Текст книги "Страсть и блаженство"

– Я знаю, что женщины имеют право выразить собственную сексуальность, – заявила она. – И уж точно больше половины авторов этих изданий женщины.

– Они ненормальны и обмануты. Как это отвратительно. Это надо запретить! – закричала женщина, сильно волнуясь из-за того, что Хоуп упрямо не хотела соглашаться с ней. Глаза Кэтрин Тэкстер-Пик тут же покраснели и затуманились слезами отчаяния. Она ударилась в истерику, продолжая осуждать огромную коллекцию эротической литературы о властных и покорных, которая делала уникальным магазин «Маргерит Александра». Хоуп задыхалась от разочарования, видя, что Кэтрин Тэкстер-Пик не признает ценность никакой другой сексуальности, кроме своей. Она подумала, что Кэтрин Тэкстер-Пик в детстве стала жертвой чудовищного насилия и чувствовала себя так, будто ее саму просят разделить вину за него только потому, что ее наказывают утонченные джентльмены. И тут она поняла, что смотрит в глаза фанатичке.

– Я советую вам почитать Камиллу Палью, – заметила Хоуп, и тут Кэтрин Тэкстер-Пик чуть не заплакала от злости.

Видя, что Хоуп исчерпала запас вынужденных дипломатических выражений, Энтони Ньютон появился на сцене.

– Вы позволите? – сказала он, беря папочку из рук женщин и быстро просматривая петицию.

– Гмммм, – промычал он, озабоченно кивая во время чтения.

– Да, нам нужно одобрение уважаемых членов артистического сообщества! – радостно воскликнула Кэтрин.

– Я знаю много людей, кого это тоже заинтересует, – услужливо заявил он. – Миссис Тэкстер-Пик, позвольте мне снять с ваших плеч эту заботу, – сказал он. – Я знаю, что вас ждут много других кампаний.

– Вы это сделаете? – взволнованно спросила Кэтрин.

– С радостью, – беззаботно согласился он, любовно прижимая петицию к своему фраку фирмы «Донегал».

– Я должна найти мужа и рассказать ему об этом. Он думал, что это никого не заинтересует. Спасибо! – поблагодарила его Кэтрин, покидая комнату в приподнятом настроении.

– Кто ее муж? – с удивлением спросила Хоуп.

– Учитель физкультуры, – доложил Энтони. Пульс Хоуп возвращался к нормальному ритму, и напряжение покидало тело.

– Спасибо, что избавили меня от нее, – пробормотала Хоуп и зачарованно смотрела, как он вырывает первую страницу петиции, на которой уже значилось пять или шесть подписей, смял ее и швырнул в камин.

– Она вас расстроила? – озабоченно спросил он.

– Взгляните, – сказала Хоуп, протягивая свою красивую руку, чтобы продемонстрировать, как та дрожит.

– Вы замечательно справились с этой ситуацией.

– Вы очень внимательны, мистер Ньютон. А я ваша самая большая поклонница.

– А я ваш большой поклонник.

– Мой? – спросила озадаченная Хоуп, но вдруг заметила Дэвида, который смотрел на нее с другого конца помещения.

– Я обладатель четырех ваших видеокассет.

– Вы? – У Хоуп закружилась голова.

– Когда Хьюго Сэндс сказал мне, что невероятно красивое создание по имени Хоуп Спенсер Лоуренс переехала в Рэндом-Пойнт в качестве жены преподавателя школы Браемара, я не мог не прибежать, чтобы убедиться, отдали ли видеокамеры вам должное.

– Вы пришли, чтобы встретиться со мной? – Хоуп сияла и была почти готова от счастья упасть в обморок, став объектом этого неожиданного признания и восхищения звезды Бродвея. – Это означает, что вы играете на Сцене? – тихо спросила Хоуп.

– Глупышка. Зачем же мне тогда хранить четыре ваши видеокассеты?

– Вот это да, должно быть, Рэндом-Пойнт словно магнитом притягивает людей Сцены. Сначала я встречаю Хьюго Сэндса и его подружку Лору, а теперь вас.

– Это лишь вершина айсберга.

– Я в восторге.

– Хьюго говорил, что вы давали сеансы. Это все еще остается в силе?

– А что?

– Я бы с удовольствием встретился с вами как-нибудь.

