Текст книги "Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами"

СССР и США опасаются столкновения

Несмотря на очевидный факт поддержки Советским Союзом и Соединенными Штатами различных сторон в войне 1967 года, обе сверхдержавы стремились не допускать перерастания этой войны в глобальное столкновение.

Еще перед началом войны имели место обращения СССР к США и США к СССР с призывом повлиять на своих «клиентов», чтобы не доводить дело до вооруженного столкновения между ними. 27 мая президенту Джонсону был передан сигнал из Москвы, что Израиль планирует атаку на арабские страны. Была высказана просьба – повлиять на Израиль с целью остановить его. Президент Джонсон и госсекретарь Раск направили послание Косыгину и Громыко с призывом посоветовать Египту «остудить ситуацию».

В самом начале войны, 5 июня 1967 года, были предприняты шаги с двух сторон, чтобы убедить друг друга, что нет намерений в военном вовлечении в кризис и что будут предприняты усилия каждой стороны в Организации Объединенных Наций для выработки резолюции по прекращению огня. Председатель Правительства СССР Косыгин впервые использовал «горячую линию» связи 5 июня. За шесть дней войны и Соединенные Штаты, и Советский Союз прибегали многократно к «горячей линии» для прояснения ситуации. Главным образом во время этого обмена обсуждался вопрос о достижении прекращения огня через Совет Безопасности ООН. Однако, когда американский военный корабль «Либерти» 8 июня был атакован израильтянами, президент Джонсон использовал «горячую линию», чтобы заверить Косыгина, что перемещение американских военных судов на Средиземном море происходит лишь для того, чтобы помочь экипажу атакованного корабля и провести расследование. В Москве с удовлетворением восприняли это как серьезный показатель нежелания США вмешиваться в события.

Как пишет в своих воспоминаниях наш посол в США А.Ф. Добрынин, «…в ходе решающих событий президент Джонсон вместе с Раском, Макнамарой и основными советниками постоянно находились в „ситуационной комнате“ Белого дома. В Кремле непрерывно заседало Политбюро. Наличие „горячей линии“ сыграло неоценимую роль в поддержании постоянного контакта между Москвой и Вашингтоном, оно позволило Белому дому и Кремлю держать руку на пульсе развития событий и предотвратить опасную неопределенность намерений и действий обоих правительств»[18]18
  Добрынин А. Сугубо доверительно: Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962–1986 гг.). М.: Автор, 1997. С. 146.


[Закрыть].

Собственно, у США и не было необходимости во вмешательстве – военная победа Израиля была более чем очевидной. Советский Союз оказался в принципиально ином положении. В конечные часы войны 10 июня израильские войска, игнорируя резолюцию Совета Безопасности о прекращении огня, продвинулись к Дамаску. Первый заместитель министра иностранных дел СССР В.В. Кузнецов незамедлительно вызвал посла Израиля в СССР К. Каца и вручил ему ноту, в которой говорилось: «Если Израиль не прекратит немедленно военные действия, Советский Союз совместно с другими миролюбивыми государствами (имелись в виду государства – члены Варшавского договора. – Е. П.) примет в отношении Израиля санкции со всеми вытекающими отсюда последствиями». В ноте было заявлено: «Правительство Союза ССР приняло решение о разрыве дипломатических отношений Советского Союза с Израилем».

Одновременно президенту Джонсону было передано по «горячей линии» уведомление о вынужденной готовности СССР «принять самостоятельное решение» и «предпринять необходимые акции» в случае, если Израиль не прекратит военные действия в ближайшие часы. Предупреждение было очень серьезным, и к нему серьезно отнеслись. Через три часа после вручения советской ноты израильское правительство приняло решение о прекращении военных действий на всех фронтах. Готовность Советского Союза в тот момент пойти на вооруженное вмешательство, чтобы предотвратить захват Дамаска и ликвидацию близкого к СССР, можно сказать, союзного сирийского режима, была очевидной. В Вашингтоне понимали, что Израилю нельзя переходить эту «красную линию», и он ее не перешел.

