Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 1–12"

Прошу дать ответ как можно скорее. Можете позвонить на мой телефон.

С уважением

Итан Грид, канцлер Гриверса, мэр Кенинг Хора.

«Ретивый ученый к моему столу?» – воодушевленно подумал Бейл. – «Просто замечательно.»

Квантовое письмо, разумеется, возбудили в Бейле аппетит, лишь одна фраза вызвала в животном мозгу подозрение. Протектор привык считать в черепах, поэтому не мог понять – пятьдесят тысяч сквелларов это много или мало?

Протектор набрал номер телефона Грида. Спустя несколько гудков из трубки прозвучал елейный голос:

– Здравствуйте, протектор Сикстен! Вы получили мое письмо?

– Да, получил, и очень вовремя, – ответил Бейл. – Еще обед не принесли. Польщен тем фактом, что теперь я являюсь почетным горожанином важного славного города.

– Что вы, что вы, для нас это огромная честь! – сказал Грид. – Как вам предложение, связанное с ученым?

– Предложение очень заманчивое, – ответил Бейл. – Учеными с Сантифики меня не баловали. Я готов его принять у себя за установленную цену. Правда, сколько это в…

– Ох, протектор Сикстен, в черепах это не так уж и много…

– Что ж, это хорошо…

– Хорошо? Да это превосходно! В самое ближайшее время ученый окажется у вас…

– Хотелось бы уточнить одну деталь, – сказал Бейл. – Как ученого из Сантифики занесло в Гриверс?

– Его поймали в Кенинг Хоре, когда он перевозил свою бомбу. Скорее всего, другие ученые из Сантифики заподозрили неладное, вот он и решил покинуть Паксбрайт. Мои доблестные ооновцы, как всегда, сработали оперативно. Теперь наш ученый смиренно ожидает своей участи.

– Водородная бомба точно обезврежена?

– Абсолютно. Сам ученый ее обезвредил. Вернее, ему пришлось ее обезвредить.

– Отлично. И вы посчитали нужным отправить ученого мне?.. Замечательно. Как же все таки я рад, что вы узнали о моем увлечении, господин канцлер!

– Да, так уж получилось! Вышло совершенно случайно, но в лучш… – Голос Грида внезапно оборвался. – Мелисса, я уже не раз обсуждал с тобой эту тему! – крикнул канцлер кому-то. – Этот маргинал недостоин тебя! Разве ты не слышишь, у меня сейчас архиважный разговор!.. Извините, протектор Сикстен! – снова произнес Грид в трубку. – Порой дети бывают такими неблагодарными…

– Хорошо, что у меня нет детей, – мрачно заметил Бейл.

– Наверняка, они у вас еще будут. Синистеру нужны наследники…

– Для этого нет достойной женщины, – резко сказал Бейл.

– Вам виднее, протектор Сикстен. Но вернемся к ученому. Как я уже и говорил, ученый опасности не представляет, и совсем скоро он будет у вас…

– С этим ученым все понятно. Что говорил Шелтер на конфедерации Трех Великих Держав? – спросил Бейл. Тембр его голоса резко перешел от учтивого к суховато-деловому.

– То же, что и всегда, – с легким раздражением ответил Грид. – Про сохранность миров, про необходимость беречь людей, которых осталось так мало. Вы ничего не упустили, пропустив конфедерацию, господин протектор.

– Про Энтербьен и Ориентфорт он что-либо говорил?

– Нет, – призадумался на мгновение Грид. – Нет, я ничего об этом не слышал.

– Понятно. – В голосе Бейла появился холодок, тот самый, который возникает у него при общении с подчиненными. – Жду вашего ученого. – Холодок тут же исчез, к голосу вернулась учтивость. – Надеюсь, он будет… свежим.

– О да, не сомневайтесь, господин протектор. Всего хорошего!

– Вам того же.

Бейл положил трубку и посмотрел на карту Сингрипакса, висевшую на стене. Провинции Энтербьен и Ориентфорт, окрашенные в цвет Паксбрайта, будили в нем агрессивно настроенное чудовище.

«Прошло два дня, а этот сукин сын не звонит! Это на него не похоже. Мне это смертельно не нравится!»

Ярость в нем нарастала все сильней и сильней. Если вдруг унять ее было не под силу, протектор всегда вспоминал о том, что помогало ему расслабиться. От том, что бросало в дрожь всех его подданых при одном только упоминании. О своем увлечении…

– 71355! – крикнул Бейл.

