Текст книги "Квест «Иисус Христос». Сквозь лабиринты мифов"
Автор книги: Евгений Недзельский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 6. Рождество и Отцы Церкви
Однако, в данной теме, в контексте истории христианства, нам необходимо рассмотреть еще один аспект. Он касается трудов древних христианских богословов, так называемых Отцов церкви. Ведь если в трудах тех, кто жил и творил в эпоху до 4 века, упоминания и рассуждения о Рождестве имеются, то это, безусловно, будет весомым доводом в пользу изначального существования текстов Рождества в составе Евангелий. Так что, обратимся к трудам Святых отцов…
Однако, первое, что мы обнаружим, обратившись к оным трудам, это… полную невозможность сделать прямой и однозначный вывод о наличии или отсутствии в их оригинальных рукописях упоминаний о Рождестве, ввиду полнейшего отсутствия самих этих оригинальных рукописей!
Подчеркну, что говоря об «оригинальных» рукописях, я имею ввиду вовсе не обязательно манускрипты, написанные рукой непосредственно самого автора, а хотя бы такие рукописи, которые датировались бы временем до все того же 4 века. Но, увы: все труды древних христианских богословов имеются, в основном, лишь в виде средневековых и даже более поздних изданий, ни о каком даже 4 веке тут и говорить не приходится.
А это безусловно означает, что их тексты могли быть как угодно правлены и переправлены, дополнены и/или усечены, а то и попросту придуманы и приписаны тем или иным древним авторам… Кроме того, ситуация усугубляется тем, что многие труды многих древних авторов в принципе существуют лишь, выражаясь современным языком, «виртуально», то есть только в цитатах других авторов…
Так что, судите сами, о какой достоверности материала здесь вообще может идти речь!
В результате такой вопиющей ситуации, анализ того, что называется «трудами древних христианских авторов», в вопросе об интересующих нас упоминаний о Рождестве, Марии и прочих, связанных с Рождеством персонажей, приводит нас лишь к полному хаосу и неразберихе.
Например, имеется, скажем, книга под названием «Против ересей», авторство которой приписывается святому 2–3 веков Иринею Лионскому. В этой книге очень много говорится и о Марии, и о «непорочном зачатии» и о Рождестве, но… Но весьма странно то, что в книге, написанной (как утверждается) в то время, когда у христиан еще не было ни обще-объединяющей церковной организации, ни какого-либо общего «эталонного», «ортодоксального» учения, идут постоянные обвинения в отступничестве от этого не существовавшего тогда «ортодоксального учения» не существовавшей тогда «ортодоксальной церкви».
Кроме того, не существовало тогда и никакого единого и общего для всех христиан канона Священных Писаний, и никакой сборник христианских книг еще не был назван Новым Заветом, что означает, что по отношению к трудам христианских авторов (в отличие от ветхозаветных) попросту не мог еще употребляться термин «Писание».
В рассматриваемой же нами книге, само название которой – «Против ересей», – выглядит как-то неуместно по отношению ко 2 веку н. э., когда еще отсутствовал тот эталон, по которому можно было бы отделять «ересь» от «не ереси», цитаты новозаветных авторов уже вовсю даются не иначе, как слова Писания.
В общем, по всему своему содержанию, книга гораздо более похожа на произведение гораздо более позднего, нежели 2–3 век, времени, когда уже и «единственно-правильная церковь» официально существовала, и, соответственно, «единственно-верное учение» уже имелось, и был сформирован и признан Священным Писанием Новый Завет.
К тому же, как объяснить параллельное существование этой книги в один и тот же период времени, скажем, с книгой, под названием «Строматы», автором которой указывают Св. Климента Александрийского? В этом обширном труде, при наличии обильнейшего цитирования из всех четырех Евангелий, и других новозаветных и ветхозаветных книг, почему-то не нашлось места даже для одной-единственной цитаты из историй Рождества, для хотя бы единственного упоминания о Марии! А ведь они не единожды могли быть очень даже к месту в этой книге.
Возьмем для примера IV Книгу из состава «Стромат». Там 8, 19 и 20 главы прямо посвящены рассуждениям о том, какой должна быть праведная жизнь женщин-христианок. Особенно это касается 20 главы, которая называется: «Хорошая жена».
