Текст книги "Скрытая власть. Как разбогатевшие государства и влиятельные инвесторы контролируют весь мир"

Триллион здесь, триллион там

То, что реальный центр финансовой власти Китая находится по соседству с главной резиденцией власти политической, вовсе не является совпадением китайский капитализм подразумевает бо́льшую степень централизованности, чем любая другая национальная версия. В большинстве западных капиталистических экономик основная часть национального богатства рассеяна среди частных компаний и организаций, которые не находятся под управлением правительства; компании платят государству часть своих доходов в форме налогов и обязаны выполнять установленные правительством инструкции, но при этом являются частной собственностью.

В Китае дело обстоит совсем иначе. В корпоративном мире страны доминирует правительство – в значительной степени потому, что многие крупнейшие компании страны полностью или частично принадлежат государству. Исследование, проведенное в июле 2008 года консалтинговой фирмой McKinsey & Company, показало, что в Китае более ста пятидесяти компаний полностью принадлежат правительству, а еще по крайней мере тысяча находится в частичной собственности государства. Китайское правительство имеет долю собственности в любой значимой для населения экономической отрасли. В нефтяной промышленности это: China National Petroleum Corporation, China National Oil Corporation, а также China Petroleum and Chemical Corporation, более известная как Sinopec. В угольной промышленности – Shenhua Group Corporation. В сфере телекоммуникаций – China Mobile и China Telecom. В фармацевтическом секторе – North China Pharmaceutical Group Corporation. В транспортной сфере – China Shipping Company или China Ocean Shipping Company. В производстве электроэнергии – State Grid Corporation of China. В металлургии – Shanghai Baosteel Group Corporation и Aluminum Corporation of China, также известная как Chinalco. В химической промышленности – China National Chemical Corporation. В автомобилестроении – Shanghai Automotive Industry Corporation. В производстве компьютеров – Lenovo. Бытовую технику выпускает компания Haier, которая также частично принадлежит правительству Китая.

Однако прибыль, производимая всей этой обширной сетью государственных предприятий, не идет ни в какое сравнение с почти безграничным капиталом, находящимся в распоряжении китайского правительства. Государственное управление иностранной валюты Китая сообщило, что на декабрь 2009 года валютные запасы страны составили поразительные 2,4 трлн долл., что примерно соответствует трети валютных запасов всех остальных стран мира. Безусловно, это рекордный в истории показатель накопления капитала одним государством мира. Китай не раскрывает структуру своих валютных резервов, однако, согласно результатам исследования, которое в июле 2009 года провел Brookings Institution, примерно четверть запасов, или приблизительно 550 млрд долл., инвестированы в долго– и краткосрочные американские Казначейские облигации. Еще 425 млрд долл. вложены в облигации американских правительственных агентств, прежде всего, в обязательства, выпущенные Федеральной национальной ипотечной корпорацией и Федеральной корпорацией жилищных ипотечных кредитов, более известными как соответственно Fannie Mae и Freddie Mac. Оставшийся триллион долларов инвестируется двумя способами. Часть этих денег идет на поддержку принадлежащих государству компаний, обеспечение финансирования Фонда национального благосостояния страны – Китайской инвестиционной корпорации, а также на рекапитализацию некоторых проблемных банков. Вторая часть средств вложена в различные национальные валюты всего мира, но главным образом в доллары и евро. По оценкам Brookings Institution, в 2009 году 75 процентов валютных активов Китая были номинированы в долларах США.

Валютные запасы имеют очень важное значение, поскольку от их размера зависит благосостояние страны и ее финансовое здоровье. Они позволяют судить о способности государства расплачиваться по своим долговым обязательствам, а также о том, какими возможностями располагает его центральный банк, чтобы в случае необходимости вмешаться в ситуацию и защитить экономику страны от финансового кризиса, инфляции и прочих напастей. Безусловно, китайская экономика в этом плане имеет самую надежную защиту в мире. По состоянию на конец 2009 года второе место по объему валютных резервов занимает Япония, имеющая, согласно данным Международного валютного фонда, немногим более 1 трлн долл. Вся европейская финансовая система, состоящая из Европейского Центрального банка и шестнадцати стран, использующих евро в качестве общей валюты, имеет в запасе только 666 млрд долл. Резервы Соединенных Штатов относительно скромны и составляют всего лишь 132 млрд долл.