…О своих слабостях…

Снова вошла женщина с седыми волосами и рубцами на лице.

– Я слушаю вас, протектор Сикстен.

– Сколько их осталось?

– Четверо, – смотря под ноги, ответила 71355.

– Приведи одного из них.

– К-кого именно? – дрогнувшим голосом спросила женщина.

Бейл на секунду задумался.

– Мальчика. Сегодня я хочу мальчика.

– Но там не один мальчик. – 71355 вдруг затряслась всем телом.

– Изнутри они все как один… Быстрее!

71355 в спешке убежала.

Через три минуты дверь кабинета вновь открылась, и на пороге возник устрашающего вида толстый японец-мясник в окровавленном фартуке, с тесаком в руке. Лысый, безобразный, с высеченными на лбу цифрами, с руками наподобие окороков – мясник резко контрастировал с холодным убранством кабинета Бейла. Не меньший контраст вызывал худенький мальчик в тюремной робе, которого мясник держал свободной рукой. С глаз мальчонки струились слезы.

Бейл привстал. Все его нутро наполнилось безмерной эйфорией. Предвкушение от предстоящего полностью затмило его разум.

– Начинать? – безучастно спросил мясник.

– Нет, нет, не сейчас. – Бейл хотел продлить ту безумную радость, наполнявшую его изнутри. Он встал и подошел к огромному приемнику. Повернул рычаг – и из колонок, стоящих по обе стороны от приемника, прозвучала увертюра некой неоклассической группы – странная и пугающая смесь органа и флейты. Мясник заправил тесак за пояс и закрыл уши руками. Мальчишка тоже прижал к ушам ладони, но тут же его ноги подогнулись, он рухнул на колени и стал кричать. Даже мясник стал дрожать от жуткой мелодии, высасывающей жизнь из этой комнаты. Взмахивая руками, подобно спятившему дирижеру, Бейл медленно подошел к ребенку и по-отцовски (если это слово применимо по отношению к Бейлу) спросил:

– Да-а… Судя по твоему лбу, ты не из Синистера. Как тебя зовут, мальчик?

– И…и…

– Может, ты не услышал вопрос? – мягко спросил Бейл. – Разрешаю тебе открыть уши. И тебе, 32123, кстати тоже.

Мальчик и мясник синхронно опустили руки.

– Какое у тебя имя? – повторил Бейл вопрос.

– И…и…и… – Смесь ужаса и телесных конвульсий свела ребенка с ума: его огромные глаза бешено вращались во впалых глазницах.

– Ну что же такое? – ласково сказал Бейл. – Не может же твое имя состоять из одной буквы…

– И… Итан, – заикаясь, пролепетал мальчик.

– Итан, – нежно повторил Бейл. – Как замечательно. Ты носишь имя главы чужого государства, ты знаешь это?

Мальчик ничего не ответил, лишь продолжал всхлипывать. Мясник схватил мальчонку за тощее запястье, словно тот собирался убегать.

– А какая твоя фамилия?

– С…С…Саммерсен.

– Жаль, что не Грид, – притворно вздохнул Бейл. – Хотя… я бы этому не удивился. Вообще, сложно чему-то удивляться, когда самому есть чем удивить. Вот допустим, Итан, что твоя фамилия Грид. Вот как ты, Итан, считаешь, что людей удивит больше – то, что ты тоже Итан Грид, или то, что я… обожаю сырую человечину?

Мальчик снова ничего не ответил, он, заливаясь слезами, обмяк в мощной хватке мясника. Орган и флейта – в этой музыке чувствулось что-то еще, и этот неуловимый инструмент убийственно действовал на всех, кроме Бейла.

– Жаль, – снова сказал Бейл. – Я бы с радостью услышал твое мнение… Начинай, – кивнул он мяснику.

Блеск лезвия, тупой удар, а затем ужасающий, пробирающий до костей вопль… Впрочем, вопль тут же стих. Следом послышались глухие неритмичные удары, перебиваемые, несомненно, звуками отрываемых конечностей. 71355, сидевшая за столом возле двери кабинета Бейла, в ужасе прижала ладони ко рту. Конечно, такое ей приходилось слышать не раз, но все же, это не те звуки, к которым можно привыкнуть.

Цугцванг

Пышные облака укрыли собой естественное солнце. Но столицу Паксбрайта – Сионвиль – всегда озарял яркий теплый солнечный свет. Те же пышные облака клубились над другим, искусственным солнцем, дающем тепло всему городу. Деревья, как животные к водопою, тянулись к неживому источнику света. Свет ласково переливался на стенах жемчужных куполообразных домов. В одном из таких домов, ничем не отличающихся от других, находилась резиденция главного консула Паксбрайта – Йоханна Шелтера.

