Текст книги "Слабость Виктории Бергман (сборник)"

Кухня

была обставлена как примитивная лаборатория для вскрытия. На полках в кладовке вместо обычных консервных банок и продуктов питания теперь стояли бутылочки с глицерином, ацетатом калия и множеством других химикалий.

На стерильном столе возле мойки лежали различные обыкновенные инструменты: топор, пила, плоскогубцы, кусачки и большие клещи.

На полотенце лежали инструменты поменьше: скальпель, пинцет, иголки и нитки, а также продолговатый инструмент с крючком на одном конце.

Закончив работу, она завернула тело в чистую белую простыню. Банку с отрезанными гениталиями она поставила в кухонный шкаф вместе с другими сосудами.

Немного припудрила ему лицо, аккуратно подвела карандашом глаза и покрасила губы светлой помадой.

В завершение она сбрила весь имеющийся на теле легкий пушок, поскольку обнаружила, что под воздействием формалина тело немного сжимается, а кожа разбухает. А теперь волоски втянутся вовнутрь, и кожа будет более гладкой.

Когда все было закончено, мальчик выглядел почти как живой.

Будто он спит.

Данвикстулль – Данвикская таможня

[51]51
  Данвикская таможня – неформальное название восточной части района Сёдермальм, где раньше находилась таможня при въезде в Стокгольм с этой стороны.


[Закрыть]

Третьего мальчика обнаружили возле площадки для игры в петанк, неподалеку от Данвикской таможни, и, по мнению знатоков, он являл собой хороший пример удачного бальзамирования.

Жанетт Чильберг пребывала в отвратительном настроении. Не только потому, что они проиграли матч против команды “Грёндаль”, но и поскольку она, вместо того чтобы поехать домой и принять душ, направлялась осматривать еще одно место убийства.

Прибыла она туда потной и по-прежнему в спортивном костюме. Поздоровалась со Шварцем и Олундом, а затем направилась к курившему возле заграждения Хуртигу. – Как прошел матч? – поинтересовался Олунд.

– Продули, два – три. Неправильный штрафной, автогол и порванная крестообразная связка у нашего вратаря.

– Ну-ну. Я всегда говорю, что девушкам не надо играть в футбол, – с ухмылкой вставил Шварц. – У вас вечно возникают проблемы с коленками. Вы просто-напросто не созданы для этого.

Жанетт разозлилась, но у нее не было сил снова ввязываться в спор. Как только речь заходила о ее игре в футбол, коллеги неизменно отпускали тот же комментарий. Правда, ей казалось странным, что у такого молодого парня, как Шварц, такие замшелые, устаревшие взгляды.

– Это я уже знаю. А как дела тут? Уже известно, кто он? – Пока нет, – ответил Хуртиг. – Но меня беспокоит, что это уж больно напоминает наши предыдущие случаи. Парень забальзамирован и выглядит совершенно живым, только чуть бледноватым. Кто-то положил его на плед, так что создавалось впечатление, будто он лежит и загорает.

Олунд указал на рощу рядом с площадкой для петанка.

– Что-нибудь еще?

– По мнению Андрича, тело теоретически могло пролежать здесь пару дней, – сообщил Хуртиг. – Самому мне это представляется невероятным. Ведь он все-таки лежит на открытом месте. Лично мне показалось бы довольно странным, если бы я увидел, что кто-то лежит на пледе среди ночи.

– Возможно, прошлой ночью тут никто не проходил.

– Да, конечно, но все-таки…

Жанетт Чильберг проделала все, что от нее ожидалось, и затем попросила Иво Андрича позвонить, как только он подготовит отчет. Ей хотелось обсудить с ним все детали устно, поэтому она разрешила ему звонить в любое время суток.

Олунд и Шварц получили приказ остаться и дождаться первого отчета криминалистов.

Через два часа после прибытия на место преступления Жанетт снова села в машину, чтобы ехать домой, и только тут почувствовала боль в мышцах после футбола.

Миновав транспортную развязку в Сикле, она позвонила Деннису Биллингу.

– Здравствуйте, это Жанетт. Вы заняты?

– Направляюсь домой, – ответил начальник запыхавшимся голосом. – Какую картину ты там обнаружила?

Она свернула к мосту, ведущему в Хаммарбюхёйден. – Ну, еще один мертвый мальчик. Как продвигается дело с Лундстрёмом и фон Квистом?

