Текст книги "Судьба Застолья"

С точки зрения наблюдавшего за ним Шубы, он многое делал неправильно: излишне суетился, что приводило к ненужному раскачиванию лодки, перекладывал спиннинг из одной руки в другую, зачем-то вертел по сторонам головой, словно ожидая откуда-нибудь подмогу. Вообще-то Шуба, как Вышний помочь ему мог, но это было и неспортивно, и вообще неправильно, что ли. Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Так что пусть справляется с подводным монстром самостоятельно, только бы спиннинг не сломал.

Словно уловив мысленное пожелание Вышнего, рыболов перестал суетиться, сосредоточился и вот уже, отведя назад спиннинг, присел, наклонился и опустил в воду свободную руку и в следующее мгновение забросил в лодку блеснувшую чешуей рыбину. Озерная форель – догадался Шуба и вновь испытал чувство зависти – забыл уже, когда сам в последний раз выбирался на рыбалку! Сегодня тоже не выбраться.

У скульптора в одной из коробочек, содержащих заготовки для будущих композиций, хранились четыре незаконченных фигурки девушек предназначенных занять место в, так называемой, «фашистской» композиции. Все они были вооружены: ножами, гранатами, пистолетами, автоматами и запасными обоймами, пулеметами и пулеметными лентами. В экипировке имелись также бинокли, саперные лопатки, фляжки, котелки. На голове каждой была фуражка, кепи или каска, на ногах – сапоги, все носили кители со знаками различия, фашисткой символикой и наградной атрибутикой. И у всех в плане одежды отсутствовали юбки или штаны – только чулки и трусики. На самом деле скульптор задумывал создать композицию не столько «фашистскую», сколько «военно-эротическую».

Фигурки требовали доработки, но одевать их полностью Шуба не собирался. Да и не получилось бы у него их одеть – пришлось бы лепить почти все заново. А вот над лицами будущих живчиков стоило поработать – придать им характерные черты известных Сереге Костикову девушек из Литинститута. Даже постараться приукрасить, хотя бы потому, что совершенно искренне считал учащихся в этом уникальном учебном заведении людьми талантливыми. Взять того же Игоря Акимова…

Но прежде пластилиновые фигурки требовалось разоружить, не хватало еще в Застолье стрельбы и взрывов. Все гранаты, пистолеты, автоматам, пулеметы и боеприпасы были перенесены обратно в коробочку для заготовок. Лишать девушек ножей и остальной экипировки Шуба не стал, оставшись без огнестрельного оружия, они итак потеряли свою воинственную привлекательность.

Самую худенькую в разоруженном квартете он назвал Эммой. Лепя ее, Шуба подразумевал ту самую Риту, которая сама называла себя фашисткой, и, благодаря которой, у него зародилась идея создания соответствующей композиции. Скульптору пришлось немало потрудиться над ее утонченным личиком, несколько раз начинать все заново, но в конце-концов он справился, уловил и привнес в податливый пальцам пластилин ту самую изюминку, заставившую в свое время, пусть ненадолго, но увлечься студенткой-поэтессой.

На голове у Эммы была офицерская фуражка, с высоко задранным козырьком, украшенная расправившим крылья орлом с фашисткой свастикой и кокардой; на застегнутом до верхней пуговицы кителе были железный крест и наградная планка; носила она так же черные перчатки и черные чулки на поясе. С наградами и особенно с орлом и кокардой повозиться тоже пришлось немало. Несмотря на это, отложив законченную фигурку и не позволив себе даже минуты отдыха, Шуба взялся за создание Изольды.

В отличие от тростиночки Риты, ее подруга Алла, учившаяся в Литинституте на факультете прозы, худобой не страдала, поэтому и лепить Изольду оказалось проще. Ее голову тоже украшала фуражка, из-под которой выбивались пышные светлые волосы. Китель был полностью расстегнут, что позволяло любоваться, едва прикрытой бюстгальтером грудью. Наград у нее было еще больше и офицерское звание, по замыслу скульптора, выше.

