Текст книги "Квест «Иисус Христос». Сквозь лабиринты мифов"
Автор книги: Евгений Недзельский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 3. Три столетия без историй о Рождестве
В поисках ответа на сие закономерное вопрошание, обратимся к одному малоизвестному, но чрезвычайно важному для нашего исследования, факту из истории христианской церкви. Малоизвестен сей исторический факт потому, что церковь не только старается его никоим образом не афишировать, но напротив – всячески стремится его прикрыть и затушевать. Чрезвычайно же важен он для нашего исследования потому, что состоит этот факт в том, что, оказывается, празднование Рождества вошло в обиход христианской церкви… не ранее 4 века нашей эры!
То есть, как минимум первые три столетия (!) своей истории христианство такого праздника не знало вовсе. Но разве такое могло бы быть возможным, если бы истории Рождества, как утверждается, изначально находились в текстах Евангелий от Матфея и от Луки?! Столетиями читать в своих Священных Писаниях о таких невероятных, одновременно трогательных и грандиозных смыслообразующих событиях и полностью их при этом игнорировать – этого просто невозможно вообразить!
Особенно в сопоставлении с другим, опять же историческим, фактом из жизни христианской церкви. Ведь все те же самые первые три столетия, христиане в качестве своего главного праздника отмечали событие, описание которого в Евангелиях от Матфея и Луки идет… сразу после Рождественских историй.
Этот главный праздник носил название Епифании или – Богоявления, и праздновалось при этом событие принятия Иисусом Христом обряда сакрального омовения, названного в русском переводе «крещением», от Иоанна, соответственно, Крестителя. Обряд состоял в символическом погружении в воды реки Иордан, после которого, согласно евангельским описаниям, на Иисуса сошел Дух Святой в образе голубя, а так же «был глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный…».
В том, что в этом событии христианские богословы разглядели проявление Бога, как Троицы (Бог Отец проявил себя в «гласе с небес», Дух Святой – в образе голубя, а Бог Сын, понятно, – в образе Иисуса), нет ничего удивительного. Однако поистине чрезвычайно удивительно, что те же богословы почему-то совершенно не разглядели того же Богоявления в событиях Рождества. А ведь уж там-то эта самая Епифания представлена, безусловно, куда более прямо, ярко и живо!
Как же так: триста лет читали в самом начале своих евангельских повествований про Деву Марию, зачавшую от Святого Духа, про рожденного в Вифлеемском хлеву Божьего Сына, про явления Ангелов, про волхвов с Востока, панику Ирода и пр., пр., пр. – и все это, я извиняюсь, «побоку», все мимо?.. Все это их ни разу не впечатлило, не приковало к себе внимание и не навело на мысли, что такие события, которыми открываются тексты двух Евангелий, пожалуй, достойны того, чтобы хоть как-то их отмечать в кругу христианских праздников?..
Нет, триста лет это все никого из христиан никоим образом не «цепляло», триста лет никакого такого глубокого смысла и значения они во всем этом Рождестве не замечали, и, спокойно через него перескакивая при чтении Евангелий, сосредотачивались на крещении Иисуса. Почему-то именно в этом обрядовом омовении виделся им избыток смысла и значения, достаточный для того, чтобы именно его отмечать в качестве главного праздника.
И вдруг, спустя эти три столетия, наступает просто таки «революционное прозрение»! Рождество не просто замечают – оно оказывается в самом центре внимания, его начинают широко праздновать, и очень быстро теперь уже именно оно становится главным христианским праздником, совершенно затмив на весь последующий исторический период праздник Богоявления. Кто сегодня не слышал о Рождестве? А кто слышал что-нибудь о празднике Епифании?..
Как же объясняет эти всечудесные пертурбации всехристианннейшего внимания сама христианская религия? Да, в общем-то, никак! В христианстве сей факт предпочитают, как уже говорилось, просто «не замечать» и замалчивать. И это понятно, поскольку в рамках утверждений о том, что истории Рождества изначально присутствовали в текстах Матфея и Луки, ни их 300-летнее игнорирование, ни последовавший затем «взлет популярности», вразумительно объяснить попросту невозможно.
Попытки сослаться на то, что-де первые христиане были из иудеев, а у иудеев в те времена было не принято праздновать дни рождения, совершенно никуда не годятся. Во-первых, уже в первом столетии подавляющее большинство христиан были «из язычников» и не имели, соответственно, никакого отношения ни к иудеям, ни к их традициям. Во-вторых же, хочется обратить внимание на то, что события Рождества – это далеко не только «день рождения»! И каких бы иудейских традиций ни придерживались первые христиане, не разглядеть в событиях Рождества их просто таки эпического смысла и значения они бы просто не смогли.
