Текст книги "Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня"

Но подобное высказывание носит по-своему уникальный характер. Руководитель страны допускает исчезновение собственного государства и собственного народа в случае, если против них будут применены исключительные меры военного, в первую очередь, воздействия. Иначе говоря, в подтексте слов Путина звучит почти античная максима – «Спарта» готова погибнуть, если весь мир ополчится на нее, но и вам, врагам «Спарты» придется исчезнуть». Автор данной книги не берется давать какую-либо оценку данного высказывания, не об этом речь, но в нем высказаны никогда прежде так не артикулированные суть и смысл мирового исторического нарратива – так сейчас о человечестве и о России не говорит никто.

Но повторим в этом месте еще раз – главная угроза для России всегда исходила не по внешнему для нее периметру, несмотря на то, что мы законно упиваемся своими историческими победами над разными народами и странами – от Швеции до гитлеровской Германии, но она, эта угроза, образовывалась и проявляла себя прежде всего – изнутри. Россия всегда тяжко переживала исторические коллизии и оказывалась на самом краю гибели, когда она не могла найти в себе достаточно сил, чтобы встроиться в новый виток технологического, социально-экономического, культурного, антропологического развития. И встроиться эволюционно, не через радикальный слом и уничтожения всего, что было накоплено ею до данного момента перелома. Это неумение увязать предыдущий и наступающий исторические периоды характерно для всего исторического пути России и отражает глубинные ментальные особенности ее народа и его культуры. То, что Россия переживала последние 30 лет, является по-своему более тяжким историческим испытанием даже по сравнению с революцией 1917 года. Россия произвела решающий для себя и – как теперь отчетливо стало ясно – абсолютно чуждый для всей ее природы шаг полноценного встраивания в западный тип цивилизации.

За эту сдачу прежних цивилизационных позиций потребовался отказ от всех (практически) ценностных рубежей, определенных в предшествующей истории России. Отчего-то была иллюзия – нет, не у элиты, о ней вообще не идет здесь речи – у народа, что на этом пути можно будет спокойно существовать без особых передряг и исторических потрясений. В очередной раз – не получилось, в очередной раз Россия наступила, не на чужие, а на свои собственные грабли, брошенные тут же, рядом, на своей делянке, прельстившись на всякого роды посулы сладкозвучного Запада. Писал же кто-то из наших писателей-пророков – «слишком доверчив русский человек, легко поддается внешним увещеваниям».

Запад естественным для него способом борьбы со всеми проявлениями альтернативной ему силы почти инстинктивно стремится смести с «великой шахматной доски» всех потенциальных соперников. И Россия исторически располагается на почетном, предназначенном только для нее, первом месте. Но стоит сформулировать вопрос, какой стоит поставить именно сейчас и самым решительным образом, – а как так случилось, что Запад стал практически ногой стучаться в наши ворота, не обращая никакого внимания на то, что хозяева спят и не хотят впускать непрошенного гостя?

Это случилось при нашем, российском, ленивом и безответственном попустительстве на протяжении более чем 30 лет. И вопрос даже не в том. что при Путине Россия как бы спохватилась и стала изменять вектор своего развития, упирая на свою суверенность и «настоящую» независимость. Но это было по существу поздно: Запад, его культура, образ хозяйствования, способы мысли, опустошенная культура, предельный атеизм, неверие в человека, эгоизм, отсутствие милосердия проникли в повседневность существования России. Россия странным образом, почти сама, конечно, при активной помощи разнообразных советников и «друзей», но отказалась от своего культурного кода, от своей цивилизационной линии развития, какая никогда не была связана с накопительством, потреблением, капиталистическим уничтожением своего конкурента на всех площадках – от экономических до культурных. Да и то сказать, русский человек почти перестал читать, его сознание промыто бесконечными телевизионными мыльными сериалами с убогими сюжетами и убийствами, а также предательством всех и всего на свете.