После недолгого перерыва на поздний обед, которым стали поджаренные на сковороде вчерашние пельмени, Шуба принялся за Софью и Герду, чьими прототипами были мажористая Лариса, учившаяся в одном семинаре с Ритой, и критикесса Ксения. Он занимался ими весь остаток дня. По большому счету, особо стараться скульптора никто не заставлял, но халтурить не хотелось, и он кропотливо трудился над каждым элементом экипировки, над каждым волоском на головах будущих живчиков.

Носившая короткую стрижку Софья, была в элегантном кепи, железный крест висел не на кителе, тоже распахнутом, а на шее и в отличие от Эммы перчатки и на ней были белого цвета. Сильно укороченный китель позволял разглядеть белоснежные трусики, над которыми была татуировка в виде свастики.

Как и в жизни у Кессы-критикессы, у пластилиновой Герды тоже были две перекинутые на грудь косички. Она была в каске и рубашке с засученными по локоть рукавами и расстегнутыми до самого ремня с блестящей пряжкой и пуговицами. Воинское звание Герда имела самое низкое, каких-либо наград не заслужила, зато, кроме ножа и фляжки, обладала котелком и саперной лопаткой, а во рту у нее торчала сигарета.

Впрочем, воинские звания в Застолье не котировались, и рядовой солдат без проблем мог оказаться на месте командира. Особенно, учитывая тот факт, что все, носившие погоны девицы, не имели штанов.

Одну за другой скульптор аккуратно перенес четыре пластилиновые фигурки на новую территорию Застолья – Глухомань и позволил себе полюбоваться собственным творением. Только сейчас осознал, что, хоть прически у девушек разные, но все они светловолосые. Тут же вспомнил, что и в реальной жизни среди их прототипов чернявеньких не наблюдалось. Скорее всего, кто-то из них красился, но это дела не меняло. Тем белее, если учитывать, что и немецкие девушки, в большинстве своем, были светлыми. Шубе, как создателю, они были довольно симпатичны.

Чего нельзя было сказать о двух других будущих обитателей Застолья – Гидаспове и Артуре, намучившихся за два дня в своих одиночных камерах. Но они того заслужили, вернее, не они, а их прототипы, немало попортившие нервы Сереге Костикову. Он мог бы сказать, что не желает зла творениям своих пальцев, но это было бы неправдой. Их страдания должны были аукнуться Дмитрию Вильгельмовичу и Артуру Арутюняновичу, как-то отвлечь от преследований инкассатора. Серега Костиков на это очень надеялся, собственно, для этого и создавал их копии.

Однако его задумка, если и в самом деле возымеет действие, могла наоборот озлобить хитрого человека, вынудить Гидаспова и вместе с ним Артура воздействовать на скульптора не только словами. Поэтому в реальном мире держаться от этих людей Шубе следовало подальше.

Ну, а здесь, в потаенной квартире, он по очереди перенес пальцами слабо шевелящихся Гидаспова и Артура из коробочек на территорию пока еще не «оживленной» Глухомани. Он оставил их в дальнем краю болота, на наиболее удаленном расстоянии от фигурок четырех девушек, лежавших в углу, где густые заросли малинника доходили до самого берега реки. Пришло время все это «оживлять». Шуба сконцентрировался, чихнул несколько раз подряд и пошел на кухню промочить горло…

Долго объяснять новеньким, «кто виноват и что делать» Шуба не стал. Да и большого проку в этом бы не было. С высоты своего роста ему казалось, что женщины сейчас больше всего озабочены своим внешним видом, а оголодавшим Гидаспов с Артуром вообще не до его внушений.

Во всяком случае, Артур уже ползал по болоту, собирая и отправляя в рот клюкву и морошку. Гидаспов же безучастно сидел, прислонившись спиной к маленькой березке, – как подумалось Шубе, в ожидании от «младшего по должности, званию и возрасту приятеля» угощения теми самыми ягодами. Но время шло, а Артур, казалось, и думать забыл о своем, старшем во всех отношениях коллеге.

