Текст книги "Путеводитель колеблющихся по книге «Запад и Россия. Феноменология и смысл вражды»"

Такое искусство и такое его понимание есть, безусловно, то воплощение спасения и искупления жизни каждого человека (как бы грешен он ни был), с которым сталкивался православный русский человек, всякий раз посещая храм и наблюдая и молясь на любую из икон.

* * *

В середине этого векового вдоха – выдоха (понятно, что каждый из конкретных веков может быть больше, меньше, суть не в этом) происходит выплеск накопленной энергии. В это время этническое целое усиленно развивается – формирует законы, правила, совершает реформы и преобразования, тогда же растет культура, происходит приращение территории, может быть, не столь значительное, как в предыдущий период, но так или иначе заметное для окружающего мира и меняющее баланс мировых интересов в том или ином регионе. Так, освоение Россией громадного ареала Центральной Азии и Северного Кавказа, какой впоследствии был так бездарно растрачен в период выдоха поздней советской элитой, до сих пор является ключевым фактором для большинства живущих там этносов.

Единственная советская попытка, совершаемая на изломе, на снижении энергии – поход в Афганистан, естественным образом закончился неудачей. Но в центральном своем отрезке этой воображаемой исторической волны, набегающей на берег мировой цивилизации, эта пассионарная пульсация России приносит фантастические результаты – от побед в кровавых войнах до отправления человека в космос и создания суперимперии в самом прямом и недвусмысленном виде.

Самые страшные исторические события происходят к концу цикла, когда «выдыхается» последняя энергия, накопленная за век, и государство, этот этнический организм, становится неспособным к позитивной деятельности и не может сопротивляться негативным тенденциям окружающей мировой цивилизационной среды и попадает на слом даже под самыми слабыми ударами. Ударами, на которые в период своего расцвета она не обратила бы никакого внимания или, лениво шевельнувшись частью своей громады, решила любую из возникающих проблем.

Как управляла Россия после победы над Наполеоном всей Европой до французской революции 1848 года? – «Ни одна пушка не могла выстрелить без ведома Петербурга». А русские революции 1917 года происходили в России (при всей усталости народа от войны, которой и не должно было бы быть, если бы Россия была «здорова») по шутейным сценариям, усилиями паяцев и клоунов, шайки бандитов, которые брали лишь то, что само валялось под ногами, причем это касается и февральской и октябрьской революций.

Накопленные противоречия в России между дворянством (высшим классом) и крестьянством, о которых 100 с лишним лет говорила русская литература, при отсутствии явно выраженной буржуазии, могли быть решены 2–3 годами умного правления, типа столыпинского. Решение вопроса о земле и собственности, внесение и утверждение идеи конституционной монархии привели бы к тому, что и посейчас в России формально правили Романовы подобно их британским родственникам.

[309–320]

2.2. Советский период

Прямой ответ на прямой вопрос – а была ли неизбежна русская революция? – заключается в следующем утверждении: безусловно, Да. У России не было больше времени для торможения в цивилизационном смысле.

Что было бы, если Россия смогла пойти по пути классической буржуазно-демократической революции? Проекция назад, в прошлое говорит о том, что не было реальной политической силы, которая могла бы возглавить и определить «нормальные» по европейским меркам формы этого процесса. Так что этот вариант также был «закрыт» для России.

Но была ли потребность в произведении революционных действий, особенно во время гражданской войны, в духовном смысле, внутренняя? Это центральный вопрос наших размышлений. По существу Россия была страной, в которой громадное количество ее населения было выключено не только из социальной жизни, но из культурной и цивилизационной (в широком смысле) также. В книге В. Г. Арсланова «Третий путь» Андрея Платонова» – этой стороне русской революции уделяется немало места.

