Текст книги "Мой дорогой демон"

* * *

– Уберите от меня свои руки! Не смейте… Я приказываю! – кричала Илинка, сопротивляясь, но Марку непреклонно и грубо тащил ее за собой. Девушка замолчала, когда Крецу принялся открывать дверь, ведущую туда, куда прежде она стремилась попасть, чтобы разгадать тайны, хранимые ее мужем. Ключи зловеще лязгнули, и управляющий открыл тяжелую дверь. Илинка испуганно замотала головой, дернувшись в руках мужчины, но он толкнул ее вперед. Она шарахнулась назад, столкнувшись с Марку:

– Нет… Я не пойду туда… Не смейте меня трогать! – ее последние слова переросли в громкий крик, когда мужчина, невзирая на ее упрямство, варварски схватил за плечи и снова ее толкнул. Но на этот раз так сильно, что девушка упала, провалившись во тьму невидимого коридора. Она больно ударилась локтями о холодную каменную кладку пола. И не успела подняться, как прислужник зашел следом и захлопнул за собой дверь. Она вскинула затравленный взгляд на его лицо, освещенное тусклым светом висевших на стене факелов. Что они сделают с ней? Что будет с Янко?

Марку грубо поднял ее на ноги, заставляя идти первой. Ей предстояло понести наказание. Узкий коридор плутал в лабиринте поворотов, девушка шла молча и часто дышала. Было слышно, как стучали ее зубы. Неужели… это конец? Голос Марку громко отразился эхом от сырых стен:

– Стойте! – он обошел ее, остановившись. И девушка заметила массивную деревянную дверь с решетчатым окном. Мужчина толкнул ее внутрь, а сам остался стоять у входа. Илинка огляделась и в ужасе отступила в самый дальний угол. В одну из стен, на уровне чуть выше ее головы, были вбиты железные кандалы.

Ей показалось, что прошла вечность, пока она рассматривала свою темницу. Стены будто сдвигались вокруг нее, забирая последнюю надежду на спасение. Ее экзекутор не заставил себя долго ждать. Бужор с перекошенным от ярости лицом зашел внутрь. Илинка сжалась, затравленно глядя на своего палача, а он ответил ей жестоким и безжалостным взглядом и сухо прошипел, обратившись к Марку:

– Держи ее.

Крецу коротко кивнул и передал хлыст в руки старика. Девушка отпрянула от Марку, едва тот подошел ближе. Она попыталась вырваться, когда сильные пальцы сомкнулись на ее запястье:

– Что вы делаете? Не смейте! Нет, не надо… Бужор?! Вы сошли с ума? Вы сошли с ума! Ничего же не случилось! Я вернулась! Я вернулась, вы же видите! – она понимала, что любые попытки освободиться были бесполезны. Но не боль страшила девушку, а унижение, какому ее хотел подвергнуть старый безумец.

Бырцою уже порядком надоело это бессмысленное представление. Он подошел к непокорной супруге и с размаху ударил ее по лицу, разбив губы.

Илинка со стоном зажмурилась и ощутила во рту соленый привкус крови. Ее упорство было сломлено. Марку резко сцепил железные браслеты на ее запястьях, и девушка безвольно повисла, распятая на цепях лицом к стене. Бужор безжалостно разорвал на ней платье до самой поясницы, обнажив спину. Старик медлил, упивался моментом, желая оттянуть предстоящее удовольствие. Его челюсть была плотно сжата, а на губах подрагивала кривая ухмылка. Он заставит эту девку покориться ему. Он ее хозяин! Только он решает ее судьбу!

– Моя дорогая доамна… Вы не оставляете мне выбора. Мои слова для вас закон, и вы нарушили его! ТЫ ЕГО НАРУШИЛА!

И первый удар плетью был таким сильным, что девушка истошно закричала, а стены эхом застонали ей в ответ. Илинка беспомощно забилась в кандалах, когда ее спина была рассечена в кровь вторым неистовым ударом:

– НЕТ! ПРЕКРАТИТЕ! НЕ НУЖНО! БУЖОР!