Каким же образом Китай сумел нарастить столь беспрецедентную финансовую мощь? Гарвардский экономист и лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц назвал Китай «студентом-выпускником 1997 года». Тогда большая часть Азии была охвачена чередой экономических кризисов. Это явление получило название «азиатская инфекция». Среди наиболее пострадавших оказались такие страны, как Индонезия, Южная Корея и Таиланд, причем последний из этого списка оказался на грани полного краха после обвального падения его национальной валюты. Все эти страны стали жертвами недостатка валютных резервов, необходимых для защиты их национальных экономик в трудную минуту. Таким образом, этот кризис преподнес очевидный урок: если вы хотите защитить вашу экономику, то должны иметь достаточный запас твердой валюты. В результате азиатские государства принялись накапливать валютные резервы, прежде всего, в долларах США. Это приводило к возникновению «избытка сбережений», выражавшегося в том, что богатеющие страны накапливали деньги вместо того, чтобы возвращать их в мировую экономику.

Главным накопителем стал Китай, который, имея в 1996 году 107 млрд долл. в валютных запасах, к 2009 году увеличил их объем в двадцать раз. Проведенное Brookings Institution исследование показало: этому способствовал факт, что Китай постоянно выходил на валютный рынок, чтобы удерживать на низком уровне стоимость своей национальной валюты, ренминби (в вольном переводе – «народные деньги), более известной как юань. Такое вмешательство позволяло искусственно поддерживать стоимость китайских экспортных товаров на очень низком уровне в период роста национальной экономики, когда курс национальной валюты должен был бы расти. Для предотвращения роста курсовой стоимости юаня Китай покупал Казначейские облигации, что приводило к повышению стоимости доллара по отношению к китайской валюте. С июля 2008 года и, по крайней мере, до зимы 2010 года обменный курс составлял 6,83 юаней за доллар. При этом Соединенные Штаты погрязли в трясине экономического кризиса, а китайская экономика продолжала расти.

Китайские официальные лица категорически отвергали все обвинения в манипулировании курсом своей национальной валюты. Однако факты, собранные американским Казначейством, Международным валютным фондом и Всемирным банком, неопровержимо доказывают: Китай на протяжении многих лет сдерживал рост стоимости юаня, и к 2009 году эта национальная валюта оказалась недооценена более чем на двадцать пять процентов по отношению к доллару, евро и другим мировым валютам. Именно это побудило американского министра финансов Тимоти Гайтнера поднять данную проблему во время слушаний в Сенате в январе 2009 года. А удивительная финансовая мощь Китая, оцениваемая в 2 трлн долл., стала причиной того, что три месяца спустя администрация Обамы вновь вернулась к публичному обсуждению этой проблемы.

Вот как это было: 23 января 2009 года Гайтнер, вступая в должность министра финансов, обратился к Финансовому комитету Сената с речью, в которой обвинил Китай в искусственном занижении курсовой стоимости своей национальной валюты ради поддержания на низком уровне цен на экспортируемые товары и увеличения активного сальдо торгового баланса страны. Естественно, что китайские лидеры выразили свое недовольство и тут же выступили с опровержением слов Гайтнера. Затем, 13 марта, китайский премьер-министр Вэнь Цзябао публично выразил беспокойство по поводу безопасности инвестиций Китая в американскую валюту и Казначейские обязательства. «Мы предоставили Соединенным Штатам огромную сумму денег, – сказал Вэнь на традиционной пресс-конференции, посвященной окончанию ежегодной сессии китайского парламента. – Конечно, мы заинтересованы в безопасности наших активов. Честно говоря, сегодня у меня есть определенные причины для волнений по этому поводу».

Считается, что этот выстрел был направлен непосредственно в сторону новой администрации президента Барака Обамы. Понимая всю подоплеку подобных заявлений и оценив возможные последствия, администрация Обамы быстро пошла на попятную. Уже 15 апреля министерство финансов Гайтнера опубликовало адресованный Конгрессу доклад, в котором говорилось, что Китай не манипулировал стоимостью своей национальной валюты. Затем, в начале июня, Гайтнер отправился в Пекин, чтобы обсудить финансовую и экономическую политику с китайским лидером Ху Цзиньтао, а также с премьер-министром страны Вэнем и вице-премьером Ван Цишанем. Во время этой своей поездки Гайтнер мягко подталкивал Китай к диверсификации экономики и уходу от сильнейшей экспортной зависимости. Но, что более важно, он заверил всех заинтересованных лиц в том, что Соединенные Штаты, столкнувшись с огромным дефицитом, готовы принять все необходимые меры для защиты американских инвестиций Китая. Кроме того, Гайтнер больше никогда не заявлял о том, что Китай мог манипулировать стоимостью своей валюты ради повышения конкурентоспособности своего экспорта. Как видите, большая куча денег – хороший способ добиться нужных дипломатических решений.