– Фон Квист, к сожалению, против того, чтобы выпускать Лундстрёма для допроса. В данный момент я ничего поделать не могу. – Мда, но почему он так чертовски сопротивляется? Он что, играет с Лундстрёмом в гольф?

– Осторожно, Жанетт. Мы оба знаем, что фон Квист талантливый…

– Ерунда!

– Во всяком случае, дело обстоит именно так. Я должен заканчивать. Поговорим завтра.

Деннис Биллинг положил трубку.

Когда она свернула направо, на Эншедевэген, и остановилась перед светофором после круглой развязки, у нее зазвонил телефон.

– Жанетт Чильберг.

– Да… здравствуйте, меня зовут Ульрика. Вы меня искали.

Голос звучал робко. Жанетт поняла, что это Ульрика Вендин.

– Ульрика? Как хорошо, что ты позвонила.

– А-а, что вас интересует?

– Карл Лундстрём.

В трубке замолчали.

– О’кей, – произнесла девушка немного погодя. – Зачем? – Мне бы хотелось поговорить о том, как он с тобой обошелся, и я надеюсь, что ты сможешь мне помочь.

– Черт… – вздохнула Ульрика. – Не знаю, в силах ли я снова к этому возвращаться.

– Я понимаю, что тебе трудно. Но это ради благого дела. Ты можешь помочь другим, рассказав все, что знаешь. Если его посадят за то, в чем его сейчас обвиняют, ты сможешь добиться справедливости.

– В чем его обвиняют?

– Если у тебя завтра есть возможность встретиться со мной, я тебе все расскажу. Не возражаешь, если я подъеду к тебе домой?

В трубке опять замолчали, и Жанетт несколько секунд слушала тяжелое дыхание девушки.

– Ну хорошо… Когда вы приедете?

Патологоанатомическое отделение

Было уже за полночь, когда тело доставили в помещение для вскрытия, и Иво Андрич решил, что ему потребуется помощь. Уже по тому, что он отметил на месте преступления, он понял, что это дело рук специалиста.

По случайному совпадению оказалось, что один из ночных уборщиков – украинец, учившийся на врача в Харьковском университете. Едва увидев труп, уборщик сразу сказал, что это напоминает Ленина. Иво Андрич попросил его развить свою мысль, и уборщик припомнил, как читал о том, что бальзамирование Ленина в двадцатых годах было поручено некоему профессору Воробьеву.

Иво Андрич прошел в отведенный ему кабинет, подключил ноутбук к сети и нашел требуемую информацию.

Через неделю после смерти Ленина на его теле появились признаки разложения. Кожа стала желтеть и темнеть, возникли пятна и грибковые образования. Попытаться сохранить тело действительно поручили Воробьеву, профессору кафедры анатомии Харьковского университета.

Иво Андрич с восхищением читал, как они действовали. Сперва удалили внутренние органы, промыли тело уксусной кислотой и затем шприцами ввели в мягкие ткани раствор формальдегида. После нескольких дней интенсивной работы Ленина положили в стеклянную ванну и залили тело смесью воды с различными химикалиями, в частности с глицерином и ацетатом калия.

Иво Андрич вернулся в операционную и почти сразу понял, что бальзамировавший мальчика человек вполне мог воспользоваться записями Воробьева. Предположив, что бальзамирование осуществлял специалист, он, пожалуй, поторопился.

Теперь достаточно иметь доступ к интернету.

А поскольку речь, скорее всего, шла о том же преступнике, что и в предыдущих случаях, и данное лицо имело в своем распоряжении множество обезболивающих препаратов, ему, вероятно, не составило труда раздобыть и химикалии для бальзамирования.

Мальчику было от двенадцати до пятнадцати лет. Повреждения оказались идентичны обнаруженным у двух других мальчиков: сотни синяков, следы от уколов иглой и раны на спине. Как и ожидал Иво, у этого мальчика тоже отсутствовали гениталии. Их отсекли таким же острым ножом и с той же тщательностью.

Иво Андрич решил сделать гипсовый слепок зубов мальчика, которые, к его удивлению, оказались нетронутыми, и отправить для идентификации к судебным одонтологам.

