Текст книги "Та сторона мира"

Я набрал номер телефона Джеймса и лег на кровать, положив трубку рядом с собой на подушку. Он отозвался после восьмого гудка.

– Привет. Это Оуэн, – сказал я.

– А! Уже вернулся?

– Да. У меня к тебе просьба. Я бы хотел, чтобы ты направил ко мне домой какого-нибудь специалиста. Мне кажется, что там меня могут ждать разные сюрпризы.

– Понятно, – медленно проговорил он. – Как ты и предполагал, да?

– Да.

– У тебя были гости?

– Множество. Из-за них мне не нашлось места в собственном доме и пришлось ночевать на свежем воздухе.

– А где ты сейчас? – спросил он.

– У знакомого. В центре, – добавил я, чтобы заставить его поволноваться.

– Мои ребята следили за твоей машиной в аэропорту, – вдруг сказал он. – Ты ведь не был в Денвере, верно?

– Ясное дело, что нет. Но мог бы и не напрягаться, я бы сам тебе сказал. Позже, конечно.

– Ну вот именно, а я хотел знать сразу. – Он засмеялся.

– Если бы мне хотелось скрываться от твоих соколов, то я сделал бы все немного иначе. И наверняка бы мне это удалось, будь спокоен.

– Я спокоен, – преувеличенно вежливо ответил он, но я знал его достаточно хорошо и достаточно долго для того, чтобы не заметить, что он кипит, как котел с сосисками в приюте для собак на Хоттл-стрит. Мне стало его жаль.

– Джеймс, – сказал я, – я знаю, что ты у нас самый любопытный из копов, но подожди немного. Сейчас мне самому ничего не известно…

– Но что это за история? Ведь что-то я должен знать! – заорал он.

– Не должен, и именно поэтому…

– Я могу вызвать тебя к себе! – сердито прервал он меня. – И обвинить в сокрытии…

– Вот журналисты обрадуются, – тоже прервал я его. – Без пяти минут комиссар вызывает на допрос своего коллегу по учебе, бывшего начальника по курсам для спецподразделений и в данное время близкого знакомого! Разве человек, не ценящий дружбу, может быть комиссаром?

Он громко рассмеялся.

– Ну ладно. – Он снова фыркнул. – Пусть будет так. Но скажи, двойники тебя все еще мучают?

– Конечно! Я не изменил своего мнения, но те ночные гости не имеют с этим ничего общего… – поколебавшись, сказал я.

– А что-нибудь удалось выяснить?

– Э-э-э… Я был у родителей того гарпунщика. Там явно что-то не то. Сам еще не знаю, в чем дело.

Несколько секунд мы оба слушали шорох в трубках.

– Когда тот Праздник Братания?

– А! Хорошо, что напомнил. Завтра в семь. У меня, конечно.

– Почему «конечно»?

– Отстань, – буркнул он. – Еще что-нибудь?

– У меня для тебя подарок. Завтра получишь. Пока.

Я положил трубку и вытянулся поудобнее. Мне в голову пришла некая мысль, а это означало, что нужно ее обработать, так что пришлось встать и подойти к телевизору. Я перенес на кровать клавиатуру терминала, включил компьютер и начал диалог. Сперва я ввел слова «двойник» и «близнец». Ответ был не слишком интересным: двойник, по мнению компьютера, был литературным вымыслом, а у близнецов различались папиллярные линии. Я ввел запрос о возможности искусственного создания дубликатов человека. Только клонирование. Хорошо, пусть будет клонирование. Буквы сменили цвет на красный и сложились в текст: «Любые попытки клонирования человека находятся под запретом». Надпись светилась полминуты, хотя я нажал клавишу отмены. Лишь затем пошли более подробные данные. Из них следовало, что даже клоны не решают проблему, особенно учитывая, что уже несколько десятков лет под угрозой санкций со стороны всего цивилизованного мира ученые воздерживались от клонирования человека. Другое дело – сколько и чего в этом роде наделали в тайных лабораториях Кореи, Китая или Грузии. Я потратил еще несколько минут, глядя на экран, но ничего нового больше не узнал. Я вспомнил, что говорил Инглхардт о превосходстве человека над компьютером, и признал его правоту. Отменив задачу, я запросил адрес Лиретты Ней. Данные закрыты. Ну что ж, поступим иначе – я набрал номер Хая Мэйсона, подождал минуту, пока его не нашли, и в конце концов услышал его голос.

