Текст книги "Инженер страны Советов"

Удивительно, но дату своей смерти Сталин воспринял спокойно. Во всяком случае, вида не подал. Лишь чуть прищурился, что-то прикидывая в уме, и слегка кивнул каким-то своим мыслям. Информация о приходе к власти Хрущева, о XX съезде партии и о докладе о культе личности вновь заставила кулаки Сталина сжаться.

– Набичвари[24]24
  Набичвари – ублюдок (грузинское ругательство).


[Закрыть], – сказал он, словно выплюнул, и тут же жестом показал мне, чтобы я продолжал.

А вот Берия, услышав о своем аресте и расстреле, опять побледнел и бросил взгляд на Хозяина. Тот, увидев это, лишь бросил:

– Потом разберемся с этим, Лаврентий. Потом много с чем разбираться придется.

Вот только мне явственно послышалось не с «чем», а с «кем».

Когда я рассказывал о годах правления Брежнева, Сталин кивал головой своим мыслям, а услышав о любви Генерального к наградам и о четырех звездах Героя Советского Союза, хмыкнул и произнес:

– Надо будет познакомиться с этим «бровеносцем в потемках» и поставить ему мозги на место.

Ну а дальше я реально испугался, когда речь зашла о перестройке и о развале Советского Союза. Сталин метался по кабинету, словно взбесившийся тигр, непрерывно ругаясь на грузинском и русском языках. Берия смотрел на меня так, будто ждал лишь намека со стороны хозяина, чтобы голыми руками разорвать меня в клочья. Все это длилось минут десять, не меньше. Наконец Сталин остановился, оперся обеими руками о свой рабочий стол и опустил голову. Так он стоял еще пару минут. Затем обернулся к Берии и сказал:

– Прекрати, Лаврентий! Он-то здесь при чем? Это не его вина, а наша с тобой. Теперь нам надо работать еще больше, чтобы того, о чем он рассказал, не произошло… – Сталин прямо слово в слово повторил слова Федора, сказанные им, когда я рассказал о развале Союза.

Сталин налил себе в стакан из сифона и долго в задумчивости держал его на уровне глаз, словно разглядывая поднимающиеся пузырьки газа. Наконец он, выпив воды, обратился ко мне, причем по имени-отчеству:

– А вам, Михаил Андреевич, спасибо. За правду, за честность и за смелость. Слишком мало тех, кто вот так может высказать в глаза все без приукрашиваний. Сейчас вас отвезут отдыхать, а завтра мы с вами вновь встретимся и обсудим ваши технические достижения. Сегодня вы нам задали слишком сложную задачку, и предстоит хорошенько над ней подумать.

Отвезли меня на этот раз не в ставшие уже привычными апартаменты на Лубянке, а в гостиницу «Москва», где разместили в просторном двухкомнатном номере.

– Отдыхайте, товарищ Шершнев. Завтра за вами заедут, так что просьба никуда не отлучаться. Ужин, завтрак и обед можете заказать в номер или самостоятельно спуститься в ресторан. Здесь очень вкусно кормят, – последнюю фразу сопровождавший меня сотрудник НКВД сказал с улыбкой. После этого козырнул и закрыл за собой дверь.

Ну что же, будем устраиваться, так сказать, на постой. Кстати, а перекусить было бы неплохо, что-то проголодался я. После визита к Сталину аппетит разыгрался не на шутку. А схожу-ка я в ресторан и посмотрю на достижения советского общепита, благо средства, несмотря на то что большую часть денег я оставил Тане, позволяли.

Сам ресторан, что называется, впечатлял. Его главный зал располагался сразу аж на трех этажах гостиницы – с 3-го по 6-й. Помпезное убранство, разграниченное колоннадами, потолок, на котором была огромная картина, изображавшая какой-то праздник с веселыми людьми и фейерверками на фоне ночного неба, и небольшой оркестр, негромко играющий какое-то попурри из совершенно незнакомых мне мелодий.

Подскочивший метрдотель повел меня в глубину зала. Надо сказать, что ресторан явно не пустовал. Во всяком случае, свободных столиков было немного. И тут меня неожиданно откуда-то сбоку окликнули.

– Мишка! Шершнев! – От столика, спрятавшегося за колоннадой, ко мне шел Валера Чкалов. – Здорово! Ты как здесь?

– Здравствуй, Валер! – Я крепко пожал руку Чкалову. – Да вот, привезли сюда, сказали располагаться и ждать вызова. – Я взглядом показал на потолок. – А ты здесь каким судьбами?