Было уже полтретьего, и он сомневался, стоит ли звонить Жанетт Чильберг, чтобы рассказать о своих выводах. Но ведь она настоятельно просила. Кто-то уже совершил три убийства и, вероятно, этим не удовлетворится.

Набирая ее номер, он чувствовал, что его знобит.

Гамла Эншеде

После разговора с Иво Андричем Жанетт Чильберг никак не могла снова заснуть. Храп Оке ситуацию не облегчал, но с ним она справляться научилась. Она потолкала мужа, и тот, бормоча, перевернулся на бок.

В половине пятого Жанетт почувствовала, что больше не в силах вертеться с боку на бок, тихо прошла на кухню и включила кофеварку.

Пока кофеварка пыхтела, Жанетт спустилась в подвал и загрузила стиральную машину. Сделав несколько бутербродов и взяв чашку кофе, она вышла в сад.

Перед тем как усесться, она прошла по гравиевой дорожке к почтовому ящику и забрала газету.

Главной новостью, естественно, был мальчик возле Данвикской таможни, и у Жанетт возникло ощущение, будто ее преследуют.

На другой стороне улицы, возле почтового ящика соседей, стояла брошенная детская коляска.

Сквозь кусты Жанетт слепило утреннее солнце, и, защищаясь от него, она приставила ко лбу руку, чтобы посмотреть, что там происходит.

Какое-то шевеление у кустов. На улицу выскочил молодой человек, на ходу застегивая брюки, и она поняла, что парень только что мочился в ее живую изгородь.

Он подошел к коляске, взял газету и сунул в почтовый ящик соседей. Затем направился к следующему дому.

Детская коляска, подумала она, и ей в голову пришла идея.

Квартал Крунуберг

Придя на работу, Жанетт Чильберг первым делом позвонила в службу доставки газет.

– Здравствуйте, меня зовут Жанетт Чильберг, я звоню из стокгольмской полиции. Мне нужны от вас сведения о том, кто работал в районе Педагогического института утром девятого мая.

Телефонистка явно занервничала.

– Да… это, пожалуй, можно устроить. А в связи с чем?

– С убийством.

Ожидая, пока ей перезвонят из службы доставки, Жанетт вызвала к себе Хуртига.

– Ты знаешь, что некоторые разносчики газет вместо велосипеда с тележкой используют детские коляски? – спросила она, когда Хуртиг пришел и уселся напротив нее.

– Нет, не знал. Что ты хочешь этим сказать? – Он смотрел на нее с удивлением.

– Помнишь, на Турильдсплан обнаружили следы детской коляски?

– Да, конечно.

– А кто перемещается по улицам рано утром?

– Разносчики газет… – с улыбкой кивнул Хуртиг.

– Скоро позвонит телефон. Если хочешь, можешь взять трубку.

Не успели они просидеть молча и минуты, как телефон зазвонил, и Жанетт включила громкую связь.

– Йенс Хуртиг, стокгольмская полиция.

Девушка из службы доставки газет представилась.

– Я только что разговаривала с женщиной-полицейским, которая хотела узнать, кто работал в западной части Кунгсхольмена девятого мая?

– Да, верно.

Жанетт видела, что Хуртиг уже уловил ее мысль.

– Его зовут Мартин Телин, но он у нас больше не работает.

– У вас есть телефон, по которому мы могли бы с ним связаться?

– Да, есть номер мобильного телефона.

Хуртиг записал телефон и спросил телефонистку, нет ли у нее еще какой-нибудь информации о разносчике газет.

– Да, есть его личные данные. Они вам нужны?

– Да, спасибо.

Хуртиг записал персональный идентификационный номер Мартина Телина и закончил разговор.

– Ну и что ты думаешь? – спросила Жанетт. – Подозреваемый? – Либо так, либо свидетель. Ведь перевезти труп в детской коляске вполне реально?

– Или же Мартин Телин обнаружил труп на Турильдсплан, когда разносил газеты. И позвонил 112.

Она позвонила Олунду и, снабдив его номером телефона, попросила разыскать Телина.

– Теперь надо действовать быстро, – продолжила она потом. – Скажи, кто тебе кажется важнее?

– Карл Лундстрём, – не колеблясь, ответил Хуртиг.

– Вот как, почему же?

Ситуация, похоже, забавляла Хуртига.