Весной 2010 года всем показалось, что Соединенным Штатам все же удалось достичь определенного успеха в попытках убедить китайских чиновников в необходимости повышения обменного курса юаня. В марте заместитель министра торговли Китая, Чжун Шань, нанес Гайтнеру ответный визит, прибыв в Соединенные Штаты. И хотя он вновь заявил о том, что Китай не поддастся ни на какие принуждения к изменению его экономической политики, в своем интервью Wall Street Journal он все же сообщил, что на состоявшихся переговорах обе страны проявили «мудрость и способность сообща решать существующие проблемы».

В основе упомянутых проблем, несомненно, лежало то самое заявление американского Министерства финансов полугодовой давности, в котором Китай обвинялся в манипуляциях с курсом национальной валюты. И хотя ни одна из сторон не признала это публично, и китайские, и американские представители власти посчитали, что подобные заявления могут нанести серьезный вред наметившейся нормализации финансовых отношений между двумя странами. К чести китайского руководства следует отметить, что оно все же начало приходить к выводу, что следует допустить некоторое укрепление курса юаня. Хотя бы потому, что это способствует снижению инфляции и препятствует формированию потенциального спекулятивного «пузыря» на китайском рынке. Соединенные Штаты, в свою очередь, поняли: постоянное давление на китайских чиновников с целью изменить их позицию относительно поддержания курсовой стоимости юаня приводит к прямо противоположному результату, поскольку Китай, похоже, хочет показать, что не желает идти на поводу у американской администрации. В результате Министерство финансов решило отозвать свой доклад с обвинениями Китая в манипуляциях, чтобы стороны могли сесть за стол переговоров и попытаться решить проблему на дипломатическом уровне. Президент Китая Ху Цзиньтао лично заверил президента Обаму, что его страна предпринимает шаги, направленные на изменение подхода к определению курсовой стоимости юаня.

Как бы то ни было, остается непреложным факт, что курсовая стоимость китайской валюты в течение некоторого времени искусственно удерживалась на таком низком уровне, который в итоге обеспечил Китаю огромное экономическое влияние на Соединенные Штаты и другие государства мира. Поскольку китайские товары продавались на глобальных рынках по очень низкой цене, Китай имел возможность наводнить ими всю планету. Таким образом, у Китая появилось то, что экономисты называют «профицит счета текущих операций». Говоря простыми словами, это означает, что страна получала от своего экспорта больше денег, чем тратила на импорт. А в случае с Китаем эта разница была просто огромной.

Исследование, проведенное Brookings Institution, также показало, что профицит счета текущих операций Китая в период с 2000 по 2008 гг. обеспечил почти восемьдесят процентов роста объема валютных резервов страны. В частности, профицит текущего счета Китая рос по экспоненте с 2004 по 2008 гг., когда в Соединенных Штатах наблюдалось накачивание огромного кредитного «пузыря», финансируемого за счет дешевого капитала, поступающего из-за границы. Хотя американские потребители, безусловно, заслуживают адресованных им обвинений в стремлении жить не по средствам, приведшем в итоге к глобальному финансовому кризису 2008–2009 гг., финансовая политика Китая в огромной степени способствовала раздуванию «пузыря» на американском кредитном рынке. Это похоже на отношения между наркоманом и его дилером. Конечно, наркоман сам несет ответственность за свои действия, когда втыкает иглу в собственную вену. Но распространитель, несомненно, способствует развитию наркозависимости. В данном случае речь идет о денежной зависимости. Именно Китай обеспечивал Соединенным Штатам возможность идти все тем же безответственным путем даже после того, как стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля. В конечном счете, это позволило Китаю занять доминирующее положение во взаимоотношениях двух стран: даже потенциальная возможность того, что Китай прекратит поставки капитала и начнет распродавать свои долларовые активы, создавала для экономики Соединенных Штатов серьезнейшую угрозу.

«Если бы США оказались перед лицом китайской угрозы продать американские ценные бумаги, это существенным образом повлияло бы на принятие Вашингтоном внешнеполитических решений, – говорит Себастьян Маллаби, почетный член Совета по международным отношениям. – Мы только что пережили кредитный кризис, у людей появилась надежда, что они вновь смогут занять деньги, и вдруг оказывается, что это не так. Это было бы ужасно. Легко представить, что случается, когда наш крупнейший кредитор говорит, что больше не будет одалживать нам деньги. Если бы китайцы захотели, они могли бы создать условия для нашего краха. И в этом заключается главная стратегическая уязвимость для Запада».