– Ясно. А мы тут товарища в командировку провожаем. Давай к нам.

За столом, к которому меня подвел Чкалов, сидели знакомые мне по старым фото знаменитые летчики.

– Вот, знакомьтесь, ребята, – Чкалов был само радушие, – это Михаил Шершнев, инженер и мой друг. А это…

Он кивнул на смотрящих на меня с любопытством Громова и Супруна, но я его перебил:

– Михаил Громов[25]25
  Громов Михаил Михайлович – советский летчик и военачальник, генерал-полковник авиации, профессор, Герой Советского Союза (1934). Заслуженный летчик СССР (1925). Совершил сверхдальний беспосадочный перелет Москва – Северный полюс – Сан-Джасинто (Калифорния, США), установив три мировых авиационных рекорда дальности полета. Скончался 22 января 1985 года. Похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище.


[Закрыть] и Степан Супрун[26]26
  Супрун Степан Павлович – советский летчик-испытатель, военный летчик-истребитель. Близкий друг Валерия Чкалова. Проводил испытания самолетов И-16, И-180, Як-1, И-21, ЛаГГ-1, ЛаГГ-3, Supermarine Spitfire, 2PA-L. Первый дважды Герой Советского Союза в Великой Отечественной войне (второй раз – посмертно). Погиб 4 июля 1941 года. Существует несколько версий относительно гибели подполковника Супруна. Похоронен местными жителями близ деревни Монастыри. В 1960 году состоялся перенос праха на Новодевичье кладбище Москвы.


[Закрыть]. Здравствуй те, товарищи. – И я с огромным удовольствием пожал руки двум легендарным личностям.

– Нет, ну вот почему ты всегда все знаешь? – изобразил возмущение Чкалов. – Нет, ребята, ну вот почему?

За столом сразу образовалась легкая дружеская атмосфера.

– Умный потому что, – с улыбкой парировал я Чкалову, – и в школе хорошо учился.

Подскочивший официант вручил мне меню. Нет, даже не так, не меню, а МЕНЮ. Это была толстая папка темно-вишневого цвета, в которой было примерно десятка два страниц, на которых перечислялись блюда и напитки. Я даже на миг растерялся. Я в будущем в ресторанах был нечастым гостем, тем более в нашем провинциальном Белорецке и ходить-то особо некуда было. Разве что в командировках, да и то, как правило, обходился либо столовой предприятия, куда приезжал, либо каким-нибудь кафе. Закрыв меню, я попросил официанта принести что-нибудь мясное, салат из свежих овощей и бутылочку коньяка, а чуть попозже – кофе и что-нибудь на десерт.

Посидели с мужиками славно. И дело не в спиртном; что там какие-то две бутылки коньяка на троих. Просто сама атмосфера чисто мужских посиделок помогла немного расслабиться. При этом Чкалов с нами коньяк не пил. Подливал себе какой-то морс и им чокался с нами. На мой немой вопрос Валера пожал плечами и как-то виновато произнес:

– Баба Фрося велела год не пить спиртного. А мне, если честно, и не хочется.

Ай да баба Фрося! Чкалова закодировала.

А за столом тем временем шел разговор о перспективах развития авиации, о новых советских и зарубежных самолетах. И если вначале чувствовалась некоторая настороженность со стороны Громова и Супруна, то постепенно общение стало более легким. Чкалов пожаловался, что врачи никак не хотят допускать его до полетов и не верят в то, что он абсолютно здоров.

– Ты представляешь, Миш, сказали, что это антинаучно и что за такой короткий срок после подобных травм вылечиться невозможно. – Валера в сердцах аж громко хлопнул ладонью по столу.

– Да и фиг с ними, – попытался успокоить я его. – Тебе же запретили на самолетах летать, а у нас с тобой совсем даже не самолеты.

Эта моя фраза вызвала заметный интерес за столом. Супрун начал выпытывать, о чем это мы говорим. Пришлось немного приоткрыть, как говорится, карты.

– Видел я что-то похожее в ЦАГИ[27]27
  ЦАГИ – Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н. Е. Жуковского (ФГУП «ЦАГИ») – авиационный государственный научный центр России. Основан 1 декабря 1918 года в Москве пионером отечественной авиации Н. Е. Жуковским на базе Аэродинамической лаборатории МВТУ и Авиационного расчетно-испытательного бюро (РИБ).


[Закрыть]. Каракатица какая-то несуразная. Летает так себе, ни скорости, ни высоты. Кабина пилота открытая. А ваш аппарат хоть от земли оторваться сможет? Летает хоть худо-бедно? – Скепсис из уст Громова так и сочился.