Так вот, чтобы вы думали? Приводя в этих главах 7 новозаветных цитат, причем одну – конкретно из евангелия от Матфея, приводя даже обширные цитаты из произведений древнегреческого драматурга Еврипида, всеуважаемый Св. Климент при этом ни разу (!) не упоминает о Деве Марии, той женщине, пример которой для любой христианки должен быть попросту первостепенным! Это ли не странно?
Но нет, это, на самом деле – это совсем не «странно». Это, на самом деле – совершенно невозможно! Невозможно для христианского автора, читавшего истории Рождества в Евангелиях от Матфея и от Луки. И возможно это только в случае, если этот христианский автор этих историй в этих Евангелиях никогда не читал.
Отсутствие в трудах Св. Климента (отлично знакомого с содержанием всех четырех Евангелий, о чем говорят сотни цитат из них в его трудах) цитирования тех глав Евангелий от Матфея и Луки, которые сегодня считаются в них первой и второй, возможно объяснить только одним: этих глав он в никогда в своей жизни в глаза не видел!
Так какой же вывод можно сделать относительно достоверности историй Рождества и самого их существования в евангельских текстах до 325 года, на основании анализа трудов христианских авторов, живших до 4 века н. э.?
Что же, с одной стороны, в ряде книг ряда таковых авторов упоминания о Рождественских событиях и о Марии, как об одной из центральных фигур христианства, действительно имеются. Однако, с другой стороны, целый набор объективных факторов не позволяет принимать эти упоминания, как достоверные.
Не позволяет, прежде всего, то же самое обстоятельство, которое не позволило принять в качестве авторитетного тот лист пергамента, на котором имеется фрагмент текста Ев. от Луки, содержащий Рождественские истории. А именно – исторический контекст той эпохи, когда христианская церковь не только не праздновала, но и никоим образом вообще не отмечала события Рождества. Как уже не раз здесь говорилось, этот исторический факт невозможно объяснить ничем, кроме того, что в эту эпоху церковь ни о каких событиях Рождества не знала.
Но так же не позволяет и наличие немалого числа христианских авторов, так же относимых к эпохе до 4 века, в чьих трудах нет никаких упоминаний о Рождестве и Марии. Причем отсутствие этих упоминаний невозможно объяснить тем, что эти авторы затрагивали такие темы, в которых говорить о событиях Рождества и Марии просто не было необходимости.
Как уже было показано выше, на примере одной из книг Св. Климента Александрийского, отсутствуют они и там, где их наличие было бы, как раз таки, более чем уместно. И именно такие произведения, прекрасно вписывающиеся в исторический контекст существования и развития христианства до 4 века н. э., и можно считать достоверными.
Каким-то счастливым образом эти книги избежали внимания христианских «правильщиков текстов» более поздних веков. А те свое дело знали, и умело заботились о том, чтобы труды древних Отцов Церкви, которые попадались к ним в руки, зазвучали более «политкорректно». И если для «политкорректности» недоставало упоминаний о Марии и событиях Рождества – их несложно было добавить.
А вот удалять-то из древних текстов упоминания о Рождестве и Марии они точно не стали бы! И потому, отсутствие в трудах древних Отцов церкви таких упоминаний можно смело считать проявлением авторской аутентичности.
Еще раз: отсутствие упоминаний о Рождестве в текстах древнейших христианских богословов может быть объяснено только их изначальным там отсутствием, но никак не действиями позднейших переписчиков и издателей; а вот наличие таковых упоминаний – как раз таки именно действиями позднейших переписчиков и издателей, приводивших тексты в соответствие с позднейшими церковными установками.
Из сказанного следует общий вывод, что анализ трудов христианских авторов периода до 4 века н. э., в сопоставлении с историческим контекстом церковной жизни этого периода, так же подтверждает, что в церкви того периода истории Рождества были либо вовсе неизвестны, либо известны, как недостоверные и официально не признавались.
Тем же, кто может выразить сомнение в том, что христиане могли так «неуважительно» и манипулятивно относиться к своему древнейшему богословскому наследию, я порекомендую взглянуть на текст Евангелия от Марка, на его последнюю, 16 главу. Сегодня хорошо известно, что последние 12 стихов этой главы (с 9 по 20) отсутствовали в оригинальном тексте, и были дописаны в более позднее время. Когда именно – на сей счет ни точных данных, ни единого мнения нет.