– Как это чудесно! – воскликнула она, не обращая внимания на пристальный взгляд мужа, устремленный к ней с другого конца комнаты. Хоуп не знала, слышит ли Дэвид их разговор, но в это мгновение ей было все равно. Самое главное, что впервые за всю ее садо-мазо карьеру, которая официально закончилась после замужества, за ней ухаживает очень важная персона! На мгновение она просто опустила голову и купалась в лучах славы, благодаря Бога за такое везение.

Не успела она прийти в себя, как рядом оказался Дэвид и сообщил, что пора уходить. В сладострастном трансе она покинула главный холл и почти не почувствовала, как ее бросили в машину.

– Этот Энтони Ньютон такой любезный, – наконец выдохнула она, когда они проехали полпути к дому.

– Тебе повезло, что идет снег. Иначе я отправился бы в лес за розгами.

– Чтобы выпороть меня?

– Хоуп, черт подери, я специально просил не обсуждать ничего серьезного, и что я слышу – ты споришь с какой-то ярой феминисткой о первой поправке к Конституции.

– Дэвид, ты не понимаешь. Она хотела, чтобы я подписала эту гнусную петицию, что прямо сказалось бы на нашем магазине. А когда я тактично возразила, она буквально начала бредить. Вот тут-то и вмешался Ньютон. Он заметил, в какую беду я попала. Но поверь мне, дорогой, я ни словом не обмолвилась, что была на Сцене. Мистер Ньютон случайно узнал меня по видеозаписям, которые у него оказались.

Дэвид бросил взгляд в ее сторону:

– О чем ты сейчас говоришь?

– Я понимаю. Это поразительно. Похоже, каждый второй в Рэндом-Пойнте является игроком.

– У меня такое впечатление, будто я вижу сон, – признался он. – Я понятия не имел, что все это распространилось так далеко.

– Похоже, мир Сцены тесен.

– Он таким не был, пока я не встретил тебя.

– Да! Я тут самая главная. Ты обязан ценить и обожать меня! – Она заерзала на сиденье. Дэвид был готов улыбнуться. – А вместо этого ты только ругаешь меня!

– Это не все, на что я способен.

– Я изменила твою жизнь!

– Я тоже изменил твою жизнь.

– Это правда. – Хоуп успокоилась и смотрела в окно, пока они ехали к коттеджу по прибрежной дороге. – Если бы не ты, я все еще поднималась бы на пятый этаж дома на улице Фрэнклина в Голливуде и позировала для дешевой съемки в ателье Ван Нииса. Только ты один привел меня сюда.

– Теперь ты дело говоришь.

Дэвид припарковал машину, и они вошли в дом. Дэвид развел огонь в камине гостиной, а Хоуп уселась напротив на низенькой скамейке. Дэвид присел к ней и взял ее руку.

– Дорогая, похоже я просил тебя сегодня не заигрывать.

– Я не заигрывала.

Дэвид положил Хоуп через колено.

– Не заигрывала? – Он погладил ее по мягкому месту через прямую твидовую юбку. – А как же Энтони Ньютон?

Хоуп вздохнула, медля с ответом.

– Он очарователен. – Нахмурившись, Дэвид сбросил пиджак и засучил рукава. – Боюсь, что я могла влюбиться в него, – добавила Хоуп, несмотря на то что Дэвид крепко обхватил ее за талию. В ответ на эти слова она получила звучный шлепок.

– Мммм, – пробормотала Хоуп, любившая, когда ее шлепают через юбку. Когда задница ощутимо нагрелась, он задрал ей юбку. Ее трусики, пояс с резинками и чулки были из совершенного шелка и хорошо сочетались с плотью, которую украшали. Дэвиду на мгновение стало не по себе от неожиданной красоты, которую он увидел. Однако он быстро пришел в себя.

– Как ты смеешь влюбляться в другого мужчину, когда не прошла еще неделя, как мы муж и жена?

На этот раз он тяжело опустил ладонь на ее трусики.

– Я уверена, что переживу это, если мне разрешить один сеанс с ним, – с надеждой сказала она.

– Сеанс? – Он перестал шлепать ее. – И тебе за сегодняшним чаем хватило наглости говорить о сеансах?

– Мистер Ньютон сам заговорил об этом. Дэвид тяжело опустил руку, демонстрируя свое раздражение. Наконец он стащил с нее трусики, затем снял их совсем. Ее белоснежная кожа порозовела.