В то же время СССР был далек от того, чтобы воспользоваться такой ситуацией в интересах военно-политического сближения с теми арабскими режимами, ради спасения которых он готов был пойти на риск применения силы. Много спекуляций по поводу возможности вступления Египта и Сирии в Варшавский договор после их поражения в Шестидневной войне. В данном случае можно сказать, что нет дыма без огня. Действительно, проблема была поднята Насером 21 июня во время пребывания в Каире Подгорного. Первоначально Насер просил придать его визиту конфиденциальный характер, но затем изменил свое решение и прямо поставил перед Подгорным вопрос о новых формах взаимоотношений между ОАР и Советским Союзом, в том числе в военной области. Уточняя, он сказал, что речь идет о формальном отходе Египта от линии неприсоединения. Подгорный ответил, как бы размышляя: «Если, например, официально объявить, что ОАР отходит от политики неприсоединения, то некоторые арабские страны, видимо, отойдут от тесного сотрудничества с ОАР». Было также подчеркнуто, что необходимо глубоко проанализировать все аспекты этого вопроса с точки зрения военной целесообразности, посоветоваться с «братскими социалистическими странами». Из беседы с Насером стало ясно, что он предварительно обсуждал с президентом Сирии Атаси и министром иностранных дел Алжира Бутефликой свое намерение присоединиться к Варшавскому договору. Атаси его полностью поддержал, сказав, что и Сирия должна идти одним путем с Египтом, а Бутефлика «выразил удивление» намерением ОАР.

В конце концов Насер согласился, что отказ ОАР от политики неприсоединения может отрицательно сказаться на положении Объединенной Арабской Республики среди арабских государств в третьем мире в целом и вызовет внутренние проблемы.

У Косыгина нет полномочий, а арабов захлестывают эмоции

23 и 25 июня председатель Совета министров Косыгин и министр иностранных дел Громыко встретились с президентом Джонсоном в небольшом городке Гласборо, штате Нью-Джерси. Большая часть разговора велась Косыгиным и Джонсоном наедине: о ситуации во Вьетнаме – Джонсон вскользь упомянул о возможности прекратить американские бомбардировки, если сразу начнутся переговоры. Косыгин, естественно, затронул вопрос о положении на Ближнем Востоке, где военные действия закончились при оккупации значительных арабских территорий. Джонсон согласился с необходимостью отвода израильских войск с оккупированных территорий, сопровождаемого признанием права Израиля на существование. У Косыгина не было полномочий, как говорится, «положить это согласие на бумагу». Вообще Брежнев очень ревниво относился к его миссии – это была первая советско-американская встреча в верхах без Генерального секретаря и даже именовалась как «промежуточная» перед заседанием Генеральной Ассамблеи ООН, на которую и был направлен Косыгин в качестве главы советской делегации.

Двусмысленное положение председателя советского правительства, не имевшего полномочий, обернулось, как мне представляется, упущенной возможностью связать с выводом израильских войск на позиции, которые они занимали до начала Шестидневной войны, переговоры США с Вьетнамом. А в этом Джонсон был очень заинтересован, в том числе и потому, что надвигались президентские выборы. Конечно, такая увязка не могла быть осуществлена без участия вьетнамцев, однако были основания считать их заинтересованными в советском посредничестве, что практически предложил Джонсон.

Другой и, может быть, даже более значимой упущенной возможностью заставить Израиль уйти с оккупированных территорий было категорическое несогласие арабских стран принять латиноамериканскую резолюцию на Чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которая открылась в июле. Началось с недовольства представителей арабских стран выступлением Косыгина, который, наряду с осуждением Израиля и требованием безотлагательного вывода его войск с захваченных во время 1967 года территорий, заявил о праве Израиля на независимое существование.

В телеграмме, адресованной в ЦК КПСС, Громыко докладывал об обстановке на Генеральной Ассамблее: «Между главами отдельных арабских делегаций отношения с самого начала почти неприязненные… Давление экстремистской, нереалистической линии руководства Алжира и Сирии, безусловно, сказывается на позиции ОАР, Ирака, а также других арабских государств, которые тоже оглядываются на экстремистов, боясь быть обвиненными в излишней уступчивости в пользу признания Израиля как государства».