Однако известно точно, что в древнейших, из имеющихся на сегодня, рукописях Евангелия от Марка (Синайский и Ватиканский кодексы 4 века), этих стихов еще нет, а вот в большинстве рукописей 5 века – они уже есть. Так что и здесь мы опять, во-первых, возвращаемся к этому рубежью в истории христианства – все к тому же 4 веку, а во-вторых, видим, что в те времена христиане, если считали нужным, спокойно корректировали Евангельские тексты.
И если приписки осуществлялись к текстам, включенным в уже составленный и утвержденный к тому времени Канон новозаветных Священных Писаний, то уж возможность корректировок «простых» авторов, никак и никого удивлять не должна!
Глава 7 и Семь аргументов против
Таким образом, в рассмотрении вопроса о достоверности историй Рождества, мы подходим к итоговому выводу. И вывод этот таков: эти истории должны быть признаны недостоверными по целому ряду причин.
Во-первых – их практически полному текстологическому несовпадению между собой.
Во-вторых – их противоречия контексту остального повествования Евангелий, в частности – полнейшей смысловой несовместимости с историей о том, как Мария пришла забрать Иисуса домой, как сумасшедшего (бесноватого).
В-третьих – тотального молчания о них во всех книгах Нового Завета, включая и Евангелия от Матфея и от Луки, где эти истории помещены. За пределами текстов самих этих историй, о Рождестве ни единым словом не упоминается больше нигде – об историях Рождества мы узнаем исключительно лишь из самих историй Рождества!
В-четвертых – исторического факта 300-летнего «игнорирования» Рождества церковью, когда три века в церковном календаре не находилось места для хоть какого-нибудь маломальского празднования Рождества. Три столетия церковь вела себя так, как можно вести себя только не имея ни малейшего представления ни о каком Рождестве, то есть – не имея никаких историй Рождества в текстах Евангелий.
При этом, если таких историй в евангельских текстах не было, то все четыре Евангелия одинаково начинались с описания одного и того же события – крещения Иисуса Христа, – и надо сказать, что «удивительным образом» именно это событие и отмечалось церковью все эти три столетия, как главный церковный праздник, под названием Епифания (Богоявление)!
В-пятых – наличием древнего манускрипта 3 века, папируса Р75, содержащего текст Евангелия от Луки, в котором истории Рождества действительно отсутствуют. Манускрипты же, содержащие данные истории, датируются не ранее, чем 4 веком. Это документально подтверждает выводы предыдущего пункта о том, что вплоть до 4 века, по меньшей мере, официально признаваемые церковью тексты Евангелий, историй Рождества не содержали.
В-шестых – историческими данными о том, что инициатором и фактическим творцом христианства, в том его виде, каким мы знаем его сегодня, был римский император Константин, а так же несколько его последующих наследников на троне.
Именно Константину, как представителю греко-римской культуры и потребовался образ Иисуса не как безродного, странствующего на задворках империи проповедника, а как Божественного Сына, рожденного от Божественного Отца и избранной Женщины-Матери. Безродный бродячий проповедник не годился Константину (как и большинству подданных его империи) в качестве объекта почитания и поклонения, а образ некоего Божественного Существа, рожденного от Бога и земной женщины – был вполне понятен, привычен и приемлем.
Именно после того, как на созванном Константином в 325 году Никейском соборе, Иисус был официально провозглашен Богом, и потребовалось дополнение текстов Евангелий историями про то, как Бог воплощался на земле через земную женщину. Появились они там, судя по всему к 331 году, а в 363 или 364 году были закреплены в первом Каноне христианских Священных Писаний.
И, наконец, «в-седьмых» необходимо сказать, что Рождественские истории самим своим главным смыслом противоречат тому, как Иисус позиционируется в Евангелиях, как в них раскрывается его мировоззрение.
О первых шести аргументах против достоверности историй Рождества мы подробно говорили в предыдущих частях этой главы, а об аргументе номер семь – поговорим части следующей.