– Хоуп, я очень зол на тебя! – сердито сказал он, вызывая у нее дрожь. – Ты очень плохая девочка, ты делала все, что я не велел тебе делать!

С каждым размеренным шлепком Дэвид давал ей понять, как он возмущен.

– Ай! Извини, дорогой. – Хоуп чуть не рыдала, польщенная его подкупающей демонстрацией ревности. – Но как ты не можешь понять?

– Что тут понимать? Что моя жена маленькая кокетка, которая требует к себе внимания, и не способна даже одну неделю сохранить верность мужу?

Размеренные шлепки не прекращались в течение нескольких минут, ей становилось все больнее.

– Но наш брак состоялся так неожиданно, – возразила она. – Мне нужно время, чтобы приспособиться к такой перемене.

– Не пытайся разжалобить меня. Ты знаешь, что виновата.

Суровое наказание возымело свое действие, и она и начала плакать. Рука Дэвида повисла в воздухе, он перевернул Хоуп. Она спрятала свое лицо у него на груди и рыдала, прижимаясь к нему.

– Тебе лучше? – спросил он, все еще не отпуская ее.

– А тебе?

– Мне всегда лучше после того, как отшлепаю тебя.

– Я так рада! – Она прижалась к твердому шомполу в его штанах. – Ты любишь меня? Ты по-настоящему любишь меня?

– А ты как думаешь?

Он стиснул ее голую попку под юбкой, она подпрыгнула на его коленях.

– Ты не можешь ответить более романтично? – дулась она.

– Пожалуй, я люблю тебя достаточно крепко и иногда могу тебе позволить один-два сеанса, – неожиданно уступил он.

– Дорогой! Как это мило. А если ты действительно хочешь возбудить меня, то заберешь мои деньги после моего возвращения домой и хорошенько отшлепаешь за то, что я не принесла больше.

– И ты тогда будешь счастлива? – Да!

– Тебя действительно надо проучить, и я это сделаю.

– Тогда со мной случится оргазм, – призналась она. – Я обожаю, когда ты плохо относишься ко мне.

– Я никогда не отношусь к тебе плохо, невоспитанный ребенок, – перестал злиться он, потрепав ее за щеку.

– Конечно, нет. Но ты критикуешь меня с утра до ночи, разве не так, дорогой?

– Если я воспитываю тебя, то это ради твоей же пользы. Мне не хочется, чтобы ты всю жизнь вела себя, как невоспитанная девочка.

– Нет, сэр, – она прижала голову к его груди, ища ласки.

– Ничего страшного, – успокаивал он. – Несмотря на все, ты хорошенькая.

Хоуп обожала свою новую работу, однако ее чистый заработок в сумме 226 долларов иссякал через час после его получения и уходил на деликатесы, маленькие подарки для Дэвида и новый корсет из модного магазина дамского белья. Все наличные, которые она привезла из Калифорнии, были потрачены, и ей не хотелось обращаться к мужу за карманными деньгами, опасаясь, что тот не сможет ей ничего дать, поскольку до дня его зарплаты осталось еще несколько недель. «Я не могу унижать его таким образом, – сказала она про себя, – но я не собираюсь жить на макаронах с сыром! Мне лучше прямо сейчас договориться с мистером Ньютоном о сеансе!»

Получив от Хьюго Сэндса адрес электронной почты Энтони, Хоуп начала обмениваться игривыми посланиями с композитором. Так продолжалось пару дней, в течение которых Энтони уговорил ее подробно обсудить свои фантазии. Наконец он велел ей готовиться к сеансу, какого в ее жизни не было.

Заинтригованная Хоуп запросила подробности, но Энтони лишь пообещал, что она получит наслаждение от ожидавшего ее испытания и будет щедро награждена за проведенное с ним время.

На следующий день Слоун Тейлор поинтересовался, сможет ли она в следующее воскресенье помочь ему собрать и отвезти партию книг в «Дом у скалы», чтобы Энтони Ньютон мог с ними ознакомиться. От этой странной просьбы у нее затрепетало сердце. Зачем она понадобилась, если надо отвезти только одну коробку книг?