Шелтер был мужчиной среднего роста, худой, с прямой осанкой. По возрасту – чуть более пятидесяти лет. Он носил очки с тонкой овальной оправой, седые редкие волосы зачесывал назад. Шелтер любил посещать музеи, так что этот светлый – то есть, самый обычный – день он решил посвятить своему любимому занятию.

Самым любимым музеем Шелтера был МЭПМ. Музей Эпох Прошлого Мира заслуженно носил звание «главного памятника науки и техники» Сингрипакса. В нем хранились все уцелевшие после Серого Урагана реликвии: двигатели поездов, крылья самолетов, лопасти вертолетов, двигатели внутреннего сгорания, инжекторные системы подачи топлива – все то, что в нынешнюю эпоху не приносило никакую пользу. Эти артефакты служили лишь напоминанием о цивилизации, существовавшей до Серого Урагана. Находки прошлого постоянно отправлялись в научные центры для детального реконструирования и создания на их основе различных изобретений. Главной мечтой Шелтера является кругосветное путешествие с бригадой самых лучших ученых Сантифики в поисках других памятников забытой эпохи. Для снаряжения подобной экспедиции требуется флотилия, но появление даже одного корабля спровоцирует войну со Синистером, агрессивно настроенному к подобного рода действиям и, к несчастью, обладающему на данный момент самыми мощными и организованными военными ресурсами.

Шелтер, славящийся своим пацифизмом, никогда не допустит войны и никогда не пожертвует гражданами своей страны для научных интересов, пусть и направленных на благо. «Благо, полученное пролитием крови, не является таковым» – часто говорил Шелтер на своих выступлениях. Этим качеством Шелтера часто пользовались Бейл и Грид для получения личной выгоды. Сам главный консул всячески искал выход из сложившейся ситуации, где любое неверное решение означало бы начало открытого военного конфликта. Ученые из Сантифики предлагали ему на основе имеющихся материалов разработать ядерную бомбу, чтобы усилить влияние Паксбрайта на мировой арене, но сам Шелтер от этого отказывался, приводя в пример аналогичную по мощности бомбу, которая два столетия назад уничтожила почти все население Земли.

Еще месяц назад Шелтер обещал связаться с Бейлом, чтобы решить вопрос по поводу двух провинций Паксбрайта – Бейл желал присоединить их к своей державе, так как Синистер, по его мнению, недостаточно развит. Бейл объяснял этот факт невыгодным территориальным положением Синистера. Он считал, что земли Синистера, хоть и обширные, имеют неблагоприятные погодные условия, особенно это касалось севера, где стояла вечная мерзлота. Свою деспотичную политику, как причину слабого развития Синистера, Бейл почему-то в расчет не брал. С позиции Шелтера пойти на условия Бейла означало лишиться влияния на свои государственные структуры, очередная поблажка соседу лишь указывала на слабость Шелтера, как лидера. Принимая во внимание личные качества Шелтера, сегодняшнюю ситуацию на мировой арене, возможные последствия отказа более сильному в военном плане оппоненту, можно с точностью сказать, что сложившие обстоятельства не играли на руку консулу при любом раскладе. Война ему казалась лишь вопросом времени, и шансов выиграть ее он не видел. Бейл попросту перебил бы все население Паксбрайта, да и поддержки ждать не от кого; Грид, лидер третьего из существующих государств, как полагал Шелтер, занял бы нейтральную позицию, а позже присоединился бы к стране, у которой наибольшие шансы на победу, то есть, к Синистеру.

Главный консул неоднократно собирал заседания в ратуше в центре Сионвиля, но идеи, предлагаемые другими консулами, казались избитыми и никак не решали проблему. Все изложенные ими варианты давно были обдуманы и откинуты самим Шелтером. Так что решением проблемы Шелтер считал лишь один вариант: как можно дольше оттягивать неизбежное, хотя оттягивать дальше было некуда. Сикстен Бейл поставил вопрос ребром – увеличение Синистера за счет уменьшения Паксбрайта. Отдать свои территории жестокому узурпатору вроде Бейла? Этого Шелтер не мог допустить. Слишком долго эти провинции расцветали, чтобы просто взять и отдать их на растерзание тоталитарному режиму Синистера… Нужно предложить Бейлу что-то другое, равноценное этому.

Но что?

