Текст книги "Старатель"

– Прости малышка, но он больше не выжимает, – голос мой едва сохранял присущую ему уверенность и чуть было не дрогнул.

– Черта с два! – крикнула Мари так громко, что я услышал ее даже сквозь рвущийся на лоскуты воздух и предельный рев мотора моего вайдцикла.

Позади себя я почувствовал возню. Быстро обернувшись, я заметил опустевшую кобуру, где лежала автоматическая винтовка. Приклад оружия уперся мне в спину. Возня продолжалась. Мари едва не выскочила из седла: мне чудом удалось миновать выросшую прямо перед носом канаву. За что получил удар по плечу крохотным кулачком. Ее бедра сильнее обхватили меня. Скользнув по баку левой рукой, я дотронулся до ее коленки и тут же одернул руку обратно на рукоять сцепления, которое, судя по всему, уже начинало отказывать. Из динамика моего наушника послышался короткий «чмок», от чего по спине пробежали приятные мурашки и я поддал газу на сколько это было возможно. Открылась последняя (девятая) заслонка в двигателе «Макса», от чего тот ощутимо дернулся и погнал нас вперед. Точки в зеркалах заднего вида стали уже приобретать различимые формы.

– Пристегни, – велела мне Мари твердым и холодным, как плита надгробная, голосом. Это подействовало на меня словно ледяной душ поутру. Ясность вернулась ко мне, отсеялись эмоции. Нужно было выжить. – Когда скажу, оттормаживайся.

– Понял, – коротко ответил я, проверяя, щелкнул ли карабин. Убедившись в надежности крепления, я толкнул ее локтем в спину. Теперь она уже сидела спиной ко мне. Ремни проходили через хлясты на моей кожаной жилетке, что я носил поверх легкого скафандра с недавних пор и надежно были закреплены к наваренным петлям рамы «Макса». Как только мы стали ездить с ней в паре, мы решили скреплять себя удерживающими ремнями. Нам не раз доводилось падать и при каждом падении мы защищали друг друга от серьезных травм, катясь кубарем по равнине. Мы даже разработали методику правильного падения.

– Давай!

Я дал по тормозам максимально нагрузив при этом переднюю подвеску

– Гена-а, вилку погнешь! – тут же упрекнула меня Мари.

Послушавшись ее совета, я перенес основную нагрузку на заднее колесо. Теперь я уже мог различить нашивки на скафандТао преследователей.

Удивительно. В моменты смертельной опасности, когда буквально ощущаешь Её, леденящее душу, дыхание, время словно замедляло свой бесконечный ход. Я мог различить каждую пылинку, что летела мне навстречу гонимая ветрами пустыни, я видел картечь, что вылетела из винтовки Маришки и каждая дробинка достигла своей цели: кучно выпущенные заряды снесли голову ханки, что преследовал нас. За миг до его смерти, я увидел выражение стТаоа в его глазах сменившееся горькой обидой. Видимо он пожалел о том, что решил прикрыть ребят, вырвавшись впереди всех, за что и получил заряд дроби в лицо. А Маришка же оставалась холодной, как лед, который, кстати, я не видел уже, наверное с год. Эх, а ведь Борька починил холодильную установку у нас на станции…

Перестав разглядывать разворачивающуюся драму в зеркале заднего вида, я сосредоточился на управлении мотоциклом, который вот-вот заглохнет. Позади раздался хлопок от выстрела и мгновением позже взрыв. Мельком глянув в зеркало, я увидел взорвавшийся мотоцикл одного из ханки. Если так дело и дальше пойдет, то глядишь и пронесет. Но ведь так не бывает, ведь это жизнь. Если ничего не делать, то ханки переломят эту партию на свою сторону. А делать нужно было что-то срочно.

Пожалуй, самое неприятное, что с тобой может произойти на скорости свыше трехсот километров в час, так это быть сбитым наперерез тебе проходящим поездом. Но черт возьми! Откуда на пустыре взяться поезду?! Как ни странно, но это была моя первая мысль, что нас подрезал поезд. Удар был невероятной силы и пришелся на переднюю часть «Макса». Вилку вместе с колесом вырвало моментально. В момент удара мои руки сами отпустили руль, а иначе бы мне их оторвало и они полетели бы вслед за передней частью мотоцикла. Нам с Маришкой повезло, что удар не пришелся нам по ногам. Хотя, теперь уже какая разница.