В ту ночь она почти не могла спать от волнения, гадая, как же гении музыки наказывают девочек. К тому же зачем вовлекать Слоуна, если не ради осуществления ее самого испорченного желания, о котором она обмолвилась? Как только Хоуп вспоминала о нем, она тут же краснела. Чтобы ее пороли двое мужчин сразу. Хоуп вспомнила, как заинтересовался Энтони, когда она описала эту фантазию. Может, Слоун будет столь хорошим другом, что примет участие в самом лучшем сеансе в жизни Хоуп? Перебирая в уме все возможные наряды к следующему дню, она уснула.

Как только Хоуп следующим днем явилась в магазин в короткой плиссированной юбке и туфлях на высоком каблуке, она начала допрашивать своего осторожного босса о том, что ее сегодня ждет. Но Слоун не отвечал на ее вопросы и упаковывал книги.

Когда они приехали в «Дом у скалы», дверь им открыла маленькая блондинка, которая вполне могла сойти за сестру Хоуп. Обе некоторое время разглядывали друг друга, и тут их осенило.

– Сюзен Росс, – воскликнула Хоуп. – Единственная девушка, которая заставила меня спустить все деньги в «Башне». Их хватило всего на три дня.

Обе обнялись.

– Я все время надеялась, что увижу тебя снова, – сказала Сюзен, – но не там, где царит такая конкуренция.

Девушки взялись за руки, и Сюзен повела их наверх, на третий этаж. Когда они вошли, Энтони осматривал сервировочную тележку, которую его слуга Денис нагрузил сэндвичами, пирогами и горячим шоколадом для девочек.

Хоуп побывала в разных местах для игры, но никогда не видела переоборудованный для этого танцевальный зал. Она оглядывалась с изумлением и одобрением. Она сразу заметила двух широких, обитых кожей коней для порки, расположенных друг против друга посреди комнаты на расстоянии около восьми футов.

– Это для твоего посвящения, – объяснил Энтони.

– Как восхитительно, – пробормотала Хоуп, по очереди рассматривая двух интересных мужчин.

– Фантазия о том, что тебя будут шлепать двое мужчин, заинтересовала меня, – сказал Энтони, – но ты так и не раскрыла подробностей. И я подумал, что мы могли бы использовать Сюзен в качестве модели.

Композитор забрал у удивленной Сюзен чашку, взял ее за руку и подвел к одному из двух коней.

– Что ты сейчас собираешься делать? – спросила Сюзен, пока ее усаживали верхом на коня.

– Я подумал, что лучше всего, если Хоуп будет руководить Слоуном и мною, пока мы учиним над тобой телесное наказание, – пояснил Энтони своей любовнице, легко прильнув к ее губам. – Видишь ли, в таком случае Слоун и я будем точно знать, как далеко можно заходить, когда подойдет ее очередь.

– Отлично! – одобрила Хоуп, восхищаясь своей коллегой, одетой в дымчатое платье из голубого бархата как у принцессы, пуговицы которого расстегивались спереди. Воротник, рукава и низ были отделаны кремовыми оборками из жесткого батиста. Когда ей задрали юбку, обрамление трусиков и нижней юбки на фоне светло-розовой кожи вызывали в памяти оттенки и тона эпохи Возрождения.

– Моя заместительница настоящая прелесть, и я не сомневаюсь, что она заслуживает того, чтобы ее хорошенько отшлепали ремнем и тростью! – заявила Хоуп. Слоун открыл сундук для игрушек и отобрал из него кое-что.

Зная, что скоро с ней сделают то же самое, что она велит сделать с Сюзен, Хоуп была осторожна в своих наставлениях. Ей больше всего хотелось, чтобы божественную попочку Сюзен наказал один мужчина, пока другой крепко держал ее, щипал за мочки ушей, расстегнул платье, обнажил и крепко тискал грудь с вишневыми сосками, ласкал шею, запустил руку в длинные, светлые волосы и часто раздвигал ей ягодицы, дабы второй мужчина имел доступ к крохотному анусу и росистому влагалищу. Хоуп только и думала об этих местах и умоляла Энтони и Слоуна по-очереди пройтись по ним легким, маленьким кнутиком. Сюзен выносила все эти знаки внимания с покорностью, свойственной всем смиренным существам, с которыми хорошо обращаются. Сюзен получила оргазм после пятидесяти или шестидесяти крепких ударов стека по ягодицам, пока ее крепко прижимали к коню. Потом наступила очередь наказывать Хоуп, а Сюзен могла наблюдать.

