Текст книги "Путеводитель колеблющихся по книге «Запад и Россия. Феноменология и смысл вражды»"

Вместе с тем по всему земному шару проходят линии межэтнического и межцивилизационного напряжения, постоянно идут разного рода войны, совершенно обыденно высоколобые эксперты обсуждают сценарии опять-таки глобальной – ядерной войны. И это наследники Платона, Шекспира, Сервантеса, Монтеня, Канта, Гете, Достоевского, всех прежних гениев человечества?[15]15
  Разделенность государств и культур, народов и цивилизаций настолько велика, что трудно говорить о каком-то единстве всего мира, несмотря на все внешние признаки, о которых мы упомянули. И это выглядит парадоксальным, поскольку описанное выше единство мира с каждым часом и каждым событием становится все более очевидным. И, кажется, что некуда уже деваться от этой взаимосцепленности нефтяных котировок, плавающих, как спасательные буи на поверхности мировой экономики, курсов валют и биржевых платформ. Но одна ничтожная царапина на биологическом организме человечества, произведенная незаметным новым вирусом, приводит в состояния стагнации, коллапса и почти умирания мировой экономики и всего с нею связанного. (Это пишется в апреле 2020 года, в момент, когда человечество не знает, как ему справиться с коронавирусом). Все остановилось – не летают самолеты, почти не несутся по своим скоростным магистралям технически совершенные поезда, закрыты театры, – и великие солисты маются взаперти, не зная, когда в очередной раз они выйдут перед изумленной публикой потрясать ее своим даром, не играют в мировой футбол, от чего, кажется, изменилась ментальность многих народов – от бразильцев до англичан и итальянцев; по существу, замерла культурная жизнь в своих видимых формах и проявлениях – от школ до музеев, от выставок до типографий, закрыты рестораны, кафе, кинотеатры, книжные магазины, единственно – работает голубой ящик телевизора, да спасительную руку протягивает интернет, в котором средневековым дымом апокалиптических пророчеств, мистических безумств и прорицаний, откровенной лжи и дезинформации, не потеряться может только психологически устойчивый человек, все же не выпускающий из рук томик Пушкина со стихами, написанными в Болдинскую, карантинную (по холере), осень.


[Закрыть]

Каждая из культур мировой цивилизации по-своему изживает этот кризис своей идентичности по главному ее аспекту – умению приспособиться к меняющемуся миру, рассчитывая все же выжить и сохранить остатки своей истинной цивилизационности.

Зависимость современного человека, несущего в себе по-своему избыточный запас информации в виде культурных инстинктов, научных представлений, потребностей в не-биологическом проживании своей жизни, – от некой космической или другой жизненной случайности неконтролируемого рода не может не впечатлять масштабом уязвимости человека перед силами природы. Той природы, какую он все время пытался освоить, покорить и победить (собственно, человек в это и уверовал), но каковая своим легким движением сокрушает все притязания человека на звание ее «царя» и повелителя.

«Триумфы» и «ямы» цивилизаций, о которых писал Шпенглер, носят не просто метафизически отстраненный характер устроения неким всемирным духом испытания существованию человека, при этом проверяя его на сопротивляемость среде и на истинные масштабы его прометейства (то есть реального противостояния слепой, казалось бы, силе природы). Но помещая человека и созданные им структуры (общество, культуру, цивилизацию) в условия крайней выживаемости, что практически не позволяет разглядеть за всеми этими перипетиями какие-то отчетливые закономерности и правила, этот неизвестный нам «регулятор» все время проверяет homo sapiens на его адекватность. Вопросы, какие тяготили Канта, Гегеля, Шпенглера, стоят и перед нами: зачем, кто управляет человеческой природой и историей? Во имя чего совершались и совершаются невиданные подвиги художества и нравственной самоотверженности? Неужто, это все просто-напросто чей-то эксперимент, испытывающий какую-то разновидность пред-разумной жизни на способность к совершенствованию и развитию? Пока нечего ответить на эти размышления. Но будем разбираться в них дальше.

[69–71]

3.1. Сопоставление русской и западной цивилизации

Это принципиальный момент всего повествования в нашей книге, так как герменевтические наблюдения над особенностями становления и развития русской цивилизации, ее современного состояния мало чего стоят, если не найти ту точку опоры, момент отталкивания, который позволит сформулировать существенные черты отечественной культуры, русского менталитета, всю специфику русского на фоне мировой истории в универсальном плане, а не обособленном, «местечковом».