– Летает, Миша, летает, – хохотнул Чкалов, – да еще как летает. Я сам вначале не поверил, когда в первый раз увидел эту машину, что она может взлететь, но сам в этом убедился. Это просто песня какая-то. Скорость да, маловата. Так не всегда и не везде она, скорость эта, нужна бывает. Зато перспективы – просто закачаешься. – Валера аж глаза кверху закатил.

Официант как раз принес кофе и какие-то пирожные. Спросил, не нужно ли еще чего, и, услышав отрицательный ответ, подал счет, попросив лишь расписаться внизу. Денег за ужин с меня не взял, сказав, что за меня все будет уплачено. Наблюдавшие за этим действом Громов и Супрун с пониманием переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу.

Утром на завтрак решил не спускаться в ресторан, а заказать еду в номер. Да, сервис здесь на высшем уровне. Заказ доставили в номер очень быстро. Едва я успел подкрепиться, как в дверь постучали и вошел все тот же человек, что доставил меня сюда. Такое впечатление, что он ждал за дверью. Хотя, может, так оно и было.

На этот раз привезли меня не в кремлевский кабинет, а на знаменитую Ближнюю дачу[28]28
  Ближняя дача (также Кунцевская дача) – правительственная резиденция, в настоящее время расположенная в черте города Москвы, в районе Фили-Давыдково. Известна прежде всего как место постоянного проживания И. В. Сталина после смерти его жены, а также как место его смерти 5 марта 1953 года.


[Закрыть] Сталина. М-да, а дачка-то у главы государства маловата будет. Явно не дворец и не царские хоромы. Видал я и побольше, и побогаче у людей, занимавших куда менее значимые должности.

В рабочем кабинете, куда меня проводили, помимо самого хозяина дачи находился, что меня не удивило, Лаврентий Берия.

– Проходите, товарищ Шершнев, располагайтесь… – Сталин был хмур. – Есть мнение, что вашу деятельность на техническом поприще мы обсудим позднее, а сейчас хотелось бы услышать от вас, какие шаги нам необходимо, на ваш взгляд, предпринять, чтобы избежать тех негативных последствий, о которых вы рассказывали.

– Я не политик, товарищ Сталин, и мне трудно судить о правильности или неправильности тех или иных решений, приведших к тем или иным последствиям.

– Не говорите ерунды, – резко перебил меня Сталин. – Вы единственный, кто знает о том, к чему привели страну наши решения, и кому как не вам высказывать свою точку зрения.

– Ну что же, тогда, пожалуй, я выскажусь. – Я набрал в грудь побольше воздуха. – Только, боюсь, это займет достаточно много времени.

– Не беспокойтесь, Михаил Андреевич, времени у нас пока, – Сталин выделил это слово, – вполне достаточно.

Хм, а ведь он впервые назвал меня по имени-отчеству. Где-то читал, что мало было людей, к которым он так обращался. Буквально единицы.

– Тогда, я считаю, надо начать с пересмотра дел осужденных по 58-й статье и одновременно ввести мораторий на исполнение расстрельных приговоров по этой статье.

– То есть вы хотите сказать, что все эти люди осуждены несправедливо? – буквально прошипел Берия.

– Нет, не хочу. Я понимаю, что нет дыма без огня, но считаю, что большинство из них либо невиновны, либо степень их вины несоразмерна строгости наказания. Например, сейчас в Ленинграде в «Крестах» с тридцать седьмого года сидит Константин Рокоссовский. К сожалению, не знаю, в каком он звании был на момент ареста, но в годы войны он станет маршалом Советского Союза, будет командовать Парадом Победы на Красной площади, а позднее станет на какое-то время маршалом Польши и министром обороны Польской республики. Его должны освободить в 1940 году, а сейчас он периодически подвергается избиениям и пыткам. И таких, как он, много.

Сталин, побагровев от услышанного, бросил Берии:

– Разберись, Лаврентий!

А я тем временем продолжил:

– При этом наказание за уголовные преступления следует ужесточить, но при этом тех, кто осужден впервые, необходимо отделить от рецидивистов и плотно работать с ними в плане перевоспитания и исправления. В то же время матерым уголовникам создать максимально неблагоприятные условия в местах заключения и применять самые жесткие меры в случае нарушения ими режима и отказа от работ. Вплоть до расстрела. По моему мнению, тот, кто попадает в тюрьму не в первый раз, должен получать наказание по верхнему пределу, предусмотренному соответствующей статьей, либо высшую меру. Этих уже не исправить.