– Мелкота, еще раз внимание! – вновь обратился ко всем сразу новеньким живчикам Шуба. – Чтобы ни у кого не возникло иллюзий в отношении своего статуса в Застолье, постараюсь объяснить. Здесь вы все между собой изначально равны. Но у каждого из вас сохранились знания, память, привычки и способности своего прототипа, ныне здравствующего в реальном мире. При желании у вас может развиться внутреннее чутье, благодаря которому появится возможность знать, чем они занимаются в настоящее время. При этом прототипы могут видеть свои копии, то есть, вас только в своих снах.

Знайте, что вы не отвечаете за действия своих прототипов, так же, как они не отвечают за ваши действия. Все отвечают только сами за себя. Отвечаете не только перед самими собой и окружающими вас такими же живчиками, но еще и передо мной. Одно из моих категорических требований – никаких драк и тем более – никакого применения оружия против таких же, как вы обитателей Застолья. Наказание за нарушение этого требования будет очень серьезным, даже жестоким.

Ну, а теперь попробуйте самостоятельно освоиться на окружающей местности, решить, чего в создавшейся ситуации для вас жизненно необходимо, и придумать способ, как мне об этом сообщить. А я что-то устал, спать пойду.

Шуба и в самом деле пошел спать в соседнюю комнату, и отключился, не донеся голову до подушки.

* * *

Серегу Костикова вполне устраивал график его работы на утреннем маршруте, обслуживающем сберегательные банки. Он ходил сборщиком в понедельник, среду и пятницу, его напарник Николай Гаврилович – во вторник и четверг. Маршрут был средним по загруженности, позже двух часов дня работу заканчивали редко, бывало, освобождали в двенадцать и даже раньше.

Правда, приходить в отделение банка необходимо было не позже половины седьмого, – чтобы спокойно вооружиться, проверить и принять у кассиров опломбированные сумки с деньгами и ровно в семь выехать на маршрут. Просыпаться из-за этого приходилось ни свет, ни заря, к чему Серега после продолжительного периода работы во вторую смену еще не привык.

Вот и в понедельник утром, хоть и ночевал не в своей, а в потаенной квартире, поднялся он очень тяжело. Сразу отказавшись от идеи вскипятить чайку, долго возился в ванной: чистил зубы, мыл голову, брился. Потом прошел в большую комнату, посмотреть, что происходит в Застолье. Все живчики спали: на цивильной территории – в своих комнатушках, на территории Глухомани – на сухом мху, кто под березами, кто под елочками. Сереге бы тоже поспать еще пару-тройку часиков, но, увы…

Водители инкассаторских маршрутов, за исключением суточных машин, возивших начальство, работали через день. Сегодня была смена Бугра, всегда чем-то недовольного, вредноватого мужика лет за пятьдесят. Костиков его недолюбливал, но детей ему с ним было не крестить, да и особо поговорить с ним было не о чем – неинтересный человек.

Правда, сегодня что-то с Бугром было не так, крутя баранку, он нет-нет да посматривал на седевшего рядом сборщика и двусмысленного улыбался. Разгадывать двусмысленности водителя у Костикова не было никакого желания; при подъезде к очередной точке он по-деловому принимал у старшего сумку с денежной наличностью, относил ее в сберегательный банк, сдавал под роспись кассиру и возвращался обратно в броневик. И только под конец маршрута стало ясно, в чем дело.

– Обедать-то сегодня, где будем? – все с той же улыбкой спросил Серегу Бугор. – В твоем «Хобби»?

– Тебе Краснов про пятничную халяву, что ли рассказал? Вынужден тебя разочаровать, Бугор. За хозяином закусочной передо мной должок был, вот он в пятницу и проставился. Но больше там халявы не будет. Так что пожрать лучше в каком-нибудь заведении побюджетней.

После этих слов водитель про обед больше не напоминал, на сборщика не глядел и остаток маршрута помалкивал. Серегу Костикова это устраивало, было о чем помозговать.