Глава 8.Иисус Христос и остальные люди: эксклюзивность или «Я сказал – вы… боги»?
Думаю, всем понятно, что все эти истории с «непорочным» зачатием лично от Святого Духа, делают Иисуса неким абсолютно исключительным существом, принадлежащим к роду человеческому более формально, нежели реально. Церковь, правда, определяет его природу дуалистическим термином «истинный Бог и истинный человек», тем самым «сближая его с народом». Но понятно, что тот, кого назвали «истинным Богом», как «человек» всерьез уже никогда восприниматься не будет.
Слово «истинный» быстро трансформируется в «идеальный», а «идеальный человек», рожденный хоть и от земной, но тоже «идеальной», женщины, плюс лично от самого Господа Бога – это, согласитесь, совсем уж, как-то так, не «человек»…
Вместе с тем, если посмотреть на те речения Иисуса в Евангелиях, которые можно расценить, как прямо или косвенно касающиеся темы «божественной эксклюзивности», то ни в одном из них мы не сможет отыскать даже намека на попытку возвестить и утвердить какую-либо свою «эксклюзивность» такого рода.
Нет ни одного текста, где бы он сам прямо назвал себя Сыном Божьим – есть лишь несколько косвенных упоминаний о том, что он мог себя так называть. Зато в каждом речении, где Иисус говорит о себе в третьем лице, он всегда называет себя только «человеком», – именно так переводится постоянно встречающееся в его речениях словосочетание «сын человеческий».
При этом в трех более ранних по времени написания Евангелиях, которые принято называть «синоптическими», т. е. – «общего взгляда» (а это Евангелия от Марка, от Матфея и от Луки), нет вообще никаких разговоров о божественности Иисуса. Но даже и там, где эта тема рассматривается достаточно широко и подробно, в Евангелии от Иоанна, даже и здесь тема божественности Иисуса звучит, отнюдь не «экс-клюзивно», а полностью «ин-клюзивно», как это ни покажется, может быть, странным!
Да, Иисус у Иоанна имеет Божественное происхождение. Иисус у Иоанна – это воплотившийся, материализовавшийся Божественный Логос, то есть – Мысль Бога, Замысел Бога, Слово Бога (все эти значения имеет греческое слово «логос»). Однако для материализации Логоса, для его воплощения, Иоанну не требуется никаких сказочных Рождественских историй, напрочь отсутствующих в его Евангелии!
Иоанн уверен, что Богу не требуется создавать никаких «чрезвычайных комбинаций», для того, чтобы воплотить Свой Замысел, ибо вся земля, и все, что наполняет ее, это уже и есть воплощение, материализация Божественного замысла, и все необходимые «механизмы» и «комбинации» для этого уже созданы.
Более того, у Иоанна во всем его Евангелии рефреном звучит мысль о том, что не только Иисус, но и каждый человек так же является воплощением Божественного Замысла, Божественного Логоса. Собственно, чему тут удивляться – это вполне логически вытекает из признания человека творением Бога, поскольку любое творение всегда является ничем иным, как именно воплощением замысла своего творца.
Надо сказать, что и в Евангелиях у «синоптиков» неявным образом проходит такая же мысль, скажем, в речениях Иисуса о его чудотворениях. В этих своих речениях Иисус никогда не говорит о своих способностях, как о неких «эксклюзивных» проявлениях, присущих ему в связи с его «эксклюзивным Божественным происхождением и статусом». Напротив – каждый раз он в таких случаях говорит о том, что каждому человеку вполне по силам любые «чудотворения», достаточно лишь не иметь сомнений в достижимости результата!
Иисус не сомневался в достижимости результата, потому что он не сомневался в своем единении с Богом. Для Иисуса Бог был Авва (или Абба), что означает даже не «отец», а по-детски близкое и родное «папочка» – тот, который никогда не подведет, на кого всегда можно положиться.
Очевидно, что если Иисус предлагал людям иметь такую же уверенность относительно возможности «чудотворений», какую имел сам, значит, он подразумевал, что у всех имеется и та же самая основа, тот же самый фундамент для этой уверенности, а именно – той же степени единение с Богом Отцом, с Богом-Папочкой!
