Текст книги "Мужской взгляд"

Глава 13

Джози нервничала. Скорее даже была просто испугана. Она с десяток раз видела, как эту операцию делал доктор Хейз, но сегодня сама должна была держать в руке скальпель.

Не надо бояться, убеждала она себя, спускаясь в холл на встречу с больным. Во время ее работы в травматологии она оказывала срочную хирургическую помощь, а также делала большие операции под надзором доктора Шейнберга.

Весь процесс был ей знаком как снаружи, так и изнутри. Доктор Хейз будет находиться рядом в течение всей операции, направляя каждый ее шаг.

А может, именно в этом и заключалась часть проблемы? Она знала: несмотря на то что он допустил ее к операции он делал это по необходимости. Он никогда не верил в нее, скорее всего не поверит и сейчас. Но она была его пропуском в операционную.

Без нее в качестве предлога ему, вероятнее всего, пришлось бы ограничиться осмотром пациентов и изучением их рентгеновских снимков, чем он явно не хотел заниматься по множеству причин. А главным образом потому, что Хьюстон еще не готов прямо взглянуть в лицо своему будущему и вероятной неспособности оперировать.

Круглосуточное сидение дома не оставляло ему ничего, кроме массы времени для размышлений о будущем и его мрачных перспективах, от преподавательской работы до самого нижнего уровня для хирурга – профессионального эксперта по расследованию преступной небрежности или халатности врачей в случаях неудачных операций. Здесь же, в больнице, он мог считаться просто выздоравливающим, ассистируя при операциях, до тех пор пока не сможет вновь занять свое законное место в центре операционной.

Так что Джози оказалась в не слишком удобном положении. Она могла заниматься тем, чем ей хотелось, в течение трех месяцев, но по ложным причинам. Хьюстон, возможно, позволял ей оперировать вовсе не потому, что ему этого хотелось, и ей придется выполнять работу высшей квалификации, чтобы доказать ему, что она принадлежит к когорте травматологов. И самой себе.

Ворчливый внутренний голос безжалостно твердил ей, что хирургия – это не для нее. Но она игнорировала его. Не имело смысла поддаваться сомнениям теперь, на последней стадии игры. Она дала обещание, которое предстояло сдержать. Кроме того, оставалась куча долгов и займов со студенческих времен, которые предстояло оплатить.

Она сделала глубокий вдох и вошла в палату, где Руби Фрэнске ждала, когда ее отвезут в операционную. Джози нравились порядки, заведенные в больнице. Каждый больной проходил предоперационное обследование в своей палате, сидя в удобном кресле на колесиках, в котором затем его везли прямиком в операционную.

Больные меньше волновались, не паниковали. Вот и руби сидела, откинувшись на спинку кресла, держала за руку мужа и выглядела совершенно расслабленной.

– С добрым утром, миссис Фрэнске. – Джози уже виделась с Руби несколько недель назад в кабинете доктора Хейза, когда та проходила обследование.

Приемные часы у Хьюстона были по вторникам и четвергам. Он осматривал пациентов до и после операции. Джози довелось лишь два-три раза попасть на подобный прием, но она была всегда рада пообщаться с больными.

Она вспомнила, что миссис Фрэнске страдала от сильных болей, и для передвижения ей приходилось использовать ходунки, хотя в свои семьдесят она выглядела достаточно молодо.

– С добрым утром, доктор Эдкинс. – Язык у Руби чуть заплетался из-за болеутоляющих, которые ей давали в последнее время.

– Ну как, вы собрались с духом и готовы к испытаниям?

– Да, готова.

– Может, в последний момент появились какие-нибудь вопросы?

– Нет, пожалуй, нет.

– Ладно, тогда я пошла переодеваться. Мы с доктором Хейзом встретим вас в холле. Медсестра спустит вас вниз. – Она ободряюще сжала руку Руби. – Когда все закончится, вам будет много лучше, поверьте. Вы сможете ходить без посторонней помощи и не пожалеете, что решились на операцию.

Руби рассеянно кивнула:

– Надеюсь.