Дэвид курил, пил кофе, ставил оценки за сочинения и размышлял над первой любовной запиской в этом семестре, когда домой заявилась Хоуп под аккомпанемент молний и раскатов грома.

– Дорогой, знаешь, чем я занималась? – Хоуп присела к нему и все рассказала. Дэвид перестал проверять сочинения, но продолжал курить. Наконец он протянул руку и сказал:

– Давай. – Она растерялась на мгновение. – Давай же. – Он щелкнул пальцами. Прикованная к месту холодным взглядом прищуренных глаз, Хоуп вложила в его руку семьсот долларов. – И это все?

– Да.

– Ты позволяешь миллионеру платить себе так мало за столь многое? – Дэвид отодвинул стул, положил ее на колени и нанес двенадцать или тринадцать тяжелых ударов по плиссированной юбке. – Отныне я ожидаю, что ты будешь запрашивать гораздо больше, – наставлял он, ставя ее на ноги. Затем Дэвид засунул деньги в бумажник и вернулся к проверке сочинений. – А теперь, пожалуй, пора приготовить мне ужин, – приказал он, строго посмотрев на нее. Хоуп крепко обняла его и побежала выполнять это милое поручение.

Весенний дождь

Когда пробило четыре часа дня в первую пятницу апреля, Дэвид Лоуренс вышел из своего кабинета, держа в руке портфель. Задержавшись перед застекленной дверью соседки Полы Роуан, он вытащил листок бумаги из нагрудного кармана, двадцатый раз внимательно пробежал по нему глазами, вернул обратно и постучал.

Хорошенькая инструктор по воспитательной работе пригласила его войти. Она сидела за большим письменным столом, грациозная, пышная блондинка лет тридцати, с чертами лица Венеры-пастушки с картины семнадцатого века. В присутствии этой божественной женщины у Дэвида участился пульс.

– А! Привет, Дэвид, – пропела Пола, загружая свою дорогую кожаную сумку разными вещами. – Не стесняйся. – Она пододвинула пепельницу, когда он уселся напротив.

– Спасибо, Пола. Мне нужен совет.

– От меня?

– Одна из девочек прислала мне любовную записку, и я не знаю, как на это ответить.

– А как ты обычно отвечаешь? – Пола наклонилась, чтобы поднести к его сигарете тяжелую мраморную зажигалку, которую ей подарил на Рождество один из учеников.

– Спасибо. Откуда ты знаешь, что такое случалось раньше? – Он вытащил записку. Пола улыбнулась, ибо Дэвид был тем мужчиной, которым она очень восхищалась. – Я так и не знаю, как на это ответить, – признался он. – Поэтому мне хотелось узнать, что здесь принято делать в подобных случаях.

– Можно взглянуть? – Пола протянула к письму ухоженную до совершенства руку в кольцах и браслетах. Дэвид отдал ей записку, и она громко прочитала ее содержание:

«Мистеру Лоуренсу

Это было уже в мечте. Вы приходите в класс, В это время, как во сне, Я мечтаю о Вас.

О ласках Вашей руки, Которая так тонка, Она волосы гладит мои, Одежды лишает меня».

Пола подняла свои блестящие глаза:

– Довольно круто.

– Дальше еще круче.

Она снова принялась читать:

«Когда Ваш нежный голос твердеет, Что может чувствовать книжный герой? Капитан Джеб, или Джон Сэвидж, Или Горио скупой?

Твой образ часто снится мне, Чарует голос, как мечта. Я отмечаю в дневнике, Что своей воли лишена.

Зачем меня так к Вам влечет, Волнует каждая черта? И здесь Раскольников не в счет, Убийство, кровь не для меня.

И неужели так грешно,

Что к вам хоть раз я прикоснусь?

Для вас «Онегина» б всего

Я выучила наизусть.

Хочу обнять ваш гибкий стан, Хоть стать язычницей для вас, Хочу упасть к вашим ногам, Прижаться к вам хотя бы раз».

Пола сделала Паузу, улыбнулась Дэвиду и продолжила чтение:

«Я вашей любимицей буду, Хочу ею быть всегда. Пусть Гамлет винил Гертруду, В распутстве ее вина.

Лисистрата отвергла мужа.

Что может быть печальней?

Однако есть удел и хуже,

Мое происхождение – дважды тайна.