Но ее крик звучал песней для него, услаждал слух, а по венам быстрее побежала кровь, вызывая ликование. Старик обрушил на нее еще удар, с каким-то диким, свирепым наслаждением глядя на то, как ее нежная белая кожа на спине вспарывается кроваво-красными длинными полосами. Девушка кричала, рыдала в голос, до умопомрачения сгорая от адской боли, которая разрывала ее тело от каждого беспощадного удара плетью. Она умоляла и проклинала изверга одновременно:

– О, ПОЖАЛУЙСТА, ХВАТИТ! МЕРЗАВЕЦ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! ПОЖАЛУЙСТА ХВАТИТ! Я НЕ ВЫНЕСУ… ОСТАНОВИСЬ!

Но Бужор бил еще и еще, его хлыст уже окрасился кровью. Даже когда Илинка уже замолчала, он никак не мог остановить наказание. «Она теперь усвоит, кто ее повелитель! Эта дрянь поймет, кто тут решает, жить ей или умереть!»

И еще! Удар! Еще и снова! Перед глазами бесновавшегося Бырцоя все сплелось в единый головокружительный клубок ярости. Сырой затхлый запах, исходивший от стен, смешивался с запахом крови. И старик бил, уже не замечая того, что девушка безвольно висит на цепях, не реагируя на его выпады. Бил до тех пор, пока Марку не перехватил его руку перед очередным ударом. Бужор, на губах которого белела пена, даже зарычал, обратив к своему слуге разъяренное лицо. Но тот крепко держал его, не позволив больше ударить девушку. Голос мужчины прозвучал тихо, но уверенно:

– Достаточно, домнул. Вы убьете ее.

Бужор не ответил, глядя пустым одичавшим взглядом в глаза Марку. Он уже потерялся в реальности. Перед ним словно разверзлись врата ада, но Сатаной там был только он сам. Старик медленно отступил, посмотрев на Илинку. На ее спине не осталось ни одного живого места, не тронутого хлыстом. Ужасающие кровавые раны покрывали ее спину от шеи и до бедер. А Бырцой любовался ими, как бесценным произведением искусства. Он потянул к себе хлыст, который, скользнув по каменному полу, оставил на нем багровую дорожку. И, обратившись к Марку, Бужор вполголоса произнес:

– А теперь приведи ко мне этого щенка.

* * *

Сознание возвращалось к ней тяжело, прорываясь сквозь пелену страшной боли и дикой усталости, сковавшей все тело. Она не хотела цепляться за эти мимолетные всполохи реальности, охотно отдавая себя во власть тьмы, которая спасительно уносила ее в свою глубокую бездну. Сквозь боль она слышала, как с потолка капала вода, гулко разбиваясь о каменный пол.

Шли часы, а тишина, воцарившаяся в подземелье после того, как истерзанная девушка впала в забытье от нанесенных увечий, вновь нарушилась новыми стонами. Илинка не слышала их потому, что боль от ран, которыми была покрыта ее спина, заглушала все. Ее так и не сняли с цепей. Прикованная кандалами к стене, девушка продолжала безвольно висеть, то приходя в себя, то опять теряя сознание.

Все стихло спустя несколько часов, но безумие еще витало в воздухе, приправленное тяжелым запахом крови. Илинка очнулась, ничего не видя перед собой, и тяжко выдохнула. Она попыталась выпрямиться, но от слабости у нее ничего не вышло, а боль охватила с такой силой, что с губ ее сорвался громкий стон. Ей дико хотелось пить. От жажды пересохло в горле, а запекшаяся на губах кровь мешала открыть рот, чтобы вздохнуть. Но она даже не могла плакать. В голову Илинки стали закрадываться более губительные мысли. А что дальше? Теперь ее оставят здесь? Умирать?.. А может быть, где-то тут, за стенами, вот точно так же прикованы уже превратившиеся в скелеты… первые две доамны Бырцой. Она будет третьей… И никто никогда не узнает, что сталось с ней.

Спина болела так сильно, что девушка уже начала мечтать о скорой смерти. Безмолвие промозглого подвала нарушалось ее тягостными стонами и трудным дыханием. Но, балансируя на грани реальности, Илинка вдруг услышала какие-то звуки. Она медленно подняла голову и прислушалась. Она слышала их ранее. Она их узнала. Доамна нашла в себе остатки сил, чтобы встать на ноги и прислонилась щекой к холодной стене. Шорох был рядом… Будто кто-то метался, как зверь в клетке, а чьи-то стоны становились все громче, наполняясь большей и большей мукой. Глухой лязг цепей стал свидетельством того, что не одна она была здесь пленницей. Девушка прошептала:

– Янко?..

