Текст книги "Теория Зигмунда Фрейда (сборник)"

Первым условием усиливающегося развития нарциссизма в индустриальном обществе является разобщенность и антагонизм индивидов по отношению друг к другу. Этот антагонизм – неизбежное следствие экономической системы, построенной на безжалостном себялюбии и принципе поиска преимуществ за счет других. Когда отсутствуют взаимопомощь и готовность делиться, нарциссизм неизбежно процветает. Однако более важным условием его развития (в полной мере проявившимся только в последние десятилетия) является поклонение промышленному производству. Человек превратил себя в бога. Он создал новый мир, мир сделанных человеком вещей, используя существовавшее прежде лишь как сырье. Современный человек раскрыл секреты микрокосмоса и макрокосмоса; он проник в тайны атома и звезд, отведя нашей Земле роль бесконечно малой частицы среди галактик. Ученый, делающий эти открытия, должен воспринимать явления такими, каковы они есть, объективно, и поэтому с незначительным нарциссизмом. Однако потребители, как и техники и представители прикладных наук, не обязаны иметь ум ученого. Большинству человечества нет необходимости создавать новую технику; людям достаточно применять новые научные открытия и восхищаться ими. Так и случилось, что современный человек начал испытывать чрезвычайную гордость за свои достижения, он счел себя богом, почувствовал свое величие, глядя на великолепие созданного человеком нового мира. Восхищаясь этим вторым сотворением мира, он стал восхищаться и собой в нем. Мир, который он создал, используя энергию угля, нефти, а теперь уже и атома, и особенно кажущиеся беспредельными возможности его мозга сделались зеркалом, в котором он может видеть себя. Человек смотрится в это зеркало, отражающее не его красоту, а изобретательность и силу. Не утонет ли он в зеркале, как утонул Нарцисс, любуясь отражением своего прекрасного тела в озере?

Выдвинутая Фрейдом концепция характера имеет не меньшее значение, чем понятия бессознательного, подавления и сопротивления. Здесь Фрейд рассматривал человека как целое, а не только отдельные «комплексы» и механизмы, такие как Эдипов комплекс, страх кастрации, зависть к пенису. Конечно, концепция характера была не нова, но рассмотрение ее Фрейдом с динамической точки зрения явилось новым словом в психологии. Под динамическим подходом он понимал концепцию характера как относительно постоянной структуры чувств. Во времена Фрейда психологи применяли к характеру исключительно описательный метод, как это еще часто делается и сегодня; человека могли описывать как дисциплинированного, амбициозного, предприимчивого, честного и так далее, однако при этом говорилось лишь об отдельных чертах, которые можно обнаружить в человеке, а не об организованной системе чувств. Только великие драматурги, такие как Шекспир, и великие писатели, такие как Достоевский и Бальзак, показывали характер в динамическом смысле; Бальзак, например, стремился проанализировать характер представителей различных классов французского общества его времени.

Фрейд был первым, кто стал анализировать характер с научных, а не художественных позиций, как делали его предшественники-романисты. Результаты, обогащенные некоторыми из его учеников, в первую очередь К. Абрахамом, были удивительны. Фрейд и представители его школы предложили четыре типа структуры характера: орально-рецептивный, орально-садистский, анально-садистский и генитальный. Согласно учению Фрейда, каждый нормально развивающийся человек проходит через все эти стадии формирования структуры характера, но многие застревают на каком-то этапе эволюции и во взрослом состоянии сохраняют черты стадий, предшествующих взрослости.

Под обладателем орально-рецептивного характера Фрейд понимал человека, который ожидает, что его будут насыщать материально, эмоционально и интеллектуально. Это – существо «с открытым ртом», по сути пассивное и зависимое, ожидающее, что все его потребности будут удовлетворены, то ли потому, что оно такое хорошее и послушное, то ли в силу чрезвычайно развитого нарциссизма, заставляющего человека считать себя настолько замечательным, что он может претендовать на заботу со стороны других. Человек с таким типом характера ожидает, что все нужное будет ему предложено, и не предполагает никаких ответных действий со своей стороны.

Человек с орально-садистским характером также считает, что все ему необходимое должно поступать извне, а не быть результатом его собственных усилий. В отличие от обладателя орально-рецептивного характера такой человек не ожидает, что окружающие будут удовлетворять его потребности добровольно, и пытается добиться этого силой; такой характер – хищнический, эксплуататорский.