– А как вы, мистер Фрэнске? – Джози заметила, что муж Руби выглядел озабоченным, сидя рядом с ней и держа супругу за руку.

– Прежде было лучше, – сказал он хмуро. – Послушайте, а кто будет проводить операцию вместе с вами, доктор Эдкинс? Мы с Руби видели в «Новостях», что на доктора Хейза напала акула.

Джози едва не вздрогнула. Да, это заставит содрогнуться Хьюстона.

– Мне просто не верится, что они включили доктора Хейза в выпуск «Новостей».

– О да. Всякий раз, когда на кого-нибудь нападает акула, они тут же дают это в «Новостях». Чем сильнее укус, тем больший сюжет. Они дали фотографию доктора Хейза, назвали его имя и все такое. – Он сдвинул очки на лоб и добавил: – Седьмое нападение акулы в этом году.

Руби издала одобрительный звук.

– Фред ведет учет, доктор Эдкинс. Мне кажется, это ужасно. Как себя чувствует доктор Хейз?

– Он в порядке, – с трудом выдавила из себя Джози. – И он будет присутствовать в операционной, помогать мне. Ведь вы его пациентка, и он хочет внимательно наблюдать за вами. – Или за Джози. В зависимости от того, как посмотреть. Она улыбнулась супругам, уходя: – Увидимся через несколько минут.

В тревожном ожидании она вошла в операционную и внимательно посмотрела на Хьюстона.

Но его сейчас звали доктор Хейз. В операционной он вел себя как обычно, и никто не мог заподозрить, что совсем недавно они провели вместе страстную, незабываемую ночь. Его невозмутимость обескуражила ее.

Он не выказывал ни малейшей подавленности по поводу своей раны и утраты привычного места оперирующего хирурга. Джози даже пришло в голову, что, если бы выздоровление зависело от силы воли и упорства, Хьюстон был бы уже здоров на все сто процентов.

Ему поставили высокий табурет справа от Джози, на котором он уже восседал, когда она вошла, готовая приступить к операции.

– Вы задержались, доктор Эдкинс? – спросил он безразличным тоном.

– Нет, я беседовала с пациентом.

– Никогда бы не подумал, – буркнул он.

– Простите? – Она взглянула на него, но натолкнулась лишь на жесткий взгляд холодных голубых глаз.

Тем временем ввезли миссис Фрэнске на каталке, и Хьюстон ничего не ответил. Все еще преисполненный ответственности за все, несмотря на утрату главной роли, он дал команду санитарам переложить миссис Фрэнске на операционный стол.

Анестезиолог спокойно попросил больную сосчитать до десяти, накладывая маску ей на лицо. Миссис Фрэнске успела досчитать до трех и отключилась.

Деятельность жизненно важных органов, пульс и давление отслеживались на мониторе, оборудование проверено, больная лежала на боку, ее нога была полностью стерильна и подготовлена к операции. Все уже готово.

Для Джози.

Ее рука почти не дрожала, когда она делала первый надрез на верхней части ягодицы. Хьюстон по ходу операции указывал на сосуды, которые следовало прижечь для избежания кровотечения.

На лбу у нее выступил пот.

Паника начала охватывать ее. Что она делала здесь? Жизнь этой доброй пожилой женщины находилась в ее руках, а она была всего лишь неопытной любительницей. Ее рука замерла.

Холодная комната показалась парилкой. Струйки пота потекли по груди, в горле застрял комок.

Хьюстон ободряюще хлопнул ее по плечу рукой в лубке, стараясь не использовать левую руку, стерильно чистую на случай, если в операции придется участвовать непосредственно ему.

– Эй, – произнес он. – Ты все делаешь правильно. Продолжай.

Она быстро обернулась и встретила его взгляд из-под маски. Он вновь кивнул, и она прочла уверенность в его глазах. Он верил в нее. В противном случае он не позволил бы ей продолжать операцию.

Переведя дух и проглотив комок в горле, она сконцентрировалась на операции. Требовалось вскрыть фиброзно-волокнистую оболочку чашки бедра, чтобы затем извлечь головку тазобедренного сустава.

