Текст книги "Мы на роли героев вводили… себя. Пятиклассники"

17

Сегодня Анатолий Викторович рассказывал легенду об основании Рима:

– …Четырнадцатый по счёту царь Альба-Лонги, Нумитор, был свергнут своим братом Амулием.

***

– А-а!!! – в лучах заходящего солнца возносятся вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.

– А-а! – гулко отзывается эхо и мечется по окружающим каменистым склонам.

Устрашающая лавина звероподобных людей устремляется вслед за его невнятными затухающими звуками. Все они, как один, завернуты в косматые волчьи шкуры со спутанной до плотной корки шерстью. Головы людей укрывают шлемы в виде голов этих свирепых хищников с жутко оскаленными пастями. Белые клыки ярко выделяются на общем темном фоне.

Словно в ожидании неминуемой грозы, затихает пораженная природа. Даже недавний легкий и свежий ветерок, благостно овевавший покрытые нежной зеленью холмы, замирает, испуганный стремительными молниями клинков. Всевозможные птицы прерывают многоголосый разговор, во все крылья спеша укрыться в ветвях небольшой рощицы. Только зловещий черный крест, пролетающего на большой высоте стервятника продолжает накручивать широкие круги, зорко высматривая на зеленом полотне возможную добычу.

– А-а-а! – пронзительный злой крик заглушает натужный топот крепких ног и тяжелое надрывное дыхание бежавших.

– Впере-е-ед! – огромный вожак широко взмахивает хищно сверкнувшим в наступающих сумерках клинком и направляет острие меча в сторону небольшого каменного здания.

Навстречу выступает небольшой отряд воинов в сверкающих доспехах и занимает оборону. Блестящие медные шлемы призывно сверкают, отражая последние солнечные лучи.

– Нумитор, – кричат они, превратив имя своего царя в боевой клич, и бросаются на пришельцев.

Со звоном и грохотом сталкиваются противники. Проливается первая кровь.

Словно начищенный бронзовый щит этрусков, солнце бросает на поля боя последний луч…

***

– Ты не слушаешь? – Светкин тычок отвлек меня от мыслей.

– …Близнецы не утонули и были, по легенде, вскормлены волчицей…

Ага, конечно, будет вам волчица людей вскармливать. Сожрет, и все дела. Нет, тут уж точно была не волчица.

Но что тогда?

Видимо, я произнес это вслух, потому что Светка опять ко мне прицепилась.

– Ну, о чем ты все время думаешь?

Вот ведь зараза. Как там папа говорит: «Чтоб тебя – приподняло, перевернуло и шлепнуло».

– …Ромул убил Рема и стал, таким образом, первым царём Рима. – закончил рассказ Анатолий Викторович.

Кстати, а о чем я только что мечтал?

Что-то очень интересное, связанное с тем, что сейчас говорил историк.

А он, между тем продолжал:

– Первоначальное население города составляли преступники и изгнанники из других городов.

ВСПОМНИЛ! Я чуть не закричал в полный голос.

Замелькали передо мной исписанные листы тетради. Ага, вот, наконец, и чистый.

ВОЛЧИЦА… ВОЛЧИЦА… Стучало в голове. ВОЛЧИЦА?

И тут меня озарило. Какая же тут, к лешему, волчица? Люди это.

Люди?

Точно, люди из клана Волка. Ну, как индейцы. Недавно какое-то кино про них показывали. Значит, так и запишем: люди-волки!

В руке, словно сама собой очутилась ручка. Успеть бы записать за своими мыслями. Что я там нафантазировал? Строчки быстро поползли по тетради:

«Долина озарилась ярким солнечным светом. Приближался вечер. Откуда-то издалека слышался неумолимый грозный рокот моря. Птицы рассыпали звонкие трели.

По равнине, усыпанной сочной зеленью, двигалось огромное войско.

– А-а!!! – в лучах заходящего солнца взметнулись вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.

– А-а! – гулко отозвалось эхо и заметалось по окружающим каменистым склонам.