– Мэйсон! Быстро, в чем дело?

– Привет, говорит Оуэн. Слушай, мне нужен адрес Лиретты Ней.

– Я буду с этого что-то иметь?

– Вряд ли, но если вообще хоть что-нибудь выйдет, то ты первый. Как всегда.

– Пиши. – Я нажал клавишу диктофона. – Клэринг-Сайд, пятнадцать, телефон… сейчас… четырнадцать – семьдесят восемь – двенадцать – тридцать один. Если нужно что-нибудь еще, позвони после обеда.

Он бросил трубку. После нескольких минут размышлений я позвонил администратору и попросил автомобиль. Мне сказали, что я прямо сейчас могу спускаться. Я воспользовался предложением, получил ключ и сел в голубой «дайхацу». Сперва я съездил в аэропорт и забрал из ячейки пистолет, а потом поехал домой. У ворот я увидел Уилла ван дер Керкоффа из отдела покушений. Он улыбнулся и поднял руку.

– Добрый день. Подождите немного, ребята еще не спустились.

– Нашли что-нибудь? – Я угостил его сигаретой.

– Где там! – махнул он рукой и закурил. – Похоже, ничего нет, но у вас, вне всякого сомнения, побывали визитеры.

Мы немного постояли, оглядывая улицу, пока не раздался звонок в кармане Уилла. Я пошел наверх. Дверь в квартиру была открыта, на пороге стоял Болдуин. Он кивнул мне и отступил, пропуская меня в комнату. В креслах сидели еще двое, мне незнакомые.

– Никаких следов, – сказал Болдуин. – Если бы не ваш микрофон… – Он пожал плечами.

Я подошел к большому катушечному «Харатей», внутри которого был спрятан маленький «Сетч», а подключенный к нему микрофон, размером с арбуз, записывал каждый шорох в квартире после моего ухода. Мало кому пришло бы в голову, что внутри отключенного от сети древнего магнитофона скрывается его меньший собрат. Я отодвинул переднюю панель и включил «Сетч».

– Жаль времени, – послышалось сзади. – Ничего там нет, они не издали ни единого звука. Только шорохи, свидетельствующие об их присутствии. Ни слова.

Я выключил магнитофон.

– Ничего не подбросили? – спросил я.

– Ничего. Видимо, ждали вас и не видели в этом необходимости. – Один из сидевших подошел ко мне.

Я кивнул. Незнакомец встал напротив, пристально глядя мне в глаза и раскачиваясь на пятках; мне показалось, что он убежден в могуществе своего взгляда и не сомневается в том, что от его взора у меня распрямляются мозговые извилины. Я беспомощно опустил глаза. Он в это поверил.

– Что тут происходит? Говорите! – резко бросил он. Я вздохнул.

– Ведь именно потому я и сообщил в полицию, – тихо сказал я. Краем глаза я заметил, что Болдуин повернулся к нам спиной и отошел в сторону окна.

– Кого вы подозреваете? – не унимался незнакомец.

– А вы кто? – Я сел в кресло и посмотрел на него снизу.

– Инспектор Харольд Истон. Особый отдел, расшифровке не подлежит, – с гордостью произнес он.

– Насколько я знаю, подобный отдел должен обладать полномочиями, чтобы допрашивать граждан. Как там, Болдуин? – Я повернулся к окну.

– Это не допрос. – Инспектор Харольд Истон заложил руки за спину и снова покачнулся.

– Это обычная беседа, и мы только что ее закончили. Спасибо, Болдуин. До свидания.

Я откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Прошло примерно полминуты, прежде чем я услышал шаги, а затем щелчок замка. Еще немного спустя я встал, достал из ящика «элефант», сменил рубашку, на свежую надел портупею с кобурой, а сверху пиджак и вышел из квартиры. Я не сменил даже дверной код – это было бы столь же бессмысленно, как тыкать носорога вилкой. Проверив телефон, я обнаружил, что, похоже, уже четвертая сеть упала от перегрузки, а я был одной из миллиона тому причин; так или иначе, нужно было или найти другого оператора, или пользоваться другими телефонами. Отъехав от дома, я остановился у первой телефонной будки. Горничная Лиретты Ней ответила лишь через минуту.