Прожитая европейской цивилизацией история была богатой и сложной по своему содержанию. Помимо того, что, так или иначе, она обладает определенного рода «вертикальным» единством, представляя собой именно е в р о п е й с к у ю цивилизацию, она радикальным образом во многих случаях повлияла на соседние культуры (цивилизации). Современный исследователь справедливо замечает, что «культура Западной Европы послеримского времени, которую мы с полным основанием называем европейской цивилизацией, при всем том, что во многих отношениях она «новая», т. е. формирующуюся только после Великого переселения народов, является уже третьей по счету цивилизацией на этом континенте <…> Поздняя (ее – Е. К.) фаза – это уже то, что мы хорошо знаем: Древняя Греция, Римская империя, их города-колонии по всему средиземноморскому и черноморскому побережьям, кельтская цивилизация в западной и центральной части Европы, ее постепенное включение в мир римской культуры, а затем включение в него и всех южных и западных германцев. И, наконец, крушение этого мира и становление на его обломках средневековой европейской цивилизации. Но именно – на его обломках, а не на «пустом месте»![16]16
  Соколов К. Б., Черносвитов П. Ю. Европа и Россия: ментальность и художественная культура. Сравнительно-исторический анализ. В 2-х томах. СПб., 2007. С. 37.


[Закрыть]

Вместе с тем отметим – ниже мы коснемся общей концептуальной линии процитированного исследования – а мы не согласны с нею в полном объеме: у авторов возникает соблазн обозначить площадку, на которой создавалась «русская цивилизация» как совершенно «пустую», что совершенно не так.

С русской цивилизацией состоялась иная история становления, чем, собственно, с европейской. Она всегда строилась на основании определенного притяжения-отталкивания. Европа (будем употреблять дальше это обобщенное определение, не пускаясь в терминологические уточнения, имея в виду весь контекст «западности» в том типе цивилизации, который сформировался на просторах собственно западной и центральной Европы) обладала в силу своего генезиса большей определенностью и самодостаточностью, несмотря, к слову сказать, на известное воздействие исламской цивилизации в самом начале средних веков (пример Испании). Отдаленное и приглушенное воздействие Запада ощущается на Юге и Востоке Европе, что также формирует для этносов, населяющих эти ареалы, проблемные ситуации «притяжения-отталкивания», причем у каждого из народов это проявляется с учетом национальной специфики, как, к примеру у южных славян, также ощутивших мощное воздействие исламской цивилизации, пусть даже в худших формах государственного порабощения и ущемления собственной культуры.

Но положение Руси (России) по отношению к Западу – это парадигма «любви-ненависти». Хотя, заметим мимоходом, что по большому счету, возникает немалое количество вопросов к развитию средневековой Европы, как мы отмечали, на базе предшествующих великих цивилизаций. Вплоть до начала Возрождения остатки античной культуры, как мы знаем, в известной степени с остервенением уничтожались в рамках утвердившейся идеологии неразвернутого, примитивного варианта западного христианства, которое было чуждо всяческому гуманизму, который мог проникать через наследие античности в искусство, ментальность, философские представления именно что «темных веков» средневековой Европы. Так что не стоит в цивилизационном плане преувеличивать воздействие на нее античности, как будто оно было непрерывным и постоянно подпитывающим «новую» европейскую культуру. Вовсе нет. Несмотря на то, что целый ряд сочинений античности был взят церковью в качестве интеллектуальной и догматической опоры своей теологической доктрины (имеется в виду использование трудов великих философов античности Аристотеля и Платона прежде всего), но в целом торжество нового типа религиозных идеологем в средневековой Европе принесло реальную гибель многочисленным памятникам античной культуры и письменности, добравшихся к этому времени в «темную», пока что, Европу.

Русская цивилизация создавалась вовсе не на «пустом», как это можно вообразить, читая некоторые труды историков и культурологов, месте. Но такого рода восприятие возникает в определенном смысле при использовании некоего архаического позитивистского понимания всякого рода исторических и культурных процессов. Этакая вариация «прогрессистского» направления в научной методологии, когда представление о развитии любого явления социальной, культурной и иной практической и духовной деятельности человека идет как бы по возвышающейся «спирали» (хорошо известная марксистская формула). И основной смысловой элемент в нем тот, что лучшее сменяет хорошее, а впереди всенепременно маячит «сияющий град на холме».

