятельности, а субъектом, то есть действовать: а) сознательно; б) обуздав чувства и подчинив их контролю рассудка; в) при безразличии к плодам деяний, а имея в виду некую Высшую Цель (слияние с Брахманом). Иначе ты не способствуешь дальнейшему вращению колеса миропорядка: жертвующие – жертва – получающие жертву – воздающие за жертву, и тогда, пребывая в ослеплении, живешь во мраке неведения.


[Закрыть]
 
 
О Арджуна, действуй, но действуй свободный!
Поведал нам Брахма, творец первородный,
 
 
Людей вместе с жертвой создав: «Размножайтесь
И, жертвуя, жертвой своей насыщайтесь:
 
 
Себя ублажайте, богов ублажая,
И будет от жертвы вам польза большая.
 
 
Приняв эти жертвы в небесном чертоге,
За них наградят вас довольные боги, –
 
 
Иначе предстанут пред вами ворами,
Когда на дары не ответят дарами!»
 
 
Остатками жертвы питаясь, мы чище
От этой становимся праведной пищи,
 
 
А люди, которые жертв не свершают,
Все сами съедая, – греховность вкушают.
 
 
От пищи возникли все твари живые,
А создали пищу струи дождевые,
 
 
От жертвы – дождя происходит рожденье,
А жертва – есть действия произведенье,
 
 
А дело – от Брахмы, а Брахма – Всесущий,
А значит, он в жертве, нам благо несущей.
 
 
Кто этому круговращенью враждебен –
Игралище чувств, – и кому он потребен?
 
 
Но тот, кого Áтман насытил всецело,
Кто в Атмане счастлив, – свободен от дела{81}81
  Кто в Атмане счастлив – свободен от дела. – Для человека, подчинившего чувства разуму, пребывающего погруженным в Атмана, уже не существует ничего «долженствующего быть сделанным»: он избавлен от уз кармы.


[Закрыть].
 
 
В сей бренной юдоли не видит он цели
В несделанном деле и в сделанном деле.
 
 
Он самопознания выбрал дороги,
В ничьей на земле не нуждаясь подмоге.
 
 
Итак, делай то, что ты делать обязан.
Блажен, кто, творя, ни к чему не привязан.
 
 
Тем Джáнака{82}82
  Джанака (буквально: «порождающий»). – В данном случае, по-видимому, имеется в виду не праведный царь Митхилы (один из героев «Рамаяны»), но один из божественных мудрецов и подвижников, прародителей мира.


[Закрыть] славен и люди другие,
Что мудро дела совершали благие.
 
 
И ты, целокупности мира во имя,
Трудись, делай благо трудами своими.
 
 
Кто лучше других, – тот учитель по праву,
Он всех своему подчиняет уставу{83}83
  Кто лучше других, – тот учитель по праву, // Он всех своему подчиняет уставу. – Божественные установления – в частности, принесение Жертвы – не должны подвергаться обсуждениям или сомнениям: утвержденный миропорядок просто следует поддерживать своей деятельностью, не думая о плодах, как бы «не ведая, что творя». Таким образом, следует поступать, как если бы ничего не было известно о результатах деяний: в этом смысле нужно уподобиться человеку с неразвитым сознанием, но только последний привязан к миру смертей и рождений, а мудрый должен оставаться непривязанным, стремящимся к слиянию с Брахманом. Кришна в этих и последующих строках утверждает столь важный для индуизма непререкаемый авторитет наставника и принцип иерархичности знания.


[Закрыть].
 
 
Постиг я три мира, свершил все свершенья,
Но действия не прекращаю движенья.
 
 
А если б не действовал я, то в безделье
Все люди бы жить, как и я, захотели,
 
 
Исчезли б миры, если б дел я не множил,
Все касты смешав, я б людей уничтожил.
 
 
Как действуют в путах деяний невежды, –
Пусть так же и мудрый, исполнен надежды,
 
 
К делам не привязан, с душой вдохновенной,
Деянья свершает для блага вселенной.
 