5 глава

(Отрывки из дневника Бужора Бырцоя)

…Сегодня умер Дорел. Это случилось после полуночи, я еще не спал, когда услышал, как истошно начала кричать Шофранка. Дорел мертв. Конец всему. Все года потрачены впустую, все мои знания обратятся в прах, как и я сам, когда смерть заключит меня в свои зловонные объятия. Я не могу описать своего состояния. В глазах меркнет, я будто гнию изнутри.

* * *

Как это могло случиться, как?! КАК я просчитался?! Как я не смог узреть ошибки! Нет… Нет, моей вины в том нет, это все он! Это все он виноват! Слабак, ничтожество, поганое отродье, загубившее мне всю жизнь! Его мать сводит меня с ума. Она не дает мне похоронить его. Она не выходит из его спальни и не подпускает никого к мертвому телу. Безумная женщина! И это она будет говорить мне, что я безумен. Только из-за того, что она делает это со мной…

Я не могу остановиться, я не могу прекратить. Я не могу убить себя… Нет! Выродок! Вонючий выродок! Труп! Вместо сына труп! И я буду трупом. Я буду мертвецом…

* * *

Я был так близок к цели. Я почти держал ее в руках и даже ощущал этот сладкий запах вечности. Что делать мне? Я разбит. Не помню, какой сейчас день, не знаю время суток. Этот кабинет стал мне могилой…

…Он не выдержал. Он был слишком болезненным от рождения. Его мамаша сделала из него растение, загубив мне все. Сегодня я усыплю ее. Мне нужно забрать тело Дорела, пока оно не начало разлагаться. Ему не место больше в моем доме. Он неудачник.

* * *

А что если… если попробовать?! О, не может быть. Как же раньше мне не пришло это в голову! Как же я мог быть таким слепцом?! Я должен поехать в город, скорее. Нельзя ждать! Время, драгоценное мое время идет на секунды. Eu nu mai sunt un prizonier de aşteptările colaps! Мне нужна Амдуат!

Каким идиотом оказался Арнальдо де Вилланов со своими рассуждениями в «Зеркале алхимии». Да кому нужен этот философский камень? Все алхимики кретины.

* * *

«И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть Книга Жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими. Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть, и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим. И смерть, и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая. И кто не был записан в Книге Жизни, тот был брошен в озеро огненное». (с)

* * *

Что же делать? Никак не сходится… Выписки из Амдуат говорят о том, что в первый день солнцестояния можно открыть врата, но у меня не получится. Я не успею! А все потому, что умер этот чертов Дорел! Надеюсь, он горит там в аду! Все не так… Теперь все идет не так.

Нужно собраться! Еще раз все проверить, оно должно получиться. Оно не может у меня не получиться. Я Творец, единожды узревший истину. Оккультисты ничего в этом не смыслят. Глупцы, уверовавшие в силу несуществующего Идола. Я сам себе Господь.

Как там говорилось?.. Как же? Надо записать еще раз, чтобы заучить и запомнить.

Ахалалелъ атабвалъ.

Эльма лекаркамур, Азвах.

Оде фадеуль ланме, оде ламах.

* * *

Не могу поверить, боюсь писать. Все идет стабильно. Мне нужна ночь, мне нужно достать белладонну и фиалковый корень. Если полнолуние будет в созвездии Льва, управляющего Солнцем… Все может получиться! Да! Да… Нужно только выбрать верные слова. Составить свою молитву из проклятий. И я стану единственным.

Беспокоит только, что Шофранка уже несколько дней не покидает своей спальни, как я приказал запереть комнату Дорела. Попытался сегодня поговорить с ней. Сколько можно страдать, когда жизнь и без того уже на исходе, а никакого смысла она по-прежнему не обрела?!

В который раз поражаюсь людской глупости. Ведь нет ничего ужаснее, как лелеять собственную боль и замыкаться в ней настолько, что конечной точкой страданий станет паранойя.