– Некоторые считают уголовников социально близкими элементами к трудящимся, – бросил Сталин, раскуривая трубку.

– Это в корне ошибочное мнение, товарищ Сталин… – Я бросил взгляд на Берию, который что-то быстро писал в свой блокнот. – Не может быть вор-уголовник близким к честному труженику, пролетарию или крестьянину.

– Ну хорошо, с этим мы более-менее разобрались. – Сталин с видимым удовольствием затянулся трубкой. – Продолжайте, товарищ Шершнев, по существу вопроса. В чем же, по вашему мнению, были или будут наши ошибки?

– Я считаю, что основной вашей ошибкой было то, что вы не оставили после себя преемника. Это послужило причиной того, что к власти пришел такой персонаж, как Хрущев.

Беседовали таким образом несколько часов, затем Сталин, как радушный хозяин, пригласил нас с Берией пообедать. Кормили в резиденции главы Советского Союза хоть и просто, но вкусно и сытно. Щи, гречневая каша с котлетой и компот. И было видно, что это обычный ежедневный обед.

После обеда с полчаса передохнули и продолжили беседу, но уже на техническую тему. Сталина интересовали перспективы развития вертолетной техники. Он посмотрел снятый нами киноматериал, и увиденное произвело на него большое впечатление. «Наставления по пилотированию и боевому применению вертолетов» Сталин также прочел. Кроме того, по его словам, о «Наставлении» очень положительно отозвался Чкалов.

– А в вашем будущем кто занимался подобной техникой? – спросил Сталин.

– Разработчиками вертолетной техники в СССР были Камов Николай Ильич и Миль Михаил Леонтьевич. Сейчас, если мне не изменяет память, Камов назначен директором и главным конструктором на заводе, выпускающем автожиры А-7, а Миль – его заместитель.

– Вы немного ошибаетесь, товарищ Шершнев, – Сталин слегка улыбнулся, – завод только начали строить, и решение о назначении на него директора еще не принято. Но теперь, я думаю, мы будем строить завод для производства вертолетов вместо автожиров. А вам следует побыстрее наладить контакт с товарищами Камовым и Милем и привлечь их к проектированию новых боевых машин. Соответствующие полномочия у вас будут.

Кроме того, есть мнение привлечь вас в качестве эксперта помимо авиации еще и в области танкостроения. Я внимательно ознакомился с вашими предложениями в этой области и считаю, что их надо как можно скорее принять за основу и разрабатывать новую бронетехнику, уже опираясь на них. Принято решение назначить вас, товарищ Шершнев, моим помощником по техническим вопросам. У вас будут самые широкие полномочия, а товарищ Берия, со своей стороны, обеспечит вам все условия для плодотворной работы.

От Сталина я уезжал со смешанными чувствами. Нет, я, конечно, читал, что в это время решения им принимались хоть и быстро, но вполне продуманно, но никак не ожидал, что меня, еще вчера не имеющего какого-то определенного статуса, уже сегодня назначат на такую высокую должность. М-да, высоко взлетел, и теперь предстоит приложить немало усилий, чтобы не рухнуть вниз.

Глава 7
Новая должность. Планы

После визита на сталинскую дачу события вокруг меня завертелись, словно в бешеном калейдоскопе. От Сталина меня повезли в знаменитый «Дом на набережной»[29]29
  Дом на набережной (официальное название – Дом правительства) – жилой комплекс 1931 года постройки на Берсеневской набережной Москвы-реки. До 1952-го был самым высоким жилым зданием Москвы. Известен как место жительства советской элиты.


[Закрыть], где разместили в огромной пятикомнатной квартире, находящейся в первом подъезде дома и обставленной явно дорогой мебелью. Ну что же, теперь, по крайней мере, есть куда привезти свою молодую жену. Кстати, и этот вопрос, как оказалось, уже решили за меня: прикрепленный ко мне сотрудник НКВД сообщил, что буквально послезавтра Татьяна прибывает на поезде вместе с сопровождающими, и я смогу ее встретить на вокзале. Сделать мне это теперь не трудно. Мне выделили автомобиль. И не просто какую-нибудь «эмку», а целый ЗиС-101 черного цвета. В эти времена такой автомобиль был признаком принадлежности к власти, причем к власти высшей. Естественно, к автомобилю полагался водитель, и, естественно, он был сотрудником соответствующих органов.