 
Кто черпает мудрость в познанье высоком,
Незнающих пусть не смутит ненароком:
 
 
Они, оставаясь в своем заблужденье,
В деяньях пускай обретут наслажденье.
 
 
Природы-Праматери вечная сила, –
Всё делают гуны; кого ж ослепила
 
 
Гордыня, – решают: «Мы делаем сами».
Но тот, кто взирает познанья глазами,
 
 
Поймет, что единая сущность – основа
И чувств и предметов, что снова и снова
 
 
Три гуны вращаются в гунах природы{84}84
  Три гуны вращаются в гунах природы. – Мудрый знает, что основу и чувств, и чувственных объектов составляет единая субстанция: гуны, вибрация которых создает все многообразие Материи, или Природы (Пракрити). Чувства, органы чувств, процессы чувственного восприятия, объекты такового и т. д. – лишь «вращение гун (чувств, эмоций, мыслей) в гунах (объектах восприятия)».


[Закрыть], –
И, к ним не привязан, достигнет свободы.
 
 
Но кто совершенным познаньем владеет, –
Познавшего несовершенно не смеет
 
 
Смущать, ибо что разумеет незрячий?
А ты, о воюющий, действуй иначе.
 
 
От самости, от вожделенья избавлен,
Ты каждым поступком ко мне будь направлен,
 
 
Будь Высшему Атману предан глубоко,
Сражайся – и ты не услышишь упрека!
 
 
Разумный, ученье мое постигая
И веря, что эта стезя есть благая,
 
 
Без ропота действуя долгие годы,
Одним лишь деяньем достигнет свободы.
 
 
А тот, кто мое отвергает ученье,
Кто ропщет, к предметам питая влеченье, –
 
 
Погибнет, безумный, познанья лишенный!
Ты понял ли, Арджуна, эти законы?
 
 
Природе вовек все живое подвластно,
И даже мудрец поступает согласно
 
 
Природе своей, – так к чему противленье?
И чувств отвращенье, и чувств вожделенье –
 
 
В предметах телесных; и то и другое –
Враги; отврати их владычество злое!
 
 
Исполнить, – пусть плохо, – свой долг самолично,
Важней, чем исполнить чужой сверхотлично.
 
 
Погибнуть, свой долг исполняя, – прекрасно,
А долгу чужому служенье – опасно!»{85}85
  …долгу чужому служенье – опасно! – Каждому следует делать должное в соответствии с его положением (в частности, принадлежащий к варне кшатриев Арджуна обязан сражаться), не думая о плодах деяний. Следование же не своему, но чужому, пусть даже высшему долгу (например, для Арджуны – долг брахмана, который как раз обязан не сражаться), рождает великий страх, то есть опасность все новых и новых рождений в мире явлений.


[Закрыть]
 
 
Спросил его Арджуна: «Кто же от века,
Скажи, побуждает на грех человека, –
 
 
К тому же силком, вопреки его воле?»
И Кришна, причастный божественной доле,
 
 
Ответил: «То – страсть, что возникла из скверны,
То – гнев пожирающий, неимоверный.
 
 
Как зеркало – мутью, огонь – темным дымом,
Как пленкой – зародыш, так ненасытимым
 
 
Желанием все мирозданье одето:
Желание – недруг познанья и света.
 
 
Враг мудрости – мудрость ввергает в пыланье
То алчное пламя в обличье желанья!
 
 
В рассудке и в чувствах оно пребывает,
Людей, ненасытное, с толку сбивает.
 