Во время инкассации очередного сбербанка, он поймал себя на мысли, что ничуть не стремится вернуться на потаенную квартиру, и причин тому нашлось несколько. Главная – Костиков по-прежнему боялся слежки за собой людей Артура и, не приведи Господь, со стороны господина Гидаспова. В пятницу при помощи Игоря Акимова он ловко избавился от сумки с маячком и, как надеялся Серега, добрался до потаенной квартиры «без хвоста».

Возможно, никакого «хвоста» и не должно было быть, но мало ли. С пятницы до понедельника прошло много времени, и неизвестно, повлияло ли на его преследователей создание и «оживление» их копий. Вообще-то, должно было повлиять, но как? И какими в таком случае со стороны Артура и господина Гидаспова могли стать ответные действия?

Нежелание ехать не Сретенку в потаенную квартиру Серега объяснял себе еще и тем, что провел там безвылазно, если не считать поход за камнями, почти трое суток. Все это время он был один и общался исключительно с живчиками. Скульптору ничуть не надоело Застолье – творение его талантливых пальцев, но он устал, вернее, утомился. Наблюдать за Застольем, жить жизнью живчиков было для Шубы ни с чем не сравнимым кайфом. Но и в обычной жизни вряд ли кому-нибудь доставило бы удовольствие смотреть подряд два или три шикарнейших кинофильма. В любом случае требовался перерыв, хорошенького помаленьку.

А еще Сереге Костикову нестерпимо хотелось как можно раньше, осуществить два своих, рвущихся наружу желания: наконец-то, вырваться на рыбалку со спиннингом и встретиться с Дашей Завидоновой.

Костиков позвонил ей с городского телефона одного из сбербанков, он вообще в последнее время почти не пользовался своим мобильником – конспирация. Услышав в трубке встревоженный голос любимой девушки, Серега понял, что больше не в силах откладывать свидание с ней. Он давно уяснил такую простую, вроде бы, вещь, что при желании добиться в жизни можно очень многого, главное не только этого желать, но делать для осуществления своей мечты все возможное. Сегодня он очень хотел, мечтал встретиться с Дашей, и они встретились.

Но перед этим он позвонил в страховое агентство своему другу Максиму с просьбой отпустить после обеда домой его подчиненную Дарью Завидонову. Макс своей волей начальника отдела дал добро, и Серега вновь связался с Дашей и назначил ей время и место встречи. Затем пришлось всеми правдами и неправдами отбрехиваться от просьбы и даже требования заместителя начальника инкассации поработать во вторую смену – понедельник всегда был самым сложным днем, и многие инкассаторы после выходных были просто не в состоянии выйти на работу. Кое-как Серега отбрехался и, отчитавшись за проделанную работу и сдав оружие, помчался в Коньково.

Выйдя из метро, заскочил в магазин купить кое-что из продуктов. Открыв дверь в свою квартиру, сначала испугался звуку работающего телевизора, но вспомнил, что сам просил его включить Игоря Акимова. Дома он задержался буквально на три минуты – чтобы переодеться, запихнуть покупки в небольшой рюкзачок и добавить к ним коробку с блеснами, две катушки, кое-что еще из рыболовных причиндалов, и прихватить два спиннинга. Серега торопился успеть на электричку, отправляющуюся с Белорусского вокзала до станции Звенигород. Он успел, и уже на следующей остановке, платформе «Беговая» в его вагон вошла рыжеволосая красавица.

Народу в это время в электричке было немного, и Сереге с Дашей никто не мешал сидеть, обнявшись, говорить о чем угодно, а иногда и целоваться…

Москва-река в окрестностях Звенигорода была одним из любимейших мест Сереги Костикова. В детстве, гостя во время каникул в деревне у бабушки, он приходил сюда с друзьями купаться и ловить рыбу на поплавочную удочку, после армии неизменно выбирался на Москва-реку со спиннингом. Он знал здесь каждую заводинку, каждый полузатопленный кустик, под которым могла притаиться в ожидании добычи зубастая щука. Серега даже нарисовал подобнейшую карту реки и ее притоков в окрестностях Звенигорода, на которой всем перспективным местам ловли были даны свои названия.