Устрашающая лавина звероподобных людей устремилась вслед за его невнятными затухающими звуками».

Я критически оглядел написанное. Что-то не так. Но, что?

А вообще здорово! Я отложил ручку, с хрустом размял пальцы.

– Что там у тебя? – уже в который раз ко мне в записи заглянула Светка.

Чего ей опять-то надо?

Но она уже выхватила тетрадку и углубилась в чтение.

Этого-то только не хватало. Не отбирать же обратно. Мне вспомнилось, как еще совсем недавно все та же Светка в пух и прах раскритиковала начало рассказика об Атлантиде. Впрочем, и мне-то самому он не очень понравился. То ли дело Римская история. Офигенный простор для деятельности.

Обернулся к Витьке. Интересно, как обстоят у него дела с «Человеком со шрамом»? Мне бы его мнение узнать, а никак не Светкино. У меня гораздо интереснее получается! Я покосился в сторону соседки по парте.

Щас точно раскритикует. Я замер в ожидании.

Светка, даже не посмотрев на меня, отодвинула тетради и задумчиво жевала косичку.

Я схватил свою тетрадь и придвинул к себе. Светка на это не обратила ни малейшего внимания. Вот ведь удивительно. Не похоже на нее…

18

Теперь и я, вслед за Витькой, занялся писательством. Каждую свободную минуту я старался посвятить этой новой страсти. А этих свободных минут становилось все меньше. Но самое поразительное то, что я совершенно перестал опаздывать.

Никогда бы не подумал, что полностью занятое время помогает приходить всюду вовремя. Теперь приходилось тщательно планировать каждый день. Тренировки, уроки, домашнее задание, прогулки, игры, а тут еще и новое увлечение. Для него тоже нужно было выделить особое время. Поневоле начнешь придерживаться режима дня.

Мне вдруг захотелось сделать то же самое, что и Витька: создать свою рукописную книгу.

Как к этому подступиться?

Я положил перед собой толстую тетрадь. Это и будет моя книга.

Оставалось только покрасившее ее оформить. По методу Пеннера идти не хотелось. У него тетрадка оформлена достаточно просто, а мне хотелось соорудить что-нибудь особенное, как в настоящей книге. Чтоб и какое-либо издательство было.

Первым делом соорудил нечто вроде обложки из альбомных листов. Теперь надо ее разрисовать.

В этот момент я задумался. С какой начать? Оказалось, что у меня в проекте два замысла. Книга про горцев и кочевников, по нашей с Витькой игре, и недавно начатая по Римской истории. Какому из них отдать предпочтение? Со всех полок на меня укоризненно смотрели корешки солидных книг.

«Ай-яй-яй, – шелестели они, – разве можно сразу несколько книг писать?»

Не знаю, может, и можно.

Но, в таком случае, мне надо изготовить две книжки. А тетрадка только одна. Придется идти еще за одной.

Я выскочил из дома. Прохлюпала под ногами лужа, перегородившая дорогу возле подъезда. Ботинки тут же заляпались грязью. Неожиданно земля поехала под ногами. Как я забыл о гольном льду под тонюсеньким слоем грязной воды. Хорошо еще, что даже в этой ситуации мне удалось немного сконцентрироваться, а то бы… шлепнулся прямо в грязь. Однако брючина все равно приняла глинистый цвет и промокла насквозь. В ботинке булькало.

Что теперь делать? Не идти же в таком виде дальше. Пришлось возвращаться.

– Ну, что ж я так неаккуратно, – сокрушался я, заполаскивая брюки.

Хотелось бы отстирать грязь до прихода родителей.

– Не мог что ли сначала с одной книгой разобраться, – бухтел я, – а как-нибудь потом и за другую браться?

Снова передо мной лежала тетрадь…

***

Мрачная келья озаряется лишь дрожащим кружочком от пламени свечи. Не малейшего движения воздуха не чувствуется в затхлом помещении. Вязкая духота и характерный запах сгоревших свечей густо наполняет помещение.