Третий тип характера – анально-садистский. Такова структура характера человека, считающего, что ничто новое создано быть не может, что единственный способ иметь что-то – это сохранять имеющееся. Он смотрит на себя как на своего рода крепость, которую ничто не должно покинуть. Его безопасность лежит в изоляции. В таких людях Фрейд обнаружил три черты: аккуратность, бережливость и упрямство.

Полностью развившийся, зрелый характер – это характер генитальный. Если три «невротические» ориентации характера могут быть легко опознаны, генитальный характер весьма расплывчат. Фрейд описывает его как основу способности любить и трудиться. После того как мы рассмотрели фрейдовскую концепцию любви, мы знаем, что он мог иметь в виду только искаженную форму любви в обществе искателей прибыли. Под обладателем генитального характера Фрейд понимает просто буржуазного мужчину, мужчину, способность которого любить весьма ограниченна и чей «труд» – это организация и использование труда других, деятельность управляющего, а не работника.

Три невротических, или в терминологии Фрейда «прегенитальных» ориентации характера являются ключом к пониманию человеческого характера именно потому, что они описывают не отдельные личностные черты, а целостную систему. В целом нетрудно определить, к какому типу принадлежит характер человека, даже если иметь всего несколько указаний. В необщительном, замкнутом человеке, озабоченном исключительно тем, чтобы все делалось аккуратно и правильно, никогда не действующем спонтанно, чья кожа имеет болезненный цвет, легко узнать анальный характер; это подтверждается, если он к тому же мелочен, скуп, отстранен. Так же легко определить обладателей эксплуататорского и рецептивного характеров. Несомненно, человек старается скрыть свое истинное лицо, если, конечно, знает, что проявляет черты, которые предпочел бы не показывать. Поэтому выражение лица – совсем не самый важный показатель структуры характера. Гораздо значимее те проявления, которые труднее контролировать: движения, голос, походка, жесты и все, что оказывается в нашем поле зрения, когда мы смотрим на человека.

Те, кому известно значение качеств, типичных для трех прегенитальных характеров, без труда понимают друг друга, когда говорят о том или ином человеке как об обладателе анального характера, о смеси анально-оральных черт или о выраженных орально-садистских чертах. Потребовался гений Фрейда, чтобы включить в эти ориентации характера все возможные способы, которыми человек может контактировать с миром в «процессе ассимиляции» – другими словами, в процессе получения от природы или от других людей того, что необходимо ему для выживания. Проблема заключается не в том, что все мы нуждаемся в чем-то извне: даже святой не мог бы выжить без пищи; настоящая проблема – это тот способ, которым мы получаем требуемое: нам его дают, мы отнимаем, запасаем или производим.

С тех пор как Фрейд и его ученики предложили эту типологию характеров, наше понимание человека и различных культур существенно расширилось. Я говорю «культур», потому что общества могут характеризоваться теми же структурами, поскольку соответствующие социальные характеры (ядро характера, общее для большинства членов данного общества) также принадлежат к одному из перечисленных типов. Например, характер французского среднего класса в XIX столетии проявлял анальную структуру; характер предпринимателя того времени был эксплуататорским.

Основания типологии характеров, заложенные Фрейдом, привели к открытию других форм ориентации характера. Можно говорить об авторитарном в противовес эгалитарному характеру, деструктивному в противовес любящему и таким образом указывать на самую выдающуюся черту, определяющую структуру характера.

Изучение характера еще только началось, и потенциал открытия Фрейда еще далеко не исчерпан. Однако восхищение теорией Фрейда не должно мешать ви́дению того, что он сузил значимость своего открытия, привязав его к сексуальности. Он очень ясно высказал это уже в «Трех эссе по теории сексуальности»: «То, что мы называем характером человека, в большой степени строится на материале сексуальной активизации; он состоит из импульсов, устоявшихся с детства и преодоленных с помощью сублимации, и таких структур, которые направлены на эффективное подавление этих извращенных чувств, признанных бесполезными» [10; 233. – Курсив мой. – Э.Ф.]. Данные Фрейдом названия ориентаций характера показывают это совершенно ясно. Первые два обязаны энергией оральному либидо, третий – анальному либидо, четвертый – так называемому генитальному либидо, т. е. сексуальности взрослого мужчины или женщины. Наиболее важный вклад Фрейда в типологию характера содержится в его работе «Характер и анальный эротизм» [13]. Все три черты обладателя анального характера – аккуратность, бережливость, упрямство – могут рассматриваться как прямое выражение либидо, реакция на его формирование или его сублимация. То же верно и для других структур характера в терминах орального или генитального либидо.