* * *

Не знаю, насколько еще осечек хватит моей выдержки. Нет, я вновь придерживаюсь плана. Один я сведущ в том, как был сотворен этот мир, что есть течение времени! Отвар почти готов. Я должен это сделать… Я должен попытаться. Как принимать? Как заливать его? Иглы, мне нужны иглы.

* * *

У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ! Я СМОГ! Я СОТВОРИЛ ETERNITATE! Я не могу поверить… Я не могу поверить! Несчастные… Никто не видит моего ликования! Никто не сможет разделить со мной чудо, сотворенное не БОГОМ! Я БОГ! Я единоличный идол! Глупцы… О, глупцы. Покойники в живой плоти. Гореть вам в аду! Вы будете гореть в аду! Это невероятно. Я подлинный среди толпы лицедеев. Я! Истинный!

Ассиратум лишь вымысел! Его не создают из серы и соли… А только кровь и антуриум… КАК можно было быть такими болванами? Исписать столько книг о том, как обрести вечность! Выдумать этот философский камень! Я СОЖГУ ВСЕ ЭТИ БЕСТОЛКОВЫЕ КНИГИ! Вымысел для олухов.

* * *

Это неописуемо. Это чувство заставляет мое сердце биться чаще. Я ощущаю, как помолодел на много лет. Все еще не верю в стабильность результата, но так или иначе начало положено. Я даже предположить не мог, что мне удастся найти корень лунной орхидеи и сделать из него настойку. Секрет оказался прост. Нужно было добавить жабьих языков от тринадцати особей, выловленных, когда Луна и Марс находились в знаке Водолея. Главное, чтобы больше не было отторжения ртути, но я накаливал ее в новолуние. И девяти дней не прошло… А я уже смог. Только бы больше не было осечки.

* * *

Шофранка пропала. Пропала, чтоб ее черти драли! У меня нет времени искать ее, я не собираюсь тратить на это свое время. Оно слишком мне драгоценно. Возможно, наступит момент, и я перестану считать его, даже годы. Но пока мне ценна каждая секунда, а эта женщина решила играть со мной. Пусть катится в ад. Надеется найти своего сыночка в раю? Глупая, глупая, глупая!

Приказал искать ее. Если к вечеру не найдут, я выпорю ее сразу же, как появится. У меня нет на нее времени! Нет времени… Ах, как же это? Ахалалелъ атабвалъ. Ахалалелъ атабвалъ. Может попробовать, может попробовать чеснок и вино? Чеснок и вино… Я читал, они уменьшают свертываемость крови. А то дела ни к черту.

* * *

Ее нашли. Шофранка утопилась. Утопилась. Сбросилась с утеса возле моря. Ее тело разбилось о камни. Глупая женщина. Зачем она сделала это? Никчемная и мертвая. Как я и говорил – все кругом трупы. Я не стану им. Я им никогда не стану. И я не буду делать это с ней. Нет, я не буду. Она не жена мне больше, чтобы я желал видеть ее рядом. Безумие, безумие… Оно пахнет разлагающейся плотью. Она такая страшная. Обезображенное водой тело пролежало три дня на скалах. Я не позволю вносить его в замок. Пусть выбросят псам. Я не стану хоронить ее в склепе Бырцоев, как не стал и ее сына. Смерды.

* * *

Все пошло не так, все не так. Что-то пошло не так. Мне мало, мало этих ингредиентов. Чего-то не хватает. Кровь поганого Дорела давно стухла. Мне нужна другая. Свежая, живая. Это все Шофранка! Шофранка! Чтобы она горела в аду! Ее похороны отняли столько времени. Они вынудили меня положить ее в склеп. И мне кажется, что я все еще ощущаю ее вонь. Я слышу ее ночами. Она ходит. Она ходит. Она ищет Дорела. Но она мертва, мертва. Мертвецы лежат в гробу и гниют в земле. Это не она. Они все хотят свести меня с ума! Нет. Не выйдет.

МНЕ НУЖНА КРОВЬ… Чистая, девственная. Мне нужно найти рожденную в первой фазе Луны под знаком Водолея. Водолея.

