Текст книги "Старатель"

Сод не был зол на них, скорее наоборот. Он воспринимал их, как животных, причем, в буквальном смысле. А Сод обожал животину любого рода. А эти хотели банально поесть. А стоит ли ненавидеть существо за его совершенно объяснимую потребность?

«Все мы люди», – промелькнула короткая мысль в голове старателя, чем породила на его морщинистом, уже давно не видавшем бритвы лице, едва заметную улыбку. Горьким опытом Сод научился не демонстрировать свои белые зубы, которые так обожали дикари. Добыча ценилась хорошими зубами и кожей покрытой татуировками, коих у Сода имелось великое множество по всему телу. Сод являлся своего рода одним из тех немногих пионеров старательского удела. Он один из первых, кто начал составлять мировую карту выходов на поверхность с подробнейшим описанием прилегающей местности и прочей полезной информации, что существенно повлияла бы на слаженную работу по добыче руды. Позднее карту перевели в электронный вариант с возможностью правки ее в режиме реального времени. Само собой, что подобной функцией редактирования обладал лишь узкий круг лиц.

Над головой раздался знакомый глухой звук проносящейся вагонетки. Сверху неминуемо посыпалась каменная крошка. Сердце старателя сжалось. На короткий миг ему показалось, что все – это конец. Сотни раз оказываясь на волосок от верной смерти, он всё равно продолжал улыбаться Ей в сухое морщинистое лицо, слепо веря, что это лишь очередной случай и отличная возможность проявить себя. Сейчас же под ложечкой неприятно посасывало и от этого липкого ощущения никуда было не деться.

С дикарями было по-настоящему страшно. Во-первых: они молчали. За все время, пускай и не столь продолжительное, этой безумной сессии – ни один из них не проронил ни единого звука. Казалось, будто бы они и не дышали вовсе. Разучились. Не было и в их глазах ничего человеческого. Человеческого… Да и «животным» это безумие назвать было тоже нельзя. Это другое. Нечто неподвластное восприятию и пониманию человеческой мысли. То, что попросту не объяснить. Голод – можно объяснить; каннибализм – понять. Но это…

«Это что-то!», – вновь молнией пронзила голову Сода лихая мысль. Неистовая, немногочисленная, но все же толпа, неудержимо, словно под гипнозом, надвигалась на, прижатого к липкой глиняной стене, Сода.

На глубине четырехстах метров с сознанием человека происходит некий переворот. Глубинный слой Земли отсеивает все то, что так долго и упорно тебе навязывало окружение и общество, оставляя лишь твое истинное нутро. Здесь теперь все настоящие.

***

– В любом случае, чтобы здесь не происходило, все это смахивает на бойню, – голос Таонги ощутимо отдалился и потому я невольно обернулся.

Сидя на корточках и повернувшись назад, я чуть было не потерял равновесие и, чтобы окончательно не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку. Это оказалась чья-то рука. Позади меня весьма близко раздался знакомый ехидный смешок.

– Рука помощи? – все так же ехидно подметил напарник.

Отшвырнув руку в сторону, я продолжил бесполезно изучать останки.

– Как думаешь: каков мотив?

Вопрос так и остался висеть в зловонном воздухе. Была у меня пара мыслей, которые, может быть, вполне очень даже и пролили бы свет на сие случившееся, но мы попросту замерли. И жаль, что это онемение было не от изумления. Подобное не часто, но все же случается на глубине четырехстах метров. Размеренный гул в голове; нарастающая светлая мысль, за которую ты готов ухватиться… Но, в самый критичный момент она ускользает из твоего поля зрения, буквально растворяясь промеж твоих дрожащих от необъяснимого волнения пальцев. Томный груз непроглядной темноты всей своей нерушимой замкнутостью обрушивается на тебя уничтожая остатки хоть каких-нибудь мыслей.