Фрейд относил многие великие страсти – любовь, ненависть, амбициозность, жажду власти, алчность, жестокость, а также стремление к независимости и свободе – к различным видам либидо. В обновленной теории Фрейда, касающейся инстинктов жизни и смерти, любовь и ненависть считались имеющими в основном биологическую природу. Конструируя теорию инстинктов жизни и смерти, ортодоксальные психоаналитики сочли, что агрессия – столь же врожденный человеческий импульс, как любовь. Жажда власти была отнесена к проявлениям анально-садистского характера, хотя следует признать, что она, будучи, возможно, самым важным импульсом современного человека, не получила должного отражения в психоаналитической литературе. Зависимость рассматривалась в терминах подчинения, различными путями связанного с Эдиповым комплексом. Для Фрейда сведение великих страстей к различным видам либидо было теоретической необходимостью, поскольку, за исключением стремления к выживанию[37]37
  В своей более поздней теории инстинктов жизни и смерти Фрейд заменил прежнюю, в основном физиологическую теорию на биологическую – полярности объединяющих сил (инстинкта жизни) и деструктивных (инстинкта смерти). См. обсуждение теории инстинктов в гл. 4.


[Закрыть], все виды энергии в человеке считались имеющими сексуальную природу.

Если кто-то не считает себя обязанным считать все человеческие страсти имеющими корни в сексуальности, его нельзя заставить принять объяснения Фрейда; возможен более простой и, как мне кажется, более точный анализ чувств человека. Можно различать биологически заданные потребности, удовлетворение голода и секс, служащие выживанию индивида и расы, и страсти, обусловленные социально и исторически. Испытывают ли люди преимущественно любовь или ненависть, покоряются или борются за свободу, оказываются прижимистыми или щедрыми, жестокими или мягкими, зависит от социальной структуры, отвечающей за формирование всех потребностей, за исключением биологических (см. [36]). Существуют культуры, в которых в силу их социального характера преобладает стремление к кооперации и гармонии – например, культура североамериканских индейцев зуни, и другие, отличающиеся чрезвычайными собственническими устремлениями и деструктивностью, как добу (см. подробное обсуждение обществ, которым присуща агрессивность или взаимопомощь, в работе [37]). Для понимания того, как экономические, географические, исторические и генетические условия приводят к формированию различных типов социального характера, требуется подробный анализ социального характера, типичного для каждого данного общества. Вот пример: в племени, у которого слишком мало плодородной земли и недостаточно продуктов охоты и рыболовства, скорее всего разовьется воинственный, агрессивный характер, потому что единственная надежда на его выживание заключается в том, чтобы ограбить или обокрасть другие племена. С другой стороны, в племени, не производящем заметных излишков, но обеспечивающем всех своих членов достаточным количеством средств к существованию, имеет шанс развиться дух миролюбия и взаимопомощи. Такой пример, конечно, слишком упрощен; вопрос о том, какие условия приводят к появлению определенного типа социального характера, труден и требует тщательного анализа всех релевантных и даже кажущихся таковыми факторов. Это – область социальных и исторических исследований, которые, я уверен, имеют большое будущее, хотя до сих пор были заложены лишь основы этой ветви аналитической социальной психологии.

Исторически обусловленные чувства бывают настолько интенсивны, что могут оказаться сильнее биологически необходимых для выживания – утоления голода, жажды и стремления к продолжению рода. Это может быть не так для среднего человека, чьи страсти в основном сводятся к удовлетворению физиологических потребностей, но справедливо для значительного числа людей в любой исторический период: они рискуют жизнью ради чести, любви, достоинства – или ненависти. В Библии это выражено очень просто: «Не хлебом единым жив человек» (Евангелие от Матфея, 4:4). Представим себе, что Шекспир написал бы свои драмы о сексуальных неудачах героя или о стремлении героини утолить голод; они оказались бы столь же банальны, как некоторые из современных пьес, представленных на Бродвее. Драматический элемент человеческой жизни уходит корнями в небиологические страсти: не в голод или сексуальное влечение. Едва ли кто-то совершит самоубийство из-за неудовлетворенности своих сексуальных желаний, но многие готовы покончить с собой, если их честолюбие или ненависть не нашли удовлетворения[38]38
  Интересно отметить, что уровень самоубийств в целом растет в той же пропорции, что и уровень индустриализации (см. [33]).