И в это априорное единение надо просто поверить, его надо просто найти в себе и раскрыть – в этом заключался не только «рецепт чудотворений», но это, собственно, и есть главная суть того возвещения Иисуса, которое он называл Радостной Вестью, или по-гречески – Евангелием…
Но, не будем пока вдаваться в подробные рассуждения о подлинной сути возвещения Иисуса, о сути его Евангелия, чему посвящена отдельная глава этой книги. Сейчас отметим лишь то, что представления Иисуса о его родстве с Богом, как мы видим на этих примерах его рассуждений в «синоптических» Евангелиях, совершенно не эксклюзивны, то есть – не ис-ключающие кого бы то ни было из этого родства, а именно – инклюзивны, то есть – в-ключающие остальных людей в это родство.
В Евангелии же от Иоанна выражение этих инклюзивных убеждений Иисуса достигает своего апогея. Так, в 17 стихе 20 главы этого Евангелия, Иисус, говоря о том, что он восходит «к Отцу своему», тут же добавляет – «и Отцу вашему», затем еще усиливая звучание мысли словами: «…И к Богу моему, и Богу вашему». Согласитесь, ни о какой «эксклюзивности», категорически отделяющей Иисуса от всех прочих людей и являющейся, по сути, основной идеей историй Рождества – ни о какой такой эксклюзивности тут нет и речи! Наоборот, речь здесь идет как раз прямо об обратном.
Но все же самым прямым – я бы даже сказал, шокирующе прямым! – образом идея инклюзивности звучит в 10 главе Евангелия от Иоанна, в истории, где Иисус общается с некой враждебно настроенной к нему толпой. Там, видя их враждебность, Иисус спрашивает, за какое из сделанных им добрых дел эти люди так ненавидят его, и получает ответ, что добрые дела – добрыми делами, а вот то, что он, упоминая о своем сыновстве Богу, чем «делает себя равным Богу» – это есть страшный богохульный грех, за который положено убивать.
Тут, казалось бы, Иисус, чтобы избежать неминуемой расправы, должен был бы срочно начать оправдываться и доказывать толпе, что либо он ничего такого и не говорил вовсе, либо, если что-то и говорил, то совсем не то имел ввиду, и его просто очень неправильно поняли – в общем, что-нибудь этакое…
Уж не знаю, насколько могли бы такие оправдания помочь ему спастись от гнева воспаленной ненавистью и жаждой «праведного суда» толпы – сказать на этот счет ничего невозможно, поскольку ни слова таких оправданий тогда не прозвучало. Но вот то, что Иисус тогда, согласно тексту Евангелия, сказал – вот это его слово подействовало на толпу просто парализующе! Тогда сбитая с толку и впавшая, по-видимому, во внутренние дискуссии и споры, толпа на какое-то время потеряла свое единство и способность действовать, что и позволило Иисусу беспрепятственно пройти сквозь нее и удалиться.
Что же такого «гипнотизирующего» нашлось в его арсенале? А нашлись тогда слова из Псалма 81, звучащие, «всего лишь», следующим образом:
«Я СКАЗАЛ: ВЫ – БОГИ» (Ин.10:34)…
Да-да, вот именно так, «просто и незамысловато», сказано от имени Бога, что Он обращается к людям с возвещением: «Вы – боги».
Конечно же, вокруг этих слов Псалма, процитированных Иисусом, христианскими богословами было сломано немало копий в стремлении объяснить (как самим себе, так и недоумевающей пастве), что «боги» тут вовсе не «боги», а так – просто не очень удачное словоупотребление, подразумевающее то ли судей, то ли еще кого-то.
Однако объяснения получаются малоубедительными, поскольку оставляют «неприятное послевкусие» непонимания, каким же образом в прямую речь Бога(!) могло закрасться «неудачное словоупотребление», причем неудачное настолько, что под ударом оказываются самое основы христианского мировоззрения, в котором никаких «богов» во множественном числе не может быть в принципе. В итоге, по себе знаю, что и сами эти слова и их «объяснение» христианам приходится «проглатывать зажмурившись»…
Однако простое логическое исследование текста этой истории показывает, что Иисус, цитируя этот Псалом, под словом «боги» понимал все-таки именно «боги», а не «судьи» или что-либо еще. Хотя вполне мог бы именно о судьях и суде заговорить, поскольку и судьи тоже в том Псалме упомянуты, и призыв к справедливому суду там есть, да и сама ситуация, в которой оказался Иисус – ситуация судилища толпы, – все, казалось бы, способствовало именно такому направлению речи.