– Я бы хотел поговорить с мисс Ней. Моя фамилия Йитс.

– Не знаю… Мисс Ней сейчас занята. Подождите. – Она исчезла с экрана.

Я прождал минуты три, прежде чем она вернулась.

– Полчаса между двенадцатью и половиной первого, если вас это устраивает.

– Уже еду, – заверил я девушку и отключился.

Пешком я дошел до ближайшей аптеки, но там телефон был занят, тогда я пошел дальше, пока не увидел желтую кабину. Войдя внутрь, я бросил в автомат несколько монет. Кабина дернулась и затряслась. Похоже, все ее системы были в полном расстройстве, ее шатало так, будто подо мной была Марианская впадина, а не твердый асфальт Мунлайт-бульвара. Вместо мягкой вибрации стен, делавшей невозможным подслушивание с помощью лазера, кабина доводила меня до икоты. К счастью, шторы опустились, так что я оперся спиной о стену и набрал номер Пимы. Разъединившись после второго гудка, я повторил операцию. Она ответила почти сразу же.

– Это я, – сказал я. – Бабель, «Закат», – добавил я и вдруг вспомнил, что мы не так договаривались. – Почему, черт побери, ты взяла трубку? Ведь в первом звонке не было пароля?

– Я знала, что это ты, – услышал я в ответ. – Не волнуйся. У меня все в порядке.

– В порядке, как же, в порядке! Ничего не в порядке! А если бы это не был я?

– Но ведь это ты? Давай не будем ссориться. Лучше скажи, как дела?

– Никак. Ничего не происходит, – пожаловался я. – Уже сам не знаю, что делать. Может, я все-таки не прав? – Мы немного помолчали. – Тебе хватает еды? – попытался я сменить тему.

– Более чем. Не ври, я тебе не верю, я же чувствую, что-то происходит. Но ты же все равно ничего мне не скажешь…

– Вот и неправда. Я был в Швеции, прекрасная страна, чисто, как в послеродовом отделении, и повсюду большие невинные и наивные дети. Меня так и подмывало уговорить кого-нибудь из них сыграть партию в покер. Вернулся бы с целым состоянием.

– Узнал что-нибудь?

– Немного. Похоже, что именно там Робинс обзавелся своим талантом. Может, наглотался свежего шведского воздуха?

– Хватит дурачиться, у тебя слабое чувство юмора! – сварливо проговорила она, но я почувствовал, что мне удалось ее слегка развеселить. Самый подходящий момент, чтобы попрощаться.

– Послушай, мне пора. У меня встреча. Постараюсь позвонить завтра, и уже безо всяких сюрпризов, хорошо?

– Хорошо, хорошо! Зануда ты. Жду звонка! – Она первой бросила трубку. Я положил свою и добавил еще несколько монет, иначе кабина меня бы не выпустила. Часы показывали двенадцать с минутами, я быстро вернулся к машине и направился в сторону эксклюзивного района Санта Тереза, где жила Лиретта. Когда я наконец добрался до ворот с номером пятнадцать, я опаздывал на пять минут. Охранник в старомодном мундире и фуражке с золотым околышем с достоинством вышел из будки и приблизился к моей машине:

– С кем имею честь?

– Моя фамилия Йитс.

– Спасибо. – Он повернулся и пошел назад. Информацию он проверял не с помощью терминала, а по телефону, явно гордясь подобной архаикой. Разговор продолжался минуты три, хотя я дал бы голову на отсечение, что большую ее часть заняли ритуальные выражения взаимной вежливости. Наконец он вернулся:

– Мисс Ней вас ждет.

