Текст книги "Записки о китайской цивилизации"

В Юньгане из 100 тысяч фигур сохранилась 51 тысяча. Самые большие из них – семнадцатиметровые каменные будды, самые маленькие не превышают двух сантиметров. Изваяния не только великолепны как зрелище, но и являются сокровищницей сведений об архитектуре, скульптуре, костюмах и музыкальных инструментах Древнего Китая.

Даже беглый осмотр пещер позволяет заметить бесчисленные признаки индийского влияния на статуи и барельефы Юньгана. Оно угадывается в одеждах выбитых в скалах фигур, их прическах, чертах лица, в слонах, украшенных типично по-индийски. Встречаются и люди с длинными бородами, птичьими острыми носами, охраняемые львами. Это – образы иранцев и византийцев тех далеких времен.

Ученые утверждают, что более тщательный анализ скульптурных ансамблей Юньгана показывает, как индийский и прочие иностранные стили смешивались здесь с китайским, способствуя обогащению, обновлению и дальнейшему прогрессу архитектурно-художественных традиций Срединной империи.

Далеко не все скульптуры и барельефы хорошо сохранились. Одни разрушились из-за обвалов и подземных толчков, другие до неузнаваемости изуродованы беспощадными ветрами. Но виновата не только природа. Сокровища Юньгана разворовывались людьми. В первой половине ХХ столетия сюда потянулись караваны туристов из-за рубежа. Представители научных обществ, просто любители старины, профессиональные спекулянты предметами искусства с помощью местных жуликов вывозили из Юньгана целые статуи и их части, барельефы.

Кражи осуществлялись, как правило, следующим образом. Иностранец делал на понравившейся скульптуре отметку мелом, ночью местные жители ее вырубали и доставляли любителю старины. В итоге 680 будд и бодхисатв остались без голов, многим не хватает ног, рук, начисто вырезаны из скал бесчисленные настенные рисунки. Значительная часть пропавшего осела в музеях Западной Европы, Японии и Соединенных Штатов. Имели место и другие безобразия. Так, один немец пробил дыру в стене, чтобы через нее сфотографировать будду в соседней пещере.

После Юньгана направляемся в старую часть города. По традиции, которая соблюдается во всех населенных пунктах, старые кварталы отданы во власть торговли. В Датуне Старый город с точки зрения туриста любопытен, для живущих же в нем он, наверное, не столь идеален. Узкие переулки без намека на зелень, полуразвалившиеся строения Цинской эпохи, битые стекла или марля в окнах, питьевые краны и уборные на улице. За исключением столбов с проводами да редких примитивных телеантенн, никаких признаков ХХ века. Переулки безлюдны, словно находишься в развалинах древности, в которых никто не живет. Но стоит свернуть за угол-другой, как обязательно окажешься на одной из торговых артерий Старого города. Артерия бурлит жизнью и выглядит как огромная толкучка.

В Китае с 1978 года разрешили частную предпринимательскую деятельность. В Пекине она еще не очень бросалась в глаза, в Датуне же нэпманский дух буквально витал в воздухе. Один за другим следуют частные ресторанчики – в щели между домами, в сарае, прямо на улице. Кашеварят в огромных чугунных чанах, в печурках, раздуваемых с помощью мехов, в передвижных кухнях-тачках. В кипящий отвар засыпаются лапша, соевый творог, пельмени и, ошпаренные, немедленно с помощью ковша извлекаются наружу, распределяются по пиалам и раздаются клиентам, ожидающим еду на миниатюрных скамеечках.

Много торговцев арахисом и семечками. Прямо на тротуаре орудует брадобрей, рядом с ним разложила книги старуха, мясник разрубает свиную тушу.

Вокруг деревенской тетки, извлекающей из мешка охапки бигуди, столпились женщины. Тут же лоток, заваленный кусками жареной курицы. Следующий лавочник сбывает пласты застывшей свиной крови. На земле разбросаны хурма, яблоки, мандарины. Возвышаются горы капусты, редьки, лука, которые стоят в это время года гроши.