* * *

Я нашел ее. Я нашел ее! Сколько же времени было на это потрачено! Сколько же! Это было непросто. Непросто найти ту, которая бы подошла мне. Жертвы… Жертвы, почему только я иду на них? Я не мог привести ее в дом. Я женился. Ей восемнадцать, она так юна и маняща. Сколько… Сколько я уже не был с женщиной? Очень долго. Не могу, не могу ее тронуть!

Она нужна мне чистой. Но глядя на ее тело, не оскверненное и непорочное, мне хочется сделать ее своей. Мне хочется увидеть в ее глазах отвращение и испуг. Слаще меда. Сильнее меня, это сильнее. Нет! Нет! Нет! Мне нужно сосредоточиться во имя великого дела. Я покорил время, я обуздал законы природы. Еще чуть-чуть…

Мне нужна ее кровь. Мне нужна вся ее кровь до последней капли. Мне нужно выдержать шесть лун. Они вернут мне утраченное, они спасут меня. Я не смею умереть. Искушение не сильнее меня.

* * *

Почти все готово. Почти… Я уже у цели. Я ощущаю ее даже на вкус. Соленая… Как бесконечное море. Бездонная сила моя дает власть над смертью. Все было так непросто. Все слишком сложно там, где я один. Там, где только я властвую над временем. Глупая девка едва все не испортила. Я взял ее крови для пробы совсем немного. Совсем чуть-чуть. Но она испугалась, она орала так, что я подумал, будто небо обрушится на Брашов. Мне пришлось сделать все силой. Мне пришлось забрать ее вниз. Одурманенная моим зельем, она сводила с ума и меня. Как же это тяжело. Дьявол! Дьявол бы ее побрал! Она искушение. Ее тело – это моя темница. Но я хочу войти в нее. Хочу ощутить, как она будет бояться меня. Мое тело сильно, моя душа вечно молода. Я хочу ее!

* * *

Я сломался. Я сломался! Она сломала меня! Это отродье, это искушение Сатаны, решившего бороться со мной. ВСЕ БЫЛО ПОЧТИ СОТВОРЕНО! Что делать? Что делать мне? Столько лет… Я сорвался. Я глупец. Она виновата, она виновата, она виновата! Пусть она горит в аду! В аду… куда я отправил ее. ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО ДЕЛАТЬ МНЕ?

День, ночь. Утро и вечер. Рассвет и закат. Три луны. Четыре проклятья. Четыре… Я проклят? Нет. Нет. Нет. Нет. Я не сдамся. Я сильнее плоти. Черная похоть поработила меня. Но я найду, найду идеальный экземпляр. Это поганое убожество грязно. Я взял ее.

Нужно найти чемерицу. Я знаю дату Великого дня.

Нужно найти ту, что рождена в Великий день.

* * *

НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ! Я НЕ МОГУ РАССЧИТАТЬ! Я НЕ МОГУ!

* * *

Она должна быть рождена в зимнее солнцестояние. Поз знаком Рыб, когда под стеллиумом будет Черная Луна и соединение Марса и Венеры. Она будет само совершенство. Она идеальна, как бриллиант. Мне нужно только найти ее. Она уже существует. Нужно только найти. Ее кровь, ее жизнь станет моим спасением.

Слова Амдуат лягут на нее точно шелк. Останется только подождать, когда она проживет со мной всего семь лун. Я изменил рецепт. Все безукоризненно. Мне останется только найти путоросли. На болотах опасно. Отправлю туда кого-нибудь. Путоросли и прах моей матери сотворят безупречный состав. Я найду ее. Я сдержу свою похоть. На то есть рабы. Моя жажда больше не коснется моего Грааля. На этот раз я не ошибусь.

* * *

Я нашел. Сегодня я видел ее. Илинка Прутяну. Мое абсолютное совершенство.