Сквозь этот лишенный всякого смысла и до невозможности тяжелый шум раздался противный и пронзительный писк. Он тончайшей ярко-синей нитью пронзил темноту, что наполняло пространство-мысли и принялась сеять хаос в этой размеренном и умиротворенном мраке.

– Черт! – выругался я, вовремя спохватившись. – Выруби это дерьмо!

Спустя еще несколько бесконечно долгих секунд, противный писк все же повторился.

– В жизни не думал, что мне однажды может пригодиться, – Таонга скривил рот в подобии улыбки и я попытался его передразнить.

То был своего рода некий будильник. Прибор был прост, как и все гениальное, и крайне эффективен. На глубине четырехстах и более метров с человеческим подсознанием и сознанием в целом происходит необъяснимая вещь – мозг тупо замирает. Словно уходит в режим ожидания. Вполне сравнимо с гипнозом, но лишь на первых его стадиях. Далее этот злосчастный и неведомый науке гул настолько глубоко въедается в пространство-мысль человека, уничтожая тем самым все здравое, оставляя место лишь для инстинктов, коих у любого живого существа не отнять. Да и ведь это еще никому не приходило в голову.

Будильник же срабатывает, когда человек, по воле врятли приятного случая, оказывается без движения более сорока секунд. Толи совпадение, толи инженер, что взводил таймер, решил придать этому прибору максимум символизма, делая акцент на цифре «400».

Попытки изучить природу незримого гипнотизера так в итоге ни к чему конкретному не привели. В итоге это оставили для тех, ну кому уж и вовсе нечем заняться чем-нибудь научным.

– Да уж, повезло.

– Можно.

– Чего можно, Тао?

– И так выразиться, – весьма отрешенно завершил предложение старатель, медленно занося руку за голову, почесав затылок.

– Тогда так и выговаривайся, – поспешил ответить я. При этом вдруг возникло ощущение того, будто бы мысли в голове приделали ноги и сейчас крайне важным стало успеть их озвучить, а иначе… попросту не успеть.

– Я стараюсь, стараюсь, друг. Но, – Таонга виновато усмехнулся и едва-заметно подобрался в плечах, слегка склонив при этом голову на бок, все еще продолжая разминать затылок. – Не всегда выходит, дружок.

– Дружок! – воскликнул я, от неожиданности Таонга так лихо встрепенулся, что чуть было не рассыпался. – Вот оно – стоп-слово «Дружок»! – Вновь выкрикнул я, при этом звонко ударил ладонью себе по бедру, остро ощутив удар даже сквозь плотную ткань комбинезона. Приятно обожгла.

– Спасибо.

– Да будет тебе. Я так уже попадал пару раз с этими «чесотками». Здесь главное резкость.

***

Резкость… В чем бы не выражалось это проявление – оно всегда запросто могло повлиять на исход этого, пускай и невероятного, но все же события.

Таонга весьма заметно повеселел, разве что иногда как-то нервозно стал подрагивать головой, будто бы пытаясь обернуться на неожиданно возникший сбоку от него подозрительный звук, но в самый последний момент понимал, что нет ничего реального, что могло бы действительно отвлечь его.

Активировав циферблат своих наручных часов, я, поморщившись будто бы от внезапно нахлынувшего отвращения, отметил про себя, что мы прибываем в подземелье подземелья уже сравнительно долгое время, а результата никакого толком для себя и не добились.

– Знаешь что? – раздражение едва-едва не переполняло незримую чащу моего, впрочем, тоже незримого терпения.

– Ну ка, – неумело пытаясь изобразить заинтересованность произнес Таонга, при этом основная масса его внимания сейчас была прикована к пропитанной в крови тряпке, что он держал на раскрытой ладони внимательно изучая. Хотя, у меня на тот момент почему-то сложилось впечатление, что он заведомо знал все об изучаемой вещицы и это было попросту риторическим розыгрышем (может это меня и раздражало более всего в данный момент, хоть и я сам того не понимал).