Нэпманы составляли тогда небольшой процент китайского населения, и их роль в экономике оставалась незначительной. Но в мелкой торговле, в службах быта они были уже приметны. Предпринимателями становились безработные молодые люди, которых в КНР насчитывалось немало, старики. В городах сбывали продукцию с личных участков крестьяне. В результате, указывали нам кадровые работники, выгадывают все группы населения, польза есть и покупателям из числа рабочих и служащих. Прекратились перебои с мясом, полно овощей, всегда есть возможность перекусить на улице. У частников можно купить, правда по завышенным ценам, крупы и растительное масло, то есть продукты, которые все еще нормируются в масштабах государства.

Мы стали интересоваться, чем торгуют в государственных палатках и магазинах, которых на улицах Датуна тоже хватало. Оказалось, что и у государства можно приобрести сносное мясо, овощи и фрукты. Широк ассортимент спиртных напитков, сигарет, сладостей, солений. В центральном универмаге, расположенном рядом со старыми кварталами, выставлены на продажу велосипеды дешевых марок, радиотехника, разнообразная одежда, широкий ассортимент консервов – овощных, мясных, фруктовых, грибных, рыбных.

Многие из этих товаров в СССР пользовались бы большим спросом. Взять хотя бы грецкие орехи или консервированные шампиньоны, ананасы в собственном соку, крабы в банках. Здесь же все эти деликатесы пылились на полках магазинов. Та же картина и в Пекине, да и во всех городах, которые мы позже посетили.

В результате многочисленных расспросов стало очевидно, что не берут упомянутые и многие другие товары по двум основным причинам. Первая – это не те продукты, которые в Китае любят. Вторая, и безоговорочно главная, причина – низкая покупательная способность населения. Как объяснил молодой китаец, доходы городских жителей таковы, что хватает только на приобретение самых необходимых продуктов питания: овощей, мучных изделий, свинины. Деликатесы, одежда мало кого интересуют. Даже если доходы возросли бы сразу процентов на 30–40, и то бы, по словам упомянутого товарища, люди тратили бы деньги на базовое питание.

Досыта наесться – укоренившаяся, традиционная забота обитателя Поднебесной. На все остальное он не обращал внимания. Молодые порой хотели бы выглядеть понаряднее, но стоило человеку обзавестись семьей, и все его внимание сосредотачивалось на еде, сытной и обильной для себя и семьи. В Пекине попадались девушки с модными прическами и в ярких блузках, кадровые работники в отглаженных костюмах из дорогой ткани. Но даже в столице они тонули в сине-серой массе сограждан. В Датуне же большинство выглядело и вовсе убого.

Мы с коллегой отмечали, что жизнь у датунцев, по нашим представлениям, довольно пресная. Из развлечений лишь кино и телевизоры (у кого они есть). Имеется местная шансийская опера, но оперная труппа значительную часть времени проводит в разъездах. Других художественных коллективов в городе нет, на гастроли никто не приезжает. Спорт тоже в загоне. Лишь два раза в год устраиваются соревнования на уровне местных предприятий.

Люди работают, добывают пищу, готовят, отапливают жилище, ходят на улицу по воду и нужде. Деревенский быт. Наш гид Ли говорит, правда, что для интеллектуального человека занятия можно найти. Он сам по вечерам рисует, читает. В выходные дни летом купается в озере, зимой катается на коньках. Еще одно хобби охота на кроликов в горах.

Ли, вообще, интересный человек. Он прекрасно разбирается в буддизме, истории и искусстве Китая, но практически не интересуется современной жизнью. Газет не читает, имена руководителей города не знает, путается в ценах на продукты первой необходимости. Впоследствии мы еще не раз сталкивались с людьми, которые с полным безразличием относились к тому, что происходит вокруг, по крайней мере к политическим реалиям современного Китая.

Перед отъездом Ли показал древности Датуна. В западной части города неподалеку друг от друга расположены два монастыря с одинаковым названием Хуаянь. «Хуаянь» – это наименование буддийской секты, которая была основана еще при династии Тан. Ее главной священной книгой является сутра «Хуаянь», отсюда и наименование секты.

Чтобы различить монастыри с одинаковым названием, один из них именуют верхним, второй – нижним. Оба были построены в XIII веке при династии Ляо, но, как и все в Китае, неоднократно разрушались. С тех далеких времен осталось немногое: библиотека в нижнем монастыре, один из храмов в верхнем, кое-какие колонны, фундаменты. Архитектура храмов типично китайская, та, что зародилась еще на заре цивилизации. Но специалист сразу отличит конструкцию помещений, принятых при Ляо, от более поздних образцов. Внешний вид храма, относящегося к эпохе Ляо, гораздо строже: прямая крыша, на фасаде отсутствуют орнаменты.