Приближался конец мая, но у щуки, из-за позднего, но дружного весеннего паводка должен был еще продолжаться период посленерестового жора, на что Серега и рассчитывал. Даша, как и он, успела после работы заехать домой и переодеться в рубашку с длинным рукавом, джинсы и кроссовки, и это было очень хорошо, учитывая, что по берегам реки успела подняться довольно высокая крапива.

– Представляешь, – продираясь через заросли крапивы, говорил Серега, то и дело оглядываясь на Дашу. – Наш инженер человеческих душ, Игорь Акимов умудрился написать пор эти самые места фантастический рассказ под названием «Живцы», который потом опубликовали чуть ли не в трех разных журналах.

– Интересный рассказ-то? – Даша в последний момент уклонилась от норовившего полоснуть по лицу стебля со жгучими зелеными листьями.

– Мне понравилось.

– И о чем он?

– Там фишка в том, что трое парней и одна девушка, в которую влюблен главный герой, весной приезжают сюда на рыбалку. Но в это же самое время на берег реки приземлился космический корабль с единственным пилотом, который тоже заядлый рыболов, но со своими инопланетными выкрутасами. Пилот владел неким приборчиком под названием «выборочный преобразователь», с помощью которого мог уменьшать разные предметы. Сначала свой корабль уменьшил и тем самым замаскировал, а потом стал уменьшать до размеров спички встречавшихся ему на реке рыболовов, привязывать их к крючку, словно живцов, и забрасывать в воду, чтобы щуку поймать…

– Ужас какой!

– Да. Между прочим, прототипом для главного героя стал Макс – твой непосредственный начальник.

– Ничего себе! Надеюсь, его самого в качестве живца не использовали?

– Как раз использовали. Только сначала Макс увидел, как инопланетянин поймал на его уменьшенную подругу щуку, потом и его самого тем выборочным преобразователем уменьшили и крючку привязали. Но Максу повезло, что его не щука своими острыми зубами схватила, а окунь. Ну, и так получилось, что когда окуня из воды вытаскивали, веревки на Максе развязались, и он отлетел в крапиву, где принял свой нормальный вид. После чего завладел приборчиком, уменьшил им инопланетянина и самого его на крючок посадил и в качестве живца использовал. В отместку, так сказать, за друзей.

– Ну и фантазия у твоего инженера человеческих душ!

– Нормальная фантазия. Этот рассказик еще добрый. Обычно Акимов столько кровищи на страницах проливает, такую бредятину-кингятину выдает, что на ночь лучше не читать.

– Слушай, Серега, – сказала Даша, чуть погодя, – а ведь, по большому счету, ну, в теории история с этим инопланетянином и в самом деле могла произойти. Как думаешь?

– В теории – могла бы, – согласился тот. – Потому что, по большому счету и с большущей натяжкой его рассказ можно причислить к научной фантастике. То есть, к тому, что по идее возможно. А вот когда мы говорим о всякого рода фэнтези…

– Да-да, – прервала своего проводника Даша, – мне известно, чем научная фантастика от фэнтези и мистики отличаются. И я, кстати, хотела у тебя спросить…

– Все, пришли, – теперь не дал ей закончить фразу Серега. – Давай, сначала немножко рыбу половим, а потом ты меня о чем захочешь, спросишь, а я тебе все расскажу. Договорились?

– Договорились.

Объяснять Даше, как собирать спиннинг и привязывать к леске блесну, не требовалась – для нее это было знакомо. Она даже первый заброс сделала раньше него, долго определявшегося, с какой приманкой лучше всего начать ловлю. В итоге он выбрал из коробочки свой самый любимый воблер, пусть и равный по цене десятку блеснам, зато безотказно провоцирующий на поклевку подводных хищников. Главное, чтобы эти хищники в реке водились, а не были уничтожены браконьерами при помощи электроудочек. Впрочем, здесь, неподалеку от автомобильного моста и деревни на берегу, браконьеры вряд ли бы рискнули заняться своим черным делом.