– Находясь здесь, – я сплюнул себе под ноги, словно бы проклиная тот пятачок землицы, на которой в данный момент топтался, – мы рискуем ввязаться в чужой и, что самое главное, совершенно ненужный нам, по крайней мере сейчас, сценарий этих неистовых событий. М? Да ты ж поглянь, какого хрена здесь твориться!

Я замолчал, наивно полагая, что мой давний приятель понимаючи разделит со мной мое вполне себе обоснованное возмущенное настроение, тем самым хоть немногим его разбавив. Но он продолжал увлеченно крутить тряпицу в своих ручищах. Вновь нервозно дернув головой, благо в этот раз уже не столь энергично, как это удавалось ему немногим ранее, и протянул лоскут мне.

– Знакомо?

Все еще прибывая в своих мыслях и образно ведя диалог со своим товарищем, я машинально приял тряпку из его рук и после увиденного все мои визуализированные дебаты оборвало в один лишь миг. На обрывке ткани, пропитанной вполне себе еще относительно свежей кровью, был изображен символ старателя.

***

– Сод… Сод. Тебе необходимым нужно прийти в себя. Ты слышишь меня, Сод? Ответь!

Перебитая рука старателя безжизненно свисала вдоль туловища. Тело его мерно раскачивалось в такт пульсирующей в голове одной лишь мысли, что раскинулась в пространстве-мысли Сода, безмятежно существуя в своей новой обители.

– Каким же странным. Странным все кажется. Теперь! Особенно теперь. – Сод игнорировал все еще работающую каким-то чудом радиостанцию, которая уцелела после нападения дикарей. Один из них, ныне валяющийся с наполовину обрубленной – плазменным резаком, головой, норовил разгрызть ее своими гниющими зубами. За что и поплатился первым делом. Далее он уже «платился» своими конечностями лишь за то, чтобы утолить, невесть откуда взявшуюся, жажду крови Сода.

Орудие убийства – оно же и спасения, что старатель сжимал побелевшими от напряжения костяшками пальцев левой руки, выплюнуло последнюю порцию контролируемого термоядом агонита и окончательно погасло. Темнота в тот час же накинулась на старателя, принявшись неистово терзать его измученный разум.

Натренированный постоянными перегрузками, кои уже являли собой совершенно будничный характер, мозг пионера сталкерского ремесла оказывал рьяное и, короткими мгновениями, вполне себе уверенное сопротивление тому титаническому давлению, что оказывал мрак.

Но это происходило лишь рефлекторно, по инерции. Мозг просто напросто откликался совершенно логическими сигналами. Всего лишь инерция… Темнота продолжала наполнять своим бессмысленным существом чужака вторгшегося в ее владения. Несокрушимая логика действий Тьмы гипнотически воздействовала на ход мыслей, а процесс размышления лишь усугублял процесс наполнения.

Широко раскрытые, в виду сгустившейся тьмы, глаза Атмосферного (именно такую фамилию носил старатель и лишь только одному ему она была известна из ныне выживших после той нелепой катастрофы. А имя известно лишь автору этих строк. Останется оно навечно в мыслях его едва-заметным энергетическим облачком дрейфовать в несуществующих потоках эфира. Не более) смотрели без всякого смысла. Мозг старателя издал последний импульс, после чего пальцы руки Сода разжались и бесполезный теперь плазменный резак, которым тот буквально несколько минут назад так мастерски разделывал в фарш выкидышей подземной галереи, совершенно бесшумно коснулся глины под ногами.

– Все свелось к абсолютному нулю, – слова старателя прозвучали глухо, словно сквозь вату и он медленно побрел вникуда. – Руки мои, что сотворил невидимый дух – обнимают тебя, ощущая фалангами пальцев совершенство – Ничто. Под ногами моими – грязь. Меня уже нет. Я всего на всего пепел, что разнесся во тьме.

– Сод..! Сод..! – эхом, уже далеко позади, раздавался отчаявшийся голос из рации, что была завалена под грудой останков напавших на старателя, бывших когда-то людьми, голодных существ.