Джози пришлось отпилить вывихнутую головку кости и расширить полость чашеобразной суставной сумки, чтобы освободить место для искусственного сустава.

Это ей еще предстояло проделать.

Голос сестры, читавшей данные о кровяном давлении и уровне кислорода, доносился будто издалека. Она сосредоточилась на том, чтобы руки не дрожали, работали точно, без лишней суетливости, в нормальном ритме. Она пыталась имитировать хьюстоновскую уверенность в себе и минимизировать количество остановок из-за собственных колебаний.

Здесь применялся бесцементный имплантат, и она аккуратно вставила новую чашку, закрепила ее шурупами, что потребовало больших физических усилий. На это ушло в два раза больше времени, чем у Хьюстона, когда он оперировал сам. Но она сделала это и облегченно вздохнула.

Медсестра вытерла у нее пот со лба, и Джози приступила к деликатному процессу скобления продольной оси кости с применением слесарного инструмента.

Хьюстон пробормотал:

– Хорошо, продолжай. У тебя получается.

Джози примерила пробный штифт и выбрала подходящий размер. Но вдруг заколебалась и вопросительно взглянула на Хьюстона.

– Длиннее? – спросила она сквозь марлевую маску на лице.

– А сама как думаешь?

– Пожалуй, чуть длиннее. Этот не слишком плотно укладывается в канавку.

Он вновь кивнул, повернувшись на стуле:

– Думаю, ты права.

Оставалось только подобрать подходящий штифт, с помощью молотка собрать основные компоненты протеза и заново выверить размер.

После новой проверки компонентов она уложила штифт, убедившись, что в ране не осталось осколков.

Отступив назад, чтобы ассистенты могли зашить рану, она ощутила неимоверное облегчение.

«Слава Богу, все кончено, – только и смогла подумать она. – И я не хочу никогда больше заниматься этим». Испуганная столь неразумными мыслями, она смотрела, как снимали анестезию, а миссис Фрэнске готовили к перевозке в палату для выздоравливающих, чтобы начать процесс адаптации нового протеза.

Она с трудом сглотнула. Вся операция заняла два с половиной часа, а она чувствовала себя так, словно полжизни пролетело с того момента, как она переступила порог операционной. Максимальная концентрация и потребовавшиеся физические усилия полностью опустошили, и непреодолимый страх охватил ее. Как могла она возненавидеть профессию, осваиванию которой посвятила последние девять лет жизни?

Когда-то ей, юной девушке, хирургия казалась увлекательным и достойным занятием. Ей хотелось доказать, что по своему интеллектуальному уровню она ни в чем не уступает лучшим из хирургов. Травматология казалась ей логичным и ясным использованием скальпеля. Сначала рентгеноскопия раны или очага заболевания, затем диагноз, операция, лечение. Все очень просто.

Тогда почему же после целого года ординатуры со сменой основных специализаций в травматологии у нее появилось ощущение, что она полностью перестала понимать значение слова «логика»?

Она устало сняла перчатки и халат. Швырнула их в бак с грязным бельем. Она собиралась пройти в палату за миссис Фрэнске, чтобы убедиться, что ее состояние стабильно. Но для начала нужно перевести дух и дать успокоиться желудку, в котором все переворачивалось от спазм и конвульсий.

Но – стоп. Что-то здесь было не так. Она должна быть в приподнятом настроении, чувствовать себя окрыленной, что все прошло так хорошо, напомнила она себе.

Миссис Фрэнске оказалась образцовой пациенткой, ее тело реагировало именно так, как и должно было, а сама Джози не совершила ошибок.

Джози повернулась, чтобы покинуть операционную, и вдруг ощутила устремленный на нее взгляд Хьюстона. Опасаясь, что он заметил ее смятение, она гордо вскинула голову и прошествовала мимо него, глядя на натертый до блеска стерильный пол.

– Джози.

– Да? – Звук его голоса заставил ее оторвать глаза от пола.

Он сдернул маску с лица, и ее взгляд остановился на его губах. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее. Чтобы прижал к груди и снова сказал, что все прошло путем.