– Педофил. Знает, как покупают детей из третьего мира. Считает кастрацию полезной. Имеет через жену-дантиста доступ к обезболивающим препаратам.

– Согласна. Значит, бросаем все силы на него. Я получила утром материалы предварительного следствия по делу Ульрики Вендин, поэтому предлагаю ознакомиться с ними, прежде чем ехать к ней.

Хаммарбюхёйден

Дверь им открыла маленькая, худенькая девушка, которой на вид было никак не больше восемнадцати лет.

– Здравствуй, я Жанетт Чильберг, а это мой коллега Йенс Хуртиг.

Девушка отвела взгляд, кивнула и провела их в маленькую кухню.

– Хотите кофе? – спросила она, садясь за кухонный стол. Жанетт отметила, что девушка нервничает.

– Нет, спасибо. Это очень любезно с твоей стороны, но мы ненадолго.

Жанетт села напротив девушки, а Хуртиг остался стоять в дверях.

– На дверях значится другое имя, – сказала Жанетт.

– Да, я снимаю квартиру через третьи или четвертые руки. – Да, я знаю, каково это. Стокгольм безнадежен. Найти нормальное жилье совершенно невозможно, если ты, конечно, не миллионер, – улыбнулась Жанетт.

Девушка, похоже, перестала бояться и даже позволила себе криво усмехнуться в ответ.

– Ульрика, я перейду прямо к делу, чтобы избавить тебя от нашего присутствия как можно скорее.

Ульрика Вендин кивнула, нервно теребя пальцами скатерть.

Жанетт кратко рассказала, в чем обвиняется Карл Лундстрём, и девушка, казалось, немного расслабилась, поняв, что доказательства против педофила настолько веские, что ему, скорее всего, вынесут обвинительный приговор.

– Семь лет назад ты выдвигала против него обвинение в изнасиловании. Твое дело можно рассмотреть заново, и думаю, у тебя хорошие шансы выиграть.

– Выиграть? – Ульрика Вендин пожала плечами. – Я не хочу снова начинать это…

– Ты можешь рассказать, что произошло?

Девушка молчала, уставившись в скатерть, а Жанетт тем временем изучала ее лицо.

Она видела на нем только страх и растерянность.

– Не знаю, с чего начать…

– Начни сначала, – предложила Жанетт.

– Мы… – попыталась Ульрика. – Мы с подругой ответили на объявление в сети… – Она замолчала и бросила взгляд на Хуртига.

Жанетт сообразила, что его присутствие смущает Ульрику, и жестом дала коллеге понять, что ему лучше покинуть комнату. – Поначалу мы просто развлекались, – продолжила девушка, когда Хуртиг удалился в прихожую. – Но вскоре мы поняли, что можем подзаработать. Человек, вывесивший объявление, хотел переспать с двумя девушками сразу. Нам пообещали пять тысяч…

Жанетт заметила, как ей трудно рассказывать.

– Ладно. Что произошло потом?

– Я была в то время довольно бесшабашной… – Ульрика Вендин по-прежнему не отрывала глаз от стола. – Мы напились и назначили ему встречу, он заехал за нами на машине.

– Карл Лундстрём?

– Да.

– О’кей. Продолжай.

– Мы поехали в какой-то ресторан. Он предложил нам выпить, и моя подруга сбежала. Он сперва рассердился, но я пообещала поехать с ним за полцены…

Жанетт видела, что девушке стыдно.

– Я не знаю, почему так вышло… – Голос стал тоньше. – У меня все поплыло перед глазами, и он отвел меня обратно в машину. Потом полный провал в памяти. В следующий раз я очнулась уже в гостиничном номере.

Жанетт поняла, что девушку накачали наркотиками.

– И ты не знаешь, в какой гостинице?

Тут Ульрика Вендин впервые посмотрела ей в глаза:

– Нет.

Поначалу девушка робела и перескакивала с одного на другое, а теперь заговорила более откровенно и по-деловому. Она рассказала, что ее принуждали к сексу с тремя мужчинами, а Карл Лундстрём стоял рядом и снимал на камеру. Под конец он сам тоже изнасиловал ее.

– Откуда ты знаешь, что это был Карл Лундстрём?

– Я не знала, кто он, пока случайно не увидела его фотографию в газете.

– И тогда ты заявила на него?

– Да.