Три месяца, и окончен год,

Я так тоскую по тебе,

Даю все клятвы наперед,

Люблю тебя в своей мечте.

Клянусь тебя Дэйвом не называть,

Позволь лишь твоей рабыней мне стать.

Пожалуйста, ответьте по электронному адресу: [email protected]» .

– Боже мой, – сказала мисс Роуан, с почтением возвращая Дэвиду страницу. – Неужели она сумела назвать все книги, которые вы задали прочитать в этом семестре?

– Сумела.

– Лупе Фримсн, да? – Пола вывела на экран монитора список учеников. – О, как замечательно! – Пола захлопала в ладоши. – Должно быть, ты родился под счастливой звездой.

– Что такое? Что ты там увидела?

– Завтра Лупе Фримен исполняется восемнадцать лет.

– Это замечательно, но не дает ответа, как на это реагировать. Последний раз, когда такое случилось, я просто не разговаривал с той девочкой до самого выпуска. Как ты думаешь, мне здесь надо поступить так же?

– К чему беспокоиться? – Пола пожала плечами.

– Ну, это ведь деликатная ситуация. Все же она моя ученица. Я думаю, в школе Браемара от учителей ждут безупречного поведения.

– Ха! Мистер Лоуренс, если бы здесь нечто подобное волновало кого-то, то администрация не нанимала бы учителей, похожих на кинозвезд.

– Пола, не смейся. Это серьезно.

– Правда?

– А что, разве нет?

– Дэвид, тебе известно, что дети попадают в школу Браемара, когда их выгоняют из любого другого частного учебного заведения Новой Англии?

– Мне трудно поверить в это. Эти ребята – самые лучшие ученики, каких я когда-либо обучал.

– Я ведь не говорила, что их отчислили в других школах из-за неуспеваемости, ведь так?

– Тогда о чем ты говоришь?

– Ты когда-нибудь слышал о сексе и наркотиках? Ты еще не сообразил, что эта школа для избранных?

– Если честно, то нет.

– Это хорошо. Всегда притворяйся наивным. Это тебе идет. Но знай, что наша единственная цель здесь заключается в том, чтобы довести любого ученика этой школы до элитарного колледжа. За это родители платят нам шестьдесят тысяч долларов в год за одного преступника. Как нам удается заставить этих испорченных типов, богатеньких детей, зубрить к экзаменам и проводить выходные на территории школы, когда те бежали из любого другого интерната, куда их засаживали?

– Красивой формой?

– Это способствует, но главное – совместное общежитие.

– Родители идут на это?

– Ну, возьмем, например, Лупе Фримен. – Пола взглянула на экран. – Мать Лупе – певица в стиле панк и исполнительница сексуальных танцев из Лос-Анджелеса. Ее там называют Сатурния-Х.

– Сатурния-Х! – воскликнул Дэвид. – Я следил за ее группой в восьмидесятых годах.

– Как ты думаешь, чем занимается папочка Лупе?

– Представить не могу.

– Это Рон Фримен, издатель журналов для мужчин, выходящих огромными тиражами, борец за свободу слова и нераскаявшаяся икона сексуальной вульгарности с тех пор, как мы с тобой ходили в школу.

– Значит, вот что она имела в виду, когда в одной строчке писала о дважды тайне.

– Ну, как, хочешь написать ее родителям домой, чтобы пожаловаться мамочке и папочке о том, что их совершеннолетняя дочь случайно написала тебе стихотворение?

– Думаю, они отнесутся к этому без должного сочувствия.

– Мне кажется, ты не ожидаешь, что в школе Браемара обидят или расстроят Лупе просьбой, чтобы она больше не приставала к тебе. Помни, нам нужны эти шестьдесят тысяч, которые мистер Фримен платит нам за ее последний год обучения.

– Я тебя понимаю, хотя это не тот взгляд на вещи, к которому я привык.

– Итак, ты понимаешь, что сам должен разобраться в ситуации с Лупе и не беспокоить ее родителей. Или школу. Тебе ведь не хочется, чтобы администрация подумала, что ты не готов справиться с первой возникшей трудностью.

– Что ты предлагаешь?

– Ты мог бы пригласить класс к себе домой на чай, таким образом столкнув Лупе с ее соперницей – твоей красивой женой.

– Тогда она узнает, где я живу.

– Верно.

– Что еще? Следует ли мне серьезно поговорить с ней?