Краска залила ее лицо. Неужели ей действительно это так необходимо? Ему она не нужна, он не хочет ее, а вот ей никак не удается перестать желать его.

Хуже того, он не улыбнулся, не похвалил ее и даже не подтвердил, что она все хорошо и правильно сделала.

Вместо этого он просто сказал:

– Если ты не чувствуешь уверенности в себе, то и никто из окружающих не ощутит ее.

Она не нашлась что сказать. Он говорил ей это и прежде. И был прав.

– Я знаю.

Озабоченность на его лице означала, что ее первая попытка в операционной оказалась неудачной. И не важно, что все прошло ровно и она не совершила явных оплошностей.

Она давно уже заблуждалась. Доктор Шейнберг сказал ей однажды, что хирургия – это призвание, и сейчас она не понимала, почему она всегда была уверена, что оно у нее есть. И даже когда она посмеивалась и шутила над собой, Хьюстон видел ее насквозь, знал, что она была просто комком нервов и чувствовала себя, как испуганная собака во время грозы.

Она снова направилась к двери, ей нужно было побыть одной.

– Джози. – Его ровный, безразличный голос снова остановил ее. – Это была отличная работа.

– Спасибо. – Опасаясь, что она начнет лепетать, как ребенок, если повернется к нему, она толкнула вращающуюся дверь и нырнула вперед.

Ей требовалось на время отдалиться от операционной. И Хьюстона Хейза.

Джози едва не сбила на бегу Ширли из приемного покоя.

– Простите, что прерываю вас, вы уже закончили здесь? – Джози удивленно кивнула, увидев Ширли не в приемном покое.

– Да, только что. Закрываем операционную. Вам что-нибудь нужно?

Ширли скользнула в дверь, на ходу надевая халат и колпак.

– Только что произошла страшная автомобильная авария, тут, неподалеку, на бульваре. Разразился такой ливень, когда ни черта не видишь в двух футах перед собой. Столкнулись сразу шесть машин. Травмпункт переполнен. У нас тут открытый перелом бедра. Можно мы поднимем его к вам?

– Ну конечно, везите его в третью палату. – Джози с трудом удержалась, чтобы не спросить мнение Хьюстона на этот счет, зная, что он стоит за ней и молча слушает. Дежурным хирургом здесь была она, черт возьми. Пора уже начать действовать самостоятельно, отодвинув в сторону все личное.

Спустя двадцать минут, перехватив чашку кофе и булочку, Джози была в третьей палате, вместе с Хьюстоном оценивая серьезность травм.

Мужчину, которого привезли в бессознательном состоянии, сейчас обследовал врач-анестезиолог. Ему было лет сорок – пятьдесят, судя по седине, тронувшей его виски, и морщинкам в уголках глаз. Обрывки того, что ранее называлось брюками от костюма, были отрезаны, и серый облегающий пиджак наводил на мысль о солидном бизнесмене. Может, он ехал на деловую встречу, последнюю в этот день, перед тем как отправиться домой к жене и паре волосатых тинейджеров.

И именно Джози предстояло поставить его на ноги, отправить к семье, если таковая имелась. Ответственность, свалившаяся на нее, буквально ошеломила ее, она сделала глубокий вдох, чтобы хоть чуточку успокоиться. Ведь она же потрясающий доктор, знающий, компетентный хирург. Она почти год проработала в травматологии и не раз сталкивалась с целым набором всевозможных несчастных случаев.

Эта мысль отчасти вернула ей самообладание.

Хьюстон передал ей, что сообщил доктор из «скорой помощи».

– Это тяжелый случай. У него ушиб печени, сломано несколько ребер от удара воздушной подушки плюс сложный перелом бедра и большая потеря крови. Так что залатай его ногу, и мы отправим его в стационар, сделав на прощание переливание крови.

Джози не привыкла, чтобы Хьюстон говорил столь легкомысленным тоном. Она принялась ставить зажимы на сосуды, чтобы остановить кровотечение, по ходу размышляя, почему он так беззаботно болтает при столь тяжелой травме.