[Закрыть].

Фрейд никогда не рассматривал индивида как существо изолированное, но всегда в его отношениях с другими. Он писал: «Индивидуальная психология, несомненно, занимается индивидом, а также изучает способы, которыми он пытается удовлетворить свои инстинктивные влечения. Однако лишь редко и в специфических исключительных условиях может она абстрагироваться от отношений данного индивида с другими. В психической жизни индивида другие люди обычно рассматриваются как модели, объекты, помощники или оппоненты. Таким образом, индивидуальная психология с самого начала оказывается одновременно и социальной психологией – в этом расширенном, но имеющем право на существование смысле» [19; 65]. Тем не менее это ядро социальной психологии не получило дальнейшего развития, потому что для Фрейда первичное образование – семья – считалось играющим в развитии ребенка решающую роль. Фрейд не видел того, что человек с раннего детства существует в различных кругах; самый тесный из них – семья, следующий – его класс, третий – общество, в котором он живет, четвертый – биологические условия человеческого существования, в котором он участвует; наконец, он – часть большего круга, о котором мы не знаем почти ничего, но который состоит по крайней мере из нашей Солнечной системы. Только самый узкий круг – семья – имел значение для Фрейда; поэтому он очень недооценивал все остальные, частью которых является человек. А именно, он не понял, что сама семья детерминирована классом и социальной структурой и представляет собой «инструмент общества», функции которого – приобщать ребенка к характеру общества еще до того, как ребенок с обществом соприкоснется. Это осуществляется как в процессе раннего воспитания и образования, так и через характер родителей, который, в свою очередь, является социальным продуктом (см. [26]).

Фрейд рассматривал буржуазную семью как прототип всех семей и игнорировал существование очень разных форм семейной структуры и даже полное отсутствие «семьи» в других культурах. Примером этого служит то огромное значение, которое Фрейд придавал так называемой «первичной сцене», когда ребенок оказывается свидетелем сексуального акта между родителями. Очевидно, что значимость такого события резко увеличивается в связи с тем, что в буржуазных семьях дети и родители живут в разных комнатах. Будь Фрейд знаком с семейной жизнью более бедных слоев общества, когда для детей, живущих в одной комнате с родителями, половые сношения взрослых были привычным зрелищем, эти ранние впечатления не показались бы ему такими важными. Фрейд также не рассматривал многие так называемые примитивные общества, в которых на сексуальность не накладывалось табу и ни дети, ни родители не скрывали своих половых актов и игр.

Исходя из своей предпосылки, согласно которой все чувства имели сексуальную природу, а буржуазная семья являлась прототипом всех семей, Фрейд не видел, что первична не семья, а структура общества, создающего тот характер, в котором оно нуждается для своего успешного функционирования и выживания. Фрейд не пришел к концепции «социального характера», потому что на таком узком базисе, как секс, такая концепция развиться не могла. Как я показывал в примечании к работе [31], социальный характер – это структура характера, общая для большинства членов общества; его содержание зависит от потребностей данного общества, придающих ему такую форму, что люди хотят делать то, что они должны делать для обеспечения должного функционирования общества. То, что они хотят делать, зависит от доминирующих в их характере чувств, которые были сформированы нуждами и требованиями особой социальной системы. Различия, вызванные разницей семейных ситуаций, незначительны по сравнению с дифференциацией, создаваемой различными структурами общества и присутствующей в соответствующих классах. У члена класса феодалов должен был развиться такой характер, который позволял бы феодалу править другими и делал бы его нечувствительным к их страданиям. У буржуазного класса XIX столетия должен был развиться анальный характер, определяемый желанием экономить и запасать, а не тратить. В XX веке представитель того же класса уже считал накопление не главной добродетелью, а скорее пороком по сравнению с таким поведением, как траты и потребление. Подобное развитие было вызвано фундаментальными экономическими потребностями: в период первичного накопления капитала бережливость была необходима; в период массового производства вместо бережливости величайшее экономическое значение приобрело расходование средств. Если бы неожиданно человек XX века приобрел характер века XIX, экономика столкнулась бы с тяжелым кризисом, если не рухнула[39]39
  Мои собственные исследования социального характера продолжают линию, начатую В. Зомбартом, Максом Вебером, Л. Дж. Брентано, Р. Г. Тоуни, О. Краусом и другими специалистами в области социальных наук в первой половине XX века, и я чрезвычайно много почерпнул из их теорий.