Сод остановился. Видимо неискоренимые привычки все же смогли повлиять на него, пускай хоть таким образом. Голос позади продолжал неистово сигнализировать, то и дело срываясь на хрип. В мгновенья затишья, слышно было, как оператор отпивает воды, отмалчивается несколько секунд, давая голосовым связкам впитать живительную влагу и, уже вновь окрепшим голосом, продолжает посылать сигналы, стоически перенося молчание динамиков его наушников.

– Ты же понимаешь, – повернув голову, коротко ответил Сод улыбнувшись себе самому уголками потрескавшихся от сухости губ. Здоровой рукой он коснулся предплечья перебитой руки, поморщился.

***

Невесть откуда взявшиеся, идущие строго параллельно основным туннелям, лазы, наводили неведомый страх на обитателей верхнего уровня.

Невиданный страх. Совершенно необъяснимый, от того и никем не обузданный. Ни одного живого свидетеля субподземного мира, ни единого доказательства. Как итог: выдуманная массами легенда (к сожалению, совершенно правдивая. Что называется – величайшее совпадение. Хотя, может быть, что скорее всего, логический вывод на ситуацию с постоянно пропадающими безвести людьми. И в большинстве своем это оказывались старатели).

На глубине четырехстах метров под землей (кстати, к слову говоря – отсчет ведется от главного туннеля, что огибает по окружности (без каких-либо искривлений направления) остатки планеты Земля и по форме своей напоминает овал)) с разумом человека и в самом деле начинает твориться что-то неладное. Помешательство, помутнение и прочая ересь наполняет мысли, подчиняя себе полностью все естество здравомыслия. Если рассматривать данную ситуацию со стороны (при этом обязательно будучи облаченным в скафандр с замкнутой системой подачи воздуха), то светлый ум оказывается отравленным неведомыми науке подземными газами, что миллионы лет скапливались в прослойках тектонических плит. Плюс ко всему влияние сверхвысоких температур с поверхности; загадочные туннели, что возвели далеко не инженеры и гуру геологии. А ведь каждый метр истинного туннеля прокладывался далеко не бездумно, учитывалось абсолютно все: прогнозированное движение плит; смещение плотности грунта на данном участке; давление гор и массивов и порче прочее… Каждый из этих многочисленный факторов имел за собой свой эффект в случае его воссоздания. Одно – влекло за собой следующее. Все это(!) необходимым было учесть и предвидеть один единственный и, что самое главное – правильный вывод – копать дальше или же не копать.

И человек копал! Фанатично вгрызался в и без того изнасилованную почву планеты меняя постепенно, по мере роста туннелей, плотность нашего практически идеально круглого обиталища.

***

– Однажды все это прекратиться. Весь этот сыр-бор попросту остановит свое тленное существование. Нужно просто идти… идти вперед и не смотреть по сторонам и уж тем более – не мне тебе говорить – не оборачиваться!

– Старое доброе диггерское правило, – безразлично ухмыльнувшись, произнес Сод, вяло шаркая ногами, оставляя после себя незримые борозды.

– Да. Да, – тут же отозвался старателю голос очень похожий на его собственный, разве что с немного другим оттенком. Просто другим.

В этот самый момент Сод подумал совершенно тоже самое: что-то здесь не то. Но никак не мог он понять этого изменения до конца. Хотя особых усилий ему приложить попросту не удавалось. Впрочем, это было бы совершенно бесполезным занятием.

– Останавливаться никак нельзя, понимаешь? – вновь, но в этот раз более взволнованно произнес голос. – Ты и так провел без движения слишком долгое время. Слишком. Двигайся! Создавай шум вокруг себя. Тишина губительна.

– В конце концов я сожгу весь кислород в этой прямой кишке.

– От воздействия тишины ты сойдешь с ума раньше, – казалось, будто бы голос запыхался и ему то и дело приходится озираться, – забудешь как дышать и тогда уже будет все равно.

– Кому? – старатель кашлянул, от чего дыхание его сбилось и стало уже не таким ровным, как было. – Я существую лишь по инерции.