«Макс» еще несколько сотен метров шел по инерции и лишь потом клюнул. К тому моменту пассажирское место было уже пустым. Мари еще в момент удара сразу же спрыгнула с мотоцикла предварительно отстегнув карабин. Умница, – подумал я и вроде улыбнулся даже. – Не уж то это конец? На момент удара шлемом о землю я смог разглядеть каждый камушек, которые в один миг усеют визор моего шлема тысячами царапин. Лишь бы тот не треснул. Всегда боялся умереть от удушья вызванного недостатком кислорода.

Удар. Инстинкты срабатывают в один миг и теперь мой разум уже независимо от моих мыслей спасает жизнь моему телу. Голова втягивается в плечи, конечности группируются, обнажая места прикрытые защитными пластинами. Теперь я напоминаю мяч, что катится с бешеной скоростью по равнинной местности, подпрыгивая временами и вновь продолжая свой путь. Остановившись, на секунду я замер, как бы пытаясь убедиться жив ли я. Жив. Что ж, это хорошо. Медленно, чтобы не спровоцировать боль возможного перелома, я начал раскрываться. Затем встал и несколько раз подпрыгнул. Болела буквально каждая мышца, но все кости были на своих местах. В полу километре от меня я заметил клубы пыли от колесящих вокруг своей добычи ханки. Я ускорил темп. Мельком взглянув на радар, я с облегчением увидел мерцающий зеленым огонек от передатчика Мари. Раздалось два выстрела подряд из дробовика Маришки за которым последовал омерзительный вопль, от которого мои динамики готовы были разорваться. Мне оставалось каких-то пара сотен метров, как я заметил клубы пыли, что поднялись благодаря приближающемуся отряду ханки. Видимо, пришли сотоварищам на выручку. Искренне поразившись тому, что увидел, когда осела нескончаемая и тяжелая пыль, я все же попытался выкрикнуть что-то угрожающее этим ублюдкам. Но из пересыхающего горла вырвался лишь хрип. А увидеть мне довелось небольшой, черный как уголь, космический корабль! Откуда у этих помойников взяться космическому кораблю?! Последнее, что я видел – это, как из корабля вышел человек и, приняв обмякшее тело моей девушки из лап огромного ханки, коих мне еще не доводилось видеть – скрылся внутри корабля. Я еще долго бежал. Я бежал за ними до тех пор, пока не потерял сознание. У меня закончился кислород.

СтТаои. Все проклянёшь из-за них. А у кого их нет. Хм, наверное, даже сам СтТао чего-нибудь да боится. Я лежал на раскаленном Фонарем земле и мне было грустно. Не думал, что вот так вот у меня все сложится. Обидно. Мари… После минувшей заварушки с вторжением Внешнего Правительства и поисков этого чертового сорняка, у нас все так здорово шло. Временами, мне даже не верилось в то, что между нами происходит. Духи, как же я боялся потерять ее! Только ей никогда не говорил об этом, а ведь она все видела в моих глазах, в моем поведении. Мне ее уже не спасти. А жаль. Черт! Погано вышло! Валяешься в пыли посреди пустыни, подыхаешь, а твою единственную любовь за всю эту короткую жизнь увозят хрен пойми куда какие-то гопники! Ну и ситуация! Дерьмо! Дерьмо! Когда я в одного шнырял по поверхности в поисках ископаемых для своего убежища – мне было проще. Серьезно! Меня вообще не парило вернусь я к себе в комнату, не вернусь. Было абсолютно на все фиолетово. А теперь? Лежишь тут, помираешь, как лох какой-то. Духи Пустыни смеются должно быть сейчас надо мной. Да пошло все!

Темнота.

***

– Как он, док?

– Держится, но не так стабильно, как мне бы этого хотелось, – врач нахмурил тонкие брови и вновь обратил свой взор на показания приборов, что висели у изголовья кровати. – Хорошо, что тебе своевременно удалось его обнаружить.