– И ты смогла указать на него во время процедуры опознания? – Да, – ответила Ульрика Вендин с усталым видом. – Но у него имелось алиби.

– А ошибиться ты не могла?

В глазах девушки сверкнуло презрение.

– Да вы с ума сошли! Это был он.

Ульрика Вендин вздохнула и с отсутствующим видом уставилась в стол.

– Я тебе верю, – кивнула Жанетт.

Черрторп

[52]52
  Черрторп – район в пригороде Стокгольма.


[Закрыть]

Когда Жанетт с Хуртигом, покинув квартиру, шли по парковке, Хуртиг впервые со времени их приезда открыл рот.

– Ну, что ты думаешь? – спросил он.

Жанетт открыла пультом машину и распахнула дверцу. – Что фон Квисту придется снова открыть ее дело. Любое другое решение было бы служебным преступлением.

– А применительно к нашему делу?

– Пожалуй, немного сомнительно.

Они уселись, и Жанетт выехала с парковки.

– Сомнительно? – засмеялся Хуртиг.

– Черт, Йенс, прошло семь лет. – Она покачала головой. – Девчонку напоили и накачали наркотиками. Да и общего с тем, что мы сейчас расследуем, не слишком много.

Как раз когда она притормозила перед перекрестком, у нее зазвонил мобильный телефон. “Кого, черт возьми, принесло?” – подумала она.

Это оказался Олунд.

– Вы где? – спросил он.

– В Хаммарбюхёйдене, направляемся в город, – ответила Жанетт.

– Тогда поворачивайте обратно. Разносчик газет Мартин Телин живет в Черрторпе.

Бывший разносчик газет Мартин Телин открыл им дверь в черных тренировочных штанах и расстегнутой рубашке. Он, похоже, пребывал в состоянии похмелья: небритый, волосы дыбом, а его дыхание вполне могло сразить слона.

– В чем, собственно, дело? – спросил Мартин Телин, откашливаясь, и Жанетт, опасаясь, что его сейчас стошнит, отступила на шаг назад.

– Можно нам войти? – Хуртиг, предъявив полицейское удостоверение, указал вглубь квартиры.

– Да, конечно, но у меня немного неприбрано. – Мартин Телин пожал плечами и впустил их.

Жанетт поразило, что он ведет себя так, будто их присутствие его совершенно не волнует, но она предположила, что он понимал: рано или поздно они его все равно найдут.

В квартире воняло пролитым пивом и старыми помоями, и Жанетт старалась дышать только ртом. Телин провел их в гостиную, уселся в кресло и жестом показал, что они могут сесть на диван.

– Можно я открою окно? – Жанетт огляделась и, когда мучающийся тяжелым похмельем мужчина утвердительно кивнул, подошла к окну и распахнула его, а потом села рядом с Хуртигом.

– Расскажите, что произошло на Турильдсплан, – попросила Жанетт, доставая блокнот. – Да, нам известно, что вы там были.

– Не торопитесь, – уточнил Хуртиг. – Нам бы хотелось, чтобы вы рассказывали как можно подробнее.

Мартин Телин раскачивался взад и вперед, и Жанетт поняла, что он копается в своей пропитой, фрагментарной памяти. – Значит, так, в то утро я был не совсем трезв, – начал он, потянулся к пачке сигарет и вытряхнул оттуда одну штуку. – Накануне я пил весь вечер и даже несколько позже…

– Но на работу вы тем не менее вышли? – спросила Жанетт, делая пометы в блокноте.

– Точно. А когда все закончил, остановился возле метро, чтобы отлить, и тут увидел пластикатовый мешок.

Несмотря на нетрезвое состояние, рассказывал он подробно, без провалов в памяти. Он зашел в кусты, слева от спуска в метро, пописал, а затем обнаружил черный мешок для мусора. А когда открыл, оторопел от увиденного.

В полном смятении он попятился обратно на дорожку, схватил коляску, в которой перевозил газеты, и быстро рванул через парк в сторону улицы Роламбсвэген.

От небоскреба “Дагенс нюхетер” он позвонил в 112.

Вот и все.

Больше он ничего не видел.

– Вообще-то, мы можем забрать вас, поскольку вы не связались с нами, – сказал Хуртиг, пристально разглядывая мужчину. – Но если вы приедете в отделение и сдадите на анализ слюну, мы посмотрим на это сквозь пальцы.