По всей видимости, человека, что уже обрек себя на смерть – насквозь, вплоть до самых сокровенных уголков его подсознания, о которых и сам даже не помышлял – переубедить становиться делом совершенно непостижимым.

***

Нахмурившись, да так, что брови заболели, я подошел к Тао и принял из его рук кусок ткани с пришитой на ней нашивкой. Подобный шеврон украшал и мое плечо, разве что тот, который я видел перед собой, был старого образца. Плотная вышивка выполненная в форме гексагона, содержала в себе изображение кайло, клюв которой был вышит золотыми нитями (старательское поверье. Вроде бы как на удачу, чтобы улов всегда был). Рукоятку инструмента матерые сталкеры делали из теодолита – прочный и жароустойчивый материал.

Конечно же, киркой практически не пользовались и этот древний придревний инструмент, на замену которому пришли позитронные сверхчувствительные дробители, гидрокомпенсированный плазморез (он же резак) и, конечно же, рукоятка. Рукоятка являла собой, пожалуй, самое распространенное орудие добычи. Постоянно ломающиеся и от того приводившие в неистовое бешенство любого, кому довелось иметь дело с этой стервой. Но это наиболее необходимый инструмент из всех вместе взятых. Рукоятка имела кучу недостатков, но все они меркли на фоне ее истинного предназначения.

Подняв на Таонгу взгляд полный вопросов, я кивнул ему головой, на что тот лишь пожал плечами. Вздохнув и постучав шевроном по ладони, я встал, отряхнул с колен налипшую незнакомую землю и предложил двигаться дальше.

– Какова глубина, дружище? – поинтересовался я, спустя шагов триста молчаливого шествования.

Таонга, поравнявшись со мной, выпучил на меня свои наполненные удивлением глаза.

– 714, – спустя короткую паузу ответил тот.

– Относительно…

– Очень смешно, – осек меня Тао, сбрасывая настройки на своем наладоннике.

– Послушай, – меня вдруг разобрало на поболтать, чем я вызвал новую волну удивления у напарника. – Как считаешь – откуда взялись эти, или же этот, ходы, м? Ты же ведь обратил внимание на форму выкопа? Идеальной окружности потолки и стены. Плоский лишь пол. Видимо от того, что изрядно притоптан. Кстати, здесь куча следов. Разных. При том некоторые есть в поперечном направлении. Местные гномы умеют ходить сквозь стены что ли? – Не успев закончить поток своих бесполезных (в большинстве своем) домыслов, мы одновременно остановились как вкопанные, уставившись друг на друга.

– Параллельные ходы, – тихо, будто бы боясь быть услышанным, произнес Таонга.

– Возможность их существования, – подхватил я, последовав примеру друга, так же припав ухом к стене.

– Именно! – прошептал тот, глядя сквозь меня.

– Ну мы и придурки. Слушай, ладно. Погнали дальше.

– Хотя предположение вполне себе может оказаться оправданным.

– Интересно же чем? Тем, что эти одичавшие, выжившие из ума от поедания собственных экскрементов, ханты, мать их итить, решили воссоздать под землей земли обосранный мегаполис? Я тебе так скажу: этот туннель, по которому мы с тобой сейчас топаем, рано или поздно выведет нас к одному из новообразований, что возникло в результате катастрофы. Пористый шоколад ел? Пещера. Вот в одной из таких пещер эти существа и разбили свой лагерь. У них там есть вода. Целые озера! А знаешь, сколько таких пастбищ по всему куску планеты?

– …

– Много. Тысячи! А они ж как цыгане – кочуют с места на место. Чуют они эти озера что ли, не пойму… Хотя… А знаешь, наводит на мысли, да?

– Ключевое слово «наводит», а точнее «наводят».

– То-то и оно!