13 июля на сессии был распространен латиноамериканский проект резолюции. Ее главным пунктом была недопустимость «захвата территории в результате войны» и, следовательно, провозглашение «отвода израильских войск на их первоначальные позиции». Таким образом, в международном документе могла быть зафиксирована необходимость отвода израильских войск со всех территорий, захваченных в войне 1967 года. Однако арабские страны отказались принимать эту резолюцию. Объясняя причину отказа, президент Сирии Атаси заявил: «Мы обсудили этот вопрос на совещании глав арабских государств (саммит проходил в Каире 18 июля. – Е. П.) и отклонили как этот проект, так и все другие проекты резолюций, в которых содержится в какой-либо форме положение о прекращении состояния войны».

После того как арабские страны объявили о своем категорическом неприятии латиноамериканского проекта, Генеральная Ассамблея прекратила свою работу, и ближневосточная проблема была передана в Совет Безопасности ООН. Не сумев преодолеть эмоциональное отношение к событиям, арабская сторона упустила возможность найти благоприятное для себя решение на международном уровне. Латиноамериканская резолюция была более определенной в плане вывода израильских войск со всех оккупированных территорий, чем принятая через четыре месяца резолюция 242 Совета Безопасности ООН. Немаловажное значение имела и обстановка в Израиле, которая в тот момент позволяла надеяться на то, что латиноамериканская резолюция не вызовет активного отторжения политической элитой. Во всяком случае, существовала серьезная разница во мнениях относительно судьбы оккупированных территорий, и не все ключевые фигуры в израильском руководстве высказывались за сохранение их оккупации.

После отторжения арабами латиноамериканского проекта резолюции Генеральной Ассамблеи ООН произошли события, которые, несомненно, оказали влияние на обстановку вокруг урегулирования. В августе на арабской встрече в верхах в Хартуме было единогласно одобрено три «нет»: признанию Израиля, переговорам и миру с ним. Явно ужесточили свою позицию и Соединенные Штаты, отойдя от предложений, поддержанных ими в период Чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи.

Советский Союз продолжал искать выход из создавшегося положения. По указанию из Москвы Добрынин после закрытия Генассамблеи встретился с постоянным представителем США в ООН Голдбергом. Тот своей рукой написал на бумаге компромиссную формулировку, созвучную латиноамериканской резолюции. После месяца тяжелой работы с арабскими странами, непосредственно вовлеченными в Шестидневную войну, советское руководство склонило их к принятию компромисса. Однако 19 октября госсекретарь Раск в беседе с Добрыниным отказался внести в Совет Безопасности ранее согласованный с СССР текст. Не помогло и послание Косыгина, направленное по этому поводу Джонсону.

В конце концов 22 ноября 1967 года при поддержке Советского Союза и Соединенных Штатов была принята резолюция 242 Совета Безопасности, смысл которой сводился к двум моментам: выводу израильских вооруженных сил с оккупированных во время последнего конфликта (то есть войны 1967 года. – Е. П.) территорий и признанию суверенитета, территориальной целостности и политической независимости каждого государства в этом районе (то есть Израиля. – Е. П.). Но эта резолюция, которая конечно же была большим шагом вперед, что доказало время, все-таки имела изъян. В результате сложных компромиссов в резолюции (в ее английском тексте) отсутствовал артикль the перед словом «территории», что позволяло трактовать ее по-разному: Советский Союз настаивал на том, что речь идет о выводе израильских войск со всех оккупированных территорий, Соединенные Штаты отрицали такую интерпретацию. Но не во всем. Характерно, что 2 ноября госсекретарь США Раск сказал египтянам, что Соединенные Штаты будут поддерживать полный вывод израильских войск с Синая (но не с других оккупированных территорий. – Е. П.) в контексте мира с Израилем.

После визита А.А. Громыко в Каир в начале декабря 1968 года советское правительство представило свою позицию по урегулированию. В это время в Вашингтоне уже начался переход власти к новой администрации – президентом стал Ричард Никсон, которому и были переданы советские предложения по всеобщему урегулированию. Однако Никсон и Киссинджер не придали должного значения советским предложениям, одновременно поручив Государственному секретарю Роджерсу и заместителю госсекретаря Сиско провести переговоры с послом СССР Добрыниным. Эти переговоры продолжались на фоне «войны на истощение», которую вел Египет против Израиля. Но после того как 20 июля 1969 года израильские ВВС начали атаковать египетские позиции и к октябрю уничтожили египетскую противовоздушную оборону, переговоры застопорились.