– Да-а-а уж, – протянул Таонга, поправляя накинутый на плечи халат.

– Он долго пробыл без кислорода. Я очень опасаюсь осложнений на мозг и…

Показания приборов резко оживились и экран принялся издавать монотонный пиликающий звук. Доктор в мгновение ока оказался возле экранов смотря то на них, то на пациента. Халат упал с широких плеч Таонги на холодный бетонный пол и он на мгновенье растерялся, но все же сообразил накинуть халат обратно и подойти к кровати, встав с другой ее стороны, что бы не мешать врачу работать. Впрочем, тот уже стоял совершенно спокойно и просто смотрел за реакцией пациента.

– Где мой… Ух… Все болит, – едва слышно вымолвил я. Попытку приподняться тут же присек врач. – Макс… где мой мотоцикл.

–Хаха-а-а! А вы говорите дауном станет! Ха! Да он и так с рождения с головой не дружит! Ох, дружище! Как же я рад, что ты такой долбаеб!

– Да пошел ты! У-ух! – у меня закружилась голова и в глазах потемнело. Решив не раздражать более свой и без того многострадальный мозг, я прилег обратно и решил разговаривать потише, а лучше и вовсе полежать молча.

– Что ж, вижу у вас без видимых осложнений. Таонга, сообщите мне, как соберетесь уходить. Вот кнопка вызова, – доктор тут же удалился, словно его тут и не было.

– Самокат мой где, – прошептал я.

– Да ребята чинят! Не парься!

Таким счастливым я его еще не видел.

– Слушай, а долго я тут…отдыхаю, а?

– Не особо. Пару дней, – он призадумался. – Ну да. Точно, суток двое и есть. Я как раз с дежурства.

– Понял, – я нахмурился и принялся осматривать палату.

– Да чего ж ты, Ген? Починят. Я его к таким спецам отволок, вашему сектору такие и не снились. Уж мне ты поверь! – он было занес свою ручищу, чтобы похлопать меня по плечу, но вовремя остановился. Ромбовидные элементы из которых состоял его костюм синхронно упорядочили свое местоположение и между ними прошел едва-заметный электрический заряд.

– Да блин, я потерял кое-кого, – я осекся и попытался скривить рот в подобие улыбки. Судя по физии моего старого приятеля, у меня ни хрена не вышло.

– Вот так казус… Так что мы предпримем?

Я присел на краю кровати, свесив ноги едва касаясь холодного бетонного пола пальцами ног. Принявшись непроизвольно раскачивать ногами и уставившись на них словно загипнотизированный, до моего сознания совершенно не долетал смысл канонады моего чернокожего друга, который неистово расхаживал по небольшой, но весьма уютно обставленной палате. Таонга энергично размахивал руками, словно разгоняя мух, которых я, кстати, не видел уже с тех самых пор, как нас накрыло… Мух, комаров, мошек и прочей этой нечисти уже нет и в помине. Впрочем, как и всего остального. Остались лишь тараканы, которых активно поедают крысы, что несомненно радует, ну и конечно же люди, которые поедают крыс, кстати, делают они это куда более активно, нежели бедное животное. Мне однажды довелось отобедать грызуном. Случилось это скорее от крайней безысходности, нежели от банальнейшего желания набить топку необходимо-лишним количеством всякого рода отстоем. Конечно же понятное дело, что мясо – есть мясо. Но с этим мясом нередки случаю бездарного отравления, кое случилось и с моим и без того многострадальческим желудком. Крысы опасны, ибо ядовиты и без должной обработки они попросту опасны для жизни. Грызун поедает таракана, который приполз с поверхности или же с ближайшего к ней слоя земли, который пропитан радиационным фоном от остатка Солнца, что неистово изо дня в день пытается изжечь Землю. После сытного обеда, грызуну обязательно захочется смочить горло отравленной радиацией водой. Каким-то образом это животное продолжает выживать сохраняя свой образ жизни неизменным: изо дня в день пожирая радтараканов и попивая себе светящуюся в темноте водичку. И все бы хорошо, пока на горизонте узкого разваливающего Туннеля не появляется обрюзгший силуэт двуногого повелителя пустоши с копьем в одной руке и мини сачком в другой. И тут-то круг замыкается, закончив цикл своего бытия, растворившись в желудочном соке местного аборигена, освобождая место, давая новому циклу жизнь. И так происходит до тех пор, пока обезумевший от голода двуногий паразит не подохнет от лучевой болезни, обожравшись радмяса в прикуску с радтараканом.