Когда идешь по подземному туннелю несколько часов подряд – начинает казаться, что ты попросту шествуешь по одному и тому же замкнутому, словно бы кругу, месту. Одно с другим буквально не сходится у тебя в голове: один, не меняющийся ландшафт вокруг тебя; одна и та же картинка. В какой-то момент даже начинаешь верить, что ты угодил в некий магический лимб, круговорот одного и того же и тебе предстоит идти здесь, до тех пор, пока ты не сойдешь с ума окончательно, чтобы хватило безрассудства убить себя или же…

Невольно, я стал коситься на напарника. В мою и без того тяжелую голову закралась одна нелепая совершенно мысль, принявшись безудержно и до безобразия безкотрольно подрывать мое, как выяснилось, довольно-таки шаткое самообладание.

Все началось с того, что я, в моменты совершенно бесцельного подсматривания на своего друга, стал подмечать то, что каждый раз, в моменты моего внимания, что я обращал на него, движения его словно бы повторялись. По началу, списывая его своеобразное почесывание лба и то, как он поправляет маску-респиратор, на пустяковое совпадение и привычку человека – я не придал всему этому особое внимание. Но когда это стало повторяться из раза в раз..! И мало того, все это повторялось именно тогда, когда я удостаивал его внимания. В этот то самый момент я не на шутку занервничал. Стало казаться, что я схожу с ума. А ведь обезумев окончательно, одному богу известно, на что мы становимся способны. А где гарантия того, что именно сейчас не сходит с ума мой старый и верный приятель?

– Релукт, брат? – тысячами иголок сгустившаяся вокруг нас тишина осыпалась мне на голову. От чего я невольно вздрогнул и не сразу понял его вопроса. – Релукт, да? – Вновь, с той же будничной интонацией произнес Таонга. Луч его фонаря по прежнему упрямо светил вперед, предательски растворяясь во тьме, которой, конец, казалось бы, не наступит уже никогда. Хотя, может и наступил уже давно и для нас двоих, а мы этого все никак не могли понять.

– Хех, – усмехнулся я, всеми силами пытаясь придать своему голосу совершенно беззаботную интонацию, – он самый. Видимо, у тебя тоже самое, раз ты спросил меня об этом. – Я отступил на шаг от Таонги, стараясь сделать это как можно незаметнее. Но тот, похоже, все же обратил на это внимание, укоризненно покачав головой.

Релукт – понятие, возникшее среди тандема путешественников, где бы им не приходилось совершать совместное шествие. В результате долгого и изнурительного похода, когда приходится прибывать в унылом молчании (а такое обязательно случается, в особенности, когда впереди не видать просвета, ни буквального, ни фигурального), рано или поздно у одного из путешественников случается так называемый релукт – идеальная схема воспроизведения минувшего в будущем события, с возможностью его обязательного (так как чаще всего любой релуктированный вывод являет собой параноидальную версию, от чего ошибочную) предотвращения. Рассматривая релукт с точки зрения настоящего времени – мы становимся свидетелями возможного события, которому не суждено было возродиться в настоящем мгновении. Данное событие (каким бы он ни было) так и остается существовать лишь в мыслях тоготех, кто задумал его притворить в конкретное действие.

– Наличие подобных связей в клетках головного мозга не подтверждено научно. Остается уповать лишь на некие сфузоиды – не так давно, гипотетически выявленные клетки, что возможно располагаются в нейролептических макроклетках, путем прикрепления к ним некими ценноидами – нити, что возникают в результате работы мыслей в режиме, так сказать, фантазий и подключения фонического воображения. –

Таонга многозначительно замолчал, при этом я все еще слышал, как из динамиков его респиратора доносилось невнятное бормотание.

– Врезать бы тебе, – раздраженно добавил я, при том про себя добавил, что врятли бы у меня поднялась рука на него. Чтобы он не совершил по отношению ко мне. Затем я усмехнулся и в этот самый короткий момент усмешки, меня, словно вспышкой озарило, развеяв тем самым мое донельзя упадническое настроение. Я смог узреть воочию в своей голове просвет нашей компании. Некая надежда на счастливый финал?