Главные храмы расположены по центру монастыря, один за другим. По сторонам – низкие постройки, предназначенные для монахов и различных подсобных целей. В храмах будды сидят в окружении бодхисатв, архатов, рядом – сосуды для благовоний, жертвоприношений.

В отличие от индийской традиции в ханьском буддизме не 16, а 18 главных архатов, учеников будды. Всего же ханьский буддизм насчитывает 500 архатов. В полном составе они выставлены в храме под Пекином, называющемся Биюньсы. Отличие верхнего монастыря в Датуне от принятой в Китае нормы – его ориентировка на восток вместо юга. Объясняется это, видимо, тем, что ляо не были китайцами.

Еще более интересен южный монастырь. Первоначально он был построен при Танской династии, затем разрушился, и сооружения, представшие перед нами, относились к XII веку, династии Цзинь. Монастырь хорош тем, что выглядит по-настоящему старо, и, кроме того, все постройки вокруг него тоже имеют древний вид. Ощущение того, что попал в далекое прошлое, дополняется городской стеной XIV века, проходящей совсем рядом с монастырем.

Мы пришли в монастырь первыми, он был пуст и казался таинственным, даже страшноватым. В Храме небесных охранников очутились наедине с огромными, разноцветными, устрашающими фигурами. Они попали в буддизм из ханьской мифологии, как и многое другое в китайской разновидности этой религии. Один из охранников контролирует ветер, второй – дождь, третий – огонь, четвертый символизирует гармонию. У каждого в руках волшебное оружие. У одного пагода, в которую он сажает врагов, придумывая им различные наказания. У второго сабля и т. д.

Большинство монастырей в Датуне превращено в музеи и предназначено для осмотра туристами. Они реставрировались, наполнялись религиозными скульптурами и инвентарем, который был украден или сломан как в отдаленные времена, так и в период «культурной революции». Куда бы мы ни заходили, нам неизменно жаловались на бесчинства хунвэйбинов, рассказывали истории о том, как реликвии прятались от погромщиков в деревнях, у монахов, как их спасали своевременные «указания премьера Чжоу».

Процесс проникновения буддизма во все сферы китайского общества – философию, мораль, литературу, искусство, архитектуру, народный фольклор – растянулся на несколько столетий. Строились храмы, усваивался ритуал, переводились священные тексты, направлялись в Индию для «повышения квалификации» монахи. Один из них, Сюань Цзан, прочно вошел в пантеон народных героев. Жил он более 1300 лет назад, и тем не менее могила буддиста под городом Сиань поддерживается в чистоте и порядке. Пагода, в которой Сюань Цзан переводил сутры, является одной из главных достопримечательностей Сианя. «Путешествие на Запад» – книга, рассказывающая о мытарствах Сюань Цзана по пути в Индию, на протяжении столетий остается в Китае бестселлером, а ее сказочные персонажи, якобы сопровождавшие монаха, являются любимцами китайского народа. Это уже упоминавшийся выше «царь обезьян» Сунь Укун, а также волшебный боров Чжу Бацзе, монах Ша Сэн.

Наиболее впечатляющий вклад Китая в развитие буддизма создание секты «чань». Со временем на ее базе сформировалось одно из наиболее популярных течений религиозной мысли, всемирно известное в японском произношении как дзэн-буддизм.

Семена течения были заброшены опять-таки из Индии в VI веке, но чань(дзэн) – буддизм вырос именно на китайской почве и является до мозга костей китайским. С типично ханьским рационализмом чань-буддизм отвергает древнебуддийские каноны. Он призывает забыть об абстрактной нирване, о чудесном будущем.

Будущее – неопределенно, непознаваемо, и надо думать не о нем, а о нынешней, реальной жизни. Научиться жить сегодня и сейчас. Истина и Будда – они рядом и вокруг, необходимо лишь суметь их найти и понять. Истина и Будда – в прелестях природы, в скромной, спокойной жизни, в труде. Не стоит копаться в фолиантах и терзаться гаданиями, ища ответы на вопросы мироздания. Лучше просто наслаждаться бытием. И работать. Именно чань-буддисты выдвинули девиз «Кто не работает – тот не ест».