Одной из очевидных причин экономических разногласий между Китаем и Соединенными Штатами является глубокая озабоченность Китая налогово-бюджетной политикой США. Учитывая тот факт, что Китай владеет долларовыми активами на сумму более 2 трлн долл., неудивительно, что китайское руководство внимательно следит за тем, что происходит в доме их главного должника. В последнее время китайские официальные лица, не стесняясь, подталкивали своих американских коллег к тому, чтобы те оценивали сложившуюся ситуацию с китайской точки зрения. В частности, китайские власти выражали свою озабоченность по поводу роста объемов американского госдолга и нестабильности курса доллара.

В рамках проведения в июле 2009 года американо-китайского саммита «Стратегический и экономический диалог» Цишань встретился с Гайтнером и за закрытыми дверями указал на необходимость поддержания стоимости американских долговых обязательств и курса доллара. Позже, когда Цишань вышел к ожидавшим его репортерам, ему был задан вопрос, какое послание он привез для Гайтнера. Отвечая через переводчика, Цишань сказал: «Являясь эмитентом главной мировой резервной валюты, США должны проводить сбалансированную валютную политику». Затем он добавил, что был удовлетворен заверениями Гайтнера в том, что администрация Обамы придает «большое значение» снижению объема безудержных расходов и сокращению бюджетного дефицита.

Успешное завершение саммита указывало, в том числе, и на то, что в дипломатических отношениях между двумя странами произошли серьезные изменения. Вступая в переговоры, администрация Обамы ставила перед собой задачу убедить китайское руководство в необходимости избавить экономику Китая от сильнейшей зависимости от экспорта и принять меры к повышению внутреннего спроса. Но в результате команды Гайтнера и Питера Орзага, возглавляющего Бюджетный комитет в администрации Обамы, лишь едва коснулись неудобной для китайских переговорщиков темы манипулирования национальной валютой и демпинговой политики, проводимой китайскими компаниями на международном рынке, – мер, осуществляемых ради повышения профицита счета текущих операций Китая. Впрочем, даже если бы им удалось поднять эти темы в полный рост, это не имело бы никакого значения. По информации источников, присутствовавших на переговорах, китайские официальные лица, по сути, «спустили на тормозах» обсуждение вопросов, которые не хотели затрагивать. Вместо этого большая часть саммита была посвящена Соединенным Штатам. Американские финансовые чиновники заверили китайцев: волна роста объема долговых обязательств США не достигнет масштабов цунами.

«Это не было похоже на переговоры двух равноправных партнеров, – поделился своими впечатлениями один из американских правительственных чиновников, участвовавших в нескольких обсуждениях финансовых вопросов. – В значительной степени диалог получился односторонним. Китайцы не были хорошими слушателями. На самом деле они хотели просто рассказать нам о том, что, по их мнению, нам следует сделать. А мы занимались тем, что пытались их успокоить».

Произошедшие изменения позволили Китаю взять ситуацию под свой контроль и все чаще диктовать условия для построения двусторонних отношений с Соединенными Штатами. Если вспомнить первый официальный государственный визит президента Обамы в Китай в ноябре 2009 года, то, говоря на языке дипломатии, можно отметить, что эта поездка запомнилась скорее тем, чего не сделал или не смог сказать американский президент, нежели тем, что фактически от него услышали.

Первичная миссия Обамы состояла в том, чтобы начать между мировыми державами сложные переговоры по множеству важных международных проблем, включая защиту окружающей среды и ситуацию в мировой экономике. Однако, учитывая текущее состояние дел в экономических взаимоотношениях двух стран, Обама не рискнул бросить китайскому руководству публичный вызов, призвав его к прекращению манипулирования курсовой стоимостью национальной валюты. Китай действовал на опережение и сумел перехватить инициативу. Сначала, примерно за неделю до начала визита Обамы в Китай, главный экономист Всемирного банка Джастин Ифу Линь – китаец, получивший докторскую степень по экономике в Чикагском университете, – прочел в университете Гонконга лекцию, в которой раскритиковал планы американцев вынудить Китай повысить курсовую стоимость юаня для ребалансировки мировой экономики. «Повышение стоимости китайской валюты не устранит существующие дисбалансы и может лишь помешать восстановлению глобальной экономики», – сказал он.

Затем, всего за несколько часов до того момента, как самолет американского президента приземлился в Пекине, главный банковский регулятор Китая Лю Минкан дал далеко не лестную оценку американской финансовой системе. Он заявил, что слабый доллар и низкие процентные ставки создают почву для раздувания огромного международного спекулятивного «пузыря», который влечет за собой «неизбежное повышение рисков для восстановления мировой экономики и прежде всего для развивающихся экономических систем». Теперь китайские власти хотели бы знать, каким образом на бюджетном дефиците США отразятся планы по реализации Национальной программы медицинского страхования. Появление этих острых вопросов объяснялось тем, что Китай, являющийся главным банкиром Соединенных Штатов, рассматривал возможность существенного сокращения объемов покупки американских финансовых обязательств, выпущенных для финансирования этой государственной программы.