Ссылаясь на малоизвестные работы гениального русского художника А. Пластова – портреты крестьянских детей 30–50-х годов, то есть уже периода победившей революции, он пишет о ярко видимой и проявленной на этих изображениях «жажде новой жизни», которая в целом открывалась в людях, особенно в молодом поколении, как нечто совершенно неизвестное прежней русской действительности. Он выразительно пишет: «Ужасы были, трагедия была, но потому и трагедия, а не мусорная яма, что на лицах этих деревенских детей мы видим ту же жажду знания и истины, что переполняла ифлийцев… и которая, может быть, свойственна только людям, преисполненных великих сил созидательной жизни. Таково историческое завоевание России в XX в., и его Мих. Лифшиц (выдающийся мыслитель, учитель Арсланова, на идеи которого он во многом опирается, – Е. К.) считал своим долгом защищать от клеветы и падения в бездонную пропасть, защищать хотя бы морально, если нельзя практически. Вот что вместе с Лифшицем – и совершенно независимо от него – понимал простой человек, на плечах которого все держалось. Благодаря Ивану Денисовичу и Василию Теркину удалось поднять, а не опустить планку духовной жизни в XX в., несмотря на все ужасы, провалы и поражения»[12]12
  Арсланов В. Г. «Третий путь» Андрея Платонова: Поэтика. Философия. Миф. СПб., 2019. С.149.


[Закрыть].

Нельзя не согласиться с этими словами и – главное – с самим подходом к пониманию того, что русская революция, повлекшая за собой катастрофические последствия для содержания и многих практических сторон жизни народа и государства, в определенном смысле (культурно-цивилизационном прежде всего) была и спасением. Она пробудила к жизни такой объем пассионарной материи нации, какой до сих пор питает развитие России. Это происходило как раз за счет включения в состав жизни представителей самых низших слоев общества, которых прямо толкали в созидательность и творчество, образование и культуру, хотя их родители и предки не имели ни малейшего представления об этих сферах бытия. Это насильственное, по существу, вдвижение сотен тысяч людей в иное пространство жизни и социальной действительности, на самом деле не имело прецедента в истории человечества. Это, как будто древнеегипетские рабы, строители пирамид и дворцов фараонов, были напрямую допущены к сокровищницам знаний жрецов и магов. Переворот во всей человеческой породе был произведен грандиозный. Он, кстати, во многом компенсировал прямое уничтожение, отъезд в эмиграцию огромного количества выдающихся русских талантов.

Если посмотреть на происхождение русских гениев в самолетостроении, в физике, математике, других науках и инженерии, в военной отрасли, в литературе и искусстве, в конце концов, то, за малым исключением, все они были представителями тех самых «униженных и оскорбленных» социальных низов, по которым плакала искренними слезами русская литература.

Этот рост, пробуждение пассионариев происходило из тех глубин русского народа, которые столетиями копили эту пассионарность в себе, не зная, что это такое и как этим воспользоваться. Никакая эволюционная линия развития социума не смогла бы таким – варварским, но эффективным – способом вспрыснуть в организм государства столько свежих мозгов, фантазии, творческого начала. Был прорублен напрямую доступ к потаенному миру русского народа, который чуяли и на который молились все русские гении, но никак не могли понять, как до него добраться и заставить работать. Русская революция, тем самым, начинала воспроизводить ту материю, какую Россия ранее даже не пыталась оформить и определить в качестве некой площадки, основы для дальнейшего развития этноса в целом, независимо от формы государственного устройства.

Все это и создает картину того подлинного, не приукрашенного никакими преувеличениями или преуменьшениями, трагизма русской революции, когда сотни тысяч людей посылались на смерть, в лагеря, но одновременно давались щедрой рукой нищему, голодному, но пробудившемуся народу перспективы жизни в ее практическом, а также метафизическом смыслах.

В. Арсланов замечает, что это «странное, невозможное просветление (так он обозначает прорыв к творчеству громадных масс людей из народа – Е. К.) мы не имеем права выкинуть из истории России, истории человечества»[13]13
  Указ. соч. С. 152.


[Закрыть]. С этим нельзя не согласиться.

* * *

Практически замолченное и властями, и академическими институтами 100-летие русской революции в 2017 году говорит об очень многом. Мы еще не готовы как народ, как культура, осознать последствия революции во всем богатстве ее достижений, поражений и реальных противоречий. Некие прозвучавшие отговорки от тех, кто обязан был подумать о таком интеллектуальном действе, как осмысление и размышление над итогами (промежуточными, конечно) русской революции, смешны еще и по следующей причине. Русская революция 1917 года при всем изменившемся к ней отношении в настоящее время («Какую Россию мы потеряли?») окончательно ввела Россию в разряд подлинно мировых держав (цивилизаций), которые формируют именно что мировую повестку дня.