 
А ты, обуздав свои чувства сначала,
Врага порази, чья утроба взалкала, –
 
 
Прозренье и знанье пожрать захотела!{86}86
  Врага порази, чья утроба взалкала, – // Прозренье и знанье пожрать захотела. – Под «знаньем» здесь имеется в виду различительное знание («виджняна») объектов феноменального мира. Под «прозреньем» подразумевается высшее мистическое Знание лишенного гун Абсолюта, предполагающее тождество «я» и «Я». Именно Знание («джняна»), позволяющее его носителю получить контроль над своей судьбой, признается в «Гите» главным средством Спасения; тогда как соблюдение строгих этических правил, подвижничество и приверженность – в той или иной форме – личному Богу считаются вторичными, хотя и вполне возможными, путями к Освобождению.


[Закрыть]
Считают, что чувства важнее, чем тело,
 
 
Познанье важнее всех чувств, но сознанье
Превыше познанья в моем пониманье.
 
 
А выше сознания – Он, Безграничный.{87}87
  Познанье важнее всех чувств, но сознанье // Превыше познанья в моем пониманье. // А выше сознания – Он, Безграничный. – Под «сознаньем» здесь имеется в виду рассудок («манас»).


[Закрыть]
Себя утверди в его сути Сверхличной,
 
 
Врага уничтожь, – да обрящет кончину
Противник, надевший желанья личину!»
 

4

 
Сын Кунти спросил: «Что же выше ты ставишь?
Смотри: отрешенье от действий ты славишь,
 
 
Но хвалишь, о мудрый, и действия йогу.
Что лучше? Развей мою, Кришна, тревогу».
 
 
Ответствовал Арджуне праведник строгий:
«К высокому благу ведут обе йоги,
 
 
Но йоги деянья важнее значенье:
Она превосходит от дел отреченье.
 
 
Тот стал Отрешенным, кто, делая дело,
И зло обуздал, и желания тела.{88}88
  …Но йоги деянья важнее значенье… // Тот стал Отрешенным, кто, делая дело, // И зло обуздал, и желания тела. – Под «Отрешенным» имеется в виду «санъясин» – придающийся подвижничеству отшельник-одиночка, отказавшийся от всего суетного ради постоянного размышления-медитации об Атмане (состояние санъясина признавалось четвертой – и последней – обязательной стадией человеческой жизни; три первые были: ученичество, статут домохозяина и добродетельное существование в лесном скиту). Таким образом, медитирующий санъясин обычно противопоставляется приверженцу йоги деянья, но в данном случае Кришна делает акцент на конечном тождестве йоги знанья и йоги деянья, подчеркивая одновременно большую «простоту» и доступность последней; соответственно санъясин (то есть следующий путем джняна-йоги) тоже объявляется карма-йогином: ведь для достижения состояния отрешенности и возможности предаться джняна-йоге предварительным условием также является некоторая деятельность, – в частности, необходимы определенные усилия, чтобы перестать и вожделеть, и страшиться плодов деяний, привязывающих к миру перерождений («обуздать зло и желания тела»), и стать безразличным к результатам деятельности, а также отрешиться от осознания «мнимых» противоположностей: «счастье – несчастье», «приятное – неприятное», «горячее – холодное» и других, служащих основой мира явлений. Именно поэтому – «йоги деянья важнее значенье».


[Закрыть]
 
 
«Две йоги различны», – глупец поучает, –
Но знай, что, достигший одной, получает
 
 
Обеих плоды, ибо слиты даянья
И йоги познанья, и йоги деянья.
 
 
Без йоги достичь отрешенья труднее,{89}89
  Без йоги достичь отрешенья труднее. – В данном случае под «йогой» подразумевается «йога деянья» («карма-йога»), а под «отрешеньем» – «йога знания» («джняна-йога»).


[Закрыть]
И праведник, преданный йоге, скорее
 
 
С Великим и Сущим достигнет слиянья:
Себя победив и отринув желанья,
 
 
Сольется он с духом существ, с Вечным Светом,
И, действуя, не загрязнится при этом.
 
 
Кто, истину зная, добро насаждает, –
«Не делаю я ничего, – рассуждает, –
 
 
Касаясь, вкушая, внимая, взирая,
Дыша, говоря, выделяя, вбирая».
 