Вспомнив этот ужасный тошнотворно-приторный привкус светящегося мяса, я невольно передернул плечами, вспомнил при этом, что не было бы лишним посетить ванную комнату, я спрыгнул с кровати и направился к двери, что вела меня в мир тишины и абсолютного безмолвия, сопровождаемый несусветной болтовней моего давнего приятеля. Его хрипловатый бесцветный голос доносился до меня едва разборчиво, потому я решил все же оставить дверь приоткрытой, дабы исключить возможность того, что он беспардонно зайдет в ванную. А мне бы этого не очень то хотелось. В особенности сейчас.

– … в итоге вся наша компания потерпела вполне себе логичное фиаско. А жаль, знаешь. Вылазка сулила вполне себе перспективное начало тесного и, что самое, пожалуй, важное, творческое общение между двумя могучими секторами, – голос Таонги плавно гулял по тесной палате и порой раздавался нестерпимо близко от пластиковой серой двери, что разделяла меня с ним. В эти моменты я невольно напрягался, стараясь как можно быстрее расправиться со своими делами и принять уже наконец-таки душ, о котором я мечтал с тех самых пор как… Бросив взгляд на душевую кабину, которыми были снабжены все без исключения жилые блоки, мое сморщенное и в грязных разводах лицо, украсила ироничная улыбка. Последний раз в такой же вот точно душевой кабинке, я наслаждался теплыми потоками подземных вод со своей чертовкой.

Прекрасные кадры в один миг перечеркнул другой, куда менее приятный момент моей подземной жизни. Ханты…

– Ммм, твари… Убью! – безобразно скрипя зубами, прорычал я. Размеренные шаги Таонги сделали паузу и мне показалось, что я даже услышал, как он вытягивает свою и без того длинную шею в мою сторону.

– Да не ругайся ты так. Я сам от местной жрачки мучился. Есть отличное средство. У меня с собой, кстати, – он заткнулся и принялся рыться в своем рюкзаке, что везде таскал с собой, считая, что кусок тряпья неминуемо спасает его от гибели всякий раз, стоит впутаться в очередную авантюру, из которых состоит вся наша жизнь… теперь.

– Да не, – продолжая хмуриться, ответил я, глядя на душ и пытаясь поймать нужную мне температуру воды, которая приобрела подозрительный запах и цвет. Дальше хмуриться уже было не куда. – Вспомнил про пассажира своего. – Дождавшись наконец-таки приятной воды, я скинул с себя больничный халат и зашел в кабину. Таонга словно этого и ждал, вмиг оказался в ванной. Впрочем, чему я и был ему благодарен, так как отвлечься разговором с ним было сейчас далеко не лишним.

– Странные дела творятся на вашем континенте. Повсюду происходят оттоки подводных вод. Запасы и так скудны…

– Скудны тем, что мы ни черта не знаем, сколько их вообще осталось. Выработка воды прекращена. А цветочек, что я позаимствовал у еретиков – пользы толком то и не принес. Пользы для воссоздания структуры образования воды, какого никакого климата, пускай и на ничтожно малом участке. Зря только задницы свои надрывали.

– Ну ты то ее никогда зря не надрываешь.

– Угу, – недовольно произнес я. – Кто эти трубы в трубы вкручивает – непонятно. Методом исключения…

– Во-во! Методом исключения всех исключили. Да не всех, – Таонга многозначительно замолчал, давая мне возможность переварить его ход мыслей и вставить свое словцо, как бы поражаясь его находчивости и смекалке.

– Что во-во? Может это вы, нигеры, у нас воду отжимаете, не? Телеки все перевелись, теперь вы на воду упали.