И тут она поняла, что скорее всего он делал это для ее же пользы. Он очень сомневался насчет ее способности справиться с таким серьезным делом. Да и она совсем не дала ему повода доверять ее нервам и выдержке, если уж была едва ли не в шоке во время простой операции по замене тазобедренного сустава.

В течение следующих двух часов Джози накладывала пластинки и скрепляла шурупами сломанные кости.

Она чувствовала, что успешно справляется с раной, когда вдруг услышала пугающий звук отключившегося монитора, извещающий о возникновении проблемы.

Джози не подняла глаз, зная, что для этого есть ассистенты. Она упрямо продолжала работать.

– У него остановка сердца, – объявил анестезиолог. Господи, помоги ей! Сбывался самый страшный ночной кошмар Джози. У этого человека, имени которого она даже не знала, остановилось сердце прямо здесь, на операционном столе, пока она возится с его ногой.

Хьюстон придвинулся, чтобы помочь ассистенту.

– Срочно дефибриллятор! – крикнула Джози, не поднимая глаз.

Подошел ассистент с прибором в руках. Хьюстон, чтобы не загораживать дорогу, откинулся назад.

– Мне этого не сделать одной рукой. Придется тебе.

– Я знаю. – Она вытерла руки о халат и взялась за ручки электродов.

Закрепив первый электрод на груди больного под правой ключицей, а другой – на левой половине чуть выше сердца, Джози перевела дух.

– Двести джоулей, давай.

– Включаю. – Однако сердце больного не реагировало на электрошок.

На экране монитора появилась непрерывная ровная линия, и раздался громкий тревожный звонок. Ассистент использовал прибор в течение минуты, пока Джози не толкнула его.

– Включай еще. – Она не могла позволить, чтобы этот человек умер здесь.

Ранение действительно серьезное, с большой потерей крови, но не должно оказаться смертельным. Она никогда не сможет простить себе, если он умрет прямо перед ней, среди чужих ему людей, так и не получив шанса попрощаться с родными.

Результат был тот же, и ассистенты трудились синхронно, делая все необходимое. Пациенту ввели внутривенно эпинефрин и лидокаин. Снова проверили положение электродов, прибор подготовлен, анестезиолог следил за экраном монитора.

– Включай! – В голосе Джози звучало отчаяние. Медсестра вопросительно взглянула на доктора Хейза.

– Давай, – кивнул тот.

– Триста шестьдесят джоулей, – ясно произнесла Джози.

На этот раз реакция последовала. Сердце забилось в синусовом ритме, слабо, но уверенно. У Джози от облегчения дрогнули колени.

– Пульс есть, – объявила сестра. Анестезиолог опустилась в кресло, утирая пот со лба:

– Ох, он был на грани.

С комком в горле Джози вернулась к перелому. Она не решалась заговорить, боясь не сдержать слез, и хотела немедленно завершить процедуру. Она не могла позволить себе проиграть прямо здесь.

– Я помогу. – Спокойный голос Хьюстона едва не разбил вдребезги остатки ее самообладания.

Как может он быть таким невозмутимым, собранным и уверенным в себе, когда человек едва не умер на операционном столе, этого она не могла понять. Она кивнула ему, опасаясь, что, если она встретится с ним взглядом, Хьюстон услышит и увидит ее растерянность, всю ее несостоятельность как хирурга.

Хьюстон начал работать, завинчивая последнюю гайку левой рукой, и Джози не могла не заметить, что ему хватало одной руки, чтобы за то же время выполнить работу, которую она вряд ли успела бы сделать двумя руками. Она увидела в этом явный знак, что не создана для операционной.

Он отступил назад, чтобы уступить ей место, когда ей пришлось сшивать мышцы на бедре. Двадцать минут спустя она наложила последний шов, и мужчину увезли в стационар для обследования и выявления признаков негативных последствий остановки сердца.

Глядя вслед удалявшейся каталке, Джози тяжело вздохнула. У нее тряслись руки. Интересно, ее рука с иглой так же тряслась, когда она зашивала рану? Ведь у этого бедолаги может остаться уродливый шрам.