Так что ссылки на «экс-иудаизм» ранних христиан, как на объяснение того, почему они три столетия игнорировали Рождество, совершенно не проходят. Ну, а более, христианским апологетам идеи достоверности Рождества, сказать по этому вопросу вообще нечего…
И в этой ситуации остается только либо признавать полнейшую загадочность и необъяснимость всей этой истории, либо принять то единственно реальное ее объяснение, что никаких историй Рождества в изначальных текстах Евангелий, которыми христиане пользовались первые триста лет своей истории, не имелось.
В этом случае ничего загадочного и необъяснимого не остается. Напротив, совершенно понятным становится и факт 300-летнего «игнорирования Рождества», поскольку на самом деле никто ничего не игнорировал, и отсутствие празднований обуславливалось простым отсутствием текстов о Рождестве, и факт 300-летнего празднования крещения Иисуса, под названием Праздника Богоявления.
Относительно этого праздника, все становится понятно, стоит только обратить внимание на то, что без сказаний о Рождестве все четыре Евангелия начинаются совершенно одинаково и как раз именно с эпизода крещения Иисуса!
Естественно, что именно на этом эпизоде, в течение трех столетий синхронно открывавшем повествования всех четырех Евангелий, и сосредотачивалось внимание христиан, истолковавших его, как Епифанию – как первое явление Бога, «единого в Трех Лицах», – и сделавших события этого эпизода своим главным праздником.
Так же, как совершенно естественно и то, что как только в церкви стали распространяться тексты Нового Завета, в которые уже были вставлены истории Рождества, именно они и сконцентрировали на себе внимание всех христиан. И со временем, Рождество, безусловно «перетянуло на себя» смысловое значение Епифании, оттеснив в сознании христиан эпизод крещения Иисуса далеко на задний план.
Поэтому, совершенно логично, что вскорости и празднование крещения Иисуса, под названием праздника Епифании/Богоявления, было вытеснено со своего первого места далеко на задний план круга церковных празднеств, уступив место Рождеству, ставшему главным праздником христианства, наряду с празднованием Воскресения Христа (Пасхи).
С учетом сказанного, лично я не вижу другого варианта, кроме того, чтобы признать полностью обоснованной версию об отсутствии сказаний Рождества в изначальных текстах Евангелий и в последующих их рукописных копиях, вплоть до 4 века нашей эры. Сказанное касается тех рукописей, которые официально признавались в христианских церквях, поскольку наряду с ними могли, безусловно, создаваться и некие частные списки и сочиняться те же истории Рождества, записанные, как отдельно от евангельский текстов, так и уже дописанные к ним.
Сказанное подтверждается имеющимися на сегодня в распоряжении ученых древними манускриптами. Так, не существует ни одной рукописи ни Евангелия от Матфея, ни Евангелия от Луки, которые были бы древнее 4–5 веков и содержали бы в себе рассказы о Рождестве. То есть, рукописей Евангелия от Матфея, древнее 5 века, нет вообще, а единственная имеющаяся полная рукопись Евангелия от Луки, датируемая первой половиной 3 века (папирус Р75, Библиотека Ватикана), историй Рождества не содержит.
При этом нельзя сказать, что отсутствие в этой рукописи тех первых двух глав, которые имеются в современных текстах и содержат сказания о Рождестве, можно объяснить тем, что их просто утеряли за прошедшие тысячелетия. Первая страница этой рукописи, состоящей из 102 листов папируса, является титульной, на ней крупными буквами написано, что это есть Евангелие от Луки, после чего на этой же странице идет текст, который сегодня относится к 3 главе, так что место для каких-либо «начальных утерянных глав» там попросту отсутствует.
Вместе с тем необходимо сказать, что в Национальной библиотеке Франции имеется сильно поврежденный лист папируса (Р4), датируемый примерно этим же временем (конец 2 – начало 3 века), и так же с текстом Евангелия от Луки, но в котором Рождественские истории уже имеются.
Какой же из этих двух документов должен быть признан более авторитетным в решении вопроса о том, существовали или не существовали истории Рождества в изначальных текстах Евангелий? Думается мне, что более авторитетным должен быть признан тот документ, который не противоречит, а соответствует историческим фактам соответствующей эпохи.
И здесь, на мой взгляд, ситуация очевидна: факт отсутствия в этот период (с 1 по 4 века н. э.) каких-либо церковных торжеств, посвященных Рождеству, свидетельствует о том, что сказания о Рождестве, если и были тогда кому-то известны, то явно не в качестве достоверных. Очевидно, что они не имели сколько-нибудь широкого хождения в церкви ни сами по себе, ни будучи приписанными к тексту Евангелия от Луки, и, соответственно, тексты таких «дописанных» Евангелий и считались подложными.