Много времени Шелтер проводил в раздумьях, но ответа на вопрос не нашел. Ученые Сантифики оригинальностью не блещут – предлагают отдать протектору что-нибудь из новейших изобретений, либо секретные формулы неизвестных доселе веществ. Бейла, отличающегося луддизмом и примитивизмом, все эти новшества раздражают, о чем прекрасно знал Шелтер. Узурпатор попросту уничтожит любую новинку, если это, конечно, не сверхопасное оружие, способное еще больше укрепить его власть.

«Лучше бы я был простым ученым.» – порой думал Шелтер.

Но кто тогда бы правил Паксбрайтом? У кого еще хватит ума, выдержки и тактичности идти на компромиссы и сохранять при этом свое лицо, не прогибаясь перед более могучим противником?

«Лучше я, чем кто-то другой.» – В подобных рассуждениях Шелтер постоянно прибегал к такому умозаключению. Так и сейчас, стоя перед пустой (почему-то?) книжной подставкой, консул в который раз пытался найти наилучшее решение сложившейся проблемы, но решения как такового он просто-напросто не видел.

Шелтер взглянул на свои часы. Часы поистине уникальные, с 24х часовым циферблатом, подарок Итана Грида в знак признательности за избавление его дочери от симптомов пыльной лихорадки…

Главный консул перешел к другому стеллажу, где покоилась треснувшая спутниковая тарелка, на которой располагался сломанный станок для стрижки овец – и вновь предался нерадостным раздумиям. Никогда еще при посещении музея консул думал не о научном потенциале выставленных экспонатов, а о надвигающейся угрозе в виде мощной армии Бейла, подступающей к северным границам Паксбрайта.

Тут к Шелтеру подошел сухопарый лысый старичок в полужидкой хлопчатой рубашке.

– Йоханн, можно вас?

– Да? – отвлекся от тарелки Шелтер.

– К вам гость. Говорит по важному делу. Он сказал, что знает, что вы посетите музей, и теперь он ожидает вас в моем кабинете. Хочет поговорить с вами наедине.

– Причину визита гость вам не называл?

– Нет. Просто сказал, что пришел по очень важному делу.

«Важное дело? Что может быть важнее нестабильной мировой обстановки?» – подумал Шелтер.

– Спасибо, Финзгеффель. Проведите меня к вашему кабинету.

– Разумеется.

Шелтер и Финзгеффель прошли через весь музей к узкой двери в конце коридора. Старичок открыл дверь, приглашая Шелтера внутрь, а сам ушел обратно в зал музея.

В кабинете сидел молодой человек в белом халате с толстой папкой с документами в руках. Он взволнованно оглянулся, когда вошел Шелтер, и привстал.

– Господин Шелтер! Рад, что вы уделили мне время.

– Чем могу быть обязан? – вежливо спросил Шелтер, проходя вдоль кабинета к окну, с которого открывался вид на живописный парк.

– Извините, что отвлек вас от ваших дел, господин Шелтер. Не думаю, что достоин таких привилегий…

– Что вы, успокойтесь, – произнес Шелтер, смотря на небольшое озеро в центре парка. – Все мы в равной степени достойны привилегий, независимо от нашего статуса в обществе.

– Хорошо… спасибо. Я хочу с вами поговорить по поводу моего недавнего открытия…

Шелтер повернулся и посмотрел на гостя.

– Ваше имя, будьте добры?

– Ларри Майлз.

– Так вот, Ларри, вы, я уверен, знаете, что изобретения и открытия регистрируют в научном центре, который, как раз, находится недалеко отсюда. В центре на втором этаже находится кабинет патентов.

– Да, конечно же, я знаю это, я как раз оттуда. Мое открытие не зарегистрировали, так как оно было сочтено… антинаучным.

Шелтер приподнял брови.

– Вы хотите, чтобы я убедил высший свет ученых Сантифики в обратном?

– Нет, мистер Шелтер, я просто хочу, чтобы вы меня послушали.

Он вытащил из толстой папки лист и протянул Шелтеру. Как оказалось, это был снимок. На нем был изобажен призрак – полупрозрачный, черных тонов, по виду немолодой мужчина. Ноги его слегка не доставали до земли, но стояли ровно, будто бы на твердой поверхности. На его теле находились пятна в области груди, сквозь которые просвечивалась стоявшая позади псевдодеревянная стена.

– Позвольте узнать, что же это такое? – недоуменно спросил Шелтер.

– Это мой отец, – ответил Майлз. – Его уже нет в живых. Убит в Спелсере десять лет назад.