Я медленно подошел у воротам и начал открывать их вручную, будучи готовым к тому, что они заскрипят, но столь пронзительный скрежет застал меня врасплох. Однако я протиснулся в щель и побежал по усыпанной гравием – а как же иначе! – дорожке к большому зданию, видневшемуся сквозь ветви деревьев и усыпанные желтыми колокольчиками кусты. Пришлось еще немного подождать у дверей, прежде чем мне открыла горничная, та самая, с которой я разговаривал. Она провела меня в салон и испарилась. Я предположил, что сейчас еще немного подожду и все закончится без свидания с Лиреттой, но почти одновременно с уходом горничной открылась другая дверь и вошла хозяйка. Она была скромно одета – светлые брюки и широкая блуза из какого-то тонкого материала. Слегка вьющиеся волосы были перевязаны лентой под цвет брюк. Что бы я ни имел против нее, я вынужден был признать, что она весьма симпатичная.

– Здравствуйте. Прошу прощения за этот церемониал у ворот. Мой импресарио считает, что я должна быть недоступна. Он сам подбирает обслуживающий персонал и сам их дрессирует.

Она протянула мне маленькую руку, но рукопожатие ее оказалось неожиданно крепким. Она смотрела мне прямо в глаза. Я удивился, как мог не замечать в кино жесткого блеска на дне ее больших серых глаз. Впрочем, она быстро опустила веки и повернулась, показывая на длинный, фантастическим образом изогнутый диван, сама же подошла к домофону и шепнула что-то в микрофон, а затем села напротив меня, закинув ногу на ногу и обхватив колени руками. Я почувствовал, что от нее исходит нечто неуловимое. Она молчала, ожидая, пока я скажу, с чем пришел.

– Меня зовут Оуэн Йитс…

– «И я частный детектив», – закончила она за меня. – Ведь я это проверила, прежде чем согласиться на визит. Я даже когда-то о вас читала. Умираю от любопытства. – Она улыбнулась.

– Несколько дней назад покончил с собой один парень. Он был в вас влюблен. Родители не верят в самоубийство и наняли меня, чтобы я всесторонне все расследовал. Сперва я исключил возможность убийства, теперь пытаюсь доказать самоубийство. Вам что-нибудь говорит фамилия Верни?

Она ненадолго задумалась, прежде чем ответить.

– Знаете… Фамилия мне знакома, но идет ли речь именно о нем… – она пожала плечами, – не знаю. Я могла бы проверить в компьютере, хотите?

– Конечно, прошу вас. Это могло бы мне помочь. – Я старался, чтобы она мне поверила, но не был уверен, не играем ли мы оба. В таком случае мои акции стоили не слишком высоко. Она была профессионалом, и притом высшего класса.

Лиретта встала и, подойдя к терминалу, ввела фамилию. Несколько секунд спустя она включила принтер и, вынув из него лист бумаги, подошла ко мне.

– Есть три человека с такой фамилией, которые мне писали. В ответ они получили стандартный текст, записанный на диске с моей фотографией. У меня таких, – она махнула рукой, – несколько тысяч. Это кто-то из них?

– Нет, – я отдал ей листок, – его звали Уильям. – Я смотрел ей в глаза.

– В таком случае мне он вообще незнаком. Я и тех-то троих, – она показала подбородком на лежащий на столике листок, – можно сказать, не знаю, а уж Уильяма – точно нет. Хотите травяного чая? – Она показала пальцем куда-то мне за спину. Я обернулся и увидел открытую дверь и горничную с подносом. В воздухе почувствовался своеобразный запах трав. Я повернулся к Лиретте и кивнул:

– С удовольствием. Но у меня больше нет к вам вопросов. Если вы хотели увидеть детектива за работой – что ж, не вышло. Впрочем, я вовсе и не надеялся, что что-то у вас выясню. Я вынужден был прийти просто для очистки совести.

– Скажем просто, что вы в меня влюблены, хорошо? Мне будет приятно, а вам эта роль, надеюсь, понравится, – улыбнулась она.

Она вела себя неискренне. Да, есть такой тип фальшивых насквозь девиц, которые говорят тебе в глаза: «Я знаю, что ты в меня влюблен!» – и ждут, что ты станешь делать. Если подтвердишь, то она права, а если возразишь, значит, маскируешься. И все это говорится таким непринужденным, небрежным тоном, что хочется выскочить в ванную и прополоскать желудок проточной водой. Но Лиретта не была такой глупышкой, какую играла.