Вода в реке была невысокой и не мутной, как во время паводка, по ее поверхности нет-нет да расходились круги от охотящейся за насекомыми рыбы, даже всплески были слышны где-то за ближайшими кустами. Вечер тоже радовал – теплынь, на небе ни облачка, ветерок совсем слабый. А рядом – со спиннингом в руках – Даша.

Когда минут через пятнадцать после начала ловли, во время очередной проводки что-то вдруг задержало приманку, и в ответ на подсечку Серега почувствовал на противоположном конце снасти упрямые рывки, он воспринял это, как должное. Он просто не мог не поймать этим вечером рыбу, так же, как недавно, во время охоты вместе с Дашей был обязан подстрелить вальдшнепа. И ведь подстрелил он тогда лесного куличка, даже двух вальдшнепов подарил ему весенний подмосковный лес. Теперь Серега ждал подарка от реки.

Но, похоже, сама река так не считала. Подсеченная рыба, а это бесспорно была щука, метнулась к заросшему ивняком берегу, Серега ускорил подмотку лески, пытаясь воспрепятствовать маневру, но зубастая хищница оказалась проворней и застряла-таки в кустах.

– Что там у тебя, Сережа? – спросила появившаяся за спиной Даша.

– Представляешь, Дашенька, щука воблер схватила и в кусты завела.

– Крупная?

– Вроде, приличная. Теперь уж не узнаем, какая именно, – он высоко поднял изогнувшийся спиннинг с до предела натянутой леской. – Сошла, зараза, а воблер за корягу зацепился.

– Придется обрывать?

– Жалко.

– Дорогой?

– Не в деньгах дело. Именно таких моделей воблеров в продаже больше нет. А он у меня типа секретного оружия, при любом бесклевье выручал. Так что придется искупаться. Подержи, пожалуйста, спиннинг. Потом, когда я скажу, – подматывай.

Не прошло и минуты, как раздевшийся до трусов Серега аккуратно сполз с глинистого берега в воду и сразу окунулся с головой. Глубина у берега была метра полтора, и чтобы не поднять муть, он поплыл «по-собачьи» вдоль кустов. Невольно вспомнил, что в рассказе Игоря Акимова «Живцы» был очень похожий эпизод. Там один из героев так же полез в воду отцеплять приманку, но, когда вернулся на берег, поджидавшую его подругу уже уменьшил выборочным преобразователем рыболов-инопланетянин…

Без особых проблем отцепив запутавшийся в ветках воблер, Серега забросил его почти на середину реки и крикнул Даше, чтобы подматывала. Вылезти на берег решил чуть ниже по течению, где тот был сравнительно пологим. Берега, что вверх, что вниз по течению казались безлюдными, на дворе хоть и был май месяц, но вода не успела прогреться и никто не купался. Единственного человека он увидел на высоком автомобильном мосту. Тот, не исключено, что тоже рыболов, остановился посередине моста и, как показалось плывущему Костикову, разглядывал его в бинокль. Делать ему, что ли больше нечего?

В следующее мгновение Серега забыл и о мужике на мосту и обо всем остальном, потому что услышал крик Даши. Он пулей выскочил на берег и помчался по узкой, виляющей между кустов тропинке, боясь даже представить, что могло случиться с девушкой.

Он увидел Дашу на краю берега, опустившуюся на колени и сильно наклонившуюся к воде – еще чуть-чуть и свалилась бы. С криком: «Держись!», он бросился к ней, но Даша сама отклонилась назад и оглянулась на него с радостной улыбкой и блеском в глазах.

– Есть! – выдохнула девушка и продемонстрировала остановившемуся в шаге от нее изумленному Сереге зажатую в левой руке щуку не менее килограмма весом. – На твой спиннинг поймала, на твое секретное оружие!