– Росист чертов. Ладно. Есть вероятность, что этим занимаются как раз-таки именно ханты, – вновь его фирменная пауза, но на этот раз она сработала. Я высунул голову из душевой кабинки и уставился на него, сверля немым вопросом. – Ну это предположение, но вполне себе закономерное. Приводи себя в порядок и я тебе кое что покажу.

***

Записка.

– Ради этой вот бумажонки, – Андрей, коварно прищурив единственный глаз, указательным пальцем, точнее тем, что от него осталось, многозначительно ткнул в заламинированный листок пожелтевшей от времени бумаги, оставив при этом на пленке грязный отпечаток своего обрубка. Не сводя с меня пристального взгляда, старик харкнул себе в ладонь и принялся стирать оставленный им грязный след, тем самым размазав его по всему листу, – погибла целая куча нашего и без того малочисленного племени. Мы дохнем как мухи! Черт их всех дери! – непонятно к кому обратился Андрей, задрав голову вверх обнажив тем самым свой уродливый, оставленный словно тупым ножом, шрам на шее. Видев его, я каждый раз невольно содрогался и рука сама по себе тянулась к моей шее, нервно поглаживая ее, словно опасаясь невидимого лезвия, что готово полоснуть мне по горлу. Старик тем временем продолжал, но уже заметно отдышавшись и с более осмысленной интонацией в голосе, что меня заметно успокоило.

– Схема туннелей. Абсолютно всех. Плюс ко всему голубым цветом, вот видишь? – Андрей склонился над неразборчивой для меня схемой и принялся водить по ней своим грязным обрубком, чем здорово раздражал, – указаны направления водоснабжения. Сплошной линией – питьевая вода. Пунктир – техническая. Знаешь, да? Техническую пить нельзя…

– Но ведь мы же, – я рискнул неуверенно возразить, но в последний момент, окончательно сдрейфив, предательски проглотил последнее и без того дохлое слово, поутих. За что получил затрещину, в очередной раз убедившись молниеносной реакции старика.

– Щенок, – тихо, произнес Андрей, но достаточно было и этого, чтобы я вжал голову в плечи. – Мы вынуждены пить то, что имеем. Хотя бы что-то. Это, – он указал здоровой рукой на протекающий ржавый трубопровод на своей головой, – единственный, на сегодняшний, день источник воды для нас.

– Жаль только, что дохнем мы с нее, как мухи, – тихо произнес я, не сводя взгляда с ржавой, местами покрытой плесенью, трубы. Хм, плесень. Я невольно отметил про себя, что нужно не забыть соскрести ее себе в контейнер.

– Про плесень забудь. Я ее приметил еще до того, как позвал тебя сюда, – словно прочитав мои мысли, злобно пробубнил старик. – Мы и так отдали тебе слишком многое. Не смотря на то, что это твоя последняя вылазка.

С последними словами, старик отвернулся, взял деревянный табурет с криво сколоченными ножками, подставил его аккурат под плесенью, встал на табурет и принялся соскабливать местный планктон себе в пластиковую баночку, которую, по всей видимости, не мыл с тех самых пор, как прицепил ее себе на пояс. У каждого жителя подземелья была при себе подобная баночка. Она нужна была для того, чтобы складывать в нее пищу в любых ее проявлениях. Некоторые из обитателей подземелья носили в контейнеТао землю, так как считали, что контейнер не должен оставаться пустым. Ощущение хотя бы наполовину наполненного контейнера придавало моральных сил и уверенности в своем обреченном существовании. Странно все это. Ведь сколько раз приходилось видеть исхудалый труп с битком набитым землей контейнером. Еда всегда водилась, хоть и в небольших количествах, но все же, у тех, кто выбирался на поверхность. В основном это было сырое мясо.