Нелепость этой мысли заставила ее лихорадочно стащить с рук резиновые перчатки и рвануть в раздевалку.

– Джози.

Не слушая Хьюстона, она опрометью выскочила из операционной и с трудом удержалась, чтобы не броситься бегом в холл. Она едва дышала, лицо пылало. В ординаторской она перешла на бег трусцой и не остановилась, пока не спряталась за последним рядом шкафчиков с одеждой. Сидя на скамейке, она обхватила голову руками и зарыдала.

Это были слезы облегчения. Слезы паники. Ужаса от того, что у нее под ножом на операционном столе мог умереть человек.

Она не дала себе труда скинуть испачканный кровью халат, руки бессильно упали на колени. Никогда еще она не чувствовала себя так отвратительно, как сейчас. Там, на с голе, лежал человек, а не пациент. Человек, который доверил ей жизнь.

Что она делает? Она не создана для этого. Сара была права. Лучше бы она изготовляла бижутерию или торговала безделушками в мелочной лавке на набережной, а не стремилась стать доктором.

– Джози.

Черт возьми. Хьюстон! Она вскинула голову, вытерла глаза и перестала рыдать.

– Подожди минуточку, – попросила она дрожащим придушенным голосом.

Будь он порядочным человеком и питай он хотя бы малейшее уважение к ее чувствам, он бы дождался, пока она не скажет, что вполне справилась с собой. Или просто оставил бы ее в покое. Но Хьюстон пристроился на соседней скамье, погладил ее руку, приведя и без того растрепанные чувства Джози в полнейшее расстройство. Общаться с ним сейчас, чувствовать на себе его сочувственный взгляд было выше ее сил. Она раздраженно отвернулась от него:

– И как тебе показалось?

– Ты проделала отличную работу. – Она вскинулась на него, пораженная:

– Ты с ума сошел? Я же едва не убила его!

Ей тут же захотелось взять свои слова обратно. Они слишком откровенно обнаружили все ее страхи, а Хьюстон и слышать не хотел ее скулеж и хныканье.

– Нет. – Хьюстон покачал головой. – Ты спасла того человека. И не должна корить себя за то, что тебе неподвластно.

Ее тронула попытка подбодрить ее, привести в чувство. Но сейчас ей хотелось только побыть одной.

– Я была слишком медлительна. Если бы я все сделала быстрее, у него не было бы остановки сердца.

– Повторяю, ты спасла его, Джози. Я уверен, что у него остановилось сердце из-за не выявленного диагнозом глубокого тромбоза в икре. Тромб поднялся по вене и вызвал легочную эмболию. Мы оказались как раз на месте в тот самый момент, когда тромб двинулся.

Это объясняло, как все произошло. Ее вины здесь не было. Но почему-то от этого ей не стало легче. Джози вытерла влажные щеки и села, сгорбившись. На душе было муторно.

– Пациенты умирают, так случается. Это факт медицины. Ты все исполняешь наилучшим образом, проявляешь свои лучшие качества и умение, и это все, что может ожидать от тебя больной.

Но именно здесь была собака зарыта. Здесь-то и коренились ее сомнения.

Она не смогла удержаться и пробормотала:

– А что, если мои лучшие качества и умение недостаточно хороши?

Хьюстон пожал плечами:

– Иногда может быть и так.

Его манера принимать все как свершившийся факт испугала ее.

– Я просто не могу поверить, что ты в состоянии сидеть здесь и говорить, словно тебе наплевать на то, что кто-то умирает!

Он стиснул зубы, но здоровой рукой взял ее за руку и мягко сжал.

– Конечно же, мне не наплевать на это. Но я хирург. Моя работа в том и состоит, чтобы излечивать недомогания, болезни или раны. Иногда мне не удается это. Я не чудотворец. Я не могу исправить неисправимое.

Несмотря на все старания не замечать этого, Джози чувствовала себя спокойнее, когда его сильная рука легла на ее руки и она ощутила привычный запах его одеколона. Он сел рядом с ней, и их тела соприкоснулись. У Хьюстона были то самообладание и уверенность в себе, которых так недоставало Джози. А когда он был таким, как сейчас, – теплым, заботливым и душевным, – у нее не было сил противостоять ему.