– Ну, ты даешь! – Серега даже за сердце схватился и тоже опустился на колени. – А я уж думал, с тобой что-нибудь…

– Представляешь, когда ты воблер на середину реки забросил, я сразу катушку крутить не стала, дала ему сплавиться по течению, – взахлеб стала рассказывать Даша. – Подвела его к самому берегу, собралась вытаскивать, и вдруг откуда-то слева эта вот дура, как выскочит, – хвать твое секретное оружие и замерла. Прямо у меня на глазах, представляешь! Я на секунду тоже замерла, – обалдела. Потом рванула спиннингом, и щука тоже рванула, я, как закричу!

– А я, как тебя услышал, ну, думаю…

– Я сначала подумала, что она сошла или леску перекусила, потом смотрю…

– Ты у меня молодец, Рыжая, молодец, – прижал ее к себе и несколько раз поцеловал в щеку и шею Серега. – Только я испугался очень, когда ты закричала.

– А, что именно я кричала?

– Не разобрал, – сказал Серега и наконец-то засмеялся. И Даша радостно засмеялась вместе с ним.

Оснащенный двумя тройниками воблер щука заглотила не очень глубоко, но все равно, чтобы его вытащить требовались специальные приспособления – зевник и экстрактор, роль которого в арсенале Костикова выполнял медицинский зажим.

Когда он только начинал спиннинговать, считал все эти приспособления излишествами и обходился валявшимися под ногами сучками и веточками. Да и с пойманной щукой он раньше не церемонился – чтобы не мучилась, ударял чем-нибудь тяжелым по голове и уже потом извлекал приманку из зубастой пасти.

Со временем отношение к пойманным трофеям изменилось в плане мягкосердечности. Как многие знакомые спиннингисты, особенно спортсмены, Костиков частенько стал пойманную рыбу отпускать обратно в родную стихию. С его стороны это не было данью моде и соблюдение ставшего популярным в международном рыболовном сообществе принципа «Поймал – отпусти!» Если речь шла не о соревнованиях, а о простой рыбалке, Серега, в отличие от других, предпочитал отпустить крупную рыбу, – она и от полученных травм скорее оклемается и потомство еще не раз принесет. Зато с мелочью предпочитал не расставаться: либо использовал ее для приготовления свежей ухи, либо забирал домой, чтобы пожарить или засолить и потом употребить под пивко.

Дашину щуку отпускать он не собирался, но все равно извлечь приманку из пасти хотел щадящим способом. Пока вытаскивал из бокового кармана зевник и экстрактор, его пальцы наткнулись на что-то еще. Серега вытряхнул это «что-то» себе на ладонь и чуть не вскрикнул, увидев точно такой же цилиндрик-маячок, что покоился на днище его обиходной сумки, оставленной дома.

– Вот тебе раз, – приподнятое настроение вмиг улетучилось, и Даше не могла этого не заметить.

– Что, Сережа?

– Помнишь, я говорил тебе по телефону, что на выходные занят очень важными делами, и поэтому мы не сможем встретиться?

– Конечно. Надеюсь, сейчас ты не вспомнил про еще одно очень важное дело?

– Я прятался, Рыжая, – посмотрел он ей прямо в глаза. – Есть люди, которые преследуют меня в связи с моим увлечением – лепкой из пластилина.

– Это как-то связано с Застольем? – серьезно спросила Даше.

– Напрямую. Как думаешь, что это за штучка? – Серега отдал ей маячок, сам же, воспользовавшись зевником и экстрактором, ловко извлек из широко раскрытой щучьей пасти воблер. – Это всего-навсего что-то типа шпионского маячка, который передает сигналы о своем местоположении. Маячок мне подбросили те самые люди.

– Чтобы за тобой следить?

– А зачем же еще. Один такой маячок я нашел в своей сумке и благополучно скрывался от них целых три дня. Но я почему-то совсем не подумал, что если есть один маячок, то может быть и второй, и третий!

– Получается, они…

– Знают, где я, то есть, мы с тобой сейчас находимся, – продолжил за нее Серега. – Кажется, одного из них я, пока плавал за воблером, видел на мосту.

– И, что же нам теперь делать?