В тот же вечер меня пригласил к себе на Лубянку Берия.

– Как устроились, Михаил Андреевич? Как вам понравилась выделенная квартира? Может, есть какие-либо пожелания? – Берия был сама любезность.

– Благодарю, товарищ Берия, пока все устраивает и ничего не нужно, – ответил я.

– Называйте меня по имени-отчеству. Нам с вами предстоит много и плотно работать. Товарищ Сталин поручил организовать «Бюро перспективных разработок при НКВД СССР», которое вы возглавите. Вам будут даны самые широчайшие полномочия, вплоть до привлечения к работам любого, – Берия выделил это слово, – человека, кем бы он ни являлся. Фактически вы, Михаил Андреевич, получаете права наркома. Это очень высокое доверие, и его необходимо оправдать. На карту поставлено очень многое, и ошибиться в этот раз мы не имеем права. Так что желаю успехов на высоком посту. От себя скажу, что помогу всем, чем смогу.

– Еще раз благодарю, Лаврентий Павлович. Доверие оправдаю!

Сказать, что я был ошарашен, это ничего не сказать. Максимум, на что я рассчитывал, это стать конструктором вертолетов, а тут на меня взвалили фактически создание всей новой техники в стране. М-да, осилить бы такой груз.

Для работы мне выделили помещение. Вот тут я не совсем понял, то ли это был намек, то ли еще что, но работать мне предстояло в здании на улице Радио, дом 22–24. Печально известная в моем времени «Туполевская шарага». Хоть и пообещал Берия, что это временно, пока не подыщут подходящее помещение, но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временные вещи.

Осмотрев кабинеты, в которых предстояло разместиться, в том числе и свой с приемной, в которой уже сидела секретарь, я, в целом, остался доволен. Для «Бюро» выделили целое крыло, на входе в которое был пост охраны. Вход сюда был по спецпропускам и с моего личного разрешения. Штата, конечно, еще не было никакого, и предстояло хорошенько подумать о штатном расписании и о том, где брать людей. Хотя для авиационного отдела можно позаимствовать сотрудников в местной шарашке.

Из «Бюро» поехал в поселок Стаханово[30]30
  Поселок Стаханово – ныне город Жуковский Московской области. Расположен в 20 км к юго-востоку от Москвы. Место проведения в августе месяце каждого нечетного года Международного авиационно-космического салона (МАКС).


[Закрыть], где находился ЦАГИ и аэродром при нем, куда я распорядился доставить упакованные в ящики свои вертолеты. Необходимо было убедиться в их целости и сохранности и подумать, как и кто будет осуществлять их сборку и подготовку к полетам. Похоже, на первых порах все это придется делать мне.

В ангаре, на который мне указали, я обнаружил Валеру Чкалова и Михаила Громова, буквально водящих хоровод вокруг транспортировочных ящиков с упакованными в них разобранными вертолетами. При этом Чкалов что-то возбужденно рассказывал своему спутнику, размахивая при этом руками и то и дело кивая на лежащую перед ними тару.

– Здорово, мужики, – поздоровался я. – А чего это вы здесь делаете?

– О, Мишка, здоров! – Чкалов тут же буквально подлетел ко мне и по-медвежьи сжал мою руку. – Ты где шляешься? Давай начинать сборку вертушек! Сколько можно ждать-то?

– Экий ты быстрый! – хохотнул я. – Я приехал убедиться, что все цело и в сохранности, а собирать в лучшем случае начну послезавтра. Работы пока и без этого достаточно, да и супругу завтра нужно встретить на вокзале.

– О, Татьяна приезжает. Так это замечательно! – Валера был возбужден, аж чуть не подпрыгивал от нетерпения. – Ты скажи, что делать, а собирать техников тебе найдем. Вон, тезка твой, – Чкалов кивнул на Громова, – даст людей.

– Тут видишь какое дело, Валер, – я растерянно почесал затылок, – разобрать-то я их разобрал, да и собрать сам смогу, а вот инструкцию по сборке не написал. Так что придется подождать пару дней, а там от помощи и сам не откажусь.

– А, – Чкалов расстроенно махнул рукой, – вот умеешь ты настроение испортить. Мало мне медицины, а тут еще ты.

– Переживает, – произнес Громов, кивнув на отошедшего к ящикам Чкалова.

– Ничего, – сказал я уверенно, – есть мнение, что поднимется в небо он раньше, чем думает.