– Извините.

– Его застрелили. Видите, – Майлз указал на просветы в груди у призрака. – Здесь находились пулевые отверстия.

– Я все же не понимаю…

– Я знаю, что вам непонятно. Ученый совет также был в недоумении. На фото – призрак моего отца. Снимок сделан неделю назад. Причем сделан он был не в Спелсере, где его убили и не в Тентазии, где он был кремирован, а здесь, в Сионвиле.

– И что вы думаете по этому поводу? – спросил Шелтер.

– Я думаю, что он появился в тот момент, когда я думал о нем, – ответил Майлз.

– И вы его запечатлили?

– Да.

– Как вы его увидели?

– Я не знаю.

– В смысле? – удивился главный консул.

– Я испытывал один препарат под названием «Канцерфецит» – он убивает раковые клетки на любой стадии. Превращает их в клетки, способные к регенерации. Это последнее открытие Келлендры Криц, правда недоработанное. Келлендра не успела его доработать, так как сама страдала от рака.

– Я знаю, – тихо сказал Шелтер и почему-то виновато отвел от ученого взгляд. – Собрание ее научных трудов, оставленное Паксбрайту, является важнейшим базисом для разработки новейших технологий.

– Несомненно. Младший сын Келлендры и наследник ее трудов, Рей, столкнулся с личными проблемами, он не смог довести до конца работу над препаратом. Я предложил Рею помощь, я искренне хотел, чтобы старания Келлендры не ушли впустую. Рей согласился. Более года я изучал свойства Канцерфецита. После некоторых изменений я решил его попробовать, так как у меня недавно обнаружили раковую опухоль.

– Сочувствую.

– Я попробовал совсем немного Канцерфецита, но этого хватило, чтобы спустя некоторое время после приема я увидел его… Своего отца.

– И вы его засняли? – спросил Шелтер.

– Нет. Не в тот раз. Тогда я решил, что это галлюцинация, вызванная препаратом. Потом я вернулся к доработке Канцерфецита. Я решил его еще раз испытать на свой страх и риск. И я вновь увидел своего отца. В этот раз с ним была еще моя мать, которая лет десять назад умерла. Они разговаривали со мной, правда, совсем недолго. Вскоре они пропали.

– Растворились или просто ушли, как обычные люди?

– Прозрачные дыры, вроде тех, которые изображены здесь, – Майлз указал на фотографию отца, – стали расширяться, излучая при этом яркий свет. Вскоре свет стал ослепительно ярким, я зажмурился, и мои родители исчезли – растворились, если этот термин здесь уместен.

– И о чем вы говорили с родителями?

– Простите, этого я не могу сказать, – ответил Майлз.

– Как вам угодно, – сказал Шелтер. – Но мне хотелось бы кое-что прояснить. Вы полагаете, что препарат Келлендры Криц вызывает галлюцинации?

– Нет, – задумчиво произнес Майлз. – Я уверен, что это не галлюцинации – ведь галлюцинации на пленке не отбражаются. – Он указал на снимок в руках Шелтера

– Вашей матери на снимке нет, – сказал Шелтер, взглянув на фото. – Значит, вы вновь опопробовали препарат, в третий раз?

– Совершенно верно. В третий раз я принял Канцерфецит. У меня был с собой фотоаппарат, так что я сделал снимок. До того момента я был убежден, что это лишь видение. Каково же было мое удивление, когда дух моего отца отобразился на пленке. У меня нет ни малейшего представления о том, как так получилось. В научном центре тоже объяснений не нашли. Там снимок сочли за фотомонтаж.

– Потому то вы и решили поговорить со мной? – спросил Шелтер. – Чтобы я убедил научный центр в обратном?

– Не совсем. Я считаю, что в Канцерфеците есть скрытый потенциал. Его структуру можно переработать и вывести новый препарат. Тогда появится возможность говорить с умершими. Это научный прецедент, уверен, что в прошлой эпохе об этом ничего не знали.

– Вы меня заинтриговали, – сказал Шелтер, но образ злобной армии Бейла, как назойливая муха, маячил у него в голове. – Что же вы от меня хотите?

– Необходимо… финансирование. – Майлзу ощущал скованность, произнося эти слова. – Необходимо изучить все свойства препарата, его структуру и имеющийся в нем потенциал. Необходимо выяснить принцип его работы и развить его возможности. Тогда на выходе мы получим поистине уникальное открытие. Появится к примеру возможность поговорить с людьми, погибшими во время апокалипсиса, узнать все тайны прошлого мира, направить новые данные на пользу Паксбрайта – в общем, появится возможность по максимуму воспользоваться опытом наших предков.