Всплыло в памяти, совершенно неожиданно, сто лет не вспоминал, момент первой нашей с Тао встречи.

– Никогда не забуду, – сквозь смех произнес я, – как ты, словно ополоумевший до крайности чингачгук, вылетел на меня пулей из своей капсулы! С этой палкой еще…

– То не палка была никакая, а технология! – глаза Таонги улыбались.

От неожиданного приступа смеха, мой организм принялся неистово кашлять. Из-за чего я побоялся, что тем самым испорчу мембранные фильтры. А у нас их осталось всего ничего.

– Да уж. Высокотехнологичное приспособление по надеранию задниц, – набрав полную грудь воздуха, я задержал дыхание и снял маску принявшись внимательно изучать фильтры. Не сговариваясь, Таонга протянул мне свежий. Я отрицательно покачал головой и он убрал его обратно. – Так что за научный бред ты там нес? – Расправившись с респиратором, фильтры которого оказались еще более менее, поинтересовался я, прилаживая маску (она неприятно натирала лицо в некоторых местах из-за попавшей в нее земли).

– Нас одолел релукт. Не обижайся, друг мой, но ты первый поддался под его влияние и далось тебе это крайне легко. Я вынужден был быть на чеку. Все дело в том, что как только я стал отмечать про себя твое поведение, характерное этому пагубному воздействию, я начал сомневаться в себе самом. Понимаешь? Я стал ждать от тебя действий в свою сторону. Своеобразная паранойя.

– Тогда чем же ты в этот момент отличался от меня? Ведь ты не мог быть уверен на все сто, что тебе самому это все то, что ты видел во мне, не показалось, м?

– То-то и оно, брат! Воистину ты прав. Я усомнился в себе самом куда больше, нежели в том, что видел, глядя на тебя.

– Но тем не менее…

– Тем не менее, я попросту решил отвлечь свои мысли и принялся рассуждать, вспоминая свои одни из последних лекций, что давал студентам на спец подготовке.

– Тебе стоит внести еще одну дисциплину в свое преподавательское угодье. Искусство самообладания на глубине четырехстах метрах.

– Боюсь, что эту дисциплину можно освоить лишь будучи экспериментальным практикантом.

– Ну да. Имея при этом лишь одну попытку

Таонга вдумчиво уставился в пустоту, разбавленную лишь лучами наших фонарей, свет от которых неизбежно растворялся вдалеке этого бесконечного туннеля. Хоть его лицо и было скрыто респиратором, все же я смог распознать в его мимике некую загадочную улыбку, которой он обзавелся за время нашей с ним разлуки (видимо, сказалась его преподавательская деятельность, которая, как выяснилось, требовала от него многого времени, которое необходимым было проводить в раздумье и осмыслении всего того, что он успел наговорить абитуриентам).

– Знаешь, Ген, – вкрадчиво начал тот, коротко взглянув на меня, – я тут вспомнил, только прошу тебя не высмеивай мое новое и совершенно безобидное влечение, ладно?

– Эм, – опешил я, не на шутку перепугавшись (в виду прошедших то событий…) хоть как-то задеть своего товарища, – да, да, конечно! Я одно сплошное ухо.

– Замечательно. Так вот, давеча я проводил занятие, ну, или же лекцию – называй это как угодно…

– Впрочем, неважно.

– Да, да! Именно неважно. В общем, я решил несколько отступить от основной тематики дня, – Таонга замолчал, уставившись на меня, затем, убедившись, что меня в общем-то совершенно не интересует то, о чем именно была основная его лекция, продолжил. – Я позволил себе некую импровизацию мысли, знаешь. Запустить некий поток совершенно необузданных рассуждений. Дать пинка творческой мысли. Но только не подумай. Творческой науке, понимаешь?

Конечно же я абсолютно ничего не понимал на данный момент, но, во избежании излишеств его разъяснений, несколько неуверенно закивал головой в знак согласия.