Это был тот Хьюстон, о котором она собиралась заботиться, кого глубоко уважала и кем восхищалась. Тот, кто отдавал самое лучшее в себе и заботился о каждом больном, хотел он или нет признать это. Это был тот Хьюстон, чувства к которому быстро превзошли восхищение и увлечение.

– Хирургия безлична, Джози. Не потому, что у хирурга холодное сердце, – просто оно должно быть таким. Когда ты в операционной, ты исправляешь поломку, ремонтируешь человека. Делаешь свое дело. Как в случае с миссис Фрэнске. Ты работаешь отлично, но при этом чуть медлишь и колеблешься. – Он улыбнулся и толкнул ее коленкой: – Я тебе уже говорил это и повторяю сейчас. Ты должна проявлять своего рода высокомерие, как это зачастую заметно у большинства хирургов. Это должно быть присуще и тебе. У нее, наверное, отсутствовало как раз это – высокомерие.

– Тебе легко говорить. Ты сам такой. Со мной все обстоит иначе. Я ежедневно смотрюсь в зеркало, но не вижу умного, профессионального хирурга, который оттуда глядел бы на меня. Мне приходится больше трудиться, чтобы завоевать уважение, заставить людей принимать меня всерьез. – Разволновавшись, она вскочила, полная решимости бежать от него и от этого его совершенства. – Тебе этого не понять. Ты ведь, наверное, ни разу в жизни, ничуточку ни в чем не сомневался, не ощущал неуверенности в себе.

Она была готова расплакаться. Глаза набухли, эти гнусные, предательские слезы могли показать ему, что она ни на что не годная и неуправляемая. Он, который никогда не терял самообладания, видит, как она вошла в штопор и не может выбраться из него.

– Джози. – Хьюстон встал и собирался коснуться ее, а ей хотелось спрятаться, зарыться поглубже и вообще убраться как можно дальше от его глаз.

– Пожалуйста, не надо. Оставь меня в покое. Я сейчас чувствую полную душевную опустошенность, а ты тревожишь меня.

Но он не оставил ее в покое. Он взял ее за руки и подвел к зеркалу в полный рост между двумя рядами шкафчиков.

Джози вздрогнула, увидев себя. Испачканный кровью халат, подчеркивавший ее округлые формы, делал ее похожей на подручного Франкенштейна. У нее были темные круги под глазами, волосы спутались под белым колпаком. Ей хотелось не замечать этого, притвориться обольстительной и уверенной в себе, готовой вальсировать во время операции. Но это не удавалось.

Она закрыла глаза: Хьюстон смотрел на нее через плечо и видел все как внутри ее, так и снаружи.

– Ты хороший хирург. – Он поглаживал ее руки, хотя она напряглась всем телом, услышав его слова. – И именно эмоции мне нравятся в тебе. То, как ты лечишь, просто поразительно. У тебя такой подход к людям, отношение к ним, какого у меня никогда не будет.

– Это неправда, – прошептала она, не открывая глаз, за веками плясали темные пятна. – Ты блестящий хирург.

– Не более блестящий, чем ты. – Его рука ласкала ее живот под халатом. – Просто я старше, опытнее, хладнокровнее. Лишние эмоции страшат меня. Вот почему я хирург.

Джози почувствовала, как его рука тихо стянула халат с ее плеч и уронила его на пол. Она покачала головой, но рука продолжала ласкать, а тихий шепот на ухо лишал ее остатков воли к сопротивлению.

– Вот почему я попросил тебя уйти прошлый раз. Ты пугаешь меня.

Его губы коснулись ее затылка, и Джози вздрогнула, чувствуя себя слишком слабой, чтобы отодвинуться. Он предлагал утешение, и, видит Бог, она нуждалась в нем.

– Да я и мухи не напугаю, – прерывисто задышала она, когда он принялся поглаживать ее соски.

– В тебе гораздо больше силы, чем ты думаешь. – Его смех ласкал ее слух. – Может, даже хорошо, что ты не подозреваешь об этом.