– Я уже в том возрасте, когда тщательно выбирают предметы своих чувств, что означает, что мне уже не до вздохов и серенад под балконом. Я должен действовать быстро и безошибочно. В вас я бы не влюбился. Слишком велика вероятность потерпеть неудачу. – Я встал и пошел за ней к столику, на котором горничная уже расставляла чашки и несколько маленьких чайников.

– Это очень хорошо. – Лиретта повернулась ко мне и посмотрела на меня совсем иначе, чем прежде. – Глубокие вздохи портят мне прическу, а серенады не доходят сквозь стекла.

Горничная бесшумно исчезла из комнаты. Лиретта стояла в полушаге от меня, расположившись именно так, чтобы не дать мне испортить всю сцену. Я должен был прыгнуть и заключить ее в объятия. Впиться ей в губы в страстном поцелуе, а потом сорвать с нее блузку и потащить на диван. Изогнутые формы мебели гарантировали непередаваемые ощущения.

Немая сцена затягивалась. В конце концов я двинулся к столику, опасаясь, что Лиретта перехватит инициативу и сама потащит меня на диван. Это уже не был тот невинный ребенок, игра которого заставляла слезы зрителей потоками изливаться из кинозалов.

– У вас есть мята? – Я показал на стоявшие на столике чайники.

Она посмотрела на меня и спокойно сказала:

– Вали отсюда.

Почувствовав себя несколько увереннее, я плеснул немного жидкости из ближайшего чайника в чашку и, сделав глоток, поставил ее на столик.

– Пока. Похоже, вам приходит конец. Нервы, – пояснил я. – А нервы – это значит алкоголь, наркотики… И в могилу.

Повернувшись, я направился к выходу. Я думал, она швырнет в меня чайником, но она сдержалась, хотя я чувствовал, что пиджак у меня на спине начинает тлеть под ее взглядом. Выйдя из дома, я глубоко вздохнул и сел в машину. Охранник, видимо, уже успел получить соответствующие инструкции, поскольку открыл ворота быстро и без лишних церемоний.

Доехав до ближайшей будки, я заперся в ней. Она была в значительно лучшем состоянии, чем та, из которой я звонил утром. Услышав голос автоответчика, я сказал:

– Колдуэлл. «Акр Господа Бога», – и повесил трубку. Подождав минуту, я снова набрал тот же номер. Как и в прошлый раз, Пима ответила, не дав дослушать первого гудка.

– Что случилось? – крикнула она.

– Ничего, не волнуйся. Я забыл тебя спросить, как звали врача Джорджа.

– Скинни. Тоже Джордж. Он живет на Хот-Холм. Сошлись на меня. – В ее голосе слышались колеблющиеся нотки. Я обещал себе быстро об этом забыть.

– А где он работает? Или только частная практика?

– В третьей городской. Должен быть на работе. Что-то сдвинулось с места?

– Кое-что, – уклончиво сказал я.

Она немного помолчала, а потом спросила:

– Ты не мог бы приехать?

– Сейчас нет. У меня напряженный график. Но уже скоро должно что-то проясниться. В самом деле! – Самое смешное, что я и действительно так чувствовал.

– Ну ладно. Знаешь, у меня было желание тебе позвонить… – Она замолчала, ожидая моей реакции. Я содрогнулся, словно с потолка потекла ледяная вода.

– Не делай этого. Во-первых, я не живу дома. Мне пришлось уехать. Во-вторых, так ты наверняка выдашь свое убежище. Очень тебя прошу. Учти, что я уже стар и у меня нет времени искать себе другую, такую как ты.

– Хи-хи! – прощебетала она. – Верю, верю. Впрочем, ты же крутишься среди двойников, может, найдешь там… – внезапно это перестало быть смешным, и Пима это почувствовала, – еще одного… Ох, извини! Глупая я. Одиночество просто уже действует мне на мозг, больше не буду. Знаешь, что я сейчас делаю?

Я немного подумал – мне очень хотелось отгадать, я даже скривился от умственных усилий.

– Читаешь Бабеля?

Трубка молчала.

– Пима! Пи…

– Не кричи, я здесь. Ты меня просто ошеломил. Откуда ты знал?