6 глава

Прошло больше двух недель, а замок и его обитатели до сих пор помнили, что за наказание понесла их госпожа, посмевшая ослушаться хозяина. В воздухе словно витали отголоски ее страшных криков, мучительных стонов, а каменные стены, местами поросшие мхом от влажности, источали едва ощутимый, но пугающий запах крови. Несмотря на то, что жизнь продолжалась и дальше, гнетущая тишина, воцарившаяся во владениях Бырцоя, вызывала у всех стойкое чувство страха. Он глубоко поселился в сердцах тех, кто, так или иначе, стал невольным свидетелем произошедших событий. Слуги незаметно и бесшумно старались передвигаться по дому и выполнять работу. И лишь одна из них не прятала свое горе за молчаливой покорностью. Бьянка буквально сходила с ума. Она не сочувствовала хозяйке, она не собиралась лить слезы над ее несчастной судьбой, как это делали многие. Она страдала по тому, кто понес совсем незаслуженное наказание. Ее бедный Янко.

Только спустя сутки избитую Илинку Бужор разрешил вернуть в покои. Конюх оставался там по его приказу еще три дня. Без еды и воды, подвешенный на цепи, как провинившийся раб, он беспомощно истекал кровью. Его раны на спине от плетки местами были такими глубокими, что потом потребовалось вызывать лекаря, дабы тот стянул их швами. Ради чего Янко вытерпел все это? Девушка знала, что не из страха перед Бужором, не из-за смирения невольного человека. Он желал бы, чтобы его наказали сильнее. Сильнее, нежели Илинку, которая единственная была во всем виновата! То, что ее любимый жертвовал собой во имя этой девки, приводило Бьянку в ярость. Что Янко испытывал к своей госпоже? Она желала бы знать правду. Но ей очень страшно было услышать ее. Особенно теперь, когда он знал о том, какая сама она… несовершенная. Им некогда было даже поговорить о том, что он узнал о ней. Юноша выздоравливал, набираясь сил, а она смиренно и с готовностью помогала ему в этом.

Бужора сегодня не было дома. Последнее время он очень часто уезжал в город, пропадая по не известным никому делам. Может быть, потому, что оставлять непослушную супругу одну было сейчас не страшно. В ее состоянии, когда только начала вставать с постели, та вряд ли вновь нарушила бы его запреты не покидать пределы замка. А может быть, еще и потому, что в своих сумасшедших делах он спятил окончательно. Из кабинета, когда Бужор бывало не покидал его денно и нощно, слышался его громкий голос, рассуждающий сам с собой, временами злобный, но радостный смех, а иногда грохот разбиваемых вещей. Иногда из-под закрытой двери источался непонятно откуда взявшийся смрад. Бырцой редко кого допускал туда навести порядок, но Бьянка была едва ли не единственной, кто имел доступ к его кабинету.

Вот и сейчас, смахивая нескончаемую пыль с книжных полок, протирая огромные фолианты и складывая на стол разбросанные по полу бумаги, она продолжала думать, как ей стать для Янко по-прежнему любимой. Ей уже явно начинало казаться, что ее возлюбленный предает их мечты, лишь бы остаться возле другой, которая должна быть погребена здесь навечно. Поджав губы, девушка нагнулась, чтобы поднять упавшую под стол какую-то совсем потрепанную книгу в разорванной кожаной обложке. Она водрузила ее на самый верх рукописей, исписанных непонятными символами. Бьянка осмотрелась, убедилась, что в кабинете прибрано и она может отсюда убраться, как ее взгляд опять опустился на поднятую книжку. На черной обшарпанной обложке был выдавлен герб Бырцоев. И в ее памяти проскользнули несколько моментов того, как Бужор постоянно носился с этой книжицей, требовал иногда приносить ему ее в спальню посреди ночи, и было видно, что боялся потерять. Любопытство взяло верх, Бьянка осторожно, подцепив пальцем обложку и сразу несколько страниц, раскрыла книгу. То была скорее тетрадь, исписанная корявым почерком хозяина. В ней по большей части содержался текст, нежели непонятные знаки, поэтому служанка и не поспешила захлопнуть ее обратно. Будучи не обученной грамоте настолько, чтобы сочинять поэмы или расписывать письма, она знала буквы достаточно для того, чтобы составлять их в слова. Листая страницу за страницей, она пробегалась глазами по строкам, ничего толком не понимая, как взгляд зацепился за знакомое ей имя Илинки, и тут она сосредоточилась. Водя ногтем по словам, девушка беззвучно шептала их, силясь разобрать значение. И по мере того, как ей это удавалось, на лице Бьянки отражалось непомерное удивление, затем растерянность, сменившаяся шоком и даже злобой. Так вот оно что… Перед ней был дневник старика, который тот по ошибке или в спешке забыл спрятать в недоступное никому место. В последних записях, какие смогла разобрать служанка, она прочла то, что и вызвало у нее бурю эмоций.