Зародился чань-буддизм, согласно легенде, в монастыре Шаолинь, в провинции Хэнань. Шаолинь стал также центром боевых искусств («ушу») и прародителем мощнейших тайных обществ. Осенью 1982 года мы с коллегой по ухабистой дороге долго добирались из города Чжэнчжоу в этот знаменитый монастырь. Сейчас он буквально кишит посетителями со всех концов света. В тот приезд мы были чуть ли не единственными гостями. Нас принял сам настоятель Шаолиня легендарный Хайдэн. Настоятелю перевалило за 80 лет, но он все еще прекрасно владел ушу, продемонстрировал нам некоторые приемы, сделал стойку на одном пальце правой руки.

Хайдэн рассказал об истории Шаолиня, его помощники повествование дополнили и провели нас по территории монастыря. После завоевания Китая маньчжурами в середине XVII столетия Шаолинь превратился в опорный пункт подпольного сопротивления захватчикам. Монахи должны были духовно и физически совершенствоваться, чередуя медитации, чтение философских трактатов и занятия ушу.

Учились бить кулаком и ребром ладони по раскаленному металлу, сжимать мышцами живота руку бьющего, движением плеч прикрывать лицо от удара, ходить не оставляя следов, нападать и обороняться с закрытыми глазами, переносить голод, жажду, боль.

Обучение длилось до 15 лет, после чего наступала пора экзаменов. Проверялись интеллектуальные способности, а затем и физические возможности. Испытания придумывались самые изощренные и порой смертельно опасные. Так, экзаменующийся входил в темное помещение, и в это мгновение в него запускался нож, потом навстречу ему мчал огромный деревянный брус на колесах, и, наконец, его атаковывали десять вооруженных дубинами монахов.

Если испытуемый оставался после всех этих передряг живым, то допускался до финального, самого сурового экзамена. В одном из монастырских зданий находилась галерея («коридор смерти»), где стояло сто восемь манекенов. Каждая из деревянных фигур была вооружена мечом, копьем, топором, молотом, дубиной. В определенный момент манекен обрушивал на соответствующий квадрат коридора смертельный удар. Очередность, направление и сила ударов зависели от веса испытуемого и ширины шага, то есть были практически непредсказуемы.

Чтобы пройти по галерее до конца, монах должен был голыми руками отразить направленные в голову и грудь острия мечей или увернуться от них, что было еще труднее – неверный шаг приводил в действие новый манекен, а иногда сразу два или три. Пропущенный удар грозил смертью или тяжким увечьем. Далеко не всем удавалось пройти этот путь.

Миновав манекены, монах приближался к овальной двери, ведущей во двор. Здесь выход преграждало последнее препятствие – железная урна весом 200 кг с раскаленными углями внутри. Урну следовало отодвинуть, зажав предплечьями, после чего на руках оставались выжженные изображения дракона и тигра – клеймо, а заодно и диплом Шаолиня.

В 1723 году маньчжурские власти разгромили Шаолиньский монастырь. Согласно преданию, лишь пятерым монахам-воинам удалось спастись. Скитаясь по стране, они со временем сумели создать тайное общество «Триада» (или «Союз неба и земли»). Постепенно «Триада» разрасталась, способствуя появлению в разных частях Поднебесной огромного количества сект, секций, ячеек, группировок, лиг, которые противостояли маньчжурам, устраивая бесчисленные бунты, мятежи, совершая террористические акты.

Религиозной основой тайных обществ являлся буддизм с некоторыми даосскими и другими примесями. Военная подготовка членов велась по шаолиньской системе. Уставы и ритуал тайных обществ отличались сложностью, запутанностью, экзотичностью. В целях конспирации использовались многочисленные условные знаки, пароли, жесты. Принимали в тайные общества только хорошо проверенных людей, и то лишь если им удавалось выдержать изнурительные испытания на физическую силу, ловкость, изворотливость, выносливость, выдержку, покладистость, упорство, честность и прочие качества.