– Дай-ка сюда, – он отобрал у девушки маячок и, примерившись, уронил его в распахнутую зевником пасть щуки. Потом нашел на земле ветку толщиной с палец и с ее помощью протолкнул зевник глубже, в желудок. Рыбина недовольно мотнула головой, и зевник выскочил из пасти, а сама она выскользнула из рук рыболова. Хватать ее Серега не стал, наоборот подтолкнул к воде, в которую щука, напоследок махнув хвостом, и плюхнулась.

– Я, кажется, поняла, – глядя на расходящиеся круги, хихикнула Даша. – Они будут думать, что ты там, где щука, а мы в это время…

– А мы под защитой прибрежных зарослей быстренько проведем рекогносцировку, чтобы ни один гад нас в бинокль не высмотрел…

Уходить с реки, вот так, сразу Серега не собирался. До последней электрички со станции Звенигород в Москву времени было еще предостаточно, он же приехал сюда с любимой девушкой ловить рыбу и наслаждаться природой, а если кто-то вздумал за ним следить – его проблема.

Берега Москвы-реке в районе звенигородского автомобильного моста Костиков давно изучил, как свои пять пальцев. Самым заросшим, большей частью даже диким, можно было назвать правый берег – от моста и километра на четыре выше по течению. С правого берега и рыбалка была самой добычливой, собственно, поэтому Серега и привел сюда Дашу. Теперь получалось, что не только из-за рыбалки угадал он с выбором берега.

Далеко убегать от места поимки щуки, Серега не стал, да он и вообще не убегал. Чтобы не задерживали движения, он на время разобрал спиннинги, провел Дашу по тропинке с полсотни метров и, увлекая ее за собой, нырнул в малозаметный проем среди кустарника с нанесенным паводком хламом. Затем немного продвинулся в обратном направлении, аккуратно, бочком, чтобы не обжечься, пролез через заросли крапивы и оказался на небольшом песчаном бугорке – как раз, чтобы двоим не было тесно.

– Предлагаю здесь перекусить, а то я проголодался – жуть, – сказал он, и Даша, конечно же, согласилась.

В рюкзаке у Сереги была и закуска: хлеб, упаковки с нарезанной колбасой и ветчиной, свежие помидоры с огурцами и редиской; и выпивка: коньяк, бутылка минералки и две банки пива; не забыл рыболов и стаканчики прихватить. Хоть объешься, хоть обпейся, и в этом деле тоже проголодавшаяся Даша ни на съеденную крошку, ни на выпитую каплю не отставала от Сереги.

Сначала они насыщались молча, навострив уши, и вскоре действительно услышали неподалеку чьи-то торопливые шаги и хруст сломавшейся под ногой ветки. Потом, когда большая половина запасов была съедена, а спиртного – выпита, они начали шептаться, потом дело дошло до поцелуев и ласк. Через некоторое время послышались шаги в обратном направлении, но Серегу с Дашей это уже не тревожило…

– Это место называется «Тихое». Осторожненько, скользко, – Серега пропустил вперед Дашу, придерживая ее за руку, и вслед за ней спустился к самому урезу воды. – Прелесть этого места в том, что, забросив блесну как можно дальше от берега, можно и там поклевочку получить, и на середине проводки, и у самого берега, буквально под ногами.

– Почему – «Тихое»?

– Даже не помню, почему так назвал, – признался Серега. – Может, потому что раньше ловил здесь в полнейшей тишине.

– Тогда, зачем же мы разговариваем?

– Согласен. Забрасывай, молча.

На нарисованной им карте Москвы-реки в окрестностях Звенигорода было порядка сотни мест, получивших с его легкой руки собственные названия. Одни соответствовали названиям блесен, на которые в тех местах были пойманы щуки: «Луч», «Атом – 2», «Серебристая»; другие говорили сами за себя: «Грязное», «Сухое», «Трудное»; некоторые носили имена и прозвища друзей-рыболовов или персонажей любимых кинофильмов: «Негоро», «Брусенцов», «Абрек», «Леопольд Кудасов»…