– Это еще зачем?

– Ну, чтобы исключить вашу ДНК с места преступления, – пояснила Жанетт. – Ведь на пластикатовом мешке присутствует ваша моча.

Пластикат

скрипел, когда другой мальчик переворачивался во сне. Спал он долго. Гао насчитал почти двенадцать часов, поскольку усвоил, что доносящиеся издалека слабые удары колокола звучат один раз в час.

Тут колокол как раз снова пробил, и Гао заинтересовало, принадлежит ли он церкви.

Думал он, сам того не желая, словами.

Мария, подумал он. Петр, Яков, Магдалина.

Гао Лянь. Из города Ухань.

Он услышал, что второй мальчик проснулся.

темнота

усиливала звуки, доносившиеся от второго мальчика. Плач, скрежет – когда тот дергал за цепь, – стоны и жалобные незнакомые слова.

У Гао цепей не было. Он мог делать со вторым мальчиком все что угодно. А вдруг, если он с ним что-нибудь сделает, она вернется? Гао тосковал по ней и не понимал, почему она не приходит.

Он заметил, что второй мальчик все время шарит вокруг, будто что-то ищет. А иногда еще выкрикивает на странном языке какое-то слово вроде “что, что, что?”.

Ему хотелось, чтобы мальчик исчез. Он его ненавидел, и его присутствие в комнате вызывало у Гао чувство одиночества.

Наконец она пришла.

Он так долго пробыл в темноте, что от ворвавшегося в комнату света заболели глаза. Второй мальчик принялся кричать, плакать и пинать все вокруг. Увидев Гао на свету, он успокоился и уставился на него с ненавистью. Может, мальчик просто завидовал тому, что Гао обходится без цепей?

Светлая женщина вошла в комнату и направилась прямо к Гао с миской в руках. Она поставила дымящийся суп на пол, поцеловала Гао в лоб и провела рукой по его волосам. Он тут же вспомнил, как ему нравятся ее прикосновения.

Вскоре она вернулась с еще одной миской и дала ее другому мальчику. Тот начал жадно есть, а Гао выжидал, пока она закроет дверь и в комнате вновь станет темно. Ему не хотелось, чтобы женщина видела, насколько он голоден.

Уже через час она опять вошла в комнату с сумкой через плечо и каким-то черным предметом, напоминавшим большого жука, в руке.

потолок

осветился яркими молниями, когда второй мальчик умер. Гао больше не чувствовал себя одиноким, он мог свободно передвигаться по комнате, не прячась от второго мальчика. Женщина теперь приходила к нему чаще, и это тоже было хорошо.

Не нравилось ему только одно.

У него начали болеть ноги. Ногти сильно отросли, загнулись вниз и внутрь, и ему стало трудно ходить, не причиняя себе боли.

Однажды ночью, когда он спал, она вошла к нему так, что он не заметил. А когда проснулся, то не смог вынуть рук из-за спины и обнаружил, что ноги у него связаны. Женщина сидела на нем верхом, и ему была видна тень от ее спины.

Он сразу понял, что она собирается делать. Прежде такое с ним проделывал только один человек – в детском доме под Уханем, где он вырос. Там за ним несколько раз гонялся по коридорам старик со шрамом. Он всегда попадался, и тогда старик доставал нож. Он так крепко держал Гао за ноги, что тот начинал плакать, а старик, достав нож из маленького деревянного футляра, принимался хохотать, обнажая беззубый рот.

Ведь он ее очень любит, как же она может так поступать с ним – это нехорошо.

Потом она ослабила веревки и принесла ему поесть и попить. Он отказался прикасаться к еде, и когда она, устав гладить его по лбу, ушла из комнаты, он долго лежал с открытыми глазами, думая о том, что она совершила.

В тот момент он ненавидел ее и не хотел больше оставаться у нее. Почему она причинила ему боль, когда он так ясно показывал ей, что не хочет этого? Прежде она никогда так не поступала, и ему это не понравилось.

Но чуть позже, когда она опять пришла к нему и он заметил, что она плакала, он почувствовал, что ноги больше не болят и не кровоточат, как всегда кровоточили, когда их резал старик.

Тут он впервые заговорил с ней.

– Гао, – сказал он. – Гао Лянь…