Достаточно примеров, особенно из последнего столетия, когда такой «прогрессизм» заканчивался очередной мировой бойней и расчеловечиванием человека. Поэтому, конечно, недостаточно глядеть на исходные народно-культурные и мифологические представления племен, которые населяли территорию сегодняшней «маточной», центральной России, чтобы доказать ее право на самостоятельную оригинальную форму цивилизации, в которой она окончательно предстала перед миром, начиная с XIX века. Вопрос не в фольклоре и не в домифологических реконструированных идеальных построениях предков восточных славян (достаточно указать на явную этническую молодость русского народа, хотя явления определенного надлома, по терминологии Л. Гумилева, мы сегодня наблюдаем), а в том, что основной элемент развития своей древней культуры – православное христианство, был воспринят Русью напрямую от восточной Римской империи – Византии.

Утверждение, что на территории современной России (древней Руси) не было предшествующих развитых и богатых культурно цивилизаций очевидно, и не может быть оспорено. Но наличие предшественников до тебя в территориальном, пространственно-временном смысле менее важно, нежели возможность оказаться духовным наследником предшествующих достижений культуры, хотя бы расположенной и вне ареала обитания данного этноса.

Древний Рим, преклоняясь перед культурой, искусством, философией своих предшественников по классическому эллинистическому миру и подчиненными колониями в период эллинизма, не выступил продолжателем великой древнегреческой культурной традиции. Она, поэтому, в известном смысле и прерывается, исходя из того, что Древний Рим выполнял другую, нежели Древняя Греция, миссию – он цивилизовывал европейской ойкумену – технологически, в области градостроения, создания прообразов современных городов, через строительство дорог и разнообразной инфраструктуры, выражаясь современно, через унификацию общественной жизни («римское право»), создавая начала политической жизни в современном понимании.

Самым важным вопросом в развитии русской цивилизации является вопрос о ее становлении. Причем для истории России важнее всего не тот период, который исторически ближе к нашему времени и поэтому может быть подвергнут исследованию при помощи значительного числа разнообразных источников, а тот, который можно описать лишь приблизительно, моделируя более или менее достоверную картину того, как все происходило на самом деле. Реконструкция основных цивилизационных тенденций представляется сложнейшей задачей, почти невыполнимой по причине отсутствия достоверных сведений, кроме обрывочной информации, которая дошла к нам прежде всего при посредстве древних летописей.

Что же, в конце концов, и Древняя Греция, ее культура понесли невосполнимые утраты в «темные» средние века, о которых мы упоминали немного выше. Но все это было компенсировало благодарным взрывом обращения к наследию всей античности (включая и Древний Рим) в период Возрождения.

Метод реконструкции, который придется применить для понимания первоначального этапа развития русской цивилизации, мы бы сказали – общерусской, еще до разделения этой общности на три основных потока – собственно русскую, южнорусскую (украинскую) и западнорусскую (белорусскую) – необходимо дополнить обращением к тем архетипам этнокультурного рода, какие сохранились до сегодняшнего дня и являются базовыми для русских людей. Это те черты ментальности, какие также позволяют «вернуться» назад и увидеть первоначальный этап их оформления в каких-то определяющих качествах и свойствах; это обращение к «живой» истории народа, какая дошла до нас в преданиях, сказаниях, фольклоре, первоначальных авторских текстах. Ниже мы подробно остановимся на анализе ментальности русской культуры и, соответственно, самого русского человека (9 главка настоящей книги), но здесь укажем на известного рода повторяемость и жестскость ментальных конструкций, какие «схватились», определились в первые эпохи формирования русского этноса, и не исчезают или растворяются и в дальнейшем.

Наконец, совершенно определенным образом можно анализировать образ, некое обобщенное представление о характере, душевных свойствах, психологических особенностях самого субъекта этой праистории и истории текущей, совершающейся сейчас – самого человека.