В массивной каменной чернильнице стоят несколько гусиных перьев. На грубо-сколоченном столе лежит пачка чистой бумаги. Над листом низко склоняется бородатый монах-переписчик в темной одежде.

Рука достает перо из чернильницы. Огромная черная капля готова уже сорваться с кончика пера. Но не срывается. Излишки чернил осторожно счищаются о край.

На листок ложатся ровные буковки. Буковка с буковке. Переписчик так старается, что крупная испарина покрывает лоб. Монах отклоняется назад, рукавом стирает пот. Снова приступает к работе. Перо начинает попусту царапать бумагу. В очередной раз булькают чернила. Ровные строки бегут по листку дальше…

***

Что же мне изобразить?

На обложке я старательно нарисовал скрестившиеся прямой и изогнутый мечи. Рука моя сама сделала выбор за меня. В этот раз я занялся кочевниками. Как же мне назвать это произведение?

ВОЙНА КОЧЕВНИКОВ И ГОРЦЕВ?

Нет, не то. Слишком длинно и неинтересно.

НАШЕСТВИЕ?

Тоже не подходит. Вообще что-то непонятное. Мне нужно что-то особенное. Яркое и емкое…

Я более внимательно посмотрел на рисунок. Меня наполнило неясное ощущение незавершенности. Не хватало какого-то штриха.

А если… Может, какую драгоценность подрисовать?

Я схватил мамину шкатулку. Перед глазами промелькнули различные украсюшки.

– Это то, что надо, – я выхватил, вроде бы золотую, подвеску с изображением летящей птички.

Птичка? Что-то мне это напомнило. Но что?

Память принялась лихорадочно вспоминать.

ПТИЧКА? ПТИЧКА?

Описание похожего изображения встречалось мне где-то совсем недавно. В какой-то книге. А не в той ли, где я читал про монголов?

Точно.

ПТИЧКА – СОКОЛ!

Изображение летящего сокола помещалось на монгольских охранных знаках, позволяющих их владельцу свободно перемещаться по всему монгольскому государству.

Как же они назывались?

Помнится, что изображений было несколько. Там и голова тигра, и лошадь, и летящий сокол. Целый зверинец.

Мне показалось, что я непременно должен вспомнить это название.

Хлопнула входная дверь. Звонкий Наташкин голос наполнил квартиру.

– Андрюша, ты дома? – это уже мама, – посуду вымыл?

– Анд’юша, посуду помыл? – повторила Наташка.

Чтоб тебя! Со своими книгами я напрочь забыл о посуде.

Я запихал украшения обратно и стремглав бросился на кухню. Терпеть не могу мыть посуду, но приходится. Тем более, что утром обещал.

Горячая вода шумно стучала о раковину.

И тут я вспомнил.

ПАЙЦЗА!

Пайцзами назывались эти монгольские знаки.

Так я и назову и нашу с Витькой игру, и книгу:

ЗОЛОТАЯ ПАЙЦЗА

19

«Шаг за шагом горцы отходили от догоняющей их стены огня. Все, дальше отступать было уже некуда. Горцы, во главе с Рьоги, сгрудились на самой вершине горы, в центре огненного кольца. Ужасный степной пожар полностью опустошил склоны. Жар подступал все ближе, заставляя беглецов больше и больше словно вжиматься друг в друга.

Наступали последние мгновения.

Даже, если пламя погаснет, кочевники Хмель-хана сомнут жалкие остатки защитников некогда огромного народа.

Сквозь языки пламени Рьоги и Кра видели, как кочевники все плотней сжимают кольцо вокруг обреченных горцев…

Стрелы степняков одновременно опустились на тетивы. Заскрипели сгибаемые луки. Вот-вот многочисленные стрелы накроют Рьоги и его сторонников».

Что-то мне не нравится такое окончание истории войны горцев с кочевниками.

Правда, нашу многосерийную игру мы с Витькой именно так и закончили. И никак не переделать. Ну, никак не может маленький горский народ одержать победу над огромной армией захватчиков, как бы ни старался. Да и Рьоги мне нравится.