Илинка еще была девственницей. Ее простыни после всех ночей оставались чисты не потому, что она была опорочена кем-то до брака с Бырцоем, а потому, что он ее не трогал, предпочитая изливать свою грязную похоть в нее – Бьянку. Открытие поразило девушку настолько, что она отшатнулась от стола, а потом бросила дневник ровно на то место, на котором он и лежал. Так значит, поганый Бужор берег для каких-то своих жутких целей невинность прелестной супруги, в то время как все унижение, боль и отвращение за нее переживала она? И Янко тянулся к своей госпоже неужели потому, что знал правду? Конечно, зачем ему теперь опороченная служанка, когда можно отдать свое сердце целомудренной доамне?

Бьянка со злостью сжала в руках пыльную тряпку, скрутив ее до такой степени, что та едва не порвалась. Представив вместо нее в руках шею своей госпожи, она отступила к дверям, ощутив, как на глазах выступают слезы. Они огнем жгли ей веки, а затем заскользили по румяным щекам, оставляя влажные дорожки. Болезненное отчаяние охватило сердце, когда все больше и больше она осознавала то, что смогла прочесть. Она не заслужила все это! Выскочив в коридор, девушка с шумом захлопнула за собой тяжелую дверь и прислонилась к ней спиной. Дрожа от беззвучного плача, Бьянка тихо прошептала:

– Ну, что же… Это мы еще посмотрим…

Она бегом бросилась прочь от места, ставшего ей еще более отвратительным. Кто знает, какие еще мерзкие тайны мог хранить в себе кабинет Бырцоя. Слезы все лились из ее глаз, когда служанка вбежала в кухню и чуть не упала на пороге, запутавшись в длинном подоле своего платья. Нана, раскладывавшая овощи для супа, обернулась, а на лице у нее отразилось беспокойство:

– Девочка моя, что случилось? – в сердце кухарки закралось нехорошее подозрение, но она не стала строить догадки.

– Где мой Янко? – боль, плескавшаяся в глазах несчастной, сменилась холодной решимостью. Ей нужно увидеть его! Увидеть, чтобы он взглянул на нее и сказал в очередной раз, что точно и навсегда любит ее единственную, несмотря ни на что. – Где он, Нана? Он у себя в комнате? На конюшне? Где?

– Я не видела его с утра. Ты же знаешь, как только ему чуть стало лучше, он… – женщина поморщилась, было видно, как нелегко даются ей слова, – сразу занялся работой.

Бьянка нутром почуяла ложь в этих словах. Нана явно что-то скрывала. Янко не был намерен мириться с наказанием от хозяина. Нехорошие подозрения заставили ее сердце облиться кровью:

– Он… с ней? Он у доамны?

Нана замотала головой и принялась суетливо бросать крупно нарезанные картошины в закипающий бульон:

– Понятия не имею, не знаю я, где он. У вас что-то случилось? – она обернулась, взглянув на раскрасневшуюся Бьянку. – Ты можешь все рассказать мне, а там и Янко, глядишь, появится, – она попыталась улыбнуться. Ох, зря она позволила юноше отправиться навестить госпожу. Сердцем чуяла, не к добру это.

И стоило только девушке взглянуть в глаза кухарки, как все ее догадки сразу же оправдались. Значит, он у Илинки. Значит, та опять победила… Сдержав рвущиеся из груди рыдания, Бьянка швырнула на пол грязную тряпку, а затем, развернувшись, выбежала из кухни. «Не допущу этого! Никогда не допущу! Никогда не потеряю его! Янко мой… Он только мой! Мой!» – она замерла возле лестницы, взглянув наверх в темноту этажей. Страшные мысли, одна хуже другой, вдруг охватили ее страдающий разум. Она грубо утерла слезы с пылающих щек. У нее нет другого выхода. Она устала нести на себе чужой крест. Это не ее доля, а окаянной доамны. Нехорошие помыслы родились в ее голове: «Прости меня, Стефан…»