Смыслообразующая, крайне важная для русского человека, роль слова («вначале было Слово, и Слово это было Бог») сошла на нет. В качестве успеха человеческой натуры в России, родине Пушкина и Достоевского, его мерилом стала «копейка», и не важно, оказывается, каким образом она добыта. Психология бандитизма стало господствующей для значительной части общества, мораль стала сводиться к разрушению традиций, никогда не виданные на Руси субкультуры полезли из всех щелей и стали главенствовать в поведении подрастающего поколения.

Вот на какой площадке Россия почти проиграла Западу, а не где-то вовне, во внешнем мире. Слишком долго Россия была занята своими внутренними изменениями по лекалам явно искаженных представлений о том, что такое человек и каково его предназначение. От самого начала разрушения стен в Европе, от периода выдачи ярлыков на самостоятельное проживание окружающим странам и народам, Россия вела себя как подросток, внезапно оказавшийся в мире взрослых и упоенно следующий правилам этого, нового для него, мира.

Развращенная, интеллектуально слабосильная элита думала о своекорыстных интересах материального рода, и не нашлось на всю Россию ни одного значительного человека, который мог бы повести за собой молчаливое, но главное большинство народа России. Чтобы сохранить все то, что являлось и продолжает являться основой жизни России и тогда, и теперь. Да, и сегодня, несмотря на все страшные изменения в духовном облике народа, несмотря на произведенные уступки Россией Западу, какие были сделаны нами самостоятельно и являются еще более худшими по последствиям, чем татаро-монгольское иго, польско-литовское нашествие и угроза со стороны гитлеровской Германии (коллективного Запада) в сороковые годы прошлого века, – Россия все еще способна к обновлению.

Возвращаясь к известному высказыванию властителя России, могу выразить свое несогласие с ним – гибель Россия невозможна ни по каким соображениям. В определенном отношении именно в России кроются настоящие потенции для развития всего человечества (несмотря на то, что трудно поверить в этот факт неподготовленному уму), и борьба за Россию, а стало быть, и за весь мир и есть наша теперешняя задача.

Россия была и пока еще остается больна, но болезнь эту она сама запустила в себя. Ее надо «выжечь», убрать самые мелкие островки ее пребывания в общем организме страны и народа, начать выздоравливать и тем самым сделать этот процесс необратимым для всего человечества. Да, Россия опять должна возродить в себе тот дух здорового мессианства, который основан на ценностях, во много раз превышающих торжество рубля, доллара, всяких материальных ценностей над тем, что составляет самую суть и отдельного человека, и всего человечества – любовь к жизни, к родной земле и нашей планете в целом, к другим людям, к детям. Это все и есть то, что отличает нас от неживой природы, от животных и делает оправданным существование человека разумного в этом месте громадного и непостижимого космоса.

Страсти по России

Удивительные все же мы, русские, люди. Так или иначе, но все наши мысли повернуты к своей родине, России. Может, поэтому так у нас ничего и не получается сделать на той земле, на которой мы живем, потому что все время переводим свои чувства и мысли в высший регистр сопоставления себя, своей жизни – с Россией. Причем нельзя сказать, что у нас, русских, существует какое-то обостренное национальное чувство, постоянно проявляющееся в принижении других народов, других культур. Попробовал, было, Сталин придумать «борьбу с низкопоклонством» перед Западом. Тогда-то и появились, как грибы в лесу после дождя, русские изобретатели всего на свете, и считалось необходимым подчеркивать это в каких-то пропагандистских речах, сводя в итоге все это к достижениям советской власти. Но на самом деле народ весьма скептически относился к этим новациям и ухмылялся поодиночке, понимая всю вздорность подобного рода рассуждений.

Русские изначально как бы не принимали иностранцев, сторонились их, и связано это было, как мы подчеркивали выше, в основном с православными установками неприятия «нехристей», «немых людей», которых тогда всех, как одного, именовали немцами. Исходили они из того, что в разговорах именно что с Богом, тот может расслышать только истинную речь. А она определилась в рамках православных языков, среди которых первым был, конечно, русский. Но это же больше метафизика и народное мифологическое верование, всякого рода туманности, подобные речам Платона Каратаева, в каких ничего не понятно было для уха образованного человека. Не было в них ни логики, ни смысла, ни каких-то логических ухищрений. Но для Пьера Безухова (а также автора, Льва Толстого), и всякого русского человека, именно он, Платон Каратаев, и высказывал самые главные истины о жизни и Боге, какие можно только лишь почувствовать, а не объяснить особо умным способом.