На следующий день я стоял на перроне в ожидании прибытия поезда. Соскучился я по Тане, сил нет. Как она там жила без меня? Испереживалась, наверное. Да и у меня не было полной уверенности в том, что меня не законопатят в какой-нибудь глубокий подвал от греха подальше. Но все, в конечном итоге, обошлось, и вот уже пассажирский состав замедляет свой ход напротив вокзала.

Я закрутил головой, высматривая родной силуэт, но первым, что меня удивило, увидел выходящего из вагона Николая. Так вот кто ее сопровождает. Ну и замечательно. Следом из тамбура вышла моя любимая. Я буквально вихрем налетел на нее и, подхватив на руки, хохоча, закружил.

– Миша, опусти меня на землю, сумасшедший!

При этом Таня крепко обняла меня за шею. Вот и пойми этих женщин. Опусти, а сами никак отпустить не хотят.

Сзади раздалось солидное покашливание, и на перрон вышел… Семен Безумнов, улыбающийся во весь рот.

– Здравствуй, дядька Михаил!

Парень всеми силами пытался казаться солиднее и взрослее, чем есть. Я с удовольствием пожал ему руку. Это же просто замечательно, что он приехал. Уж кто-кто, а Семка наши вертушки с завязанными глазами разберет и соберет обратно.

– Ну правильно, про меня, как всегда, в последнюю очередь вспоминают, если вспоминают вообще, – пробурчал Николай, пытаясь изобразить обиду сквозь пробивающуюся улыбку. Я с огромным удовольствием обнял своего шурина.

Квартира произвела на моих родных сильное впечатление. Хотя удивляться они начали уже возле вокзала, когда я предложил им усаживаться в подъехавший ЗиС. Семен передал мне письмо от своего родителя, Павла Афанасьевича. Безумнов-старший кланялся, передавал приветы от родственников и просил присмотреть за сыном, который после моего отъезда буквально места себе не находил, и пристроить его к какому-нибудь делу.

«Все едино толку от него в хозяйстве не стало, – писал он. – С самого с ранья быстро сделает что во дворе и бежит на еродром в моторах копаться. Оно, можа, так и лучше будет, и что на роду ему написано, по-другому пойдет».

Утром, оставив Татьяну на хозяйстве, мы всей мужской компанией разъехались кто куда. По пути завезли Николая на Лубянку, куда ему было предписано явиться (догадываюсь, кто послужил этому причиной), ну а мы с Семеном отправились на аэродром в Стаханово.

Я ничуть не удивился, увидев в ангаре сидящего на ящике Чкалова, читающего какую-то документацию.

– Ну что, Валер, поможешь со сборкой? – спросил я после того, как поздоровались. При этом Чкалов Семку вполне серьезно называл Семеном Павловичем. – Вот тебе механик, да еще бы парочку из местных привлечь.

– О чем разговор! Пошли к Мишке Громову, через него обо всем договоримся.

Было видно, что Чкалов просто сгорает от нетерпения.

– У тебя у самого-то, Валер, как со временем?

– Да времени у меня просто завались! – Чкалов зло пнул какой-то камушек, попавшийся ему под ноги. – Врачи сказали, что летать нельзя, и все тут. Мне же самолет подарили[31]31
  За перелет на Дальний Восток (остров Удд) весь экипаж был удостоен звания Героев Советского Союза с вручением ордена Ленина: медаль Золотая Звезда, введенная в 1939 году уже после смерти Чкалова, была вручена только в 2004 году его детям. Кроме того, Чкалову был подарен личный самолет У-2 (сейчас находится в музее в Чкаловске).


[Закрыть], У-2, так и на нем летать запретили. Приказом по кадрам ВВС отправлен в бессрочный отпуск с сохранением всех положенных выплат. Так что хоть на земле рядом с самолетами буду.

– Ясно все с тобой, – задумчиво произнес я.

Похоже, придется начать пользоваться своими полномочиями по привлечению к работе в «Бюро» всех, кто потребуется. А потребуются мне для начала Чкалов и Семка.

– Слушай, Валер, а как ты смотришь на то, чтобы поработать у меня? – обернулся я к нему.

– У тебя – это где? – прищурившись, спросил Чкалов.

Пришлось показать ему выданное мне удостоверение и Постановление Совнаркома СССР с моими полномочиями. Валера аж присвистнул и едва сдержался, чтобы не выразиться, как говорили в моем времени, путем привлечения ненормативной лексики, от удивления.

– Летать разрешат? – задал он главный свой вопрос и после моего кивка тут же не задумываясь ответил: – Конечно, согласен.