[Закрыть]. До сих пор я в очень упрощенном виде описывал проблему отношений между индивидами и социальной психологией. Более полный анализ данного вопроса, который вышел бы за рамки этой книги, потребовал бы проведения различий между потребностями или страстями, коренящимися в человеческом существовании, и теми, которые обусловлены в первую очередь не обществом, а самой природой человека и отсутствие которых следовало бы рассматривать как результат подавления или серьезной социальной патологии. Это – стремления к свободе, солидарности, любви.

Если освободить систему Фрейда от ограничивающего ее влияния теории либидо, то концепция характера приобретает еще большее значение, чем придавал ей сам Фрейд. Для этого требуется преобразовать индивидуальную психологию в социальную и ограничить индивидуальную психологию знанием лишь небольших вариаций, вызванных индивидуальными специфическими обстоятельствами, влияющими на базовую социально детерминированную структуру характера. Несмотря на критику фрейдовской концепции характера, следует снова подчеркнуть, что открытие Фрейдом динамической концепции характера дает ключ к пониманию мотивации индивидуального и социального поведения и в определенной мере позволяет его предсказывать.

К великим открытиям Фрейда относится и осознание значимости раннего детства. Это открытие имеет несколько аспектов. Младенцу уже свойственны сексуальные (либидозные) влечения, хотя еще не генитальные, а, как называл их Фрейд, прегенитальные; сексуальность сосредоточена в «эрогенных зонах» рта, ануса и кожи. Фрейд видел надуманность буржуазных представлений о «невинном» ребенке и показал, что с момента рождения младенец обладает многими либидозными влечениями прегенитальной природы.

Во времена Фрейда миф о невинности ребенка, который ничего не знает о сексе, был общепринятым[40]40
  Необходимо отметить, что вся концепция, согласно которой ребенок имеет особый статус, отличающийся от взрослого, является относительно современной. До XVIII века такое разделение едва ли существовало, ребенок считался просто маленьким взрослым, которого вовсе не романтизировали и который выполнял свои обязанности в соответствии с возможностями. Я благодарен Ивану Ильину за некоторые плодотворные подсказки в этом направлении.


[Закрыть]; более того, никто не догадывался о том важном значении, которое опыт детства, особенно раннего детства имеет для развития характера и тем самым всей судьбы человека. Благодаря Фрейду все это изменилось. Он сумел на многих клинических примерах показать, как события раннего детства, особенно имеющие травматический характер, формируют характер ребенка в такой степени, что можно заключить: еще задолго до полового созревания, за редкими исключениями, характер человека определяется и не претерпевает дальнейших изменений. Фрейд показал, как много ребенок знает, насколько он чувствителен, как события, кажущиеся взрослому незначительными, глубоко воздействуют на его развитие и последующее формирование невротических симптомов. Впервые ребенка и то, что с ним происходит, начали рассматривать всерьез, настолько всерьез, что стало казаться: в событиях раннего детства найден ключ ко всему позднейшему развитию. Многие клинические данные подтверждают справедливость и мудрость заключений Фрейда, но, как мне представляется, они также показывают и определенную ограниченность его теоретических выводов.