Если вообразить себе отсутствие советского периода в истории России, то из этого вовсе не следует, что сейчас в своем полуразрушенном состоянии Россия обладала бы ядерным оружием глобального толка. Это все советское наследие. Рассуждения о том, что все это было бы, сохранись Россия прежней – конституционной монархией, парламентской республикой и пр. носят условный характер.

Рассуждения ряда исследователей, что революция была исторической ошибкой, удавшейся авантюрой, переворотом, совершенным на деньги иностранного государства, что она нарушила естественные эволюционные законы развития России как государства, носят ничтожный характер. В своей совокупности они ясно свидетельствуют, что современная историческая мысль в целом (за исключением небольшого числа мыслителей, на которых мы ссылаемся в своей книге и чьи идеи с благодарностью приводим как правильные) боится откровенно и непредвзято взглянуть в лицо промежуточным итогам русской революции.

Именно что «промежуточным», поскольку такое глобальное событие как русская революция не только поменяло ход мировой истории самым радикальным (то есть очень быстрым) способом, но и изменило парадигму развития России. Этот второй аспект нам кажется значительно более существенным, чем первый.

В конце концов, развитие мировой цивилизации в XX веке, так или иначе, изменило бы политическую карту мира, произошел бы и антиколониальный слом, и появились бы многочисленные новые государства; русская революции была дополнительным катализатором этих процессов. Но вот что особенно важно: изменив вектор своей истории, Россия предложила миру совершенно новый проект социального и общецивилизационного развития.

При всех тех искривлениях, ошибках, трагедиях и преступлениях, какие мы наблюдаем в исторической жизни России XX века, одного точно нельзя отрицать – это была попытка (с учетом всего, о чем сказано чуть выше) изменения цивилизационного кода всего человечества.

Наконец, сама Россия после прожитого под «советской звездой» века своего бытия впервые выступила на мировой арене в качестве страны, которая не повторяет «зады» других цивилизаций и культур, не просто учится у них, стремится им подражать, а создала исключительно свое, неповторимое в историческом отношении. А потом необходимо помнить, что цикл еще не закончен, нельзя ответственно заявлять, что идеи, какие существенной своей частью легли в основание русской революции, полностью исчерпаны для мира.

Мы, конечно, говорим о некой идеальной стороне этих построений, которые связаны с более разумным отношением к индивидуальной стороне жизни человека, к декларируемым ценностям разных культур и народов, представлениям о том, что возможны межнациональный диалог и межцивилизационное сотрудничество, опираясь на опыт второй мировой войны, в которой СССР сыграл ключевую роль. Без сформировавшегося разряда новых (советских) людей, родившихся в России сразу после революции и выросших первым поколением людей, представлявших совершенно иным образом свою и общую жизнь, европейская (а может быть и мировая) цивилизация в определенном отношении была бы обречена. По крайней мере, молниеносность, с которой европейские народы складывали по существу оружие перед Гитлером, была удручающей и трагически бесперспективной. Оставалась одна Англия в условиях осажденной крепости, да США, которые долго раздумывали, когда, зачем и на каких условиях ей ввязываться в эту мировую войну с Германией (Япония здесь стоит особняком).

Без того поколения новых людей, воспитанных в душе предельного, почти античного самопожертвования во имя сохранения общего блага, государства и защиты родной земли, не было бы победы в войне. Но не только это – по существу, глобально, они остановили холокост как новое египетское избиение целых народов, виновными перед нацистской идеологией только лишь по факту своей принадлежности к конкретным этносам. Нелишне вспомнить – как это следует из опубликованных «застольных бесед» Гитлера со своими соратниками, что такая же участь тотального истребления была уготована многим народам Европы, и не только евреям и цыганам. На подобное уничтожение с частичным превращением оставшейся части этих наций в рабов были обречены балтийские народы, славяне.