Новичка должен был рекомендовать один из старых учеников школы, причем на основании многолетнего знакомства. Если абитуриент удовлетворял требованиям, ему предлагалось явиться в определенный день перед восходом солнца к воротам дома Учителя. Там собирались и прочие соискатели. Пока прибывшие ожидали появления Наставника, старые ученики всячески изощрялись в издевательствах над ними: забрызгивали грязью, обливали водой, толкали или пинали ногами. Проявивший нетерпение или недовольство тут же с позором изгонялся. Наставник так и не выходил. Более упорные ожидали его до заката, а затем ночевали здесь же, под забором, или уходили, чтобы снова прийти на рассвете.

Случалось, что ожидание длилось днями, а порой и неделями. Все штрихи в поведении просителей фиксировались членами «приемной комиссии» из старших учеников. Те, кто выдерживал до конца, допускались во двор, где перед ними появлялся наконец Наставник, но лишь на мгновение. Если к нему, не утерпев, бросался кто-либо из абитуриентов, такого просто выбрасывали вон. Поредевшая компания молодых людей оставалась во дворе несколько дней, подвергаясь непрестанным насмешкам и унижениям. Периодически им предлагали убраться восвояси и не мозолить глаза. Того, кто беспрекословно вынес все эти мытарства, допускали в дом.

Там начинались новые испытания. Абитуриента заставляли принести питьевой воды, а затем плевали в нее или выплескивали воду. Ему поручали вымыть пол и намеренно проходили по чистым доскам в грязной обуви, заставляя несчастного вновь и вновь переделывать работу. Если соискатель выдерживал такого рода экзамены на терпение, его ожидал более сложный тест – испытание едой.

Новичкам на завтрак давался кусок лепешки, но не говорилось, как именно следует его использовать. Некоторые, изголодавшись, тут же проглатывали свою порцию. Затем каждый получал плошку без дна, и в нее черпаком следовало налить из кастрюли рисовый суп. Недоумевающие, каким образом можно есть суп из посудины без дна, немедленно и безжалостно изгонялись. Считалось, что они бестолковы и не заслуживают доверия. В данном случае следовало, сохранив свой кусок лепешки, использовать его в качестве донышка и съесть лишь после того, как будет поглощено содержимое плошки.

Если абитуриент успешно справлялся с завтраком, он мог принять участие в следующем туре, который проходил на кухне. Тут испытывались выдержка, умение владеть собой. Новичку предлагалось разделать тупым ножом свиную тушу. Тот, кто вскоре начинал злиться и колотить ножом по мясу, должен был распроститься со всеми надеждами и покинуть пределы школы. Побеждал упорно перепиливающий хрящи и сухожилия никуда не годным лезвием. Далее абитуриента заставляли убить и приготовить священного белого кролика. Сделав это, соискатель получал право пройти испытание на честность.

Новичку давали на хранение какую-нибудь вещицу, например четки, стопку бумаги, кисти для письма. Вскоре обнаруживалось, что часть предметов «пропала», и в зависимости от характера объяснений испытуемого делался вывод о его честности и порядочности. Если объяснения были удовлетворительны, молодому человеку выдавали определенную сумму денег, чтобы он купил угощение для всей школы. При окончательном расчете ему предлагалась сдача, якобы как неожиданный излишек. Принимавший сдачу с позором изгонялся.

На первых порах тайные общества были сосредоточены на борьбе с маньчжурской династией Цинов, ставили перед собой патриотическую цель возвращения к власти истинно китайской династии Минов. Однако постепенно многие из них перерождались в гангстерские организации, занимавшиеся грабежом, игорным бизнесом, нелегальной торговлей, проституцией. Они до сих пор действуют, причем в больших масштабах, в Гонконге, на Тайване, в странах Юго-Восточной Азии. Рыночные реформы способствуют их возрождению и активизации и в КНР.

Итак, на примере Шаолиня видно, что буддизм оказал существенное влияние на борьбу китайцев с иноземными захватчиками, на подготовку воинов, духовную и физическую закалку людей. Одновременно буддизм причастен к формированию китайской мафии – «Триады».

Но этим роль китайского буддизма, конечно, не ограничивается. Трудно теперь представить себе китайский пейзаж без пагоды, а город или деревню в Поднебесной – без буддийского храма. Именно храмы буддистов служили в прежние века центром жизни городов и деревень. Там решались дела и там же устраивались главные празднества. Именно буддийские бонзы приглашались при рождении детей, смерти родственников, на свадебные пиршества. Не случайно на каждый даосский храм в Китае приходится десять буддийских.