– Что ж, это действительно интересно, – сказал Шелтер. – Прецедентов вашему открытию действительно нет. Откровенно говоря, его и научным сложно назвать. Сейчас, по крайней мере. Я понимаю, почему вас прохладно приняли в научном центре. Но в Паксбрайте нестабильная ситуация, связанная с нашим… северным соседом. Поэтому, к сожалению, я не смогу выделить денежных средств для доработки проекта Келлендры Криц.

Майлз, судя по всему, ожидал подобного ответа. На его лице мелькнула тень разочарования, которая, впрочем, тут же пропала. Ученый спокойно сказал:

– Я знаю о намерениях Синистера. Но можно же обратиться к опыту предков? С помощью моего открытия? Может, полученные от них идеи помогут разрешить сложившуюся ситуацию во внешней политике Паксбрайта?

Шелтер на мгновение задумался. Идея Майлза, безусловно, привлекательная. Но тут есть некоторые нюансы. Он сказал:

– Сколько времени уйдет на доработку Канцерфецита?

– Я не могу сказать. Все зависит от результатов исследований. На систематизацию галлюцинаций от Канцерфецита могут уйти недели, а то и месяцы. Чтобы выявить свойства, описанные в моем трактате, – Майлз помахал толстой папкой в руке, – ушло семь месяцев.

– Боюсь, мистер Майлз, – без нажима сказал Шелтер, – времени у нас совсем нет. Извините.

– Но никто не исключает того факта, – поспешил поправиться Майлз. – что нужный эффект будет достигнут в самые кратчайшие сроки.

– Мне очень жаль, – с сочувствием произнес Шелтер. – но я не могу полагаться на случай, когда речь идет о безопасности государства. Извините.

Майлз развернулся и посмотрел на озеро. Солнечные блики отражались от мирной глади. Окружающие озеро хризантемы слегка колыхались от легкого ветерка, цветочный аромат попадал через окно в стены главного памятника науки. Глядя в окно, Майлз сказал:

– Какой хороший день сегодня. Жаль, что вскоре мы можем лишиться всего этого. Мистер Шелтер. – Ученый развернулся и, нахмурившись, посмотрел на главного консула. – Я сделаю все возможное, чтобы сохранить такие дни.

– Я рад это слышать, – гордо сказал Шелтер. – Вы – настоящий человек, а это звучит куда лучше, чем гражданин. Но как бы там не было с вашими испытаниями, оформить патент на Канцерфецит вы сможете прямо сейчас – скажите в научном центре, что я замолвил за вас словечко.

– Благодарю вас, мистер Шелтер, но не стоит, – отрывисто произнес Майлз. – Патент на Канцерфецит должен принадлежать Рею Крицу. Я бы с радостью поделился с ними своими открытиями, но он куда-то пропал – ни в научном центре, ни в Итиане, никто его не видел.

– Месяц назад здесь в музее был Элиас, – задумчиво сказал Шелтер. – Финзгеффель сказал, что он забрал один экспонат для научного эксперимента. Обещал вернуть его через мгновение – да, так и сказал – через мгновение, – добавил Шелтер, увидев поднявшиеся от удивления брови Майлза, – но так и не вернул и сам куда-то исчез. Надеюсь, что с ним и Реем все в порядке.

Майлз кивнул, затем приоткрыл рот, словно хотел что-то заявить, но сказал лишь:

– Спасибо за уделенное мне время, мистер Шелтер.

– Спасибо за исследования, которыми вы со мной поделились. Всего доброго.

Майлз покинул кабинет. Перед уходом Шелтер поймал его взгляд, в нем читались нацеленность и разочарование одновременно. Тяжело вздохнув, Шелтер вновь посмотрел в окно.

Что правда, то правда – день поистине был чудесный. Едва пышные облака покинули голубое небо, как два солнца – искусственное и появившееся естественное – стали соревноваться друг с другом в яркости. Расцветшие кусты рододендрона и смородины, росшие вдоль узких вымощенных гравием тропинок, слегка покачивались на теплом ветерке. Тяжело осознавать, что это, возможно, один из последних подобных деньков. И пока решение проблемы не найдено, но пока есть такие деньки, лучшим вариантом будет насладиться ими…

Шелтер вновь взглянул на часы.

11.59.57; 11.59.58; 11.59.59…