 
Встает ли с восходом, ко сну ли отходит, –
Он, праведный, ведает, что происходит:
 
 
«То чувств и предметов телесных общенье,
А я не участвую в этом вращенье».{90}90
  То чувств и предметов телесных общенье, // А я не участвую в этом вращенье. – Вновь повторяется (ср. выше: «гуны в гунах вращаются») важнейшее для «Гиты» положение: двойственность индивидуального «я» и тела проявляется в том, что именно тело (к которому принадлежат все «индрия», включая и «внутренние») активно взаимодействует с объектами феноменального мира, будучи частью этого мира и определяемое, как и мир, вращением трех гун; «я» (Атман) – не причастен к этому, составляя часть субъективного надличного «я» (Атмана) или объективного всесущего «Я» (Брахмана). Ложное представление об Атмане как о «деятеле» порождается активностью принадлежащего Пракрити (материальному миру) чувства самосознания «ахамкара»), именно оно и стимулирует все новые возрождения Атмана в новых оболочках.


[Закрыть]
 
 
Кто, действуя, с Духом Всесущим сольется,
Того вековечное зло не коснется, –
 
 
Не так ли, скатившись, от пыли очистив,
Вода не касается лотоса листьев?
 
 
Свободный, с предметами чуждый общенья,
Во имя благого самоочищенья,
 
 
Лишь разумом, чувствами, сердцем и телом
Пусть действует, дело избравший уделом.{91}91
  Лишь разумом, чувствами, сердцем и телом // Пусть действует дело избравший уделом. – Кришна подчеркивает преимущества йоги деянья. Йогин может и должен делать любые повседневные дела, совершать все предписанное, зная, что все это – лишь активность связанного с Пракрити тела, включающего все «индрия», рассудок («манас»), а также – сознание и волю («буддхи»); Атман же пребывает нейтральным и безразличным к плодам деяний.


[Закрыть]
 
 
Отвергший плоды обретает отраду,
Кто жаждет плодов, попадает в засаду.
 
 
Счастливец в покое живет благодатном,
Не действуя в городе девятивратном{92}92
  Город девятивратный. – Тело с его девятью отверстиями: уши, глаза, рот, анальное отверстие, половой орган – вовлеченное в контакты с объектами и в действия; сосредоточенный же на Атмане карма-йогин достигает счастия, не действуя и не побуждая к действию.


[Закрыть].
 
 
Не делает Бог – властелин совершенный –
Ни делателей, ни деяний вселенной,
 
 
Дела с их плодами творец не связует, –
Природа сама по себе существует.{93}93
  …Природа сама по себе существует. – Нередкое в противоречивой «Гите» воплощение идей двойственной философии Санкхьи: как – на низшем уровне – раздельны «тело» и «я», так – на высшем – раздельны и независимы друг от друга Материя (Пракрити) и Дух (Атман) или Бог (Прабху).


[Закрыть]
 
 
Ни зло, ни добро не приемлет Всевластный.
Окутало мудрость, как мглою ненастной,
 
 
Неведенье, распространив ослепленье.
Но те, кому Бог даровал просветленье,
 
 
Разрушили знанием это незнанье,
И Высший, как солнце, явил им сиянье.
 
 
Постигнув его и себя в Нём, Высоком,
Ушли они, выиграв битву с пороком.{94}94
  Постигнув его и себя в Нём, Высоком, // Ушли они, выиграв битву с пороком. – То есть они навсегда избавились от скверны неведения и уходят из жизни, с тем чтобы вновь уже не возрождаться в феноменальном мире.


[Закрыть]
 
 
В слоне и в корове, в жреце и в собаке,
И в том, кто собак поедает во мраке,
 
 
И в том, что дряхлеет и что созревает, –
Единую сущность мудрец прозревает.
 