Поэтому патриотизм русских никогда не граничит с национализмом; может быть, это тот народ, к которому никогда не пристанет зараза нацизма, так как у него какой-то врожденный иммунитет на этот счет.

Вот Иван Бунин, еще находящийся на территории России, но готовящийся к отъезду в эмиграцию, заходит в храм в Одессе: «В соборе венчали, пел женский хор. Вошел, и, как всегда за последнее время, эта церковная красота, этот остров «старого» мира в море грязи, подлости и низости «нового» тронули необыкновенно. Какое вечернее небо в окнах! В алтаре, в глубине, окна уже лилово синели – любимое мое. Милые девичьи личики у певших в хоре, на головах белые покрывала с золотыми крестиками на лбу, в руках ноты и золотые огоньки маленьких восковых свечей – все было так прелестно, что, слушая и глядя, очень плакал. Шел домой, – чувство легкости, молодости. И наряду с этим – какая тоска, какая боль!» Возвращаясь к названиям первых глав книги, можно воскликнуть – вот какую Россию мы потеряли, в какой было гораздо больше любви и красоты, чем это казалось кому-то со стороны или «революционерам» внутри.

Настоящее чувство любви к России – оно именно такое: негромкое, тихое, умилительное, духовно наполненное. Россия, конечно, разная, много в ней всего – и люди разные, подчас страшные и непонятно откуда взявшиеся в истории России, здесь не надо закрывать глаза и отворачиваться в сторону. Но не по этим же персонажам определяется истинный лик России. А настоящее ее отражение видно в «Троице» Андрея Рублева, в печальных строках почти всех больших русских поэтов о своей родине. Нигде вы не найдете там патетического громыхания национального чванства, похвальбы своему в унижение чужого. (Не стоит обращать внимание на забытую уже пропагандистскую поэзию советского периода, когда «да здравствует» и «ура!» были главным их лейтмотивом). Верно было сказано у Николая Рубцова – «Тихая моя родина!»

В своей книге 2016 года («Понять Россию») я писал, обращаясь большей частью к русскому читателю, а не к зарубежному, как может показаться на первый взгляд, что Россия все никак не может вступить в период исторической зрелости. Ее абсолютный дух пока еще слоняется на задворках мировой, в основном европейской, мысли, упиваясь красотами логики, а также удобствами быта и материального существования, что, в общем, и понятно, так как хочется народу отдохновения и праздника, довольства и «хлебов», как писал Достоевский, но внезапно выяснилось, что за допуск к этим условиям существования надо рассчитаться самым сокровенным – своими представлениями о красоте, совести, любви и истине, отказаться от своих богов и начать поклоняться чужим истуканам, забыть свою собственную историю, а главное – предать самих себя, свои заветные мысли о справедливости, о торжестве добра над злом, о том, что человек создан как «подобие божие», и именно он должен нести груз идеалов в борьбе с несовершенством самой жизни.

Вот тут-то и пробудился русский человек, вот здесь он и понял, что, как замечательно написал один философ, что ему предлагают вместо нашей собственной тяжелой, страдательной истории, с ее победами и свершениями во всемирном плане, с созданием уникальной культуры, сохранением православия и сбережения России как необъятного и горячо любимого пространства – получить взамен всего лишь «свинское право свиньи на свинскую жизнь». Доступ к «лохани» и сомнительным удовольствиям менялся на все богатство русской цивилизации.