Старый маразматик вручил мне эту бумажонку, чтобы в очередной раз доказать всем местным, что у нас есть шанс выкоробкаться, наладить быт. Нужна была всего лишь вода. Постоянный источник воды. Но голод всегда побеждает. Что ж, если врученная мне схема имеет столь ощутимый вес, то может быть мне удастся выгодно обменять ее у верхних жителей. Таких умных, рассудительных, всегда приятно пахнущих… С другой стороны, дался им этот клочок бумажки с непонятными чертежами и схемами. Да может быть, что дед все это выдумал и нарисовал собственноручно. Ведь он часто напоминал о том, что некогда преподавал нам подобным черчение. Что ж, вот оно ему и пригодилось. Теперь, когда преподавать стало некому, можно чертить сумасбродные схемы и раздавать их таким как я и пускать помору. А сколько таких как я он уже отправил? В любом случае этот вопрос уже не имеет никакого значения, тем более уж для меня точно. Мне попросту нечем было заняться. А старик, как он сам сказал вчера, увидел в моих глазах искру. Что ж, глаза мои вчера действительно изрядно блестели, так как приторно были приправлены странной на вкус плесенью. Но меня это никогда особо не смущало.

Идти по кишке приходилось медленно. Кишку вырыли одной из самой первых и потому она была вся в колдобинах, ямах и прочих выступах, что мешали более менее комфортному передвижению. Здесь было темно. Повсюду валялись использованные урановые накопители. От чего освещение было совсем скудным. Пару лет назад народ совсем послетал с катушек: начали убивать друг друга, как животные, брать без надобности единственный источник энергии и света – накопители. Помню, как мой друг сказал тогда, что этот период нашей теперешней жизни именуется как естественный отбор. Отбор… Отобрать, отбирает… Кто отбирает, куда, да и зачем вообще это отбирательство нужно? Кому?? Хотел бы я взглянуть на этого Отбирателя. Тяжелые мысли были остановлены тем, что я наткнулся на завал твердых пород. Стоя на месте и тяжело дыша, я принялся слепо шарить руками по выросшей передо мной стене из разносортного камня. Самый крайний от меня накопитель я миновал еще шагов триста назад, а использовать фонарик мне совершенно не хотелось. Глаза вполне себе уже привыкли к темноте, руки давали все более подробную информацию и мозг формировал четкую картину творящегося вокруг.

Упав на четвереньки, я принялся изучать землю под завалом и рядом с ним. Более всего я боялся обнаружить такую же твердую породу, уходящую в глубину. Это говорило бы о том, что обвал имеет естественное происхождение, то есть твердый вертикальный пласт в породе однородной почвы обвалился. Подобные вещи довольно-таки часто встречались в кишке и на любых ее ответвлениях, и все это дело попросту обходили, так как это гораздо быстрее и проще, нежели проделать проход в гранитной плите находящейся под давлением.

Облегченно вздохнув после длительных поисков и рытья плотного грунта, я положил руку на пояс в том месте, где по обыкновению висела моя баночка с плесенью: она была на месте. Сняв ее с пояса и бережно открыв, я запустил свои грязные пальцы в безвкусное месиво и с наслаждением отправил его себе в рот. Пожевав немного, я выплюнул ее обратно в банку, закрыл ту и повесил обратно к себе на пояс. Обвал имел под собой такую же почву, что и обычно, то есть это был не гранитный пласт, а лишь небольшой его фрагмент, что мог обвалиться лишь в результате частых и однотонных вибраций над ним. Такие вибрации могут идти лишь от внешних туннелей по которым некогда перемещались субпоезда отправляя людей и различные грузы (хотя, и люди тоже были вполне себе различные) из одной точки планету в другую, за считанные часы. Значит над моей головой был именно такой туннель. И он был рабочим!

– Странно все это, – произнес я вслух, вытирая обильный пот с грязного лба, не переставая окапывать над собой пятно гранита.

– Ничего странного. Абсолютно. Человечество эволюционировало в дождевого червя, бытие которого представляет из себя лишь бесконечное поедание земли, разбавленное редкими потугами, чтобы землю эту из себя выдавить через задний проход, дабы освободить место в желудке для новой порции глины.