– Анд’юша, что делаешь? – ткнула меня в бок Наташка.

В садик ее не повели – кашляет она, видите ли. Хорошо хоть не мешала мне писать.

– Книгу пишу, – отмахнулся я, не поднимая головы.

– Книгу пишешь?

– Да. Не мешай.

– А я? Я то-оже хочу-у.

Вот ведь незадача. Чем бы ее занять?

Где-то у папы были подходящие листы. Но где? Ни на столе, ни на комоде их не видно.

Скорее всего, он прятал их в книжном шкафу. Там дверца на ключ закрывается. Ага. Они там и от меня что-то пытались прятать. Бесполезная затея. Так я еще в прошлом году научился открывать эту дверцу…

Открыл бы и сейчас, но… Наташка. Совсем не хотелось, чтобы она узнала мою тайну, а потом и родителям бы рассказала. Нет, это явно мне не подходит.

Пришлось мне вырвать несколько страниц из тетради.

Наташка устроилась возле табурета. Она часто любила играть, изображая стол из этого табурета. Наташка такую игру обычно называла: в начальника…

Наташка, высунув язык, принялась старательно выводить ровные строчки угловатых зигзагов.

Фу, слава богу, увлеклась.

Теперь можно и продолжить…

На чем я остановился?

А, да, на том, что мне нравится Рьоги. Впрочем, как я могу не нравиться сам себе? Ведь в игре Рьоги – это именно я. Как-то не хочется убивать себя.

Что бы такое придумать?

Может так?

«Яркий столб света прорезал мрак ночи. Огромное металлическое сооружение словно на невидимых нитях повисло над группой горцев. Открылся овальный люк. На головы обреченных вывалилась веревочная лестница.

– Забирайтесь сюда, – из открытого люка раздался громкий голос.

Воины спешно вскарабкались по перекладинам лестницы.

– Стрелять! – почуяв неладное, скомандовал Хмель-хан.

Тишину ночи наполнился свистом стрел.

Звонко застучали стальные наконечники по корпусу небесного корабля. Через мгновение корабль взмыл в воздух. И еще через пару секунд он превратился в яркую звездочку, а потом и вообще исчез в бездонном небе».

Я поставил последнюю точку в книге. Тяжелый вздох непроизвольно вырвался из груди.

Спинка дивана прогнулась. Ладонь легко погладила обложку самодельной книги.

Какое-то приятное чувство удовлетворенности наполнило меня.

Еще бы.

Работа нескольких последних недель завершилась. Я с хрустом потянулся. Жаль только, что ни в школу, ни на тренировку идти не надо. Каникулы все-таки наступили. Последние в этом учебном году. Да, впрочем, и Виктор Алексеевич нас распустил на неделю.

Вот и пришлось мне с Наташкой дома сидеть.

Похвастаться готовой книгой, пусть даже и рукописной, некому. Вот и Витька потерялся. Они с родителями уехали в деревню.

– Анд’юша, поиг’ай со мной, – захныкала Наташка.

Она уже исписала зубчатыми строчками все страницы. И смотрела на меня огромными жалобными глазами.

– Я не буду с тобой играть, – твердо сказал я.

Лицо сестренки начало приобретать характерное выражение. Наташкины глаза наполнились влагой. Понятно, еще немного, и хлынут слезы.

До этого доводить никак нельзя. Уходя, мама сказала, что доверяет мне. Как же я могу не оправдать мамино доверие.

– Вот смотри, – я указал на разбросанные страницы, – как я могу с тобой играть, раз ты все игрушки разбрасываешь.

Наташка задумчиво посмотрела на причиненный ею беспорядок.

– Я сичас!

Наташка протопала к табурету. Бумага смялась в ее кулаке. В корзину с игрушками полетели смятые листы.

– А это? – я указал на валяющиеся игрушки.

Рука Наташки ухватила кубик. Кусок дерева брякнул о игрушки. Следом за ним туда же направилась и кукла Вика, лишенная по воле Наташки одежды.