Прежде всего Фрейд недооценивал значение конституциональных, генетических факторов в формировании характера ребенка. Теоретически он их признавал, отмечая, что за развитие человека отвечают как особенности конституции, так и жизненный опыт, но на практике и он сам, и большинство психоаналитиков пренебрегали генетическими характеристиками; примитивный фрейдизм исходит из того, что исключительно семья и ранний опыт отвечают за развитие ребенка. Это зашло настолько далеко, что психоаналитики и родители стали считать, будто невротичный, или испорченный, или несчастный ребенок, должно быть, имеет родителей, вызвавших это негативное состояние, в то время как здоровый и счастливый ребенок, напротив, растет в здоровом и счастливом окружении. Фактически родителям приписывается вся вина за нездоровое развитие ребенка, так же как и вся заслуга, если детство оказывается счастливым. Все данные говорят о том, что это не так. Вот хороший пример: психоаналитик видит перед собой невротичного, изломанного человека, детство которого было ужасно, и говорит: «Несомненно, именно события детства привели к такому исходу». Если же он задаст себе вопрос о том, сколько он видел замечательно счастливых и здоровых людей, выросших в семьях такого же типа, у него должны возникнуть сомнения по поводу простой связи между событиями детства и психическим здоровьем или болезнью.

Главная причина такого разочарования в теории скорее всего кроется в том, что аналитик игнорирует различия в генетической предрасположенности. Это видно на простом примере: даже среди новорожденных имеются различия в уровне агрессивности или робости. Если у агрессивного ребенка мать тоже агрессивна, она не принесет ему особого вреда, а может быть, даже сделает много хорошего. Ребенок научится бороться с ней и не бояться ее агрессивности. Если же такая мать окажется у робкого ребенка, он будет испытывать перед ее агрессивностью страх и станет запуганным, покорным, а позднее и невротичным человеком.

Тут мы касаемся старой и многократно обсуждавшейся проблемы «природа или воспитание»: какое влияние преобладает – генетической предрасположенности или окружающей среды. Обсуждение этой проблемы так и не привело к окончательным выводам. Мой собственный опыт говорит о том, что генетическая предрасположенность играет гораздо более важную роль в формировании определенного характера, чем считает большинство психоаналитиков. Я полагаю, что одной из целей анализа должна быть реконструкция картины того, каким ребенок родился, чтобы можно было определить: какие черты у объекта анализа являются частью его натуры и какие приобретены под влиянием важных обстоятельств жизни, и более того: какие из приобретенных черт противостоят врожденным, а какие их усиливают. Мы часто обнаруживаем, что по желанию родителей (их собственному или как представителей общества) ребенок бывает вынужден подавлять или ослаблять свою врожденную предрасположенность и заменять ее теми чертами, которые желательны обществу. В этом мы и находим корни невротического развития; у человека появляется чувство ложной идентичности. В то время как настоящая идентичность основывается на осознании своей самости, то есть того, каков человек от рождения, псевдоидентичность порождается теми личностными чертами, которые человеку навязывает общество. В результате человек испытывает постоянную потребность в одобрении, чтобы сохранять равновесие. Настоящая идентичность не нуждается в таком одобрении, потому что представление человека о самом себе идентично с его аутентичной личностной структурой.

Открытие важности событий раннего детства для развития человека может с легкостью приводить к недооценке значимости более позднего опыта. Согласно теории Фрейда, характер человека более или менее полностью формируется к семилетнему или восьмилетнему возрасту; поэтому фундаментальные изменения в более позднем возрасте считаются практически невозможными. Эмпирические данные, впрочем, показывают, что такой вывод преувеличивает роль детства. Несомненно, если условия, помогавшие формированию характера человека в детстве, сохраняются, то структура характера, вероятно, останется той же самой. Далее, следует признать, что это верно для большинства людей, которые в позднейшей жизни продолжают жить в условиях, сходных с существовавшими в их детстве. Однако взгляды Фрейда отвлекли внимание от тех случаев, когда благодаря радикально новому опыту радикально меняется и человек. Возьмем, например, людей, которые в детстве были уверены, что никто никогда не станет заботиться о них, если этому человеку от них что-то не понадобится, что не существует любви и симпатии, которые не являлись бы платой за услуги или взяткой. Человек может прожить всю жизнь, не столкнувшись с кем-то, кто проявит к нему интерес или привязанность, ничего не ожидая взамен. Однако если такой человек встретит настоящую заинтересованность со стороны другого человека, которому ничего от него не нужно, это может разительно изменить такие черты его характера, как подозрительность, боязливость, убеждение в том, что его никто не любит. Конечно, Фрейд со своими буржуазными взглядами и неверием в любовь не ожидал бы подобного развития событий. В случаях очень резкой перемены характера можно даже говорить о настоящем преображении, полном пересмотре ценностей, ожиданий и установок в связи с тем, что в жизни человека случилось нечто совершенно новое. И все же такое превращение невозможно, если человек уже не обладает внутренним потенциалом, проявляющимся в преображении. Я признаю, что поверхностные наблюдения не говорят в пользу таких выводов, потому что люди обычно не меняются, но нужно иметь в виду, что большинство людей не сталкивается с чем-то по-настоящему новым. Человек обычно находит то, что ожидает найти, и это препятствует появлению фундаментально нового опыта, приводящего к фундаментальному изменению характера.