Буддизм увлек и конфуцианских ученых – своей логикой, теорией познания, великолепным языком священных писаний. Буддизм оказал воздействие на даосизм: его культовую систему и организационную структуру. Через буддийских монахов в Китае привились колоссальные знания в различных областях, накопленные индийцами.

Однако он не смог отучить китайцев есть мясо. Лишь в периоды засухи или других ненастий местный начальник мог запретить забивать скот на несколько дней, и то чтобы задобрить какое-нибудь отнюдь не буддийское божество (богов реки или дождя, например).

Философ же Мэн Цзы в типично китайском духе предложил способ следовать этому буддийскому постулату, вместе с тем не лишая себя возможности вкусно кушать. «Джентльмен, – провозгласил он, держится в стороне от кухни». Иначе говоря, не надо видеть, что происходит на кухне, для успокоения совести.

Фактом является и то, что буддийские монастыри в Китае становились порой домами терпимости. Бывали случаи, когда монашенки подавали в суд на монахов за «нарушение супружеской верности» – это при том, что и те, и другие должны были воздерживаться от половых связей.

Под буддийской маской орудуют и жулики. Недавно арестовали человека, который на протяжении четырех лет выдавал себя за будду, выманивая деньги и сексуальные услуги у наивных женщин. В число его жертв попали государственные служащие, члены КПК, инженеры, врачи. Одна дама – медицинский доктор – так объяснила свою оплошность: «Я видела, как он плевался кровью, и поверила, что передо мной будда».

Сколько среди ханьцев буддистов, определить сложно – у этой религии нет строгих правил обращения в веру. Делятся буддисты на две категории – тех, кто ушел в монастыри и стал монахом, и остальных, остающихся в миру. Первые отдают религии все свое время, вторые живут обычной мирской жизнью, соблюдая лишь некоторые буддийские правила и запреты. Они молятся и делают подношения будде дома, и только в дни больших религиозных ритуалов и празднеств отправляются в монастыри.

* * *

Помимо ханьской, буддизм в Китае имеет еще две самостоятельные ветви – тибетскую и палийскую.

Тибетский буддизм (ламаизм) сложился в результате длительного взаимного влияния и в то же время противоборства древних тибетских верований и индийского буддизма, начавшего проникать в Тибет в VII веке. В XIII веке Тибет попал в прямое подчинение Юаньской (монгольской) династии, правившей в Поднебесной. Именно тогда в этой горной стране произошло слияние религии с государством. Чиновники, аристократия и духовенство, составлявшие пять процентов населения, сплотились в единый правящий класс, который нещадно эксплуатировал остальной народ – крепостных и рабов. И те, и другие были собственностью имущих, ими запросто торговали, их третировали и убивали.

Воспользовавшись революционными событиями в Китае, тибетские правители попытались создать независимое государство. Во второй половине 1950-х годов Тибет охватывает вооруженный мятеж, во главе его стоит религиозный лидер Далай-лама XIV. Пекин применил силу, беспощадно расправляясь с мятежниками. Далай-лама в 1959 году бежал в Индию, а китайские власти отменили в Тибете крепостную систему, основанную на теократизме, лишили монастыри политических прерогатив, приступили к коммунистическим преобразованиям.

Но умиротворить тибетцев так и не удалось. Оппозиция Пекину сохраняется и дирижируется из-за рубежа, где обосновались наиболее радикальные лидеры сепаратистского движения. Они выступают под религиозными знаменами и находят среди тибетцев отклик. Ибо, в отличие от ханьцев, горцы чрезвычайно религиозны. Тибет буквально пропитан религиозной атмосферой. Там около 3 тысяч храмов и монастырей. Кроме того, в доме каждого тибетца обязательно есть ниша, украшенная статуэтками будды, у некоторых имеются еще и специальные молельни. Тибетцы постоянно возжигают курительные свечи богам, совершают круговые ритуальные обходы, паломничество в святые места. Ни одно событие, и радостное, и печальное, в тибетских семьях не обходится без лам, совершающих буддийские обряды.

Наиболее почитаемые ламаисты – живые будды, которых насчитывается более 1700 человек. Они делятся на больших и малых. Самое высокое положение занимают далай-лама и панченэртни. Влияние некоторых малых живых будд ограничивается пределами их собственных монастырей.