– Я принялся рассуждать о несколько странных и весьма необычных, с научной точки зрения, вещах. Чтобы узнать как прицепить моторчик к богемному жуку (у таких жуков наибольшие количества хитина в задних лапах – это им нужно для того чтобы из ила выталкивать перламутровый рубин, от того то они и богемные), я взял дедову книгу. Она называлась «Четырех, шести и восьмилапые братья наши». Так вот, там описывался механизм на основе нефтяной карамели, она очень прочная и достать ее можно лишь у ганомов на нижнем рынке категории м4…

Конечно же все то, что я только что озвучил я взял из своей головы совершенно спонтанно. При всем при этом, я мог объясниться за каждое свое слово, хоть это и являло собой чистейшую выдумку. Но ведь это, по сути своей, целый выдуманный мир, со своими собственными законами, теориями и практиками. В общем, мне важна была реакция. Ты же должен понимать, что все это(!) сказанное мною молодые умы восприняли совершенно серьезно и адекватно, при всем при этом отдавая себе отчет в том, что это лишь полет фантазийной мысли.

В этот момент они принялись неудержимо совершенно рассуждать, строить гипотезы, пускай и ничем не обоснованные, но все же! Тут и там, из разных уголков аудитории сыпали вопросы, тут же зарождались ответы, которые, в свою очередь, порождали целый ряд других вопросов… И тут я понял, что мне удалось запустить механизм…

– Так что же случилось после всей этой твоей вакханалии? – поинтересовался я, параллельно с этим вглядываясь, до боли в глазах, в непроглядную темноту, в которой, как мне казалось, мне удалось что-то разглядеть.

– Да ничего, собственно, – совершенно буднично ответил Таонга, – прозвенел звонок… Ты чего там увидел?

***

– Если четыреста лет назад все это, – Роукор размашистым жестом рук окинул собравшиеся вокруг него камни, – напоминало лишь третью сюиту достопочтенного Иоганна! То в нынешнее время… – Старик замолчал, утер сухой ладонью морщинистое лицо и, лукаво прищурившись, устремил свой взор…

– Роукор! – плотную занавесу вдумчивой тишины нарушил один из камней, что, как позже выяснилось, покоился в самом центре каменной кучи. – Роукор! Знаешь, мы тут с парнями посовещались и решили, что нам и здесь вот совершенно неплохо себе лежится. Так-то вот.

– Да-да! Неплохо! – словно по команде раздались клокочущие каменные голоса.

– Да… Неплохо, – отрешенным голосом произнес старик, все еще продолжая настырно буравить взглядом пустоту туннеля. – Полно вам! – вдруг оживился старик. – Вы всего лишь куча камней! Вы и разговаривать то толком не умеете. А ну-ка! Болваны! Поинтересуйтесь по своим каналам не идет ли кто или что по этому направлению?

Для верности, старик пнул ногой один из валяющихся под ногами камней и, стиснув зубы от боли, шагнул за линию света, что лежала на каменистой земле источаемая уютно потрескивающим костром. Камень выкатился за пределы теплого света и, ворча, покатился обратно, ближе к теплу и своим.

– Не знаю, – спустя время столь малое, что и дров подкинуть пока что еще не пришлось, ответил один из камней, – по нашей тропке тишина. А там далее глина начинается, так что, дед, это тебе еще далее пришелец чудится. Пади у ней и поинтересуйся.

– Ишь! Хитрые какие! А костер кто поддерживать будет? Вы? –раздраженно выпалил Роукор. Видно было, что каменюги его уже не впервой сбагрить пытаются. Стариков никто не любит.

– Нас много, – единственный более менее весомый, но все же по сути бесполезный аргумент, привел камень. И то, видимо, от отчаяния и обиды (дед частенько пинал, да и не только).

– А меня зато мало! И все огонь! – парировал дед, принявшись пинать взбунтовавшуюся в очередной раз кучу ногами, совершенно позабыв о том, зачем так пристально его вдруг приспичило всматриваться в непроглядную темноту туннеля.