– Значит, с сегодняшнего дня назначаешься моим заместителем по летно-испытательной работе! – Я хлопнул улыбающегося во весь рот Чкалова по плечу.

Блин, лучше бы я этого не делал. Этот медведь сграбастал меня в объятия так, что аж ребра затрещали. А глазки у него предательски заблестели. Видно было, что действительно сильно переживал свое отлучение от неба.

– Значит так, товарищ заместитель, – я едва перевел дух после этих его медвежьих проявлений радости, – приказ о твоем зачислении в штат будет готов сразу, как только я доберусь до своего кабинета. Находимся пока мы в здании КОСОС[32]32
  КОСОС – Конструкторский отдел сектора опытного самолетостроения (КОСОС ЦАГИ).


[Закрыть] ЦАГИ по улице Радио. Надеюсь, знаешь, где это.

Чкалов кивнул, хотя по его лицу пробежала едва заметная тень. Еще бы он не знал, что там же находится «шарага», в которой осужденные конструкторы создают новую технику.

– Постоянный пропуск на тебя будет на вахте. Позднее разберемся с твоими должностными обязанностями. А теперь первое тебе поручение: необходимо организовать работы по сборке вертолетов в количестве двух штук. Непосредственно руководит работами Семен Безумнов, который также будет зачислен в штат как техник-лаборант. Твоя задача – обеспечить его помощниками и всем необходимым, включая рабочую одежду, инструменты и горячее питание. Задача поставлена, цели ясны? За работу, товарищи.

Озадачив Чкалова и Семена, я вернулся в Москву. Войдя в приемную, дал секретарю распоряжение подготовить приказы о зачислении в штат Чкалова Валерия Павловича на должность заместителя по летно-испытательной работе и Безумнова Семена Павловича на должность техника-лаборанта и договориться о постоянных пропусках для них. Заодно и познакомился.

Софья Владимировна Исаева, 24 года. Направлена ко мне по поручению Берии (кто бы сомневался). Имеет навыки стенографирования. Раньше работала секретарем в Наркомате оборонной промышленности, до его разделения на несколько народных комиссариатов. Едва я открыл рот, чтобы поинтересоваться, где здесь можно пообедать, как на столе зазвонил телефон. Трубку подняла мой секретарь.

– Алло! Добрый день, товарищ Берия. Да, он здесь. Секундочку, я переключу вызов. – И уже мне шепотом, прикрыв рукой трубку: – Михаил Андреевич, пройдите в кабинет. Вам товарищ Берия звонит.

Я благодарно кивнул и поспешил к аппарату.

– Здравствуйте, Лаврентий Павлович!

– И вам доброго дня, Михаил Андреевич! Как продвигается работа? Есть ли какие-то трудности?

– Начали сборку привезенных вертолетов, – начал я докладывать. – Привлек к работам приехавшего своего родственника, Семена Безумнова, который активно помогал при строительстве вертолетов и их испытаниях и освоил на хорошем уровне технику, а также Валерия Чкалова ему в помощь. Обоих зачислил в штат «Бюро». Приказ на них сейчас будет готов. Трудностей пока нет, но они точно будут. Я хотел бы встретиться с вами в ближайшие дни и передать для ознакомления документ с некоторыми рекомендациями и моими соображениями. Думаю, что с ним также необходимо ознакомить товарища Сталина.

– Приезжайте, когда будете готовы, только предварительно свяжитесь со мной. Привозите свой документ. Посмотрим, что там, а то сразу вам товарища Сталина подавай. Может, мы тут с вами и сами разберемся, – Берия хохотнул в трубку. – Завтра к вам прибудет назначенный начальник особого отдела вашего «Бюро». Он будет оказывать вам содействие по линии Главного Управления государственной безопасности, так что прошу любить и жаловать. С ним прибудут несколько наших сотрудников вам в помощь. Да, кстати, своему секретарю можете полностью доверять. Это наш, проверенный человек. По Чкалову лишь скажу, что у нас на него были несколько другие планы, но ваш вариант, наверное, даже лучше. Так что ничего против не имею. Все, Михаил Андреевич, жду вас у себя. До завтра.

Ну а мне предстояло решить, с чего начать. Начать я решил с написания обоснования прекращения работ по некоторым типам самолетов. Под нож должны будут пойти, да простят меня потомки, «пешка» Пе-2, штурмовик Ил-2, который сейчас имеет заводское обозначение ЦКБ-55, однозначно прекращаем выпуск И-16 ранних модификаций, И-153, Р-10, Су-2, СБ-2.