Будь ситуация ровно обратной, принадлежи тексты о Рождестве Евангелиям от Луки и от Матфея изначально – не было бы никакого трехсотлетнего периода церковного «игнорирования Рождества», о чем немало было сказано выше. Поскольку же такой период «игнорирования» все же был, то это может означать только одно: никаких Рождественских историй ни в каких официально признаваемых текстах Евангелий все эти триста лет не было.
Поэтому, из двух вышеозначенных древних папирусов Р75 и Р4, аутентичным изначальному тексту Евангелия от Луки должна быть признана именно рукопись Р75, не имеющая историй Рождества.
Папирус же Р4 надо признать либо все-таки имеющим более позднюю датировку – не ранее 4 века, либо, если его датировка все же верна, фрагментом некоего частного списка, в котором истории Рождества появились, как элемент «народно-христианского творчества», не имевшего, как показывает история обще-церковного признания.
Глава 4. Император Константин Великий, как творец христианской церкви
И не имели истории Рождества этого обще-церковного признания вплоть до века четвертого, до того момента, когда Римский император Константин Великий, проникшись симпатией к христианству, решил не только прекратить всякие гонения против него, но и более того – сделать эту религию равной по своему статусу с прочими официально признаваемыми в Империи религиями…
Общераспространенным является мнение, что Константин тогда придал христианству статус государственной религии, что означало отказ от всех прочих религий – отказу от «язычества», – и установление по его указу абсолютного доминирования христианства. Однако, это вовсе не так.
Ни от какого «язычества» Константин отказываться не собирался, а его действия по отношению к христианству означали лишь то, что он оказывает честь новой религии, ставя ее в один ряд с другими религиями, удостоившимися официального признания в Римской Империи. И хотя Константин лично сам взялся за процесс реформирования христианства, решив придать этой молодой и еще неустоявшейся к тому времени религии подобающий новому почетному статусу вид, все же он при этом никаких других религий не отменил, не запретил и не ликвидировал.
Несмотря на то, что первые церковные соборы, включая и первый Вселенский собор в Лаодикии, были созваны лично самим Константином, и проходили под его прямым и непосредственным личным руководством, это отнюдь не означало, что Константин был обращен в христианство.
Он, как и полагалось Римскому Императору, продолжал оставаться Верховным жрецом Империи (Понтификус Максимус), исправно продолжая исполнять все обязанности этой должности. Он лично возглавлял особенно торжественные богослужения в храмах различных божеств римского пантеона, совершая положенные этим божествам жертвоприношения. В честь Констнатина продолжали возводиться храмы, где уже ему самому воздавались божественные почести, как и полагалось по культу Римских императоров. По сути, Константин просто включил Иисуса Христа в число своих почитаемых божественных покровителей, и поэтому стал покровительствовать последователям христианской религии.
Однако, углубившись в связи с этим в ситуацию, сложившуюся к тому времени в христианской церкви, Константин убедился, что христианство нуждается в комплексе преобразований для того, чтобы предстать перед подданными Империи, как настоящая, «солидная» религия, а не как странный магический культ.
Надо сказать, что к тому времени, за три столетия своего непростого существования, христианство сложилось отнюдь не в некий идейно-организационный монолит, а скорее в эклектичный конгломерат различных групп и направлений, объединяемых зачастую едва ли не одним лишь названием.
Эти группы и направления, разнясь подчас до полной противоположности в пониманиях и враждуя друг с другом, не имели, естественно, никакого общего управления, никакого свода единого учения, никакого свода обще-авторитетных Писаний. Христианство того периода напоминало даже не широко ветвистое дерево, а скорее хаотично растущий от общего корня куст. И вот из этого «куста», Константин взялся «выстригать» новую религию, годную для того, чтобы встроить ее в общий пантеон Империи…
Начал он в 313 году с разбора конфликта между последователями карфагенского Епископа Доната (донатистами), осуждавшим и отвергавшим тех христиан, кто сотрудничал с римскими властями во время предыдущих гонений. Естественно, по итогу разбора этого конфликта осуждавшие сами были осуждены и вновь подвергнуты гонениям…
А 12 лет спустя, в июне 325 года, Константин своим указом собирает в городе Никея (ныне город Изник в Турции) более трехсот христианских епископов и представителей различных христианских течений и церквей на собор, получивший в дальнейшем название Первого Вселенского.