 
Чей разум всегда в равновесье, в покое, –
Сей мир победил, победил все земное,
 
 
И не умирая, и не возрождаясь,
Пребудет он, в духе святом утверждаясь,
 
 
Не станет, достигнув покоя, бесстрастья,
От счастья смеяться, страдать от несчастья.
 
 
Он Высшего Духа постигнет главенство,
И, преданный Духу, вкусит он блаженство, –
 
 
Затем, что предметов телесных касанье
Не даст наслажденья, а только терзанье:
 
 
Они преходящи, в них – бедствия лоно,
Безгрешный отверг их душой просветленной.
 
 
Лишь тот, кто, еще не дождавшись кончины,
Равно и отрады презрел и кручины,
 
 
Свой гнев пересилил и чувств самовластье, –
Обрел настоящее, прочное счастье!
 
 
Кто светится внутренним счастьем, – не внешним! –
Тот с Высшим и в мире сливается здешнем.
 
 
Подвижник, живя ради блага людского,
Избавясь от двойственности и сурово
 
 
Свой гнев обуздав, уничтожив обманы,
Грехи, заблужденья, – достигнет нирваны:
 
 
Мудрец, от земных отрешенный желаний
И с Атманом слитый, – приходит к нирване.
 
 
Отринув предметы, презрев суесловье,
Направив свой взор напряженный в межбровье,
 
 
В ноздрях уравняв с выдыханьем дыханье{95}95
  …Направив свой взор напряженный в межбровье, // В ноздрях уравняв с дыханьем дыханье… – Здесь определяются две важнейшие составные части йоги как дисциплины физической и умственной активности: медитирование и контроль над дыханиями. И то и другое предполагают несколько все более усложняющихся ступеней. Цель – осознание тождества Атмана и Брахмана и растворение первого во втором – достигается абсолютным сосредоточением всей психической и умственной активности на Атмане и равновесием «входящего» и «исходящего» дыханий на физиологическом уровне; в частности, последнее предполагает подчинение всех вегетативно управляемых компонентов контролю центральной нервной системы. Это позволяет, например, регулировать ритм работы сердца, легких, органов внутренней секреции, кровеносных сосудов; произвольно изменять артериальное давление, перистальтику и т. п.


[Закрыть],
Стремлений и чувств погасив полыханье,
 
 
Избавясь от страха, – мудрец безупречный
Приходит к свободе и высшей и вечной.
 
 
Познавши меня, всех миров господина{96}96
  Познавши меня, всех миров господина… – То есть единого, всесущего и всезнающего Бога, чьим воплощением является Кришна, – Бога, в большинстве случаев тождественного Абсолюту (Брахману), но иногда и возвышающегося над ним. И Высшая Цель – слияние «я» с «Я» – понимается как грядущее «причащение» (то есть – слияние) Атмана к Божеству.


[Закрыть], –
Того, кто есть подвига первопричина,
 
 
Кто жертвы вкушает, любя все живое, –
Мне предан, подвижник пребудет в покое!»
 
 
И Арджуна молвил: «Светла твоя милость, –
Исчезла незрячесть; душа озарилась;
 
 
Я стоек; не знаю сомненья былого;
Твое, о наставник, исполню я слово!»
 

На рассвете враждующие войска вступили в битву. Бхимасена напал на кауравов – сыновей царя Дхритараштры. Ему на помощь поспешили близнецы Нáкула и Сахадéва, и сыновья Драупади, и предводитель войска Дхриштадьюмна. Царь кауравов Дуръйодхана и его братья оказались достойными противниками пандавов. Арджуна вступил в упорный поединок с Бхишмой, Юдхиштхира – с Шальей, Шикхандин – с Ашваттхаманом. Погибли в битве сыновья Вираты, царя матсьев, – Уттара и Швета. Пандавы потеряли в первый день сражения сотни тысяч воинов. Кауравы, имея численное превосходство, стали теснить пандавов. Могучий Бхишма, дед кауравов и пандавов, истреблял войско Юдхиштхиры.