Если бы трезвомыслящие западные мыслители и политики посмотрели бы непредвзято на русскую историю, на русского человека, как он воссоздался в этой истории, то им было бы интеллектуально стыдно предлагать этот неравноценный обмен. Россия – это не только 30 % всех мировых сырьевых запасов, не только замечательная культура, приподнявшая человечество сразу на несколько «голов», не только в известном смысле противовес материальному воплощению зла и умение его сокрушить, но это гавань спасения для мира. Конечно, не только она одна, рядом высятся и другие народы, другие страны, в том числе такие, как Китай и Индия, но все они смотрят на Россию как на основной источник сопротивления демонам тьмы и спасению человечества от его эгоистических заблуждений.

* * *

Здесь же придется затронуть важнейший вопрос, почему в России литература важнее истории и политики?

Иван Бунин написал в «Окаянных днях»: «Вообще литературный подход к жизни просто отравил нас. Что, например, сделали мы с той громадной и разнообразнейшей жизнью, которой жила Россия последнее столетие? Разбили, разделили ее на десятилетия – двадцатые, тридцатые, сороковые, шестидесятые годы – и каждое десятилетие определили его литературным героем: Чацкий, Онегин, Печорин, Базаров… Это ли не курам на смех, особенно ежели вспомнить, что героям этим было одному «осьмнадцать» лет, другому девятнадцать, третьему, самому старшему, двадцать!»

Да, прав нобелевский лауреат, в России и общественные эпохи измерялись не временами царствования, а литературными героями, приобретавшими большее значение, чем те или иные политические деятели. Уже в мое время знаменитое «поколение шестидесятников» было впрямую списано с кальки прошлого века. То есть для России эпоха наступившего и победившего на отдельных направлениях социализма ничего не меняла в главных подходах к жизни – берется эпоха и определяется именно что литературным, по сути, и в том числе идеолого-психологическим образом. То есть литературный факт прекращается в важнейший элемент умонастроений того или иного периода развития страны.[4]4
  Надо заметить, что эта проблема подробно освещена нами во втором томе нашей книги «Запад и Россия», так что не будем останавливаться на ней дольше.


[Закрыть]

Как же можно сомневаться в том, что эта страна едина в своих изначальных и духовных к тому же предпосылках существования? Ей гораздо важнее выдуманное, идеальное явление, а не практическая сторона действительности. Только потом, в XX веке Базаровых, Рахметовых и Павлов Власовых сменили Чапаев, «комиссары в пыльных шлемах», герои-молодогвардейцы, покорители целины и строители БАМа. И не столь существенно, какое соотношение реального и выдуманного в этих персонажах и мифологических проекциях, настоящего и фантазийного, общественное сознание России усваивает, прежде всего, эти социально-психологические типы поведения, думания и идеализации человеческой натуры вообще.

От этого столь свободное манипулирование тем, что можно назвать «верхним», социальным слоем ментальности русского (российского) человека. Он управляется по существу, определенными словесными формулами. И управление тем эффективнее, чем больше в них, этих формулах, отсылок к прежним матрицам, привычным мифологемам. Понятное дело, что управление массами при помощи лозунгов и словесно-психологических нарративов происходит во многих культурах, не только в русской. Хорошо известно, как триада «Свобода, равенство и братство» Великой французской революции повлияло не только на европейскую, но и на мировую историю, так что до сих пор предстает перед нами в виде чуть ли не цитаты из Нового Завета.

Но даже и на этом фоне предшествующих примеров и возможных аналогий склонность русских людей к движению от одних целей и идеалов к другим при помощи известного набора слов и словесных же определений носит исключительный характер. И все потому, что сакральность слова для русской культуры крайне важна, и мы не раз говорили об этом в данной книге, но стоит дополнить наши рассуждения еще одним аспектом.

Первый раз в своей истории Россия, начав разворот от прежнего образа жизни в СССР к новому берегу, в пределах уже свободной от национаных окраин страны, поменяв экономический статус своего развития (вернувшись к частной собственности), убрав риторику коммунистической идеологии (хотя на завершающем этапе советской империи ей практически никто и не верил), – она решила отказаться и от магических формул словесного происхождения для преобразования действительности. На первое место была поставлена «копейка», материальный эквивалент существования. И что же, чем это кончилось? Да тем, что целый народ мгновенно потерял не только основные цели своего развития, но утратил главные смыслы своего бытия как отдельной культуры и цивилизации. Не больше и не меньше.