Там они в течение двух месяцев, под его же непосредственным руководством и председательством, вели дискуссии и обсуждения с целью выработки единого, эталонного понимания веры и учения, которому отныне должны будут следовать все без исключения христианские церкви, находящиеся в пределах римской империи.
И одним из основных элементов этого учения должно было стать – и стало, – провозглашение Иисуса Христа Сыном Бога, единосущным Богу Отцу, то есть, фактически, Богом, с чем добрая половина (если не большинство) христиан тогда совершенно не были согласны.
Несогласные, получившие название «ариане», поскольку они были последователями священника из великой и славной Александрии по имени Арий, считали, что Иисус Христос был сотворен Богом, и потому является лишь подобным (подобо-сущностным) Богу. Победители же считали, что Иисус Христос был рожден Богом Отцом, и потому является едино-сущностным с Богом.
Едва ли римский император Константин точно и детально вникал тогда в богословско-философские тонкости спора с арианами, подтверждением чему является тот факт, что спустя лишь три года после этого Собора все санкции против ариан были им отменены. А через 10 лет после Никейского, в 335 году был собран уже другой собор – Тирский, на котором осужден был уже Афанасий Великий, лидер противников ариан.
После этого ариане еще почти полвека, вплоть до 381 года, были на подъеме, и лишь когда к власти пришел император Феодосий Первый, лично сам бывший противником арианства, на собранном им в Константинополе соборе, ариане были окончательно осуждены. Хотя на окраинах Империи они продержались еще почти четыре столетия, вплоть до 8 века.
Все эти факты показательно вскрывают, во-первых, те истинные процессы и причины, которые привели к возникновению Католической, а затем и Православной церквей, а во-вторых – указывают нам на то конкретное время, когда возникла настоятельная потребность в появлении и фиксации в качестве «истинных», историй про Рождество.
Становится очевидно, что известная нам ныне христианская церковь является результатом деятельности, весьма далекой от понятия «духовный», зато очень близкой к понятиям «власть» и «политика». Римские императоры 4 века, от Константина до Феодосия – вот кто был подлинными инициаторами и руководителями процесса создания христианской церкви, а значит и ее подлинными творцами!
Церковь создавалась отнюдь не как «представительство Царствия Божия на земле», а как политико-идеологический элемент царства вполне земного.
И именно в таком своем виде, исполняя именно такую свою главную функцию, церковь и существует по сей самый день везде, где существует. Так что всем, кто сегодня удивляется и даже возмущается «сращиванию государства и церкви», «использованию государством церкви в политических целях», «вмешательству государства в дела церкви» и т. п., надо просто обратиться к фактам истории.
А обратившись и узнав о подлинных истоках, рычагах и пружинах, перестать удивляться, и, уж тем более – возмущаться теми процессами во взаимоотношениях церкви и государства, которые абсолютно естественно протекают в соответствии с теми направлениями, которые были им заданы изначально…
Глава 5. Иисус, как «античное божество»…
Относительно же рассматриваемого нами вопроса о достоверности сказаний о Рождестве и их происхождении, становится ясно, что с того момента, как император Константин обратил свое благосклонное внимание на христианство, решив обеспечить ему широкое распространение в своей Империи, образ главного действующего лица этой религии потребовал существенной корректировки.
Ведь, как известно, римляне испокон веку привыкли поклоняться полу-богам и героям, к чьему зачатию и появлению на свет боги тоже имели некоторую причастность. Посему, понятное дело, Иисус Христос, чтобы быть принятым в качестве объекта почитания и поклонения, тоже должен был предстать перед народом Рима в каком-то подобном виде. Образ же простого, безродного бродячего проповедника из какой-то далекой полудикой провинции никто бы не оценил и не принял, даже под давлением имперской власти.
Да и самому Константину такой образ Иисуса наверняка был и малопонятен, и малоприятен. Уж если даже он, Константин, будучи императором, обладает божественными титулами, утверждающими его наследственное происхождение от богов, то уж тем более центральное лицо любой религии, по определению являющееся объектом поклонения, не может быть просто «неизвестно кем»! Это обязательно должен быть бог, а его «земная форма» должна иметь непосредственно божественное происхождение и объяснение.
И вот, в 325 году, Никейский церковный собор, в результате двухмесячных препирательств и согласований, составляет итоговый документ, впоследствии названный Никейским Символом веры. В нем Иисус назван, как и требовалось, Сыном Бога, «рожденным, не сотворенным», «Богом истинным от Бога истинного», «единосущным Отцу». Причем, как утверждается некоторыми источниками, последняя формулировка – «единосущный Отцу» – была составлена и вставлена в текст лично самим Константином.