– Так не пойдет.

Наташка смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Викочку надо одеть…

Когда мама вернулась, мы с Наташкой сидели на полу и играли в куклы…

20

Каникулы благополучно закончились. Никогда не думал, что буду с нетерпением ждать этого дня. По сути, каникулы как-то пролетели мимо меня. Всю неделю я провел с кашляющей Наташкой.

Единственное светлое пятно, это то, что я все-таки завершил написание «Золотой пайцзы». Одно это несколько сглаживало пребывание с этой малолеткой.

Зато теперь я мог и поделиться своим достижением.

Моя «книга» уютно устроилась в портфеле между учебником истории и альбомом для рисования.

Щелкнул замок. Ноги протопали по лестнице.

Жаркое солнце встретило меня сразу по выходу из подъезда. Теплынь стояла почти летняя.

Деревья стояли голые, мокрые, но уже далеко не угрюмые. Ветви отряхнулись как выкупавшиеся собаки, и теперь гордо устремились навстречу солнцу. Уже еле заметно начали набухать почки. Еще нет той нежной зеленой дымки, характерной для более позднего времени. Воздух наполнился многоголосым щебетанием птиц.

Апрель. Весна вступила в свои права. Может, еще не полностью, но в самом ближайшем приближении.

Возникло неодолимое желание вдохнуть свежий весенний воздух полной грудью.

Снег еще не совсем сошел, но остались отдельные пятна. Многочисленные лужи поблескивали в лучах солнца. Одна из них вальяжно развалилась возле самого дома, перегораживая дорогу.

Вот она – ложка дегтя в бочке меда.

Обходить эту преграду не хотелось. Я решил идти вброд.

– Что такое лужа? Лужа – это море, – громко пел я, пока ноги шлепали по воде, – В ней кусочек солнца, небо, облака…

Переправа закончилась благополучно. Лужа оказалась широкая, но не глубокая. Я даже ног не замочил, лишь ботинки помылись…

В класс я вошел, разыскивая глазами Витьку. Ну, а кому я еще мог полностью довериться? Не Светке же… Тем более, что Витька тоже показывал мне своего «Человека со шрамом».

– Витька, ты мне нужен, – прокричал я чуть ли не с порога.

Он угрюмо сидел за партой, не поднимая головы. Не случилось ли чего?

– Что с тобой? – я положил ему руку на плечо.

– Ничего особенного, – пробормотал он, – нафига я вообще в эту деревню ездил?

– Да что произошло-то?

– Что, что? Велик я свой раздолбал.

***

Чуть вздыбленный по середине тротуар бросается под колесо велосипеда. Мелькают реечно-досочные не то поребрики, не то просто небольшие ограничители. Степенно проходят потемневшие от времени избы. Заборы, проснувшиеся после зимней спячки стоят почти по колено в лужах, так, что снизу они аж чернеют от сырости. Во дворах сквозь щели запертых калиток виднеются дощатые настилы, спасающие ноги от хлюпающей грязи.

Витька, крутящий педали, всматривается в переднее колесо велосипеда. Движение колеса превращает рисунок протектора в длинные непрерывные полосы. Складывается впечатление, что колесо вот-вот выскочит и начнет самостоятельное путешествие.

– Эй, посторонись, – кричит кто-то сзади.

Витька резко выворачивает руль.

Велосипед ударяется в поленницу…

***

– Так и получилось. – печально закончил он рассказ, – на переднем колесе «восьмерка», рама погнулась. В общем – хана велику. Да и сам весь в синяках.

Как-то мне неудобно стало обращаться к нему с моей книгой. Я повернулся и медленно поплелся к парте.

Тяжело плюхнулся на сиденье.

– Чем в каникулы занимался? – тут же привязалась ко мне Светка.

– Ничем, – отмахнулся я и принялся, что называется, готовиться к уроку.

Ну, что ж я такой неловкий?

Моя «книга» зацепилась за учебник и вывалилась на пол. И, конечно же, Светка сразу заметила. Схватить рукопись для Светки – дело мгновения.