В. Арсланов вполне убедительно об этом пишет: «Страшная монархия (сталинская – имеется в виду – Е. К.) с массовыми азиатскими жертвоприношениями выросла на почве социализма – и только благодаря ему, преждевременному и странному социализму, мы победили, без него было бы какое-то либерально-криминальное гниение, и Россия пала бы под ударами Гитлера, как и вся Европа. Чему же должна быть благодарна Европа – монархии или социализму?.. Это была жертва, принесенная нашим социалистическим подъемом, жертва, уничтожившая социализм самым позорным образом. Этой дорогой действительно ходить не надо, она смертельно опасна для самоуправления народа»[14]14
  Указ. соч. С. 157.


[Закрыть].

* * *

Русская революция стала принципиальным водоразделом между «большими» эпохами существования человечества. Скорее всего, именно после нее приобрело конкретное значение выражение – всемирное человечество. Сопоставления русской революции с какими-то другими ключевыми событиями мировой истории все, как одно, хромают.

Пометим пунктирно только некоторые утопические задачи русской революции, которые во многом спонтанно формулировались в процессе ее осуществления: создание государства социальной справедливости, изменение форм собственности, неотчуждение человека от продуктов своего труда, исправление человеческой природы, определение новых моральных оснований жизни, набор позитивных идей и идеалов о сущности человеческой жизни, ее перспективах и многое-многое другое. Перечисление может занять не одну страницу, будучи представлено в странном смешении прямой утопии, философской фантазии и реальных быстрых процессов по почти одномоментному преобразованию общества неграмотных людей в образованных, подготовленных к практической деятельности специалистов. Это не могло не воздействовать на другие народы и культуры.

[456–461]

3. Цивилизация

Определение цивилизации. К феноменологии цивилизации. Христианство и мировые цивилизации нового типа. О некоторых аспектах формирования западной цивилизации. О. Шпенглер как идеолог «заката Европы» и провозвестник кризиса западной цивилизации. «Гравитационность» и «пульсирование» цивилизаций. «Малые» этносы в составе больших культур и цивилизаций: правила эволюции.

Самые развитые цивилизации древности – Древний Египет, Древняя Греция, Рим, достигая высших уровней удобства для ежедневной жизни человека, тем не менее, не становились примером для окружающих их племен и народов (варваров, как они считали). И эти варвары, сокрушили в итоге их империи и царства, вовсе не стремясь к перенятию изобретений, культурных достижений или к простому подражанию несравненно более совершенному и удобному для человека образу жизни.

Стало быть, в самой технической составляющей человеческого прогресса не кроется особая привлекательность для других народов и государств, помимо тех, кто создал именно эту, свою цивилизацию, подходящую именно для них и готовящихся всяческим образом ее отстаивать. Совокупность общих, соединяющих этнос, идей и новых ментальных (просто других, подходящих для данного сообщества людей наилучшим образом) сущностей и предопределяет и отказ от прежних общецивилизационных достижений, и от следования им в каком-то практическом отношении.

Часто бывает так, что вера, совокупность убеждений побеждает тот самый рационализм, какой воплотился в техническое совершенство жизни другого государства или региона, их людей. Потребность в прогрессе иного рода зовет людей на сокрушение старых порядков, так как, помимо их воли, исходный материал развития человечества заключен в совокупности идеальных представлений о том, как все должно быть устроено. И никакая прежняя форма жизнесуществования, пусть даже самая совершенная и комфортная, не может их удовлетворить, так как перед ними маячит, видится модель другого общества, другой цивилизации, в которой высшей целью будут выступать не комфорт и бытовые удобства, но достижение благости, счастья, истины, правды бытия, нирваны (и т. д. и т. п.) и всего того, что привычно относится на разряду утопического мышления.

[30–31]

Однако остается нерешенным важный вопрос о критериях выделения и теоретического определения особенностей тех или иных типов, видов (подвидов) цивилизаций. Для автора данной работы очевидно, что внешние признаки, связанные с уровнем потребления, развитием техники и увеличения комфортности бытового существования, даже в совокупности с развитым гражданским обществом, с достижениями в области культуры, морали и т. д. не являются критически существенными для выделения онтологических черт каждой из цивилизаций.