Субъективация истории и далее – цивилизации – это важнейший структурный принцип подхода к внутреннему единству и реальному формированию всех этих составляющих частей на протяжении веков в русской цивилизации. Еще раз повторим наше убеждение, что цементирующим ментальность русских элементом выступает религиозное представление о мире, полученное от Византии и несущее, поэтому, на себе серьезную связь с реальной античностью. И здесь, как ни странно, гораздо более простым видится процесс исследования – для анализа всего этого контента у нас есть чудесный, богатый, обладающий невероятной гибкостью (флективность частей речи, полученная от своей старшей сестры – древнегреческого языка, свободный синтаксис), приспособленный для передачи самых тонких отношений человека к миру, эмотивный по своим основным интенциям, способный к дальнейшему развитию великий русский язык.

Этот язык многочисленными нитями привязан через Византию и кириллицу, гениально соединившую буквенный код Древней Греции с прорезывающимся голосом древних русичей, с их уже существовавшей речью. Это ли не чудо – получить подарок в виде такого языка, который изначально уже был готов к тому, чтобы стать основой какой-то новой, еще неизвестной миру цивилизации?

Развитие этой цивилизации будет совершаться непросто, со своими провалами, периодами немоты, молчания («русское молчание» – апофатика), временем почти выпадания из истории в мировом (европейском) масштабе – века под Ордой, восстановление и упрочение государственности, вплоть до начала XVII века, через преодоление Смуты и возрождения Руси вместе с новой, уже исконно монархической, романовской линией.

Замедленность, неторопливость, недостаток собственных значительных материальных достижений в сфере культуры в этот период очевидны, не будем стыдливо опускать глаза долу, но этот период сосредоточения Руси был ей необходим – и для покорения окрестных пространств, и для обретения своего р у с с к о г о самосознания и для совершения других действий, которые исподволь тлели в костре русской потаенной цивилизационности, чтобы вспыхнуть впоследствии ярким пламенем, от которого, правда, чуть не пришлось сгореть ей самой.

Неравномерность и отсутствие внятной эволюционной линии развития, кстати сказать, отражалась в основных тенденциях становления всей русской цивилизации – формах культуры, в искусстве, в литературе особенно, ментальности, – и главное – в истории.

Россия никак не попадала в унисон со своими европейскими соседями. И вопрос вовсе не в географической отдаленности от основных центров образования и культуры западной и центральной Европы. Хотя это также был серьезный фактор запаздывания по рефлексии всякого рода культурной информации и цивилизационных идей от более продвинутых к этому моменту западноевропейских соседей. Но граница и водораздел между нами и ими проходили внутри самой ментальности, образа жизни русского этноса в целом. Нельзя было русскому человеку признавать достижения своих западных по континенту соседей, прежде всего по причине, что они получены способами, которые связаны напрямую с их «неверными» религиозными представлениями.

Сам язык, которым пользовались эти народы, не мог позволить им открыть некую божественную истину, и вся их история в глазах средневекового русского книжника, усердно переписавшего рукописные византийские источники и пополнявшего хронику текущих событий, была историей духовного заблуждения, тупика.

Секуляризованной культуры в Древней Руси по существу и не было, все преломление и прошлых и происходящих исторических событий производится под воздействием именно такого рода воззрений. Конечно, это было громадным фактором торможения в развитии светской культуры во всех ее формах и в пределах значительного периода времени.

[72–78]

Как говорил Шпенглер, прасимвол большой культуры неизбежно лежит в основе тех экзистенциалов, какие определяют развитие цивилизации. Таким же по значимости является и прасимвол пути, которое мы описывали несколько выше в виде определенного мессианства и выстраивания направления своего развития тем или иным государством, претендующим быть цивилизацией.

Подобного рода рассуждения приводят нас к необходимости понять, что лучшим материалом для анализа цивилизационных форм является в первую очередь культура. Не достижения науки и техники, не успехи в области градостроительства, не всякого рода технологические прорывы в целом, но области связанной с тонкой материей духовных ориентиров человека в бытии, с эманацией тех смыслов существования, какие – вне категорий религии – обнаруживаются прежде всего в мире культуры.

И чем значительнее культура, чем больше смыслов было в ней порождено, причем смыслов, явно выходящих за пределы задач национальных культур, тем больше народ, воспроизводящий такую культуру, может рассчитывать на создание того иного типа цивилизации. Оговоримся, и это требует отдельного рассмотрения, что создание цивилизации как таковой не есть изначальная цель какого-либо народа, государства (империи). В нашем понимании цивилизация – это исторически складывающаяся целостность социально-культурного и идеально-целеполагающего свойства, какая стремится к своему структурному укрупнению и экспансии за пределы собственной ойкумены.