Трудность выяснения того, каким был человек в момент рождения и в первые месяцы жизни, заключается в том, что едва ли кто-то помнит, что́ тогда чувствовал. Самые ранние воспоминания обычно относятся ко второму или третьему году жизни; в этом и скрыта основная проблема, связанная с заключением Фрейда о важности раннего детства. Он пытался разрешить ее благодаря изучению трансфера. Иногда это давало результаты, но при изучении историй болезни пациентов школы Фрейда приходится признать, что многое из считавшегося впечатлениями раннего детства – всего лишь реконструкция. А такие реконструкции очень ненадежны. Они основаны на постулатах теории Фрейда, и убеждение в их аутентичности часто является продуктом искусного промывания мозгов. Хотя считается, что психоаналитик остается на эмпирическом уровне, в действительности он тонко подсказывает пациенту, что тот должен был бы пережить, и пациент в силу своей зависимости от аналитика очень часто заявляет – или, как часто пишется в истории болезни – «признает», что искренне чувствует именно то, что, как ожидается на основании теоретической конструкции, должен чувствовать. Несомненно, аналитику не следует ничего навязывать пациенту. Однако чувствительный – и даже не слишком чувствительный – пациент через некоторое время улавливает, что́ аналитик ожидает от него услышать, и соглашается с той интерпретацией, которая подтверждает предположение аналитика о том, что должно было случиться. Кроме того, необходимо учитывать, что ожидания аналитика основываются не только на требованиях теории, но и на буржуазном представлении о том, что собой представляет «нормальный» человек. Предположим, например, что у данного человека стремление к свободе и протест против подчинения несправедливым требованиям развиты особенно сильно; в этом случае аналитик может счесть, что сама мятежность этого человека имеет иррациональную основу и может быть объяснена Эдиповой ненавистью сына к отцу, коренящейся в сексуальном соперничестве из-за матери-жены. Тот факт, что детьми управляют и манипулируют и в детстве, и в последующей жизни, рассматривается как нормальный, а бунтарство, таким образом, как нечто иррациональное.

Я хотел бы указать на еще один осложняющий фактор, как правило, не привлекающий к себе внимания. Отношения между родителями и детьми обычно рассматриваются как улица с односторонним движением, а именно, как влияние родителей на детей. Однако часто игнорируется то обстоятельство, что это влияние совсем не одностороннее. У родителя может естественным образом возникнуть неприязнь к ребенку, даже новорожденному, не только в силу часто обсуждаемых причин – того, что ребенок нежеланный или у родителя деструктивные, садистские наклонности, – но и потому, что родитель и ребенок просто несовместимы по своей природе, и в этом смысле их взаимоотношения не отличаются от таковых между взрослыми. Родитель может просто не любить детей того типа, к которому принадлежит его собственный ребенок, а ребенок с самого начала чувствует эту неприязнь. С другой стороны, ребенок может не любить людей такого типа, как его родители; будучи слабее родителей, он подвергается наказаниям за эту неприязнь при помощи более или менее тонких санкций. Ребенок – и в равной степени мать – вынужден мириться с ситуацией, когда мать должна заботиться о нем, а ребенок – ее терпеть, несмотря на тот факт, что они от всей души друг друга не любят. Ребенок не в состоянии выразить это словами; мать должна испытывать чувство вины, если признается себе, что не испытывает симпатии к рожденному ею ребенку; в результате оба ощущают особого рода напряженность и наказывают друг друга за то, что оказались принуждены к нежеланной близости. Мать притворяется, будто любит ребенка, и таким образом наказывает его за то, что вынуждена это делать; ребенок так или иначе притворяется, что любит мать, потому что его жизнь полностью от нее зависит. В подобной ситуации очень много лжи, и ребенок часто выражает это собственными непрямыми способами, восстает, а мать отрицает это, потому что чувствует: нет ничего более постыдного, чем не любить собственных детей.