Каждая из осуществившихся в истории человечества цивилизаций – в случае нашего интереса, это два величайших примера: русский и западный типы цивилизаций – возникали и развивались, исходя из некоего идеального целеполагания, какое ранее было неизвестно прежним обществам. В основе каждой из состоявшихся цивилизаций лежит набор исходных идей и идеалов, причем на очередном историческом этапе для каждой из цивилизаций, развивавшихся конкретно-исторически, этот набор будет индивидуальным и учитывающим предшествующий цивилизационный опыт, как правило, ближайших цивилизационных соседей.

Эти, прежде всего, идеи и идеалы, находящиеся в разных цивилизационных примерах в разных формах, выражаются к тому же через особое индивидуализированное содержание. Укажем на некоторые способы и структуры выражения этих идей и идеалов – это особый тип ментальности, развитые культура и наука, наличие человеческой элиты и особый дух ее пассионарности, не удовлетворяющийся текущей повседневностью, но стремящийся преобразить, изменить окружающий материальный мир, создать нечто новое, достичь более высокого уровня развития человеческого общества и др.

Мало того, что цивилизация порождается посредством идей устроения общества и государственного организма (какого бы уровня примитивности или сложности эти идеи не были), она требует и иных, чем прежде, моральных оценок, системы правосудия, соответствующих этим идеям человека (скажем, представления о личных свободах и перспективах индивидуума западной цивилизации, какие исторически меняются от Древности через зарождение христианства и период Возрождения к современности), но всегда это осмысляется и совершается (строится, создается) с учетом оптимальности развития социума, его интересов, его устойчивости (как идеал).

Все, что происходит в дальнейшем, в процессе выстраивания того образования, какое в дальнейшем получит гордое имя той или иной цивилизации, сопровождается громадным количеством ошибок, заблуждений, попадания в тупики, из которых, кажется, нет выхода, наконец, сопровождается и преступлениями, какие выглядят чуть ли как неизбежность в процессе строительства цивилизации, так как ни одна из великих цивилизаций не обошлась без войн (как справедливых, так и не очень), без использования механизма подавления других народов и стран.

Этапы становления той цивилизации, какую мы сейчас называем западной, носят последовательный и взаимосогласованный характер. Первый период идеологического оформления основ будущей цивилизации проходит в период Возрождения (осуществлявшегося в разных уголках Европы с разной скоростью и с разными результатами), создавшего так называемую антропную базу – не только фактически видоизмененного человека, готового к географическим открытиям по всему свету, к активной экономической деятельности, продуцирующего богатую и разнообразную культуру, которая определяет развитие наук и сложных гуманитарных областей знания – философии и религиозной метафизики, уже не догматического толка, прежде всего. Европейские общества становятся и более сложными по своему человеческому содержанию, и более богатыми, так как начинают пользоваться плодами колониального покорения стран на других континентах. Они, отрываясь от религиозной догматики, становятся более интеллектуально независимыми, что позволяет создать целый ряд учений о новых аспектах гуманизма (присутствие человеческого начала в обществе и жизни вообще), о трансформации общества, о природе власти и необходимости ее усовершенствования, о возможных идеальных типах социума (что сейчас мы называем социальными утопиями).

Этот рывок вперед, изменивший структуру общества и его культуры в самом широком плане, закономерно приводит к явлениям трансформации религиозных воззрений и внутреннего освобождения человека, – и в этом отношении громадное значение Реформации. Связанное с развитием книгопечатания и хождения в обществе доступных печатных текстов ускоряет процесс рефлексии общества над собственной природой и перспективами его развития. На этой базе появляются новые учения и философские взгляды, какие в концентрированном виде выразились в деятельности, к примеру, французских просветителей, приведших Францию, а в широком смысле – весь западный мир, не только к Великой Французской революции, но к смене всей цивилизационной парадигмы, какая, правда, не понималось как цивилизационная именно тогда.