Еще хуже то, что при сложившемся раскладе сил Обама был неспособен заставить китайских лидеров присоединиться к международным усилиям, направленным на решение проблемы иранской программы создания ядерного оружия. Китай и Иран имели налаженные в течение многих лет тесные экономические связи, основанные на взаимных финансовых и нефтяных интересах. В июле 2009 года Иран предложил Китаю инвестировать 43 млрд долл. в иранскую нефтедобывающую промышленность. Иран имеет вторые по величине запасы сырой нефти в мире, что делает его в глазах Китая очень привлекательным торговым партнером. При этом Иран все еще вынужден импортировать около сорока процентов необходимого этой стране бензина, поскольку испытывает недостаток мощностей, способных перерабатывать добываемую нефть. Это существенно повышает уязвимость Ирана к экономическим санкциям, поскольку мировое сообщество могло лишить эту страну почти половины поставок бензина. Поэтому Иран планировал использовать китайские инвестиции для строительства нефтеперерабатывающих заводов, что позволило бы ему защититься от внешнего давления. В конечном счете, Китай даже увеличил объем требуемых инвестиций до 60 млрд долл., что привело к еще большему сближению двух стран.

Неудивительно, что Китай был заинтересован в достижении такой договоренности. Иран занимает третье место по объему поставок нефти в Китай – после Анголы и Саудовской Аравии, – и зависимость этой страны от иранской нефти только увеличивается в результате финансирования работ по открытию новых скважин. В обмен на получение доступа к стратегическому ресурсу Китай уже давно стал проводником интересов Ирана в дипломатических вопросах. Раз за разом он блокировал международные усилия по обузданию иранской программы обогащения урана, несмотря на усиливающиеся убеждения экспертов по ядерным вопросам в том, что Иран пытается создать ядерное оружие. В свете финансового усиления Китая и наличия у него тесных связей с Ираном, для США было чрезвычайно важно склонить китайское руководство на свою сторону в вопросе применения международных санкций. Но, чтобы добиться этого, у Обамы не нашлось достаточных рычагов влияния. По крайней мере, о достижении такого рода согласия не было объявлено публично. (Однако имеются свидетельства, что американскому президенту все же удалось достичь в этом вопросе некоторого прогресса путем заключения негласных договоренностей, поскольку в июне 2010 года Совет безопасности ООН с одобрения Китая наложил на Иран новые санкции. Против принятия данной резолюции проголосовали только Бразилия и Турция.)

Слабость американской позиции проявилась и в том, что китайской стороне было позволено диктовать условия публичного освещения проводимых переговоров. Обама даже принял участие в фарсе под названием «пресс-конференция», на которой представителям прессы не было разрешено задавать вопросы, а также во «встрече с общественностью», где присутствующие также были лишены права голоса. Кроме того, Обама избегал публичных упреков в адрес Китая за имеющиеся в этой стране нарушения прав человека – постоянная тема для разногласий между этими двумя странами. И это притом, что всего лишь годом ранее, в августе 2008 года, на церемонии открытия нового американского посольства в Пекине тогдашний президент Джордж Буш младший публично выражал свою «глубокую обеспокоенность» по поводу существующих в Китае ограничений свободы слова и вероисповедания. Китайское руководство тогда пришло в ярость и ответило кратким заявлением, в котором утверждалось, что оно «ставит интересы своих граждан во главу угла и всячески заботится о защите основных гражданских прав и свобод».

Обама же даже не коснулся проблемы соблюдения в Китае прав человека. Это было особенно заметно на фоне того, что в октябре 2009 года, всего за месяц до визита в Пекин американского президента, международная правозащитная организация Human Rights Watch сообщила об «исчезновении» сорока трех китайских уйгуров после произошедших в западном Китае в июле 2009 года столкновений между ханьцами – этнической группой, представляющей девяносто процентов населения Китая, – и уйгурами, которые этнически относятся к тюркским мусульманам и являются выходцами из Средней Азии, поселившимися на территории Китая много веков назад. «Задокументированные нами случаи, вероятно, представляют собой лишь вершину айсберга, – сказал репортеру BBC Брэд Адамс, директор азиатского отделения Human Rights Watch, предваряя публикацию отчета своей организации. – Случаи исчезновения людей несовместимы со стремлением страны к мировому лидерству».

Тем не менее американский президент предпочел обойти эту тему стороной.