В октябре 1969 года министр иностранных дел Громыко, находясь на сессии Генеральной Ассамблеи в Нью-Йорке, был ознакомлен теперь уже с американским документом – «планом Роджерса». Но этому предшествовала передача Соединенными Штатами Израилю в сентябре самых современных самолетов «Фантом». Естественно, это тоже был не самый лучший фон для конструктивных советско-американских переговоров, тем более что в январе 1970 года Израиль начал использовать эти самолеты для совершения налетов в глубь Египта. Под угрозой стояла Высотная Асуанская плотина, разрушение которой могло поставить вопрос о самом существовании Египта. Председатель Управления по строительству плотины крупный инженер-гидролог министр X. Заки заявил, что в случае, если бомбардировки разрушат плотину, катастрофа постигнет не отдельный район – воды Нила буквально смоют весь Египет. В таких условиях Насер прибыл в Москву, и советское руководство ему обещало быстрое размещение в Египте современной системы ПВО.

19 июня 1970 года Соединенные Штаты в одностороннем порядке без предварительной консультации с Москвой призвали обе стороны прекратить огонь. Советский Союз, несмотря на такую односторонность действий США, будучи заинтересованным в прекращении огня, рекомендовал Египту согласиться с американским предложением.

Поражение египетской военной буржуазии, или Как Насер защитил советских журналистов

После окончания войны резко обострились отношения между президентом Насером и маршалом Амером. Положение Москвы в отношении этого конфликта было нелегким. Амер, который в течение всех лет после революции руководил вооруженными силами Египта, был партнером наших военных. Не только Насеру, но и ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Но советская разведка донесла, что Амер готовится выехать в зону Суэцкого канала в расположение преданных ему частей и продиктовать Насеру ультимативные требования, а в случае отказа их принять устранить его. В таких условиях в Москве не было никаких сомнений в том, что СССР не может оставаться нейтральным – все возможности были сориентированы на поддержку президента Египта.

Для Насера столкновение с Амером возникло не на ровном месте. Амер, безраздельно контролирующий армию, представлял собой параллельный центр силы в Египте, несмотря на то что Насер пользовался огромной поддержкой среди населения. Еще в 1962 году он бросил вызов Насеру, пригрозив отставкой, если его лишат, по сути, бесконтрольного командования египетскими вооруженными силами. Насер тогда отступил. После войны 1967 года, показавшей никчемность амеровского руководства армией, Насер уже не отступал. После военного поражения в египетском руководстве было признано необходимым провести перестановки в командовании вооруженных сил. В числе других был отстранен маршал Амер. За ним, однако, был оставлен пост первого вице-президента. Но Амер не смирился с этим решением.

Особая ответственность за поражение лежала на прежнем руководстве военно-воздушных сил ОАР, которое, зная о готовящемся израильском ударе, не приняло должных подготовительных мер. Но ряд генералов и высших офицеров ВВС, которые должны были понести ответственность, продолжительное время скрывались от ареста, найдя убежище в доме Амера. Вскоре резиденция Амера в центре Каира стала как бы центром оппозиции правительству Насера. Сюда втайне доставлялось оружие. Дом охранялся специальным отрядом, навербованным из крестьян поместья, принадлежащего одному из братьев Амера.

Насер не раз пытался объяснить Амеру всю серьезность положения. Он неоднократно встречался с ним. Между тем поступали достоверные сообщения, что Амер и его группа начали активную подготовку к выступлению. Оно было приурочено к 27 августа. В этот день Амер должен был прибыть в штаб Восточной зоны, расположенной в районе Суэцкого канала. Предполагалось, что его будут сопровождать 150 курсантов училища «Коммандос» во главе с их командиром, вовлеченным в заговор. Одновременно бывший военный министр Шаме эд-Дин Бадран должен был прибыть в штаб 4-й дивизии, захватить командование над ней и направить ее в Каир. Бывшему министру внутренних дел Радвану поручалось взять на себя обеспечение безопасности в Каире. Предполагалось провести серию молниеносных арестов людей из окружения президента. После этого Амер «на белом коне» должен был возвратиться в Каир. «Пусть Насер увидит, что произойдет», – сказал он.

Все эти факты вскрылись накануне отъезда президента Насера на арабскую конференцию в верхах в Хартуме. Далее события развивались следующим образом. Амер был вызван к Насеру. В присутствии вице-президентов Закарии Мохиэддина, Хусейна аш-Шафии и председателя Национального собрания Анвара Садата ему было объявлено решение о наложении на него домашнего ареста и об аресте скрывавшихся в его доме высших офицеров и конфискации имевшегося там оружия. Был создан военный трибунал. Амер застрелился.