– Все просто. Тебе скучно, и из любопытства ты берешь с полки книги, которые я называю. Наверное, я бы на твоем месте тоже так делал.

– Ты неподражаем, – серьезно сказала она. – С нетерпением жду очередного разговора, ибо он будет на букву «Д». Может, Дефо? А?

– Может быть. Ну так что? До завтра?

– Раз уж надо – значит, до утра.

Мы оба чего-то ждали, в конце концов, я первым положил трубку. Пришлось выписать чек, поскольку у меня не хватило мелочи; автомат, как обычно, попросил взнос в пользу нуждающихся, я поддался и добавил несколько центов. Несколько мгновений я колебался, не позвонить ли Скинни и договориться, но решил поехать и побеседовать с ним без предупреждения.

Развернувшись, я еще раз проехал мимо ворот владений Лиретты. Тип в будке бросил на меня мрачный взгляд, я прицелился в него средним пальцем правой руки и с огромным удовлетворением увидел, что его аж подбросило на стуле. Выехав на внутреннюю объездную трассу, я объехал часть города, чтобы снова нырнуть в него, но уже с юго-запада. Из автомата возле ворот больницы я позвонил на коммутатор и попросил соединить с доктором Скинни. Доктор, однако, не отвечал. Я снова соединился с коммутатором и велел позвать к телефону кого-нибудь из администрации. На этот раз пошло лучше. Ответила медсестра.

– Добрый день, сестра. Вы не видели доктора Скинни?

– Насколько я знаю, он взял отпуск. Сейчас проверю. – Она на несколько мгновений замолчала. – Да, вчера утром он взял две недели отпуска. Что-нибудь ему передать?

– Нет, это сугубо личный вопрос. Он уехал или?..

– Не знаю. Подождите. – Она снова отложила трубку, на этот раз на более долгое время. – Алло? Он уехал, вернется через двенадцать дней. Адреса не оставил. Что-нибудь еще?

– Не-ет… Большое спасибо. До свидания. – Я попрощался уже только с телефоном, поскольку сестра молниеносно отключилась.

Вернувшись к автомобилю, я включил терминал и запросил данные о директоре серпентария в Попот-Кэл.

Данные были закрыты. Я выкурил сигарету, потом еще одну. Они не пришлись мне по вкусу, я подождал немного и закурил третью. Она была такой же, как и предыдущие. Близнец. Двойник. Вокруг сплошные дубликаты. Я снова включил терминал и проверил, вышла ли уже дневная газета – в отличие от утренних и вечерних выпусков, ее можно было прочитать с терминала. Пришлось подождать пятнадцать минут, прежде чем она появилась на экране, я просмотрел объявления и, не найдя ничего интересного, завел двигатель.

Я ехал без цели, словно просто хотел осмотреть город, по существу неинтересный и ничего из себя не представляющий. Я вел машину словно автомат, сворачивая в соответствии со знаками, тормозя на красный свет, обгоняя чересчур медлительных и давая себя обгонять более нетерпеливым и решительным. Я не знал, что с собой делать, подобное бывало со мной редко, и у меня не хватало опыта в этой области. В конце концов я остановился у бистро и зашел выпить кофе. К счастью, он оказался достаточно хорошим, я взял еще один и, попросив телефон за столик, соединился с редакцией «Дневных новостей». Мэйсон ответил лишь через несколько минут.

– Мэйсон!

– Это снова Оуэн. Слушай, расскажи мне что-нибудь про Лиретту.

– Да ты, похоже, совсем спятил! Не знаешь, что через три часа газета должна быть в киосках? Самый последний дурак немного пошевелил бы мозгами, прежде чем морочить мне задницу в такой момент. Вот уж не думал…

– Так я к тебе приеду? – Он мог болтать целый час, тратя впустую якобы столь ценное время.

– Ладно. – Он бросил трубку.