До своей кончины («отхода в нирвану») живой будда оставляет заветы, в которых предсказывает, где появится тот незаурядный ребенок, в которого он перевоплотится, и какие приметы будут у той местности. Когда же заветов нет, то монастырские монахи ищут указаний посредством гадания, вызова духов и других способов.

Согласно тому, что показывают заветы, предсказания, предзнаменования, указания духов, гадания, монастыри пребывания живого будды направляют во все концы посланцев для поисков незаурядного мальчика, родившегося после отхода живого будды в нирвану. Кандидатур таких мальчиков может быть несколько, но под конец отбора остается только одна. Как перевоплощение предыдущего живого будды он привозится в монастырь и наследует свой религиозный пост.

Обычно незаурядные мальчики-перевоплощения мелких живых будд либо самостоятельно идентифицируются самими монастырями, либо утверждаются верховными живыми буддами, но идентификация мальчика, в которого перевоплотился верховный живой будда, должна ратифицироваться Пекином. Притом самыми сложными и самыми торжественными являются поиски и идентификация незаурядных мальчиков, в которых перевоплощаются далаи и панчены.

В 1653 году Далай-лама V был титулован правительством Цинской династии Китая. После этого титулование центральным правительством перевоплощений далай-лам стало неукоснительным правилом. В 1713 году цинское правительство титуловало Панчена V панченом-эртни. С этих пор перевоплощения панчена-эртни тоже стали титуловаться Пекином.

В самом начале идентификация незаурядных мальчиков-перевоплощений верховных живых будд осуществлялась через лам, которые посредством буддийского ритуала вызывали духов и делали запрос. В результате возникли очковтирательство и подтасовка. Незаурядные мальчики-перевоплощения живых будд стали большей частью появляться в аристократических семьях.

В 1793 году цинское правительство издало указ, согласно которому был введен порядок жеребьевки из Золотой вазы. Каждый раз при идентификации мальчиков-перевоплощений их имена с датами рождения заносились на отдельные гадательные таблички, которые потом опускались в вазу, и тот ребенок, чье имя оказывалось на вынутой табличке, признавался перевоплощением. Для жеребьевки было обязательным присутствие представителей центрального правительства в качестве свидетелей. В связи с этим цинское правительство специально изготовило две золотые вазы. Одна предназначена для идентификации перевоплощений далая, панчена и других крупных живых будд Тибета и хранится во дворце Потала в Лхасе.

Другая – для идентификации перевоплощений крупных живых будд монгольского региона и хранится в пекинском храме Юнхэгун.

28 января 1989 года в Тибете отошел в нирвану Панчен-эртни Х. В связи с этим Госсовет КНР объявил об организации поисков и идентификации незаурядного мальчика, в которого он перевоплотился. В результате шестилетних поисков было отобрано три кандидатуры. 29 ноября 1995 года через жеребьевку из Золотой вазы шестилетний Чоэки-джэбу был идентифицирован как мальчик-перевоплощение Панчена-эртни Х. 8 декабря того же года в г. Гьяндзе в монастыре Дашилунпо состоялась церемония вступления Панчена XI на святой престол. Госсовет вручил Панчену-эртни XI Золотой сертификат и Золотую печать.

Буддизм палийской ветви распространен на юге Китая. Его сторонники поклоняются лишь одному духовному владыке – Шакьямуни и, кроме него, не признают никаких других будд и бодхисатв. Поэтому в палийских монастырях имеются изображения лишь одного этого основателя буддизма. Примерно в VII веке южный буддизм проник в китайскую провинцию Юньнань. Там постепенно распространился на районы, населенные малыми народностями. Главной среди них является народность дай, которая почти целиком верующая.

В Сишуанбаньна и других дайских районах почти в каждом селении имеются храмы и пагоды. По дайским традициям и обычаям, семи-восьмилетние мальчики обязаны обриваться в монахи, учить в монастырях буддийские правила и догмы, ибо только тогда будет считаться, что они получили образование. Минимум через несколько месяцев, а максимум через несколько лет абсолютное большинство их возвращается к мирской жизни. И только меньшинство на длительное время остается в монахах, духовно совершенствуется в монастырях и повышается по монашеским рангам.