Таким образом, Иисус был официально утвержден в качестве Сын Бога и Бога. И вот тут-то, понятное дело, не могла не возникнуть необходимость в сказаниях о его рождении, которое, разумеется, должно было быть совсем необычным, и к которому Бог должен был иметь самую прямую причастность.
Спрос, как известно, неизбежно рождает предложение, а уж тем более – спрос со стороны императорской власти. Естественно, бросились исполнять, и тут уж, по-видимому, кто-то вспомнило том, что где-то что-то этакое уже, вроде бы, было написано и фигурировало в качестве первых глав Евангелия от Луки, а кто-то, возможно, и сам бросился составлять «подлинные истории» и добавлять их уже к евангелию от Матфея…
В итоге этой бурной, но, по-видимому, довольно хаотичной активности и появились те две различные, противоречащие одна другой, истории Рождества, которые были приписаны к Евангелиям от Матфея и от Луки.
Почему не была составлена (или выбрана из уже имевшихся) и присоединена ко всем четырем Евангелиям какая-нибудь одна унифицированная история о рождении Иисуса от Бога? Разумеется, это было бы наиболее логично и верно. Но факт остается фактом – логично и верно поступить не смогли, а это говорит о том, что процесс протекал торопливо, более эмоционально, нежели рационально, при явном отсутствии единого координирующего центра.
Почему не было такого центра? Видимо потому, что Константину самому брать все на себя не желалось, да и не было возможно – он все же был Император, и кроме возни с христианством, у него имелось множество других забот, включая строительство нового центра Империи – Константинополя, и ведение различных войн. А неорганизованные христиане так и не смогли толком организоваться, и в итоге мы сегодня имеем то, что имеем.
Так или иначе, но можно с большой степенью обоснованности утверждать, что появление официально признаваемых евангельских текстов с включенными в них историями Рождества началось не ранее 325 года, а именно – после Никейского собора.
По-видимому, к 331 году Рождество уже украшало собой официальные тексты Евангелий от Матфея и Луки, поскольку, как написано Евсевием Кесарийским в его труде «Жизнеописание Константина», император, примерно в 331 году, сделал заказ на пятьдесят экземпляров пергаментных рукописей Священного Писания, необходимых для церквей возводимого им тогда Константинополя.
Еще несколько десятилетий ушло на распространение новых текстов Евангелий с включенными в них историями Рождества по церквям и церковным общинам, и через два поколения христиан никто (по крайней мере, из тех, кто принадлежал к официальным церквям) уже не сомневался, что именно в таком виде эти тексты изначально и существовали.
И вот, Лаодикийский собор, проходивший в 363 или 364 году, утверждает официальный Канон христианских Священных Писаний, в котором Евангелия от Матфея и Луки, разумеется, начинаются с описаний Рождества, чем ставится окончательная точка в процесс утверждения этих историй в качестве «истинных».
А еще через пару десятилетий, на Константинопольском соборе 381 года, при составлении нового Символа веры, уже не смогли обойтись без включения в него упоминания о Марии, как о важнейшем действующем лице Священной истории!
Почему не было такого упоминания в Никейском символе веры? В этом разбираться не стали, а просто «устранили недоработку», и в «усовершенствованный» Константинопольский символ веры были добавлены слова, что Сын Божий родился не только от Бога Отца, но и «от Марии девы». Таким образом, можно точно сказать, что к 381 году процесс утверждения и закрепления Рождественских сказаний в текстах Евангелий и головах верующих был полностью завершен.
Но, вместе с тем, из того факта, что включили Марию в текст Символа веры только в конце 4 века, а еще в 325 году этого никому и в голову не пришло, ясно следует, что до 325 года в евангельских текстах историй Рождества, с центральной и сакральной ролью в них Марии, еще точно не было!
Если бы истории Рождества и впрямь имелись в Евангелиях изначально, и были бы столь же широко известны и признаны уже в 325 году, как и в 381-м, то очевидно, что ничто не могло бы помешать тому, чтобы имя Марии появилось уже в Никейском символе веры!
Наверняка император Константин, руководивший Никейским собором, не упустил бы возможность еще тогда сформировать в христианском вероучении столь привычную всему греко-римскому миру триаду: Божественный сын, рожденный от Верховного/Единого Бога-Отца и избранной, праведной земной Женщины-Матери.
Так что, на мой взгляд, ситуация с рождественскими историями, рассмотренными в историческом контексте, более чем очевидна: их не было в аутентичных, исходных евангельских текстах, где они появились не ранее второй трети 4 века, после Никейского собора 325 года.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