В этом как раз и заключается чуть ли не главная экзистенциальная проблема существования целого народа сегодня – ему, по сути, незачем жить (в «русском» смысле). А рутина каждодневной тяжелой работы, исполнение своих обязанностей аккуратно и тщательно, все это не так важно для русского человека. Один из поразительных примеров подобного рода раздвоения русского человека связан с ситуацией вокруг космоса. Россия (Советский Союз) каким-то неимоверным образом сумела после разрушительнейшей войны создать в кратчайшие сроки атомное оружие и уже через 4 года (!) после смерти Сталина, первой в истории запустить искусственный спутник земли, а еще четыре года спустя и всего-навсего 15 лет после окончания войны отправить первого человека в космос.

Вот такого рода воплощение «сказки» в реальность, делание из отвлеченной мечты – «были» (соединим эти слова знаменитым – «мы рождены, чтоб сказку сделать былью») и необходимо русскому человеку, чтобы двигаться вперед, сдвигать горы, перекрывать реки или запускать невиданные космические корабли, чтобы они «бороздили космическое пространство».

Так вот, теперешнее «аховое» положение России с космической программой приводит стороннего наблюдателя просто в ступор – то при сборке космического двигателя забивается молотком нового Левши тончайшая деталь в хрупкую конструкцию двигателя, так как она не входит, «как надо», то перепутываются «плюс» с «минусом» и ракета взрывается на старте, то постоянно сажаются руководители тех или иных космических строек в тюрьмы, но воровство, как продолжалось, так и продолжается. Все это, немыслимое для прежних пассионарных усилий громадного числа людей на этом приоритетном для страны направлении, является следствием того, что все это рутина, неинтересные события, плохо оплачиваемые, а главное, это вектор развития, на котором Россия сейчас даже и не ставит перед собой дерзкие цели по дальнейшему освоению космоса. Поэтому – и скучно, и неинтересно, и вообще – надоело[5]5
  У Георгия Иванова, которого я уже цитировал, есть по-своему точное описание того, что сейчас происходит с русским народом:
«Теперь тебя не уничтожат,Как тот безумный вождь мечтал.Судьба поможет, Бог поможет,Но – русский человек устал…Устал страдать. Устал гордиться,Валя куда-то напролом,Пора забвеньем насладиться,А может быть – пора на слом……И ничему не возродитьсяНи под серпом, ни под орлом!

[Закрыть].

Этот пример один из многих, говорящий о том, что летаргический ментальный сон, настигший российский народ, продолжает длиться, и необходимо какое-то историческое сверхусилие, чтобы России вырвалась из этого порочного круга. Такого рода утверждение может показаться преувеличением, фантазией автора данной книги, но он имеет на это право, так как многолетнее изучение культуры и ментальности русского народа, понимание самых потаенных зигзагов его истории обосновывают такую позицию. И у меня в этом отношении самые лучшие в мире эксперты – русские писатели, главные гении русского народа: Пушкин, Толстой, Бунин, Достоевский, Чехов, Шолохов и множество других. Разумеется, что, как и всякий исследователь, я могу заблуждаться, делать ошибки, но у меня есть еще одно преимущество – я часть этого народа, мои предки из самых его глубин, я его люблю и не могу ни отказаться от него, ни предать его ни при каких обстоятельствах.

Да, в таком подходе слишком много эмоций, художественных ассоциаций, слишком много места отдано интуитивным прозрениям и частным наблюдениям, но и при таких очевидных ограничениях, в научном смысле, ментально я прав даже тогда, когда моя логика мне подсказывает, что я ошибаюсь, и выводы необходимо делать совсем обратные, чем те, что я продолжаю отстаивать. Потому-то и трудно западному человеку иметь с нами дело – у нас предпосылки и исходные аргументы могут не совпадать с выводами, а то и прямо им противоречить.