Но, Иисус, однако, повел разговор совсем в иную и крайне неожиданную сторону. Крайне неожиданную для собравшейся тогда толпы, и крайне неприятную для дальнейших поколений христианских богословов…
Прежде всего, Иисус акцентировал внимание на том, что слова: «Я сказал – вы боги…», – записаны не где-нибудь, а в книге, признаваемой Священным Писанием всеми собравшиеся вокруг, и значит, они обладают соответствующим весом и авторитетом. После этого он изложил свое понимание этих слов, вложив его в одну короткую, но очень емкую фразу: «Он назвал богами тех, к которым было слово Божие…», – и из этой фразы следуют два очевидных вывода.
Вывод первый – слово «боги» Иисус понимает исключительно в прямом смысле, не придавая ему никаких иносказательных смыслов. Вывод второй – Иисус убежден, что понятие «боги» относится не к некой узкой группе как-то там «избранных», а ко всем, «к кому было слово Божие».
Кто же имеется в виду под теми «к кому было слово Божие»? Очевидно, что Иисус в том конкретном случае имел в виду как минимум всех Иудеев, то есть всех, принимающих Книгу Псалмов, как часть Священного Писания. И конкретно он имел в виду тех Иудеев, которые сбились тогда в ту враждебную толпу, что готовилась казнить его за «богохульство».
И вот, обращаясь к этой толпе, Иисус завершает свою логику рассуждений: «Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание, тому ли, которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: «Богохульствуешь!..», – потому что я сказал: «Я сын Божий»?!» (Ин.10:35–36).
И логика его здесь такова: вы говорите, что я «богохульствую», называя себя сыном Божьим, поскольку этим «делаю себя равным Богу», но смотрите, в вашем же Писании приведены слова Бога, где Он вас самих, тех, к кому обращено слово Божие, называет не иначе, как богами, делая вас равными Себе!
Понятно, что на разных людей эти слова Иисуса и его логика подействовали по-разному, и в Евангелии дальше сказано, что «тогда опять искали схватить его», но судя по тому, что ситуация завершается все-таки тем, что «он уклонился от рук их», монолитность свою толпа явно тогда потеряла. Нам же сейчас эта ситуация интересна тем, что в ней ярко представлено мировоззрение Иисуса, совершенно очевидно лишенное каких-либо мотивов собственной «радикальной исключительности», категорически отделяющей его от всех людей.
Ведь даже когда речь заходит о Божественности, он, признавая это качество за собой, признает его же и за всеми людьми!
Понятно, что при таком мировоззрении совершенно нет никакой нужды в каком-то невероятном появлении на свет через какое-то «непорочное зачатие», категорически отделяющее «непорочно зачатого» от всех прочих, зачатых «порочно».
Возвращаясь же к нашим рассуждениям о достоверности историй Рождества, отметим вновь, что как раз именно это, не просто выделение Иисуса из числа прочих, а его категорическое, сущностное от-деление от всех прочих, является их главной сутью!
Налицо не просто несовпадение, но прямое противоречие рождественских историй мировоззрению Иисуса, выражаемому в его речениях во всех четырех Евангелиях.
Таким образом, подтверждается сделанное выше утверждение, что истории Рождества опровергаются не только их текстологическим анализом и результатами их рассмотрения в историческом контексте возникновения христианской церкви, но и тем, что сам их основной смысл прямо противоречит убеждениям Иисуса Христа.
Невозможно себе представить, чтобы Евангелисты Матфей и Лука стали бы в самом начале своих повествований, в первых его двух главах излагать одно мировоззрение, а начиная с третьей, во всех последующих главах до последней – прямо ему противоположное.
И вывод из этого «невозможно» следует только один: ни Матфей, ни Лука не знали и не записывали в своих Евангелиях никаких «историй Рождества»! А это, в свою очередь означает, что были эти истории написаны и приписаны к их текстам кем-то другим и в какой-то более поздний период, о чем мы подробно рассуждали выше.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