Сразу после окончания войны 1967 года в Каир приехал редактор «Правды» по странам Азии и Африки Игорь Петрович Беляев. С ним вместе мы написали ряд статей, которые были помещены в «Правде» и в еженедельнике «За рубежом». В этих статьях без всяких прикрас показывалась сложная социально-экономическая обстановка в Египте. Мы не просто описывали события, но пытались их анализировать. А анализ неизбежно приводил к выводу о целом ряде органичных слабостей режима, установленного в Египте после краха колониальной системы.

Перед июльской революцией правящая элита Египта устойчиво формировалась из представителей королевского двора, крупных земельных собственников, промышленников и финансистов. После революции 1952 года не только правящая элита, но и бюрократия сверху донизу стала формироваться из офицеров. Выходя в отставку, они занимали самые различные посты в государственном аппарате, сохраняя при этом свои кастовые профессиональные связи. Многие офицеры, и находящиеся на службе, и ушедшие в отставку, использовали свое влиятельное положение в обществе для того, чтобы извлечь выгоду для себя или для группы людей, связанных с ними. В Египте сложилась опасная диспропорция: с одной стороны, осуществлялись реформы в интересах народных масс, с другой – результатами этих реформ все больше пользовалась адаптирующаяся к новым условиям «военная буржуазия».

В войне 1967 года проявилось то, что уже было заложено раньше: офицеры, ставшие «военным классом», «военной буржуазией», настроенные против линии на проведение глубоких социальных преобразований, практически оказались не готовы к выполнению своего служебного и патриотического долга. «Трудно представить себе, что генералы или высшие офицеры, интересы чьих семей ущемлялись проводимыми реформами, могли с энтузиазмом поддержать эти реформы, всю внутреннюю политику президента Насера», – писали мы. Офицеры и генералы пользовались привилегиями для повышения собственного благосостояния. Уходя из армии по истечении срока службы, они, как правило, занимали высокие посты на «гражданке», получая широкие возможности для обогащения. Появился тип офицера-дельца, который больше был озабочен бизнесом, чем боевой подготовкой солдат и сержантов.

По нашему мнению, индивидуальные замены, проведенные в армии сразу после военного поражения, не представляли собой решение проблемы. «Военная буржуазия» как социальный слой сохранялась. Руководство ОАР предпочитало решениям снизу решения сверху. И в этом была его слабость. «В самом деле, – писали мы с И.П. Беляевым, – можно сместить генералитет, но не решить других важных задач, связанных с будущим страны… Почти все, с кем нам пришлось встречаться, считают, что фронт, на котором произойдет главная схватка, – внутренняя политика. Демократия? Конечно да. Народ, особенно его прогрессивные силы, ждет, что его услугами воспользуются во всем, начиная с управления хозяйством в маленькой деревне до планирования в общенациональном масштабе».

К сожалению, события, особенно после смерти Насера, эти ожидания не оправдали.

Статьи шли вразрез с устоявшимися в Международном отделе ЦК, точнее, у заместителя заведующего отделом Р.А. Ульяновского взглядами о том, что социалистическая ориентация не может стать жертвой именно внутреннего развития, породив новую, причем проникающую во все поры жизни общества военную буржуазию. По этому поводу Ульяновский решил написать против нас записку в Секретариат ЦК. Неизвестно, как повлияла бы на нашу деятельность в то время эта записка, если бы не Гамаль Абдель Насер. Ему перевели наши статьи, и на очередной встрече с советским послом он сказал ему, что прочел их и солидарен с выводами авторов. Посол сообщил об этом в Москву, и записка в Секретариат ЦК осталась на столе у Ульяновского.

А сегодня к нашему анализу можно было бы добавить с большей, чем в то время, определенностью, что именно внутренние противоречия, обострившиеся в Египте и некоторых других арабских странах, обозначили предел поступательного развития арабского национализма в его первозданном виде. Не существовала и социалистическая альтернатива, к которой мы тогда подталкивали арабские страны. Ослабевали лозунги арабского социализма, начинала трещать по всем швам модель некапиталистического развития.