Не переставая работать руками, словно одержимый, я брезгливо ухмыльнулся, но все же заставил себя обернуться себе за спину: там никого не было, лишь непроглядная тьма, разбавленная едва-заметным голубоватым огоньком накопителя. Комья грязи неумолимо летели мне в лицо, раздробленная, частыми звуковыми вибрациями, твердая порода просачивалась сквозь плотно сомкнутые губы, забивала и без того сопливый нос. Приходилось время от времени дышать ртом и тогда каменная пыль забивала поры легких.

Спиной я почувствовал, как яркий луч фонаря облизнул мою испачканную спину, ушел в сторону отплевавшись, вернулся обратно. Я замер в безразличном ожидании.

– Ну! – раздался за моей спиной грубый мужской голос. Ну конечно же – мужской. Разве дождешься, в этой богами забытой клоаке, женщину! Ну, или хотя бы подобие женщины. Пускай и жалкое подобие, но все же! – Что ты здесь делаешь? Думаешь, мы тебя не видим?! – Голос робко приблизился. Раздался посторонний шепот. Что делаю… Полы крашу вот. В слух же я произнес совершенно иные слова. Откашлявшись и полностью выползнув из вырытого туннеля, я принялся отряхаться. Стоя по-прежнему к пришельцам спиной. Поворачиваться желания не было никакого. Не очень-то мне и хотелось прождать потом несколько часов в чарующем ожидании, когда к моим глазам вернется зрение. К Вальку вон, до сих пор возвращается, а уж с месяц как луча словил от таких вот.

– Как дела? – спросил меня уже другой голос и, как мне показалось, знакомый.

– Сахар белый, – ответил я, сплюнув себе под ноги.

– Чай черный, полы крашены… Ладно, Стас, погнали дальше колобродить, – ответил все тот же голос, увлекая своего товарища за собой и я словно бы видел, как тот, что первым обратился ко мне, нехотя противится, словно бы его друг от драки отговаривает, а тот, как бы идет на уступку товарищу, соглашаясь. Хех, а забавно все же вышло с полом. Интересно так совпало. Хотя, какой вес имеет это событие в моей жизни?

– Да никакого! Да уж, это точно – никакого.

Тем не менее, мой червячный переход был вполне себе завершен и, мало того, получился довольно-таки широким. За те несколько долгих и темных лет после катастрофы я научился ловко и шустро рыть любую нору, обходить заторы, углубляться. И кому это только нужно… Бестолковая обреченность – это все, что нам оставило разгневанное Солнце, пред тем, как расколоться на маленькие части, одно из которых сейчас курсирует на орбите моего дома.

До моего чуткого слуха все чаще и отчетливее стал доноситься грохот проносящихся вагонеток. Я с упоением замирал, наблюдая, как дрожат гранитные крошки. Временами жутко хотелось пить. Старый извращенец научил меня пить прямиком из земли. Для этого всего то и нужно было докопаться до самого сырого куска земли и, скатав в руке шарик, закинуть его себе в рот и начать пережевывать. “Земля сама даст тебе влагу” – твердил тот старый безумец. Похоже, что кроме влаги ничем более необходимым она наградить не могла. Благоразумием, например. На кой черт мне сдалась эта влажная почва, что наполнила мой и без того грязный рот? Тем более что это вполне могло оказаться мочой какого-нибудь проходимца, на вроде меня или же стайки кротов. Плевать. Я просто пережевывал землю, кусок за куском и с отвращением сплевывал ее себе под ноги. Закончив с этим, я вытер свои грязные до безобразия руки о плотную кожаную куртку и, увесисто вдарив пару раз по тускнеющему фонарику, принялся за дальнейшие раскопки. Временами, благодаря лишь наигранной концентрации мыслей, мне удавалось увидеть всю эту нелепую ситуацию сверху. Причем в буквальном смысле. Я немыслимо копошился в зловонном комке грязи, в жалкой попытке выкарабкаться на фальшивый свет предательских энергетических полос, коими был устлан Великий Туннель Великих белых Людей. Расы высшей знати, что топтались над нашими грязными, забитыми глиной, головами. До нас, червеподобных людей, им не было абсолютно никакого дела. Зачем смотреть вниз? Ведь там нет ничего, кроме грязи.