Однако современный мир практически отказался от понятия культуры, а соответственно, и ее наполнения тем или иным, но содержанием, смыслом, так, как это выглядело еще полстолетия назад. По крайней мере пространство и объем культуры в том остаточном, классическом или полуклассическом варианте, к какому можно отнести явления модернизма в культуре XX века, уменьшились до величины носового платка по сравнению с основным пространством поп-культуры, в которой торжествуют не смыслы, но формы, дизайн, всякого рода структурная вычурность, но не ясно вложенный и ясно понятый зрителем, читателем смысл. В силу этого происходит процесс распада той культуры, которая ложилась в основание явления, что мы обозначаем как цивилизация, так как последняя нуждается в саморефлексии и понимании исторического направления своего движения. А это делается в основном через формы культуры.

Исходя из очевидностей современной жизни, становится понятно, что, уничтожая культурную базу цивилизации, мы размываем и саму форму ее существования, она становится все более однородной и уже совершенно независимой от этнической, расовой, специфически культурной своей составляющей. Глобализация натуральным образом размывает основания цивилизаций, в основании которых лежат этносы или сочетание этносов (англосаксы), и все больше сдвигается в фазу всечеловеческой своей реализованности.

Отрицать это бессмысленно, несмотря на усилия китайцев, индусов, русских, других крупных этносов, создавших подлинные культуры, какие перешли, с учетом качества культурного скелета, на уровень подлинной цивилизации, сохранив свою специфику.

В истории человечества чаще всего было так: мы можем замечать и открывать путем археологических раскопок, знакомства с рукописями, артефактами прошедших эпох именно что культурные слои, обращаться к произведениям искусства, которые сохранили для нас черты и особенности уже ушедших цивилизаций. Цивилизационные слои как таковые присутствуют в виде отдельных архитектурных сооружений (весьма немногих и весьма пострадавших от времени), да и то за последние несколько тысяч лет. Цивилизации странным образом не наследуют друг другу, они не создают, подобно культуре, свою кладку и чаще всего жизнь цивилизаций прошлого заканчивалась полным разрушением всего созданного в их ареале – от орудий труда до технических изобретений. Лишь малая толика всего этого дошла к нам, да и то, скорее всего, в искаженном виде.

Цивилизации как бы обречены на гибель, исчезновение (лишь последние тысячу лет дают хоть какую-то надежду на сохранение и дальнейшую передачу достижений цивилизации), в то время как культура (особенно искусство как главнейшая ее часть) продолжает жить вечно и развиваться, несмотря, в том числе, и на громадные потери, совершавшиеся на протяжении тысячелетий – от гибели античного наследия, древнеегипетской, шумерской, микенской, ассирийской и многих других культур. Устойчивость культуры в онтологическом смысле, ее выживаемость в отличие от того, что мы обозначаем понятием цивилизация, не может не поражать; в известном отношении именно этот факт дает хоть какую-то надежду на сохранение и дальнейшее развитие общечеловеческой общности.

Не исключено, что сегодняшний разговор о цивилизациях завтра уже будет лишен смысла, если человечеству удастся обнаружить некий общий модус сосуществования и совместного решения обрушивающихся на людей проблем самого решительного рода, без ответа на которые встанет вопрос о выживаемости человечества.

Прежние цивилизационные образования, будучи совершенными во многих отношениях, не обладали одной чертой, какая присуща нам: мы знаем о единстве человечества. Знаем, что, несмотря на существующую разницу между уровнем жизни, образованностью, условиями жизни людей в разных частях мира, мы все ограничены проживанием в одном доме, нам уже не нужно познавать пространства вокруг нас, как это требовалось для древнего грека или египтянина эпохи Рамзеса; мир легко достижим для каждого из людей физически, способом перемещения себя в любую точку земного шара. Но мы страшно ограничены в нашем понимании и нашем знании культур и цивилизаций других этносов и народов, государств и объединений стран. Мы пока еще безумно далеки в наш просвещенный век, скрепляющий людей авиационными маршрутами, автомобильными и железными дорогами, мобильной связью и интернетом, от ощущения культурного единства всего человечества. Мы пока все еще не обрели своей новой и необходимой общечеловеческой идентичности (мегацивилизационности), чтобы представлять не только свою страну, свой народ, но и мировое сообщество в целом.

[248–250]