Известного рода ментальная и культурная изоморфность французского и других западноевропейских обществ (какие, заметим, были в то время не так национально отделены друг от друга, как впоследствии, и во многом общеевропейский этнический котел продолжал действовать в этот период – XVII–XVIII века, несмотря на войны и разного рода противоречия между европейскими странами), привела не просто к широкому распространению идей Просвещения («Свобода, Равенство и Братство»), но и к их одинаковому пониманию в социально разных слоях общества.

[32–34]

Таким образом, становится очевидным, что становление и дальнейшее развитие великих цивилизаций прошлого связано с некими трансцендентными категориями национальной жизни, какая не довольствуется теми или иными практическими задачами по решению насущных нужд существования, но претендует на значительно большее – на фундаментальное изменение природы общества прежде всего, что тянет за собой целую цепь других трансформаций – от религиозных воззрений, от изменений в экономике до смены культурной (опять-таки в широком смысле, включающем в себя и научные воззрения, и философские новации) и антропологической (связанной с изменением психологии и самосознания человека) парадигм.

Этот процесс зарождения новой – и великой – западной цивилизации по-своему повторял то, что было в древности. Собственно, таким же образом не на руинах, но на самом пике могущества Римской цивилизации возникает прообраз другой культуры (цивилизации) – христианской, какая использует слабые и невнятные на первый взгляд идеальные суждения самого отвлеченного рода и при этом не связанные, как казалось в Риме, с практической жизнью человека.

Но набор крайне слабых с точки зрения классического римского дискурса представлений о новом внутреннем человеке, о его предназначении духовного плана, об иных формах морали и необходимого поведения (для спасения собственной жизни в религиозно-нравственном смысле) – на фоне развитой и сильной культуры мировой империи, прошедшей в своих поисках оптимальных форм социального устройства через Республику и узурпацию власти – казался не просто нежизнеспособным, но вообще не имеющим никаких шансов на более-менее длительное бытование в пределах ойкумены римского государства.

Но изменение произошло, слабое стало сильным, униженное стало торжествовать в культуре и жизни общества – и все то, что казалось в первые века христианской веры обреченным на гибель, легло в основание великих культур и новых империй. А дальше в истории Запада понадобится следующая ментальная (и цивилизационная, конечно) революция, какая сменит уходящий христианский тренд новыми представлениями об истинной Свободе, Равенстве и Братстве уже наступившей эпохи Просвещения.

[34–35]

Внешняя, как теперь выясняется, успешность эволюции западной цивилизации в конце XX и начале XXI века (становление Большой Европы), понимание того, что глобальность человечества – не утопия и что именно Запад возглавляет процессы в этом направлении, привели к тому, что ее вождями стали ускоряться некоторые процессы. Так случилось, что в основном они были связаны с усилением материального, потребительского начала как краеугольного камня, легшего на место раздробленного и выкинутого за ненадобностью «камня Петра», на котором возвышалась христианская церковь.

Это стало ловушкой современной западной – в первую очередь – цивилизации. Не совершенствование социальных структур (они считались почти что совершенными, особенно в Америке), ни изменение положения людей в социально разделенном обществе, где низы не имеют необходимости в бунте или возмущении только по причине того, что с «барского стола» в виде государственных субсидий и всякого рода социальных выплат поступают средства, достаточные для скромного существования, ни тяга к максимальному расширению просвещенческих культурных ценностей по всей вертикали общества – ничто не казалось необходимым для изменения этого устоявшегося, победившего в войне цивилизаций (имея в виду СССР) и поэтому торжествующего общества.

Правда, неприятными моментами для самочувствия данного типа цивилизации выступал ряд моментов – то в виде вымирающей и деградировавшей Африки, на существование которой Запад закрыл глаза, то странная по характеру своего возникновения волна исламского экстремизма и ее движение в сторону западного общества с открыто декларируемой целью покорить его и взять реванш, якобы, за века социального и культурно-религиозного унижения. Наконец, совершенно Западом был просмотрен и проигнорирован феномен китайской цивилизации, которая не за тысячи, не за сотни, а за десятки лет вдруг достигла уровня технологического развития, сравнимого с достижениями Запада и ясно заявила о своих претензиях на мировое лидерство.