– Ой, что это?

Она начала разглядывать самодельную обложку:

– Так – «Золотая пайцза» – издательство «Богатыри».

Обложка раскрылась. Светка углубилась в чтение.

– Отдай, – проговорил я без всякой надежды.

Ясно же, что Светка теперь ни за что не отдаст книгу, пока не прочитает.

– Что это? – она требовательно посмотрела на меня.

– Я книгу написал, – пробормотал я еле слышно.

– Книгу?

Теперь уж точно, не вернет.

Легкое шуршание страниц наполнило пространство вокруг парты. Странно, что я вообще его слышал. Хотя, если честно, не прислушивался бы я, точно ничего бы не услышал.

А как я мог не прислушиваться? Мне же все-таки интересно, как Светка воспринимает книгу.

Я весь издергался, пока она читала. Светка время от времени отрывала взгляд от тетради и украдкой посматривала в мою сторону. В прошлый раз она сразу сказала, что я фигню написал, а тут молчит. Кстати, она уже третье мое произведение читает. Вот у меня уже и личный читатель появился.

А может, ей действительно нравится?

В первый раз не приходит в голову никаких мыслей, никаких мечтаний.

Мне показалось, что шорох страниц стал несравненно громче. Или, действительно, показалось.

Спокойно усидеть на месте не получалось.

Нетерпеливо посмотрел в окно. Росший возле самой школы клен царапал стекло. На тоненькую веточку опустилась желтогрудая синица. Она внимательно вглядывалась в комнату черными бусинками глаз.

– Федин, ты меня слушаешь? – я и не заметил, как Анатолий Викторович подошел к парте.

На перемене Светка сама сунула мне «книгу», даже просить не пришлось.

– А где тут я? – спросила она и резко отвернулась.

Что она хотела этим сказать?

Все-таки понравилось ей или нет?..

Эпилог

– Извините, молодой человек, – руководитель литературного объединения неопределенно пожал плечами и протянул пачку листов, – но ваш роман несколько сыроват.

Андрей Алексеевич Федин нарочито небрежно запихнул рукопись в сумку. Хлопнула входная дверь. Промелькнули под ногами ступени. Полукруглое здание областной писательской организации проводило его насмешливым блеском оконных стекол. Воздух после недавнего дождя наполнился свежестью. Город, омытый от прожаренной пыли, выглядел более отчетливым, более прозрачным. Высыхающий асфальт слегка парил.

Яркий закат полыхнул пламенем в огромных окнах торгового центра.

Андрей решительно мерил шагами парковую аллею. Убегали назад аттракционы.

«Как же так? – тяжело думал Андрей, – я ж этот роман уже пять раз переделывал. От того, что я впервые нацарапал еще в пятом классе, осталось совсем мало. В принципе это уже совсем не то произведение».

Андрей опустился на скамейку. Рука сама собой достала рукопись.

– Что же тут еще-то менять?

Глаза лихорадочно бегали по строчкам. «В этой версии книги нет уже ни кочевников, ни горцев. Все меняется. Даже название романа звучит теперь по-иному. Теперь он называется „МАССАГЕТЫ“. Хмель-хан превратился в персидского военачальника Астибара, Рьоги стал Саксафаром. Были перелопачены горы литературы об истории персидского похода против массагетов. Это уже не описание давней детской игры. Из-под руки Андрея вышел исторический роман. Вот это-то и подвело автора. С исторической точки зрения – не подкопаешься. Но этого мало. Нужно еще и художественности добавить».

– Я понял свою ошибку, – вскричал Андрей.

Сопровождаемый недоуменными взглядами, он мчался по лужам. Яркая летняя зелень сливалась в длинные полосы.

За окном шуршали шины машин, слышались шаги прохожих. Время от времени тренькали звонки велосипедов. Город жил обычной жизнью.

…Андрей устало откинулся от ноутбука.

Написанное явно стало лучше…

– Все равно я стану писателем…