Подобного рода мысли стали посещать меня все чаще и чаще не давая здравому смыслу передохнуть и правильно отсортировать подобную ересь от реального, осмысленного и логического хода текущих событий. Я буквально ощущал каждой извилиной своего пока что еще не вконец прогнившего мозга, как он наполняется этой омерзительной массой перегноя и затхлой бесплодной земли…грязи. Временами меня неистово рвало. По началу, в такие моменты я хоть как-то пытался скрыть содержимое своего прогнившего желудка, брезгуя результатом переваривания почвы и плесени. Потом я уже перестал церемониться сам с собой и попросту блевал куда ни попадя. Когда рвотные спазмы в своем болевом эквиваленте переступили всякие допустимые нормы по моей личной шкале блеванометра, я, не выдержав подобной экзекуции, словной кусок ленивого дерьма, вывалился из клоаки собственного производства, чем здорово рассмешил, разыгравшееся по этому поводу, воображение.

Собственный смех еще долгое время раздавался за моей спиной, позади меня. Такой назойливый и временами он казался мне даже мерзким. Взобраться обратно в туннель оказалось сложнее, чем я думал. Хотя, по правде сказать, я ничего на этот счет совершенно не думал. Я просто полез в этот маленький земляной сфинктер. Вот, если бы кто помог мне, подперев мои тщетно трепыхающиеся ножки… Комья мокрой глины не давали продвинуться мне далее, просачиваясь промеж моих костлявых пальцев. Спустя несколько часов одержимых стараний, мне все же удалось укрепиться на прежнем месте. Передохнув некоторое время и в какой-то степени слившись с почвой, словно сгнивший червь, я, с неким подобием радости, вновь ощутил знакомые мне вибрации, которые хоть и происходили достаточно далеко от меня, но, тем не менее – я их слышал телом. Это придало мне сил, и я принялся за прежнее с удвоенной силой. Я знал, что копать мне оставалось совсем не много: старик сказал, что в этом месте Туннели особенно близко расположены к нам…низшим существам. В лицо вновь посыпалась гранитная крошка. Мой самодельный бур, который мне вручил старик именно для гранитного слоя, уже в который раз намекал на то, что пора бы ему сменить зубья. У меня был всего лишь один комплект с собой, но я планировал произвести замену лишь стоит мне достигнуть нижней фольгированной части Туннеля. Но где же гарантия того, что мне удастся докопаться до этого? А кому-нибудь вообще это удавалось? Да и почему вообще старик спохватился заняться этим именно сегодня? Почему я?

Наполняя и без того плотный воздух этими тяжелыми вопросами, я отбивал такт словам киркой по куску камня который, по всей видимости, в своем скудном составе имел частицы кремния, ибо снопы искр разлетались во все стороны, освещая мою нору. Сквозь перепачканную одежду, моя кожа вновь ощутила вибрации уже более настойчивые. Это отвлекло меня от бесполезного высекания искр, которым я занимался словно очарованный. Не бесполезным… как выяснилось спустя весьма короткий промежуток тягучего времени.

Вибрации, что я ощущал своим черствым телом, доносились до меня, словно сквозь плотный и застоявшийся воздух. Я знал, что Туннель совсем близко, но звук в тоже время был слишком уж глух. Мой бур, жалостливо скрежеща зубьями наткнулся на бетонную плиту. «Пол», – подумали я и прихожане в моей голове устроили хоровод несусветных событий. В какой-то было миг я даже замер, раскрыв в улыбке рот и смотря в пустоту, словно бы воочию видя воображаемую вечеринку. Подтянув к себе левую ногу, я отмотал веревку, что была к ней привязана. На конце ее был привязан мой вещмешок в котором по мимо двух рулонов туалетной бумаги были еще и запасные зубья к буру. С новыми ножами в комплекте – бур заработал куда проворнее. Куски бетона и щебня быстро наполнили мой раскрытый рот. Но это ни сколько не мешало мне. Пробурив отверстия удобного для себя диаметра, я просунул голову сквозь прутья арматуры и с жадностью принялся вдыхать сырой и затхлый застоявшийся воздух, что находился в этом помещении по соседству с темнотой.