В то же время максимум усилий бросаем на доработку и скорейшее начало производства фронтового пикирующего бомбардировщика Ту-2 как наиболее совершенного. Вместо пикирующего бомбардировщика Пе-2 будем налаживать производство дальнего тяжелого высотного истребителя Пе-3. Кстати, изначально Петляков проектировал именно истребитель. Вот пусть и доводит его до ума. Такой истребитель, имея большой запас топлива и мощное вооружение, сможет уверенно поражать высотные цели, подолгу барражируя над прикрываемым объектом, а учитывая большую дальность полета, он сможет прикрывать морские коммуникации от вражеских бомбардировщиков и торпедоносцев.

Где-то в свое время читал, что ночью при стрельбе летчиков слепило вспышками выстрелов, а радиус действия радиостанций был откровенно мал. Вот пусть Петляков и исправляет эти косяки еще на стадии проектирования. Кстати, а ведь на этот самолет устанавливали еще и авиационный радиолокатор «Гнейс». В таком виде как ночной перехватчик он будет незаменим. Да, еще не забыть о модификации разведчика. Пусть конструктор и над этим подумает.

Вместо Ил-2 и Су-2 начать выпуск Та-3, самолета конструкции Всеволода Таирова в варианте бронированного пикирующего штурмовика. Тут, пожалуй, надо будет к работам привлечь Павла Сухого и Сергея Ильюшина. Самолет нужен двухместный с задним стрелком. И нужен как можно быстрее. Кроме того, дать задание Ильюшину на создание самолета-торпедоносца. На первых порах за основу взять тот же бомбардировщик СБ-2. Тут нужны будут большая дальность полета, возможность нести как минимум две торпеды, простота в управлении и наличие второго пилота. Имеющиеся бомбардировщики СБ-2 модернизировать до уровня Ар-2. Сейчас такие работы уже ведутся, так что с технической стороны ничего невозможного нет.

Яковлев сейчас разрабатывает свой истребитель И-26, который впоследствии станет Як-1. Тут тоже надо ускорить работы и проектировать самолет сразу в варианте Як-1М. Насколько я помню, на нем применили металлические лонжероны крыла, установили вместо четырех бензобаков два в крыле и один в фюзеляже, уменьшили площадь хвостового оперения. Вроде что-то сделали с радиатором, точно не помню. Все это позволило уменьшить полетный вес и улучшить аэродинамику, что привело к увеличению максимальной скорости. Главное Яковлеву не давать в руки такой инструмент, как власть. Тут он станет просто душить конкурентов, везде продвигая свои самолеты. «Летчики предпочитают Яки», – так вроде он говорил. Доходило до того, что заводы с его подачи прекращали выпуск других типов самолетов, не менее нужных фронту, и начинали с нуля выпускать яковлевские машины. Но теперь, как мне кажется, этот номер у него не пройдет.

Далее по истребителям. Поликарпову надо дать задание на проектирование И-185. Тут придется выбивать для него поддержку на самом высоком уровне. Кровь из носу, но эти истребители к началу войны должны быть в летных частях в достаточных количествах. Все дело в моторах, так что придется через Сталина и Берию давать волшебного пинка моторостроителям. Все ведущие конструкторы должны осознать, что времени на раскачку нет от слова совсем. Война для них уже началась. Дорог каждый день, каждый час, каждая минута.

Также в КБ Поликарпова сейчас идут работы над высотным истребителем И-200, будущим МиГ-1. Впоследствии работы по нему передадут во вновь созданное КБ Микояна. Думается мне, что такой шаг точно не ускорит работу по созданию самолета. Значит, логичнее создать конструкторскую группу по этому истребителю в уже работающем КБ Поликарпова, и пусть ею руководит Микоян. Если справится, выделить его в самостоятельное КБ.

Так, а что я помню по МиГу? Помню, что у самолета была задняя центровка, и он легко попадал в штопор и с трудом из него выходил. Также на больших скоростях заклинивало фонарь кабины. На малых высотах самолет становился маломаневренным. Поскольку МиГи имели деревянную конструкцию, то летали на них исключительно в сухую погоду, иначе фанерная обшивка на фюзеляже и крыльях разбухала и отклеивалась. Да что летали, самолеты даже на открытых стоянках было нельзя держать. Не дай бог, пойдет дождь, и все, истребитель выведен из строя. Значит, нужен цельнометаллический истребитель. На самолетах первых серий было откровенно слабое вооружение, состоящее из пулеметов ШКАС калибра 7,62 миллиметра.