Да и непонятное для западного мира возрождение России, трудное, осложненное метаниями между автаркическими процессами, единственно необходимыми ей на этом этапе собирания своих сил после разгрома в холодной войне, и желанием прислониться к западной модели развития, невзирая на явно наблюдаемые признаки ее разложения и упадка, – путает карты прежнего расклада глобального мирового порядка.

Наблюдается и близость Запада и России в достаточно определенных областях. Все революции, какие Россия переживает на рубеже веков (всякий раз, начиная с XVII века), в основном подпитывались и инспирировались духовными проекциями Запада. Россия увлекалась ими до умопомрачения, до безотчетности и следовала далеко за те пределы, какие определяла та или иная полюбившаяся западная концепция и какие сам Запад не рисковал переходить, в лучшем случае только нащупывая пути ее осуществления и пробуя какие-то отдельные ее элементы.

Но когда Россия в эти рубежные периоды исторически поднималась, проламывая путь через все мыслимые и немыслимые преграды, и совершала свой поход в неведомые для всего человечества дали и возвращалась обескровленная, униженная этой своей попыткой, Запад тут же пользовался опытом, полученным его восточным соседом, и совершенствовал свои социальные механизмы. Восприятие коммунистической революции в России Западом – история именно об этом.

Но и для России такие походы, что в петровскую эпоху, что в период наполеоновских войн, что в XX веке, не проходили даром, зря, что ли, она приобретала опыт управления историей, причем не только своей собственной, но и значительного числа народов и государств, находившихся на ее периферии.

Метафизически (но и в известной степени – исторически) это была площадка соревнования со всеми известными типами цивилизации, но прежде всего западной. Это всякий раз была попытка управления временем и пространством в пределах российского государства, желание сделать их более гомогенными, однородными. Мы опять-таки обязаны вспомнить «счастливое детство» европейской цивилизации – античность, которая достигла такого рода онтологической прозрачности и структурированности времени и пространства, что породила удивительный тип культуры с ее выдающимися антропоморфными началами, какие мгновенно сделали ее, эту культуру, зрелой и совершенной по целям и результатам. Присутствие в этом процессе «внутреннего человека», проявившегося с момента утверждения идеологии христианства, только спутывало всю картину, затемняла ее, что и происходило, начиная с периода эллинизма, когда ростки персонализма, сочетающегося с христианским вероучением, отторгали и саму античную культуру и ее ориентированность на пластическую материальность.

[49–51]

Феноменологичность сегодняшнего состояния всемирного человечества более чем очевидна: незримые нити, скрепляющие его вай-фаем, телевизионными и радиоволнами, бесчисленными самолетными путями, опутавшими человека по всем направлениям, многочисленными судами, бороздящими мировой океан, а сам человек в этом водном просторе, когда-то представлявшимся взору изумленных первопроходцев непостижимой, необъятной величиной, чувствует себя совершенно свободно, ведомый незримой, но точной космической навигацией, – все это перечисленное и многое другое создает ощущение материального единства мира. Но уже загажены десятки тысяч квадратных километров этого бескрайнего океана рукотворными островами, созданными из разнообразного человеческого мусора; выбросы в атмосферу всякого рода дымов от непрерывных производств закрывают в некоторых городах солнце; громадные машины, создающие гигантские карьеры и проникающие все дальше в глубь земли, ничего не щадят на своем пути; изрыто как сотами многочисленными шахтами подземное пространство, – да что там земля – весь ближний космос донельзя замусорен обломками прежних летательных аппаратов и другим рукотворным космическим хламом. Глобальность налицо, она очевидна. В равной степени как в Сибири, так и дельте Амазонки уничтожаются казавшиеся бесконечными леса, и скоро планета перестанет поглощать углекислый газ, а пустыни и следующие за ними засухи будут проклятием человека. Тают ледники Гренландии и Арктики, и вскоре отвоеванное у моря прибрежное пространство многих стран опять уйдет под воду. В то же самое время сотни миллионов людей находятся в ситуации голодной смерти и количество умирающих африканских детей не вызывает оторопи только потому, что об этом почти не говорят.