– Почему бы и нет?

– Какой вариант охладит ее любовь ко мне – спокойный отказ или хорошая взбучка?

– Только время и расстояние охладит ее любовь к тебе.

– Спасибо, ты мне здорово помогла, – сказал Дэвид, вставая.

– Да не за что. И помни, если ничто не поможет, остается порка.

– Правда? – Он остановился в дверях и улыбнулся, слыша столь неожиданный совет.

– Конечно!

– Что ты имеешь в виду?

– Это внесено в контракт каждого ученика, который подписан родителями.

– Ты шутишь.

– Нет.

– Может, так было тридцать лет назад.

– Может, тридцать дней назад, – поправила она. – Как еще, по-твоему, нашим красивым молодым учительницам отбиться от приставаний мальчиков?

Дэвид пристально посмотрел на нее и убедился, что она снова подшучивает над ним.

– Лучше берегись, мисс Роуан, если порка действительно останется последней возможностью.

Дэвид заметил, что ее красивое лицо залилось краской. Она надела джемпер, взяла свою сумку и первой вышла из кабинета.

– Тебя подвезти? – спросила она, вспомнив, что сегодня утром жена высадила Дэвида у школы.

– Голубиная бухта тебе по пути?

– Конечно.

Через несколько минут он сидел рядом с ней в роскошном «Седане». Он заметил, что краска еще не совсем сошла с ее лица.

– Пола, почему ты еще не замужем? – дерзко спросил он.

– У меня не та фигура, которая нравится мужчинам.

– Глупости. Ты потрясающая. – Пола взглянула на него:

– Ты думаешь?

– Как раз сегодня я думал о твоей классической красоте.

– А ты знаток, – улыбнулась она.

– О! Ты намекаешь на Хоуп? Она была чистым везением, поверь мне.

– Спорю, она вьет веревки из тебя.

– Совсем наоборот. Я всегда держу вожжи в своих руках.

– Как тебе это удается?

– Ты уже говорила, что единственный выход – это порка, – ответил он, выходя из машины, когда она притормозила у «Кружевного коттеджа». – Зайдешь на чашку кофе?

– Хоуп дома?

– Она работает до четверти седьмого.

– Тогда я не осмелюсь войти.

– Почему?

– Я просто не доверяю себе, – искренне ответила она, не без волнения думая о том, что он, возможно, не шутил, говоря о порке жены.

– Ладно, мудрая голова, пусть будет по-твоему. – Дэвид попрощался с ней и взглядом проводил уезжающую машину.

Лупе Фримен вызвали в кабинет Дэвида. Она пришла вся дрожа, стройная девушка с красивой кожей и прямыми черными волосами до пояса. На ней была летняя форма – серая хлопчатобумажная юбка, рубашка и белая блуза. Она носила итальянские мокасины пятого размера, а стройные ноги украшали колготки, как и полагается ученице выпускного класса. Помня обычное нахальство Лупе, Дэвид находил ее нынешнее поведение подкупающе кротким, что, по иронии судьбы, вынудило его отбросить отрепетированную речь с выражением трогательного упрека, и вместо этого, строго велел ей сесть. Затем закурил сигарету и через стол придвинул к ней ее стихотворение.

– Как вы смеете посылать мне такое наглое письмо?

Напуганная его строгостью и потеряв дар речи от стыда, Лупе встала, собираясь бежать.

– Я велел вам сидеть. – Она подчинилась, комок подступал к ее горлу. – Мисс Фримен, о чем вы думали? Вы ведь знаете, что я женат.

Лупе театрально прижала руку к лицу, как это делали звезды немого кино, вызвав в памяти Дэвида знакомый жест, который ее мать неоднократно повторяла на сцене «Рокси».

– Ох, Лупе, – вдруг сказал он совсем спокойно, – я пятнадцать лет назад следил за выступлениями Сатурнии-Х.

Это дружелюбное признание немного успокоило Лупе, и она опустилась на стул.

– О, как здорово.

– Барышня, в любом случае больше так продолжаться не должно. – Он указал на стихотворение.

– Да, – согласилась она, и ее оливкового цвета лицо то краснело, то бледнело.

– А в этот момент раба мне не нужна, – добавил он, бросив на нее взгляд, от которого у той внутри все сжалось. – Однако мне пригодился бы помощник по исследовательской работе. Вы сможете заняться этим?