Я спокойно выпил кофе, хотя знал, что секретарша Мэйсона делает его намного лучше, лучше всех городе, лучше, наверное, даже, чем Пима. Выйдя из бистро, я нашел магазин и купил бутылку «Олд Тома», а в галантерее рядом – маленькую брезентовую сумку. Потом сел за руль и включился в возросший к тому времени поток машин. Мне удалось доехать до здания редакции за восемь минут, что было очень хорошим результатом, тем более что даже самый дотошный коп не смог бы придраться к моей езде. Я отыскал место в плотном ряду автомобилей и втиснулся между ними, хотя парковка была зарезервирована только для сотрудников редакции. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, я вошел в приемную.

– Добрый день, – сказал я Саре. – Знаю, что он занят, но он разрешил мне прийти. – Все это я говорил, шагая к двери Мэйсона. Сара могла не допустить встречи, если полагала, что это повредит ее обожаемому шефу. Я часто задумывался, откуда у нее эти черты, присущие скорее старому церберу-секретарю, а она ведь была молодой девушкой, которую никто в здравом уме не выкинул бы из постели, а многие не захотели бы выкинуть даже и из своей жизни.

– Чего ты так боишься? – рассмеялась она. – Нет, я просто умру со смеху! Не спеши так, под ноги я тебе кидаться не стану. Хай сдал номер, можешь войти. Ну и физиономия у тебя!..

Я улыбнулся ей и открыл дверь в кабинет Мэйсона. При виде меня, хотя скорее следовало бы сказать, при виде моей сумки, он раздвинул губы, что в данном случае означало улыбку. Я сел и положил сумку на стол. Хай наклонился и достал из стола два бокала. Он терпеть не мог пить виски из картонных или пластиковых стаканчиков, что было весьма распространенным обычаем в конторах, и с этим обычаем он боролся как только мог. А мог он многое, вследствие чего в редакции «Дневных новостей» пили с изяществом. Хай нажал кнопку интеркома и сказал:

– Сара, я…

– Занят, знаю. Ведь я видела новую сумку Оуэна, – прервала она его.

Мэйсон отключился и подмигнул мне.

– Она просто феноменальна, – сказал он, и слова его были совершенно искренни. – Без нее мне давно бы пришел конец. Если бы она вдруг захотела уйти, я был бы готов дать ей жалование выше своего, поскольку она нужнее здесь, чем я. Я скорее женюсь на ней, но не отпущу.

– Она об этом знает? – спросил я, наливая в его бокал.

– Конечно.

– Тогда почему она не пытается уйти?

– Честно говоря, не знаю. Какая-то загадка женской души. Ну! – Он поднял бокал.

Мы оба сделали по большому глотку. Хай больше всего ценил первый глоток, последующие уже не столь приходились ему по вкусу. Когда-то я этого не понимал, потом, какое-то время спустя, вынужден был признать, что во многом он прав.

– Ну?

Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.

– Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.

– Aга! Ну что ж… Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? – Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.

– Пусть будет так…

Он ненадолго задумался.

– Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю… в приюте была самодеятельность и все такое… Ну, ты понимаешь…

Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.

– Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента «Страшный полдень». Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.

– А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?

– Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды – это никогда не помешает – но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли – будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.

– Домик, конечно, до этого проверяли?

– Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала – это ты, наверное, помнишь?

– Гм… помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.

– Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. – Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.

– Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней – садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.

– Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?

– В Юте. Полиция – ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.

Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.

– Что-нибудь еще?

– А есть еще что-нибудь? – ответил я вопросом на вопрос.

– Собственно, ничего. На экране она стала другой – это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио – зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.

– Какие-нибудь сплетни?

Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.

– Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.

– Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.

Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:

– Скажи, зачем тебе это?

– Еще сам не знаю. В самом деле.

– Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать «Тома»! – Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.

– Ты же знаешь – если бы у меня что-то было, оно было бы и у тебя. В наших отношениях ничего не поменялось. – Я встал и потянулся до хруста в суставах. – Пока!

Я повернулся и вышел, подняв вверх палец. В приемной я немного поколебался, но, в конце концов, это нужно было сделать.

Я остановился рядом с Сарой. Она удивленно посмотрела на меня.

– Можно тебя кое о чем попросить? Это для меня очень важно.

– Говори, – спокойно сказала она, вовсе не удивившись. У меня мелькнула мысль, что все вокруг прекрасно владеют собой и здраво рассуждают, лишь я один дурной, как козел.