– Прекрати. – Предполагалось, что они останутся друзьями и больше не переступят запретную линию, но он и не подумал останавливаться.

Те самые пальцы, которые она так хорошо запомнила с той их ночи, проведенной вместе, скользнули за пояс ее халата и резинку трусиков. Она откинулась назад, зная, что это последний шанс остановить его руку, прежде чем она двинется дальне. Но она наткнулась на мощную эрекцию – в спину ей уперся восставший член, и больше уже она не вспоминала, почему не надо этого делать, нельзя принять его утешение, обрести с ним душевное равновесие и успокоение.

– Хьюстон, я же не… – Она попыталась вырваться, когда его большой палец нашел ее клитор сквозь трусики и уверенно задвигался взад и вперед. Разум еще требовал вырваться, выскочить из ординаторской.

Но ее тело не соглашалось, оно отказывалось подчиняться, а сердце было слишком растревожено и затронуто, чтобы они остались или могли когда-либо стать просто друзьями.

– Ш-ш-ш… Обними меня и открой глаза, Джози. – Она испытывала блаженство, когда его руки касались ее тела, щупали и ласкали его, вызывая в нем желание и томление. Плечи и ноги расслабились, а внутри все сжалось в предвкушении наслаждения.

Она обвила руками его шею, чувствуя, как тяжелеют и наливаются желанием ее груди, туго натягивая рубашку. Нош сами раздвинулись, бедра выгнулись, а изо рта вырывалось непроизвольное «да, да».

– Открой глаза, посмотри только, как ты чудесно выглядишь, какая ты умная, заботливая и красивая.

Джози не желала открывать глаза, не хотела видеть себя со всеми своими недостатками. Лишь бы погрузиться в обволакивающую тьму, отдаваясь настойчивым ласкам Хьюстона! Его палец скользнул в ее трусики, поиграл нежной порослью на лобке, на мгновение проник глубже, вызвав бурную реакцию всего тела. Однако он тут же вынул его.

Она разочарованно застонала.

– Открой глаза, иначе ты ничего не получишь.

И тут его язык проник в ее ухо, горячее и влажное, заставив ее задрожать от нестерпимого желания ощутить в себе его член.

Часто задышав, она открыла глаза. Перед ней было ее собственное, пылающее от возбуждения лицо, его напряженный взгляд, высунутый язык и волосы на запястье руки, засунутой в ее трусики. И тут же она увидела, как ее глаза вылезают из орбит, когда его палец вновь глубоко погрузился в нее и властно задвигался туда и обратно, а из глубины тела поднялась жаркая волна.

Она почувствовала себя беззащитной и уязвимой, растерянной от столь быстрой влажной реакции ее тела. Но все это тускнело перед другими пробужденными в ней Хьюстоном чувствами. Ощущением покоя, свободы и расторможенности, готовности отдаться собственным желаниям, отдалиться от операционной. Открыть для себя и понять, что она спасла пациенту жизнь, и оценить наконец все, чем она обладала.

Радоваться тем редким моментам, когда Хьюстон не прогонял и не отталкивал ее от себя.

Джози смотрела на себя, как она, прогнувшись и закусив губу, с трудом дыша, вся подалась к нему. И, черт возьми, она нравилась себе, ее остроумие, чувство юмора и душевная щедрость – все то, что делало ее такой, какой она была, включая даже все несовершенство ее тела.

И Хьюстон тоже оценил это.

Он поглаживал ее быстрее и сильнее, пока она не перестала ощущать все, кроме жгучего, неудержимо рвущегося наружу удовольствия, заставляющего ее отбросить остатки сдержанности и стыдливости и отдаться наслаждению.

И тут он прошептал ей на ухо с каким-то волшебным, чарующим ужасом:

– Ты просто дьявольски сексуальна.

Стоило ей это услышать, как она вся судорожно задрожала, забилась в его руках, мощный оргазм потряс ее тело.

Она держалась за него, вцепившись пальцами в его густую черную шевелюру. Он не отпускал ее.