– Да! – В карих глазах Лупе светилась радость.

– Хорошо, – ответил он, заканчивая разговор.

– Мистер Лоуренс? – Да?

гг Я не хотела оскорбить вас.

– Я понимаю.

– Обычно пожилые мужчины польщены, когда я им пишу стихи.

– О! Значит, вы этим часто занимаетесь, а? – ощетинился он.

– Мистер Лоуренс?

– Что еще, мисс Фримен? '

– Как вы думаете, есть надежда, что мы будем заниматься сексом?

– Пожалуй, есть надежда, что я выпорю вас, – пригрозил он.

– Это стало бы началом, – пробормотала она.

– Еще бы.

– Порка кажется очень эротичной, – заметила она.

– Ты и это знаешь, – вздохнул он.

В следующее воскресенье днем Дэвид и Хоуп устроили выпускному классу по литературе пикник с жареным мясом на пляже. Погода выдалась теплой не по сезону, и Хоуп в своих безупречно белых шортах, крошечном лифчике с завязками на шее и свободно ниспадавшими волосами произвела фантастическое впечатление. Лупе была очарована супругой своего идола и разговаривала с ней почти весь день. Не успело солнце сесть, как Хоуп уже заплетала Лупе французские косички.

– Я бы никогда не послала то письмо, если бы знала, что мистер Лоуренс женат на красотке, – призналась Лупе, повернув голову через плечо. Хоуп улыбнулась и чмокнула Лупе в ухо.

С этого момента Лупе перенесла половину любви со своего идола на богиню, которая была рядом с ним. Лупе и Хоуп стали подругами. Дэвиду это казалось отличным решением проблемы любви, но это было временным выходом из положения.

Тем временем, вопреки хорошему вкусу, общественному и профессиональному этикету, Дэвид решил, что обязательно должен овладеть мисс Роуан. Эта цветущая, благоухающая и весьма сладкоречивая женщина оказалась слишком лакомым кусочком, чтобы можно было проходить мимо нее каждый день и не возжелать. Похоть порождал как ее ум, так и роскошная фигура. Она была просто прелесть. И так естественно покорна! Казалось, она создана для того, чтобы он держал ее в своих руках.

В следующую пятницу, когда учеников отпустили на выходные, Дэвид повез Полу на поздний ленч в гостиницу «Боун энд федер». Пола обмолвилась, что скоро у нее день рождения, и он зацепился за это, чтобы угостить даму вином. Уговорив ее выпить два бокала, он спросил:

– Пола, дорогая, ты живешь одна?

– Да, а что?

– Можно, я провожу тебя домой.

– В этом нет необходимости, – возразила она.

– Тебе нельзя сидеть за рулем, – заявил он. Она передала ему ключи от машины. – И к тому же я хочу отшлепать тебя по случаю дня рождения.

Она жила на верхнем этаже дома в викторианском стиле на Мейн-стрит. Пышные растения, свежесрезанные цветы, ковры и со вкусом украшенные окна говорили о том, что здесь живет состоятельная женщина. И ничто в этом доме не говорило о присутствии мужчины, и Дэвид вздохнул от облегчения.

– Я думаю, пристойно ли это, – сказала она, появившись с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой. – Конечно, я понимаю, все это безобидно, но меня не может не беспокоить мысль о том, что подумает Хоуп.

– Это совсем не безобидно, и ты это понимаешь, – сказал Дэвид, взяв у нее бутылку. – Что же касается Хоуп, то она ни о чем не догадается.

– Дэвид, как ты можешь? Ты только что женился и у тебя такая жена! – Пола достала фужеры и покраснела от такой откровенности Дэвида.

– Не стану отрицать, что Хоуп обладает многочисленными достоинствами, но среди них нет сексуальной верности. Она уже уступила другому мужчине, а мы женаты меньше трех месяцев.

– Неужели это правда? – Пола с наслаждением потягивала вино.

– Энтони Ньютон сделал ее своей игрушкой.

– Композитор и попечитель школы Браемара?

– Кстати, пусть это останется строго между нами.

– Бедный Дэвид.

– Это правда, – вздохнул он. – Один мужчина не сможет удовлетворить неутолимую жажду моей жены к вниманию.

– Как это ужасно!

– Да, сначала мне тоже так казалось, но сейчас я нахожу в этой ситуации некоторые преимущества.